29.05.2003
Подробнее
30-летию спектакля «Царь Фёдор Иоаннович» посвящается...
30-летию спектакля «Царь Фёдор Иоаннович» посвящается...
30-летию спектакля «Царь Фёдор Иоаннович» посвящается...
Трагедия «Царь Федор Иоаннович» — центральная часть трилогии «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Фёдор Иоаннович» и «Царь Борис» знаменитого драматурга Алексея Константиновича Толстого(1817-1865 г.г.) о трёх русских государях, об их судьбах, неразрывно связанных с историей России.
29 мая 1973 года в Малом театре состоялась Премьера спектакля «Царь Фёдор Иоаннович», поставленного замечательным режиссёром Борисом Ивановичем Равенских. С тех пор прошло тридцать лет, но спектакль по-прежнему любим зрителями, собирает аншлаги и неизменно открывает новые театральные сезоны Государственного Академического Малого театра.
Осуществить постановку спектакля с исторической тематикой всегда очень сложно и ответственно, потому что события, которые будут разворачиваться на сцене, когда-то были реальными событиями — составным звеном цепи Российской истории. Ответственны режиссёр, композитор, художник, гримёры, актёры, словом, все те, кто причастен к созданию спектаклю. Их задача — максимально точно показать
определённый исторический период, передать его дух, воссоздать атмосферу.
Поэтому, прежде чем говорить о самом спектакле «Царь Фёдор Иоаннович», необходимо чётко представлять, кем же он был — царь Фёдор — в какую эпоху жил и царствовал.
Царь Фёдор Иоаннович родился 31 мая 1557 года в Москве и был третьим по старшинству сыном Ивана Грозного. В 1584 году после смерти своего отца, в двадцать семь лет, он унаследовал Российский престол.
Царь Фёдор был известен необыкновенной кротостью, соединенной, как писал Н.М.Карамзин, «с умом робким, с набожностью беспредельною, с равнодушием к мирскому величию. На громоносном престоле свирепого мучителя, продолжал Н.М.Карамзин, — Россия увидела постника и молчальника, более для кельи и пещеры, нежели для власти державной рожденного».
Добрый, кроткий и милостивый царь мог стать сбывшейся мечтой истерзанной Иваном Грозным России. Н.М.Карамзин писал о первых днях правления Фёдора Иоанновича так: «Когда Фёдор, утомленный мирским великолепием, искал отдохновения в набожности; когда, прервав блестящие забавы и пиры, в виде смиренного богомольца ходил пешком из монастыря в монастырь, в Лавру Сергиеву и в иные святые обители, вместе с супругой, провождаемую знатнейшими боярами и целым полком особенных царицыных телохранителей... в то время правительство уже неусыпно занималось важными делами государственными, исправляло злоупотребление властью, утверждало безопасность внутреннюю и внешнюю. Во всей России, как в счастливые времена... сменили худых наместников, воевод и судей, избрав лучших; грозя казнию за неправду, удвоили жалование чиновников, чтобы они могли пристойно жить без лихоимства; вновь устроили войско и двинули туда, где надлежало восстановить честь оружия или спокойствие отечества». Со временем, Фёдор Иоаннович, «тяготясь власти державной», передал все дела по управлению государством в руки Бориса Фёдоровича Годунова, брата своей жены Ирины. Таким образом царь Фёдор Иоаннович стал царствовать, но не править.
Борис Годунов оказался умным, хитрым и искусным политиком. Ближайшие к престолу бояре были очень недовольны его возвышением, но Годунов сумел с ними справиться. Одним из немногих решений самого Федора Иоанновича было утверждение в России в 1589 году патриаршества.
В 1591 году крымский хан Казы-Гирей попытался совершить набег на Москву. Его разбили под стенами города недалеко от Данилова монастыря. Это был последний татарский набег на столицу Российского государства.
В царствование Фёдора Иоанновича на Белом море был заложен город Архангельск, а в Сибири построены крепости Тобольск, Пелым, Березов, Обдорск (в настоящее время Салехард) и другие.
Царь Фёдор Иоаннович, искренне любимый своим народом, умер 7 января 1598 года в Москве и похоронен в Архангельском соборе Московского Кремля. С его смертью прервалась династия Рюриковичей, которым, по словам Н.М.Карамзина, «Россия обязана бытием, именем и величием».
Из воспоминаний коллег и друзей Б.И.Равенских известно, что при постановке спектакля «Царь Фёдор Иоаннович» для режиссера главным в пьесе был ее нравственный конфликт: трагедия царя Федора, сына Иоанна Грозного — трагедия бессильной доброты. Самым высоким душевным качествам Федора не находится места в этом жестоком мире. Обреченный на власть, правящий на перекрестке двух страшных эпох, царь не в силах бороться со злом, но не может и примириться с ним.
Музыка к спектаклю была написана Георгием Свиридовым. Малый театр считает за честь иметь среди своих авторов этого величайшего отечественного композитора. Театр является единственным драматическим театром в России, который имеет право ставить его славное имя на своей афише. Первое обращение к драматургии А.К.Толстого оказалось удачным, и театр впоследствии осуществил постановки двух других пьес трилогии, выпустив спектакли «Царь Иоанн Грозный» и «Царь Борис». Знаменитая драматическая трилогия, идущая на прославленной сцене Малого театра, теперь уже не мыслима без удивительной, прекрасной музыки Георгия Свиридова. Музыка, специально написанная композитором для спектаклей Малого театра, является одним из тех духовных сокровищ, которые были накоплены старейшим драматическим театром России. Наверное, не найдётся человека, побывавшего на спектакле Малого театра, в котором звучит изумительная музыка Георгия Свиридова, и не ощутившего при этом на себе огромную силу её эмоционального воздействия. Театр считает Георгия Свиридова полноправным соавтором А.К.Толстого. Имена этих двух великих творцов — драматурга и композитора — для Малого театра неразрывно связаны и неотделимы.
Оформление спектакля, созданное художником Е.И.Куманьковым, также передает дух эпохи и символику произведения. Замечательные декорации, костюмы и грим подлинно отражают атмосферу и быт Российского государства в XVI веке.
В спектакле много ярких актерских работ. Хотелось бы отметить некоторые из них. Как известно, первым исполнителем роли царя Фёдора стал И.М.Смоктуновский. Однако через некоторое время артист перешел во МХАТ, и Фёдора стал играть Ю.М.Соломин. Эта роль и поныне — в его репертуаре. Ю.М.Соломин играет удивительно органично. Добродушная веселость, мягкость, нерешительность во всем, что не касается самого важного — человеческой жизни. Эмоции, и слова, и слезы — все истинное — идет из глубины души — он крайне сопереживает своему герою и вызывает у зрителей и печаль, и радость, а главное — глубочайшее уважение к великому мастерству Актера. Э.Е.Марцевич, играющий в очередь с Юрием Соломиным, тоже замечательно исполняет роль мягкого и доброго, беззащитного перед злом царя. Он подаёт образ очень искренне, с большой теплотой. Чувствуется, что сам актёр разделяет сомнения и переживания своего героя, страдающего от жестокости окружающего мира.
Наверное, только один человек понимает и разделяет все эти чувства Фёдора — его жена Ирина, сестра Бориса Годунова. Роль царицы Ирины Фёдоровны, которую царь ласково и любя зовёт «Аринушкой», исполняют в очередь Т.Н.Лебедева и Л.В.Титова. Обе актрисы очень точно передают искреннюю любовь Ирины к своему супругу, её стремление помочь, поддержать, уберечь Фёдора от ошибок. Но Фёдор Иоаннович, в силу судьбы, в первую очередь, — государь Российский. Ему тяжело от этой мысли, власть не опьяняет его, а напротив — подавляет своим тяжёлым прессом. Фёдор мечтает быть простым человеком, любимым и любящим мужем. В то же время, он не может бросить Россию на произвол судьбы, очевидно, понимая, к чему это может привести. И царь решается доверить власть в отечестве близкому человеку — брату любимой жены, в котором видит волевого и крупного государственного деятеля, любящего Россию.
Борис Годунов в исполнении В.И.Коршунова получился чрезвычайно благородным. Видя такого Годунова, трудно поверить историческим фактам, свидетельствующим о том, что он шёл к вершинам власти исключительно по трупам. В образе Годунова чувствуется крепкий государственник, умный и сдержанный политик. Он не жесток, а скорее тверд — несмотря на все злодеяния, он не вызывает отрицательных эмоций.
Виктор Иванович Коршунов в течение всех этих тридцати лет является единственным, бессменным исполнителем роли Бориса Годунова. Он не пропустил ни одного представления «Царя Фёдора Иоанновича»! Эта прекрасная, феноменальная работа Коршунова делает спектакль, по истине, уникальным.
«Царь Фёдор Иоаннович» очень любим зрителями, в первую очередь, наверное, потому что пронизан каким — то необыкновенным душевным теплом, несмотря на всю трагедию происходящего, которая раскрывается с каждым новым событием. Этот спектакль заставляет задуматься над человеческими судьбами, взаимоотношениями, над историей России — жестокой, но великой.
Блестящий актёрский ансамбль, замечательная режиссура, великолепная сценография, музыка, звучание хоровой капеллы имени А.Юрлова стали залогом того феноменального успеха спектакля, который позволяет ему вот уже тридцать лет украшать собою репертуарную афишу театра. Триумфальными оказываются и все зарубежные гастроли этого спектакля. Зрители Греции, Израиля, Болгарии, Чехии, Югославии, Германии, Японии рукоплескали искусству Малого театра и отдавали должное высочайшему уровню русской национальной театральной культуры.
Хочется пожелать этому замечательному спектаклю ещё более долгой сценической жизни на радость зрителям.
Огромное спасибо всем тем людям, которые принимали участие в создании спектакля «Царь Фёдор Иоаннович», всем, кто в течение тридцати лет поддерживал и сохранял его самобытность; всем актёрам и актрисам, замечательно исполняющим свои роли. Спасибо Вам за то, что так щедро делитесь с нами, зрителями, своим духовным богатством, делая мир вокруг светлее и добрее!
Надежда Сорокина
При подготовке материала использована информация с интернет сайтов http://znat.narod.ru, http://afisha.netcity.ru, http://tinout.ru, www.mmv.ru;
из книг «Г.В. Свиридов. К 80-летию со дня рождения композитора» М., 1995.; «Царские династии: от Руси к России» М., 2001., а также личные впечатления автора от спектакля ГАМТ «Царь Фёдор Иоаннович».
Трагедия «Царь Федор Иоаннович» — центральная часть трилогии «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Фёдор Иоаннович» и «Царь Борис» знаменитого драматурга Алексея Константиновича Толстого(1817-1865 г.г.) о трёх русских государях, об их судьбах, неразрывно связанных с историей России.
29 мая 1973 года в Малом театре состоялась Премьера спектакля «Царь Фёдор Иоаннович», поставленного замечательным режиссёром Борисом Ивановичем Равенских. С тех пор прошло тридцать лет, но спектакль по-прежнему любим зрителями, собирает аншлаги и неизменно открывает новые театральные сезоны Государственного Академического Малого театра.
Осуществить постановку спектакля с исторической тематикой всегда очень сложно и ответственно, потому что события, которые будут разворачиваться на сцене, когда-то были реальными событиями — составным звеном цепи Российской истории. Ответственны режиссёр, композитор, художник, гримёры, актёры, словом, все те, кто причастен к созданию спектаклю. Их задача — максимально точно показать
определённый исторический период, передать его дух, воссоздать атмосферу.
Поэтому, прежде чем говорить о самом спектакле «Царь Фёдор Иоаннович», необходимо чётко представлять, кем же он был — царь Фёдор — в какую эпоху жил и царствовал.
Царь Фёдор Иоаннович родился 31 мая 1557 года в Москве и был третьим по старшинству сыном Ивана Грозного. В 1584 году после смерти своего отца, в двадцать семь лет, он унаследовал Российский престол.
Царь Фёдор был известен необыкновенной кротостью, соединенной, как писал Н.М.Карамзин, «с умом робким, с набожностью беспредельною, с равнодушием к мирскому величию. На громоносном престоле свирепого мучителя, продолжал Н.М.Карамзин, — Россия увидела постника и молчальника, более для кельи и пещеры, нежели для власти державной рожденного».
Добрый, кроткий и милостивый царь мог стать сбывшейся мечтой истерзанной Иваном Грозным России. Н.М.Карамзин писал о первых днях правления Фёдора Иоанновича так: «Когда Фёдор, утомленный мирским великолепием, искал отдохновения в набожности; когда, прервав блестящие забавы и пиры, в виде смиренного богомольца ходил пешком из монастыря в монастырь, в Лавру Сергиеву и в иные святые обители, вместе с супругой, провождаемую знатнейшими боярами и целым полком особенных царицыных телохранителей... в то время правительство уже неусыпно занималось важными делами государственными, исправляло злоупотребление властью, утверждало безопасность внутреннюю и внешнюю. Во всей России, как в счастливые времена... сменили худых наместников, воевод и судей, избрав лучших; грозя казнию за неправду, удвоили жалование чиновников, чтобы они могли пристойно жить без лихоимства; вновь устроили войско и двинули туда, где надлежало восстановить честь оружия или спокойствие отечества». Со временем, Фёдор Иоаннович, «тяготясь власти державной», передал все дела по управлению государством в руки Бориса Фёдоровича Годунова, брата своей жены Ирины. Таким образом царь Фёдор Иоаннович стал царствовать, но не править.
Борис Годунов оказался умным, хитрым и искусным политиком. Ближайшие к престолу бояре были очень недовольны его возвышением, но Годунов сумел с ними справиться. Одним из немногих решений самого Федора Иоанновича было утверждение в России в 1589 году патриаршества.
В 1591 году крымский хан Казы-Гирей попытался совершить набег на Москву. Его разбили под стенами города недалеко от Данилова монастыря. Это был последний татарский набег на столицу Российского государства.
В царствование Фёдора Иоанновича на Белом море был заложен город Архангельск, а в Сибири построены крепости Тобольск, Пелым, Березов, Обдорск (в настоящее время Салехард) и другие.
Царь Фёдор Иоаннович, искренне любимый своим народом, умер 7 января 1598 года в Москве и похоронен в Архангельском соборе Московского Кремля. С его смертью прервалась династия Рюриковичей, которым, по словам Н.М.Карамзина, «Россия обязана бытием, именем и величием».
Из воспоминаний коллег и друзей Б.И.Равенских известно, что при постановке спектакля «Царь Фёдор Иоаннович» для режиссера главным в пьесе был ее нравственный конфликт: трагедия царя Федора, сына Иоанна Грозного — трагедия бессильной доброты. Самым высоким душевным качествам Федора не находится места в этом жестоком мире. Обреченный на власть, правящий на перекрестке двух страшных эпох, царь не в силах бороться со злом, но не может и примириться с ним.
Музыка к спектаклю была написана Георгием Свиридовым. Малый театр считает за честь иметь среди своих авторов этого величайшего отечественного композитора. Театр является единственным драматическим театром в России, который имеет право ставить его славное имя на своей афише. Первое обращение к драматургии А.К.Толстого оказалось удачным, и театр впоследствии осуществил постановки двух других пьес трилогии, выпустив спектакли «Царь Иоанн Грозный» и «Царь Борис». Знаменитая драматическая трилогия, идущая на прославленной сцене Малого театра, теперь уже не мыслима без удивительной, прекрасной музыки Георгия Свиридова. Музыка, специально написанная композитором для спектаклей Малого театра, является одним из тех духовных сокровищ, которые были накоплены старейшим драматическим театром России. Наверное, не найдётся человека, побывавшего на спектакле Малого театра, в котором звучит изумительная музыка Георгия Свиридова, и не ощутившего при этом на себе огромную силу её эмоционального воздействия. Театр считает Георгия Свиридова полноправным соавтором А.К.Толстого. Имена этих двух великих творцов — драматурга и композитора — для Малого театра неразрывно связаны и неотделимы.
Оформление спектакля, созданное художником Е.И.Куманьковым, также передает дух эпохи и символику произведения. Замечательные декорации, костюмы и грим подлинно отражают атмосферу и быт Российского государства в XVI веке.
В спектакле много ярких актерских работ. Хотелось бы отметить некоторые из них. Как известно, первым исполнителем роли царя Фёдора стал И.М.Смоктуновский. Однако через некоторое время артист перешел во МХАТ, и Фёдора стал играть Ю.М.Соломин. Эта роль и поныне — в его репертуаре. Ю.М.Соломин играет удивительно органично. Добродушная веселость, мягкость, нерешительность во всем, что не касается самого важного — человеческой жизни. Эмоции, и слова, и слезы — все истинное — идет из глубины души — он крайне сопереживает своему герою и вызывает у зрителей и печаль, и радость, а главное — глубочайшее уважение к великому мастерству Актера. Э.Е.Марцевич, играющий в очередь с Юрием Соломиным, тоже замечательно исполняет роль мягкого и доброго, беззащитного перед злом царя. Он подаёт образ очень искренне, с большой теплотой. Чувствуется, что сам актёр разделяет сомнения и переживания своего героя, страдающего от жестокости окружающего мира.
Наверное, только один человек понимает и разделяет все эти чувства Фёдора — его жена Ирина, сестра Бориса Годунова. Роль царицы Ирины Фёдоровны, которую царь ласково и любя зовёт «Аринушкой», исполняют в очередь Т.Н.Лебедева и Л.В.Титова. Обе актрисы очень точно передают искреннюю любовь Ирины к своему супругу, её стремление помочь, поддержать, уберечь Фёдора от ошибок. Но Фёдор Иоаннович, в силу судьбы, в первую очередь, — государь Российский. Ему тяжело от этой мысли, власть не опьяняет его, а напротив — подавляет своим тяжёлым прессом. Фёдор мечтает быть простым человеком, любимым и любящим мужем. В то же время, он не может бросить Россию на произвол судьбы, очевидно, понимая, к чему это может привести. И царь решается доверить власть в отечестве близкому человеку — брату любимой жены, в котором видит волевого и крупного государственного деятеля, любящего Россию.
Борис Годунов в исполнении В.И.Коршунова получился чрезвычайно благородным. Видя такого Годунова, трудно поверить историческим фактам, свидетельствующим о том, что он шёл к вершинам власти исключительно по трупам. В образе Годунова чувствуется крепкий государственник, умный и сдержанный политик. Он не жесток, а скорее тверд — несмотря на все злодеяния, он не вызывает отрицательных эмоций.
Виктор Иванович Коршунов в течение всех этих тридцати лет является единственным, бессменным исполнителем роли Бориса Годунова. Он не пропустил ни одного представления «Царя Фёдора Иоанновича»! Эта прекрасная, феноменальная работа Коршунова делает спектакль, по истине, уникальным.
«Царь Фёдор Иоаннович» очень любим зрителями, в первую очередь, наверное, потому что пронизан каким — то необыкновенным душевным теплом, несмотря на всю трагедию происходящего, которая раскрывается с каждым новым событием. Этот спектакль заставляет задуматься над человеческими судьбами, взаимоотношениями, над историей России — жестокой, но великой.
Блестящий актёрский ансамбль, замечательная режиссура, великолепная сценография, музыка, звучание хоровой капеллы имени А.Юрлова стали залогом того феноменального успеха спектакля, который позволяет ему вот уже тридцать лет украшать собою репертуарную афишу театра. Триумфальными оказываются и все зарубежные гастроли этого спектакля. Зрители Греции, Израиля, Болгарии, Чехии, Югославии, Германии, Японии рукоплескали искусству Малого театра и отдавали должное высочайшему уровню русской национальной театральной культуры.
Хочется пожелать этому замечательному спектаклю ещё более долгой сценической жизни на радость зрителям.
Огромное спасибо всем тем людям, которые принимали участие в создании спектакля «Царь Фёдор Иоаннович», всем, кто в течение тридцати лет поддерживал и сохранял его самобытность; всем актёрам и актрисам, замечательно исполняющим свои роли. Спасибо Вам за то, что так щедро делитесь с нами, зрителями, своим духовным богатством, делая мир вокруг светлее и добрее!
Надежда Сорокина
При подготовке материала использована информация с интернет сайтов http://znat.narod.ru, http://afisha.netcity.ru, http://tinout.ru, www.mmv.ru;
из книг «Г.В. Свиридов. К 80-летию со дня рождения композитора» М., 1995.; «Царские династии: от Руси к России» М., 2001., а также личные впечатления автора от спектакля ГАМТ «Царь Фёдор Иоаннович».
14.05.2003
Подробнее
14 мая родилась Лилия Витальевна Юдина — известная актриса театра и кино, народная артистка России. Поздравляем Лилию Витальевну с днём рождения! Крепкого здоровья, счастья, новых творческих удач!
14 мая родилась Лилия Витальевна Юдина — известная актриса театра и кино, народная артистка России.
Поздравляем Лилию Витальевну с днём рождения! Крепкого здоровья, счастья, новых творческих удач!
Поздравляем Лилию Витальевну с днём рождения! Крепкого здоровья, счастья, новых творческих удач!
14 мая родилась Лилия Витальевна Юдина — известная актриса театра и кино, народная артистка России. В Малом театре Лилия Витальевна работает с 1953 года. В её репертуаре такие классические и современные роли, как Абигайль («Стакан воды» Э.Скриба), Элиза Дулитл («Пигмалион» Д.Б.Шоу), леди Уиндермиер («Веер леди Уиндермиер» О.Уайльда), Регина («Привидения» Г.Ибсена), Софья («Горе от ума» А.С.Грибоедова), Бекки Шарп («Ярмарка тщеславия» У.Теккерея), Регана («Король Лир» У.Шекспира), Глафира («Волки и овцы» А.Н.Островского), Поликсена («Правда – хорошо, а счастье лучше» А.Н.Островского), Шурочка («Иванов» А.П.Чехова), Юлия Филипповна («Дачники» М.Горького), Коринкина («Без вины виноватые» А.Н.Островского), Снежная королева в одноимённой сказке Е.Л.Шварца, Гурмыжская («Лес» А.Н.Островского) и многие другие. В настоящее время Лилия Витальевна репетирует роль ослепительной Андулы в спектакле «Это было недавно, это было давно» по Иржи Губачу (режиссёр Владислав Константинов; премьера намечена на следующий сезон).
Лилия Юдина успешно снимается в кино. Среди фильмов с её участием – «Чайковский», «Опасные тропы», «Стакан воды». И, конечно же, нельзя не отметить две картины — «На подмостках сцены», где Юдина сыграла мечтающую стать актрисой Лизочку Синичкину, и «Майскую ночь», в которой она предстала в образе прекрасной Панночки.
Поздравляем народную артистку России Лилию Витальевну Юдину с днём рождения! Крепкого здоровья, счастья, новых творческих удач!
Лилия Юдина успешно снимается в кино. Среди фильмов с её участием – «Чайковский», «Опасные тропы», «Стакан воды». И, конечно же, нельзя не отметить две картины — «На подмостках сцены», где Юдина сыграла мечтающую стать актрисой Лизочку Синичкину, и «Майскую ночь», в которой она предстала в образе прекрасной Панночки.
Поздравляем народную артистку России Лилию Витальевну Юдину с днём рождения! Крепкого здоровья, счастья, новых творческих удач!
12.05.2003
Подробнее
Театр военных действий. Элина Быстрицкая: «Первый комплимент мне сделали во время войны».
Театр военных действий.
Элина Быстрицкая: «Первый комплимент мне сделали во время войны».
Элина Быстрицкая: «Первый комплимент мне сделали во время войны».
Театр военных действий.
Элина Быстрицкая: «Первый комплимент мне сделали во время войны».
Каждый год 9 мая она достает из шкафа свои фронтовые награды. Бережно пристегивает «знаки отличия» на строгий пиджак. Этой традиции уже 58 лет.
Не удивляйтесь, с войной народная артистка Советского Союза Элина Быстрицкая столкнулась лицом к лицу, когда ей было всего 13…
— В начале 40-х мой папа работал военным врачом на Черниговщине, в маленьком городке Нежин. Утром 22 июня 1941 года мы даже не догадывались, что на границах немцы уже вовсю бомбят наши территории. Папа был общественником. Часов в десять утра убежал читать лекцию. Я помню, как в полдень в окне нашего дома показалась морда лошади. На ней был вестовой, который передал пакет для отца. Когда папа вернулся домой, он прочитал письмо и сказал: «Я этого ждал». Взял небольшой чемоданчик, который всегда был собран на случай чрезвычайной ситуации, поцеловал маму, нас с сестрой и ушел. Ночевать он не пришел.
Госпиталь в Нежине открыли на следующий день. И я, несмотря на свой юный возраст, напросилась туда помогать выхаживать раненых.
— Мама не была против?
— С одной стороны, мама очень переживала за меня, а с другой — радовалась тому, что я ежеминутно находилась под ее присмотром. Она ведь тоже решила работать в госпитале. Причем у нас с ней не было никакой медицинской подготовки, но мы были согласны на любой труд. В те страшные дни все жены и дети военных помогали своим мужьям и отцам.
— Чем же в 13 лет вы могли помочь фронту?
— Сперва комиссар спросил меня: «Читать умеешь?». Я так обиделась — в школе же была отличницей. Первые дни мне приходилось читать раненым, писать за них письма. Но ведь наш госпиталь находился в нескольких километрах от линии фронта, и раненые поступали большими партиями. Поэтому я решила отучиться на двухмесячных курсах, которые давали право работать в составе младшего медперсонала. После окончания учебы мне разрешили брать у раненых кровь. Я помню, как солдаты, измученные страшными болями, говорили: «Пусть та, с косичками, придет, тогда дам кровь».
— Неужели не боялись?
— Нет, но я помню, как страшно было возвращаться ночью из госпиталя. Южные ночи очень темные. Я шла, не понимая, куда ступают ноги, темнотища вокруг — хоть глаз выколи. Однажды не выдержала и попросила раненого солдатика: «Заточите мне, пожалуйста, расческу. Так, на всякий случай». Это тайное «оружие» всегда лежало в кармане моей шинели. Даже мама не знала об этом. По наивности думала, что если фашист на меня нападет, то сумею за себя постоять. Сейчас это трудно понять... Я помню эти общественные уборные, где на перегородках сидели большущие крысы. Страшно — жуть! Как выжили, как прошли через все это, не понимаю…
— Но война страшна не только крысами в уборных?
— Я увидела столько боли и страданий, что казалось, удивить меня нельзя ничем. Бомбежки, оторванные руки-ноги, убитые люди — все стало привычным. Однажды со мной случился нервный срыв. Я просто шла по полю, наступила на холмик, а оттуда — крик. Первое, что пришло в голову, — захоронили живого человека. Но оказалось, что это был вздувшийся труп... Об этом даже не хочется говорить. Еще запомнился один случай. Когда мы отступали, нас остановили на каком-то полустаночке и долго не отправляли дальше. Я решила прогуляться по станции и набрела на развороченный снарядами почтовый вагон. Порывистый ветер выдувал в степь огромные охапки писем. Степь черная, обугленная... А эти белые треугольнички летят аж до самого горизонта. И сколько судеб в этих письмах. А в то время папа находился в окружении, и мы так ждали от него письма! Я маму пыталась убедить, что наше письмо было среди них... Понимаете, приходилось придумывать, как выжить. Я и придумываю до сих пор. Наверное, поэтому я такая оптимистка.
— За работу вам платили?
— В госпитале мне начисляли зарплату и выдавали еду. Но ни в каких кадровых бумагах я не числилась — детский труд-то был запрещен. Официально война этого ограничения не снимала. Интересно, что после победы, когда мне нужно было получить документы участницы войны, мне поверили только потому, что фамилию нашли в продовольственных карточках.
— На войне раненые солдаты зачастую влюблялись в молоденьких сестричек. Вы наверняка были всеобщей любимицей?
— Однажды со мной произошел забавный случай. В Одессе, мне тогда шел 16-й год, к нам поступил тяжелораненый. Ему нужно было срочно сделать переливание крови. И подходила только первая группа — то есть моя. Меня срочно вызвали в палату. В госпитале было заведено — донор должен ухаживать за тем раненым, с которым поделился кровью. И я частенько навещала того солдатика, приносила ему кое-что из продуктов. Когда я появлялась, он очень стеснялся. Наконец его отправили в команду выздоравливающих. Я поехала к нему, а он меня практически выгнал. Я очень расстроилась — не поняла, в чем дело. А оказывается, над моим раненым начали подсмеиваться товарищи — подумали, что я в него влюбилась. Кстати, ко мне раненые относились очень бережно. Видели, что совсем молодая девчонка.
— Но все же знаки внимания оказывали?
— Не поверите, но первый комплимент мне сделали во время войны. Один из раненых — высокий, с перебинтованной головой — сказал своему товарищу: «Посмотри, какая хорошенькая девушка». Я тоже захотела посмотреть на эту красотку. Повернулась — а кроме меня, никого из девушек рядом нет. Пришла домой и долго глядела в зеркало — пыталась понять, что же это значит. Родители нам с сестричкой всегда говорили, что в человеке внешность не так уж и важна.
— В фронтовом госпитале оставалось место мирному досугу?
— В госпитале стояло пианино. Помню, как один из раненых аккомпанировал товарищу, тот пел какую-то песенку. Частенько приезжала самодеятельность, ставили спектакли.
— И, конечно, вы в них играли?
— Что вы, я даже и не думала тогда об этом. Мне хотелось стать врачом, как папа.
— Элина Авраамовна, по национальности вы — еврейка. Не боялись, что если попадете в плен, то это — концлагерь и верная смерть?
— В нашей семье эта тема не обсуждалась. Но все же когда папа попал в окружение, ему сделали новый паспорт, где он был записан русским. Но все же наша национальность погубила бабушку Марию и тетушку Рэвэкку. Мы не смогли их вывести из Киева. Их расстреляли...
— От немцев много пришлось отступать?
— Первые месяцы войны мы отступали постоянно. Впервые — в конце июля. Госпиталь погрузили по вагонам, а аптеку и лабораторию в машины. Я ехала в машине. Помню, едем мы по широкой дороге, а по обе стороны горят хлеба. Чтобы ничего не досталось немцам, специально поджигали огромные поля. Это был приказ. Даже не подумали, что наши люди будут голодать. Я до сих пор помню ярко-красный горизонт… От огня и стрельбы он был такого цвета. Под Харьковом, в Водне, нас погрузили в «теплушки». По обе стороны нары в два этажа. Никаких удобств. Помню, с нами ехал пожилой дедушка — терапевт Быховский. У него был внук Вовочка, который постоянно плакал. Он всегда вставал к нему и ударялся головой о доску. В конце концов он решил ее выбросить. Вытащил из окна. В этот момент поезд ехал по мосту с высокими железными боковинами. Доска попала между ними, и нас тряхануло. Доктор Шульга слетела со второй полки, а ведь была на шестом месяце беременности. Как все ругались на Быховского...
— После Победы прошло больше 50 лет. Дружите с однополчанами?
— Я не могу сказать, что мы дружим. Иногда встречались в Москве. Не так давно пришло письмо от одного человека, который написал, что его мама живет в Рязани и помнит меня по работе в фронтовом госпитале.
— Не возникло желания встретиться с ней?
— Она была старше меня. Если мне сейчас уже 75 лет, то ей и того больше. Как она воспримет нашу встречу? Зачем мне ее волновать? Меня всегда можно было найти — я человек известный. Все, кто хотел, — находили. Некоторым я старалась помогать через свой благотворительный фонд. Этих людей уже нет с нами. Не так давно у меня была встреча с ветеранами, и одна дама сказала: «Представляете, настанет такой день, когда никого из нас уже не останется». Горько... Но что поделаешь — жизнь есть жизнь.
Нет, с ветеранами я обязательно встречаюсь. А как же, как же иначе? В конце апреля, в мае тоже намечены встречи. Я ведь долгое время была во главе военно-патриотической комиссии Союза театральных деятелей, поэтому, куда бы мы ни приезжали на гастроли, обязательно встречались с воинами. Я довольна, что сейчас на армию обратили внимание. Армия — это государственная сила.
— А дома как отмечаете День Победы?
— В этом году я была приглашена в Кремль. А вообще в этот день я надеваю ордена.
— Ваша родная сестра Софья тоже знакома с войной не понаслышке. Наверное, делитесь воспоминаниями?
— Она очень замкнутый человек, с ней сложно. Она помнит всю войну, но не любит об этом говорить.
— Вы много заняты в Малом театре, снимаетесь в исторической саге о княгине Ольге, руководите благотворительным фондом и Центром современной женщины. Везде поспеваете?
— Везде. Правда, сейчас иногда устаю. Раньше такого не было. Но надо — значит, надо. В детстве, если у меня что-нибудь не получалось, я бежала жаловаться к маме. Но меня не жалели, а наказывали. Говорили: «У тебя достаточно сил, чтобы это выполнить».
— Может, вам помогает справляться с трудностями ваша любимая гимнастика?
— Нет, сейчас я уже мало занимаюсь — болячки одолели, но я все-таки немножко что-то делаю. А как иначе? Мне ведь приходится иногда и танцевать на сцене. Беречь себя нельзя. Все, что отдаешь, — возвращается, а все, что ты сберег, — гниет. Что беречь-то? Здоровье? Его нельзя уберечь, потому что надо работать.
Оксана ХИМИЧ
МК-Воскресенье
от 11.05.2003
Элина Быстрицкая: «Первый комплимент мне сделали во время войны».
Каждый год 9 мая она достает из шкафа свои фронтовые награды. Бережно пристегивает «знаки отличия» на строгий пиджак. Этой традиции уже 58 лет.
Не удивляйтесь, с войной народная артистка Советского Союза Элина Быстрицкая столкнулась лицом к лицу, когда ей было всего 13…
— В начале 40-х мой папа работал военным врачом на Черниговщине, в маленьком городке Нежин. Утром 22 июня 1941 года мы даже не догадывались, что на границах немцы уже вовсю бомбят наши территории. Папа был общественником. Часов в десять утра убежал читать лекцию. Я помню, как в полдень в окне нашего дома показалась морда лошади. На ней был вестовой, который передал пакет для отца. Когда папа вернулся домой, он прочитал письмо и сказал: «Я этого ждал». Взял небольшой чемоданчик, который всегда был собран на случай чрезвычайной ситуации, поцеловал маму, нас с сестрой и ушел. Ночевать он не пришел.
Госпиталь в Нежине открыли на следующий день. И я, несмотря на свой юный возраст, напросилась туда помогать выхаживать раненых.
— Мама не была против?
— С одной стороны, мама очень переживала за меня, а с другой — радовалась тому, что я ежеминутно находилась под ее присмотром. Она ведь тоже решила работать в госпитале. Причем у нас с ней не было никакой медицинской подготовки, но мы были согласны на любой труд. В те страшные дни все жены и дети военных помогали своим мужьям и отцам.
— Чем же в 13 лет вы могли помочь фронту?
— Сперва комиссар спросил меня: «Читать умеешь?». Я так обиделась — в школе же была отличницей. Первые дни мне приходилось читать раненым, писать за них письма. Но ведь наш госпиталь находился в нескольких километрах от линии фронта, и раненые поступали большими партиями. Поэтому я решила отучиться на двухмесячных курсах, которые давали право работать в составе младшего медперсонала. После окончания учебы мне разрешили брать у раненых кровь. Я помню, как солдаты, измученные страшными болями, говорили: «Пусть та, с косичками, придет, тогда дам кровь».
— Неужели не боялись?
— Нет, но я помню, как страшно было возвращаться ночью из госпиталя. Южные ночи очень темные. Я шла, не понимая, куда ступают ноги, темнотища вокруг — хоть глаз выколи. Однажды не выдержала и попросила раненого солдатика: «Заточите мне, пожалуйста, расческу. Так, на всякий случай». Это тайное «оружие» всегда лежало в кармане моей шинели. Даже мама не знала об этом. По наивности думала, что если фашист на меня нападет, то сумею за себя постоять. Сейчас это трудно понять... Я помню эти общественные уборные, где на перегородках сидели большущие крысы. Страшно — жуть! Как выжили, как прошли через все это, не понимаю…
— Но война страшна не только крысами в уборных?
— Я увидела столько боли и страданий, что казалось, удивить меня нельзя ничем. Бомбежки, оторванные руки-ноги, убитые люди — все стало привычным. Однажды со мной случился нервный срыв. Я просто шла по полю, наступила на холмик, а оттуда — крик. Первое, что пришло в голову, — захоронили живого человека. Но оказалось, что это был вздувшийся труп... Об этом даже не хочется говорить. Еще запомнился один случай. Когда мы отступали, нас остановили на каком-то полустаночке и долго не отправляли дальше. Я решила прогуляться по станции и набрела на развороченный снарядами почтовый вагон. Порывистый ветер выдувал в степь огромные охапки писем. Степь черная, обугленная... А эти белые треугольнички летят аж до самого горизонта. И сколько судеб в этих письмах. А в то время папа находился в окружении, и мы так ждали от него письма! Я маму пыталась убедить, что наше письмо было среди них... Понимаете, приходилось придумывать, как выжить. Я и придумываю до сих пор. Наверное, поэтому я такая оптимистка.
— За работу вам платили?
— В госпитале мне начисляли зарплату и выдавали еду. Но ни в каких кадровых бумагах я не числилась — детский труд-то был запрещен. Официально война этого ограничения не снимала. Интересно, что после победы, когда мне нужно было получить документы участницы войны, мне поверили только потому, что фамилию нашли в продовольственных карточках.
— На войне раненые солдаты зачастую влюблялись в молоденьких сестричек. Вы наверняка были всеобщей любимицей?
— Однажды со мной произошел забавный случай. В Одессе, мне тогда шел 16-й год, к нам поступил тяжелораненый. Ему нужно было срочно сделать переливание крови. И подходила только первая группа — то есть моя. Меня срочно вызвали в палату. В госпитале было заведено — донор должен ухаживать за тем раненым, с которым поделился кровью. И я частенько навещала того солдатика, приносила ему кое-что из продуктов. Когда я появлялась, он очень стеснялся. Наконец его отправили в команду выздоравливающих. Я поехала к нему, а он меня практически выгнал. Я очень расстроилась — не поняла, в чем дело. А оказывается, над моим раненым начали подсмеиваться товарищи — подумали, что я в него влюбилась. Кстати, ко мне раненые относились очень бережно. Видели, что совсем молодая девчонка.
— Но все же знаки внимания оказывали?
— Не поверите, но первый комплимент мне сделали во время войны. Один из раненых — высокий, с перебинтованной головой — сказал своему товарищу: «Посмотри, какая хорошенькая девушка». Я тоже захотела посмотреть на эту красотку. Повернулась — а кроме меня, никого из девушек рядом нет. Пришла домой и долго глядела в зеркало — пыталась понять, что же это значит. Родители нам с сестричкой всегда говорили, что в человеке внешность не так уж и важна.
— В фронтовом госпитале оставалось место мирному досугу?
— В госпитале стояло пианино. Помню, как один из раненых аккомпанировал товарищу, тот пел какую-то песенку. Частенько приезжала самодеятельность, ставили спектакли.
— И, конечно, вы в них играли?
— Что вы, я даже и не думала тогда об этом. Мне хотелось стать врачом, как папа.
— Элина Авраамовна, по национальности вы — еврейка. Не боялись, что если попадете в плен, то это — концлагерь и верная смерть?
— В нашей семье эта тема не обсуждалась. Но все же когда папа попал в окружение, ему сделали новый паспорт, где он был записан русским. Но все же наша национальность погубила бабушку Марию и тетушку Рэвэкку. Мы не смогли их вывести из Киева. Их расстреляли...
— От немцев много пришлось отступать?
— Первые месяцы войны мы отступали постоянно. Впервые — в конце июля. Госпиталь погрузили по вагонам, а аптеку и лабораторию в машины. Я ехала в машине. Помню, едем мы по широкой дороге, а по обе стороны горят хлеба. Чтобы ничего не досталось немцам, специально поджигали огромные поля. Это был приказ. Даже не подумали, что наши люди будут голодать. Я до сих пор помню ярко-красный горизонт… От огня и стрельбы он был такого цвета. Под Харьковом, в Водне, нас погрузили в «теплушки». По обе стороны нары в два этажа. Никаких удобств. Помню, с нами ехал пожилой дедушка — терапевт Быховский. У него был внук Вовочка, который постоянно плакал. Он всегда вставал к нему и ударялся головой о доску. В конце концов он решил ее выбросить. Вытащил из окна. В этот момент поезд ехал по мосту с высокими железными боковинами. Доска попала между ними, и нас тряхануло. Доктор Шульга слетела со второй полки, а ведь была на шестом месяце беременности. Как все ругались на Быховского...
— После Победы прошло больше 50 лет. Дружите с однополчанами?
— Я не могу сказать, что мы дружим. Иногда встречались в Москве. Не так давно пришло письмо от одного человека, который написал, что его мама живет в Рязани и помнит меня по работе в фронтовом госпитале.
— Не возникло желания встретиться с ней?
— Она была старше меня. Если мне сейчас уже 75 лет, то ей и того больше. Как она воспримет нашу встречу? Зачем мне ее волновать? Меня всегда можно было найти — я человек известный. Все, кто хотел, — находили. Некоторым я старалась помогать через свой благотворительный фонд. Этих людей уже нет с нами. Не так давно у меня была встреча с ветеранами, и одна дама сказала: «Представляете, настанет такой день, когда никого из нас уже не останется». Горько... Но что поделаешь — жизнь есть жизнь.
Нет, с ветеранами я обязательно встречаюсь. А как же, как же иначе? В конце апреля, в мае тоже намечены встречи. Я ведь долгое время была во главе военно-патриотической комиссии Союза театральных деятелей, поэтому, куда бы мы ни приезжали на гастроли, обязательно встречались с воинами. Я довольна, что сейчас на армию обратили внимание. Армия — это государственная сила.
— А дома как отмечаете День Победы?
— В этом году я была приглашена в Кремль. А вообще в этот день я надеваю ордена.
— Ваша родная сестра Софья тоже знакома с войной не понаслышке. Наверное, делитесь воспоминаниями?
— Она очень замкнутый человек, с ней сложно. Она помнит всю войну, но не любит об этом говорить.
— Вы много заняты в Малом театре, снимаетесь в исторической саге о княгине Ольге, руководите благотворительным фондом и Центром современной женщины. Везде поспеваете?
— Везде. Правда, сейчас иногда устаю. Раньше такого не было. Но надо — значит, надо. В детстве, если у меня что-нибудь не получалось, я бежала жаловаться к маме. Но меня не жалели, а наказывали. Говорили: «У тебя достаточно сил, чтобы это выполнить».
— Может, вам помогает справляться с трудностями ваша любимая гимнастика?
— Нет, сейчас я уже мало занимаюсь — болячки одолели, но я все-таки немножко что-то делаю. А как иначе? Мне ведь приходится иногда и танцевать на сцене. Беречь себя нельзя. Все, что отдаешь, — возвращается, а все, что ты сберег, — гниет. Что беречь-то? Здоровье? Его нельзя уберечь, потому что надо работать.
Оксана ХИМИЧ
МК-Воскресенье
от 11.05.2003
05.05.2003
Подробнее
Александр Михайлов: «Мне неловко за весь душевный стриптиз, который культивируется сегодня на телеэкране» Народный артист России Александр Яковлевич Михайлов нечасто появляется на телеэкране, хотя по-прежнему активно работает в театре.
Александр Михайлов: «Мне неловко за весь душевный стриптиз, который культивируется сегодня на телеэкране»
Народный артист России Александр Яковлевич Михайлов нечасто появляется на телеэкране, хотя по-прежнему активно работает в театре.
