История
Здание Малого театра Репертуар с 1824 г. Театральное училище Труппа Малого театра с 1824 по 1917 г. Актёры Режиссёры 1941 — 1945 Труппа Малого театра с 1917 г. Щелыково Библиотека Малого театра Художники Звуковой архив Правила вежливости и этикета Публикации Памятник А.Н.Островскому
Подробнее
МЫ ИЗ МОСКВЫ, ОТ МАЛОГО ТЕАТРА
В музее и архиве Малого театра хранятся бесценные документальные материалы. В этих документах самое важное, что не знает забвения – летопись коллективного фронтового подвига мастеров прославленной сцены.
МЫ ИЗ МОСКВЫ, ОТ МАЛОГО ТЕАТРА
Не говори с тоской: их нет,
Но с благодарностию: были.
В.А.Жуковский
В музее и архиве Малого театра хранятся бесценные документальные материалы. В этих документах самое важное, что не знает забвения – летопись коллективного фронтового подвига мастеров прославленной сцены.
Документы рассказывают: об эскадрильи “Малый театр - фронту’’, построенной на деньги артистов; о поездках на передовую артистических бригад театра и его Фронтового филиала; о выступлениях артистов в госпиталях. В музее хранятся уникальные фотографии, с которых смотрят на нас красивые своей одухотворенностью лица, а также яркие воспоминания участников фронтовых бригад, исколесивших по разбитым дорогам не одну тысячу километров. Встречи с артистами на фронте неожиданно становились праздником среди кромешного ада войны. Не всем воинам было дано вернуться и досмотреть прерванный тревогой концерт. Но встречи эти делали их сильнее, реальнее становилась надежда на победу, за которую бился народ и армия.
ЭСКАДРИЛЬЯ «МАЛЫЙ ТЕАТР – ФРОНТУ»-
КРЫЛАТАЯ ВЕРА В ПОБЕДУ.
В 1943г. коллектив Малого театра обратился к Верховному Главнокомандующему с просьбой «удовлетворить желание коллектива построить звено боевых самолётов “Малый театр”, который примет участие в окончательном разгроме фашистских разбойников». В письме сообщалось, что Малый театр внёс в банк на нужды обороны 452 тыс. 782 руб. и в фонд детей фронтовиков 70000 руб. Малый театр накопил 1миллион руб. для постройки эскадрильи самолётов и получил разрешение назвать её именем Малого театра.
8июня 1944года эскадрилья была принята. Церемониал передачи был необычайно торжественным. На зелёном ковре аэродрома выстроились остроносые “ЯКи”. На борту их было написано: “Малый театр – фронту”. Командир эскадрильи Мелихов заверил, что самолёты, подаренные Малым театром, будут грозой для гитлеровцев. Артисты Яблочкина, Турчанинова, Садовский, Богатыренко и Сальникова вручили лётчикам Разумову, Батизату, Бушмину, Андрееву и другим формуляры на боевые машины. После передачи последовал показ приёмов высшего пилотажа. И для актёров и для лётчиков это был поистине счастливый день.“Мы не могли наглядеться на новенькие сверкающие истребители, созданные по нашему собственному почину, не могли налюбоваться на красавцев – как на подбор – молодых лётчиков, которые должны были на наших самолётах разбить врага”, – вспоминал главный режиссёр театра К.А. Зубов.
Впоследствии в Малый театр приходили письма-рапорты о делах эскадрильи, сведения о количестве сбитых вражеских машин. С некоторыми артистами у лётчиков завязалась дружеская переписка. 15марта 1945года Е.Д. Турчанинова получила письмо от лётчика Александра Батизата. “Здравствуйте, уважаемая Евдокия Дмитриевна! – писал он. – Посылаю Вам горячий привет, желаю здоровья и успехов в Вашей работе. Я очень благодарю Вас за приём, который вы оказали нам с супругой. 23апреля я уезжаю на Дальний Восток. Вас от души благодарю за ценный подарок, преподнесённый на аэродроме. Это был первоклассный истребитель-бомбардировщик. На нём я много уничтожил живой силы и техники противника. То, что Вы прочитали в газетах, – это часть из той большой работы, которую мы проделали в период боевых операций. Ваш материнский наказ и поручение, данные мне при вручении формуляра, я выполнил… В память посылаю Вам две мои фотографии. До скорого свидания. С приветом Александр Батизат”.