Народный артист России Александр Яковлевич Михайлов нечасто появляется на телеэкране, хотя по-прежнему активно работает в театре.
Александр Михайлов: «Мне неловко за весь душевный стриптиз, который культивируется сегодня на телеэкране»
Народный артист России Александр Яковлевич Михайлов нечасто появляется на телеэкране, хотя по-прежнему активно работает в театре. В интервью Елене
Афониной актер поделился своим восприятием сегодняшней ситуации.
- Я думаю, что когда произносится Ваша фамилия, наши слушатели начинают невольно улыбаться. Это связано с теми киноролями, благодаря которым вы известны широкому зрителю. Наверняка не один раз вас спрашивали, почему Вы не общаетесь с собратьями по цеху? Почему так происходит?
- Мне очень просто ответить на вопрос, почему я вне моего «цеха», вне моих братьев. Я с ними! Просто не обязательно мелькать в кадре и суетиться на телевидении. Я с отвращением смотрю, как на телеэкраны вылезла кухонная система, весь этот пищеблок. Все программы говорят о еде, а я очень много бываю в провинции, в Сибири, у себя в Забайкалье, на Дальнем Востоке, на Севере, и когда я вижу полуголодных детей, мне становится жутко. Мне стыдно. Слово «стыд» сегодня как-то не в чести, и его стараются как-то нивелировать, но, наверное, это очень емкое определение. Мне неловко становится за все эти дела, за душевный стриптиз, который сегодня культивируется на телеэкране. Идет вечный разговор, лишь бы только заполнить эфирное время. В сегодняшнее время
погружение в самого себя – самое ценное и дорогое, что у меня есть. В шумных компаниях люди не слышат или не слушают друг друга, за редким исключением.
Редки передачи, где ведущие способны услышать того или иного человека, выйти на какую-то исповедальную интонацию в хорошем смысле этого слова. А я суетиться
не люблю, не привык к этому.
Тем более, я бывал Чечне, два года назад и я знаю, что это такое. В прошлом году я был в Белграде, был в Косово. И когда я вижу около 120 уничтоженных православных храмов, мне становится жутко. Я знаю, что существует намеренное уничтожение православия. Казалось бы, ничего не происходит. Но незаметно вымирают миллионы, уходят в наркоманию, молодежь спивается. Что такое, к примеру, открытая сейчас компания по пиву? Это уничтожение человека. В сотни раз увеличился детский алкоголизм. Мне жутко от того, что происходит сегодня. Поэтому наш сегодняшний диалог будет грустным. Радоваться и плясать сейчас я не способен. А говорить о серьезных вещах тоже считаю не очень нужным, потому что существует некий груз от прочитанного и увиденного, я же не изолирован, не ушел в монастырь, я живу среди своих ребят, своих коллег. Профессия-то наша не богоугодная, но тут есть важная деталь, какому богу ты служишь – материи или Святому Духу. Это опять таки не значит, что я буду кликушествовать и креститься на каждом углу. Я сохраняю этот храм в себе. При этом я серьезно отношусь к нашей религии, к православию, с детских лет я крещен. У меня свои принципы, которые крепко держат меня на этой земле. Благодаря моим предкам, в частности моему деду, у меня очень хороший, мощный фундамент. Так случилось, что дед по линии матери воевал за Красную гвардию, а дед по линии отца воевал за Белую гвардию. Белогвардейский, служивший в Семеновском полку дед повлиял на мое мировоззрение еще с детских лет. Помню, когда мне было шесть с половиной лет, за два месяца перед смертью дед вызвал меня к себе и сказал: «Шурка, запомни четыре фразы и ты выживешь. Люби Родину больше, чем свою жизнь. Если надо, отдай за нее жизнь. Сердце людям отдай, душу – Господу Богу, честь сохрани себе, никому ее не отдавай». Я тогда ничего не понял, заплакал, убежал. Прошли годы, десятилетия, и теперь я понял, что дед дал мне самый мощный фундамент, который может дать отец сыну своему, сын – внуку. Поэтому любое лихолетье – это нормально. Я довольно философски отношусь ко всему, что происходит сегодня. Да, болит, да, сегодня больно, но это уже давно предсказано. Давно предсказано, что будет дьявол на престоле Руси, и обагриться престол Руси кровью и процарствует дьявол 73 года и 7 лет. Все это идет, все это есть. Сказано еще в прошлом веке.
- Александр Яковлевич, Вам довелось играть во многих пьесах Чехова. Я знаю, что Вы, практически, переиграли всех чеховских докторов, поэтому у Вас, наверняка, есть особое отношение к этому автору. Он Вам легко дается? Вы с Чеховым на «ты»?
- Я никогда я не становлюсь с классиками на «ты». Меня возмущает, когда режиссеры, не буду называть фамилию, начинают самоутверждаться через Чехова, когда позволяют раздеваться догола в чеховских пьесах. Да, можно что-то изменять, но основа должна быть мощной, крепкой. Для меня Чехов до сих пор загадка, и я всегда буду смотреть на него снизу вверх, потому что это, действительно, гениальный драматург. Казалось бы, на бытовом уровне, это страдания интеллигенции, но для меня загадка, почему он всегда пишет комедии. Я считаю, что его пьесы трагикомичны, но даже этот жанр не подходит, чеховские пьесы не вмещаются в него! Почему сегодня Чехов получил мировую известность? Нет ни одного театра в мире, который бы не прикасался к трудам и пьесам Антона Павловича Чехова. Это тоже загадка! Да, я счастлив, что прикасался практически ко всем его пьесам. Я дважды сыграл доктора Астрова в театре Ермоловой с Владимиром Алексеевичем Андреевым. Сейчас, в связи с уходом в тот мир Виталия Соломина, я буду играть доктора Астровая в Малом театре. Единственное, где я еще не играл – в «Вишневом саде». Вот тут я не знаю, пьесу знаю, но ни разу не прикасался.
- Интересная штука получается. Ваши актерские работы на сцене и ваши актерские работы в кино это просто две огромные разницы. Ведь кроме «Очарованного странника» классика в кино как-то мимо Вас прошла.
- Нет, нет еще «Бешеные деньги».
- То есть, можно буквально по пальцам пересчитать. В театре Вы востребованы в этом амплуа, а в кино – нет. Почему ваши работы в кино так отличаются? Это что, тоже судьба?
- Я считаю, что в нашей профессии судьба играет просто огромное значение. Все случайно! В жизни никогда не думал, что я стану актером. Не думал, что окажусь в Москве, и буду прикасаться, в 50 с лишним лет, к образу Ивана Васильевича Грозного. Даже и помыслить не мог! Я мечтал о море, о морских путешествиях. Я до сих пор тоскую из-за того, что лишен сегодня вот этой поэтической стороны жизни. Мои самые замечательные годы были связаны с Тихим океаном. Я бороздил три моря и Тихий океан, начиная с ученика моториста в машинном отделении и кончая палубной командой. Все это было в моей жизни, и я ни с чем не могу это сравнить. Я счастлив, что два года прикасался к этой стихии. Есть законы, которые вырабатываются в морской стихии – нельзя плевать, нельзя бросать окурки. Я знаю цену дружбы, цену чести. Когда я только созревал, я попал в эту вот среду. Поэтому,возвращаясь к нашему разговору, я далек от сегодняшних «тусовок», мне это не интересно.
Беседу вела Елена Афонина
5 мая 2003 г.
радиостанция «Говорит Москва»
Народный артист России Александр Яковлевич Михайлов нечасто появляется на телеэкране, хотя по-прежнему активно работает в театре. В интервью Елене
Афониной актер поделился своим восприятием сегодняшней ситуации.
- Я думаю, что когда произносится Ваша фамилия, наши слушатели начинают невольно улыбаться. Это связано с теми киноролями, благодаря которым вы известны широкому зрителю. Наверняка не один раз вас спрашивали, почему Вы не общаетесь с собратьями по цеху? Почему так происходит?
- Мне очень просто ответить на вопрос, почему я вне моего «цеха», вне моих братьев. Я с ними! Просто не обязательно мелькать в кадре и суетиться на телевидении. Я с отвращением смотрю, как на телеэкраны вылезла кухонная система, весь этот пищеблок. Все программы говорят о еде, а я очень много бываю в провинции, в Сибири, у себя в Забайкалье, на Дальнем Востоке, на Севере, и когда я вижу полуголодных детей, мне становится жутко. Мне стыдно. Слово «стыд» сегодня как-то не в чести, и его стараются как-то нивелировать, но, наверное, это очень емкое определение. Мне неловко становится за все эти дела, за душевный стриптиз, который сегодня культивируется на телеэкране. Идет вечный разговор, лишь бы только заполнить эфирное время. В сегодняшнее время
погружение в самого себя – самое ценное и дорогое, что у меня есть. В шумных компаниях люди не слышат или не слушают друг друга, за редким исключением.
Редки передачи, где ведущие способны услышать того или иного человека, выйти на какую-то исповедальную интонацию в хорошем смысле этого слова. А я суетиться
не люблю, не привык к этому.
Тем более, я бывал Чечне, два года назад и я знаю, что это такое. В прошлом году я был в Белграде, был в Косово. И когда я вижу около 120 уничтоженных православных храмов, мне становится жутко. Я знаю, что существует намеренное уничтожение православия. Казалось бы, ничего не происходит. Но незаметно вымирают миллионы, уходят в наркоманию, молодежь спивается. Что такое, к примеру, открытая сейчас компания по пиву? Это уничтожение человека. В сотни раз увеличился детский алкоголизм. Мне жутко от того, что происходит сегодня. Поэтому наш сегодняшний диалог будет грустным. Радоваться и плясать сейчас я не способен. А говорить о серьезных вещах тоже считаю не очень нужным, потому что существует некий груз от прочитанного и увиденного, я же не изолирован, не ушел в монастырь, я живу среди своих ребят, своих коллег. Профессия-то наша не богоугодная, но тут есть важная деталь, какому богу ты служишь – материи или Святому Духу. Это опять таки не значит, что я буду кликушествовать и креститься на каждом углу. Я сохраняю этот храм в себе. При этом я серьезно отношусь к нашей религии, к православию, с детских лет я крещен. У меня свои принципы, которые крепко держат меня на этой земле. Благодаря моим предкам, в частности моему деду, у меня очень хороший, мощный фундамент. Так случилось, что дед по линии матери воевал за Красную гвардию, а дед по линии отца воевал за Белую гвардию. Белогвардейский, служивший в Семеновском полку дед повлиял на мое мировоззрение еще с детских лет. Помню, когда мне было шесть с половиной лет, за два месяца перед смертью дед вызвал меня к себе и сказал: «Шурка, запомни четыре фразы и ты выживешь. Люби Родину больше, чем свою жизнь. Если надо, отдай за нее жизнь. Сердце людям отдай, душу – Господу Богу, честь сохрани себе, никому ее не отдавай». Я тогда ничего не понял, заплакал, убежал. Прошли годы, десятилетия, и теперь я понял, что дед дал мне самый мощный фундамент, который может дать отец сыну своему, сын – внуку. Поэтому любое лихолетье – это нормально. Я довольно философски отношусь ко всему, что происходит сегодня. Да, болит, да, сегодня больно, но это уже давно предсказано. Давно предсказано, что будет дьявол на престоле Руси, и обагриться престол Руси кровью и процарствует дьявол 73 года и 7 лет. Все это идет, все это есть. Сказано еще в прошлом веке.
- Александр Яковлевич, Вам довелось играть во многих пьесах Чехова. Я знаю, что Вы, практически, переиграли всех чеховских докторов, поэтому у Вас, наверняка, есть особое отношение к этому автору. Он Вам легко дается? Вы с Чеховым на «ты»?
- Я никогда я не становлюсь с классиками на «ты». Меня возмущает, когда режиссеры, не буду называть фамилию, начинают самоутверждаться через Чехова, когда позволяют раздеваться догола в чеховских пьесах. Да, можно что-то изменять, но основа должна быть мощной, крепкой. Для меня Чехов до сих пор загадка, и я всегда буду смотреть на него снизу вверх, потому что это, действительно, гениальный драматург. Казалось бы, на бытовом уровне, это страдания интеллигенции, но для меня загадка, почему он всегда пишет комедии. Я считаю, что его пьесы трагикомичны, но даже этот жанр не подходит, чеховские пьесы не вмещаются в него! Почему сегодня Чехов получил мировую известность? Нет ни одного театра в мире, который бы не прикасался к трудам и пьесам Антона Павловича Чехова. Это тоже загадка! Да, я счастлив, что прикасался практически ко всем его пьесам. Я дважды сыграл доктора Астрова в театре Ермоловой с Владимиром Алексеевичем Андреевым. Сейчас, в связи с уходом в тот мир Виталия Соломина, я буду играть доктора Астровая в Малом театре. Единственное, где я еще не играл – в «Вишневом саде». Вот тут я не знаю, пьесу знаю, но ни разу не прикасался.
- Интересная штука получается. Ваши актерские работы на сцене и ваши актерские работы в кино это просто две огромные разницы. Ведь кроме «Очарованного странника» классика в кино как-то мимо Вас прошла.
- Нет, нет еще «Бешеные деньги».
- То есть, можно буквально по пальцам пересчитать. В театре Вы востребованы в этом амплуа, а в кино – нет. Почему ваши работы в кино так отличаются? Это что, тоже судьба?
- Я считаю, что в нашей профессии судьба играет просто огромное значение. Все случайно! В жизни никогда не думал, что я стану актером. Не думал, что окажусь в Москве, и буду прикасаться, в 50 с лишним лет, к образу Ивана Васильевича Грозного. Даже и помыслить не мог! Я мечтал о море, о морских путешествиях. Я до сих пор тоскую из-за того, что лишен сегодня вот этой поэтической стороны жизни. Мои самые замечательные годы были связаны с Тихим океаном. Я бороздил три моря и Тихий океан, начиная с ученика моториста в машинном отделении и кончая палубной командой. Все это было в моей жизни, и я ни с чем не могу это сравнить. Я счастлив, что два года прикасался к этой стихии. Есть законы, которые вырабатываются в морской стихии – нельзя плевать, нельзя бросать окурки. Я знаю цену дружбы, цену чести. Когда я только созревал, я попал в эту вот среду. Поэтому,возвращаясь к нашему разговору, я далек от сегодняшних «тусовок», мне это не интересно.
Беседу вела Елена Афонина
5 мая 2003 г.
радиостанция «Говорит Москва»
02.05.2003
Подробнее
Виктор Борцов: «Мы должны играть всё живее!» Из всех ролей, которые я играл в «Царе Фёдоре», мне больше всего нравится нынешняя – князь Мстиславский, до меня его играл Геннадий Карнович-Валуа.
Виктор Борцов: «Мы должны играть всё живее!»
Из всех ролей, которые я играл в «Царе Фёдоре», мне больше всего нравится нынешняя – князь Мстиславский, до меня его играл Геннадий Карнович-Валуа.
Из всех ролей, которые я играл в «Царе Фёдоре», мне больше всего нравится нынешняя – князь Мстиславский, до меня его играл Геннадий Карнович-Валуа.
Виктор Борцов: «Мы должны играть всё живее!»
Из всех ролей, которые я играл в «Царе Фёдоре», мне больше всего нравится нынешняя – князь Мстиславский, до меня его играл Геннадий Карнович-Валуа. Я считаю, что этот спектакль очень многим обязан режиссёру Петру Павловичу Васильеву, который долго работал над пьесой, разбирал её с артистами. Когда мы вышли на сцену, к постановке приступил Борис Иванович Равенских, это его спектакль, его мизансцены, язык, он здесь царь и Бог. Я тогда играл небольшую роль Дмитрия Шуйского. И когда мы приехали в Киев, у Юры Соломина случился приступ аппендицита, а мы привезли в числе прочего «Украли консула!». Я в своё время играл Чино, и меня вместо Юры поставили играть главную роль Пепино, и я месяц играл, а мою роль просто вымарали и разделили. И потом, когда аппендицит у кого-нибудь или какое-то наказание, сразу – Борцов, и под какое-то наказание Карновича я попал на роль Мстиславского. Мы были почти как шахматные фигуры… А потом ушёл Иннокентий Михайлович, ввели Юру, спектакль изменился. Наступило другое время, другие зрительские реакции, пьеса становится всё более современной. Так везёт этому спектаклю – или нам с вами. Жизнь стала диктовать своё, в неё пришли все эти конфликты, поэтому спектакль так остро воспринимается, поэтому это классика. А роль Мстиславского – я представлял, как бы это смешно играл мой любимый артист Орленев. Так и играю.
Весь процесс репетиций был на моих глазах, этим спектакль мне и дорог. Очень люблю четвёртую картину, это пьеса в пьесе. Её можно играть отдельно, в ней есть начало и конец. Цветущий сад, весна, сиренью пахнет, соловьи, черёмуха… Но у нас стоят условные декорации. И только представляешь себе княжеский сад, свидание влюблённых…
Когда Иннокентий Михайлович Смоктуновский играл – вы не можете себе представить, что творилось вокруг театра! А он был недоволен своей работой. Ему говорили: «Да вы посмотрите в окно, что там делается!» Он отвечал: «А потом?» У него в Ленинграде было «потом». После спектакля «Идиот», где он сыграл Мышкина, у него была такая слава!
Я желаю жизни этому спектаклю, мы должны всё живее и живее быть в своих ролях, которые сделаны немножко условно. Я думаю, что в нашей картине эта жизнь есть. Там текст такой бытовой… И в первоначальном варианте спектакля были недостатки – что-то не слышно, затянуто, четыре часа шло. Теперь декорация начинает ветшать, но пьеса живая… А играть – кого я там только ни играл, и всегда с удовольствием!
Из всех ролей, которые я играл в «Царе Фёдоре», мне больше всего нравится нынешняя – князь Мстиславский, до меня его играл Геннадий Карнович-Валуа. Я считаю, что этот спектакль очень многим обязан режиссёру Петру Павловичу Васильеву, который долго работал над пьесой, разбирал её с артистами. Когда мы вышли на сцену, к постановке приступил Борис Иванович Равенских, это его спектакль, его мизансцены, язык, он здесь царь и Бог. Я тогда играл небольшую роль Дмитрия Шуйского. И когда мы приехали в Киев, у Юры Соломина случился приступ аппендицита, а мы привезли в числе прочего «Украли консула!». Я в своё время играл Чино, и меня вместо Юры поставили играть главную роль Пепино, и я месяц играл, а мою роль просто вымарали и разделили. И потом, когда аппендицит у кого-нибудь или какое-то наказание, сразу – Борцов, и под какое-то наказание Карновича я попал на роль Мстиславского. Мы были почти как шахматные фигуры… А потом ушёл Иннокентий Михайлович, ввели Юру, спектакль изменился. Наступило другое время, другие зрительские реакции, пьеса становится всё более современной. Так везёт этому спектаклю – или нам с вами. Жизнь стала диктовать своё, в неё пришли все эти конфликты, поэтому спектакль так остро воспринимается, поэтому это классика. А роль Мстиславского – я представлял, как бы это смешно играл мой любимый артист Орленев. Так и играю.
Весь процесс репетиций был на моих глазах, этим спектакль мне и дорог. Очень люблю четвёртую картину, это пьеса в пьесе. Её можно играть отдельно, в ней есть начало и конец. Цветущий сад, весна, сиренью пахнет, соловьи, черёмуха… Но у нас стоят условные декорации. И только представляешь себе княжеский сад, свидание влюблённых…
Когда Иннокентий Михайлович Смоктуновский играл – вы не можете себе представить, что творилось вокруг театра! А он был недоволен своей работой. Ему говорили: «Да вы посмотрите в окно, что там делается!» Он отвечал: «А потом?» У него в Ленинграде было «потом». После спектакля «Идиот», где он сыграл Мышкина, у него была такая слава!
Я желаю жизни этому спектаклю, мы должны всё живее и живее быть в своих ролях, которые сделаны немножко условно. Я думаю, что в нашей картине эта жизнь есть. Там текст такой бытовой… И в первоначальном варианте спектакля были недостатки – что-то не слышно, затянуто, четыре часа шло. Теперь декорация начинает ветшать, но пьеса живая… А играть – кого я там только ни играл, и всегда с удовольствием!
Подробнее
Премьера. «Таинственный ящик» П.А.Каратыгин. Из энциклопедии «Русский драматический театр» ПЕТР АНДРЕЕВИЧ КАРАТЫГИН (1805-1879), актер, драматург. Брат знаменитого актера Василия Каратыгина.
Премьера. «Таинственный ящик» П.А.Каратыгин.
Из энциклопедии «Русский драматический театр»
ПЕТР АНДРЕЕВИЧ КАРАТЫГИН (1805-1879), актер, драматург. Брат знаменитого актера Василия Каратыгина.
Из энциклопедии «Русский драматический театр»
ПЕТР АНДРЕЕВИЧ КАРАТЫГИН (1805-1879), актер, драматург. Брат знаменитого актера Василия Каратыгина.
Премьера. «Таинственный ящик» П.А.Каратыгин.
ПЕТР АНДРЕЕВИЧ КАРАТЫГИН (1805-1879), актер, драматург. Брат знаменитого актера Василия Каратыгина. Окончил Петербургское театральное училище, в 1832-38 преподавал в нем. Всю жизнь был актером Александринского театра на эпизодических комических ролях: Загорецкий («Горе от ума»), Замухрышкин («Игроки»), фон Фонк («Холостяк»). Как актер, по отзыву В.Г.Белинского, имел «талант односторонний, годный не для многих ролей, но, тем не менее, весьма замечательный».
В истории русского театра Каратыгин известен, главным образом, как автор водевилей. Он написал 73 пьесы, в том числе 46 водевилей (большинство из них – переводы и переделки иностранных пьес и русских повестей). Наибольший успех имели водевили «Сентябрьская ночь», «Дон Ранудо де Колибрадос, или Что и честь, когда нечего есть», «Заемные жены, или Не знаешь, где найдешь, где потеряешь», «Дом на Петербургской стороне, или Искусство не платить за квартиру», «Ложа 1-го яруса на последний дебют Тальони», «Вицмундир», «Чудак-покойник, или Таинственный ящик». Водевили Каратыгина были актуальны, не перегружены излишним действием, с живым, остроумным сюжетом.
Пьеса «Чудак-покойник, или Таинственный ящик» была написана в 1841 году и впервые поставлена в Александринском театре. Сам Каратыгин сыграл в ней роль Сен-Феликса.
Петр Каратыгин – автор «Записок» о прожитой театральной жизни.
(Из энциклопедии «Русский драматический театр»)
ПЕТР АНДРЕЕВИЧ КАРАТЫГИН (1805-1879), актер, драматург. Брат знаменитого актера Василия Каратыгина. Окончил Петербургское театральное училище, в 1832-38 преподавал в нем. Всю жизнь был актером Александринского театра на эпизодических комических ролях: Загорецкий («Горе от ума»), Замухрышкин («Игроки»), фон Фонк («Холостяк»). Как актер, по отзыву В.Г.Белинского, имел «талант односторонний, годный не для многих ролей, но, тем не менее, весьма замечательный».
В истории русского театра Каратыгин известен, главным образом, как автор водевилей. Он написал 73 пьесы, в том числе 46 водевилей (большинство из них – переводы и переделки иностранных пьес и русских повестей). Наибольший успех имели водевили «Сентябрьская ночь», «Дон Ранудо де Колибрадос, или Что и честь, когда нечего есть», «Заемные жены, или Не знаешь, где найдешь, где потеряешь», «Дом на Петербургской стороне, или Искусство не платить за квартиру», «Ложа 1-го яруса на последний дебют Тальони», «Вицмундир», «Чудак-покойник, или Таинственный ящик». Водевили Каратыгина были актуальны, не перегружены излишним действием, с живым, остроумным сюжетом.
Пьеса «Чудак-покойник, или Таинственный ящик» была написана в 1841 году и впервые поставлена в Александринском театре. Сам Каратыгин сыграл в ней роль Сен-Феликса.
Петр Каратыгин – автор «Записок» о прожитой театральной жизни.
(Из энциклопедии «Русский драматический театр»)
01.05.2003
Подробнее
Ярослав Барышев: «Это – Русь!» 30 лет спектаклю «Царь Фёдор Иоаннович». Репетировать с Равенских было и интересно, и трудно.
Ярослав Барышев: «Это – Русь!»
30 лет спектаклю «Царь Фёдор Иоаннович».
Репетировать с Равенских было и интересно, и трудно.
30 лет спектаклю «Царь Фёдор Иоаннович».
Репетировать с Равенских было и интересно, и трудно.
Ярослав Барышев: «Это – Русь!»
30 лет спектаклю «Царь Фёдор Иоаннович».
Репетировать с Равенских было и интересно, и трудно. Спектакль крепко сделан и вот уже 30 лет идёт и не разваливается. В чём-то он и помертвел, но основа живая. Это качество.
Изначально я играл роль Андрея Шуйского. На гастролях в Киеве Борову пришлось уйти в другой спектакль, и текст его роли был передан мне. Позже мне как-то пришлось играть сразу три роли – и спрашивать, и самому отвечать на вопросы. Жаль, что сократили первую картину. Спектакль короче не стал, а интрига Шуйского ушла. Драматургия человеческих отношений Шуйского и Ирины исчезла!
Что касается моего героя, которого я играю теперь, Ивана Петровича Шуйского… «Ты честен и твою честность употребили во зло». Каждая легендарная личность – реальный человек, в котором намешано всё. Чем интереснее и сложнее персонаж, тем интереснее и труднее его воплотить, создать, вылепить.
Свиридов в спектакле – особая ипостась. Даже если бы в спектакле звучала только «Горе тебе, убогая душа!» – грандиозно, неповторимо! Спектакль интересен тем, что это – Русь.
30 лет спектаклю «Царь Фёдор Иоаннович».
Репетировать с Равенских было и интересно, и трудно. Спектакль крепко сделан и вот уже 30 лет идёт и не разваливается. В чём-то он и помертвел, но основа живая. Это качество.
Изначально я играл роль Андрея Шуйского. На гастролях в Киеве Борову пришлось уйти в другой спектакль, и текст его роли был передан мне. Позже мне как-то пришлось играть сразу три роли – и спрашивать, и самому отвечать на вопросы. Жаль, что сократили первую картину. Спектакль короче не стал, а интрига Шуйского ушла. Драматургия человеческих отношений Шуйского и Ирины исчезла!
Что касается моего героя, которого я играю теперь, Ивана Петровича Шуйского… «Ты честен и твою честность употребили во зло». Каждая легендарная личность – реальный человек, в котором намешано всё. Чем интереснее и сложнее персонаж, тем интереснее и труднее его воплотить, создать, вылепить.
Свиридов в спектакле – особая ипостась. Даже если бы в спектакле звучала только «Горе тебе, убогая душа!» – грандиозно, неповторимо! Спектакль интересен тем, что это – Русь.
30.04.2003
Подробнее
Премьера. «Таинственный ящик» П.А.Каратыгин. «Ах, этот праздник – водевиль…»
Премьера. «Таинственный ящик» П.А.Каратыгин.
«Ах, этот праздник – водевиль…»
«Ах, этот праздник – водевиль…»
Премьера. «Таинственный ящик» П.А.Каратыгин.
«Ах, этот праздник – водевиль…»
Водевиль – жанр легкой комедийной пьесы, в которой диалог и драматическое действие, построенное на занимательной интриге, на анекдотическом сюжете, сочетаются с музыкой, песенкой-куплетом, танцем. Название «водевиль» происходит от долины реки Вир в Нормандии (Vau de Vire), где жил в ХIV веке народный поэт-песенник О.Баслен. Водевиль возник во Франции. Сначала водевилями назывались куплеты-песенки с повторяющимся припевом, которые вводили в пьесы ярмарочных театров еще в первой половине XVIII века. Водевиль как театральный жанр сложился в годы Великой французской революции (1789-1794). Успех забавных маленьких пьес, воспринявших синтетичность ярмарочного театра, позволил драматургам П.А.О. Пиису и П.И.Барре открыть в Париже специальный театр «Водевиль»; вслед за тем появились и другие водевильные театры. Вскоре этот жанр проникает и в другие театры. Самый ранний водевиль содержанием, персонажами, балаганной буффонадой связан с пантомимой и ярмарочными парадами («Арлекин – расклейщик афиш», «Арлекин – портной»). В период якобинской диктатуры водевиль быстро насыщается политическим содержанием. Легкость и гибкость этого жанра, возможность за 1-2 дня написать и поставить маленькую пьесу, в которой куплеты обычно исполнялись на знакомые, популярные мотивы, позволили деятелям театра откликаться на злобу дня, воспевать рожденные революцией обычаи, высмеивать ее противников.
В начале XIX века во Франции наиболее популярным мастером развлекательного водевиля был Эжен Скриб, написавший самостоятельно или в соавторстве с другими писателями 150 водевилей, пользовавшихся необычайной популярностью. «Страсть к шутке, к веселости, к каламбуру составляет один из существенных и прекрасных элементов французского характера, - ей отвечает на сцене водевиль», - писал А.И.Герцен. Многочисленные современники и преемники Скриба наводнили своими водевилями сцены европейских театров. Среди них – Мельвиль, Баяр, знаменитый Лабиш.
Французский водевиль дал толчок развитию водевиля во многих странах и оказал влияние на европейскую комедию XIX века. С водевилем в значительной степени связано и развитие комедийного актерского искусства XIX века. Водевиль сыграл большую роль в борьбе против обветшавших традиций классицизма. Игра актеров в водевиле должна была отличаться естественностью, непосредственностью, импровизационной легкостью диалога, острой наблюдательностью, чувством юмора, умением подметить забавный характерный штрих, найти живое общение со зрителем. Блестящие мастера внешнего перевоплощения, актеры водевиля овладели искусством трансформации, играя по несколько ролей в одной небольшой пьеске.
В России водевиль появился в первые десятилетия XIX века как жанр, возникший на основе комической оперы XVIII века. Одним из первых русских водевилистов был Грибоедов, придавший водевилю литературно-полемическую направленность («Своя семья, или Замужняя невеста», «Кто брат, кто сестра, или Обман за обманом»). К этому направлению близок и Н.И.Хмельницкий. Современники, в том числе Грибоедов и Пушкин, любили его веселые, изящные пьески с остроумными, блестяще написанными куплетами, не лишенными полемического задора. Ранний русский водевиль связан также с именем А.И.Писарева. Он вносил в свои водевили обличительный оттенок. Сближение русского театра с передовой общественной мыслью не могло не оказать воздействия и на развитие водевиля. Лучшие водевили Ф.А.Кони, Д.Т.Ленского, В.А.Соллогуба, П.А.Каратыгина переносят на сцену русский быт и характеры.
Сценическое своеобразие русского водевиля заключалось прежде всего в том, что его исполняли не только блестящие комедийно-водевильные актеры, для которых этот жанр был основой репертуара, – Н.О.Дюр, В.Н.Асенкова, Н.В.Самойлова, В.И.Живокини, но и многие крупнейшие актеры русского театра, основоположники сценического реализма, – М.С.Щепкин, И.И.Сосницкий, А.Е.Мартынов, К.А.Варламов, В.Н.Давыдов и др. Наряду с заразительной веселостью, блеском, легкостью, изяществом они внесли в исполнительскую культуру водевиля психологическую тонкость, остроту общественной сатиры.
Во второй половине XIX века водевиль почти полностью вытесняется из репертуара русского театра другими жанрами. Особняком стоят 10 одноактных пьес Чехова, в большей или меньшей степени развивающи традиции русского водевиля.
(Из «Театральной энциклопедии»)
«Ах, этот праздник – водевиль…»
Водевиль – жанр легкой комедийной пьесы, в которой диалог и драматическое действие, построенное на занимательной интриге, на анекдотическом сюжете, сочетаются с музыкой, песенкой-куплетом, танцем. Название «водевиль» происходит от долины реки Вир в Нормандии (Vau de Vire), где жил в ХIV веке народный поэт-песенник О.Баслен. Водевиль возник во Франции. Сначала водевилями назывались куплеты-песенки с повторяющимся припевом, которые вводили в пьесы ярмарочных театров еще в первой половине XVIII века. Водевиль как театральный жанр сложился в годы Великой французской революции (1789-1794). Успех забавных маленьких пьес, воспринявших синтетичность ярмарочного театра, позволил драматургам П.А.О. Пиису и П.И.Барре открыть в Париже специальный театр «Водевиль»; вслед за тем появились и другие водевильные театры. Вскоре этот жанр проникает и в другие театры. Самый ранний водевиль содержанием, персонажами, балаганной буффонадой связан с пантомимой и ярмарочными парадами («Арлекин – расклейщик афиш», «Арлекин – портной»). В период якобинской диктатуры водевиль быстро насыщается политическим содержанием. Легкость и гибкость этого жанра, возможность за 1-2 дня написать и поставить маленькую пьесу, в которой куплеты обычно исполнялись на знакомые, популярные мотивы, позволили деятелям театра откликаться на злобу дня, воспевать рожденные революцией обычаи, высмеивать ее противников.
В начале XIX века во Франции наиболее популярным мастером развлекательного водевиля был Эжен Скриб, написавший самостоятельно или в соавторстве с другими писателями 150 водевилей, пользовавшихся необычайной популярностью. «Страсть к шутке, к веселости, к каламбуру составляет один из существенных и прекрасных элементов французского характера, - ей отвечает на сцене водевиль», - писал А.И.Герцен. Многочисленные современники и преемники Скриба наводнили своими водевилями сцены европейских театров. Среди них – Мельвиль, Баяр, знаменитый Лабиш.
Французский водевиль дал толчок развитию водевиля во многих странах и оказал влияние на европейскую комедию XIX века. С водевилем в значительной степени связано и развитие комедийного актерского искусства XIX века. Водевиль сыграл большую роль в борьбе против обветшавших традиций классицизма. Игра актеров в водевиле должна была отличаться естественностью, непосредственностью, импровизационной легкостью диалога, острой наблюдательностью, чувством юмора, умением подметить забавный характерный штрих, найти живое общение со зрителем. Блестящие мастера внешнего перевоплощения, актеры водевиля овладели искусством трансформации, играя по несколько ролей в одной небольшой пьеске.
В России водевиль появился в первые десятилетия XIX века как жанр, возникший на основе комической оперы XVIII века. Одним из первых русских водевилистов был Грибоедов, придавший водевилю литературно-полемическую направленность («Своя семья, или Замужняя невеста», «Кто брат, кто сестра, или Обман за обманом»). К этому направлению близок и Н.И.Хмельницкий. Современники, в том числе Грибоедов и Пушкин, любили его веселые, изящные пьески с остроумными, блестяще написанными куплетами, не лишенными полемического задора. Ранний русский водевиль связан также с именем А.И.Писарева. Он вносил в свои водевили обличительный оттенок. Сближение русского театра с передовой общественной мыслью не могло не оказать воздействия и на развитие водевиля. Лучшие водевили Ф.А.Кони, Д.Т.Ленского, В.А.Соллогуба, П.А.Каратыгина переносят на сцену русский быт и характеры.
Сценическое своеобразие русского водевиля заключалось прежде всего в том, что его исполняли не только блестящие комедийно-водевильные актеры, для которых этот жанр был основой репертуара, – Н.О.Дюр, В.Н.Асенкова, Н.В.Самойлова, В.И.Живокини, но и многие крупнейшие актеры русского театра, основоположники сценического реализма, – М.С.Щепкин, И.И.Сосницкий, А.Е.Мартынов, К.А.Варламов, В.Н.Давыдов и др. Наряду с заразительной веселостью, блеском, легкостью, изяществом они внесли в исполнительскую культуру водевиля психологическую тонкость, остроту общественной сатиры.
Во второй половине XIX века водевиль почти полностью вытесняется из репертуара русского театра другими жанрами. Особняком стоят 10 одноактных пьес Чехова, в большей или меньшей степени развивающи традиции русского водевиля.
(Из «Театральной энциклопедии»)
29.04.2003
Подробнее
Премьера. «Таинственный ящик» П.А.Каратыгин. Юрий Соломин: «Я давно мечтал о водевиле». Водевили – это старинная традиция русского театра вообще и Малого в частности.
Премьера. «Таинственный ящик» П.А.Каратыгин.
Юрий Соломин: «Я давно мечтал о водевиле».
Водевили – это старинная традиция русского театра вообще и Малого в частности.
Юрий Соломин: «Я давно мечтал о водевиле».
Водевили – это старинная традиция русского театра вообще и Малого в частности.
Премьера. «Таинственный ящик» П.А.Каратыгин.
Юрий Соломин: «Я давно мечтал о водевиле»
Водевили – это старинная традиция русского театра вообще и Малого в частности. Раньше после драматического спектакля обязательно должны были давать водевиль. Существует даже такой театральный анекдот. Когда заканчивается драма Островского «Гроза», Тихон говорит последние слова над умирающей Катериной: «Хорошо тебе, Катя!» И шепотом добавляет ей на ухо: «А мне еще водевиль играть!»
Много лет назад у нас был замечательный режиссер Петр Васильев, он поставил спектакль «Пучина», где мне посчастливилось сыграть Кисельникова. И была у Васильева такая идея: показать зрителям спектакль-ретро - драма и «на закуску» водевиль. Он выбрал водевиль «Чудак-покойник, или Таинственный ящик». Уже было и режиссерское решение, и декорации. Но руководство отнеслось к этому скептически, и спектакль не состоялся. И я думаю об этом водевиле уже более 35 лет. Я пробовал его ставить в училище, и получилось. Потом я привлек к этой работе композиторов Владимира Мороза и Григория Гоберника. Куплеты к водевилю написал наш актер Александр Клюквин, играющий одну из главных ролей. Оформление спектакля создал художник Энар Стенберг. К сожалению, мы будем выпускать спектакль без него… И мне бы очень хотелось посвятить этот спектакль памяти Энара Стенберга, замечательного русского театрального художника.
Много раз я откладывал этот замысел на потом, но годы-то идут. И я решил приступить к его осуществлению… Поставить водевиль и сыграть роль актера Сен-Феликса, которая мне была предложена Петром Васильевым, и которую я так и не сыграл 35 лет назад. Теперь в моем исполнении она «постареет», но, может быть, это даже к лучшему. Артист-неудачник – это тема, которая есть и у Островского в «Лесе», Несчастливцев и Счастливцев. И слова героя, Сен-Феликса, напоминают монолог Несчастливцева о благородстве актерской профессии. Сегодня во всем главенствует экономика, а мне хотелось бы сказать – оглянитесь вокруг, вспомните о культуре, о театре. Театр ничего материального не производит, это развлечение – как бы!.. Но это и духовность, это воспитание поколения...
А возникла у меня эта идея после того, как я услышал Леонида Утесова, как он рассказывает о том, что такое джаз. Грандиозный номер, который я не могу забыть по сей день. «И вообще, все это было в Одессе на свадьбах. Играла скрипочка – ну-ка, дайте скрипочку», - говорил он оркестру своим неповторимым голосом. Начинала пиликать скрипочка, потом он подключал другие инструменты. И получался блестящий номер, настоящий джаз. Вот и мне хотелось бы сказать: «Вы знаете, что такое мюзикл, как он возник? Он возник из водевиля. А началось это давным-давно…»
Юрий Соломин: «Я давно мечтал о водевиле»
Водевили – это старинная традиция русского театра вообще и Малого в частности. Раньше после драматического спектакля обязательно должны были давать водевиль. Существует даже такой театральный анекдот. Когда заканчивается драма Островского «Гроза», Тихон говорит последние слова над умирающей Катериной: «Хорошо тебе, Катя!» И шепотом добавляет ей на ухо: «А мне еще водевиль играть!»
Много лет назад у нас был замечательный режиссер Петр Васильев, он поставил спектакль «Пучина», где мне посчастливилось сыграть Кисельникова. И была у Васильева такая идея: показать зрителям спектакль-ретро - драма и «на закуску» водевиль. Он выбрал водевиль «Чудак-покойник, или Таинственный ящик». Уже было и режиссерское решение, и декорации. Но руководство отнеслось к этому скептически, и спектакль не состоялся. И я думаю об этом водевиле уже более 35 лет. Я пробовал его ставить в училище, и получилось. Потом я привлек к этой работе композиторов Владимира Мороза и Григория Гоберника. Куплеты к водевилю написал наш актер Александр Клюквин, играющий одну из главных ролей. Оформление спектакля создал художник Энар Стенберг. К сожалению, мы будем выпускать спектакль без него… И мне бы очень хотелось посвятить этот спектакль памяти Энара Стенберга, замечательного русского театрального художника.
Много раз я откладывал этот замысел на потом, но годы-то идут. И я решил приступить к его осуществлению… Поставить водевиль и сыграть роль актера Сен-Феликса, которая мне была предложена Петром Васильевым, и которую я так и не сыграл 35 лет назад. Теперь в моем исполнении она «постареет», но, может быть, это даже к лучшему. Артист-неудачник – это тема, которая есть и у Островского в «Лесе», Несчастливцев и Счастливцев. И слова героя, Сен-Феликса, напоминают монолог Несчастливцева о благородстве актерской профессии. Сегодня во всем главенствует экономика, а мне хотелось бы сказать – оглянитесь вокруг, вспомните о культуре, о театре. Театр ничего материального не производит, это развлечение – как бы!.. Но это и духовность, это воспитание поколения...
А возникла у меня эта идея после того, как я услышал Леонида Утесова, как он рассказывает о том, что такое джаз. Грандиозный номер, который я не могу забыть по сей день. «И вообще, все это было в Одессе на свадьбах. Играла скрипочка – ну-ка, дайте скрипочку», - говорил он оркестру своим неповторимым голосом. Начинала пиликать скрипочка, потом он подключал другие инструменты. И получался блестящий номер, настоящий джаз. Вот и мне хотелось бы сказать: «Вы знаете, что такое мюзикл, как он возник? Он возник из водевиля. А началось это давным-давно…»
21.04.2003
Подробнее
Современность Островского 12 апреля исполнилось 180 лет со дня рождения Александра Николаевича Островского.
Современность Островского
12 апреля исполнилось 180 лет со дня рождения Александра Николаевича Островского.
12 апреля исполнилось 180 лет со дня рождения Александра Николаевича Островского.
Современность Островского
12 апреля исполнилось 180 лет со дня рождения Александра Николаевича Островского. Солидный, что называется, возраст. И со времени написания его пьес прошло уже значительно более столетия, но они по-прежнему в репертуаре театров нашей страны. А на сцене Малого театра, где большинство произведений великого драматурга начинало свою сценическую жизнь, сегодня идет девять спектаклей по пьесам Островского.
Чем же он современен в наши дни? Чем интересен нынче театральным коллективам и, зрителям? С этими вопросами накануне памятной даты я решил обратиться к двум из ведущих мастеров Малого театра, по праву именуемого Домом, Островского.
Он мучился над нашими проблемами
Виктор КОРШУНОВ,
народный артист СССР, директор Малого театра:
— Вы спрашиваете, чем он современен? Да всем, абсолютно всём! Трудно сказать, чем несовременен. Ведь какую пьесу ни возьмешь, она больше или меньше отвечает на вопросы, которые и сегодня волнуют нас.
Достаточно даже взять названия некоторых пьес, и в них уже прозвучат эти вопросы, относящиеся не только к той, современной; ему жизни, но и к нашей, нынешней,
«Доходное место». Какие это места доходные сегодня? Как ведут себя люди в достижении таких мест? Что за страсти тут сталкиваются?
«На всякого мудреца довольно простоты». А кто у нас теперь слывет Мудрецами? И в каких ситуациях; обнаруживается их подлинное лицо?
«Правда — хорошо, а счастье лучше». Почему же правда и счастье вдруг оказываются противостоящими? Почему правда, за которую мы бьемся, подчас не приносит желанного счастья? И что же такое есть счастье тогда?
Или «Последняя жертва». Во имя чего жертвует человек? Для кого жертвует? Или «Без вины виноватые»! Да, так сегодня слишком часто бывает в жизни — без вины, а виноват. Или «Лес». Какой лес? Это же не природа! Хотя и природа тоже здесь есть. То, что потом Чехов поднимал, говоря в «Дяде Ване», что трещат русские леса под топором, а в «Вишневом саде» этот сад у него шел под топор... Наши великие, они писали историю русской жизни и русской души так глубоко, что это оказалось интересным, нужным, важным на все времена! Задача же театра — все это понять и раскрыть.
И вот любопытно, что произошло за последние годы и что происходит сейчас. Когда началась «перестройка», про наш Малый театр много писали, что мы, дескать, какие-то ретрограды, законсервировались, не ищем современность, а ставим все своего Островского. На что многие театры бросились, получив вроде свободу? На сцену хлынул криминал, легализовались нецензурные слова, неприличие стало торжествовать во всех видах. Такое, стало быть, понимание современности в драматургии.
Но... прошло время, и что-то, я чувствую, начинает меняться. Один за другим так называемые суперсовременные театры берутся за того же Островского. Вот, читаю, уже и «Сатирикон» поставил «Доходное место», и критик удивляется: впервые!
А давайте задумаемся: почему? Наверное, потому, что начинают понимать, насколько Островский современен и даже, я бы сказал, злободневен.
Он писал, когда Россия переходила к капитализму, и нынче вдруг мы опять оказались в той же ситуации. Так вот, как при этом раскрывается человек, который в центре всего; вопросы его совести, чести, порядочности, его интеллигентности и духовного начала; человек и деньги, играющие во многом разрушительную роль в нравственном и душевном состоянии людей,— все это звучит в пьесах Островского, над всем этим он мучился, и тут он — великий наш современник.
Удивительно зрители воспринимают его сегодня! За последнее время у нас состоялось три премьеры по произведениям Островского — «На всякого мудреца довольно простоты», «Пучина», «Правда — хорошо, а счастье лучше». Прием был изумительный. И на спектаклях, которые идут уже давно, многие годы, «Бешеные деньги», «Волки и овцы», «Свои люди — сочтемся», «Лес», «Не было ни гроша, да вдруг алтын», «Трудовой хлеб» — зал всегда полон. Причем какая реакция! Я бы некоторым критикам посоветовал приходить не только на премьеры, а и на обычные спектакли, чтобы слушать реакцию зрительного зала. А ведь мы не прибегаем, как бывает в иных театрах, к развлекательности ради развлекательности. Особо радует огромное число молодежи. И на других спектаклях, но особенно на Островском.
Высвечивает смятение русской души
Афанасий КОЧЕТКОВ,
народный артист России:
— Яблочкина, Рыжова, Турчанинова, Садовские, Царев, Хохряков... Многих великих актеров видел я на сцене Малого театра в спектаклях по пьесам Островского, сам счастлив в них играть и знаю, что из жизни русского актера Островский не исчезнет никогда. Из жизни русского зрителя — тоже.
Хочется вот с кем сравнить — с Пушкиным. На Западе Александр Сергеевич не из самых читаемых наших классиков. Так и Александр Николаевич. Но кто оспорит, что Пушкин для нас — основное? И кто оспорит, какое место в русском мире занимает Островский?
Интересное явление: время идет — и все более понимается, сколько он оставил о нашей психологии, народе, нации, купечестве, деньгах, совести...
Слушайте, вот разговор: «Ну, тогда ищите человека, чтобы совесть имел». Это приказчик Лазарь говорит в пьесе «Свои люди — сочтемся». И купец Большов, которого я играю (интуитивно чувствуя, что здесь надо сделать паузу!), отвечает: «А где ж его найдешь нынче?» И сразу чувствую, обостренную реакцию современного зала — после десятилетия перехода нашего «в рынок», в капитализм. А дальше: «Нынче каждый норовит тебя за ворот ухватить, а ты совести захотел!»
Это что? Это поразительная вещь! Если раньше, в советское время, еще лет пятнадцать назад, может быть, мы и не так бы это воспринимали, то сейчас... Что такое рынок? Есть потрясающий монолог Большова об этом самом рынке, о торговле.
И, наконец, узаконивание метода, чтобы наиболее хватким, мобильным организмам локтями пробиться, а остальных не только растолкать, но и подмять. А людей-то много! Вот у Островского все написано.
Желание во что бы то ни стало, думая даже о Боге, что-то «прихватить» — и чем это для человека оборачивается, как для того же Большова. Настоящей трагедией! Правда, в современности для разного рода дельцов особой трагедией это, по-моему, не оборачивается...
Но вот в чем прежде всего, как мне думается, велик Александр Николаевич: он очень чувствовал русскую душу. Бывало, купец наживает, наживает, а потом, глядь,— в Третьяковы или в Мамонтовы подался... Не знаю, когда нынче у нас Третьяковы появятся. Но, слава Богу, что у нас есть Александр Николаевич Островский.
У него в любой вещи — купечество ли там действует, чиновничество и так далее,— у него борьба между эгоизмом капитала или даже заработка, эгоизмом самоутверждения и тем, к чему это приводит, чем кончается. Вспомните хотя бы Вышневского в «Доходном месте» (я его играл после Михаила Ивановича Царева). Богат, высоко по должности стоит — ну давай и жену самую красивую. И ведь главное — на миллион, как мы видим сегодня, красавица пойдет! Но конец-то Вышневского каков?..
Драматург — громадный. Есть у него монологи, без малейшего преувеличения, на уровне шекспировских трагедий! Исповеди людей, пересматривающих смысл жизни. Вот Лазарь в «Своих людях»: «Иуда, он ведь тоже Христа за деньги продал, как мы совесть за деньги продаем. А что ему за это было?» И это говорит человек, который совершил вроде преступление — хотел объегорить, обхимичить, против закона и совести нажиться. Но душа в конце концов вопиет.
Очень русский драматург. Высвечивание смятения русской души! И потому сегодня, на изломе нашем, он важен как никогда. Ведь этот капитализм бандитский ужасно видеть. Островский все время размышлял, до каких пор можно деньги наживать, чтобы душа русского человека не сгорела синим пламенем. А тогда это будет — ка-та-стро-фа!
Готовлюсь к очередному выходу на сцену в его спектакле. Накладываю грим, бороду, надеваю костюм, а внутри начинает звучать его слово — и вдруг, становится как-то лучше, понятнее, ближе. И думаешь: Боже мой, при всех странных поворотах русской истории и русской культуры она посеяла гениями масштаба Островского нечто такое, что искоренить, уничтожить никак невозможно.
А вот что рассказал мне заместитель художественного руководителя Малого театра Валерий ПОДГОРОДИНСКИЙ:
— Главные юбилейные торжества в честь 180-летия А.Н.Островского состоятся на его «второй родине» — это Всероссийский театральный фестиваль «Дни Островского в Костроме», который пройдет уже в шестой раз. Первый такой фестиваль проходил здесь к 150-летию драматурга, когда и положено было начало этой хорошей традиции — раз в пять лет отмечать его круглые даты.
В советское время фестиваль был всесоюзным, находился под постоянным вниманием союзного и российского правительств. К сожалению, в этом году Министерство культуры совсем не выделило на него средств. Ни рубля. Как нам объяснили, все израсходовано на 300-летие Санкт-Петербурга. Расходы полностью взят на себя регионы. В частности, Малый театр едет в Кострому на средства, выделенные тамошним губернатором, хотя, понятно, «лишних» денег у них нет.
Открытие фестиваля —12 апреля. Малый театр показывает спектакль «Трудовой хлеб» в постановке народного артиста России Александра Коршунова. Это одна из лучших наших работ по Островскому. Свои последние интерпретации пьес великого драматурга представят театры: Ярославский, Ивановский, Вологодский, Тамбовский, Рязанский, Московский областной имени АН. Островского. А Костромской театр специально к этому фестивалю подготовил «Горячее сердце».
Кроме того, с участием бригады Малого театра в составе актеров и режиссеров, театроведов и критиков в Костроме пройдут творческие конференции, «круглые столы», посвященные творчеству А.Н. Островского и новым постановкам его пьес.
Записал Виктор КОЖЕМЯКО.
«Правда»
12 апреля исполнилось 180 лет со дня рождения Александра Николаевича Островского. Солидный, что называется, возраст. И со времени написания его пьес прошло уже значительно более столетия, но они по-прежнему в репертуаре театров нашей страны. А на сцене Малого театра, где большинство произведений великого драматурга начинало свою сценическую жизнь, сегодня идет девять спектаклей по пьесам Островского.
Чем же он современен в наши дни? Чем интересен нынче театральным коллективам и, зрителям? С этими вопросами накануне памятной даты я решил обратиться к двум из ведущих мастеров Малого театра, по праву именуемого Домом, Островского.
Он мучился над нашими проблемами
Виктор КОРШУНОВ,
народный артист СССР, директор Малого театра:
— Вы спрашиваете, чем он современен? Да всем, абсолютно всём! Трудно сказать, чем несовременен. Ведь какую пьесу ни возьмешь, она больше или меньше отвечает на вопросы, которые и сегодня волнуют нас.
Достаточно даже взять названия некоторых пьес, и в них уже прозвучат эти вопросы, относящиеся не только к той, современной; ему жизни, но и к нашей, нынешней,
«Доходное место». Какие это места доходные сегодня? Как ведут себя люди в достижении таких мест? Что за страсти тут сталкиваются?
«На всякого мудреца довольно простоты». А кто у нас теперь слывет Мудрецами? И в каких ситуациях; обнаруживается их подлинное лицо?
«Правда — хорошо, а счастье лучше». Почему же правда и счастье вдруг оказываются противостоящими? Почему правда, за которую мы бьемся, подчас не приносит желанного счастья? И что же такое есть счастье тогда?
Или «Последняя жертва». Во имя чего жертвует человек? Для кого жертвует? Или «Без вины виноватые»! Да, так сегодня слишком часто бывает в жизни — без вины, а виноват. Или «Лес». Какой лес? Это же не природа! Хотя и природа тоже здесь есть. То, что потом Чехов поднимал, говоря в «Дяде Ване», что трещат русские леса под топором, а в «Вишневом саде» этот сад у него шел под топор... Наши великие, они писали историю русской жизни и русской души так глубоко, что это оказалось интересным, нужным, важным на все времена! Задача же театра — все это понять и раскрыть.
И вот любопытно, что произошло за последние годы и что происходит сейчас. Когда началась «перестройка», про наш Малый театр много писали, что мы, дескать, какие-то ретрограды, законсервировались, не ищем современность, а ставим все своего Островского. На что многие театры бросились, получив вроде свободу? На сцену хлынул криминал, легализовались нецензурные слова, неприличие стало торжествовать во всех видах. Такое, стало быть, понимание современности в драматургии.
Но... прошло время, и что-то, я чувствую, начинает меняться. Один за другим так называемые суперсовременные театры берутся за того же Островского. Вот, читаю, уже и «Сатирикон» поставил «Доходное место», и критик удивляется: впервые!
А давайте задумаемся: почему? Наверное, потому, что начинают понимать, насколько Островский современен и даже, я бы сказал, злободневен.
Он писал, когда Россия переходила к капитализму, и нынче вдруг мы опять оказались в той же ситуации. Так вот, как при этом раскрывается человек, который в центре всего; вопросы его совести, чести, порядочности, его интеллигентности и духовного начала; человек и деньги, играющие во многом разрушительную роль в нравственном и душевном состоянии людей,— все это звучит в пьесах Островского, над всем этим он мучился, и тут он — великий наш современник.
Удивительно зрители воспринимают его сегодня! За последнее время у нас состоялось три премьеры по произведениям Островского — «На всякого мудреца довольно простоты», «Пучина», «Правда — хорошо, а счастье лучше». Прием был изумительный. И на спектаклях, которые идут уже давно, многие годы, «Бешеные деньги», «Волки и овцы», «Свои люди — сочтемся», «Лес», «Не было ни гроша, да вдруг алтын», «Трудовой хлеб» — зал всегда полон. Причем какая реакция! Я бы некоторым критикам посоветовал приходить не только на премьеры, а и на обычные спектакли, чтобы слушать реакцию зрительного зала. А ведь мы не прибегаем, как бывает в иных театрах, к развлекательности ради развлекательности. Особо радует огромное число молодежи. И на других спектаклях, но особенно на Островском.
Высвечивает смятение русской души
Афанасий КОЧЕТКОВ,
народный артист России:
— Яблочкина, Рыжова, Турчанинова, Садовские, Царев, Хохряков... Многих великих актеров видел я на сцене Малого театра в спектаклях по пьесам Островского, сам счастлив в них играть и знаю, что из жизни русского актера Островский не исчезнет никогда. Из жизни русского зрителя — тоже.
Хочется вот с кем сравнить — с Пушкиным. На Западе Александр Сергеевич не из самых читаемых наших классиков. Так и Александр Николаевич. Но кто оспорит, что Пушкин для нас — основное? И кто оспорит, какое место в русском мире занимает Островский?
Интересное явление: время идет — и все более понимается, сколько он оставил о нашей психологии, народе, нации, купечестве, деньгах, совести...
Слушайте, вот разговор: «Ну, тогда ищите человека, чтобы совесть имел». Это приказчик Лазарь говорит в пьесе «Свои люди — сочтемся». И купец Большов, которого я играю (интуитивно чувствуя, что здесь надо сделать паузу!), отвечает: «А где ж его найдешь нынче?» И сразу чувствую, обостренную реакцию современного зала — после десятилетия перехода нашего «в рынок», в капитализм. А дальше: «Нынче каждый норовит тебя за ворот ухватить, а ты совести захотел!»
Это что? Это поразительная вещь! Если раньше, в советское время, еще лет пятнадцать назад, может быть, мы и не так бы это воспринимали, то сейчас... Что такое рынок? Есть потрясающий монолог Большова об этом самом рынке, о торговле.
И, наконец, узаконивание метода, чтобы наиболее хватким, мобильным организмам локтями пробиться, а остальных не только растолкать, но и подмять. А людей-то много! Вот у Островского все написано.
Желание во что бы то ни стало, думая даже о Боге, что-то «прихватить» — и чем это для человека оборачивается, как для того же Большова. Настоящей трагедией! Правда, в современности для разного рода дельцов особой трагедией это, по-моему, не оборачивается...
Но вот в чем прежде всего, как мне думается, велик Александр Николаевич: он очень чувствовал русскую душу. Бывало, купец наживает, наживает, а потом, глядь,— в Третьяковы или в Мамонтовы подался... Не знаю, когда нынче у нас Третьяковы появятся. Но, слава Богу, что у нас есть Александр Николаевич Островский.
У него в любой вещи — купечество ли там действует, чиновничество и так далее,— у него борьба между эгоизмом капитала или даже заработка, эгоизмом самоутверждения и тем, к чему это приводит, чем кончается. Вспомните хотя бы Вышневского в «Доходном месте» (я его играл после Михаила Ивановича Царева). Богат, высоко по должности стоит — ну давай и жену самую красивую. И ведь главное — на миллион, как мы видим сегодня, красавица пойдет! Но конец-то Вышневского каков?..
Драматург — громадный. Есть у него монологи, без малейшего преувеличения, на уровне шекспировских трагедий! Исповеди людей, пересматривающих смысл жизни. Вот Лазарь в «Своих людях»: «Иуда, он ведь тоже Христа за деньги продал, как мы совесть за деньги продаем. А что ему за это было?» И это говорит человек, который совершил вроде преступление — хотел объегорить, обхимичить, против закона и совести нажиться. Но душа в конце концов вопиет.
Очень русский драматург. Высвечивание смятения русской души! И потому сегодня, на изломе нашем, он важен как никогда. Ведь этот капитализм бандитский ужасно видеть. Островский все время размышлял, до каких пор можно деньги наживать, чтобы душа русского человека не сгорела синим пламенем. А тогда это будет — ка-та-стро-фа!
Готовлюсь к очередному выходу на сцену в его спектакле. Накладываю грим, бороду, надеваю костюм, а внутри начинает звучать его слово — и вдруг, становится как-то лучше, понятнее, ближе. И думаешь: Боже мой, при всех странных поворотах русской истории и русской культуры она посеяла гениями масштаба Островского нечто такое, что искоренить, уничтожить никак невозможно.
А вот что рассказал мне заместитель художественного руководителя Малого театра Валерий ПОДГОРОДИНСКИЙ:
— Главные юбилейные торжества в честь 180-летия А.Н.Островского состоятся на его «второй родине» — это Всероссийский театральный фестиваль «Дни Островского в Костроме», который пройдет уже в шестой раз. Первый такой фестиваль проходил здесь к 150-летию драматурга, когда и положено было начало этой хорошей традиции — раз в пять лет отмечать его круглые даты.
В советское время фестиваль был всесоюзным, находился под постоянным вниманием союзного и российского правительств. К сожалению, в этом году Министерство культуры совсем не выделило на него средств. Ни рубля. Как нам объяснили, все израсходовано на 300-летие Санкт-Петербурга. Расходы полностью взят на себя регионы. В частности, Малый театр едет в Кострому на средства, выделенные тамошним губернатором, хотя, понятно, «лишних» денег у них нет.
Открытие фестиваля —12 апреля. Малый театр показывает спектакль «Трудовой хлеб» в постановке народного артиста России Александра Коршунова. Это одна из лучших наших работ по Островскому. Свои последние интерпретации пьес великого драматурга представят театры: Ярославский, Ивановский, Вологодский, Тамбовский, Рязанский, Московский областной имени АН. Островского. А Костромской театр специально к этому фестивалю подготовил «Горячее сердце».
Кроме того, с участием бригады Малого театра в составе актеров и режиссеров, театроведов и критиков в Костроме пройдут творческие конференции, «круглые столы», посвященные творчеству А.Н. Островского и новым постановкам его пьес.
Записал Виктор КОЖЕМЯКО.
«Правда»
09.04.2003
Подробнее
ЭЛИНА БЫСТРИЦКАЯ НЕ ПРОСТИЛА МУЖУ ИЗМЕНЫ. Элина Авраамовна Быстрицкая — талантливая актриса и загадочная женщина давно не дает интервью и никогда не открывала журналистам свои сокровенные, любовные переживания.
ЭЛИНА БЫСТРИЦКАЯ НЕ ПРОСТИЛА МУЖУ ИЗМЕНЫ.
Элина Авраамовна Быстрицкая — талантливая актриса и загадочная женщина давно не дает интервью и никогда не открывала журналистам свои сокровенные, любовные переживания.
Элина Авраамовна Быстрицкая — талантливая актриса и загадочная женщина давно не дает интервью и никогда не открывала журналистам свои сокровенные, любовные переживания.
ЭЛИНА БЫСТРИЦКАЯ НЕ ПРОСТИЛА МУЖУ ИЗМЕНЫ.
Элина Авраамовна Быстрицкая — талантливая актриса и загадочная женщина давно не дает интервью и никогда не открывала журналистам свои сокровенные, любовные переживания. Впервые в она рассказывает о самой большой в жизни любви в своей первой книге «Встречи под звездой надежды », которая скоро выйдет в свет.
В театральном хулиганила.
Из Киевского института театрального искусства, куда она поступила против воли родителей-медиков, Элину едва не исключили за... хулиганство. Перед выступлением (Быстрицкая всегда к нему серьезно готовилась) второкурсник свистнул ей из пищалки в ухо и получил пощечину. За это ее и разбирали на комсомольском собрании. Были у нее проблемы и при распределении. Главный режиссер Херсонского драмтеатра, приехавший набирать выпускников, ткнул в Элину пальцем и сказал, чтобы пришла в семь вечера в ресторан. «Не приду!» — заявила гордячка, и ее не взяли на работу. Не попала Быстрицкая и в Театр им. Моссовета: кто-то из сокурсников наябедничал режиссеру, что она якобы всюду болтает, будто станет его любовницей... В результате она попала в Вильнюсский драмтеатр, а позже перешла в московский Малый театр.
Девушка с характером.
Популярность в кино пришла к Элине в 1955 году с картиной «Неоконченная повесть» Эрмлера, в которой Быстрицкая с Сергеем Бондарчуком играли влюбленных. А в жизни актеры терпеть друг друга не могли, так что режиссер снимал крупные планы Быстрицкой отдельно от Бондарчука. Другую прославившую ее роль Аксиньи в картине «Тихий Дон» Сергея Герасимова Быстрицкая «увела» у Нонны Мордюковой. За Быстрицкую проголосовал автор романа Михаил Шолохов. Мордюкова, по ее словам, чуть не наложила на себя руки и при встрече прошипела: «У, проклятая, сыграла все-таки». Правда, с Михаилом Шолоховым Быстрицкая тоже испортила отношения...Отповедь получил от Быстрицкой в загранпоездке в 1967 году один высокопоставленный любвеобильный чиновник. В отместку он сделал так, что актрису перестали пускать за границу.В Малом театре Быстрицкая полтора года оставалась без ролей — наказание за нелестные отзывы о жене Игоря Ильинского. Зная неуживчивый характер Элины, режиссеры перестали предлагать ей роли. Быстрицкую не снимали в кино 24 года! Все это время она работала в театре. В 1978 году стала народной артисткой СССР. А в 1997 году о ней снова заговорили после ее роли княгини Ольга в картине Булата Мансурова «Теплые ветры древних булгар».
Замужество.
В личной жизни у Быстрицкой дела обстояли так же непросто, как и в карьере. И хотя у Быстрицкой всегда была масса поклонников и романов, замуж она долго не выходила. Быстрицкая даже в своей книге не уточняет год замужества, по некоторым данным, она вышла замуж в конце 60-х годов за человека «не из театральных» и старше ее на несколько лет. Она была у него четвертой женой. Из книги Э.Быстрицкой «Встречи под звездой надежды »:«...С будущим мужем, Николаем Ивановичем, меня познакомил его друг, работавший в ту пору в журнале «Советский экран». Влюбилась я тогда со всей пылкостью своей натуры-Обыватели и закоренелые сплетники утверждали, что он был генералом, чуть ли не родственником Н.С.Хрущева. А Николай Иванович работал в отделе переводов Министерства внешней торговли...Через четыре дня после знакомства Николай Иванович сделал мне предложение, и я без колебаний приняла его. Я была свободна, он к этому времени разведен, так что помех для брака не имелось...Жилось мне в те годы трудно... После замужества стало легче. У Николая Ивановича был очень хороший вкус... Из своих поездок за рубеж привозил какие-то модные вещи, и я могла появляться изысканно одетой...Я была счастлива. Может, именно в те годы я осознала, как много значит для актрисы личная жизнь. В душе я надеялась на чудо: вдруг вопреки всем медицинским диагнозам у меня появится ребенок... Но если чудеса и случаются, то только не со мной»...
Разбитая любовь.
Через 27 лет счастливой супружеской жизни Быстрицкая решилась на развод с любимым мужем — не смогла простить ему измены. Развод произошел в начале 90-х годов. И с тех пор: актриса одна. Из книги Э.Быстрицкой «Встреча под звездой надежды»:
«...Конечно, было обидно и горько... Мне пришлось вновь обустраивать свою жизнь. Позже я поняла, что развоа начал назревать тогда, когда Николай Иванович стал активно вторгаться в мое творчество. Я не могла позволить повелевать собою. Ему была нужна не я, а та атмосфера, которая складывалась вокруг меня. Его перестало интересовать все, кроме того, что он муж «той самой Быстрицкой». Его не волновали ни мои заботы, ни мои болячки, ни мои хлопоты, ни мои трудности. Ко всему этому он стал относиться, равнодушно. У него были свои интересы, и они сводились к встречам с «дамочками»... Господи, кажется, я сбиваюсь на пошлость но что делать, если это — правда. ...Думаю что многие знают, какое это испытание остаться наедине с собой среди множества людей. Для актрисы это может обернуться трагедией... В моей жизни был период, когда я однажды просидела десять часов под дождем в лодке, решая, как мне дальше жить... Актриса, не познавшая любовь и горькое одиночество, никогда не будет искренней на сцене...»
Сегодняшняя жизнь.
Сегодня Элина Авраамовна живет в загородном доме в Подмосковье (по соседству с Василием Лановым и Владимиром Познером). Гуляет с любимой собакой. Занимается научно-педагогической деятельностью. За вклад в культуру и искусство Академия мира недавно присвоила ей степень доктора искусствоведения.
«Успешно выполнять эти и другие ответственные обязанности необычайно сложно, просто тяжело. Но ведь известно, что человек жив осознанием своей полезности и необходимости», — убеждена актриса.
СПРАВКА «КП» Элина БЫСТРИЦКАЯ родилась 4 апреля 1928 года в Киеве. Сыграла в фильмах: «В мирные дни» (1950), «Неоконченная повесть» (1955), «Добровольцы» (1958), «Тихий Дон» (1957 — 1958), «Русский сувенир» (1960), «Все остается людям» (1963), «Дачники» (1966), «Николай Бауман» (1967), «Семь дней после убийства» (1991), «Прощальные гастроли» (1992), «Бравые парни» (1993), «Дикое поле» (1998).
Ведущая рубрики Анна ВЕЛИГЖАНИНА
«Комсомольская правда», 4 апреля 2003 г.
Элина Авраамовна Быстрицкая — талантливая актриса и загадочная женщина давно не дает интервью и никогда не открывала журналистам свои сокровенные, любовные переживания. Впервые в она рассказывает о самой большой в жизни любви в своей первой книге «Встречи под звездой надежды », которая скоро выйдет в свет.
В театральном хулиганила.
Из Киевского института театрального искусства, куда она поступила против воли родителей-медиков, Элину едва не исключили за... хулиганство. Перед выступлением (Быстрицкая всегда к нему серьезно готовилась) второкурсник свистнул ей из пищалки в ухо и получил пощечину. За это ее и разбирали на комсомольском собрании. Были у нее проблемы и при распределении. Главный режиссер Херсонского драмтеатра, приехавший набирать выпускников, ткнул в Элину пальцем и сказал, чтобы пришла в семь вечера в ресторан. «Не приду!» — заявила гордячка, и ее не взяли на работу. Не попала Быстрицкая и в Театр им. Моссовета: кто-то из сокурсников наябедничал режиссеру, что она якобы всюду болтает, будто станет его любовницей... В результате она попала в Вильнюсский драмтеатр, а позже перешла в московский Малый театр.
Девушка с характером.
Популярность в кино пришла к Элине в 1955 году с картиной «Неоконченная повесть» Эрмлера, в которой Быстрицкая с Сергеем Бондарчуком играли влюбленных. А в жизни актеры терпеть друг друга не могли, так что режиссер снимал крупные планы Быстрицкой отдельно от Бондарчука. Другую прославившую ее роль Аксиньи в картине «Тихий Дон» Сергея Герасимова Быстрицкая «увела» у Нонны Мордюковой. За Быстрицкую проголосовал автор романа Михаил Шолохов. Мордюкова, по ее словам, чуть не наложила на себя руки и при встрече прошипела: «У, проклятая, сыграла все-таки». Правда, с Михаилом Шолоховым Быстрицкая тоже испортила отношения...Отповедь получил от Быстрицкой в загранпоездке в 1967 году один высокопоставленный любвеобильный чиновник. В отместку он сделал так, что актрису перестали пускать за границу.В Малом театре Быстрицкая полтора года оставалась без ролей — наказание за нелестные отзывы о жене Игоря Ильинского. Зная неуживчивый характер Элины, режиссеры перестали предлагать ей роли. Быстрицкую не снимали в кино 24 года! Все это время она работала в театре. В 1978 году стала народной артисткой СССР. А в 1997 году о ней снова заговорили после ее роли княгини Ольга в картине Булата Мансурова «Теплые ветры древних булгар».
Замужество.
В личной жизни у Быстрицкой дела обстояли так же непросто, как и в карьере. И хотя у Быстрицкой всегда была масса поклонников и романов, замуж она долго не выходила. Быстрицкая даже в своей книге не уточняет год замужества, по некоторым данным, она вышла замуж в конце 60-х годов за человека «не из театральных» и старше ее на несколько лет. Она была у него четвертой женой. Из книги Э.Быстрицкой «Встречи под звездой надежды »:«...С будущим мужем, Николаем Ивановичем, меня познакомил его друг, работавший в ту пору в журнале «Советский экран». Влюбилась я тогда со всей пылкостью своей натуры-Обыватели и закоренелые сплетники утверждали, что он был генералом, чуть ли не родственником Н.С.Хрущева. А Николай Иванович работал в отделе переводов Министерства внешней торговли...Через четыре дня после знакомства Николай Иванович сделал мне предложение, и я без колебаний приняла его. Я была свободна, он к этому времени разведен, так что помех для брака не имелось...Жилось мне в те годы трудно... После замужества стало легче. У Николая Ивановича был очень хороший вкус... Из своих поездок за рубеж привозил какие-то модные вещи, и я могла появляться изысканно одетой...Я была счастлива. Может, именно в те годы я осознала, как много значит для актрисы личная жизнь. В душе я надеялась на чудо: вдруг вопреки всем медицинским диагнозам у меня появится ребенок... Но если чудеса и случаются, то только не со мной»...
Разбитая любовь.
Через 27 лет счастливой супружеской жизни Быстрицкая решилась на развод с любимым мужем — не смогла простить ему измены. Развод произошел в начале 90-х годов. И с тех пор: актриса одна. Из книги Э.Быстрицкой «Встреча под звездой надежды»:
«...Конечно, было обидно и горько... Мне пришлось вновь обустраивать свою жизнь. Позже я поняла, что развоа начал назревать тогда, когда Николай Иванович стал активно вторгаться в мое творчество. Я не могла позволить повелевать собою. Ему была нужна не я, а та атмосфера, которая складывалась вокруг меня. Его перестало интересовать все, кроме того, что он муж «той самой Быстрицкой». Его не волновали ни мои заботы, ни мои болячки, ни мои хлопоты, ни мои трудности. Ко всему этому он стал относиться, равнодушно. У него были свои интересы, и они сводились к встречам с «дамочками»... Господи, кажется, я сбиваюсь на пошлость но что делать, если это — правда. ...Думаю что многие знают, какое это испытание остаться наедине с собой среди множества людей. Для актрисы это может обернуться трагедией... В моей жизни был период, когда я однажды просидела десять часов под дождем в лодке, решая, как мне дальше жить... Актриса, не познавшая любовь и горькое одиночество, никогда не будет искренней на сцене...»
Сегодняшняя жизнь.
Сегодня Элина Авраамовна живет в загородном доме в Подмосковье (по соседству с Василием Лановым и Владимиром Познером). Гуляет с любимой собакой. Занимается научно-педагогической деятельностью. За вклад в культуру и искусство Академия мира недавно присвоила ей степень доктора искусствоведения.
«Успешно выполнять эти и другие ответственные обязанности необычайно сложно, просто тяжело. Но ведь известно, что человек жив осознанием своей полезности и необходимости», — убеждена актриса.
СПРАВКА «КП» Элина БЫСТРИЦКАЯ родилась 4 апреля 1928 года в Киеве. Сыграла в фильмах: «В мирные дни» (1950), «Неоконченная повесть» (1955), «Добровольцы» (1958), «Тихий Дон» (1957 — 1958), «Русский сувенир» (1960), «Все остается людям» (1963), «Дачники» (1966), «Николай Бауман» (1967), «Семь дней после убийства» (1991), «Прощальные гастроли» (1992), «Бравые парни» (1993), «Дикое поле» (1998).
Ведущая рубрики Анна ВЕЛИГЖАНИНА
«Комсомольская правда», 4 апреля 2003 г.
04.04.2003
Подробнее
ЖЕЗЛ КОРОЛЕВЫ Элина Быстрицкая — королева по определению. В любой ипостаси.
ЖЕЗЛ КОРОЛЕВЫ
Элина Быстрицкая — королева по определению. В любой ипостаси.
Элина Быстрицкая — королева по определению. В любой ипостаси.
ЖЕЗЛ КОРОЛЕВЫ
Элина Быстрицкая — королева по определению. В любой ипостаси. Роль грибоедовской старухи Хлестовой, по всем каноническим статьям эпизодической, вырастает у нее в спектакле Сергея Женовача в одну из центральных. Эта Хлестова, наименование «старуха» к которой категорически не подходит, — второе лицо после Фамусова. Блестящее олицетворение той Москвы, что враждебна Чацкому. Эффектная женщина. Вовсе неглупая. Не скучная. Не патриархальная. Хлестова Быстрицкой — из породы тех, кто умеет жить со вкусом, знает толк не только в модных туалетах, но и в расстановке светских приоритетов и амбиций. Эта женщина еще не утратила власти над мужчинами. Да и над молоденькими девчонками, которым не грех бы брать с нее пример. Вальяжна и игрива. Снисходительно-беспощадна. Такой особенно страшно попасться на язык. Вместе с моложавым, энергичным Фамусовым — Юрием Соломиным они составляют неотразимую пару хозяев жизни.
Уникальная красота этой актрисы почти всегда обеспечивала ей «царские» роли. А железный характер обуславливал положение героини. Знаменитая Аксинья в «Тихом Доне» сочетала в себе тип «народный» с сущностью «королевской» -
центр притяжения, объект любви и интриги. Когда-то она играла на сцене Малого театра баронессу Штраль в лермонтовском «Маскараде». При всей невеличественности поступков ее героини, эта Штраль смотрелась, в первую очередь, дамой из высшего общества. Игрались «сливки» маскарада жизни, порода с червоточиной внутри. А несколько лет назад актриса сыграла современную проекцию Хелены, очаровательной польки из «Варшавской мелодии» — драматург Леонид Зорин спустя годы дописал новый сюжет им же некогда сочиненной прекрасной сценической легенды. Нынешняя Хелена у Быстрицкой, как оказалось, не утратила за долгую жизнь ни тонкого шарма, ни очаровательной хрупкости, ни прочной внутренней основы. При упоминании одного только имени этой актрисы у соотечественников сразу возникает образ абсолютной красоты. Далеко не все осведомлены о ее спортивной и вполне мужской страсти — бильярде. Быстрицкая играет первоклассно. Однажды маршал Куликов даже подарил ей кий. Вероятно, этот «маршальский жезл» принес ей в дальнейшем немало блестящих побед.
Наталия ГРИГОРЬЕВА
«Культура» №13 3-9 апреля 2003 г.
Элина Быстрицкая — королева по определению. В любой ипостаси. Роль грибоедовской старухи Хлестовой, по всем каноническим статьям эпизодической, вырастает у нее в спектакле Сергея Женовача в одну из центральных. Эта Хлестова, наименование «старуха» к которой категорически не подходит, — второе лицо после Фамусова. Блестящее олицетворение той Москвы, что враждебна Чацкому. Эффектная женщина. Вовсе неглупая. Не скучная. Не патриархальная. Хлестова Быстрицкой — из породы тех, кто умеет жить со вкусом, знает толк не только в модных туалетах, но и в расстановке светских приоритетов и амбиций. Эта женщина еще не утратила власти над мужчинами. Да и над молоденькими девчонками, которым не грех бы брать с нее пример. Вальяжна и игрива. Снисходительно-беспощадна. Такой особенно страшно попасться на язык. Вместе с моложавым, энергичным Фамусовым — Юрием Соломиным они составляют неотразимую пару хозяев жизни.
Уникальная красота этой актрисы почти всегда обеспечивала ей «царские» роли. А железный характер обуславливал положение героини. Знаменитая Аксинья в «Тихом Доне» сочетала в себе тип «народный» с сущностью «королевской» -
центр притяжения, объект любви и интриги. Когда-то она играла на сцене Малого театра баронессу Штраль в лермонтовском «Маскараде». При всей невеличественности поступков ее героини, эта Штраль смотрелась, в первую очередь, дамой из высшего общества. Игрались «сливки» маскарада жизни, порода с червоточиной внутри. А несколько лет назад актриса сыграла современную проекцию Хелены, очаровательной польки из «Варшавской мелодии» — драматург Леонид Зорин спустя годы дописал новый сюжет им же некогда сочиненной прекрасной сценической легенды. Нынешняя Хелена у Быстрицкой, как оказалось, не утратила за долгую жизнь ни тонкого шарма, ни очаровательной хрупкости, ни прочной внутренней основы. При упоминании одного только имени этой актрисы у соотечественников сразу возникает образ абсолютной красоты. Далеко не все осведомлены о ее спортивной и вполне мужской страсти — бильярде. Быстрицкая играет первоклассно. Однажды маршал Куликов даже подарил ей кий. Вероятно, этот «маршальский жезл» принес ей в дальнейшем немало блестящих побед.
Наталия ГРИГОРЬЕВА
«Культура» №13 3-9 апреля 2003 г.
03.04.2003
Подробнее
3 апреля исполняется 55 лет популярному актёру театра и кино, заслуженному артисту России Владимиру Бенедиктовичу Носику. От всей души поздравляем Владимира Бенедиктовича Носика с замечательной датой! Крепкого здоровья, душевного покоя, счастья, новых тв
3 апреля исполняется 55 лет популярному актёру театра и кино, заслуженному артисту России Владимиру Бенедиктовичу Носику.
От всей души поздравляем Владимира Бенедиктовича Носика с замечательной датой! Крепкого здоровья, душевного покоя, счастья, новых творческих успехов!
От всей души поздравляем Владимира Бенедиктовича Носика с замечательной датой! Крепкого здоровья, душевного покоя, счастья, новых творческих успехов!
3 апреля исполняется 55 лет популярному актёру театра и кино, заслуженному артисту России Владимиру Бенедиктовичу Носику. Зрители знают и любят замечательного актёра по таким фильмам, как «Инопланетянка», «Самая обаятельная и привлекательная», «Исполнение желаний», «Американский дедушка», «И это всё о нём», «Ты и я», «Опасно для жизни!», «С любимыми не расставайтесь», «Пыль под солнцем», «Ультиматум» и многим другим. На счету Владимира Носика участие в сериалах «Гостья из будущего» и «Транзит для дьявола».
Выпускник ВГИКа, Владимир Носик с 1995 года работает в Малом театре, где более 30 лет играл его старший брат Валерий. Среди ролей, сыгранных Владимиром Бенедиктовичем — господин Фаль («Преступная мать, или Второй Тартюф» П.О.Бомарше), Корпелов («Трудовой хлеб» А.Н.Островского), Сказочник («Снежная королева» по Е.Шварцу), Басманов-старший и Василий Блаженный («Князь Серебряный» по А.К.Толстому), Рисположенский («Свои люди — сочтёмся!» А.Н.Островского), Телегин («Дядя Ваня» А.П.Чехова), Стенбокк («Король Густав Васа» А.Стриндберга) и другие.
От всей души поздравляем Владимира Бенедиктовича Носика с замечательной датой! Крепкого здоровья, душевного покоя, счастья, новых творческих успехов!
Выпускник ВГИКа, Владимир Носик с 1995 года работает в Малом театре, где более 30 лет играл его старший брат Валерий. Среди ролей, сыгранных Владимиром Бенедиктовичем — господин Фаль («Преступная мать, или Второй Тартюф» П.О.Бомарше), Корпелов («Трудовой хлеб» А.Н.Островского), Сказочник («Снежная королева» по Е.Шварцу), Басманов-старший и Василий Блаженный («Князь Серебряный» по А.К.Толстому), Рисположенский («Свои люди — сочтёмся!» А.Н.Островского), Телегин («Дядя Ваня» А.П.Чехова), Стенбокк («Король Густав Васа» А.Стриндберга) и другие.
От всей души поздравляем Владимира Бенедиктовича Носика с замечательной датой! Крепкого здоровья, душевного покоя, счастья, новых творческих успехов!
02.04.2003
Подробнее
ТРИДЦАТЬ КАЗАКОВ УГОВАРИВАЛИ ЭЛИНУ БЫСТРИЦКУЮ СМЕНИТЬ ФАМИЛИЮ 4 апреля Элина Авраамовна отметит 75-летие.
ТРИДЦАТЬ КАЗАКОВ УГОВАРИВАЛИ ЭЛИНУ БЫСТРИЦКУЮ СМЕНИТЬ ФАМИЛИЮ
4 апреля Элина Авраамовна отметит 75-летие.
4 апреля Элина Авраамовна отметит 75-летие.
ТРИДЦАТЬ КАЗАКОВ УГОВАРИВАЛИ ЭЛИНУ БЫСТРИЦКУЮ СМЕНИТЬ ФАМИЛИЮ
4 апреля Элина Авраамовна отметит 75-летие. Звезда советского экрана снималась в кино необъяснимо мало. Однако сыгранные роли так хороши, что обеспечили актрисе народную любовь на многие годы вперед. О своей жизни Элина Быстрицкая рассказала «Антенне».
«СЫН» ПОЛКА
- Я родилась в семье врача. В 13 лет оказалась в действующей армии, во фронтовом передвижном сортировочном эвакогоспитале, где служил отец. Следом за мной туда пришла работать моя мама. Долгое время я не афишировала, что была участницей войны, просто указывала, если нужно, в анкетах. Но одна дама из отдела кадров Малого театра однажды сказала, что я все выдумала. Мне стало обидно, что меня упрекнули во лжи. И я поехала в звенигородский архив за доказательствами. Это было в 1984 году. Потом уж я получила орден Отечественной войны и меня назвали «сыном» полка.
ДАЖЕ В ОБЛАСТИ БАЛЕТА ВПЕРЕДИ ПЛАНЕТЫ ВСЕЙ
После войны, устав от боли и крови, я захотела стать актрисой, но не знала, что для этого нужно делать. В Нежине, где мы тогда жили, была музыкальная школа с балетным классом. Я пришла к балерине, которая его вела, и сказала, что хочу учиться. Она ответила: «Вы опоздали лет на десять!» Но я все-таки уговорила ее взять меня. Сказала, что не собираюсь быть балериной, а хочу стать актрисой, и мне такая подготовка может пригодиться. Занималась в балетном классе вместе с маленькими девочками — это был большой удар по самолюбию. У них все легко получалось, а у меня были невероятные сложности. Однако за полтора года я прошла пять классов балетной школы А потом в борьбе с семьей добилась возможности поступить в театральный институт.
ХЛЕБА И ЗРЕЛИЩ
В Киеве во время учебы снималась в массовке. Нет, я мечтала не о кино, а о куске хлеба. Голодно было, надо было зарабатывать — родители не могли меня содержать. В массовке меня заметили и сначала пригласили на эпизод, а потом и на роль. После первого курса я снялась в фильме «В мирные дни». Потом уже в составе Вильнюсского театра приехала на гастроли в Ленинград. И меня пригласили на кинопробы в две картины: «Двенадцатая ночь» и «Неоконченная повесть». Утвердили и там и там. Я выбрала «Неоконченную повесть», потому что это был рассказ о врачах, а я все про них знала. Эту работу я посвятила родителям.
У МЕНЯ ТАКОЙ ХАРАКТЕР
Я начала сниматься у Михаила Ромма в фильме «Убийство на улице Данте» в роли матери героя Михаила Козакова, но заболела — инфекционная желтуха. Когда через полтора месяца я выздоровела, то не могла работать: меня так разнесло, что ни один костюм не налезал. Позже я прочитала у Козакова, что была слишком молода для этой роли... На мое место взяли Евгению Козыреву. Я очень горевала тогда.