Нарядные платья и валенки
Начиная с первых дней войны и до мая 1945года, военно-шефская работа стала основой жизни театра. Малый театр – один из первых театров Москвы организовал штаб военно-шефской работы. Штаб непосредственно занимался формированием фронтовых бригад; организацией выступлений актёров на призывных пунктах, вокзалах, а позднее в госпиталях.
В июле-августе 1941г. в Москву стали поступать первые раненые. Малому театру предложили взять шефство над госпиталем “Марьина роща”. Коллектив с готовностью взялся за эту благородную работу. О госпитальном обслуживании надо сказать особо. Этот вид работы ― нечто совершенно исключительное, к чему трудно привыкнуть даже людям закаленным. Но зато, какое удовлетворение испытывал актёр, когда видел, что по мере его выступления, ещё недавно безжизненные лица оживали, глаза загорались и, наконец, бойцы начинали улыбаться… В палатах давалось по четыре полных концерта каждый день. Между артистами и ранеными бойцами установилась крепкая дружба. Каждый из артистов хотел хоть чем-нибудь помочь бойцам. Так актриса Ксения Тарасова приняла самое горячее участие в судьбе политрука Хасана. Он не знал покоя, думая, что его семья погибла при бомбёжке его родного города Брест-Литовска. Тарасова сумела разыскать местонахождение семьи бойца и послала им письмо.
В октябре 1941г. в Москве было введено осадное положение. Советское правительство вынесло постановление об эвакуации в глубь страны вместе с правительственными учреждениями и театральных коллективов. Малый театр был эвакуирован в Челябинск. Но не все актёры смогли туда выехать. Они вошли в штаб ВТО (Всероссийское театральное общество) как отдельная концертная бригада. Артисты в ноябре – декабре дали 47 концертов. За этими скромными цифрами скрывается титаническая работа в сильные морозы, во время бомбёжек, когда, как вспоминала В. Обухова, “артисты не вылезали из своих валенок, ушанок, платков и полушубков. Только на короткое время сбрасывали эту одежду перед концертом и всегда выступали в красивых нарядных платьях, чтобы воины чувствовали праздничность приездов актёров”.
Под руководством П.М. Садовского 20февраля 1942г. в направлении Западного фронта выехала первая бригада. Бригада проделала путь в 1500км, побывав в шестнадцатой армии Рокоссовского, и дала 45 концертов. В одном из многочисленных отзывов говорилось: “Весь личный состав части очень доволен вашим выступлением. Правда, оно было прервано боевой тревогой и лётчики прямо с концерта под его впечатлением с улыбкой на устах ушли в воздух на выполнение боевого задания и в успешном выполнении его есть частица вашего труда…”
Игоря Ильинского бойцы называли своим любимцем и от всей души благодарили его за чтение рассказов “Близнецы”, “Ночь перед судом”, за стихи С. Маршака.
В Челябинске, в апреле 1942г. шла подготовка по составу и репертуару новой фронтовой бригады. Её руководителем был Михаил Францевич Ленин. Бригада дала 48 концертов для лётчиков Северо-Западного и Западного фронтов. Бойцам посчастливилось тогда услышать народного артиста СССР А.А. Остужева, этого талантливейшего актёра Малого театра. “Первый раз я так полно ощутил могучую силу искусства, его настоящее значение и смысл! Передо мной была идеальная аудитория, с трепетом ловящая каждое слово, чутко отзывающаяся на каждую интонацию, понимающая всю красоту глубокой мысли и благородного чувства”, – вспоминал позднее об этой поездке А. Остужев.
Подмостки:
В землянке и на танковом поле
Малый театр в октябре1942г. в полном составе вернулся из Челябинска в Москву и сразу же активно включился в военно-шефскую работу. Уже 30октября по старой Калужской дороге выехала фронтовая бригада к защитникам Москвы. За 18 дней бригада дала 50 концертов и только 2 раза артисты выступали в наземном клубе, а в основном – в землянках, где жили бойцы.
На юге страны в это время враг рвался к Сталинграду. И как всегда, для моральной поддержки воинов на самые трудные участки фронта посылались представители искусства и в числе их неизменно бывали посланцы Малого театра. Так, в составе сборной Московской бригады на Юго-Западном фронте представительницей от Малого театра была Варвара Александровна Обухова. Актёры пробыли 4 дня в Саратове, давали концерты в воинских частях, расположенных за городом. На пятый день за артистами приехали из Сталинграда. Артисты добирались туда на открытых грузовиках. Ехали без отдыха до темноты, останавливались только на ночь. У них было одно желание – дать почувствовать бойцам, что о них не забывают, что тыл помнит о них. 25 концертов из 32х были непосредственно проведены на передовой в окопах. Вот запись одного из дней дневника В.А. Обуховой:
“5 ноября. Сегодня нам предстоит сделать 4 концерта. В 9 часов утра у пехотинцев на передовой линии. В 1200 у артиллеристов тоже на передовой. В 1500 в Учебном батальоне и в 2400 в штабе генерала К. – у него сегодня награждение орденами и праздничный митинг. Едем к передовой. Всё время на крыле машины кто-нибудь следит за “воздухом”. Едем без дороги, прямо по степи. Стоп. Дальше машине нельзя ехать. Команда “выходить”. По одному, по цепочке, через интервалы, пригнувшись, бежим километра полтора к окопам.
Окопы. Бойцы стоят в окопах во весь рост, видно только полголовы из-под земли. Нас ждут, все в сборе. Сцена – естественная площадка перед окопами. Быстро начинаем концерт. Поёт Первиль, я читаю, Звягина и Хрусталёв танцуют чардаш. Отрывок из комедии “Хозяйка гостиницы” принимается взрывами смеха. Последним выступает квартет – поют казачью. Вдруг залп, свист и разрыв в метрах ста от нас. Миномётный обстрел, мне подают знак кончать концерт. Квартет заканчивает песню и я объявляю конец концерта.
Второй залп. Свист и разрыв уже ближе. Особо отличившийся боец говорит нам приветствие, благодарит. Звягина произносит горячие, прощальные слова. И опять по приказу, по цепочке, пригнувшись, направляемся к артиллеристам. Обстрел продолжается минут 30-40. разрывы совсем близко, рядом и через головы. Нас осыпает землёй и песком. Наступает тишина … Все мы живы и не ранены”.
Бригада, возглавляемая, А.В. Поляковым, выехала на Юго-западный фронт в феврале 1943г. и пробыла на фронте до 10 апреля, дав около 100 концертов.
Так, в Воронеже артисты дали концерт для бойцов и рабочих в здании медицинского института. Проезжая через весь город, артисты видели страшную картину разрушения. “Чёрными зловещими силуэтами высятся каркасы домов по обе стороны улиц. Насквозь белеют оконные проёмы и огромные пробоины в стенах. Висящие куски железа от сорванных крыш издают при порывах ветра жуткие звуки … Метёт метель. Всё занесено снегом. В сугробах стоят заржавелые трамваи, торчат обугленные стволы деревьев, остатки недавних танковых заграждений…” – вспоминала В.А. Обухова. Артисты забывали усталость четырёхдневного пути и с особым подъёмом давали концерт. В одном из отзывов бойцы писали: “… Крепче рука сжимает винтовку, сердце рвётся в бой. Большое фронтовое спасибо за чудесные, счастливые минуты! Ещё крепче будем громить фашистских варваров до полного их уничтожения”.
Идеальная аудитория
В это время бригада во главе с народным артистом СССР А.А.Остужевым обслуживала полки связи и аэродромы Калининского фронта. Им посчастливилось выступать в легендарной воздушной армии Михаила. Громова.
«Я не могу забыть, с каким самоотверженным творческим порывом уже очень больной Остужев готовился прочесть нам монолог Скупого рыцаря и с каким темпераментом, глубиной и выразительностью он произносил его», – писал в своих воспоминаниях М.Громов. Артисты появлялись на полевых аэродромах, где поляна вдруг становилась зрительным залом, а зенитки и самолёты – суровой декорацией. Лётчики, ещё не остывшие от воздушных схваток, с жадностью отдавались пленительной силе искусства. В любой момент могла раздаться команда и зрители, покинув “зал”, должны были подняться в воздух.
На Центральный фронт была направлена бригада под руководством
М. Царёва. Артисты въехали в Полтаву на третий день после освобождения, когда город ещё горел. До войны Малый театр был на гастролях в Полтаве и артисты хорошо помнили этот красивый, весь утопающий в зелени город. Сейчас они его не узнавали, он был сожжён. Поседевшие от горя жители рассказывали им о зверствах фашистов. 26сентября 1943г. у памятника Славы, чудом уцелевшего, артисты Малого театра дают концерт для гарнизона и жителей города. “Подмостками нам служат уступы памятника. Вокруг многотысячная толпа. Услышат ли нас? – вспоминала Варвара Обухова. – Но вот наступает полная тишина. Кажется, впервые здесь я поняла, что такое человеческое внимание. Люди ловят каждый звук нашего голоса, каждое слово”.