Примерно в это же время организовалась поездка первой делегации советских кинематографистов во Францию. Я была в ее составе, там и узнала, что Сергей Герасимов начинает подготовку к съемкам «Тихого Дона». Когда-то я взяла для курсовой работы отрывок из этого романа. Но мой педагог сказал, что играть Аксинью — не мое дело. А у меня такой характер: если что-то хочу и могу, то должна это доказывать. На роль претендовало около тридцати актрис. Победа, оказалась за мной. Утверждал исполнителей сам Шолохов. Мне рассказали, что когда он увидел на экране меня, то воскликнул: «Так вот же Аксинья!»
ОТКАРМЛИВАЛИ КАК ПОРОСЁНКА
Для съемок фильма пришлось измениться внешне — меня откармливали, как поросенка. Я научилась ездить верхом, хотя сильно боялась лошадей. А еще носить ведра с водой на коромысле. Это особое искусство: чтобы вода не расплескалась, нужно раскачивать не плечи, а бедра. Когда мы приехали снимать в станицу Вешенская, 65-летняя казачка баба Уля меня обучала. Сказала: «Ты приходи поране на берег, покеда наших казачков нету. А то ежели увидят нас за этим занятием, засмеють». А еще я научилась выкатывать белье раньше же утюгов не было. Никто не знал, как это, делается. Тогда я закрылась, с инструментами — они называются рубель и качалка — и вспомнила, как выкатывала, белье моя бабушка. Потом показала Герасимову, и он сказал: «Гордится».
Вскоре после выхода «Тихого Дона» на экран тридцать казацких старейшин прислали мне грамоту, в которой признавали меня настоящей казачкой и просили отныне называться Аксиньей Донской. Я была тронута, но сказала, что изменить фамилию родителей не могу.
ОТПУСТИТЕ МЕНЯ В ДОБРОВОЛЬЦЫ
В том же 1958 году сыграла Лелю в «Добровольцах». Она очень похожа на мою маму, которую я помню в комсомольской косыночке. В «Добровольцах» снимались замечательные актеры. К сожалению, в живых почти никого не осталось. Только мы с Мишей Ульяновым и Люся Крылова. Но о тех, кого больше нет, сохранились самые светлые воспоминания. А с Ульяновым мы и сегодня — большие друзья.
Потом в кино был большой перерыв. Почему? Мне не известно. Наверное, разговоры обо мне не очень хорошие. Говорят, что я тяжелая и работе. Не знаю... В прошлом году закончила сниматься на Украине и фильме «Бабий яр», а недавно — в картине Булата Мансурова «Сага о древних булгарах и руссах». Там я сыграла княгиню Ольгу.
Досье «Антенны»
родилась: 4 апреля 1928 года в Киеве
родители: отец — Авраам Петрович, заслуженный врач, мать -Эсфирь Исааковна
образование: Нежинский медицинский техникум (окончила в 1947 г.), Киевский театральный институт им. Карпенко-Карого (1953 г.)
место работы: с 1958 года — Малый театр
снималась в фильмах: «Неоконченная повесть», «Тихий Дон», «Все остается людям», «Дачники», «Семь дней после убийства» и др. С1967 по 1990 год в кино не работала
звание: народная артистка СССР (1978 г.)
награды: орден Отечественной войны II степени, медаль «За победу над Германией», орден «За заслуги перед Отечеством» II степени и др.
«Что касается личной жизни, то я всегда говорю: все, что нужно, у меня было. Все, что надо сегодня, у меня есть. А подробности смаковать не люблю — это глубоко личное дело. Моя история ни для кого не может быть ни поучительной, ни интересной. В мои годы уже все в прошлом... А детей у меня не было: в раннем возрасте я таскала носилки».
ОТ ДРУЗЕЙ-ТОВАРИЩЕЙ
- Мы с Элиной снимались вместе в «Неоконченной повести», — вспоминает актер Евгений Самойлов. — Она играла главную роль, у меня был эпизод. Но мы очень хорошо поработали. Потом я видел ее в картине «Тихий Дон», в спектаклях Малого театра. Я хочу пожелать Элине здоровья, потому что в творчество от него очень многое зависит. Ей нужно себя беречь, чтобы по возможности отдать оставшиеся годы искусству.
- Элина Быстрицкая несет в себе такую властную женственность, такую стать, что, пожалуй, женщину, подобную ей, не так уж часто встретишь — утверждает актер Михаил Ульянов. — Как говорится, коня на скаку остановит, Я снимался с нею только один раз — в фильме «Добровольцы». Там эти качества в Элине проявляются необычайно. Я желаю ей еще долгое время быть одной из самых прелестных, красивых и сильных звезд нашего кино и театра.
Любовь Казарновская: «С удовольствием могу сказать, что лично знакома с Элиной Авраамовной. Когда слышу название «ТихийДон» — сразу перед глазами возникает ее лицо. В Аксинье было все — женственность, порывистость, эротичность в этих глубоких глазах, в надломе бровей. Сейчас Быстрицкая много и успешно играет в театре, но ее вершиной в кино до сих пор остается «ТихийДон».
Актрису поздравляла Наталья ЮЖИНА
4 апреля Элина Авраамовна отметит 75-летие. Звезда советского экрана снималась в кино необъяснимо мало. Однако сыгранные роли так хороши, что обеспечили актрисе народную любовь на многие годы вперед. О своей жизни Элина Быстрицкая рассказала «Антенне».
«СЫН» ПОЛКА
- Я родилась в семье врача. В 13 лет оказалась в действующей армии, во фронтовом передвижном сортировочном эвакогоспитале, где служил отец. Следом за мной туда пришла работать моя мама. Долгое время я не афишировала, что была участницей войны, просто указывала, если нужно, в анкетах. Но одна дама из отдела кадров Малого театра однажды сказала, что я все выдумала. Мне стало обидно, что меня упрекнули во лжи. И я поехала в звенигородский архив за доказательствами. Это было в 1984 году. Потом уж я получила орден Отечественной войны и меня назвали «сыном» полка.
ДАЖЕ В ОБЛАСТИ БАЛЕТА ВПЕРЕДИ ПЛАНЕТЫ ВСЕЙ
После войны, устав от боли и крови, я захотела стать актрисой, но не знала, что для этого нужно делать. В Нежине, где мы тогда жили, была музыкальная школа с балетным классом. Я пришла к балерине, которая его вела, и сказала, что хочу учиться. Она ответила: «Вы опоздали лет на десять!» Но я все-таки уговорила ее взять меня. Сказала, что не собираюсь быть балериной, а хочу стать актрисой, и мне такая подготовка может пригодиться. Занималась в балетном классе вместе с маленькими девочками — это был большой удар по самолюбию. У них все легко получалось, а у меня были невероятные сложности. Однако за полтора года я прошла пять классов балетной школы А потом в борьбе с семьей добилась возможности поступить в театральный институт.
ХЛЕБА И ЗРЕЛИЩ
В Киеве во время учебы снималась в массовке. Нет, я мечтала не о кино, а о куске хлеба. Голодно было, надо было зарабатывать — родители не могли меня содержать. В массовке меня заметили и сначала пригласили на эпизод, а потом и на роль. После первого курса я снялась в фильме «В мирные дни». Потом уже в составе Вильнюсского театра приехала на гастроли в Ленинград. И меня пригласили на кинопробы в две картины: «Двенадцатая ночь» и «Неоконченная повесть». Утвердили и там и там. Я выбрала «Неоконченную повесть», потому что это был рассказ о врачах, а я все про них знала. Эту работу я посвятила родителям.
У МЕНЯ ТАКОЙ ХАРАКТЕР
Я начала сниматься у Михаила Ромма в фильме «Убийство на улице Данте» в роли матери героя Михаила Козакова, но заболела — инфекционная желтуха. Когда через полтора месяца я выздоровела, то не могла работать: меня так разнесло, что ни один костюм не налезал. Позже я прочитала у Козакова, что была слишком молода для этой роли... На мое место взяли Евгению Козыреву. Я очень горевала тогда.
Примерно в это же время организовалась поездка первой делегации советских кинематографистов во Францию. Я была в ее составе, там и узнала, что Сергей Герасимов начинает подготовку к съемкам «Тихого Дона». Когда-то я взяла для курсовой работы отрывок из этого романа. Но мой педагог сказал, что играть Аксинью — не мое дело. А у меня такой характер: если что-то хочу и могу, то должна это доказывать. На роль претендовало около тридцати актрис. Победа, оказалась за мной. Утверждал исполнителей сам Шолохов. Мне рассказали, что когда он увидел на экране меня, то воскликнул: «Так вот же Аксинья!»
ОТКАРМЛИВАЛИ КАК ПОРОСЁНКА
Для съемок фильма пришлось измениться внешне — меня откармливали, как поросенка. Я научилась ездить верхом, хотя сильно боялась лошадей. А еще носить ведра с водой на коромысле. Это особое искусство: чтобы вода не расплескалась, нужно раскачивать не плечи, а бедра. Когда мы приехали снимать в станицу Вешенская, 65-летняя казачка баба Уля меня обучала. Сказала: «Ты приходи поране на берег, покеда наших казачков нету. А то ежели увидят нас за этим занятием, засмеють». А еще я научилась выкатывать белье раньше же утюгов не было. Никто не знал, как это, делается. Тогда я закрылась, с инструментами — они называются рубель и качалка — и вспомнила, как выкатывала, белье моя бабушка. Потом показала Герасимову, и он сказал: «Гордится».
Вскоре после выхода «Тихого Дона» на экран тридцать казацких старейшин прислали мне грамоту, в которой признавали меня настоящей казачкой и просили отныне называться Аксиньей Донской. Я была тронута, но сказала, что изменить фамилию родителей не могу.
ОТПУСТИТЕ МЕНЯ В ДОБРОВОЛЬЦЫ
В том же 1958 году сыграла Лелю в «Добровольцах». Она очень похожа на мою маму, которую я помню в комсомольской косыночке. В «Добровольцах» снимались замечательные актеры. К сожалению, в живых почти никого не осталось. Только мы с Мишей Ульяновым и Люся Крылова. Но о тех, кого больше нет, сохранились самые светлые воспоминания. А с Ульяновым мы и сегодня — большие друзья.
Потом в кино был большой перерыв. Почему? Мне не известно. Наверное, разговоры обо мне не очень хорошие. Говорят, что я тяжелая и работе. Не знаю... В прошлом году закончила сниматься на Украине и фильме «Бабий яр», а недавно — в картине Булата Мансурова «Сага о древних булгарах и руссах». Там я сыграла княгиню Ольгу.
Досье «Антенны»
родилась: 4 апреля 1928 года в Киеве
родители: отец — Авраам Петрович, заслуженный врач, мать -Эсфирь Исааковна
образование: Нежинский медицинский техникум (окончила в 1947 г.), Киевский театральный институт им. Карпенко-Карого (1953 г.)
место работы: с 1958 года — Малый театр
снималась в фильмах: «Неоконченная повесть», «Тихий Дон», «Все остается людям», «Дачники», «Семь дней после убийства» и др. С1967 по 1990 год в кино не работала
звание: народная артистка СССР (1978 г.)
награды: орден Отечественной войны II степени, медаль «За победу над Германией», орден «За заслуги перед Отечеством» II степени и др.
«Что касается личной жизни, то я всегда говорю: все, что нужно, у меня было. Все, что надо сегодня, у меня есть. А подробности смаковать не люблю — это глубоко личное дело. Моя история ни для кого не может быть ни поучительной, ни интересной. В мои годы уже все в прошлом... А детей у меня не было: в раннем возрасте я таскала носилки».
ОТ ДРУЗЕЙ-ТОВАРИЩЕЙ
- Мы с Элиной снимались вместе в «Неоконченной повести», — вспоминает актер Евгений Самойлов. — Она играла главную роль, у меня был эпизод. Но мы очень хорошо поработали. Потом я видел ее в картине «Тихий Дон», в спектаклях Малого театра. Я хочу пожелать Элине здоровья, потому что в творчество от него очень многое зависит. Ей нужно себя беречь, чтобы по возможности отдать оставшиеся годы искусству.
- Элина Быстрицкая несет в себе такую властную женственность, такую стать, что, пожалуй, женщину, подобную ей, не так уж часто встретишь — утверждает актер Михаил Ульянов. — Как говорится, коня на скаку остановит, Я снимался с нею только один раз — в фильме «Добровольцы». Там эти качества в Элине проявляются необычайно. Я желаю ей еще долгое время быть одной из самых прелестных, красивых и сильных звезд нашего кино и театра.
Любовь Казарновская: «С удовольствием могу сказать, что лично знакома с Элиной Авраамовной. Когда слышу название «ТихийДон» — сразу перед глазами возникает ее лицо. В Аксинье было все — женственность, порывистость, эротичность в этих глубоких глазах, в надломе бровей. Сейчас Быстрицкая много и успешно играет в театре, но ее вершиной в кино до сих пор остается «ТихийДон».
Актрису поздравляла Наталья ЮЖИНА
Подробнее
ЭЛИНА БЫСТРИЦКАЯ. СЕКРЕТ ЕЕ СЧАСТЬЯ. 4 АПРЕЛЯ актриса в 75-й раз отметит свой день рождения, а затем — 45-й день рождения прославившего ее фильма «Тихий Дон».
ЭЛИНА БЫСТРИЦКАЯ. СЕКРЕТ ЕЕ СЧАСТЬЯ.
4 АПРЕЛЯ актриса в 75-й раз отметит свой день рождения, а затем — 45-й день рождения прославившего ее фильма «Тихий Дон».
4 АПРЕЛЯ актриса в 75-й раз отметит свой день рождения, а затем — 45-й день рождения прославившего ее фильма «Тихий Дон».
ЭЛИНА БЫСТРИЦКАЯ. СЕКРЕТ ЕЕ СЧАСТЬЯ.
4 АПРЕЛЯ актриса в 75-й раз отметит свой день рождения, а затем — 45-й день рождения прославившего ее фильма «Тихий Дон».
- ЭЛИНА Авраамовна, вы снялись во многих фильмах, но для большинства зрителей по-прежнему остаетесь Аксиньей. Не обидно?
- Так ведь и такого уровня литературы, как шолохвский «Тихий Дон», больше нет. И образа такой глубины нет. Поэтому я отдаю себе отчет какое значение это имело в моей актерской биографии, и абсолютно не обижаюсь.
- Нонна Мордюкова часто рассказывает, что хотела покончить с собой, когда роль Аксиньи Сергей Герасимов доверил вам.
- Актеров утверждал на роли лично Михаил Шолохов. Когда он увидел меня, то воскликнул: «Так вот же на, Аксинья!» А Мордюкова... Я хорошо помню, как после первого общественного просмотра она подошла и сказала мне: «А ты все-таки сыграла, проклятая!»
АКУШЕР-ГИНЕКОЛОГ
ВООБЩЕ-ТО Быстрицкая должна была стать врачом — так хотели родители. После фронтового госпиталя, где 14-летняя Элина работала медсестрой, она поступила в медицинский техникум и даже получила диплом акушера-гинеколога, приняв во время практики 15 родов. Однако о профессии врача Быстрицкая думала меньше всего. Не зря же она, будучи совсем малышкой, разыгрывала перед родственниками сценки из знаменитого в 30-е годы фильма «Чапаев». Особенный восторг зрителей вызывала последняя сцена спектакля, когда облаченная в мужские шаровары девчонка выходила и строгим голосом произносила коронную фразу: «А ну, тихо! Чапай думать будет!»
Учась в медтехникуме, Элина записалась в драмкружок и балетный класс музыкальной школы. Мама была в шоке, когда дочь пригласила ее на спектакль «Маруся Богуславка», во время которого зажигательно исполняла танец живота. Зрители аплодировали, а мама, вся красная от смущения, была уверена, что ее девочка позволяет себе что-то непотребное.
Поэтому известие о том, что дочь не собирается посвящать себя медицине, расстроило родителей вконец. «И кто тебе сказал, что у тебя есть талант?» — возмущался отец. Но видя, что переубедить Элину невозможно, он решил отправиться в театральный институт вместе с ней. И, добившись приема у ректора, попросил того убедить «его глупую дочь, что в театральном ей делать нечего». Ректор удивился странной просьбе, но «глупую дочь» убедил. Быстрицкой пришлось подать документы в педагогический институт, где она, правда, проучилась совсем недолго. И поступила-таки в театральный.
- Такой у меня характер. А судьба в конечном счете — это и есть характер. Может, если моя настойчивость и не мое упорство, я бы и не добилась того, чтобы стать актрисой. Я всегда ставила перед собой недостижимую цель и хоть и надеялась на судьбу, но и сама не плошала. Всегда что-то делала, чтобы приблизиться к своей заветной мечте. У меня и сегодня есть надежды, мечты и желания. Ближняя цель — выздороветь, трудиться, сыграть, что смогу.
- Откуда брать силы, чтобы пережить трудности?
- Знаете, есть такой диалог: «А откуда вы берете деньги?» — «Из тумбочки». Так и я силы беру в тумбочке. У себя беру. Где их еще брать? Надо все понимать, преодолевать какие-то мелкие преграды, с тем чтобы достичь желаемого. Единственное, что нельзя делать, -добиваться своего за чужой счет. Этого Бог не прощает.
- В театре это возможно?
- Вопросы нравственности всегда стоят перед отдельными людьми, а не перед коллективом в целом. Я воспитана так, что не нарушаю своих принципов. Я просто живу по правилам, которые были у нас в семье. Стараюсь не мешать окружающим. Но не допускаю, чтобы и мне мешали. Ради того, чтобы соблюсти честь, могу отказаться и отказывалась от многого. Выше достоинства для меня привилегий нет.
ЧЕМ ПАХНЕТ ДЕРЕВНЯ
ПОДОБНУЮ принципиальность актриса проявляет не только в работе, но и во взаимоотношениях с мужчинами. Так, учась в театральном, Быстрицкая не раз довольно резко отшивала слишком навязчивых поклонников. Кое-кому доставались и пощечины. Одна из которых едва не бломала Элине всю жизнь. Накануне 29-й годовщины со дня смерти Ленина в Киевском институте театрального искусства студенты выступали с номерами, посвящёнными траурной дате, Быстрицкая в тот день читала со сцены «Сказку о Ленине». За несколько секунд до ее выхода какой-то второкурсник незаметно подкрался сзади и, желая подшутить, свистнул ей из пищалки в ухо. В ответ он получил оплеуху, от которой отлетел метров на пять. Дело получило ход: Элину обвинили в хулиганстве и предложили написать заявление о переводе в Харьковский институт. В противном случае обещали отчислить из вуза. Ответ Быстрицкой был категоричен: «Если завтра вывесят приказ о моем отчислении, то послезавтра вы найдете меня в Днепре». Угрозу студентки, никогда до этого не бросавшей слова на ветер, восприняли всерьез и решили «ограничиться» комсомольским взысканием.
ЧТО ТАКОЕ СЧАСТЬЕ
НА ТЕМУ личной жизни актриса распространяться не любит. Говорит, что живет одна (не считая ее любимого песика пекинеса, с которым Быстрицкая обожает поговорить о жизни: «За долгую совместную жизнь она на меня похожа стала, мы с ней одного цвета»), каждый день общается с друзьями и от одиночества вовсе не страдает.
- Вы как-то сказали, что счастье для женщины — это семья и дети. Получается, вы несчастны?
- Почему? У меня это все было. Замечательный муж, у которого были дети. Но и какой-то момент это ушло. Все же не может длиться постоянно. Сегодня для меня счастье то, что я физически здорова, могу выйти на сцену моего любимого театра, могу предположить, что в состоянии сделать что-то в кино. Для меня счастье — это вставать утром и знать, что тебе есть что делать.
- Вы себя уютно чувствуете в сегодняшнем мире?
- Я себя от него отгородила, что ли. Вот в театре мне хорошо — там любимые роли, партнеры...
- Искусство — жестокая вещь? Я знаю, что Аксинью хотела сыграть еще и Эмма Цесарская, исполнительница этой роли в первой экранизации «Тихого Дона», вышедшей на экраны в начале 30-х. Но когда она пришла на пробы, Герасимов просто подвел ее к зеркалу — и вопрос был снят.
- Есть актрисы, которые, несмотря на годы, чувствуют себя девчонками. И ведут себя соответствующе. И смотреть на это неловко.
- Вы себя девчонкой разве не чувствуете?
- Давно не чувствую, очень осторожна в этом плане. Могу подурачиться, когда я с близкими друзьями и знаю, что они меня не осудят.
- Внешность, как вы полагаете, важна в жизни?
- Внешность — это парадная сторона, которая сразу видна и может быть обманчива. Лично я своей внешностью никогда не гордилась и не считала, что она заслуживает особого внимания. Мне никогда в детстве не говорили о моей внешности — мама воспитывала меня очень строго. Впервые я услышала о своей привлекательности в 13 лет, в госпитале. Двое раненых разговаривают: «Посмотри, какая хорошенькая девушка!» Оглянулась — рядом никого... Потом долго смотрела в зеркало — ничего интересного не нашла.
А еще я всегда занималась самосовершенствованием. И сегодня продолжаю, несмотря на то что о моей внешности уже никто ничего и не говорит.
- Вы и сегодня красавица хоть куда.
- Я эти разговоры всегда воспринимала как нежелание людей видеть то, что есть на самом деле.
- В жизни каждого человека есть период наивности, когда он думает, что все его любят...
- А как же.
- У вас это период когда закончился?
- А он у меня не закончился. Я и сейчас верю и жду.
- Как вы думаете, вас боятся?
- Не знаю. Я бываю строга, поэтому люди робеют иногда. Не сказала бы, что боятся. Характер у меня достаточно сильный, слава богу.
- О многом жалеете?
- Конечно. Главным образом о том, что ушло время. Очень много пропущено. Я не могла получить то, что хотела, по разным причинам. Не только из-за моего характера.
- Из-за врагов?
- Недругов, я бы сказала. Они у меня и раньше были, и сейчас есть.
- Если чего-то очень хотеть, это сбудется?
- Все зависит от того, насколько ты вправе этого желать. Самооценка не всегда бывает точной...
Игорь ИЗГАРШЕВ
«Аргументы и факты» № 14, 2003 г.
4 АПРЕЛЯ актриса в 75-й раз отметит свой день рождения, а затем — 45-й день рождения прославившего ее фильма «Тихий Дон».
- ЭЛИНА Авраамовна, вы снялись во многих фильмах, но для большинства зрителей по-прежнему остаетесь Аксиньей. Не обидно?
- Так ведь и такого уровня литературы, как шолохвский «Тихий Дон», больше нет. И образа такой глубины нет. Поэтому я отдаю себе отчет какое значение это имело в моей актерской биографии, и абсолютно не обижаюсь.
- Нонна Мордюкова часто рассказывает, что хотела покончить с собой, когда роль Аксиньи Сергей Герасимов доверил вам.
- Актеров утверждал на роли лично Михаил Шолохов. Когда он увидел меня, то воскликнул: «Так вот же на, Аксинья!» А Мордюкова... Я хорошо помню, как после первого общественного просмотра она подошла и сказала мне: «А ты все-таки сыграла, проклятая!»
АКУШЕР-ГИНЕКОЛОГ
ВООБЩЕ-ТО Быстрицкая должна была стать врачом — так хотели родители. После фронтового госпиталя, где 14-летняя Элина работала медсестрой, она поступила в медицинский техникум и даже получила диплом акушера-гинеколога, приняв во время практики 15 родов. Однако о профессии врача Быстрицкая думала меньше всего. Не зря же она, будучи совсем малышкой, разыгрывала перед родственниками сценки из знаменитого в 30-е годы фильма «Чапаев». Особенный восторг зрителей вызывала последняя сцена спектакля, когда облаченная в мужские шаровары девчонка выходила и строгим голосом произносила коронную фразу: «А ну, тихо! Чапай думать будет!»
Учась в медтехникуме, Элина записалась в драмкружок и балетный класс музыкальной школы. Мама была в шоке, когда дочь пригласила ее на спектакль «Маруся Богуславка», во время которого зажигательно исполняла танец живота. Зрители аплодировали, а мама, вся красная от смущения, была уверена, что ее девочка позволяет себе что-то непотребное.
Поэтому известие о том, что дочь не собирается посвящать себя медицине, расстроило родителей вконец. «И кто тебе сказал, что у тебя есть талант?» — возмущался отец. Но видя, что переубедить Элину невозможно, он решил отправиться в театральный институт вместе с ней. И, добившись приема у ректора, попросил того убедить «его глупую дочь, что в театральном ей делать нечего». Ректор удивился странной просьбе, но «глупую дочь» убедил. Быстрицкой пришлось подать документы в педагогический институт, где она, правда, проучилась совсем недолго. И поступила-таки в театральный.
- Такой у меня характер. А судьба в конечном счете — это и есть характер. Может, если моя настойчивость и не мое упорство, я бы и не добилась того, чтобы стать актрисой. Я всегда ставила перед собой недостижимую цель и хоть и надеялась на судьбу, но и сама не плошала. Всегда что-то делала, чтобы приблизиться к своей заветной мечте. У меня и сегодня есть надежды, мечты и желания. Ближняя цель — выздороветь, трудиться, сыграть, что смогу.
- Откуда брать силы, чтобы пережить трудности?
- Знаете, есть такой диалог: «А откуда вы берете деньги?» — «Из тумбочки». Так и я силы беру в тумбочке. У себя беру. Где их еще брать? Надо все понимать, преодолевать какие-то мелкие преграды, с тем чтобы достичь желаемого. Единственное, что нельзя делать, -добиваться своего за чужой счет. Этого Бог не прощает.
- В театре это возможно?
- Вопросы нравственности всегда стоят перед отдельными людьми, а не перед коллективом в целом. Я воспитана так, что не нарушаю своих принципов. Я просто живу по правилам, которые были у нас в семье. Стараюсь не мешать окружающим. Но не допускаю, чтобы и мне мешали. Ради того, чтобы соблюсти честь, могу отказаться и отказывалась от многого. Выше достоинства для меня привилегий нет.
ЧЕМ ПАХНЕТ ДЕРЕВНЯ
ПОДОБНУЮ принципиальность актриса проявляет не только в работе, но и во взаимоотношениях с мужчинами. Так, учась в театральном, Быстрицкая не раз довольно резко отшивала слишком навязчивых поклонников. Кое-кому доставались и пощечины. Одна из которых едва не бломала Элине всю жизнь. Накануне 29-й годовщины со дня смерти Ленина в Киевском институте театрального искусства студенты выступали с номерами, посвящёнными траурной дате, Быстрицкая в тот день читала со сцены «Сказку о Ленине». За несколько секунд до ее выхода какой-то второкурсник незаметно подкрался сзади и, желая подшутить, свистнул ей из пищалки в ухо. В ответ он получил оплеуху, от которой отлетел метров на пять. Дело получило ход: Элину обвинили в хулиганстве и предложили написать заявление о переводе в Харьковский институт. В противном случае обещали отчислить из вуза. Ответ Быстрицкой был категоричен: «Если завтра вывесят приказ о моем отчислении, то послезавтра вы найдете меня в Днепре». Угрозу студентки, никогда до этого не бросавшей слова на ветер, восприняли всерьез и решили «ограничиться» комсомольским взысканием.
ЧТО ТАКОЕ СЧАСТЬЕ
НА ТЕМУ личной жизни актриса распространяться не любит. Говорит, что живет одна (не считая ее любимого песика пекинеса, с которым Быстрицкая обожает поговорить о жизни: «За долгую совместную жизнь она на меня похожа стала, мы с ней одного цвета»), каждый день общается с друзьями и от одиночества вовсе не страдает.
- Вы как-то сказали, что счастье для женщины — это семья и дети. Получается, вы несчастны?
- Почему? У меня это все было. Замечательный муж, у которого были дети. Но и какой-то момент это ушло. Все же не может длиться постоянно. Сегодня для меня счастье то, что я физически здорова, могу выйти на сцену моего любимого театра, могу предположить, что в состоянии сделать что-то в кино. Для меня счастье — это вставать утром и знать, что тебе есть что делать.
- Вы себя уютно чувствуете в сегодняшнем мире?
- Я себя от него отгородила, что ли. Вот в театре мне хорошо — там любимые роли, партнеры...
- Искусство — жестокая вещь? Я знаю, что Аксинью хотела сыграть еще и Эмма Цесарская, исполнительница этой роли в первой экранизации «Тихого Дона», вышедшей на экраны в начале 30-х. Но когда она пришла на пробы, Герасимов просто подвел ее к зеркалу — и вопрос был снят.
- Есть актрисы, которые, несмотря на годы, чувствуют себя девчонками. И ведут себя соответствующе. И смотреть на это неловко.
- Вы себя девчонкой разве не чувствуете?
- Давно не чувствую, очень осторожна в этом плане. Могу подурачиться, когда я с близкими друзьями и знаю, что они меня не осудят.
- Внешность, как вы полагаете, важна в жизни?
- Внешность — это парадная сторона, которая сразу видна и может быть обманчива. Лично я своей внешностью никогда не гордилась и не считала, что она заслуживает особого внимания. Мне никогда в детстве не говорили о моей внешности — мама воспитывала меня очень строго. Впервые я услышала о своей привлекательности в 13 лет, в госпитале. Двое раненых разговаривают: «Посмотри, какая хорошенькая девушка!» Оглянулась — рядом никого... Потом долго смотрела в зеркало — ничего интересного не нашла.
А еще я всегда занималась самосовершенствованием. И сегодня продолжаю, несмотря на то что о моей внешности уже никто ничего и не говорит.
- Вы и сегодня красавица хоть куда.
- Я эти разговоры всегда воспринимала как нежелание людей видеть то, что есть на самом деле.
- В жизни каждого человека есть период наивности, когда он думает, что все его любят...
- А как же.
- У вас это период когда закончился?
- А он у меня не закончился. Я и сейчас верю и жду.
- Как вы думаете, вас боятся?
- Не знаю. Я бываю строга, поэтому люди робеют иногда. Не сказала бы, что боятся. Характер у меня достаточно сильный, слава богу.
- О многом жалеете?
- Конечно. Главным образом о том, что ушло время. Очень много пропущено. Я не могла получить то, что хотела, по разным причинам. Не только из-за моего характера.
- Из-за врагов?
- Недругов, я бы сказала. Они у меня и раньше были, и сейчас есть.
- Если чего-то очень хотеть, это сбудется?
- Все зависит от того, насколько ты вправе этого желать. Самооценка не всегда бывает точной...
Игорь ИЗГАРШЕВ
«Аргументы и факты» № 14, 2003 г.
29.03.2003
Подробнее
ВАРПАХОВСКИЙ ЛЕОНИД ВИКТОРОВИЧ
29 марта 2003 г. исполнилось 95 лет со дня рождения выдающегося советского режиссера Леонида Викторовича Варпаховского.
ВАРПАХОВСКИЙ ЛЕОНИД ВИКТОРОВИЧ
29 марта 2003 г. исполнилось 95 лет со дня рождения выдающегося советского режиссера Леонида Викторовича Варпаховского. Его судьба была и счастливой, и трагичной, долгие годы связанной с Колымой, с Магаданским театром. Уже в конце жизни, преодолев многие испытания, Л. В. Варпаховский вспоминал: «Я успел окончить Московский университет, поработать театральным художником, был рецензентом, опубликовал несколько критических статей в «толстых» журналах и даже играл на ударных инструментах в джаз-оркестрах.
Но мечта стать режиссером по-прежнему не давала мне покоя». Возможно, эта мечта так бы и не осуществилась, однако путь к ней открылся для 25-летнего Л. В. Варпаховского после перехода из Московского театра сатиры в театр В. Э. Мейерхольда.
Принятый сюда на должность ученого секретаря, он стал выполнять не только свои непосредственные обязанности, но под руководством Всеволода Эмильевича постигал мастерство режиссуры. Все это наложило огромный отпечаток на все последующее театральное творчество Л. В. Варпаховского.
«С лета 1933 г., — вспоминал он, — начался почти трехлетний период моего близкого сотрудничества с Всеволодом Эмильевичем. Это было время постановок «Дамы с камелиями» А. Дюма, водевилей А. Чехова (спектакль назывался «Тридцать три обморока»), «Пиковой дамы» П. Чайковского в Ленинградском Малом оперном театре и создание второй редакции «Горе от ума» А. Грибоедова. На протяжении всего этого периода я встречался с Мейерхольдом почти ежедневно не только на репитициях в театре, но и у него дома, где по вечерам (а иногда и по ночам) делалась вся подготовительная работа».
Такое тесное сотрудничество продолжалось бы и дальше, но оно было прервано 22 февраля 1936 г., когда Л. В. Варпаховского неожиданно арестовали по ложному доносу. На последующем заседании Особого совещания при НКВД СССР его приговорили к 4 годам ссылки в Казахстан. Вскоре после этого он оказался в составе Алма-Атинского государственного театра русской драмы, где осуществил постановку нескольких спектаклей. Однако 18 ноября 1937 г. он был вновь арестован и теперь уже осужден «за контрреволюционную агитацию» на 10 лет исправительно-трудовых лагерей. Аресту подверглась также его первая жена А. А. Миликовская. До сих пор точно неизвестно, была ли она расстреляна или погибла в одном из лагерей ГУЛАГа. Их сыну Федору в тот момент не было и трех лет. Мать ему заменила тетя — Ирина Викторовна.
После вторичного осуждения Л. В. Варпаховский был направлен в одно из подразделений Бамлага, а в сентябре 1940 г. этапирован на Колыму. Здесь он первоначально находился на общих работах в Чай-Урьинской долине, а уже во время Великой Отечественной войны оказался в культбригаде Севлага. Направление в эту культбригаду произошло при содействии работника культурно-воспитательного отдела В. Е. Фейгина и практически спасло Варпаховскому жизнь. Об этом Леонид Викторович никогда не забывал. Весной 1988 г., когда я еще работал в областном краеведческом музее, В. Е. Фейгин (проживавший тогда в Рязани) прислал мне письмо, которое получил от Л. В. Варпаховского 27 декабря 1965 г. «Несколько дней назад, — говорится в нем, — встретился в Ленинграде с Л. М. Туревским (работник Политуправления Дальстроя. — А. К.). Мы очень долго говорили о Вас, я рассказал ему о том, как Вы отнеслись ко мне в Ягодном и как благодаря этому состоялась наша с ним встреча сегодня в Ленинграде. Такое незабываемо! Вы с риском для себя спасли меня, и хочу надеяться, что в этом не раскаиваетесь. Во всяком случае, всей моей дальнейшей жизнью и работой я стремился к тому, чтобы этот свой поступок никогда себе в укор не ставили. Встреча с такими людьми, как Вы и Лев Моисеевич Туревский, помогла мне не опуститься духовно, продолжать себя считать человеком. Спасибо Вам, прекрасный и красивый человек!»
Находясь в бригаде Севлага с 1942 г., Л. В. Варпаховский принял участие в постановке спектаклей «Сталинград» и «Днепр бушует», автором которых был такой же, как и он, репрессированный А. С. Школьник, до ареста работавший завотделом редакции харьковской газеты «Ленинская смена». В первом спектакле (используя свой прежний опыт) Леонид Викторович выступил в качестве художника и композитора, во втором — только как художник. Переведенный затем в культбригаду Маглага, он приступил к постановке собственных спектаклей. Конечно, репертуар утверждало Политуправление Дальстроя и лагерное начальство, но постановка теперь зависела только от режиссера. В этом качестве Л. В. Варпаховский проработал несколько лет. Все его постановки готовились артистами культбригады Маглага и Магаданского театра, а ставились на сцене последнего.
Первым спектаклем, который он поставил здесь в 1944 г., была комедия «Похищение Елены» Л. Вернеля. В ней приняли участие талантливые исполнители Ю. Э. Розенштраух (Кольцов), А. И. Демич, И. И. Мухина, Е. И. Тарасова и другие. Спектакль оформляли художники Л. Вегенер и А. Карпенко. В большинстве своем все они были заключенными, так как из названных только Ю. Э. Розенштраух в начале 1944 г. освободился из лагеря.
Спектакль «Похищение Елены» прошел с большим успехом. Это воодушевило Л. В. Варпаховского, и он задумал более грандиозную постановку. Теперь это была опера «Травиата» Д. Верди по роману А. Дюма-сына «Дама с камелиями» — первая опера на магаданской сцене, которая ставилась объединенными силами культбригады Маглага и Магаданского театра. И ее постановка уже в 1945 г. Л. В. Варпаховскому блестяще удалась. Выступление вольнонаемного певца Н. В. Антонова, заключенных Н. С. Артамонова (до ареста — солист Ленинградского академического театра оперы и балета), Т. Е. Яковлева (до ареста — солист ансамбля песни и пляски Центрального дома Красной Армии), особенно очаровательной И. С. Зискин произвело незабываемое впечатление на всех, кто присутствовал на премьере «Травиаты». А ее увидело все самое высокое начальство Дальстроя и Маглага.
В специально вышедшем выпуске «Бюллетеня» КВО (культурно-воспитательного отдела) Маглага отмечалось: «Культбригада Магаданского лагеря подготовила постановку оперы Верди «Травиата», которая с большим успехом идет на сцене Магаданского театра Дома культуры им. Горького. Большую творческую учебную работу пришлось проделать для этого. Режиссеру Варпаховскому удалось создать реалистический спектакль, верно выражающий основную идею романа А. Дюма (сына) «Дама с камелиями», на сюжет которой написана опера, и трогательные образы замечательной музыки Верди. Он разработал постановочный план, в очень короткий срок научил малоопытных в сценическом отношении исполнителей основам актерского искусства. Инструментовщик Кеше успешно переработал партитуру композитора, приспособив ее для малого симфонического состава. Художники Вегенер и Шухаева создали декорации и костюмы, соответствующие эпохе и выражающие настроение развивающейся в спектакле драмы. Музыкальные педагоги Грязнова и Артамонов обучили молодые кадры артистов, добившись большой выразительности музыкального исполнения».
Сегодня трудно сказать, кому из лагерного начальства или из репрессированных театральных кадров принадлежала такая вот оценка «Травиаты». Вне всякого сомнения, она была заслуженной, выстраданной уже известными и только что зажигавшимися «звездами» Маглага. Но если под рецензией в названном «Бюллетене» не стояла фамилия автора, то в вышедшей затем в газете «Советская Колыма» статье «Опера в Магадане» она имелась — Б. Мельников. Хочется для сравнения привести и из нее отрывок. «Постановка «Травиаты», — отмечал автор газетной публикации, — явилась для всех, любящих театр, радостным событием. Она вполне оправдала надежды тех, кто верил в творческие силы Магаданского театра. В процессе подготовки к спектаклю театр вырастил из любителей артистов, обладающих профессиональным мастерством. Такова исполнительница ведущей в этой опере партии Виолетты. Обладая хорошим колоратурным сопрано большого диапазона и приятного тембра, она не только овладела партией, но и создала убедительный сценический образ любящей и страдающей женщины. В сценическом истолковании оперы постановщик сумел проявить самостоятельность и творческую смелость... Им взята установка на зрелищность, театральность, которая успешно компенсирует недостаток в виртуозности в исполнении. Он последовательно стремится к реализму, к правдивой мотивировке всех мизансцен, имея перед собой, конечно, такие образцы, как оперная студия Станиславского... Об исполнителях, кроме Виолетты, можно сказать, что они лучше справились с вокальной стороной роли, нежели с «игрой». Партия Жермона в исполнении Н. В. Антонова является наиболее убедительной в спектакле. В отделке образа сказывается высокая вокальная культура и опыт этого артиста. Стоит отметить исполнение небольшой роли врача. Красочный театральный образ создает исполнитель роли Гастона. Хорошо сделана небольшая роль служанки. Вторая ведущая партия спектакля — Альфреда — к сожалению, не нашла достойного исполнителя, который обладал бы обаянием, сценическим темпераментом и вокальным мастерством, необходимым для создания этого образа. Недостатки отдельных исполнителей искупаются хорошо поставленными массовыми сценами — хором, балетом (постановщик И. А. Андреев) и хорошим оркестром (дирижер П. З. Ладирдо)... Оформление спектакля отличается простотой конструкции, светлыми и чистыми красками, которые хорошо раскрывают дух этой лирической оперы». Прочитав эту оценку, наглядно видишь, что в отличие от рецензии «Бюллетеня» КВО Маглага у Б. Мельникова названы фамилии только вольнонаемных актеров и работников Магаданского театра. В то же время Л. В. Варпаховский проходит в ней просто «постановщиком», И. С. Зискин — «исполнительницей партии Виолетты», Н. С. Артамонов — «исполнителем партии Гастона», Т. Е. Яковлев — Альфредом и т. д. Думается, что такое сокрытие не являлось тайной для тогдашних читателей «Советской Колымы» и они понимали, что в данном случае речь шла о заключенных актерах. Хотя, естественно, могли не знать и не знали их всех поименно, как не знал этого и сын Л. В. Варпаховского Федор. Однако позднее он писал: «Одной из наиболее значительных работ отца была постановка силами культбригады первой на Колыме оперы — «Травиаты» Верди. Этой работе суждено было сыграть особую роль в его жизни. К нему как бы приходит второе дыхание, его переполняют скованные раньше творческие и жизненные силы. Он пылко влюбляется в певицу, исполнявшую роль Виолетты, которая вскоре стала его спутницей и преданным другом до конца жизни».
В 1945 — 1946 гг. Л. В. Варпаховский поставил на сцене Магаданского театра еще четыре спектакля: «Преступление на улице Марата» А. Мариенгофа, «Мисс Гоббс» Джерома К. Джерома, «Дорога в Нью-Йорк» Л. Малютина и «Черный тюльпан» И. Штрауса. 17 мая 1947 г. он был освобожден из заключения и уже вольнонаемным продолжил свою режиссерскую работу. Ее результатом стали спектакли «Марица» И. Кальмана, «Хозяйка гостиницы» К. Гольдони, «Холопка» Н. Стрельникова, поставленные на сцене Магаданского театра, и спектакль «Человек с того света» В. Дыховичного и М. Слободского, поставленный на сцене студии окружкома профсоюза в поселке Усть-Омчуг.
А спустя пять месяцев после освобождения Л. В. Варпаховского опять арестовали. Сын его считал, что это произошло по доносу одного из самых известных артистов культбригады Маглага. «Артист этот, — рассказывал он, — имел заслуженно громкое имя и до своего ареста, и на Колыме, но был болезненно извращенным и нравственно разложившимся человеком. По его навету было составлено объемное обвинение, более чем достаточное для полновесного срока или даже «вышки».
Однако этого не произошло. Через некоторое время Л. В. Варпаховского отправили в уже знакомый ему Усть-Омчуг. Здесь в течение 5 лет он поставил еще 10 спектаклей и в 1949 г. наконец-то увиделся со своим 14-летним сыном, которого привезла в Магадан (как и своего сына) его сестра Ирина и который пробыл на Колыме до окончания средней школы. В 1953 г. на «материк» выехал и сам Л.В.Варпаховский. Он стал работать в Тбилисском театре имени А. С. Грибоедова, где сразу поставил чеховскую «Чайку». В феврале 1976 г. заслуженный деятель искусств Грузинской ССР и народный артист РСФСР Л.В.Варпаховский умер. К тому времени он имел и мировую известность.
Колыма.ru
Александр КОЗЛОВ, старший научный сотрудник лаборатории истории и археологии СВКНИИ ДВО РАН
29 марта 2003 г. исполнилось 95 лет со дня рождения выдающегося советского режиссера Леонида Викторовича Варпаховского. Его судьба была и счастливой, и трагичной, долгие годы связанной с Колымой, с Магаданским театром. Уже в конце жизни, преодолев многие испытания, Л. В. Варпаховский вспоминал: «Я успел окончить Московский университет, поработать театральным художником, был рецензентом, опубликовал несколько критических статей в «толстых» журналах и даже играл на ударных инструментах в джаз-оркестрах.
Но мечта стать режиссером по-прежнему не давала мне покоя». Возможно, эта мечта так бы и не осуществилась, однако путь к ней открылся для 25-летнего Л. В. Варпаховского после перехода из Московского театра сатиры в театр В. Э. Мейерхольда.
Принятый сюда на должность ученого секретаря, он стал выполнять не только свои непосредственные обязанности, но под руководством Всеволода Эмильевича постигал мастерство режиссуры. Все это наложило огромный отпечаток на все последующее театральное творчество Л. В. Варпаховского.
«С лета 1933 г., — вспоминал он, — начался почти трехлетний период моего близкого сотрудничества с Всеволодом Эмильевичем. Это было время постановок «Дамы с камелиями» А. Дюма, водевилей А. Чехова (спектакль назывался «Тридцать три обморока»), «Пиковой дамы» П. Чайковского в Ленинградском Малом оперном театре и создание второй редакции «Горе от ума» А. Грибоедова. На протяжении всего этого периода я встречался с Мейерхольдом почти ежедневно не только на репитициях в театре, но и у него дома, где по вечерам (а иногда и по ночам) делалась вся подготовительная работа».
Такое тесное сотрудничество продолжалось бы и дальше, но оно было прервано 22 февраля 1936 г., когда Л. В. Варпаховского неожиданно арестовали по ложному доносу. На последующем заседании Особого совещания при НКВД СССР его приговорили к 4 годам ссылки в Казахстан. Вскоре после этого он оказался в составе Алма-Атинского государственного театра русской драмы, где осуществил постановку нескольких спектаклей. Однако 18 ноября 1937 г. он был вновь арестован и теперь уже осужден «за контрреволюционную агитацию» на 10 лет исправительно-трудовых лагерей. Аресту подверглась также его первая жена А. А. Миликовская. До сих пор точно неизвестно, была ли она расстреляна или погибла в одном из лагерей ГУЛАГа. Их сыну Федору в тот момент не было и трех лет. Мать ему заменила тетя — Ирина Викторовна.
После вторичного осуждения Л. В. Варпаховский был направлен в одно из подразделений Бамлага, а в сентябре 1940 г. этапирован на Колыму. Здесь он первоначально находился на общих работах в Чай-Урьинской долине, а уже во время Великой Отечественной войны оказался в культбригаде Севлага. Направление в эту культбригаду произошло при содействии работника культурно-воспитательного отдела В. Е. Фейгина и практически спасло Варпаховскому жизнь. Об этом Леонид Викторович никогда не забывал. Весной 1988 г., когда я еще работал в областном краеведческом музее, В. Е. Фейгин (проживавший тогда в Рязани) прислал мне письмо, которое получил от Л. В. Варпаховского 27 декабря 1965 г. «Несколько дней назад, — говорится в нем, — встретился в Ленинграде с Л. М. Туревским (работник Политуправления Дальстроя. — А. К.). Мы очень долго говорили о Вас, я рассказал ему о том, как Вы отнеслись ко мне в Ягодном и как благодаря этому состоялась наша с ним встреча сегодня в Ленинграде. Такое незабываемо! Вы с риском для себя спасли меня, и хочу надеяться, что в этом не раскаиваетесь. Во всяком случае, всей моей дальнейшей жизнью и работой я стремился к тому, чтобы этот свой поступок никогда себе в укор не ставили. Встреча с такими людьми, как Вы и Лев Моисеевич Туревский, помогла мне не опуститься духовно, продолжать себя считать человеком. Спасибо Вам, прекрасный и красивый человек!»
Находясь в бригаде Севлага с 1942 г., Л. В. Варпаховский принял участие в постановке спектаклей «Сталинград» и «Днепр бушует», автором которых был такой же, как и он, репрессированный А. С. Школьник, до ареста работавший завотделом редакции харьковской газеты «Ленинская смена». В первом спектакле (используя свой прежний опыт) Леонид Викторович выступил в качестве художника и композитора, во втором — только как художник. Переведенный затем в культбригаду Маглага, он приступил к постановке собственных спектаклей. Конечно, репертуар утверждало Политуправление Дальстроя и лагерное начальство, но постановка теперь зависела только от режиссера. В этом качестве Л. В. Варпаховский проработал несколько лет. Все его постановки готовились артистами культбригады Маглага и Магаданского театра, а ставились на сцене последнего.
Первым спектаклем, который он поставил здесь в 1944 г., была комедия «Похищение Елены» Л. Вернеля. В ней приняли участие талантливые исполнители Ю. Э. Розенштраух (Кольцов), А. И. Демич, И. И. Мухина, Е. И. Тарасова и другие. Спектакль оформляли художники Л. Вегенер и А. Карпенко. В большинстве своем все они были заключенными, так как из названных только Ю. Э. Розенштраух в начале 1944 г. освободился из лагеря.
Спектакль «Похищение Елены» прошел с большим успехом. Это воодушевило Л. В. Варпаховского, и он задумал более грандиозную постановку. Теперь это была опера «Травиата» Д. Верди по роману А. Дюма-сына «Дама с камелиями» — первая опера на магаданской сцене, которая ставилась объединенными силами культбригады Маглага и Магаданского театра. И ее постановка уже в 1945 г. Л. В. Варпаховскому блестяще удалась. Выступление вольнонаемного певца Н. В. Антонова, заключенных Н. С. Артамонова (до ареста — солист Ленинградского академического театра оперы и балета), Т. Е. Яковлева (до ареста — солист ансамбля песни и пляски Центрального дома Красной Армии), особенно очаровательной И. С. Зискин произвело незабываемое впечатление на всех, кто присутствовал на премьере «Травиаты». А ее увидело все самое высокое начальство Дальстроя и Маглага.
В специально вышедшем выпуске «Бюллетеня» КВО (культурно-воспитательного отдела) Маглага отмечалось: «Культбригада Магаданского лагеря подготовила постановку оперы Верди «Травиата», которая с большим успехом идет на сцене Магаданского театра Дома культуры им. Горького. Большую творческую учебную работу пришлось проделать для этого. Режиссеру Варпаховскому удалось создать реалистический спектакль, верно выражающий основную идею романа А. Дюма (сына) «Дама с камелиями», на сюжет которой написана опера, и трогательные образы замечательной музыки Верди. Он разработал постановочный план, в очень короткий срок научил малоопытных в сценическом отношении исполнителей основам актерского искусства. Инструментовщик Кеше успешно переработал партитуру композитора, приспособив ее для малого симфонического состава. Художники Вегенер и Шухаева создали декорации и костюмы, соответствующие эпохе и выражающие настроение развивающейся в спектакле драмы. Музыкальные педагоги Грязнова и Артамонов обучили молодые кадры артистов, добившись большой выразительности музыкального исполнения».
Сегодня трудно сказать, кому из лагерного начальства или из репрессированных театральных кадров принадлежала такая вот оценка «Травиаты». Вне всякого сомнения, она была заслуженной, выстраданной уже известными и только что зажигавшимися «звездами» Маглага. Но если под рецензией в названном «Бюллетене» не стояла фамилия автора, то в вышедшей затем в газете «Советская Колыма» статье «Опера в Магадане» она имелась — Б. Мельников. Хочется для сравнения привести и из нее отрывок. «Постановка «Травиаты», — отмечал автор газетной публикации, — явилась для всех, любящих театр, радостным событием. Она вполне оправдала надежды тех, кто верил в творческие силы Магаданского театра. В процессе подготовки к спектаклю театр вырастил из любителей артистов, обладающих профессиональным мастерством. Такова исполнительница ведущей в этой опере партии Виолетты. Обладая хорошим колоратурным сопрано большого диапазона и приятного тембра, она не только овладела партией, но и создала убедительный сценический образ любящей и страдающей женщины. В сценическом истолковании оперы постановщик сумел проявить самостоятельность и творческую смелость... Им взята установка на зрелищность, театральность, которая успешно компенсирует недостаток в виртуозности в исполнении. Он последовательно стремится к реализму, к правдивой мотивировке всех мизансцен, имея перед собой, конечно, такие образцы, как оперная студия Станиславского... Об исполнителях, кроме Виолетты, можно сказать, что они лучше справились с вокальной стороной роли, нежели с «игрой». Партия Жермона в исполнении Н. В. Антонова является наиболее убедительной в спектакле. В отделке образа сказывается высокая вокальная культура и опыт этого артиста. Стоит отметить исполнение небольшой роли врача. Красочный театральный образ создает исполнитель роли Гастона. Хорошо сделана небольшая роль служанки. Вторая ведущая партия спектакля — Альфреда — к сожалению, не нашла достойного исполнителя, который обладал бы обаянием, сценическим темпераментом и вокальным мастерством, необходимым для создания этого образа. Недостатки отдельных исполнителей искупаются хорошо поставленными массовыми сценами — хором, балетом (постановщик И. А. Андреев) и хорошим оркестром (дирижер П. З. Ладирдо)... Оформление спектакля отличается простотой конструкции, светлыми и чистыми красками, которые хорошо раскрывают дух этой лирической оперы». Прочитав эту оценку, наглядно видишь, что в отличие от рецензии «Бюллетеня» КВО Маглага у Б. Мельникова названы фамилии только вольнонаемных актеров и работников Магаданского театра. В то же время Л. В. Варпаховский проходит в ней просто «постановщиком», И. С. Зискин — «исполнительницей партии Виолетты», Н. С. Артамонов — «исполнителем партии Гастона», Т. Е. Яковлев — Альфредом и т. д. Думается, что такое сокрытие не являлось тайной для тогдашних читателей «Советской Колымы» и они понимали, что в данном случае речь шла о заключенных актерах. Хотя, естественно, могли не знать и не знали их всех поименно, как не знал этого и сын Л. В. Варпаховского Федор. Однако позднее он писал: «Одной из наиболее значительных работ отца была постановка силами культбригады первой на Колыме оперы — «Травиаты» Верди. Этой работе суждено было сыграть особую роль в его жизни. К нему как бы приходит второе дыхание, его переполняют скованные раньше творческие и жизненные силы. Он пылко влюбляется в певицу, исполнявшую роль Виолетты, которая вскоре стала его спутницей и преданным другом до конца жизни».
В 1945 — 1946 гг. Л. В. Варпаховский поставил на сцене Магаданского театра еще четыре спектакля: «Преступление на улице Марата» А. Мариенгофа, «Мисс Гоббс» Джерома К. Джерома, «Дорога в Нью-Йорк» Л. Малютина и «Черный тюльпан» И. Штрауса. 17 мая 1947 г. он был освобожден из заключения и уже вольнонаемным продолжил свою режиссерскую работу. Ее результатом стали спектакли «Марица» И. Кальмана, «Хозяйка гостиницы» К. Гольдони, «Холопка» Н. Стрельникова, поставленные на сцене Магаданского театра, и спектакль «Человек с того света» В. Дыховичного и М. Слободского, поставленный на сцене студии окружкома профсоюза в поселке Усть-Омчуг.
А спустя пять месяцев после освобождения Л. В. Варпаховского опять арестовали. Сын его считал, что это произошло по доносу одного из самых известных артистов культбригады Маглага. «Артист этот, — рассказывал он, — имел заслуженно громкое имя и до своего ареста, и на Колыме, но был болезненно извращенным и нравственно разложившимся человеком. По его навету было составлено объемное обвинение, более чем достаточное для полновесного срока или даже «вышки».
Однако этого не произошло. Через некоторое время Л. В. Варпаховского отправили в уже знакомый ему Усть-Омчуг. Здесь в течение 5 лет он поставил еще 10 спектаклей и в 1949 г. наконец-то увиделся со своим 14-летним сыном, которого привезла в Магадан (как и своего сына) его сестра Ирина и который пробыл на Колыме до окончания средней школы. В 1953 г. на «материк» выехал и сам Л.В.Варпаховский. Он стал работать в Тбилисском театре имени А. С. Грибоедова, где сразу поставил чеховскую «Чайку». В феврале 1976 г. заслуженный деятель искусств Грузинской ССР и народный артист РСФСР Л.В.Варпаховский умер. К тому времени он имел и мировую известность.
Колыма.ru
Александр КОЗЛОВ, старший научный сотрудник лаборатории истории и археологии СВКНИИ ДВО РАН
19.03.2003
Подробнее
ЕЛЕНА ШАТРОВА
. Из сборника Малый театр 1917-1974 года. А.Гозенпуд.
Елена Митрофановна Шатрова принадлежала к мастерам русской советской сцены, чей творческий путь начался до 1917 года
Елена Митрофановна Шатрова принадлежала к мастерам русской советской сцены, чей творческий путь начался до 1917 года
ЕЛЕНА ШАТРОВА. Из сборника Малый театр 1917-1974 года. А.Гозенпуд.
Елена Митрофановна Шатрова принадлежала к мастерам русской советской сцены, чей творческий путь начался до 1917 года, но в полную силу талант раскрылся после Великой Октябрьской социалистической революции.
В петербургской Школе сценических искусств любовь к реализму, понимание общественной и просветительской роли театра привили юной воспитаннице А.П.Петровский, С.И.Яковлев и А.А.Санин.
Потом встреча с режиссером и талантливым воспитателем актеров Н.Н.Синельниковым, четыре года, проведенные в его харьковской и киевской антрепризе (1912—1915), позволили молодой актрисе, испытать себя в разноплановых ролях, проявить основные черты дарования.
В трудных условиях провинциального театра, когда одна премьера сменяла другую и на подготовку спектакля отводились считанные репетиции, превосходная труппа и ее руководитель добивались замечательной слаженности и сыгранности. Спектакли не поражали изобретательностью и оригинальностью постановочных и декорационных решений, но в них всегда царил актерский ансамбль.
Общение с талантливыми партнерами сыграло немаловажную роль в становлении артистической индивидуальности Шатровой. Правда, ей и другим актерам приходилось выступать и в пьесах художественно незначительных, не дававших удовлетворения ни уму ни сердцу. О «нагрузке» артистки свидетельствуют цифры: за четыре сезона она сыграла пятьдесят восемь ролей, среди них были большие и сложные. Она играла Джессику в «Венецианском купце», Офелию в «Гамлете», Нину Заречную в «Чайке», Сашу в «Иванове», Соню в «Дяде Ване», Ирину в «Трех сестрах», Аню в «Вишневом саде», Негину в «Талантах и поклонниках», Парашу в «Горячем сердце», Наташу в «Трудовом хлебе», Лизу в инсценировке «Дворянского гнезда» и Марфиньку в сценической переделке «Обрыва».
Уже в эту пору проявились характерные черты индивидуальности артистки — искренность, лиризм, непосредственность, правда чувств. Ее привлекали образы девушек у Островского, Чехова, Тургенева, в них она искала себя и свою актерскую тему — утверждение нравственной красоты русской женщины. Героини «Закона дикаря» и «Ревности» Арцыбашева остались ей внутренне чужды.
После Киева Шатрова перешла на московскую сцену — сначала в Театр Суходольских, а после 1917 года в Театр б. Корша, потом в театр МГСПС. Это были важные годы ее артистической жизни; большая часть сыгранных ею ролей приходилась на спектакли, в которых ее партнером, а иногда режиссером был Николай Мариусович Радин. Совместные выступления обогатили артистку. Театр — искусство общения, взаимодействия с партнерами. Е.М.Шатрова — и это одно из драгоценных свойств ее таланта — принадлежала к артистам, которые обретают себя не в эгоистическом самоутверждении, а в живом контакте с участниками диалога.
Найдя в Н.М.Радине идеального партнера, учителя, помощника и друга, Е.М.Шатрова и сама оказалась идеальной партнершей. Одно из драгоценных свойств индивидуальности Е.М.Шатровой — сценическое обаяние. Но она никогда не использовала этот высокий дар, чтобы перенести акцент спектакля на себя или оправдать отрицательный персонаж. Е.М.Шатровой, как и Н.М.Радину, пришлось сыграть в эту пору немало ролей в фарсах и не самого высокого сорта комедиях. Но этически благородный талант обоих художников как бы смывал пошлость и фривольность пьесы, вносил в нее нравственное содержание. Конечно, этапы роста артистки определяли не эти роли, но выступления в «Горьком цвете», «Нечистой силе» и особенно в «Касатке» А.Н.Толстого, в пьесах Шоу, Уайльда, молодых советских авторов. Всего полнее и глубже раскрылся талант артистки в ролях Маши («Касатка» А.Н.Толстого) и Элизы («Пигмалион» Б.Шоу). Удивительным было искусство не только внешнего перевоплощения, но перевоплощения внутреннего, редкое умение показать духовный рост героини. Сила любви позволяет раскрыться лучшему, что было дотоле скрыто, задавлено в Маше ее жизнью. В «Пигмалионе» Шатрова утверждала, что Хиггинс не создал новую Элизу, а помог, сам того не замечая, раскрыться уму, сердцу, очарованию женственности, дотоле скрытым под грубой оболочкой. Оба прекрасных сценических создания Е.М.Шатровой являли собой редкий синтез одухотворенного лиризма и острой характерности, вернее, их поэтическое взаимопроникновение.
В 1932 году Е.М.Шатрова была принята в труппу Малого театра, с которым потом была связана вся ее жизнь. Она дебютировала в 1933 году в «Бешеных деньгах» Островского в роли Лидии Чебоксаровой, сразу войдя в прекрасный ансамбль театра. Лидия Чебоксарова, привыкшая к барской беззаботной жизни, неожиданно сталкивается с призраком нищеты и разорения. Примириться с этим она не может и любой ценой пытается сохранить прежнее положение и поклонников, флирт с которыми должен привести к выгодному браку.
Островский в ряде пьес показал не только материальную, но и духовную деградацию дворянства, нарисовав убийственные по сатирической силе и жизненной правдивости портреты охотников за богатым приданым, продающих себя за деньги. Достаточно назвать Вихорева, Дульчина, Копрова, Аполлона Окоемова. Лидия Чебоксарова на первый взгляд — женский вариант фигуры тунеядца, утратившего стыд. Однако образ Лидии сложнее, и Е.М.Шатрова счастливо избежала упрощения. В ее героине, несмотря на цинизм речей, не умерло доброе начало. Уродливое воспитание, вернее, отсутствие его, привычка жить за чужой счет извратили ее ум, но не иссушили душу. Лидия, оказавшись на грани катастрофы, умоляет спасти ее от долговой тюрьмы, но подлинный смысл ее мольбы глубже и значительнее, и этот сокровенный смысл передавала артистка. Урок, преподанный Лидии жизнью, жесток и суров. Конечно, это не значит, что она полностью переродилась. Но финал пьесы — начало духовного перелома. С большим чувством и тактом произносила артистка последний монолог Лидии — прощание с прежней беззаботной жизнью, жизнью мотылька. И хотя Лидия говорит о том, что принимает предложение Василькова, потому что находит его выгодным, артистка мягко и неназойливо показывала, что ее героиней руководит не только расчет. Е.М.Шатрова исходила из логики поведения Лидии, а не из ее слов. Она доверяла указанию Островского, в финале комедии давшего такую ремарку: «Лидия робко подходит к Василькову, кладет ему руку на плечо и склоняется головой». Контраст этого исполненного искренности движения предшествующему поведению молодой Чебоксаррвой был так разителен, что становилось ясно — это начало нравственного воскрешения героини.
Е.М.Шатрова не оправдывала Лидию, трактовка роли была проникнута высокой социальной и художественной правдой. В Лидии, сыгранной артисткой, была не столько врожденная порочность, сколько наносная, поверхностная. Уродства внушенных паразитарным существованием представлений постепенно отпадали и раскрывались иные стороны характера молодой женщины.
Перспектива, на которую ее обрекал Васильков, не была радостной и счастливой. Неизвестно как сложится ее будущая жизнь. Но ясно одно: возврата к прежнему не могло быть не потому только, что отсутствовали средства, но потому, что Лидия поняла, на краю какой бездны она стояла.
Тридцать шесть лет спустя, в 1969 году, Е.М.Шатрова сыграла в Малом театре роль матери Лидии — Надежды Антоновны Чебоксаровой. Роли в театре распределяет не только режиссер, но и возраст. Исполнитель Чацкого с годами переходит на роль Фамусова, Марья Антоновна превращается в Анну Андреевну или даже унтер-офицершу. В случае Шатровой знаменательно было другое — раскрывшаяся внутренняя связь между Лидией и ее матерью.
В исполнении этой роли, как, впрочем, и всегда у Е.М.Шатровой, отсутствовал нажим. Мягкая, естественная манера игры не уменьшала, а усиливала разоблачающую силу трактовки. Глядя на пытающуюся казаться величественной светскую даму, свысока разговаривающую с окружающими, но сразу теряющую неприступность при слове «миллионщик», зритель убеждался не только в «практичности» Чебоксаровой, но и в том, что эти величавые манеры, небрежность тона—только форма, что внутренне она полна глухой тревоги, страха за будущее. Е.М.Шатрова показывала предельное убожество мыслей Чебоксаровой, ее пустоту, ничтожность и вместе с тем жадную хватку и цепкость. Глупая и вздорная Надежда Антоновна, отбрасывая гордость, заискивала перед Васильковым и в то же время пыталась играть роль благодетельницы, устраивающей его счастье.
Сыгранная Шатровой Надежда Антоновна многое объясняла в характере и поведении Лидии.
Обе эти роли, созданные артисткой в разные годы, свидетельствовали о глубоком проникновении в драматургию Островского, об историзме подхода. Е.М.Шатрова играла не просто разорившуюся помещицу, но дворянку, становящуюся буржуазной, мещанкой.
За сорок четыре года работы в Малом театре Е.М.Шатрова сыграла сорок две роли. Разумеется, их нельзя сопоставлять по значению с пятьюдесятью восемью ролями, сыгранными артисткой в начале артистической жизни (1912—1915). И все же надо признать, что сорок две роли за сорок четыре года не так уж много. Правда, среди них были Елена в «Женитьбе Белугина», Купавина в «Волках и овцах», Мамаева в «На всякого мудреца довольно простоты», Барабошева в «Правда — хорошо, а счастье лучше», Матрена во «Власти тьмы», Зинаида Савишна в «Иванове», роли в произведениях советских писателей: госпожа Стессель в «Порт-Артуре» Попова и Степанова, Милягина в «Великой силе» Ромашова, Гринева в «Московском характере» Софронова, тетя Саша в «Так и будет» Симонова, Поля в «На берегу Невы» Тренева и другие.
И все же артистка не сыграла всех ролей, на которые имела право. Жизнь творческого коллектива определяется не только премьерами. В послужном списке каждого актера большое место занимают вводы, иногда экстренные, связанные с болезнью основного исполнителя. У Шатровой из 42 ролей, сыгранных в Малом театре, 14 приходятся на вводы. И тем значительнее заслуга артистки, что, входя в старый спектакль, она во многих случаях осветила по новому роли, в которых до нее выступали выдающиеся мастера — А.А.Яблочкина, Е.Д.Турчанинова, В.Н.Пашенная. А среди этих ролей — Анна Андреевна в «Ревизоре», Марина Мнишек в «Борисе Годунове». Маланья в инсценировке «Растеряевой улицы», Панова в «Любови Яровой», Евгения в спектакле «На. бойком месте», Коринкина в «Без вины виноватые», Мамаева в «На всякого мудреца довольно простоты» и Барабошева в «Правда — хорошо, а счастье лучше». Конечно, решающее значение имел высокий профессионализм, талант, культура и опыт артистки, ее умение работать над ролью в сжатые сроки. Но было бы несправедливо ограничиться этим. Следует сказать и о той помощи, которую ей оказывал театр и его старые мастера. Прежде всего нужно назвать имя А.А.Яблочкиной, для которой роль Мамаевой была любимой. Нелегко уступить другому дорогую роль. Но Александра Александровна не только уступила ее, но и помогла советами.
В этом раскрылось благородство характера артистки и человека, ее любовь к театру и верность его традиции. Так поступала и Г.Н.Федотова, и не только она одна.
Видя Шатрову в роли Барабошевой, едва ли кто-нибудь подозревал, что артистка была введена в нее экстренно, почти без подготовки, настолько органично жила она в образе, так правдиво передавала властный характер старой купчихи, так «вкусно» произносила удивительный текст Островского. Конечно, сыграв роль несколько раз,
артистка получила возможность ее полностью освоить. Но несделанная роль часто такой и остается, сколько бы раз ее ни играли. Успех Шатровой в роли Барабошевой обусловлен был умением работать «уплотненно», постигать характер и логику жизненного поведения действующего лица, сохраняя собственную творческую индивидуальность, способность свежо и непредвзято подойти к роли, трактовка которой, казалось, закрепилась незыблемо.
Традиция в искусстве только тогда жива и плодотворна, когда она не застывает. Театр — не музей и не кладбище шедевров, а живой организм, чутко откликающийся на действительность и отражающий ее. Меняется время и меняется восприятие классики. В том-то и заключается бессмертная сила гениальных произведений, что каждая новая эпоха открывает и находит в них новые пласты. Речь идет не о внешних попытках отыскивания в тексте Гоголя или Островского каких-то мнимо злободневных параллелей и намеков, но о способности выявить глубину идей, проблем, мыслей и чувств, вечно волнующих человечество. Этим талантом в высокой степени обладала Шатрова.
Многие актерские достижения Елены Митрофановны связаны с классическим репертуаром и особенно с Островским, в ролях которого она умела находить такие грани и повороты, которые заставляли по-новому увидеть уже привычное и известное. И здесь хочется вспомнить прежде всего Купавину в «Волках и овцах». Пьеса часто толковалась излишне буквально, ее персонажи делились на хищников и их жертвы, последние не вызывали сочувствия, как не вызывает его овца в человеческом образе, позволяющая себя стричь. Обычно в «Волках и овцах» внимание зрителя сосредоточивается на Мурзавецкой, Глафире, Беркутове, Лыняеве, что же касается Купавиной, то она оттесняется на второй план и трактуется как «овца». Шатрова обнаружила более глубокое понимание образа Купавиной.
Исследователи давно спорят о том, какую роль играют смысловые фамилии у Островского — случайно ли одни персонажи наделены фамилиями — Коршунов, Беркутов, Дикой, Хрюков, Кнуров, другие, противостоящие им, носят фамилии Незабудкин, Маргаритов и так далее. Разумеется, однозначного ответа здесь нет и быть не может. Конечно, Островский не определял фамилией духовные качества своих персонажей, но известное соответствие между ними он устанавливал. И Кабаниху не называл Незабудкиной, а Кнурова — Маргаритовым или Васильковым. Правда, можно вспомнить, что вместе с Ларисой Огудаловой, героиней «Бесприданницы», это имя носит и пошлая дочь лавочника в «Не было ни гроша, да вдруг алтын». Семантика характера раскрывается здесь в сочетании имени и фамилии, и только соотношение их намекает на истинную его природу. Героиню «Бесприданницы» зовут Лариса Огудалова, а девицу из «Не было ни гроша» — Лариса Епишкина. Достаточно поменять местами эти фамилии, чтобы увидеть, как исказится мысль драматурга. Таких примеров много.
И думается, что Шатрова была права, обратив внимание на то, что ее героиню зовут Купавиной. Едва ли бы драматург дал «овце» и дуре такое поэтическое прозвание. Артистка вчиталась в роль и увидела поэтические начала, душевную чистоту и обаяние, ласковую женственность, сердечность героини. Не только увидела, но сумела передать с необычайной убедительностью. И не случайно старейшая артистка Малого театра, несравненная исполнительница Островского — В.Н.Рыжова не только приняла, но восхитилась ее интерпретацией. Одной этой роли было бы достаточно, чтобы считать Шатрову подлинной артисткой Островского. Но она утвердила это право и рядом других ролей, прежде всего Еленой Карминой в «Женитьбе Белугина» Островского и Соловьева. Здесь таилась опасность повторить Лидию Чебоксарову. Существует известное сходство характеров двух молодых женщин, выходящих без любви замуж за богача, чтобы получить возможность блистать в обществе и затем, под воздействием разных причин, отрекающихся от прежних представлений о жизни. Решающие сцены Елены и Андрея Белугина в последних двух действиях комедии написаны Островским.
Шатрова создавала образ, разительно не сходный с героиней «Бешеных денег». Ее Елена нравственно выше и психологически сложнее Лидии. От сделки с совестью, на которую толкает Агишин, ее удерживает нравственное чувство, душевная брезгливость и прежде всего растущие уважение и любовь к мужу. В этом спектакле артистка встретила замечательного партнера, волшебно владевшего словом Островского,— Н.К.Яковлева. В прекрасном дуэте голоса партнеров с равной чистотой несли пленительную мелодию. Не поражавший режиссерскими находками спектакль радовал совершенством артистизма.
Рядом с Еленой — роль Мамаевой в «На всякого мудреца довольно простоты», сыгранная умно, талантливо и зло; артистка обнажила бездонную пустоту этой светской львицы, болезненно страшащейся перехода в ранг пожилых дам. Единственным недостатком исполнения была подлинная молодость Шатровой в ту пору. В театре чаще бывает обратное. Елена Митрофановна играла эту роль с большим увлечением и темпераментом. Нигде исполнение не выходило за рамки высокой комедии. Артистка показывала, что у Мамаевой не только бархатные лапки, но и острые когти, что она умеет быть жестокой и мстительной, когда чувствует себя задетой. Мамаева Шатровой не терпит возражений или неподчинения. Протежируя любимцам, она беспощадно расправляется с теми, кто выходит из повиновения и обманывает ее. Диалог с Глумовым был подобен игре кошки с мышью. Словно исподтишка, шутя, она выпускала когти, улыбалась, но улыбка становилась угрожающей, а ласковые интонации язвительными. Похищение дневника и последующее его обнародование для Мамаевой — оружие подчинения Глумова. Отняв у него надежду на богатое приданое, она предвкушает момент, когда всеми отвергнутый Глумов приползет к ней кроткой овечкой. Мысль об этом определяет поведение Мамаевой в последнем действии. И не случайно в ответ на слова Крутицкого, что позднее можно будет приласкать Глумова, она отвечает, что возьмет это на себя.
В «Сердце не камень» Шатрова исполняла характерную роль Аполлинарии Панфиловны — типического порождения темной замоскворецкой среды, твердо верующей, что все основано на плутовстве. Она с любопытством и недоверием приглядывалась к Вере Филипповне, всеми силами пытаясь обнаружить какую-нибудь фальшь в ее поведении. Нравственная чистота и бескомпромиссность Веры Филипповны даже оскорбляют ее. По мнению богатой купчихи, это просто желание показать собственное превосходство.
Аполлинария Панфиловна в исполнении Шатровой была любительницей почесать язык и выпить. Она прирожденная сводня и, выполняя свой «долг», испытывает известное удовлетворение, которое отчасти компенсирует недостаток собственных любовных похождений. Поведение Веры Филипповны ставит ее в тупик. С недоумением и возмущением она восклицает: «Как же нам-то, грешным, на себя смотреть после этого?» и утешает себя одним: «Да нет, словно как этого и не бывает».
Не менее выразительные и жизненно правдивые образы создавала Шатрова: в «Грозе» — странницы Феклуши и в пьесе «Правда — хорошо, а счастье лучше» — Барабошевой.
Феклуша Шатровой — льстивая, лицемерная, плоть от плоти и кость от кости мира Кабанихи и Дикого. У нее нет денег и власти, которыми располагают богатые купцы, но, пресмыкаясь перед ними, восхваляя их добродетели, она столь же необходима им, сколь и они ей. Если Кабаниха кормит ее и поит, то Феклуша, в свою очередь, снабжает ее духовной пищей, «утверждая» необходимость соблюдения незыблемых старых обычаев, дабы не допустить пагубных изменений. Феклуша изворотлива, пронырлива. У нее хитрющие глазки, семенящая походка, привычно изогнутая спина, мнимое смирение и угодливость, но в своих обличениях козней «диавольских» она возвышается до пафоса. А рядом — образ каменной, вернее, железной бабы Барабошевой, недоступной человеческим чувствам. Она поражена появлением Грознова, но испуг проходит, когда старуха понимает, что бывший любовник пришел не для того, чтобы грабить ее. Тогда она даже проникается к нему презрительным сожалением. Ее представления о жизни непоколебимы, и потому с усмешкой слушает она, как Платон прославляет торжество правды. Она-то знает, что никакой правды нет, а побеждает сила или счастье, случай. И потому как твердо выношенное убеждение звучали слова, что «счастье лучше» правды. Это не идея пьесы, а мнение Барабошевой, противопоставляющей свое понимание правдолюбцу Платону. Островский никогда не вкладывал конечного нравственного вывода в уста отрицательного персонажа. Заглавие пьесы носит иронический характер, ибо Островский знал законы, царившие в жизни, и то, как редко правде дано было восторжествовать.
Играя Барабошеву, Шатрова не сгущала краски, не изображала ее исчадием ада. Это дочь темного царства, твердая в своем упорстве и тупости. Но артистка показывала не только силу Барабошевой, но и ее слабость. Она может заставить внучку подчиниться, но бессильна сломить ее волю; она может издеваться над Платоном, но должна слушать его обвинения, хоть и пытается обратить их в шутку. Времена изменились. Шатрова, не ослабляя сатирической силы образа, тонко и убедительно показывала, как зыбка власть Барабошевой, как трещина в фундаменте, на котором покоится ее власть,
все увеличиваясь, угрожает прочности ее могущества. И, потому что власть эта непрочна (существование Платона и Поликсены свидетельствует об этом), она принуждена сдаться, хотя низвергает ее с трона «случайность» — нелепая и пустая клятва, взятая с нее бывшим любовником.
Одной из лучших работ Шатровой была Матрена во «Власти тьмы». До этого на концертной эстраде она исполняла роль Анисьи. Режиссер Б.И.Равенских и артистка отвергли представление о Матрене как о «деревенской леди Макбет», злодейке и губительнице сына. В соответствии с замыслом Толстого, они стремились показать, что злодеяния, совершаемые Матреной, с ее точки зрения отнюдь не являются преступлениями. Ею движет «власть тьмы», уничтожившая все нормальные человеческие представления, оставившая лишь веру во всесилие денег. В душе Матрены живет любовь к сыну, любовь извращенная, изуродованная. Ради этой любви она задумывает и осуществляет хитрый план, включающий цепь преступлений и неизбежно приводящий к гибели того, кого она хотела сделать счастливым. В трактовке роли не было ничего демонического. Напротив, в поведении Матрены Шатрова подчеркивала деловитость, суховатую рассудительность, и от этого спокойствия слова о «порошке» или распоряжения о том, как зарыть труп ребенка, становились еще страшнее. Артистка и режиссер не пытались оправдать Матрену, но стремились объяснить ее.
А рядом другая блистательная работа — роль мадам Стессель в инсценировке романа «Порт-Артур». Трудно представить более полярные фигуры, нежели безграмотная Матрена и светская дама, супруга генерала, властная хозяйка порт-артурской крепости.
В свое время, обыгрывая заглавие пьесы Толстого, современники сложили эпиграмму:
В России две напасти:
Внизу власть тьмы,
А наверху тьма власти.
Мадам Стессель была представительницей этой «тьмы власти». За сдачу крепости, которую японцы не могли захватить, они заплатили деньги. Вера Алексеевна Стессель — вдохнорительница этого безмерного по подлости предательства. Разоблачительная сила образа, созданного артисткой, заключалась в том, что все мерзкие и подлые качества натуры мадам Стессель были воплощены не плакатно, а с убеждающей правдивостью. Артистка раскрывала существо этой светской дамы, обладающей всеми пороками ее класса и ни единой добродетелью.
С умной наблюдательностью и остротой презрения рисовала Шатрова Зинаиду Савишну в «Иванове» Чехова.
Совершенно неожиданным было решение образа унтер-офицерши в «Ревизоре», унтер-офицерши, которую, как известно, высекли по ошибке и которая хочет получить за побои вознаграждение. Роль эту, состоящую из нескольких реплик, считали честью играть лучшие артистки труппы. Чаще всего это были артистки на амплуа комических старух. Шатрова сумела создать образ, отличный от традиционного
Ее унтер-офицерша была тертым калачом. Чувствовалось, что она прошла все — огонь, воду и медные трубы. Ее ухватки, поведение недвусмысленно указывали на род занятий и отчасти объясняли, какими мерами Антон Антонович Сквозник-Дмухановский насаждал нравственность и благочиние во вверенном ему городе. Роль была сыграна артисткой с подлинным блеском, продемонстрировав каким многогранным и ярким является умный талант ее.
Прекрасная русская артистка Шатрова свободно вживалась в роли иностранного репертуара. Изящно, легко и непринужденно играла она роль королевы Анны в «Стакане воды». Но подлинным шедевром явилась роль герцогини Бервик в «Веере леди Уиндермиер» Уайльда. Роль сводится к двум сценам в первом и втором действиях. Герцогиню Бервик можно играть светской сплетницей, с милой улыбкой сообщающей неприятные новости. Е.М.Шатрова верно почувствовала, что герцогиня Бервик, как подлинно уайльдовская героиня, относится к жизни со снисходительной иронией и скепсисом; она знает истинную цену всем, особенно мужчинам, и возглавляет оборонительный союз женщин против их исконного врага. Поэтому, сообщая леди Уиндермиер о предполагаемой связи ее мужа с дамой полусвета, она испытывала не только злорадство, но также сожаление и вместе с тем известную удовлетворенность от того, что ее убеждение в ничтожестве мужчин снова подтвердилось. Образ герцогини Бервик у Шатровой пленял юмором, иронией, непринужденностью, тончайшим чувством стиля автора.
Наряду с классическим репертуаром Е.М.Шатрова создала ряд значительных работ в пьесах советских драматургов. Здесь были и большие роли, несшие на себе основную идейную нагрузку пьес, и так называемые эпизоды, которые талант актрисы превращал в незабываемые встречи с человеческими судьбами. Так случилось с ролью тети Саши в «Так и будет» К.Симонова.
Обычно интерес зрителей в этой пьесе сфокусирован на майоре Савельеве, Оле Воронцовой и докторе Анне Греч. Едва ли запоминалась тетя Саша, хотя эту роль играли и талантливые характерные актрисы. В спектакле Малого театра фигуры академика Воронцова в блестящем исполнении Жарова и тети Саши — Шатровой выходили на первый план.
Артистка наделяла свою героиню, скромную и хлопотливую женщину, метко подмеченными жизненными чертами, передавая ее умную сердечность и душевную открытость. И еще одно. Тетя Саша — сестра академика. Прожившая всю жизнь на селе, она как бы приоткрывала одну из важных страниц биографии ученого, показывала ту социальную среду, из которой он вышел и с которой связан. Небольшая по размерам роль в исполнении Шатровой давала какое-то новое измерение не раз игранной пьесе.
Лучшая из советских ролей Е.М.Шатровой — Ирина Федоровна Гринева в «Московском характере» А.Софронова. Как ни стерты от частого употребления слова «актер не играл, но жил на сцене», они точно характеризуют образ, созданный артисткой. Здесь радовали не отдельные метко найденные и точные детали, свидетельствовавшие об острой наблюдательности, и даже не сумма этих деталей, а редкостная убедительность жизненного поведения героини, правда ее характера. В ней просматривались реальные прототипы сверстниц актрисы — женщин, стойко выдерживавших трудные испытания.
Последняя работа Шатровой — Василиса Волохова в «Царе Федоре Иоанновиче». И вновь остро и ярко актриса раскрывала психологическую и социальную природу лукавой и хитрой сводни. Созданный ею образ подлинно историчен. Никаких резких, кричащих красок. Волохова Шатровой умела быть незаметной, а в точно рассчитанное мгновение выйти на первый план. Она твердо знала, что миром правят корысть и деньги, поэтому для нее не существовало никаких нравственных законов — важно уметь приспосабливаться к людям, менять обличье, подлаживаться на все вкусы. И Волохова Шатровой обладала этой цепкостью, ловкостью. Услышав непонятные слова, что ей, приставленной ходить за царевичем Димитрием, не поставят в вину, ежели что с ним случится, Волохова Шатровой была захвачена врасплох, растеряна, всего более страшась, как бы не ошибиться. Ведь дело касается собственной головы. Волохова была перепугана и вместе с тем старалась не выдать своего страха. Артистка с высокой психологической убедительностью раскрывала душевное смятение Волоховой, напряженную и непривычную для нее работу мысли. Она проверяла себя, следя за реакцией собеседника. Поэтому так богата оттенками фраза «В толк не возьму», звучащая вопросительно и утверждающе. Но Волохова еще и ханжа. Поэтому она пыталась, чтобы обезопасить себя, переложить ответственность на бога. Не то чтобы ее тревожила совесть, конечно, нет. Как бы подтверждая условия договора, она произносила:
Час неровен, случиться может всяко!
Один лишь бог силен и всемогущ,
Один господь, а наше дело вдовье.
Волохова покидала сцену, продолжая мысленно убеждать себя, что она-то, бедная вдова, ни в чем не повинна. Историческая Волохова после убийства царевича Димитрия, когда рассвирепевшая толпа убила несколько человек, уцелела, а позднее получила денежную награду.
В новой роли Е.М.Шатрова вновь показала неувядающую свежесть своего таланта, редкое умение о многом сказать в самой небольшой роли.
Сценическая деятельность Елены Митрофановны неразрывно и постоянно была связана с большой общественной работой.
В годы Великой Отечественной войны она много времени и сил отдавала шефской работе, участию в концертах для воинов Советской Армии. Потом ряд лет она была заместителем председателя ВТО и председателем социально-бытовой комиссии.
До последнего дня Елена Митрофановна работала. Артистка Малого театра, общественница, гражданка, коммунистка Елена Митрофановна Шатрова обладала молодостью души. И, быть может, в этом и заключалась главная прелесть ее таланта.
А. Гозенпуд
Елена Митрофановна Шатрова принадлежала к мастерам русской советской сцены, чей творческий путь начался до 1917 года, но в полную силу талант раскрылся после Великой Октябрьской социалистической революции.
В петербургской Школе сценических искусств любовь к реализму, понимание общественной и просветительской роли театра привили юной воспитаннице А.П.Петровский, С.И.Яковлев и А.А.Санин.
Потом встреча с режиссером и талантливым воспитателем актеров Н.Н.Синельниковым, четыре года, проведенные в его харьковской и киевской антрепризе (1912—1915), позволили молодой актрисе, испытать себя в разноплановых ролях, проявить основные черты дарования.
В трудных условиях провинциального театра, когда одна премьера сменяла другую и на подготовку спектакля отводились считанные репетиции, превосходная труппа и ее руководитель добивались замечательной слаженности и сыгранности. Спектакли не поражали изобретательностью и оригинальностью постановочных и декорационных решений, но в них всегда царил актерский ансамбль.