Учитывая накопившийся опыт и пожелания бойцов видеть целые театральные спектакли, был организован Фронтовой филиал Малого театра, руководителем которого был назначен режиссер С.А.Алексеев. В апреле 1943г. Был выпущен первый спектакль: ‘’Без вины виноватые’’. Кроме этого спектакля, артисты подготовили и обширную концертную программу. Фронтовой филиал выезжал в действующую армию четыре раза; им были даны 61 спектакль и 107 концертов. К февралю 1944года филиал подготовил новые спектакли: старинные водевили “Девушка-гусар” Ф. Кони и “Дочь русского актёра” П. Григорьева. Обе группы Фронтового филиала 18февраля 1944года выехали на фронт и пробыли в этой поездке почти 4 месяца.
Красная Армия наносила мощные удары на различных участках фронта, освобождая оккупированную врагом территорию. В этих условиях артистам нельзя было отставать от частей. Все спектакли актёры давали в портативном оформлении и костюмах, дающих возможность в трудных фронтовых условиях раскрыть стиль произведения. Зритель на фронте – это хозяин спектакля и его судья. Пожалуй нигде и никогда актёр не испытывал такой творческой радости, справедливой оценки, как у фронтового зрителя. Так в памятные дни штурма Севастополя Фронтовой филиал давал спектакли в частях штурмовой авиации. Спектакли регулярно проходили в интервалах между боевыми операциями; их посещали лётчики после четырёх-пяти боевых вылетов. “Состав труппы является участником славной битвы за Севастополь, ибо штурмовики и истребители, получившие большой духовный отдых от прекрасной игры артистов, дрались с большим мужеством и упорством. Личный состав гарнизона снова хотел бы видеть вас в нашей среде; вместе с вами как-то сподручнее бить непрошеного гостя, пришедшего в наш дом”, – писал заместитель командира флота по политической части Калашников 13мая 1944года.
Обе группы Фронтового филиала в июне 1944г., подготовив новую программу, отправились работать на самую западную точку Сандомирского плацдарма и на Северный флот. Многие концерты состоялись в таких отдалённых пунктах, в которых никогда до этого не было ни одной концертной бригады. Об одной из таких поездок к морякам очень ярко рассказала в своих воспоминаниях Валентина Тёмкина: “Однажды нам предстоял получасовой переход на небольшой островок, который защищали чуть больше пятидесяти моряков. У них оказывается, ещё ни разу не бывали артисты. На сей раз мы шли даже не на катере, а на моторной шлюпке. И, конечно же, был опять шторм. Моряки, правда, нам уже объяснили, что в конце августа и в сентябре Баренцево море штормит почти постоянно. Обещанные полчаса обернулись многочасовой борьбой со стихией. Нашу шлюпку так швыряло, что мы просто чудом ухитрялись в ней удерживаться. Небольшой открытый навес не спасал от ледяного водопада. Все силы уходили на постоянное единоборство с качкой, на страх их уже не оставалось. В такую переделку мы попали впервые. Наконец, очередной волной шлюпку кинуло к пирсу, на котором нас уже ждали. Кое-как закрепили шлюпку, но как попасть на берег? Он был так высоко, что оказался недосягаемым. Тогда с пирса спустили металлическую лесенку, а шлюпку тем временем продолжало швырять из стороны в сторону. И в такой обстановке нужно было изловчиться, ухватиться за ступеньку, подтянуться, встать на нижнюю перекладину, а руками перехватить следующую. Ну, прямо, акробатический номер. Без помощи сопровождавших нас матросов, мы бы, естественно, на берег не попали. Двоим парням пришлось здорово поработать, пока удалось “нацепить” каждого человека на лестницу… судорожно цепляясь за каждую ступеньку, я сделала несколько шагов вверх и … наконец, сильные руки подхватили меня, но вытащили не сразу – я никак не могла разжать пальцы и выпустить из рук ледяную перекладину”. За 45 дней бригада дала свыше 100 спектаклей и концертов. Работу артистов высоко оценило командование Северного флота. Весь состав бригады был награждён медалью “За героическую оборону Заполярья”. Такую же награду тогда получила и Панкова Татьяна Петровна, которая была в той же бригаде на Северном флоте. Народная артистка России, она и сейчас работает в Малом театре. В свои 93 года она продолжает блистательно играть на сцене Малого. Сейчас она - единственная, кто может рассказать о своем участии в поездках на фронт. “…Ездили и работали мы с огромной самоотдачей… я называю едва ли не самым счастливым временем для актера, потому что была такая востребованность в нас. Мы играли и на подводных лодках, куда мог войти только один актер, мы играли на эсминцах, вот когда были на Северном флоте, мы играли в вагонах, мы играли на грузовиках или нам делали сцену в лесу. Сколачивали солдатики сцену, мы играли спектакль по 6, по 8 часов, только зажжется свет, только мы начинаем играть, мессершмиты жжжжжжж, уже летят, мы под сцену, гасим свет и они, покружась, покружась, удалялись. Мы выжидали и 40минут и больше, и потом опять продолжали играть спектакль. С огромным счастьем мы работали и ездили, какие бы тяжелые условия не были. На фронте было много очень ярких, запоминающихся эпизодов: так, у нас было общество «Мыла и мочалки»- это была Инна Ивенина, я и Темкина. И мы, значит, отдавали табак солдатикам и где, только можно, они нам топили баню. И вот мы были в бане, долго уже, в середине мытья еще намыленные, вдруг вбегают два лейтенанта и говорят: «Товарищи артисты, скорее одевайтесь». Мы закрываемся так, сяк и они, значит, говорят: «Да не смотрим мы на все это». Они сказали и помогали нам, надевали сапоги кирзовые, телогрейки и сажали на грузовик. А через 15минут мы видели, как наша баня взлетела на воздух”.
С января месяца 1945года Красная Армия триумфально продвигалась по Восточной Европе. Из-за большой удалённости от центра полноценную военно-шефскую работу на фронте мог вести только Фронтовой филиал. К концу войны он вырос творчески и завоевал в частях и соединениях Действующей армии высокое признание и популярность, о чём свидетельствуют отзывы офицеров и письма солдат.
Выражая чувства благодарности актёрам Малого театра, бойцы и командиры одной воинской части писали: “… Трудно подобрать слова благодарности за ту радость, за то счастье, которое вы нам доставили своим концертом. Спасибо, дорогие товарищи. Сколько сил и энергии влили вы в нас своим искусством. Как самые дорогие дни мы будем хранить в памяти дни этой встречи…”
Самыми яркими были последние поездки Фронтового театра в Действующую армию. Бойцы и офицеры фронта проявляли громадный интерес к спектаклям филиала Малого театра, оказывали им восторженный приём. Вот как вспоминала об этом артистка Пироцкая: “Танковая часть. В одиннадцать часов ночи стало известно о нашем приезде. К утру был очищен огромный сарай, построена сцена, “балкон”, “амфитеатр” – подготовлен зрительный зал на тысячу четыреста мест. Бойцы озеленили двор, посыпали дорожки песком, на воротах у входа красовалась надпись: “Добро пожаловать! Привет артистам любимой Москвы!”
Вместе с войсками артисты пережили счастливые минуты Победы.
Счастье Победы передают воспоминания Пироцкой: “… Мы у Рейхстага. Тысячи, десятки тысяч наших доблестных воинов. Над куполом развивается Красное знамя. С трудом пробираемся внутрь. Стены заполнены надписями: “Я пришёл из Сталинграда”, “Я пришёл из Севастополя”, “Я пришёл из Киева”, “Я пришёл из Одессы…” Я не выдержала и тоже написала огромными буквами: “Мы из Москвы, от Малого театра”.
О. БУБНОВА
«Театральная жизнь» №2, 2010
Не говори с тоской: их нет,
Но с благодарностию: были.
В.А.Жуковский
В музее и архиве Малого театра хранятся бесценные документальные материалы. В этих документах самое важное, что не знает забвения – летопись коллективного фронтового подвига мастеров прославленной сцены.
Документы рассказывают: об эскадрильи “Малый театр - фронту’’, построенной на деньги артистов; о поездках на передовую артистических бригад театра и его Фронтового филиала; о выступлениях артистов в госпиталях. В музее хранятся уникальные фотографии, с которых смотрят на нас красивые своей одухотворенностью лица, а также яркие воспоминания участников фронтовых бригад, исколесивших по разбитым дорогам не одну тысячу километров. Встречи с артистами на фронте неожиданно становились праздником среди кромешного ада войны. Не всем воинам было дано вернуться и досмотреть прерванный тревогой концерт. Но встречи эти делали их сильнее, реальнее становилась надежда на победу, за которую бился народ и армия.