Общение с талантливыми партнерами сыграло немаловажную роль в становлении артистической индивидуальности Шатровой. Правда, ей и другим актерам приходилось выступать и в пьесах художественно незначительных, не дававших удовлетворения ни уму ни сердцу. О «нагрузке» артистки свидетельствуют цифры: за четыре сезона она сыграла пятьдесят восемь ролей, среди них были большие и сложные. Она играла Джессику в «Венецианском купце», Офелию в «Гамлете», Нину Заречную в «Чайке», Сашу в «Иванове», Соню в «Дяде Ване», Ирину в «Трех сестрах», Аню в «Вишневом саде», Негину в «Талантах и поклонниках», Парашу в «Горячем сердце», Наташу в «Трудовом хлебе», Лизу в инсценировке «Дворянского гнезда» и Марфиньку в сценической переделке «Обрыва».
Уже в эту пору проявились характерные черты индивидуальности артистки — искренность, лиризм, непосредственность, правда чувств. Ее привлекали образы девушек у Островского, Чехова, Тургенева, в них она искала себя и свою актерскую тему — утверждение нравственной красоты русской женщины. Героини «Закона дикаря» и «Ревности» Арцыбашева остались ей внутренне чужды.
После Киева Шатрова перешла на московскую сцену — сначала в Театр Суходольских, а после 1917 года в Театр б. Корша, потом в театр МГСПС. Это были важные годы ее артистической жизни; большая часть сыгранных ею ролей приходилась на спектакли, в которых ее партнером, а иногда режиссером был Николай Мариусович Радин. Совместные выступления обогатили артистку. Театр — искусство общения, взаимодействия с партнерами. Е.М.Шатрова — и это одно из драгоценных свойств ее таланта — принадлежала к артистам, которые обретают себя не в эгоистическом самоутверждении, а в живом контакте с участниками диалога.
Найдя в Н.М.Радине идеального партнера, учителя, помощника и друга, Е.М.Шатрова и сама оказалась идеальной партнершей. Одно из драгоценных свойств индивидуальности Е.М.Шатровой — сценическое обаяние. Но она никогда не использовала этот высокий дар, чтобы перенести акцент спектакля на себя или оправдать отрицательный персонаж. Е.М.Шатровой, как и Н.М.Радину, пришлось сыграть в эту пору немало ролей в фарсах и не самого высокого сорта комедиях. Но этически благородный талант обоих художников как бы смывал пошлость и фривольность пьесы, вносил в нее нравственное содержание. Конечно, этапы роста артистки определяли не эти роли, но выступления в «Горьком цвете», «Нечистой силе» и особенно в «Касатке» А.Н.Толстого, в пьесах Шоу, Уайльда, молодых советских авторов. Всего полнее и глубже раскрылся талант артистки в ролях Маши («Касатка» А.Н.Толстого) и Элизы («Пигмалион» Б.Шоу). Удивительным было искусство не только внешнего перевоплощения, но перевоплощения внутреннего, редкое умение показать духовный рост героини. Сила любви позволяет раскрыться лучшему, что было дотоле скрыто, задавлено в Маше ее жизнью. В «Пигмалионе» Шатрова утверждала, что Хиггинс не создал новую Элизу, а помог, сам того не замечая, раскрыться уму, сердцу, очарованию женственности, дотоле скрытым под грубой оболочкой. Оба прекрасных сценических создания Е.М.Шатровой являли собой редкий синтез одухотворенного лиризма и острой характерности, вернее, их поэтическое взаимопроникновение.
В 1932 году Е.М.Шатрова была принята в труппу Малого театра, с которым потом была связана вся ее жизнь. Она дебютировала в 1933 году в «Бешеных деньгах» Островского в роли Лидии Чебоксаровой, сразу войдя в прекрасный ансамбль театра. Лидия Чебоксарова, привыкшая к барской беззаботной жизни, неожиданно сталкивается с призраком нищеты и разорения. Примириться с этим она не может и любой ценой пытается сохранить прежнее положение и поклонников, флирт с которыми должен привести к выгодному браку.
Островский в ряде пьес показал не только материальную, но и духовную деградацию дворянства, нарисовав убийственные по сатирической силе и жизненной правдивости портреты охотников за богатым приданым, продающих себя за деньги. Достаточно назвать Вихорева, Дульчина, Копрова, Аполлона Окоемова. Лидия Чебоксарова на первый взгляд — женский вариант фигуры тунеядца, утратившего стыд. Однако образ Лидии сложнее, и Е.М.Шатрова счастливо избежала упрощения. В ее героине, несмотря на цинизм речей, не умерло доброе начало. Уродливое воспитание, вернее, отсутствие его, привычка жить за чужой счет извратили ее ум, но не иссушили душу. Лидия, оказавшись на грани катастрофы, умоляет спасти ее от долговой тюрьмы, но подлинный смысл ее мольбы глубже и значительнее, и этот сокровенный смысл передавала артистка. Урок, преподанный Лидии жизнью, жесток и суров. Конечно, это не значит, что она полностью переродилась. Но финал пьесы — начало духовного перелома. С большим чувством и тактом произносила артистка последний монолог Лидии — прощание с прежней беззаботной жизнью, жизнью мотылька. И хотя Лидия говорит о том, что принимает предложение Василькова, потому что находит его выгодным, артистка мягко и неназойливо показывала, что ее героиней руководит не только расчет. Е.М.Шатрова исходила из логики поведения Лидии, а не из ее слов. Она доверяла указанию Островского, в финале комедии давшего такую ремарку: «Лидия робко подходит к Василькову, кладет ему руку на плечо и склоняется головой». Контраст этого исполненного искренности движения предшествующему поведению молодой Чебоксаррвой был так разителен, что становилось ясно — это начало нравственного воскрешения героини.
Е.М.Шатрова не оправдывала Лидию, трактовка роли была проникнута высокой социальной и художественной правдой. В Лидии, сыгранной артисткой, была не столько врожденная порочность, сколько наносная, поверхностная. Уродства внушенных паразитарным существованием представлений постепенно отпадали и раскрывались иные стороны характера молодой женщины.
Перспектива, на которую ее обрекал Васильков, не была радостной и счастливой. Неизвестно как сложится ее будущая жизнь. Но ясно одно: возврата к прежнему не могло быть не потому только, что отсутствовали средства, но потому, что Лидия поняла, на краю какой бездны она стояла.
Тридцать шесть лет спустя, в 1969 году, Е.М.Шатрова сыграла в Малом театре роль матери Лидии — Надежды Антоновны Чебоксаровой. Роли в театре распределяет не только режиссер, но и возраст. Исполнитель Чацкого с годами переходит на роль Фамусова, Марья Антоновна превращается в Анну Андреевну или даже унтер-офицершу. В случае Шатровой знаменательно было другое — раскрывшаяся внутренняя связь между Лидией и ее матерью.
В исполнении этой роли, как, впрочем, и всегда у Е.М.Шатровой, отсутствовал нажим. Мягкая, естественная манера игры не уменьшала, а усиливала разоблачающую силу трактовки. Глядя на пытающуюся казаться величественной светскую даму, свысока разговаривающую с окружающими, но сразу теряющую неприступность при слове «миллионщик», зритель убеждался не только в «практичности» Чебоксаровой, но и в том, что эти величавые манеры, небрежность тона—только форма, что внутренне она полна глухой тревоги, страха за будущее. Е.М.Шатрова показывала предельное убожество мыслей Чебоксаровой, ее пустоту, ничтожность и вместе с тем жадную хватку и цепкость. Глупая и вздорная Надежда Антоновна, отбрасывая гордость, заискивала перед Васильковым и в то же время пыталась играть роль благодетельницы, устраивающей его счастье.
Сыгранная Шатровой Надежда Антоновна многое объясняла в характере и поведении Лидии.
Обе эти роли, созданные артисткой в разные годы, свидетельствовали о глубоком проникновении в драматургию Островского, об историзме подхода. Е.М.Шатрова играла не просто разорившуюся помещицу, но дворянку, становящуюся буржуазной, мещанкой.
За сорок четыре года работы в Малом театре Е.М.Шатрова сыграла сорок две роли. Разумеется, их нельзя сопоставлять по значению с пятьюдесятью восемью ролями, сыгранными артисткой в начале артистической жизни (1912—1915). И все же надо признать, что сорок две роли за сорок четыре года не так уж много. Правда, среди них были Елена в «Женитьбе Белугина», Купавина в «Волках и овцах», Мамаева в «На всякого мудреца довольно простоты», Барабошева в «Правда — хорошо, а счастье лучше», Матрена во «Власти тьмы», Зинаида Савишна в «Иванове», роли в произведениях советских писателей: госпожа Стессель в «Порт-Артуре» Попова и Степанова, Милягина в «Великой силе» Ромашова, Гринева в «Московском характере» Софронова, тетя Саша в «Так и будет» Симонова, Поля в «На берегу Невы» Тренева и другие.
И все же артистка не сыграла всех ролей, на которые имела право. Жизнь творческого коллектива определяется не только премьерами. В послужном списке каждого актера большое место занимают вводы, иногда экстренные, связанные с болезнью основного исполнителя. У Шатровой из 42 ролей, сыгранных в Малом театре, 14 приходятся на вводы. И тем значительнее заслуга артистки, что, входя в старый спектакль, она во многих случаях осветила по новому роли, в которых до нее выступали выдающиеся мастера — А.А.Яблочкина, Е.Д.Турчанинова, В.Н.Пашенная. А среди этих ролей — Анна Андреевна в «Ревизоре», Марина Мнишек в «Борисе Годунове». Маланья в инсценировке «Растеряевой улицы», Панова в «Любови Яровой», Евгения в спектакле «На. бойком месте», Коринкина в «Без вины виноватые», Мамаева в «На всякого мудреца довольно простоты» и Барабошева в «Правда — хорошо, а счастье лучше». Конечно, решающее значение имел высокий профессионализм, талант, культура и опыт артистки, ее умение работать над ролью в сжатые сроки. Но было бы несправедливо ограничиться этим. Следует сказать и о той помощи, которую ей оказывал театр и его старые мастера. Прежде всего нужно назвать имя А.А.Яблочкиной, для которой роль Мамаевой была любимой. Нелегко уступить другому дорогую роль. Но Александра Александровна не только уступила ее, но и помогла советами.
В этом раскрылось благородство характера артистки и человека, ее любовь к театру и верность его традиции. Так поступала и Г.Н.Федотова, и не только она одна.
Видя Шатрову в роли Барабошевой, едва ли кто-нибудь подозревал, что артистка была введена в нее экстренно, почти без подготовки, настолько органично жила она в образе, так правдиво передавала властный характер старой купчихи, так «вкусно» произносила удивительный текст Островского. Конечно, сыграв роль несколько раз,
артистка получила возможность ее полностью освоить. Но несделанная роль часто такой и остается, сколько бы раз ее ни играли. Успех Шатровой в роли Барабошевой обусловлен был умением работать «уплотненно», постигать характер и логику жизненного поведения действующего лица, сохраняя собственную творческую индивидуальность, способность свежо и непредвзято подойти к роли, трактовка которой, казалось, закрепилась незыблемо.
Традиция в искусстве только тогда жива и плодотворна, когда она не застывает. Театр — не музей и не кладбище шедевров, а живой организм, чутко откликающийся на действительность и отражающий ее. Меняется время и меняется восприятие классики. В том-то и заключается бессмертная сила гениальных произведений, что каждая новая эпоха открывает и находит в них новые пласты. Речь идет не о внешних попытках отыскивания в тексте Гоголя или Островского каких-то мнимо злободневных параллелей и намеков, но о способности выявить глубину идей, проблем, мыслей и чувств, вечно волнующих человечество. Этим талантом в высокой степени обладала Шатрова.
Многие актерские достижения Елены Митрофановны связаны с классическим репертуаром и особенно с Островским, в ролях которого она умела находить такие грани и повороты, которые заставляли по-новому увидеть уже привычное и известное. И здесь хочется вспомнить прежде всего Купавину в «Волках и овцах». Пьеса часто толковалась излишне буквально, ее персонажи делились на хищников и их жертвы, последние не вызывали сочувствия, как не вызывает его овца в человеческом образе, позволяющая себя стричь. Обычно в «Волках и овцах» внимание зрителя сосредоточивается на Мурзавецкой, Глафире, Беркутове, Лыняеве, что же касается Купавиной, то она оттесняется на второй план и трактуется как «овца». Шатрова обнаружила более глубокое понимание образа Купавиной.
Исследователи давно спорят о том, какую роль играют смысловые фамилии у Островского — случайно ли одни персонажи наделены фамилиями — Коршунов, Беркутов, Дикой, Хрюков, Кнуров, другие, противостоящие им, носят фамилии Незабудкин, Маргаритов и так далее. Разумеется, однозначного ответа здесь нет и быть не может. Конечно, Островский не определял фамилией духовные качества своих персонажей, но известное соответствие между ними он устанавливал. И Кабаниху не называл Незабудкиной, а Кнурова — Маргаритовым или Васильковым. Правда, можно вспомнить, что вместе с Ларисой Огудаловой, героиней «Бесприданницы», это имя носит и пошлая дочь лавочника в «Не было ни гроша, да вдруг алтын». Семантика характера раскрывается здесь в сочетании имени и фамилии, и только соотношение их намекает на истинную его природу. Героиню «Бесприданницы» зовут Лариса Огудалова, а девицу из «Не было ни гроша» — Лариса Епишкина. Достаточно поменять местами эти фамилии, чтобы увидеть, как исказится мысль драматурга. Таких примеров много.
И думается, что Шатрова была права, обратив внимание на то, что ее героиню зовут Купавиной. Едва ли бы драматург дал «овце» и дуре такое поэтическое прозвание. Артистка вчиталась в роль и увидела поэтические начала, душевную чистоту и обаяние, ласковую женственность, сердечность героини. Не только увидела, но сумела передать с необычайной убедительностью. И не случайно старейшая артистка Малого театра, несравненная исполнительница Островского — В.Н.Рыжова не только приняла, но восхитилась ее интерпретацией. Одной этой роли было бы достаточно, чтобы считать Шатрову подлинной артисткой Островского. Но она утвердила это право и рядом других ролей, прежде всего Еленой Карминой в «Женитьбе Белугина» Островского и Соловьева. Здесь таилась опасность повторить Лидию Чебоксарову. Существует известное сходство характеров двух молодых женщин, выходящих без любви замуж за богача, чтобы получить возможность блистать в обществе и затем, под воздействием разных причин, отрекающихся от прежних представлений о жизни. Решающие сцены Елены и Андрея Белугина в последних двух действиях комедии написаны Островским.
Шатрова создавала образ, разительно не сходный с героиней «Бешеных денег». Ее Елена нравственно выше и психологически сложнее Лидии. От сделки с совестью, на которую толкает Агишин, ее удерживает нравственное чувство, душевная брезгливость и прежде всего растущие уважение и любовь к мужу. В этом спектакле артистка встретила замечательного партнера, волшебно владевшего словом Островского,— Н.К.Яковлева. В прекрасном дуэте голоса партнеров с равной чистотой несли пленительную мелодию. Не поражавший режиссерскими находками спектакль радовал совершенством артистизма.
Рядом с Еленой — роль Мамаевой в «На всякого мудреца довольно простоты», сыгранная умно, талантливо и зло; артистка обнажила бездонную пустоту этой светской львицы, болезненно страшащейся перехода в ранг пожилых дам. Единственным недостатком исполнения была подлинная молодость Шатровой в ту пору. В театре чаще бывает обратное. Елена Митрофановна играла эту роль с большим увлечением и темпераментом. Нигде исполнение не выходило за рамки высокой комедии. Артистка показывала, что у Мамаевой не только бархатные лапки, но и острые когти, что она умеет быть жестокой и мстительной, когда чувствует себя задетой. Мамаева Шатровой не терпит возражений или неподчинения. Протежируя любимцам, она беспощадно расправляется с теми, кто выходит из повиновения и обманывает ее. Диалог с Глумовым был подобен игре кошки с мышью. Словно исподтишка, шутя, она выпускала когти, улыбалась, но улыбка становилась угрожающей, а ласковые интонации язвительными. Похищение дневника и последующее его обнародование для Мамаевой — оружие подчинения Глумова. Отняв у него надежду на богатое приданое, она предвкушает момент, когда всеми отвергнутый Глумов приползет к ней кроткой овечкой. Мысль об этом определяет поведение Мамаевой в последнем действии. И не случайно в ответ на слова Крутицкого, что позднее можно будет приласкать Глумова, она отвечает, что возьмет это на себя.
В «Сердце не камень» Шатрова исполняла характерную роль Аполлинарии Панфиловны — типического порождения темной замоскворецкой среды, твердо верующей, что все основано на плутовстве. Она с любопытством и недоверием приглядывалась к Вере Филипповне, всеми силами пытаясь обнаружить какую-нибудь фальшь в ее поведении. Нравственная чистота и бескомпромиссность Веры Филипповны даже оскорбляют ее. По мнению богатой купчихи, это просто желание показать собственное превосходство.
Аполлинария Панфиловна в исполнении Шатровой была любительницей почесать язык и выпить. Она прирожденная сводня и, выполняя свой «долг», испытывает известное удовлетворение, которое отчасти компенсирует недостаток собственных любовных похождений. Поведение Веры Филипповны ставит ее в тупик. С недоумением и возмущением она восклицает: «Как же нам-то, грешным, на себя смотреть после этого?» и утешает себя одним: «Да нет, словно как этого и не бывает».
Не менее выразительные и жизненно правдивые образы создавала Шатрова: в «Грозе» — странницы Феклуши и в пьесе «Правда — хорошо, а счастье лучше» — Барабошевой.
Феклуша Шатровой — льстивая, лицемерная, плоть от плоти и кость от кости мира Кабанихи и Дикого. У нее нет денег и власти, которыми располагают богатые купцы, но, пресмыкаясь перед ними, восхваляя их добродетели, она столь же необходима им, сколь и они ей. Если Кабаниха кормит ее и поит, то Феклуша, в свою очередь, снабжает ее духовной пищей, «утверждая» необходимость соблюдения незыблемых старых обычаев, дабы не допустить пагубных изменений. Феклуша изворотлива, пронырлива. У нее хитрющие глазки, семенящая походка, привычно изогнутая спина, мнимое смирение и угодливость, но в своих обличениях козней «диавольских» она возвышается до пафоса. А рядом — образ каменной, вернее, железной бабы Барабошевой, недоступной человеческим чувствам. Она поражена появлением Грознова, но испуг проходит, когда старуха понимает, что бывший любовник пришел не для того, чтобы грабить ее. Тогда она даже проникается к нему презрительным сожалением. Ее представления о жизни непоколебимы, и потому с усмешкой слушает она, как Платон прославляет торжество правды. Она-то знает, что никакой правды нет, а побеждает сила или счастье, случай. И потому как твердо выношенное убеждение звучали слова, что «счастье лучше» правды. Это не идея пьесы, а мнение Барабошевой, противопоставляющей свое понимание правдолюбцу Платону. Островский никогда не вкладывал конечного нравственного вывода в уста отрицательного персонажа. Заглавие пьесы носит иронический характер, ибо Островский знал законы, царившие в жизни, и то, как редко правде дано было восторжествовать.
Играя Барабошеву, Шатрова не сгущала краски, не изображала ее исчадием ада. Это дочь темного царства, твердая в своем упорстве и тупости. Но артистка показывала не только силу Барабошевой, но и ее слабость. Она может заставить внучку подчиниться, но бессильна сломить ее волю; она может издеваться над Платоном, но должна слушать его обвинения, хоть и пытается обратить их в шутку. Времена изменились. Шатрова, не ослабляя сатирической силы образа, тонко и убедительно показывала, как зыбка власть Барабошевой, как трещина в фундаменте, на котором покоится ее власть,
все увеличиваясь, угрожает прочности ее могущества. И, потому что власть эта непрочна (существование Платона и Поликсены свидетельствует об этом), она принуждена сдаться, хотя низвергает ее с трона «случайность» — нелепая и пустая клятва, взятая с нее бывшим любовником.
Одной из лучших работ Шатровой была Матрена во «Власти тьмы». До этого на концертной эстраде она исполняла роль Анисьи. Режиссер Б.И.Равенских и артистка отвергли представление о Матрене как о «деревенской леди Макбет», злодейке и губительнице сына. В соответствии с замыслом Толстого, они стремились показать, что злодеяния, совершаемые Матреной, с ее точки зрения отнюдь не являются преступлениями. Ею движет «власть тьмы», уничтожившая все нормальные человеческие представления, оставившая лишь веру во всесилие денег. В душе Матрены живет любовь к сыну, любовь извращенная, изуродованная. Ради этой любви она задумывает и осуществляет хитрый план, включающий цепь преступлений и неизбежно приводящий к гибели того, кого она хотела сделать счастливым. В трактовке роли не было ничего демонического. Напротив, в поведении Матрены Шатрова подчеркивала деловитость, суховатую рассудительность, и от этого спокойствия слова о «порошке» или распоряжения о том, как зарыть труп ребенка, становились еще страшнее. Артистка и режиссер не пытались оправдать Матрену, но стремились объяснить ее.
А рядом другая блистательная работа — роль мадам Стессель в инсценировке романа «Порт-Артур». Трудно представить более полярные фигуры, нежели безграмотная Матрена и светская дама, супруга генерала, властная хозяйка порт-артурской крепости.
В свое время, обыгрывая заглавие пьесы Толстого, современники сложили эпиграмму:
В России две напасти:
Внизу власть тьмы,
А наверху тьма власти.
Мадам Стессель была представительницей этой «тьмы власти». За сдачу крепости, которую японцы не могли захватить, они заплатили деньги. Вера Алексеевна Стессель — вдохнорительница этого безмерного по подлости предательства. Разоблачительная сила образа, созданного артисткой, заключалась в том, что все мерзкие и подлые качества натуры мадам Стессель были воплощены не плакатно, а с убеждающей правдивостью. Артистка раскрывала существо этой светской дамы, обладающей всеми пороками ее класса и ни единой добродетелью.
С умной наблюдательностью и остротой презрения рисовала Шатрова Зинаиду Савишну в «Иванове» Чехова.
Совершенно неожиданным было решение образа унтер-офицерши в «Ревизоре», унтер-офицерши, которую, как известно, высекли по ошибке и которая хочет получить за побои вознаграждение. Роль эту, состоящую из нескольких реплик, считали честью играть лучшие артистки труппы. Чаще всего это были артистки на амплуа комических старух. Шатрова сумела создать образ, отличный от традиционного
Ее унтер-офицерша была тертым калачом. Чувствовалось, что она прошла все — огонь, воду и медные трубы. Ее ухватки, поведение недвусмысленно указывали на род занятий и отчасти объясняли, какими мерами Антон Антонович Сквозник-Дмухановский насаждал нравственность и благочиние во вверенном ему городе. Роль была сыграна артисткой с подлинным блеском, продемонстрировав каким многогранным и ярким является умный талант ее.
Прекрасная русская артистка Шатрова свободно вживалась в роли иностранного репертуара. Изящно, легко и непринужденно играла она роль королевы Анны в «Стакане воды». Но подлинным шедевром явилась роль герцогини Бервик в «Веере леди Уиндермиер» Уайльда. Роль сводится к двум сценам в первом и втором действиях. Герцогиню Бервик можно играть светской сплетницей, с милой улыбкой сообщающей неприятные новости. Е.М.Шатрова верно почувствовала, что герцогиня Бервик, как подлинно уайльдовская героиня, относится к жизни со снисходительной иронией и скепсисом; она знает истинную цену всем, особенно мужчинам, и возглавляет оборонительный союз женщин против их исконного врага. Поэтому, сообщая леди Уиндермиер о предполагаемой связи ее мужа с дамой полусвета, она испытывала не только злорадство, но также сожаление и вместе с тем известную удовлетворенность от того, что ее убеждение в ничтожестве мужчин снова подтвердилось. Образ герцогини Бервик у Шатровой пленял юмором, иронией, непринужденностью, тончайшим чувством стиля автора.
Наряду с классическим репертуаром Е.М.Шатрова создала ряд значительных работ в пьесах советских драматургов. Здесь были и большие роли, несшие на себе основную идейную нагрузку пьес, и так называемые эпизоды, которые талант актрисы превращал в незабываемые встречи с человеческими судьбами. Так случилось с ролью тети Саши в «Так и будет» К.Симонова.
Обычно интерес зрителей в этой пьесе сфокусирован на майоре Савельеве, Оле Воронцовой и докторе Анне Греч. Едва ли запоминалась тетя Саша, хотя эту роль играли и талантливые характерные актрисы. В спектакле Малого театра фигуры академика Воронцова в блестящем исполнении Жарова и тети Саши — Шатровой выходили на первый план.
Артистка наделяла свою героиню, скромную и хлопотливую женщину, метко подмеченными жизненными чертами, передавая ее умную сердечность и душевную открытость. И еще одно. Тетя Саша — сестра академика. Прожившая всю жизнь на селе, она как бы приоткрывала одну из важных страниц биографии ученого, показывала ту социальную среду, из которой он вышел и с которой связан. Небольшая по размерам роль в исполнении Шатровой давала какое-то новое измерение не раз игранной пьесе.
Лучшая из советских ролей Е.М.Шатровой — Ирина Федоровна Гринева в «Московском характере» А.Софронова. Как ни стерты от частого употребления слова «актер не играл, но жил на сцене», они точно характеризуют образ, созданный артисткой. Здесь радовали не отдельные метко найденные и точные детали, свидетельствовавшие об острой наблюдательности, и даже не сумма этих деталей, а редкостная убедительность жизненного поведения героини, правда ее характера. В ней просматривались реальные прототипы сверстниц актрисы — женщин, стойко выдерживавших трудные испытания.
Последняя работа Шатровой — Василиса Волохова в «Царе Федоре Иоанновиче». И вновь остро и ярко актриса раскрывала психологическую и социальную природу лукавой и хитрой сводни. Созданный ею образ подлинно историчен. Никаких резких, кричащих красок. Волохова Шатровой умела быть незаметной, а в точно рассчитанное мгновение выйти на первый план. Она твердо знала, что миром правят корысть и деньги, поэтому для нее не существовало никаких нравственных законов — важно уметь приспосабливаться к людям, менять обличье, подлаживаться на все вкусы. И Волохова Шатровой обладала этой цепкостью, ловкостью. Услышав непонятные слова, что ей, приставленной ходить за царевичем Димитрием, не поставят в вину, ежели что с ним случится, Волохова Шатровой была захвачена врасплох, растеряна, всего более страшась, как бы не ошибиться. Ведь дело касается собственной головы. Волохова была перепугана и вместе с тем старалась не выдать своего страха. Артистка с высокой психологической убедительностью раскрывала душевное смятение Волоховой, напряженную и непривычную для нее работу мысли. Она проверяла себя, следя за реакцией собеседника. Поэтому так богата оттенками фраза «В толк не возьму», звучащая вопросительно и утверждающе. Но Волохова еще и ханжа. Поэтому она пыталась, чтобы обезопасить себя, переложить ответственность на бога. Не то чтобы ее тревожила совесть, конечно, нет. Как бы подтверждая условия договора, она произносила:
Час неровен, случиться может всяко!
Один лишь бог силен и всемогущ,
Один господь, а наше дело вдовье.
Волохова покидала сцену, продолжая мысленно убеждать себя, что она-то, бедная вдова, ни в чем не повинна. Историческая Волохова после убийства царевича Димитрия, когда рассвирепевшая толпа убила несколько человек, уцелела, а позднее получила денежную награду.
В новой роли Е.М.Шатрова вновь показала неувядающую свежесть своего таланта, редкое умение о многом сказать в самой небольшой роли.
Сценическая деятельность Елены Митрофановны неразрывно и постоянно была связана с большой общественной работой.
В годы Великой Отечественной войны она много времени и сил отдавала шефской работе, участию в концертах для воинов Советской Армии. Потом ряд лет она была заместителем председателя ВТО и председателем социально-бытовой комиссии.
До последнего дня Елена Митрофановна работала. Артистка Малого театра, общественница, гражданка, коммунистка Елена Митрофановна Шатрова обладала молодостью души. И, быть может, в этом и заключалась главная прелесть ее таланта.
А. Гозенпуд
17.03.2003
Подробнее
МИХАИЛ ЦАРЕВ
. Из сборника Малый театр 1917-1974 года. В Максимова
Говорить о Михаиле Цареве, без которого невозможно представить бытие советского Малого театра,— значит говорить о неповторимости и избранности пути большого художника...
Говорить о Михаиле Цареве, без которого невозможно представить бытие советского Малого театра,— значит говорить о неповторимости и избранности пути большого художника...
МИХАИЛ ЦАРЕВ. Из сборника Малый театр 1917-1974 года. В Максимова
Говорить о Михаиле Цареве, без которого невозможно представить бытие советского Малого театра,— значит говорить о неповторимости и избранности пути большого художника, в чьем искусстве, равно обогащая друг друга, сосуществуют блестящая риторика Петербургской романтической школы и великорусское течение Малого театра, течение жизни и правды.
Говорить о Цареве — значит говорить о высокой исполнительской культуре, о верности русской актерской традиции в ее эстетическом и идейном содержании; об осознании художником своего искусства как высокой гражданской миссии.
Царев — актер редкой нерастраченности сил. Как часто, отдавая дань уважения мастеру, достигшему преклонного возраста, мы вынуждены обращаться к прошлым победам. Настоящее представляется временем заслуженного отдыха, собиранием плодов славы.
На этот раз ничуть не бывало. Достаточно вспомнить созданные за последние годы роли Вожака, Арбенина, Фамусова, горьковского Старика, Маттиаса Клаузена, чтобы почувствовать: мы являемся свидетелями интереснейшего, если не кульминационного периода в жизни артиста.
В чем причина такого творческого долголетия, великолепно сохраненной формы и постоянной готовности к художественному созиданию? Причина — в целой жизни артиста, где, не в пример иным, более легким и удачливым биографиям,- так мало было «баловства судьбы» и так много труда, самоконтроля и учебы, которая отнюдь не окончилась с выпуском из Школы русской драмы в Петрограде.
В Ревеле, провинциальном городе старой России, во времена юности Царева мало кто слышал о Станиславском и замечательном его творении — Художественном театре. Театральное искусство здесь представляли заезжие трагики-гастролеры, неудачники и скитальцы.
Тогда (в прямом согласии с данными начинающего актера) началось его увлечение романтическим театром. Тогда же родилось и не оставлявшее его всю жизнь беспокойное стремление уметь больше, быть шире и многообразней.
Царев, за которым впоследствии прочно закрепилась слава человека большой собранности, организованности и дисциплины, начинал в тревоге странствий и перемен. После недолгих сезонов в Большом драматическом театре — маленький рабочий Василеостровский театр. Потом московский Театр Корша, где беззаконно царило и буйно цвело актерское начало. Потом провинция — Махачкала, Казань, Симферополь. И снова возвращение в Ленинград, в Академический театр драмы.
Из сегодняшнего далека открывается логика этих внезапных решений. В них не было произвола случая. Были собственный выбор и воля актера. Так он искал и узнавал себя. Так он учился быть хозяином положения, не избегая опасных, но и благотворных для художника рубежных ситуаций, когда все приходится начинать заново и впервые. И позже, в трудные периоды жизни, когда по разным обстоятельствам сходили с театрального небосвода «звезды первой величины», Царев умел сохранять высоту. Даже в неудачах его ощущалось достоинство труда, достоинство отношения к делу жизни.
Судьба подарила ему немало замечательных встреч. Юность прошла под обаянием величественной и властной личности романтика, красавца, стареющего премьера Ленинградской сцены Юрия Михайловича Юрьева. Потом был Мейерхольд. Внезапностью и риском показался друзьям и коллегам молодого Царева уход к Мейерхольду. Познавший первую сладость славы, уже любимый в Ленинграде, актер шел в театр, вступавший в полосу кризиса, театр, над которым в небе 30-х годов начали сгущаться тучи.
Запомнилось, как все это было. Постаревший, совсем уже седой, с каким-то новым выражением опаленности и тревоги в чертах, но по-прежнему стремительный и легкий, Мейерхольд прибыл в Ленинград восстанавливать своего знаменитого «Дон-Жуана». В один из вечеров Царев — Дон Карлос шел в гостиницу «Астория», где обычно останавливался Мейерхольд, дабы узнать от Мастера «секретики роли». (По странной игре случая Царев не раз потом, во время ленинградских гастролей, жил именно в этом номере.) Тогда он скромно присел у двери на банкетку и стал ждать, когда Мейерхольд кончит разговаривать с театральным критиком Константином Державиным.
Мастер был увлечен. Он недавно вернулся из Парижа и видел там странную пьесу. Герои произносили реплики и тут же говорили о том, что они думают на самом деле. А Михаил Царев, сидя у двери, слушал и не слушал, дожидаясь «секретиков». И вздрогнул, когда, словно забыв о молодом госте, Мейерхольд сказал Державину: «Рассуждаю о пьесе, а думаю совсем о другом,— о том, как сманить Царева из Ленинграда, чтобы он сыграл у меня в «Даме с камелиями» Армана Дюваля».
Мейерхольдовская методика воспитания актера, пожалуй, самая загадочная страница в наследии Мастера. Михаил Царев, сыгравший у Мейерхольда Армана Дюваля и Чацкого, считает, что Мейерхольд обладал великолепным чувством актера. Он хотел от художника единственности, неповторимости существования в искусстве; ничто так не ценил, как индивидуальность и мастерски умел «подать» ее. Мейерхольд учил актера быть самим собой, не полагаться на стихию, настроение, случай, а трезво и требовательно оценивать собственные возможности и преимущества. Он утверждал в актере энергию творческого -предвидения, строгий художественный расчет.
Мейерхольдовскую «науку» не забыл Царев и придя в старейший русский театр. И вот более четырех десятилетий длится этот союз — синтез особого свойства, в котором и поначалу не было отказа от себя, торопливой готовности приспособиться, принять, повторить, как не было позже самолюбивой автономии, желания утвердиться в отделенности от всех.
Присутствие актера такого масштаба и своеобразия в коллективе лишь подтверждает сказанные когда-то А. И. Южиным слова о том, что Малый театр — «колоссальное собирательное явление».
Царев — художник особенный в богатой талантами труппе Малого театра.
А вместе с тем Царев — актер Малого театра не по случайной игре судьбы, а по внутренней сути, по праву духовного родства, по своей исполнительской вере. За это говорит высокая культура творчества, культура сценической речи в особенности, и достоинство выполнения актером своего призвания, и постоянный интерес к ролям крупных очертаний, большого общественного содержания, и чувство формы, завершенность формы, и звучащая в созданиях Царева проповедническая, романтическая, трибунная нота.
Приглашая Царева, старики Щепкинского дома — П. М. Садовский, Н. К. Яковлев, А. А. Яблочкина, М. М, Климов — видели в нем прежде всего актера классического репертуара. Он сыграл свою премьеру на сцене Малого театра 17 ноября 1938 года, в день юбилея Щепкина. И это было «Горе от ума». И это был Чацкий — роль, которая прошла через всю его жизнь: он исполнял Чацкого в Ленинграде, в провинции, у Мейерхольда (в новой редакции «Горе уму» 1935 года), и, наконец, шестнадцать лет в Малом театре, с многочисленными Фамусовыми старейшей сцены.
Вначале он играл трагедию любящего и обманутого сердца. Критики говорили, что его Чацкому не хватает сарказма, злости, горькой грибоедовской мизантропии. А он влетал чуть свет в гостиную дома Фамусова и был полон радости. И чудились длинные снежные версты, и бесконечный ритм российских дорог, и напряжение последнего рывка. Он любил подлинно. В нем была восторженность и высота пушкинского Ленского. Он спешил говорить о любви, подгоняя и без того стремительный ритм грибоедовского стиха. Его горе было от сердца, от благородства. Социальная драма начиналась с драмы любви. Любовь казалась желанным прибежищем, отдохновением от уже испытанных ударов судьбы. Но предавала и любовь. И, постепенно ожесточаясь, пристальнее всматриваясь в окружающее, Чацкий — Царев с изумлением и болью вступал в безнадежный поединок с множеством безликих и ничтожных.
В молодости Царев играл трагедию обманутого сердца, в зрелости — трагедию века.
Чеканная риторика сменила непосредственные и порывистые ритмы. Рисунок стал законченней и холодней. Ирония, язвительность и ум говорили о времени терзаний грибоедовского героя. Витийствующий и пылкий, овеянный тенями декабристов, пушкинский, грибоедовский, за Чацким вставал минувший век.
Может быть, так, на этой высоте вдохновения, не стыдясь слез и слов, в ночь декабрьского восстания прощался с друзьями первый русский якобинец Кондратий Рылеев, мученик и поэт. Этим возвышенным слогом писал из забвения Сибирской ссылки полуслепой, погибающий, не ставший ни на йоту трезвее Вильгельм Кюхельбекер. Языком возвышенных страстей изъяснялись «российские либералисты 20-х годов» — России верные сыны. Актер говорил о героях и — о времени.
Так он играл другие классические свои роли — Глумова, Жадова, Незнамова, отдаваясь стилю, тону, ритму письма Островского и всегда имея в виду живую историческую конкретность, тревогу и боль подлинной жизни.
В его Глумове («На всякого мудреца довольно простоты») ощущалась значительная фигура, человек обаятельный и незаурядный. Глумов — Царев покорял блеском импровизаций, победной силой ума. Завлекая окружающих в хитро сплетенную интригу, он увлекался сам — весь легкий, в стремительной непринужденности движений, в смелой элегантности жестов и поз. И на путь отступничества вступал, будто шутя, не отравляя дней своих ни горечью, ни сомнением. И дневник вел с веселой злостью, безмятежно уверенный в своих силах, во многих своих талантах, столь необходимых одряхлевшему миру Мамаевых и Крутицких. Постепенно в блестящей и элегантной оболочке проступала сущность героя — материальность и проза его расчетов, аморальность, беспредельный, совершенный цинизм. Глумов был безмятежен от бессердечия, неуязвим в блестящих латах бессердечия. Этим он был общественно опасен — оруженосец и рыцарь бездушного времени, утратившего идеалы.
В отверженном «подкидыше» Незнамове («Без вины виноватые») Царев разглядел художника, человека творчества прежде всего. Он не идеализировал героя. В развязности незнамовских манер, в экзальтированности слов, в претенциозной, романтической позе проступали мало привлекательные черты российской театральной провинции.
А вместе с тем Незнамов — Царев, силой обстоятельств принадлежащий .пошлой и ремесленной среде, был чужой ей. Ранимость и чуткость души, жажда служения и веры, доброта, глубоко спрятанное, человеческое достоинство — все выдавало натуру незаурядную. В браваде Незнамова звучали усталость и боль. И верилось в его художественную одаренность, и в духовную близость Кручининой — страдалице и труженице театра.
Сильнейшим моментом спектакля и роли стал последний монолог Незнамова. Здесь воедино слились боль оскорбленного новым обманом человека и — дерзость, и смелость, и вдохновенный вызов артиста миру пошлости и обмана. Отверженный и гонимый, Незнамов подымался над обществом сильных и сытых. Мелодраматический монолог звучал у Царева мужественно.
В бедном разночинце Жадове («Доходное место»), которого столь часто играли бунтарем и трибуном, Царев ушел от одномерности прочтения. Здесь все было в противоречии — идеальные устремления и убогие будни героя; прекрасные помыслы и хрупкость воли, необеспеченность мечтаний и метаний действенным, мужественным началом. Жадов Царева плохо, трудно, скудно жил, как мог долго сопротивлялся обстоятельствам. В прекрасных возвышенных словах искал забвения и отрады и на компромиссы решался мученически, загнанный в тупик. Воочию увидев крушение крупного взяточника, не спешил с самооправданием. Жизнь преподала мечтателю суровый урок. Лишь по случаю не совершилось жадовское падение. И потому в финале Царев избегал мажорных, успокоительных нот. Герой испытывал стыд и благодарил судьбу за то, что не допустила падения, и вновь верил в свою правоту. Мы оставляли его погруженным в раздумье. И снова речь шла о времени — о его соблазнах и ловушках, об измене и верности идеалам века, о распутье дней и распутье выбора; о судьбах талантливых людей, загубленных временем, и благородной силе человеческого сопротивления враждебным обстоятельствам; о святой энергии искусства, поднимающего человека над пошлостью и грязью жизни.
Творчество Царева способствовало утверждению на нашей старейшей сцене той части классического наследия, которое по тем или иным причинам в разные периоды жизни коллектива было недоступно или трудно искусству старого Малого театра. Царев — исполнитель главных ролей в спектаклях Лермонтова, Толстого, Достоевского, Чехова, Горького.
Зрелым мастером, в полном расцвете сил, сознавая власть театральных преданий и трудность соревнования с живьши образцами, после И. М. Москвина, И. Н. Берсенева, М. Ф. Романова, Николая Симонова, актер вышел Федей Протасовым в «Живом трупе». Сознательно убирал актер блеск и мелодичность модуляций своего голоса, избегал драматических кульминаций и эмоциональных пиков, которые, казалось бы, в самом материале роли. Перед нами был человек, погруженный в себя, занятый какой-то очень сложной внутренней работой — последним раздумьем перед выбором.
Он слушал цыган — трагически неподвижный, трагически отделенный от всех. Бережно и нежно говорил с Машей, скрывая всю горечь поздней, лишенной плотских страстей любви. Случайному знакомому рассказывал историю странной своей жизни, а мы ощущали талантливого человека, не состоявшегося в Феде художника. Во всем, что бы он ни делал, проявлялись незаурядная духовная организация, ум, тревожная совестливость.
Неожиданным и новым в роли было то, что Царев играл Федю Протасова человеком, лишенным иллюзий. Его Федя уже давно составил беспощадную характеристику окружающего мира, но он не заблуждался и насчет себя. Его драма — чистого сердца и чуткой совести — была еще и драмой бессильной воли. Неспособный к противодействию, с отвращением отвернувшийся от жизни, Федя избирал уход в небытие.
«Село Степанчиково и его обитатели» Ф. Достоевского На сцене всегда становилось повествованием о Фоме Опискине, о рабе, который стал господином положения, о ханжестве и изощренности зла, рожденного убогой и нищей духом жизнью.
В Малом театре мы увидели спектакль, где подлинным героем оказался Егор Ильич Ростанев — Царев.
Мы открыли Царева — великолепного комедийного актера. Естественная, непосредственная, без нажима и подчеркивания, без грубой шаржировки, комедийность его постоянно просвечивала жизнью, подлинными жизненными проблемами. Актер разгадал сложную диалектику мысли Достоевского, который в ранней своей повести сказал о взаимовлиянии и зависимости добрых и злых начал жизни: там, где уступает добро, немедленно укореняется зло.
Царев играл совершенно доброго человека. В органике дарования актера выражать предельную, главную сущность явления или характера. В Ростаневе он увидел предельность доброты, которая будучи лишенной волевого начала, прочных идейных основ, превращается в беспочвенное прекраснодушие. Со всей энергией и активностью своего искусства Царев сказал о преступном попустительстве добра злу, об опасных последствиях человеческих компромиссов.
Его Егор Ильич был обаятелен, добр до бесконечности. Он был смешон не преувеличением, а напротив, преуменьшением своих истинных качеств. Смешна была сила самовнушения в этом человеке, несчастная способность поддаваться влиянию извне. С какой извиняющейся интонацией, запинаясь и мучительно краснея, произносил Егор Ильич вполне здравые мысли словно величайшую глупость и бестактность. Он всем хотел добра, и тем не менее оказывался причиной многих несчастий, главным виновником возвышения Фомы.
В чеховском «Иванове» актер прочитал драму крупной личности, потерпевшей крушение в «безвременье» 80-х годов. Критика писала об «инерционности» интонаций и движений, о «вялом гневе» Иванова — Царева. Это был человек конченный. И только изредка, сквозь стертые черты, простужал Иванов прежний, деятель, романтик, боец, кого так жертвенно и беззаветно полюбила Сарра. Приоткрывалась высота, с которой совершал свое падение герой.
В молодости он любил истинно. Теперь лишь принимал чужую любовь, заражался на мгновение энергией и верой Саши. Факт человеческого крушений, испепеленность Иванова были засвидетельствованы актером. Почти беспощадно говорил Царев о душевном неряшестве героя, об укоренившейся привычке к большим и малым компромиссам. Но в рефлексии и Многословии самообличений проступала настоящая _ боль. Прошлое и память о нем не отпускали. И особый смысл приобретал выстрел в финале. Актер услышал в нем приговор, но и оправдание своего героя, последнее напряжение воли, последнее мужество и честность с самим собой.
Погибал незаурядный человек, рожденный для больших дел. Несостоявшаяся, оборванная выстрелом судьба становилась обвинением порядку жизни.
Протасов, Ростанев, Иванов, Арбенин и шекспировский Макбет относятся к времени 50-х — начала 60-х годов, когда чуткий художник, Михаил Царев, переживает волнующий период обновления и подъема. В это время с особой силой обнаруживается аналитический характер дарования актера. Пафосом его творчества становится пафос постижения духовной сущности ролей. Актера манит сама сложность мысли, заложенной в образе, возможность выхода через одну мысль, одну судьбу, к широчайшим обобщениям, к проблемам бытия человека, его взаимоотношений с историей и современностью.
Характерная примета именно этого периода в жизни артиста — переосмысление своего искусства, стремительное расширение его границ.
Актер-романтик, актер высокого стиля и блестяще выверенной, отточенной формы, Царев в эти годы все глубже постигает тайну жизненного наполнения, жизненного оправдания образов. Его все более привлекает не только литературный, театральный, а именно жизненный, реальный ракурс бытия героев.
Именно с этой точки зрения замечательна одна из самых крупных работ актера в начале 60-х годов — Арбенин в лермонтовском «Маскараде».
Казалось бы, законная, даже необходимая в репертуаре Царева-романтика роль. Естественно было бы ожидать, что Царев — ученик Юрьева — продолжит «юрьевскую» линию роли, выведет на сцену классического героя, «закованного в латы блестящей театральности».
Однако актер сыграл Арбенина душевно просто, намеренно «не театрально». Для лермонтовских строф была найдена естественная и человечная интонация.
В черно-красном пространстве спектакля, где тускло мерцали люстры и дым стлался над игорными столами, где в судорожном, выморочном веселье неслышно шли маски — участники жизни-маскарада, а в звуках фантастического вальса Прокофьева изливалась тема века-фантома, призрака, блестящего и ничтожного, — блуждал и задыхался живой человек.
В согласии с постановщики спектакля Леонидом Варпаховским, прочитавшим романтическую драму молодого Лермонтова через Лермонтова зрелого, Лермонтова — великого реалиста, Царев лишил Арбенина черт демонизма. Трагедия героя, имевшая вполне реальные и объективные причины, прозвучала трагедией многих, столь же незаурядных и одаренных натур, как лермонтовский герой.
Высокомерно проходил Арбенин — Царев сквозь строй личин-масок, не сливаясь с толпой, отстраняя себя от всех. В нем ощущалось мужество вызова, в чертах и интонациях звучало горькое знание жизни. Холодность, казалось, уже стала его сущностью, но вдруг прорывалась нежданная доброта. В юном Звездиче первых картин «Маскарада» Арбенин видел и любил себя молодого, и увлекался, как в прежние годы, и шел на помощь, щедро даря свое знание и опыт.
Он отдавался любви к Нине просветленно, поклоняясь и благословляя судьбу. Но странно — в любви этой не было прочности и покоя, напротив, ощущалась загнанность, крайность положения героя. Он словно убеждал себя, и давнего приятеля своего Казарина, и целый свет в устойчивости и надежности своего нынешнего бытия. Он хотел оградить и спасти найденный рай, хотел забыть о прошлом, но не мог. Взявший на себя тяжкий крест судьи века, он оказывался пленником его. Слишком долго дышал отравленным воздухом лжи, чтобы верить в правду. Губил Нину, потому что искал улик, а не оправданий.
Роковая связь с презираемой им средой, зараженность ею сильнее всего обнаруживались в сценах карточной игры.
За зеленым столом, где рушились и возвышались надежды и судьбы, где мертво шелестели ассигнации, под тусклым светом ламп, в дыму ночных миражей, Арбенин — Царев был не только самый сильный и первый среди других, он был здесь свой. Неподвижный, бесстрастный, сидел подобно верховному магистру тайного ордена, сжигаемый холодным пламенем азарта и гнева. Нельзя было не смотреть на него, нельзя было оторваться от властных рук на зеленом сукне. И разве могла чистая и светлая Нина соперничать с этим ночным наваждением? Сам не зная того, Арбенин уже принадлежал миражному и мрачному миру. Просветом во тьме оказывалась любовь. А затем судьба заявляла свои права на героя, трагедия которого, страдание которого — неверие в светлые начала жизни.
И лишь в безумии наступало желанное отдохновение. Брошенный оземь своей виной, пытаясь подняться и не находя сил, стремительно пятился Арбенин — Царев назад и закрывал за собой дверь своего дома и — дверь жизни.
Михаил Царев — актер идеи, актер проблемы. Интерес к идейной сущности образа, к его классовому, социальному содержанию, для актера интерес естественный и органический. Социальный ракурс ролей у Царева — всегда мощный стимул творческого исследования и постижения образа.
Классические роли артиста, о которых шла речь выше, прекрасное тому свидетельство. Еще более это заметно в современном репертуаре актера, который никогда не играет одного человека, одну судьбу, но всегда — явление, тип, вызванный к жизни движением времени.
Роль генерала Огнева во «Фронте» А. Корнейчука не стала особенно заметной в биографии артиста, но был в ней один подлинно замечательный эпизод. У карты молодой генерал докладывал план будущей наступательной операции. Он начинал деловито и строго, но, постепенно одушевляясь, увлекал блеском полководческого мастерства, талантливостью, виртуозностью владения суровой профессией войны. В нем жила легкость, победность, великолепная одухотворенность высокой и святой целью. А между тем за стенами театра шел 1942 год. И еще без числа смертей и слез было до последнего дня войны. Генерал Огнев говорил у карты, а зритель военной Москвы 42-го года мысленно устремлялся в будущее, где ждала победа.
Огнев, каким играл его Царев, свидетельствовал появление нового типа военачальника, новой, рожденной в испытаниях первых месяцев войны науки побеждать. Здесь сила проявлялась не в командирской глотке (как у безнадежно отставшего Горлова), не в строгом соблюдении служебной иерархии и даже не в гипнозе личной храбрости. Здесь сила была в интеллекте, профессионализме, культуре и в абсолютном владении сложнейшим механизмом войны. Огнев умел воевать в кровной нераздельности с доверенными ему людьми, которые никогда не сливались для него в абстрактную массу, но всегда были живыми жизнями, бесценными судьбами. За каждого из них он чувствовал себя в ответе. И потому он и подобные ему неминуемо должны были победить в беспримерной войне.
В «Крыльях» А. Корнейчука, сыграв роль секретаря обкома партии Ромодана, актер сказал о важнейших переменах в нашей общественной жизни середины 50-х годов. Его Ромодан — человек с седыми волосами и мягкой улыбкой, за плечами которого нелегкая судьба, — привносил в спектакль особую нравственную атмосферу. Неизменно корректный, с чувством естественного достоинства, он шел к людям с доверием и ждал доверия в ответ. Он был человечен органически, а не по должности и инструкции соотнесенным с людьми. Он был добр. Его рабочий почерк стремителен, четок и легок. Потребность времени в человечности, доверии и доброте стала волнующим звучанием роли. Актер угадал необходимый современности тип лидера — вождя «для людей», а не «над людьми». Сильнейшими моментами роли оказались не мелодраматические, хоть и выигрышные, эпизоды с дочерью и оклеветанной когда-то женой, а именно встречи Ромодана с людьми — простыми тружениками. Царев вскрыл народные истоки характера руководителя ленинской школы, сыграл роль в ключе органической внутренней публицистики.
Эстетический аспект ролей, их формальные особенности, их стилевое качество, тональность, ритм, внутренняя музыкальность — постоянно привлекают внимание Царева-художника. Подлинный представитель Малого театра, Царев знает магическую власть слова, его многомерность, его емкость. Он очень чуток к литературному материалу, умеет использовать и передать своеобразие авторской манеры. Ему одинаково доступны стремительные ритмы афористического, ироничного, возвышенного и земного грибоедовского стиха; и живописное русское слово Островского; и чеканный, литаврами отдающий поэтический слог Лермонтова; и мудрая ясность, весомость и простота толстовской прозы; и горьковская сложность драматического языка, его фразы-формулы, фразы-загадки, и стихийное многословие, негладкость, эмоциональная открытость речей Достоевского. В работе над сложнейшей из сложных ролей — шекспировским Макбетом, в котором, как сказал Гегель, совершается «одичание души», именно через слово, лучше всего через слово Царев передал сущность Шекспира-поэта.
Часто выступающий на концертной эстраде с поэтическими программами, Михаил Царев, как и другие мастера Щепкинского дома, является хранителем нашей речевой культуры. По его произношению можно выверять правильность русских фонетических созвучий.
Сегодня артист действительно переживает великолепный период творчества, отмеченный рядом очень крупных художественных удач. Он и теперь остается верен своей влюбленности в возвышенное, романтическое начало театра. Но нынешний Царев — это прежде всего глубокий и зрелый художник-реалист.
Последние работы открыли новый диапазон Царева — характерного актера. Когда-то в юности, еще в школе Русской драмы, вразрез с общим мнением, один из педагогов предсказал романтическому юноше Цареву славу знаменитого комика Варламова. Тогда это прозвучало парадоксом. Судьба, казалось бы, прочно повела по другой стезе. Но вот в 40-е годы Царев сыграл Сезара де Базана в «Рюи Блазе» В. Гюго.
Этот беспечный и жизнерадостный оборванец, бродяга-бунтарь, в котором время от времени проступали порода и изящество бывшего гранда Испании, привносил в спектакль атмосферу особого веселья, беспечность неистребимого жизнелюбия. Потерявший все родовые привилегии, Дон Сезар обрел единственное сокровище — ему открылась прелесть естественной и вольной жизни. В нем самом бродила и переливалась вольность, богатство многих состояний и оттенков. Царев играл фламандски сочно, безоглядно щедро. Играл смеясь. «Необозримые» монологи Гюго преодолевал с головокружительной легкостью, обращал в блестящие экспромты, в артистическое откровение. Философия и мудрость его героя — жизнелюба — были абсолютно лишены назидания и скуки. Царев создавал национальный характер «гордого испанца», добровольно избравшего нищий и вольный удел, сохранившего в неприкосновенности свою честь, и — вечный тип человека, отбросившего ханжеские условности существования и радостно приветствующего каждый миг бытия.
Потом был Ростанев, теперь — Фамусов...
Однако характерность нынешнего Царева отнюдь не ограничена сферой комического, чувством нелепого, странного, смешного в образе. В ней слышатся и драматические, и трагические тона. Понимать ее следует в том единственно верном и высоком смысле, как понимал это великий Щепкин, практикой и теорией своей утверждал Станиславский, требовавший в каждой роли чуда рождения новой жизни.
В образах, созданных Царевым, проникновенное знание судьбы, условий существования, воспитания, происхождения. В отобранности и виртуозности деталей ясно читается биография, неповторимая человеческая судьба.
Как важны, оказывается, изящные холеные руки старого дипломата Репнина в «Признании» С. Дангулова. Как важна эта старомодная рыцарственность, изящество манер, благородство седин, чтобы рассказать о драме человека, слишком старого, чтобы перейти рубеж революции, чтобы принять и понять ее истинный смысл.
Как много говорит неслышный, жутко-вкрадчивый шаг горьковского Старика и весь его серый, смутный облик. Словно столб мертвого праха поднялся и неслышно движется по земле.
А книжные, мертвые, заученные интонации Вожака — Царева в «Оптимистической трагедии», изжившего свои былые убеждения и идеи и сохранившего лишь шелуху слов!
Прежний Чацкий, Михаил Царев с начала 60-х годов играет Фамусова. Оказалось, что в романтике и герое таился прекрасный художник-бытовик. Перед нами явился Фамусов — хлопотун, рачительный хозяин московской усадьбы, отец взрослой дочери.
Царев сыграл пошлость; душевную вульгарность Фамусова. Угодливая и хищная улыбка сдвигала отяжелевшие черты; то льстиво, то нагло, то угрожающе звучала старомосковская скороговорка. Не вельможа, не аристократ, представитель среднего слоя дворянства, Фамусов выгодно «торговал» взрослую дочь. Средний барин, он был и средним человеком — угодничал, как все, перед сильными и презирал слабых, был в меру моралист и в меру развратник, и крючкотвор, и взяточник, как все. Он был опасен самой распространенностью типа, сходством со средним множеством, тем самым, что держало фундамент старой жизни и не пускало свежие и молодые силы.
Роли последних лет мощно аккумулировали и выявили еще одно принципиальное качество актера. Царев — знаток и толкователь не только человеческой психологии вообще, но социальной психологии по преимуществу. Его часто и по справедливости называют актером политическим.
И потому потрясением и неожиданностью стал для всех его Вожак в «Оптимистической трагедии», образ, в котором после спектакля-легенды в Камерном, после сравнительно недавней ленинградской постановки Товстоногова с великолепным Толубеевым в этой роли, все, казалось, было уже найдено, отлито в окончательные формы.
Всегда в Вожаке звучало звериное, мускульное, анархически-грозное начало. И ум был звериный — изворотливый и беспощадный инстинкт хищника.
Вожак — Царев поражал сразу необычностью внешнего облика — стертостью черт, покатыми, слабыми плечами, мертвой ровностью и книжностью речи, вялой походкой и совсем уже неожиданным интеллигентским пенсне. Царев нашел свое объяснение странной и страшной власти этого человека над матросской вольницей. Тайна влияния была в прошлом — в «страдании», которое принял Вожак на царской каторге и за которое желал получить сполна. Власть Вожака — в его ореоле мученика и борца. Повторилась в спектакле одна странная мизансцена. В самые напряженные моменты действия Вожак вдруг усаживался, скрестив руки на груди, плотно и прочно поставив ступни ног на землю, и так замирал — неподвижно, молча, долго. В стороне от всех и возвышаясь над всеми. В смешной, но и пугающей позе было нечто каменное и неживое. Словно он стилизовал себя под монумент, напоминая о своей избранности.
Пожалуй, впервые так откровенно обнажалась сила брезгливой нелюбви Вожака к людям. Прочитавший много книг, слышавший множество умных споров, Вожак завораживал толпу гипнозом слов. Замечательно и на этот раз разработал актер речевую характеристику персонажа. Слова падали холодно и ровно. Мысль, заключенная в них, давно уже прискучила Вожаку. Давно изверился он в прежних кумирах. Уверенное и снисходительное назидание звучало в интонациях, привычная скука, высокомерное презрение к «тупой» толпе.
Он отгораживался от людей прочной стеной слов. Разговаривая с другими, Вожак слышал себя. «Логично?» — спрашивал он, отправляя на казнь двух несчастных калек-офицеров, и отвечал себе, единственно важному, самому главному, — «логично».
Исподволь открывались тайны этой темной и жестокой души. Ясно читалось прошлое и неминуемое возмездие в настоящем. Будущего не было. Гуманность, светозарность и справедливость революции, совершающейся людьми и для людей, отменяла, делала недействительным этого живого мертвеца. Взявший беззаконно власть, ренегат и отступник, снедаемый бешеным честолюбием, Вожак не имел права существовать.
Именно потому, что Царев никогда не замыкается в границах одной судьбы, в частностях отдельной жизни, столь легко обнаружить созвучие, единство некоторых его образов. Продолжая, развивая, уточняя друг друга, роли Царева как бы выстраиваются в типологические ряды и в непрерывности художественного процесса дают явление в его социальной, исторической, психологической полноте и исчерпанности.
Так, Вожак был продолжен сыгранным позже Стариком, сложнейшей и загадочной ролью горьковского репертуара. Сколько здесь общего! Ореол мученичества и желание получить сполна за «страдание». Высокомерная претензия быть судьей и вершителем судеб. Общая ненависть к людям, для которых Старик находит столь точное и презрительное — «обрыдли». Все то же стремление затопить мир страхом, подчинить, сковать, поставить на колени живую человеческую душу. И алчность, и жадность к земным благам, и ханжеские проповеди о высоких материях.
Старик Царева — это и реальный человек, и символ зла. В нем нет ни единого просвета. Он весь сплошная тьма жизни, но тьма подвижная, действующая, в особенности когда она не встречает сопротивления.
Обе роли одноприродны. Они разоблачают самую сущность фашизма как социального явления, его духовное убожество и ханжеское обличье, реальную опасность бесчеловечной и злой его силы.
Царев в Вожаке и Старике проницателен и активен от ненависти. Он позволяет себе эту крайнюю, предельную концентрацию отрицательных черт, чтобы вызвать в зрителе энергию ответа и сопротивления, активность противодействия.
Интересно, что в «Старике» Царев сыграл еще одну роль — хорошего и талантливого русского человека Мастакова, у которого только одна беда: он деятель, он созидатель, но он не борец. В юности жизнь больно ударила его, и он сохранил эту пришибленность злом. Мастаков отступает почти сразу, сломлен душевно после первой же встречи со Стариком и уже не может освободиться от страха, уже сомневается не только в собственной правоте, но и в самом праве жить.
От Мастакова тянутся нити к добрейшему Егору Ильичу Ростаневу. И там и здесь — общая перед людьми и собой вина попустительства злу. Но если Егору Ильичу судьба дарит в конце концов счастье, то пассивность Мастакова кончается трагедией самоубийства.
Открыто и сильно утверждает Царев необходимость добра мужественного, бдительного, которое может и смеет постоять за себя.
В Мастакове и Старике Царев с особенной силой проявил способность мыслить в образе сложно. Постигая философию характеров, не уклоняясь от неясностей и загадок, не спеша к близлежащему и очевидному результату, актер вскрывает противоречие психологии и мироощущения героев в динамике и диалектике их развития.
В загадочной, написанной в разгар полемики о Достоевском пьесе Горького Царев сумел объяснить многое. Прежде всего причины гибели Мастакова. В странном, поспешном, неожиданном самоубийстве героя, человека деятельного и уж наверное не робкого, актер увидел чудовищную логику жизни, которая породила кошмарный тип Старика и сломала, скомкала страхом душу Мастакова. Героя убило знание подлой жизни. С юности, с того времени, как был он несправедливо осужден, Мастаков не видел ничего вокруг себя, кроме лжи и грязи. Он сам, его дело, построенное разумно и гуманно, представлялось ему исключением в общем порядке вещей. Герой жил в сознании временности, непрочности своего существования. И потому столь легкой оказалась победа Старика.
Виноват Мастаков, отказавшийся стать борцом, не нашедший опоры в себе и окружающих. Но главная причина трагедии — в самом порядке жизни, при котором хороший и благородный человек чувствует себя мнимостью, исключением, а роль судей и жрецов морали берут ничтожества и палачи, подобные Старику.
Ничтожества — об этом актер наступательно и зло сказал в финале. Осыпаемый ударами и упреками девицы, Старик — Царев и впрямь кажется человеческой малостью. Значительным и неуязвимым он был до тех пор, пока внушал страх. Но вот мираж рассеялся,
Говорить о Михаиле Цареве, без которого невозможно представить бытие советского Малого театра,— значит говорить о неповторимости и избранности пути большого художника, в чьем искусстве, равно обогащая друг друга, сосуществуют блестящая риторика Петербургской романтической школы и великорусское течение Малого театра, течение жизни и правды.
Говорить о Цареве — значит говорить о высокой исполнительской культуре, о верности русской актерской традиции в ее эстетическом и идейном содержании; об осознании художником своего искусства как высокой гражданской миссии.
Царев — актер редкой нерастраченности сил. Как часто, отдавая дань уважения мастеру, достигшему преклонного возраста, мы вынуждены обращаться к прошлым победам. Настоящее представляется временем заслуженного отдыха, собиранием плодов славы.
На этот раз ничуть не бывало. Достаточно вспомнить созданные за последние годы роли Вожака, Арбенина, Фамусова, горьковского Старика, Маттиаса Клаузена, чтобы почувствовать: мы являемся свидетелями интереснейшего, если не кульминационного периода в жизни артиста.
В чем причина такого творческого долголетия, великолепно сохраненной формы и постоянной готовности к художественному созиданию? Причина — в целой жизни артиста, где, не в пример иным, более легким и удачливым биографиям,- так мало было «баловства судьбы» и так много труда, самоконтроля и учебы, которая отнюдь не окончилась с выпуском из Школы русской драмы в Петрограде.
В Ревеле, провинциальном городе старой России, во времена юности Царева мало кто слышал о Станиславском и замечательном его творении — Художественном театре. Театральное искусство здесь представляли заезжие трагики-гастролеры, неудачники и скитальцы.
Тогда (в прямом согласии с данными начинающего актера) началось его увлечение романтическим театром. Тогда же родилось и не оставлявшее его всю жизнь беспокойное стремление уметь больше, быть шире и многообразней.
Царев, за которым впоследствии прочно закрепилась слава человека большой собранности, организованности и дисциплины, начинал в тревоге странствий и перемен. После недолгих сезонов в Большом драматическом театре — маленький рабочий Василеостровский театр. Потом московский Театр Корша, где беззаконно царило и буйно цвело актерское начало. Потом провинция — Махачкала, Казань, Симферополь. И снова возвращение в Ленинград, в Академический театр драмы.
Из сегодняшнего далека открывается логика этих внезапных решений. В них не было произвола случая. Были собственный выбор и воля актера. Так он искал и узнавал себя. Так он учился быть хозяином положения, не избегая опасных, но и благотворных для художника рубежных ситуаций, когда все приходится начинать заново и впервые. И позже, в трудные периоды жизни, когда по разным обстоятельствам сходили с театрального небосвода «звезды первой величины», Царев умел сохранять высоту. Даже в неудачах его ощущалось достоинство труда, достоинство отношения к делу жизни.
Судьба подарила ему немало замечательных встреч. Юность прошла под обаянием величественной и властной личности романтика, красавца, стареющего премьера Ленинградской сцены Юрия Михайловича Юрьева. Потом был Мейерхольд. Внезапностью и риском показался друзьям и коллегам молодого Царева уход к Мейерхольду. Познавший первую сладость славы, уже любимый в Ленинграде, актер шел в театр, вступавший в полосу кризиса, театр, над которым в небе 30-х годов начали сгущаться тучи.
Запомнилось, как все это было. Постаревший, совсем уже седой, с каким-то новым выражением опаленности и тревоги в чертах, но по-прежнему стремительный и легкий, Мейерхольд прибыл в Ленинград восстанавливать своего знаменитого «Дон-Жуана». В один из вечеров Царев — Дон Карлос шел в гостиницу «Астория», где обычно останавливался Мейерхольд, дабы узнать от Мастера «секретики роли». (По странной игре случая Царев не раз потом, во время ленинградских гастролей, жил именно в этом номере.) Тогда он скромно присел у двери на банкетку и стал ждать, когда Мейерхольд кончит разговаривать с театральным критиком Константином Державиным.
Мастер был увлечен. Он недавно вернулся из Парижа и видел там странную пьесу. Герои произносили реплики и тут же говорили о том, что они думают на самом деле. А Михаил Царев, сидя у двери, слушал и не слушал, дожидаясь «секретиков». И вздрогнул, когда, словно забыв о молодом госте, Мейерхольд сказал Державину: «Рассуждаю о пьесе, а думаю совсем о другом,— о том, как сманить Царева из Ленинграда, чтобы он сыграл у меня в «Даме с камелиями» Армана Дюваля».
Мейерхольдовская методика воспитания актера, пожалуй, самая загадочная страница в наследии Мастера. Михаил Царев, сыгравший у Мейерхольда Армана Дюваля и Чацкого, считает, что Мейерхольд обладал великолепным чувством актера. Он хотел от художника единственности, неповторимости существования в искусстве; ничто так не ценил, как индивидуальность и мастерски умел «подать» ее. Мейерхольд учил актера быть самим собой, не полагаться на стихию, настроение, случай, а трезво и требовательно оценивать собственные возможности и преимущества. Он утверждал в актере энергию творческого -предвидения, строгий художественный расчет.
Мейерхольдовскую «науку» не забыл Царев и придя в старейший русский театр. И вот более четырех десятилетий длится этот союз — синтез особого свойства, в котором и поначалу не было отказа от себя, торопливой готовности приспособиться, принять, повторить, как не было позже самолюбивой автономии, желания утвердиться в отделенности от всех.
Присутствие актера такого масштаба и своеобразия в коллективе лишь подтверждает сказанные когда-то А. И. Южиным слова о том, что Малый театр — «колоссальное собирательное явление».
Царев — художник особенный в богатой талантами труппе Малого театра.
А вместе с тем Царев — актер Малого театра не по случайной игре судьбы, а по внутренней сути, по праву духовного родства, по своей исполнительской вере. За это говорит высокая культура творчества, культура сценической речи в особенности, и достоинство выполнения актером своего призвания, и постоянный интерес к ролям крупных очертаний, большого общественного содержания, и чувство формы, завершенность формы, и звучащая в созданиях Царева проповедническая, романтическая, трибунная нота.
Приглашая Царева, старики Щепкинского дома — П. М. Садовский, Н. К. Яковлев, А. А. Яблочкина, М. М, Климов — видели в нем прежде всего актера классического репертуара. Он сыграл свою премьеру на сцене Малого театра 17 ноября 1938 года, в день юбилея Щепкина. И это было «Горе от ума». И это был Чацкий — роль, которая прошла через всю его жизнь: он исполнял Чацкого в Ленинграде, в провинции, у Мейерхольда (в новой редакции «Горе уму» 1935 года), и, наконец, шестнадцать лет в Малом театре, с многочисленными Фамусовыми старейшей сцены.
Вначале он играл трагедию любящего и обманутого сердца. Критики говорили, что его Чацкому не хватает сарказма, злости, горькой грибоедовской мизантропии. А он влетал чуть свет в гостиную дома Фамусова и был полон радости. И чудились длинные снежные версты, и бесконечный ритм российских дорог, и напряжение последнего рывка. Он любил подлинно. В нем была восторженность и высота пушкинского Ленского. Он спешил говорить о любви, подгоняя и без того стремительный ритм грибоедовского стиха. Его горе было от сердца, от благородства. Социальная драма начиналась с драмы любви. Любовь казалась желанным прибежищем, отдохновением от уже испытанных ударов судьбы. Но предавала и любовь. И, постепенно ожесточаясь, пристальнее всматриваясь в окружающее, Чацкий — Царев с изумлением и болью вступал в безнадежный поединок с множеством безликих и ничтожных.
В молодости Царев играл трагедию обманутого сердца, в зрелости — трагедию века.
Чеканная риторика сменила непосредственные и порывистые ритмы. Рисунок стал законченней и холодней. Ирония, язвительность и ум говорили о времени терзаний грибоедовского героя. Витийствующий и пылкий, овеянный тенями декабристов, пушкинский, грибоедовский, за Чацким вставал минувший век.
Может быть, так, на этой высоте вдохновения, не стыдясь слез и слов, в ночь декабрьского восстания прощался с друзьями первый русский якобинец Кондратий Рылеев, мученик и поэт. Этим возвышенным слогом писал из забвения Сибирской ссылки полуслепой, погибающий, не ставший ни на йоту трезвее Вильгельм Кюхельбекер. Языком возвышенных страстей изъяснялись «российские либералисты 20-х годов» — России верные сыны. Актер говорил о героях и — о времени.
Так он играл другие классические свои роли — Глумова, Жадова, Незнамова, отдаваясь стилю, тону, ритму письма Островского и всегда имея в виду живую историческую конкретность, тревогу и боль подлинной жизни.
В его Глумове («На всякого мудреца довольно простоты») ощущалась значительная фигура, человек обаятельный и незаурядный. Глумов — Царев покорял блеском импровизаций, победной силой ума. Завлекая окружающих в хитро сплетенную интригу, он увлекался сам — весь легкий, в стремительной непринужденности движений, в смелой элегантности жестов и поз. И на путь отступничества вступал, будто шутя, не отравляя дней своих ни горечью, ни сомнением. И дневник вел с веселой злостью, безмятежно уверенный в своих силах, во многих своих талантах, столь необходимых одряхлевшему миру Мамаевых и Крутицких. Постепенно в блестящей и элегантной оболочке проступала сущность героя — материальность и проза его расчетов, аморальность, беспредельный, совершенный цинизм. Глумов был безмятежен от бессердечия, неуязвим в блестящих латах бессердечия. Этим он был общественно опасен — оруженосец и рыцарь бездушного времени, утратившего идеалы.
В отверженном «подкидыше» Незнамове («Без вины виноватые») Царев разглядел художника, человека творчества прежде всего. Он не идеализировал героя. В развязности незнамовских манер, в экзальтированности слов, в претенциозной, романтической позе проступали мало привлекательные черты российской театральной провинции.
А вместе с тем Незнамов — Царев, силой обстоятельств принадлежащий .пошлой и ремесленной среде, был чужой ей. Ранимость и чуткость души, жажда служения и веры, доброта, глубоко спрятанное, человеческое достоинство — все выдавало натуру незаурядную. В браваде Незнамова звучали усталость и боль. И верилось в его художественную одаренность, и в духовную близость Кручининой — страдалице и труженице театра.
Сильнейшим моментом спектакля и роли стал последний монолог Незнамова. Здесь воедино слились боль оскорбленного новым обманом человека и — дерзость, и смелость, и вдохновенный вызов артиста миру пошлости и обмана. Отверженный и гонимый, Незнамов подымался над обществом сильных и сытых. Мелодраматический монолог звучал у Царева мужественно.
В бедном разночинце Жадове («Доходное место»), которого столь часто играли бунтарем и трибуном, Царев ушел от одномерности прочтения. Здесь все было в противоречии — идеальные устремления и убогие будни героя; прекрасные помыслы и хрупкость воли, необеспеченность мечтаний и метаний действенным, мужественным началом. Жадов Царева плохо, трудно, скудно жил, как мог долго сопротивлялся обстоятельствам. В прекрасных возвышенных словах искал забвения и отрады и на компромиссы решался мученически, загнанный в тупик. Воочию увидев крушение крупного взяточника, не спешил с самооправданием. Жизнь преподала мечтателю суровый урок. Лишь по случаю не совершилось жадовское падение. И потому в финале Царев избегал мажорных, успокоительных нот. Герой испытывал стыд и благодарил судьбу за то, что не допустила падения, и вновь верил в свою правоту. Мы оставляли его погруженным в раздумье. И снова речь шла о времени — о его соблазнах и ловушках, об измене и верности идеалам века, о распутье дней и распутье выбора; о судьбах талантливых людей, загубленных временем, и благородной силе человеческого сопротивления враждебным обстоятельствам; о святой энергии искусства, поднимающего человека над пошлостью и грязью жизни.
Творчество Царева способствовало утверждению на нашей старейшей сцене той части классического наследия, которое по тем или иным причинам в разные периоды жизни коллектива было недоступно или трудно искусству старого Малого театра. Царев — исполнитель главных ролей в спектаклях Лермонтова, Толстого, Достоевского, Чехова, Горького.
Зрелым мастером, в полном расцвете сил, сознавая власть театральных преданий и трудность соревнования с живьши образцами, после И. М. Москвина, И. Н. Берсенева, М. Ф. Романова, Николая Симонова, актер вышел Федей Протасовым в «Живом трупе». Сознательно убирал актер блеск и мелодичность модуляций своего голоса, избегал драматических кульминаций и эмоциональных пиков, которые, казалось бы, в самом материале роли. Перед нами был человек, погруженный в себя, занятый какой-то очень сложной внутренней работой — последним раздумьем перед выбором.
Он слушал цыган — трагически неподвижный, трагически отделенный от всех. Бережно и нежно говорил с Машей, скрывая всю горечь поздней, лишенной плотских страстей любви. Случайному знакомому рассказывал историю странной своей жизни, а мы ощущали талантливого человека, не состоявшегося в Феде художника. Во всем, что бы он ни делал, проявлялись незаурядная духовная организация, ум, тревожная совестливость.
Неожиданным и новым в роли было то, что Царев играл Федю Протасова человеком, лишенным иллюзий. Его Федя уже давно составил беспощадную характеристику окружающего мира, но он не заблуждался и насчет себя. Его драма — чистого сердца и чуткой совести — была еще и драмой бессильной воли. Неспособный к противодействию, с отвращением отвернувшийся от жизни, Федя избирал уход в небытие.
«Село Степанчиково и его обитатели» Ф. Достоевского На сцене всегда становилось повествованием о Фоме Опискине, о рабе, который стал господином положения, о ханжестве и изощренности зла, рожденного убогой и нищей духом жизнью.
В Малом театре мы увидели спектакль, где подлинным героем оказался Егор Ильич Ростанев — Царев.
Мы открыли Царева — великолепного комедийного актера. Естественная, непосредственная, без нажима и подчеркивания, без грубой шаржировки, комедийность его постоянно просвечивала жизнью, подлинными жизненными проблемами. Актер разгадал сложную диалектику мысли Достоевского, который в ранней своей повести сказал о взаимовлиянии и зависимости добрых и злых начал жизни: там, где уступает добро, немедленно укореняется зло.
Царев играл совершенно доброго человека. В органике дарования актера выражать предельную, главную сущность явления или характера. В Ростаневе он увидел предельность доброты, которая будучи лишенной волевого начала, прочных идейных основ, превращается в беспочвенное прекраснодушие. Со всей энергией и активностью своего искусства Царев сказал о преступном попустительстве добра злу, об опасных последствиях человеческих компромиссов.
Его Егор Ильич был обаятелен, добр до бесконечности. Он был смешон не преувеличением, а напротив, преуменьшением своих истинных качеств. Смешна была сила самовнушения в этом человеке, несчастная способность поддаваться влиянию извне. С какой извиняющейся интонацией, запинаясь и мучительно краснея, произносил Егор Ильич вполне здравые мысли словно величайшую глупость и бестактность. Он всем хотел добра, и тем не менее оказывался причиной многих несчастий, главным виновником возвышения Фомы.
В чеховском «Иванове» актер прочитал драму крупной личности, потерпевшей крушение в «безвременье» 80-х годов. Критика писала об «инерционности» интонаций и движений, о «вялом гневе» Иванова — Царева. Это был человек конченный. И только изредка, сквозь стертые черты, простужал Иванов прежний, деятель, романтик, боец, кого так жертвенно и беззаветно полюбила Сарра. Приоткрывалась высота, с которой совершал свое падение герой.
В молодости он любил истинно. Теперь лишь принимал чужую любовь, заражался на мгновение энергией и верой Саши. Факт человеческого крушений, испепеленность Иванова были засвидетельствованы актером. Почти беспощадно говорил Царев о душевном неряшестве героя, об укоренившейся привычке к большим и малым компромиссам. Но в рефлексии и Многословии самообличений проступала настоящая _ боль. Прошлое и память о нем не отпускали. И особый смысл приобретал выстрел в финале. Актер услышал в нем приговор, но и оправдание своего героя, последнее напряжение воли, последнее мужество и честность с самим собой.
Погибал незаурядный человек, рожденный для больших дел. Несостоявшаяся, оборванная выстрелом судьба становилась обвинением порядку жизни.
Протасов, Ростанев, Иванов, Арбенин и шекспировский Макбет относятся к времени 50-х — начала 60-х годов, когда чуткий художник, Михаил Царев, переживает волнующий период обновления и подъема. В это время с особой силой обнаруживается аналитический характер дарования актера. Пафосом его творчества становится пафос постижения духовной сущности ролей. Актера манит сама сложность мысли, заложенной в образе, возможность выхода через одну мысль, одну судьбу, к широчайшим обобщениям, к проблемам бытия человека, его взаимоотношений с историей и современностью.
Характерная примета именно этого периода в жизни артиста — переосмысление своего искусства, стремительное расширение его границ.
Актер-романтик, актер высокого стиля и блестяще выверенной, отточенной формы, Царев в эти годы все глубже постигает тайну жизненного наполнения, жизненного оправдания образов. Его все более привлекает не только литературный, театральный, а именно жизненный, реальный ракурс бытия героев.
Именно с этой точки зрения замечательна одна из самых крупных работ актера в начале 60-х годов — Арбенин в лермонтовском «Маскараде».
Казалось бы, законная, даже необходимая в репертуаре Царева-романтика роль. Естественно было бы ожидать, что Царев — ученик Юрьева — продолжит «юрьевскую» линию роли, выведет на сцену классического героя, «закованного в латы блестящей театральности».
Однако актер сыграл Арбенина душевно просто, намеренно «не театрально». Для лермонтовских строф была найдена естественная и человечная интонация.
В черно-красном пространстве спектакля, где тускло мерцали люстры и дым стлался над игорными столами, где в судорожном, выморочном веселье неслышно шли маски — участники жизни-маскарада, а в звуках фантастического вальса Прокофьева изливалась тема века-фантома, призрака, блестящего и ничтожного, — блуждал и задыхался живой человек.
В согласии с постановщики спектакля Леонидом Варпаховским, прочитавшим романтическую драму молодого Лермонтова через Лермонтова зрелого, Лермонтова — великого реалиста, Царев лишил Арбенина черт демонизма. Трагедия героя, имевшая вполне реальные и объективные причины, прозвучала трагедией многих, столь же незаурядных и одаренных натур, как лермонтовский герой.
Высокомерно проходил Арбенин — Царев сквозь строй личин-масок, не сливаясь с толпой, отстраняя себя от всех. В нем ощущалось мужество вызова, в чертах и интонациях звучало горькое знание жизни. Холодность, казалось, уже стала его сущностью, но вдруг прорывалась нежданная доброта. В юном Звездиче первых картин «Маскарада» Арбенин видел и любил себя молодого, и увлекался, как в прежние годы, и шел на помощь, щедро даря свое знание и опыт.
Он отдавался любви к Нине просветленно, поклоняясь и благословляя судьбу. Но странно — в любви этой не было прочности и покоя, напротив, ощущалась загнанность, крайность положения героя. Он словно убеждал себя, и давнего приятеля своего Казарина, и целый свет в устойчивости и надежности своего нынешнего бытия. Он хотел оградить и спасти найденный рай, хотел забыть о прошлом, но не мог. Взявший на себя тяжкий крест судьи века, он оказывался пленником его. Слишком долго дышал отравленным воздухом лжи, чтобы верить в правду. Губил Нину, потому что искал улик, а не оправданий.
Роковая связь с презираемой им средой, зараженность ею сильнее всего обнаруживались в сценах карточной игры.
За зеленым столом, где рушились и возвышались надежды и судьбы, где мертво шелестели ассигнации, под тусклым светом ламп, в дыму ночных миражей, Арбенин — Царев был не только самый сильный и первый среди других, он был здесь свой. Неподвижный, бесстрастный, сидел подобно верховному магистру тайного ордена, сжигаемый холодным пламенем азарта и гнева. Нельзя было не смотреть на него, нельзя было оторваться от властных рук на зеленом сукне. И разве могла чистая и светлая Нина соперничать с этим ночным наваждением? Сам не зная того, Арбенин уже принадлежал миражному и мрачному миру. Просветом во тьме оказывалась любовь. А затем судьба заявляла свои права на героя, трагедия которого, страдание которого — неверие в светлые начала жизни.
И лишь в безумии наступало желанное отдохновение. Брошенный оземь своей виной, пытаясь подняться и не находя сил, стремительно пятился Арбенин — Царев назад и закрывал за собой дверь своего дома и — дверь жизни.
Михаил Царев — актер идеи, актер проблемы. Интерес к идейной сущности образа, к его классовому, социальному содержанию, для актера интерес естественный и органический. Социальный ракурс ролей у Царева — всегда мощный стимул творческого исследования и постижения образа.
Классические роли артиста, о которых шла речь выше, прекрасное тому свидетельство. Еще более это заметно в современном репертуаре актера, который никогда не играет одного человека, одну судьбу, но всегда — явление, тип, вызванный к жизни движением времени.
Роль генерала Огнева во «Фронте» А. Корнейчука не стала особенно заметной в биографии артиста, но был в ней один подлинно замечательный эпизод. У карты молодой генерал докладывал план будущей наступательной операции. Он начинал деловито и строго, но, постепенно одушевляясь, увлекал блеском полководческого мастерства, талантливостью, виртуозностью владения суровой профессией войны. В нем жила легкость, победность, великолепная одухотворенность высокой и святой целью. А между тем за стенами театра шел 1942 год. И еще без числа смертей и слез было до последнего дня войны. Генерал Огнев говорил у карты, а зритель военной Москвы 42-го года мысленно устремлялся в будущее, где ждала победа.
Огнев, каким играл его Царев, свидетельствовал появление нового типа военачальника, новой, рожденной в испытаниях первых месяцев войны науки побеждать. Здесь сила проявлялась не в командирской глотке (как у безнадежно отставшего Горлова), не в строгом соблюдении служебной иерархии и даже не в гипнозе личной храбрости. Здесь сила была в интеллекте, профессионализме, культуре и в абсолютном владении сложнейшим механизмом войны. Огнев умел воевать в кровной нераздельности с доверенными ему людьми, которые никогда не сливались для него в абстрактную массу, но всегда были живыми жизнями, бесценными судьбами. За каждого из них он чувствовал себя в ответе. И потому он и подобные ему неминуемо должны были победить в беспримерной войне.
В «Крыльях» А. Корнейчука, сыграв роль секретаря обкома партии Ромодана, актер сказал о важнейших переменах в нашей общественной жизни середины 50-х годов. Его Ромодан — человек с седыми волосами и мягкой улыбкой, за плечами которого нелегкая судьба, — привносил в спектакль особую нравственную атмосферу. Неизменно корректный, с чувством естественного достоинства, он шел к людям с доверием и ждал доверия в ответ. Он был человечен органически, а не по должности и инструкции соотнесенным с людьми. Он был добр. Его рабочий почерк стремителен, четок и легок. Потребность времени в человечности, доверии и доброте стала волнующим звучанием роли. Актер угадал необходимый современности тип лидера — вождя «для людей», а не «над людьми». Сильнейшими моментами роли оказались не мелодраматические, хоть и выигрышные, эпизоды с дочерью и оклеветанной когда-то женой, а именно встречи Ромодана с людьми — простыми тружениками. Царев вскрыл народные истоки характера руководителя ленинской школы, сыграл роль в ключе органической внутренней публицистики.
Эстетический аспект ролей, их формальные особенности, их стилевое качество, тональность, ритм, внутренняя музыкальность — постоянно привлекают внимание Царева-художника. Подлинный представитель Малого театра, Царев знает магическую власть слова, его многомерность, его емкость. Он очень чуток к литературному материалу, умеет использовать и передать своеобразие авторской манеры. Ему одинаково доступны стремительные ритмы афористического, ироничного, возвышенного и земного грибоедовского стиха; и живописное русское слово Островского; и чеканный, литаврами отдающий поэтический слог Лермонтова; и мудрая ясность, весомость и простота толстовской прозы; и горьковская сложность драматического языка, его фразы-формулы, фразы-загадки, и стихийное многословие, негладкость, эмоциональная открытость речей Достоевского. В работе над сложнейшей из сложных ролей — шекспировским Макбетом, в котором, как сказал Гегель, совершается «одичание души», именно через слово, лучше всего через слово Царев передал сущность Шекспира-поэта.
Часто выступающий на концертной эстраде с поэтическими программами, Михаил Царев, как и другие мастера Щепкинского дома, является хранителем нашей речевой культуры. По его произношению можно выверять правильность русских фонетических созвучий.
Сегодня артист действительно переживает великолепный период творчества, отмеченный рядом очень крупных художественных удач. Он и теперь остается верен своей влюбленности в возвышенное, романтическое начало театра. Но нынешний Царев — это прежде всего глубокий и зрелый художник-реалист.
Последние работы открыли новый диапазон Царева — характерного актера. Когда-то в юности, еще в школе Русской драмы, вразрез с общим мнением, один из педагогов предсказал романтическому юноше Цареву славу знаменитого комика Варламова. Тогда это прозвучало парадоксом. Судьба, казалось бы, прочно повела по другой стезе. Но вот в 40-е годы Царев сыграл Сезара де Базана в «Рюи Блазе» В. Гюго.
Этот беспечный и жизнерадостный оборванец, бродяга-бунтарь, в котором время от времени проступали порода и изящество бывшего гранда Испании, привносил в спектакль атмосферу особого веселья, беспечность неистребимого жизнелюбия. Потерявший все родовые привилегии, Дон Сезар обрел единственное сокровище — ему открылась прелесть естественной и вольной жизни. В нем самом бродила и переливалась вольность, богатство многих состояний и оттенков. Царев играл фламандски сочно, безоглядно щедро. Играл смеясь. «Необозримые» монологи Гюго преодолевал с головокружительной легкостью, обращал в блестящие экспромты, в артистическое откровение. Философия и мудрость его героя — жизнелюба — были абсолютно лишены назидания и скуки. Царев создавал национальный характер «гордого испанца», добровольно избравшего нищий и вольный удел, сохранившего в неприкосновенности свою честь, и — вечный тип человека, отбросившего ханжеские условности существования и радостно приветствующего каждый миг бытия.
Потом был Ростанев, теперь — Фамусов...
Однако характерность нынешнего Царева отнюдь не ограничена сферой комического, чувством нелепого, странного, смешного в образе. В ней слышатся и драматические, и трагические тона. Понимать ее следует в том единственно верном и высоком смысле, как понимал это великий Щепкин, практикой и теорией своей утверждал Станиславский, требовавший в каждой роли чуда рождения новой жизни.
В образах, созданных Царевым, проникновенное знание судьбы, условий существования, воспитания, происхождения. В отобранности и виртуозности деталей ясно читается биография, неповторимая человеческая судьба.
Как важны, оказывается, изящные холеные руки старого дипломата Репнина в «Признании» С. Дангулова. Как важна эта старомодная рыцарственность, изящество манер, благородство седин, чтобы рассказать о драме человека, слишком старого, чтобы перейти рубеж революции, чтобы принять и понять ее истинный смысл.
Как много говорит неслышный, жутко-вкрадчивый шаг горьковского Старика и весь его серый, смутный облик. Словно столб мертвого праха поднялся и неслышно движется по земле.
А книжные, мертвые, заученные интонации Вожака — Царева в «Оптимистической трагедии», изжившего свои былые убеждения и идеи и сохранившего лишь шелуху слов!
Прежний Чацкий, Михаил Царев с начала 60-х годов играет Фамусова. Оказалось, что в романтике и герое таился прекрасный художник-бытовик. Перед нами явился Фамусов — хлопотун, рачительный хозяин московской усадьбы, отец взрослой дочери.
Царев сыграл пошлость; душевную вульгарность Фамусова. Угодливая и хищная улыбка сдвигала отяжелевшие черты; то льстиво, то нагло, то угрожающе звучала старомосковская скороговорка. Не вельможа, не аристократ, представитель среднего слоя дворянства, Фамусов выгодно «торговал» взрослую дочь. Средний барин, он был и средним человеком — угодничал, как все, перед сильными и презирал слабых, был в меру моралист и в меру развратник, и крючкотвор, и взяточник, как все. Он был опасен самой распространенностью типа, сходством со средним множеством, тем самым, что держало фундамент старой жизни и не пускало свежие и молодые силы.
Роли последних лет мощно аккумулировали и выявили еще одно принципиальное качество актера. Царев — знаток и толкователь не только человеческой психологии вообще, но социальной психологии по преимуществу. Его часто и по справедливости называют актером политическим.
И потому потрясением и неожиданностью стал для всех его Вожак в «Оптимистической трагедии», образ, в котором после спектакля-легенды в Камерном, после сравнительно недавней ленинградской постановки Товстоногова с великолепным Толубеевым в этой роли, все, казалось, было уже найдено, отлито в окончательные формы.
Всегда в Вожаке звучало звериное, мускульное, анархически-грозное начало. И ум был звериный — изворотливый и беспощадный инстинкт хищника.
Вожак — Царев поражал сразу необычностью внешнего облика — стертостью черт, покатыми, слабыми плечами, мертвой ровностью и книжностью речи, вялой походкой и совсем уже неожиданным интеллигентским пенсне. Царев нашел свое объяснение странной и страшной власти этого человека над матросской вольницей. Тайна влияния была в прошлом — в «страдании», которое принял Вожак на царской каторге и за которое желал получить сполна. Власть Вожака — в его ореоле мученика и борца. Повторилась в спектакле одна странная мизансцена. В самые напряженные моменты действия Вожак вдруг усаживался, скрестив руки на груди, плотно и прочно поставив ступни ног на землю, и так замирал — неподвижно, молча, долго. В стороне от всех и возвышаясь над всеми. В смешной, но и пугающей позе было нечто каменное и неживое. Словно он стилизовал себя под монумент, напоминая о своей избранности.
Пожалуй, впервые так откровенно обнажалась сила брезгливой нелюбви Вожака к людям. Прочитавший много книг, слышавший множество умных споров, Вожак завораживал толпу гипнозом слов. Замечательно и на этот раз разработал актер речевую характеристику персонажа. Слова падали холодно и ровно. Мысль, заключенная в них, давно уже прискучила Вожаку. Давно изверился он в прежних кумирах. Уверенное и снисходительное назидание звучало в интонациях, привычная скука, высокомерное презрение к «тупой» толпе.
Он отгораживался от людей прочной стеной слов. Разговаривая с другими, Вожак слышал себя. «Логично?» — спрашивал он, отправляя на казнь двух несчастных калек-офицеров, и отвечал себе, единственно важному, самому главному, — «логично».
Исподволь открывались тайны этой темной и жестокой души. Ясно читалось прошлое и неминуемое возмездие в настоящем. Будущего не было. Гуманность, светозарность и справедливость революции, совершающейся людьми и для людей, отменяла, делала недействительным этого живого мертвеца. Взявший беззаконно власть, ренегат и отступник, снедаемый бешеным честолюбием, Вожак не имел права существовать.
Именно потому, что Царев никогда не замыкается в границах одной судьбы, в частностях отдельной жизни, столь легко обнаружить созвучие, единство некоторых его образов. Продолжая, развивая, уточняя друг друга, роли Царева как бы выстраиваются в типологические ряды и в непрерывности художественного процесса дают явление в его социальной, исторической, психологической полноте и исчерпанности.
Так, Вожак был продолжен сыгранным позже Стариком, сложнейшей и загадочной ролью горьковского репертуара. Сколько здесь общего! Ореол мученичества и желание получить сполна за «страдание». Высокомерная претензия быть судьей и вершителем судеб. Общая ненависть к людям, для которых Старик находит столь точное и презрительное — «обрыдли». Все то же стремление затопить мир страхом, подчинить, сковать, поставить на колени живую человеческую душу. И алчность, и жадность к земным благам, и ханжеские проповеди о высоких материях.
Старик Царева — это и реальный человек, и символ зла. В нем нет ни единого просвета. Он весь сплошная тьма жизни, но тьма подвижная, действующая, в особенности когда она не встречает сопротивления.
Обе роли одноприродны. Они разоблачают самую сущность фашизма как социального явления, его духовное убожество и ханжеское обличье, реальную опасность бесчеловечной и злой его силы.
Царев в Вожаке и Старике проницателен и активен от ненависти. Он позволяет себе эту крайнюю, предельную концентрацию отрицательных черт, чтобы вызвать в зрителе энергию ответа и сопротивления, активность противодействия.
Интересно, что в «Старике» Царев сыграл еще одну роль — хорошего и талантливого русского человека Мастакова, у которого только одна беда: он деятель, он созидатель, но он не борец. В юности жизнь больно ударила его, и он сохранил эту пришибленность злом. Мастаков отступает почти сразу, сломлен душевно после первой же встречи со Стариком и уже не может освободиться от страха, уже сомневается не только в собственной правоте, но и в самом праве жить.
От Мастакова тянутся нити к добрейшему Егору Ильичу Ростаневу. И там и здесь — общая перед людьми и собой вина попустительства злу. Но если Егору Ильичу судьба дарит в конце концов счастье, то пассивность Мастакова кончается трагедией самоубийства.
Открыто и сильно утверждает Царев необходимость добра мужественного, бдительного, которое может и смеет постоять за себя.
В Мастакове и Старике Царев с особенной силой проявил способность мыслить в образе сложно. Постигая философию характеров, не уклоняясь от неясностей и загадок, не спеша к близлежащему и очевидному результату, актер вскрывает противоречие психологии и мироощущения героев в динамике и диалектике их развития.
В загадочной, написанной в разгар полемики о Достоевском пьесе Горького Царев сумел объяснить многое. Прежде всего причины гибели Мастакова. В странном, поспешном, неожиданном самоубийстве героя, человека деятельного и уж наверное не робкого, актер увидел чудовищную логику жизни, которая породила кошмарный тип Старика и сломала, скомкала страхом душу Мастакова. Героя убило знание подлой жизни. С юности, с того времени, как был он несправедливо осужден, Мастаков не видел ничего вокруг себя, кроме лжи и грязи. Он сам, его дело, построенное разумно и гуманно, представлялось ему исключением в общем порядке вещей. Герой жил в сознании временности, непрочности своего существования. И потому столь легкой оказалась победа Старика.
Виноват Мастаков, отказавшийся стать борцом, не нашедший опоры в себе и окружающих. Но главная причина трагедии — в самом порядке жизни, при котором хороший и благородный человек чувствует себя мнимостью, исключением, а роль судей и жрецов морали берут ничтожества и палачи, подобные Старику.
Ничтожества — об этом актер наступательно и зло сказал в финале. Осыпаемый ударами и упреками девицы, Старик — Царев и впрямь кажется человеческой малостью. Значительным и неуязвимым он был до тех пор, пока внушал страх. Но вот мираж рассеялся,
28.02.2003
Подробнее
28 февраля отмечает день рождения заслуженная артистка России Титова Людмила Владимировна. От всей души поздравляем! Желаем крепкого здоровья, радости, новых интересных ролей!
28 февраля отмечает день рождения заслуженная артистка России Титова Людмила Владимировна.
От всей души поздравляем! Желаем крепкого здоровья, радости, новых интересных ролей!
От всей души поздравляем! Желаем крепкого здоровья, радости, новых интересных ролей!
28 февраля отмечает день рождения заслуженная артистка России Титова Людмила Владимировна.
Титова Л.В по окончании Театрального училища им. М.С.Щепкина в 1983 году зачислена в труппу Малого театра. Титова Л.В. — актриса огромных творческих возможностей, яркой индивидуальности, с первых дней работы в театре активно включается в спектакли текущего репертуара. Сирота диапазона драматического дарования, отличная актерская техника, богатство внутреннего мира позволяют актрисе органично существовать в таких различных по масштабам н характерам образах как Акулина в «Детях Ванюшина» С.Найденова, Директриса в «Незрелой малине» И.Губача, Жена Коробкина в «Ревизоре» Н.В.Гоголя, Саша в «Живом трупе» Л.Н.Толстого, Люська в «Рядовых» В.Бондарева и княжна Мстиславская в «Царе Федоре Иоанновиче» А.К.Толстого. Сыграв глубоко, с предельной искренностью и чуткостью тургеневскую Елену Стахову «Накануне» Титова продемонстрировала высочайший уровень профессионализма и утвердила окончательно завоеванный ранее авторитет и право считаться одной из ведущих молодых актрис Малого театра. В каждой новей работе талант артистки поворачивается новой непредсказуемой гранью. Неожиданна ее Арикия («Федра» Ж.Расина), жизненно правдива Таня («Картина» Р.Грамина), трогательно бесшабашна Маша («Живой труп» Л.Н.Толстого). Сложнейшая роль мирового репертуара - Роксана в пьесе Э.Ростана «Сирано де Бержёрак» — серьезное испытание на зрелость для любой актрисы, и Л.В.Титова выдержала этот экзамен блистательно! Её Роксана великолепна. С филигранной точностью отделан каждый жест, продумана и прочувствована каждая интонация, выразителен любой порыв нежной, любящей и слепой от любви, души.
В спектакле-дуэте «Двое на качелях» по пьесе У.Гибсона, шедшем на Камерной сцене, где дистанция между исполнителем и залом сокращена до минимума и недопустима даже малейшая актерская фальшь, героиня Л.Титовой — Гитель Моска буквально приковывала к себе внимание публики на протяжении всего действия. Завораживали простота и видимая легкость, с которыми актрисе удавалось проникнуть в духовный мир своей героини, донести до зрителя неизбывную трагедию одиночества, тему вечной погони за ускользающим счастьем. Образ Елены Андреевны («Леший» А.П.Чехова) актриса с помощью режиссера Б.Морозова решает очень строго и точно. Ее героиня гармонично вписалась в неустойчивый, неровный ритм спектакля, все ее поступки логически оправданы и закономерны. Титова чувствует себя уютно и прочно в поэтичнейшем мире чеховской драмы.
Поражающая своим смирением и терпеливостью Ханна Джелкс («Ночь Игуаны» Т.Уильямса), проказница и хохотушка — Николь («Мещанин во дворянстве» Ж.-Б.Мольера), трагическая Фигура Татьяны Николаевны («...И аз воздам»), и, наконец, разбитная, шумная но умеющая любить и стоять до конца за свое чувство, Элизабет («Убийство Гонзаго» Н.Йорданова), — все эти работы еще и еще раз подтверждают высочайший профессионализм Л.В.Титовой, говорят о подлинной зрелости ее таланта.
Л.В.Титова деятельна в общественной жизни Малого театра, принимает активное участие в концертной, шефской и гастрольной работе коллектива.
От всей души поздравляем! Желаем крепкого здоровья, радости, новых интересных ролей!
Титова Л.В по окончании Театрального училища им. М.С.Щепкина в 1983 году зачислена в труппу Малого театра. Титова Л.В. — актриса огромных творческих возможностей, яркой индивидуальности, с первых дней работы в театре активно включается в спектакли текущего репертуара. Сирота диапазона драматического дарования, отличная актерская техника, богатство внутреннего мира позволяют актрисе органично существовать в таких различных по масштабам н характерам образах как Акулина в «Детях Ванюшина» С.Найденова, Директриса в «Незрелой малине» И.Губача, Жена Коробкина в «Ревизоре» Н.В.Гоголя, Саша в «Живом трупе» Л.Н.Толстого, Люська в «Рядовых» В.Бондарева и княжна Мстиславская в «Царе Федоре Иоанновиче» А.К.Толстого. Сыграв глубоко, с предельной искренностью и чуткостью тургеневскую Елену Стахову «Накануне» Титова продемонстрировала высочайший уровень профессионализма и утвердила окончательно завоеванный ранее авторитет и право считаться одной из ведущих молодых актрис Малого театра. В каждой новей работе талант артистки поворачивается новой непредсказуемой гранью. Неожиданна ее Арикия («Федра» Ж.Расина), жизненно правдива Таня («Картина» Р.Грамина), трогательно бесшабашна Маша («Живой труп» Л.Н.Толстого). Сложнейшая роль мирового репертуара - Роксана в пьесе Э.Ростана «Сирано де Бержёрак» — серьезное испытание на зрелость для любой актрисы, и Л.В.Титова выдержала этот экзамен блистательно! Её Роксана великолепна. С филигранной точностью отделан каждый жест, продумана и прочувствована каждая интонация, выразителен любой порыв нежной, любящей и слепой от любви, души.
В спектакле-дуэте «Двое на качелях» по пьесе У.Гибсона, шедшем на Камерной сцене, где дистанция между исполнителем и залом сокращена до минимума и недопустима даже малейшая актерская фальшь, героиня Л.Титовой — Гитель Моска буквально приковывала к себе внимание публики на протяжении всего действия. Завораживали простота и видимая легкость, с которыми актрисе удавалось проникнуть в духовный мир своей героини, донести до зрителя неизбывную трагедию одиночества, тему вечной погони за ускользающим счастьем. Образ Елены Андреевны («Леший» А.П.Чехова) актриса с помощью режиссера Б.Морозова решает очень строго и точно. Ее героиня гармонично вписалась в неустойчивый, неровный ритм спектакля, все ее поступки логически оправданы и закономерны. Титова чувствует себя уютно и прочно в поэтичнейшем мире чеховской драмы.
Поражающая своим смирением и терпеливостью Ханна Джелкс («Ночь Игуаны» Т.Уильямса), проказница и хохотушка — Николь («Мещанин во дворянстве» Ж.-Б.Мольера), трагическая Фигура Татьяны Николаевны («...И аз воздам»), и, наконец, разбитная, шумная но умеющая любить и стоять до конца за свое чувство, Элизабет («Убийство Гонзаго» Н.Йорданова), — все эти работы еще и еще раз подтверждают высочайший профессионализм Л.В.Титовой, говорят о подлинной зрелости ее таланта.
Л.В.Титова деятельна в общественной жизни Малого театра, принимает активное участие в концертной, шефской и гастрольной работе коллектива.
От всей души поздравляем! Желаем крепкого здоровья, радости, новых интересных ролей!
12.02.2003
Подробнее
Заговорщик из Малого «Играть любовь — это самое трудное», — считает ведущий актер Малого театра Василий Зотов, сыгравший в премьерном спектакле «Плащ кардинала» Сен-Мара.
Заговорщик из Малого
«Играть любовь — это самое трудное»,
— считает ведущий актер Малого театра Василий Зотов, сыгравший в премьерном спектакле «Плащ кардинала» Сен-Мара.
«Играть любовь — это самое трудное»,
— считает ведущий актер Малого театра Василий Зотов, сыгравший в премьерном спектакле «Плащ кардинала» Сен-Мара.
Заговорщик из Малого
«Играть любовь — это самое трудное»,
— считает ведущий актер Малого театра Василий Зотов, сыгравший в премьерном спектакле «Плащ кардинала» Сен-Мара. Этот романтически настроенный исторический персонаж из-за любви к женщине затеял заговор против Ришелье. Эту тему с ним обсуждает Светлана ОСИПОВА.
Из досье «МК»: Василий Зотов. Окончил театральное училище им. М.С.Щепкина в 1997 г. В 1998 г. был принят в труппу Малого театра. Играет в спектаклях: «Плащ кардинала» (Сен-Мар), «Усилия любви» (Король), «Коварство и любовь» (Фердинанд), «На всякого мудреца довольно простоты» (Глумов), «Сказка о царе Салтане» (князь Гвидон) и др. Больше половины ролей в его репертуаре — герои-любовники. Только не сегодняшние, а из прошлой жизни — настоящие, страстные и преданные, как в романах.
— Василий, а любовь на сцене играть легко?
— Многое зависит от партнера. Важно, чтобы человек был тебе приятен. Честно говоря, играть любовь — это самое трудное, нужно ведь сделать так, чтобы чувство было искренним, чтобы это было достоверно. Фальшь моментально чувствуется, публика-то не дура.
— Скажи, а в жизни тебе приходилось применять актерские штучки, чтобы влюбить кого-то в себя или просто чего-то добиться?
— Это на подсознательном уровне. Иногда бывает в компании выпьешь три рюмки, и тебя понесло, играть вдруг начинаешь. Потом думаю: «Чего ж я делаю»?
— Опасно иметь дело с вами, с актерами.
— Да, артистам верить нельзя. Профессия сама по себе проститутская. Она подразумевает то, что нужно нравиться. Режиссеру, зрителю. Но только на подсознании, потому что, если делать это специально, никто не поверит.
— У тебя есть идеал женщины?
— Да не надо гнаться за идеалом. Жена моя мне нравится. В ней я нашел свой идеал.
— Она актриса Малого театра?
— Да. Мы познакомились, когда репетировали «Коварство и любовь».
— Она была твоей партнершей, которую ты и по роли любил?
— Да. Но это неудивительно, такое часто бывает.
— Сейчас ты занят в девяти спектаклях. Скольких героев-любовников ты уже переиграл?
— Я это называю «герой со шпагой». У меня пять таких ролей. Но вот недавно вышел спектакль «На всякого мудреца довольно простоты». Там я герой- подлец. В этот спектакль мне пришлось вводиться срочно, за пять дней, да еще во время репетиций «Плаща кардинала». Я чуть с ума не сошел.
— За что ты был отчислен из школы?
— А там учителя гнобили меня, потому что у меня была какая-то идиосинкразия на точные дисциплины. Я вообще никак их не воспринимал, у меня абсолютно отсутствует к этому талант. То есть деньги-то я умею считать...
— Конечно, куда ж деваться.
— ...а все остальное — нет. Единственная, кто меня понимала, это старый директор. Она литературу преподавала и сразу определила, что у меня к ней талант. Потом директором стал учитель труда, который тут же принялся зажимать меня в клещи. Они всех хотят под одну гребенку загнать и не смотрят, к чему человека тянет, к чему у него лежит душа. Короче, это все закончилось тем, что в восьмом классе у меня было пять годовых двоек. Но это уже я сам постарался. Понял, что меня гнобят, плюнул и хулиганить начал. Потом пошел в вечернюю школу. И ее я буду всегда вспоминать с благодарностью, потому что там ко мне отнеслись по-человечески. Во-первых, там учатся через день: хочешь днем, хочешь вечером, уроков не задают. А я ведь лодырь и лентяй. Мне сказали: «Вась, ты только ходи на занятия, мы тебе тройбаны поставим». И окончил я школу замечательно, мне дали аттестат.
— В Щепкинское ты поступал сознательно или тоже от нечего делать?
— Моя мама актриса. Она работала в Театре Пушкина, а сейчас озвучивает фильмы и сериалы на «ТВ-центре». Да и выбора у меня другого не было: я же не умею ничего. Дурака провалял, так что с первого раза поступил. Хотя я и на первом курсе дурака валял, плохо учился. Пропускал лекции, «не в форме» приходил. А потом мой педагог со мной поговорила, вправила мне мозги, и я так загорелся, что даже с красным дипломом закончил. А потом показал его тому школьному директору.
— В Малый театр тебя взяли сразу после училища?
— Да, но у меня был выбор. После того как заканчивается учеба, все студенты начинают показываться в разные театры. Меня брали Райкин и Волчек. Так что я выбирал, взвешивал. А на Малом остановился, потому что здесь была работа.
— Тебе сразу предложили роль?
— Я тогда уже заканчивал репетировать спектакль «Тайны мадридского двора». Кассовая комедия, она идет уже шестой год и принимается на ура.
— Ты к своим ролям как-нибудь готовишься? Когда Сен-Мара репетировал, читал что-то?
— Нет. Я не считаю, что так называемое глубокое зазернение, когда люди читают литературу вокруг, — это правильный путь. Я не читаю. Мой персонаж ведь не знал, что произойдет с ним. Он жил, общался с людьми и ничего про себя не читал. И про Ришелье тоже ничего не читал. Он видел человека, которого ненавидел. Слишком умный артист — это не всегда хорошо. Нужно по наитию, по-прямому, по-живому.
— Твой Сен-Мар не раз заявляет, что он все затеял из любви к Марии. Это действительно так?
— Люди часто склонны себя убеждать во многом. Сен-Мар начал с идеалов: освобождение Франции и любовь к женщине, которой он не ровня. А потом у него появилась возможность вступить в борьбу за власть, и он увлекся. Я же вижу и по нашим современным политикам, что власть — это страшный наркотик. Люди просто не могут остановиться. С Сен-Маром такая же ситуация. Мальчик увлекся борьбой за власть.
— Финал в спектакле открытый. Ты что в него вкладываешь? Что выбирает твой герой: смерть или плащ кардинала?
— Плащ, конечно. Все взрослые люди рано или поздно расстаются с детскими иллюзиями, надеждами, меняют убеждения. Мой Сен-Мар в последней сцене распрощался со всем этим и выбрал карьеру, хотя по правде его казнили, ему отрубили башку.
— У тебя есть роль-мечта? Гамлета хочешь сыграть?
— А кто его не хочет сыграть? Хочу, но важно, с кем, когда, кто режиссер. Можно поставить «Гамлета» в театре ЖЭКа. Какое от этого удовольствие? Лучше взять пьесу и еще раз прочесть. Интересно, когда здесь, сейчас, с интересными людьми, а просто «хочу один стоять в луче света, и на меня будут смотреть» — нет.
— Скажи, ты считаешь себя везучим человеком?
— Да.
— Во всем?
— Во всем нельзя быть везучим. Рано или поздно придется поплатиться.
— А чего тебе не хватает?
— В кино хочу сниматься больше. Всенародной славы хочется. (Хохочет.)
«Московский Комсомолец»
от 11.02.2003
«Играть любовь — это самое трудное»,
— считает ведущий актер Малого театра Василий Зотов, сыгравший в премьерном спектакле «Плащ кардинала» Сен-Мара. Этот романтически настроенный исторический персонаж из-за любви к женщине затеял заговор против Ришелье. Эту тему с ним обсуждает Светлана ОСИПОВА.
Из досье «МК»: Василий Зотов. Окончил театральное училище им. М.С.Щепкина в 1997 г. В 1998 г. был принят в труппу Малого театра. Играет в спектаклях: «Плащ кардинала» (Сен-Мар), «Усилия любви» (Король), «Коварство и любовь» (Фердинанд), «На всякого мудреца довольно простоты» (Глумов), «Сказка о царе Салтане» (князь Гвидон) и др. Больше половины ролей в его репертуаре — герои-любовники. Только не сегодняшние, а из прошлой жизни — настоящие, страстные и преданные, как в романах.
— Василий, а любовь на сцене играть легко?
— Многое зависит от партнера. Важно, чтобы человек был тебе приятен. Честно говоря, играть любовь — это самое трудное, нужно ведь сделать так, чтобы чувство было искренним, чтобы это было достоверно. Фальшь моментально чувствуется, публика-то не дура.
— Скажи, а в жизни тебе приходилось применять актерские штучки, чтобы влюбить кого-то в себя или просто чего-то добиться?
— Это на подсознательном уровне. Иногда бывает в компании выпьешь три рюмки, и тебя понесло, играть вдруг начинаешь. Потом думаю: «Чего ж я делаю»?
— Опасно иметь дело с вами, с актерами.
— Да, артистам верить нельзя. Профессия сама по себе проститутская. Она подразумевает то, что нужно нравиться. Режиссеру, зрителю. Но только на подсознании, потому что, если делать это специально, никто не поверит.
— У тебя есть идеал женщины?
— Да не надо гнаться за идеалом. Жена моя мне нравится. В ней я нашел свой идеал.
— Она актриса Малого театра?
— Да. Мы познакомились, когда репетировали «Коварство и любовь».
— Она была твоей партнершей, которую ты и по роли любил?
— Да. Но это неудивительно, такое часто бывает.
— Сейчас ты занят в девяти спектаклях. Скольких героев-любовников ты уже переиграл?
— Я это называю «герой со шпагой». У меня пять таких ролей. Но вот недавно вышел спектакль «На всякого мудреца довольно простоты». Там я герой- подлец. В этот спектакль мне пришлось вводиться срочно, за пять дней, да еще во время репетиций «Плаща кардинала». Я чуть с ума не сошел.
— За что ты был отчислен из школы?
— А там учителя гнобили меня, потому что у меня была какая-то идиосинкразия на точные дисциплины. Я вообще никак их не воспринимал, у меня абсолютно отсутствует к этому талант. То есть деньги-то я умею считать...
— Конечно, куда ж деваться.
— ...а все остальное — нет. Единственная, кто меня понимала, это старый директор. Она литературу преподавала и сразу определила, что у меня к ней талант. Потом директором стал учитель труда, который тут же принялся зажимать меня в клещи. Они всех хотят под одну гребенку загнать и не смотрят, к чему человека тянет, к чему у него лежит душа. Короче, это все закончилось тем, что в восьмом классе у меня было пять годовых двоек. Но это уже я сам постарался. Понял, что меня гнобят, плюнул и хулиганить начал. Потом пошел в вечернюю школу. И ее я буду всегда вспоминать с благодарностью, потому что там ко мне отнеслись по-человечески. Во-первых, там учатся через день: хочешь днем, хочешь вечером, уроков не задают. А я ведь лодырь и лентяй. Мне сказали: «Вась, ты только ходи на занятия, мы тебе тройбаны поставим». И окончил я школу замечательно, мне дали аттестат.
— В Щепкинское ты поступал сознательно или тоже от нечего делать?
— Моя мама актриса. Она работала в Театре Пушкина, а сейчас озвучивает фильмы и сериалы на «ТВ-центре». Да и выбора у меня другого не было: я же не умею ничего. Дурака провалял, так что с первого раза поступил. Хотя я и на первом курсе дурака валял, плохо учился. Пропускал лекции, «не в форме» приходил. А потом мой педагог со мной поговорила, вправила мне мозги, и я так загорелся, что даже с красным дипломом закончил. А потом показал его тому школьному директору.
— В Малый театр тебя взяли сразу после училища?
— Да, но у меня был выбор. После того как заканчивается учеба, все студенты начинают показываться в разные театры. Меня брали Райкин и Волчек. Так что я выбирал, взвешивал. А на Малом остановился, потому что здесь была работа.
— Тебе сразу предложили роль?
— Я тогда уже заканчивал репетировать спектакль «Тайны мадридского двора». Кассовая комедия, она идет уже шестой год и принимается на ура.
— Ты к своим ролям как-нибудь готовишься? Когда Сен-Мара репетировал, читал что-то?
— Нет. Я не считаю, что так называемое глубокое зазернение, когда люди читают литературу вокруг, — это правильный путь. Я не читаю. Мой персонаж ведь не знал, что произойдет с ним. Он жил, общался с людьми и ничего про себя не читал. И про Ришелье тоже ничего не читал. Он видел человека, которого ненавидел. Слишком умный артист — это не всегда хорошо. Нужно по наитию, по-прямому, по-живому.
— Твой Сен-Мар не раз заявляет, что он все затеял из любви к Марии. Это действительно так?
— Люди часто склонны себя убеждать во многом. Сен-Мар начал с идеалов: освобождение Франции и любовь к женщине, которой он не ровня. А потом у него появилась возможность вступить в борьбу за власть, и он увлекся. Я же вижу и по нашим современным политикам, что власть — это страшный наркотик. Люди просто не могут остановиться. С Сен-Маром такая же ситуация. Мальчик увлекся борьбой за власть.
— Финал в спектакле открытый. Ты что в него вкладываешь? Что выбирает твой герой: смерть или плащ кардинала?
— Плащ, конечно. Все взрослые люди рано или поздно расстаются с детскими иллюзиями, надеждами, меняют убеждения. Мой Сен-Мар в последней сцене распрощался со всем этим и выбрал карьеру, хотя по правде его казнили, ему отрубили башку.
— У тебя есть роль-мечта? Гамлета хочешь сыграть?
— А кто его не хочет сыграть? Хочу, но важно, с кем, когда, кто режиссер. Можно поставить «Гамлета» в театре ЖЭКа. Какое от этого удовольствие? Лучше взять пьесу и еще раз прочесть. Интересно, когда здесь, сейчас, с интересными людьми, а просто «хочу один стоять в луче света, и на меня будут смотреть» — нет.
— Скажи, ты считаешь себя везучим человеком?
— Да.
— Во всем?
— Во всем нельзя быть везучим. Рано или поздно придется поплатиться.
— А чего тебе не хватает?
— В кино хочу сниматься больше. Всенародной славы хочется. (Хохочет.)
«Московский Комсомолец»
от 11.02.2003
29.05.2003
30-летию спектакля «Царь Фёдор Иоаннович» посвящается...
30-летию спектакля «Царь Фёдор Иоаннович» посвящается...
14.05.2003
14 мая родилась Лилия Витальевна Юдина — известная актриса театра и кино, народная артистка России. Поздравляем Лилию Витальевну с днём рождения! Крепкого здоровья, счастья, новых творческих удач!
14 мая родилась Лилия Витальевна Юдина — известная актриса театра и кино, народная артистка России.
Поздравляем Лилию Витальевну с днём рождения! Крепкого здоровья, счастья, новых творческих удач!
Поздравляем Лилию Витальевну с днём рождения! Крепкого здоровья, счастья, новых творческих удач!
12.05.2003
Театр военных действий. Элина Быстрицкая: «Первый комплимент мне сделали во время войны».
Театр военных действий.
Элина Быстрицкая: «Первый комплимент мне сделали во время войны».
Элина Быстрицкая: «Первый комплимент мне сделали во время войны».
05.05.2003
Александр Михайлов: «Мне неловко за весь душевный стриптиз, который культивируется сегодня на телеэкране» Народный артист России Александр Яковлевич Михайлов нечасто появляется на телеэкране, хотя по-прежнему активно работает в театре.
Александр Михайлов: «Мне неловко за весь душевный стриптиз, который культивируется сегодня на телеэкране»
Народный артист России Александр Яковлевич Михайлов нечасто появляется на телеэкране, хотя по-прежнему активно работает в театре.
Народный артист России Александр Яковлевич Михайлов нечасто появляется на телеэкране, хотя по-прежнему активно работает в театре.
02.05.2003
Виктор Борцов: «Мы должны играть всё живее!» Из всех ролей, которые я играл в «Царе Фёдоре», мне больше всего нравится нынешняя – князь Мстиславский, до меня его играл Геннадий Карнович-Валуа.
Виктор Борцов: «Мы должны играть всё живее!»
Из всех ролей, которые я играл в «Царе Фёдоре», мне больше всего нравится нынешняя – князь Мстиславский, до меня его играл Геннадий Карнович-Валуа.
Из всех ролей, которые я играл в «Царе Фёдоре», мне больше всего нравится нынешняя – князь Мстиславский, до меня его играл Геннадий Карнович-Валуа.
02.05.2003
Премьера. «Таинственный ящик» П.А.Каратыгин. Из энциклопедии «Русский драматический театр» ПЕТР АНДРЕЕВИЧ КАРАТЫГИН (1805-1879), актер, драматург. Брат знаменитого актера Василия Каратыгина.
Премьера. «Таинственный ящик» П.А.Каратыгин.
Из энциклопедии «Русский драматический театр»
ПЕТР АНДРЕЕВИЧ КАРАТЫГИН (1805-1879), актер, драматург. Брат знаменитого актера Василия Каратыгина.
Из энциклопедии «Русский драматический театр»
ПЕТР АНДРЕЕВИЧ КАРАТЫГИН (1805-1879), актер, драматург. Брат знаменитого актера Василия Каратыгина.
01.05.2003
Ярослав Барышев: «Это – Русь!» 30 лет спектаклю «Царь Фёдор Иоаннович». Репетировать с Равенских было и интересно, и трудно.
Ярослав Барышев: «Это – Русь!»
30 лет спектаклю «Царь Фёдор Иоаннович».
Репетировать с Равенских было и интересно, и трудно.
30 лет спектаклю «Царь Фёдор Иоаннович».
Репетировать с Равенских было и интересно, и трудно.
30.04.2003
Премьера. «Таинственный ящик» П.А.Каратыгин. «Ах, этот праздник – водевиль…»
Премьера. «Таинственный ящик» П.А.Каратыгин.
«Ах, этот праздник – водевиль…»
«Ах, этот праздник – водевиль…»
29.04.2003
Премьера. «Таинственный ящик» П.А.Каратыгин. Юрий Соломин: «Я давно мечтал о водевиле». Водевили – это старинная традиция русского театра вообще и Малого в частности.
Премьера. «Таинственный ящик» П.А.Каратыгин.
Юрий Соломин: «Я давно мечтал о водевиле».
Водевили – это старинная традиция русского театра вообще и Малого в частности.
Юрий Соломин: «Я давно мечтал о водевиле».
Водевили – это старинная традиция русского театра вообще и Малого в частности.
21.04.2003
Современность Островского 12 апреля исполнилось 180 лет со дня рождения Александра Николаевича Островского.
Современность Островского
12 апреля исполнилось 180 лет со дня рождения Александра Николаевича Островского.
12 апреля исполнилось 180 лет со дня рождения Александра Николаевича Островского.
09.04.2003
ЭЛИНА БЫСТРИЦКАЯ НЕ ПРОСТИЛА МУЖУ ИЗМЕНЫ. Элина Авраамовна Быстрицкая — талантливая актриса и загадочная женщина давно не дает интервью и никогда не открывала журналистам свои сокровенные, любовные переживания.
ЭЛИНА БЫСТРИЦКАЯ НЕ ПРОСТИЛА МУЖУ ИЗМЕНЫ.
Элина Авраамовна Быстрицкая — талантливая актриса и загадочная женщина давно не дает интервью и никогда не открывала журналистам свои сокровенные, любовные переживания.
Элина Авраамовна Быстрицкая — талантливая актриса и загадочная женщина давно не дает интервью и никогда не открывала журналистам свои сокровенные, любовные переживания.
04.04.2003
ЖЕЗЛ КОРОЛЕВЫ Элина Быстрицкая — королева по определению. В любой ипостаси.
ЖЕЗЛ КОРОЛЕВЫ
Элина Быстрицкая — королева по определению. В любой ипостаси.
Элина Быстрицкая — королева по определению. В любой ипостаси.
03.04.2003
3 апреля исполняется 55 лет популярному актёру театра и кино, заслуженному артисту России Владимиру Бенедиктовичу Носику. От всей души поздравляем Владимира Бенедиктовича Носика с замечательной датой! Крепкого здоровья, душевного покоя, счастья, новых тв
3 апреля исполняется 55 лет популярному актёру театра и кино, заслуженному артисту России Владимиру Бенедиктовичу Носику.
От всей души поздравляем Владимира Бенедиктовича Носика с замечательной датой! Крепкого здоровья, душевного покоя, счастья, новых творческих успехов!
От всей души поздравляем Владимира Бенедиктовича Носика с замечательной датой! Крепкого здоровья, душевного покоя, счастья, новых творческих успехов!
02.04.2003
ТРИДЦАТЬ КАЗАКОВ УГОВАРИВАЛИ ЭЛИНУ БЫСТРИЦКУЮ СМЕНИТЬ ФАМИЛИЮ 4 апреля Элина Авраамовна отметит 75-летие.
ТРИДЦАТЬ КАЗАКОВ УГОВАРИВАЛИ ЭЛИНУ БЫСТРИЦКУЮ СМЕНИТЬ ФАМИЛИЮ
4 апреля Элина Авраамовна отметит 75-летие.
4 апреля Элина Авраамовна отметит 75-летие.
02.04.2003
ЭЛИНА БЫСТРИЦКАЯ. СЕКРЕТ ЕЕ СЧАСТЬЯ. 4 АПРЕЛЯ актриса в 75-й раз отметит свой день рождения, а затем — 45-й день рождения прославившего ее фильма «Тихий Дон».
ЭЛИНА БЫСТРИЦКАЯ. СЕКРЕТ ЕЕ СЧАСТЬЯ.
4 АПРЕЛЯ актриса в 75-й раз отметит свой день рождения, а затем — 45-й день рождения прославившего ее фильма «Тихий Дон».
4 АПРЕЛЯ актриса в 75-й раз отметит свой день рождения, а затем — 45-й день рождения прославившего ее фильма «Тихий Дон».
29.03.2003
ВАРПАХОВСКИЙ ЛЕОНИД ВИКТОРОВИЧ
29 марта 2003 г. исполнилось 95 лет со дня рождения выдающегося советского режиссера Леонида Викторовича Варпаховского.
19.03.2003
ЕЛЕНА ШАТРОВА
. Из сборника Малый театр 1917-1974 года. А.Гозенпуд.
Елена Митрофановна Шатрова принадлежала к мастерам русской советской сцены, чей творческий путь начался до 1917 года
Елена Митрофановна Шатрова принадлежала к мастерам русской советской сцены, чей творческий путь начался до 1917 года
17.03.2003
МИХАИЛ ЦАРЕВ
. Из сборника Малый театр 1917-1974 года. В Максимова
Говорить о Михаиле Цареве, без которого невозможно представить бытие советского Малого театра,— значит говорить о неповторимости и избранности пути большого художника...
Говорить о Михаиле Цареве, без которого невозможно представить бытие советского Малого театра,— значит говорить о неповторимости и избранности пути большого художника...
28.02.2003
28 февраля отмечает день рождения заслуженная артистка России Титова Людмила Владимировна. От всей души поздравляем! Желаем крепкого здоровья, радости, новых интересных ролей!
28 февраля отмечает день рождения заслуженная артистка России Титова Людмила Владимировна.
От всей души поздравляем! Желаем крепкого здоровья, радости, новых интересных ролей!
От всей души поздравляем! Желаем крепкого здоровья, радости, новых интересных ролей!
12.02.2003
Заговорщик из Малого «Играть любовь — это самое трудное», — считает ведущий актер Малого театра Василий Зотов, сыгравший в премьерном спектакле «Плащ кардинала» Сен-Мара.
Заговорщик из Малого
«Играть любовь — это самое трудное»,
— считает ведущий актер Малого театра Василий Зотов, сыгравший в премьерном спектакле «Плащ кардинала» Сен-Мара.
«Играть любовь — это самое трудное»,
— считает ведущий актер Малого театра Василий Зотов, сыгравший в премьерном спектакле «Плащ кардинала» Сен-Мара.
Художественный руководитель Малого театра —
народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин
Главная
Новости
Изменения в афише
Премьеры
Гастроли
Репертуар
Отзывы
Фестиваль "Островский в доме Островского"
Малый ТВ
Газета "Малый театр"
Открытая информация
Виртуальная экскурсия
Партнёры
О театре
Попечительский совет
Руководство театра
Актёры
Режиссеры
Художники
Оркестр
Репертуарный отдел
Режиссёрский отдел
Пресс-служба
Музейно-информационный центр
Художественно-постановочная часть
Мемориальная квартира А.И. Сумбатова-Южина
Филиал в Когалыме
Щепкинское училище
История
Здание Малого театра
Репертуар с 1824 г.
Театральное училище
Спектакли
Труппа театра с 1824 года
Труппа театра с 1917 года
Актеры
Режиссеры
Художники
Звуковой архив
1941-1945
Щелыково
Библиотека Малого театра
Правила вежливости и этикета
Публикации
Памятник А.Н. Островскому
Партнеры
Информационная поддержка
Как добраться?© 2024 Пресс-служба:
press@maly.ru
Заказ билетов (web-касса) (495) 624-40-46
Оценка качества услуг учреждений культуры
Адрес театра:
Москва, Театральный проезд д. 1
телефон: (495)624-42-01
Мы в соцсетях:
Партнёры:
Информационная поддержка