ЭСКАДРИЛЬЯ «МАЛЫЙ ТЕАТР – ФРОНТУ»-
КРЫЛАТАЯ ВЕРА В ПОБЕДУ.
В 1943г. коллектив Малого театра обратился к Верховному Главнокомандующему с просьбой «удовлетворить желание коллектива построить звено боевых самолётов “Малый театр”, который примет участие в окончательном разгроме фашистских разбойников». В письме сообщалось, что Малый театр внёс в банк на нужды обороны 452 тыс. 782 руб. и в фонд детей фронтовиков 70000 руб. Малый театр накопил 1миллион руб. для постройки эскадрильи самолётов и получил разрешение назвать её именем Малого театра.
8июня 1944года эскадрилья была принята. Церемониал передачи был необычайно торжественным. На зелёном ковре аэродрома выстроились остроносые “ЯКи”. На борту их было написано: “Малый театр – фронту”. Командир эскадрильи Мелихов заверил, что самолёты, подаренные Малым театром, будут грозой для гитлеровцев. Артисты Яблочкина, Турчанинова, Садовский, Богатыренко и Сальникова вручили лётчикам Разумову, Батизату, Бушмину, Андрееву и другим формуляры на боевые машины. После передачи последовал показ приёмов высшего пилотажа. И для актёров и для лётчиков это был поистине счастливый день.“Мы не могли наглядеться на новенькие сверкающие истребители, созданные по нашему собственному почину, не могли налюбоваться на красавцев – как на подбор – молодых лётчиков, которые должны были на наших самолётах разбить врага”, – вспоминал главный режиссёр театра К.А. Зубов.
Впоследствии в Малый театр приходили письма-рапорты о делах эскадрильи, сведения о количестве сбитых вражеских машин. С некоторыми артистами у лётчиков завязалась дружеская переписка. 15марта 1945года Е.Д. Турчанинова получила письмо от лётчика Александра Батизата. “Здравствуйте, уважаемая Евдокия Дмитриевна! – писал он. – Посылаю Вам горячий привет, желаю здоровья и успехов в Вашей работе. Я очень благодарю Вас за приём, который вы оказали нам с супругой. 23апреля я уезжаю на Дальний Восток. Вас от души благодарю за ценный подарок, преподнесённый на аэродроме. Это был первоклассный истребитель-бомбардировщик. На нём я много уничтожил живой силы и техники противника. То, что Вы прочитали в газетах, – это часть из той большой работы, которую мы проделали в период боевых операций. Ваш материнский наказ и поручение, данные мне при вручении формуляра, я выполнил… В память посылаю Вам две мои фотографии. До скорого свидания. С приветом Александр Батизат”.
Нарядные платья и валенки
Начиная с первых дней войны и до мая 1945года, военно-шефская работа стала основой жизни театра. Малый театр – один из первых театров Москвы организовал штаб военно-шефской работы. Штаб непосредственно занимался формированием фронтовых бригад; организацией выступлений актёров на призывных пунктах, вокзалах, а позднее в госпиталях.
В июле-августе 1941г. в Москву стали поступать первые раненые. Малому театру предложили взять шефство над госпиталем “Марьина роща”. Коллектив с готовностью взялся за эту благородную работу. О госпитальном обслуживании надо сказать особо. Этот вид работы ― нечто совершенно исключительное, к чему трудно привыкнуть даже людям закаленным. Но зато, какое удовлетворение испытывал актёр, когда видел, что по мере его выступления, ещё недавно безжизненные лица оживали, глаза загорались и, наконец, бойцы начинали улыбаться… В палатах давалось по четыре полных концерта каждый день. Между артистами и ранеными бойцами установилась крепкая дружба. Каждый из артистов хотел хоть чем-нибудь помочь бойцам. Так актриса Ксения Тарасова приняла самое горячее участие в судьбе политрука Хасана. Он не знал покоя, думая, что его семья погибла при бомбёжке его родного города Брест-Литовска. Тарасова сумела разыскать местонахождение семьи бойца и послала им письмо.
В октябре 1941г. в Москве было введено осадное положение. Советское правительство вынесло постановление об эвакуации в глубь страны вместе с правительственными учреждениями и театральных коллективов. Малый театр был эвакуирован в Челябинск. Но не все актёры смогли туда выехать. Они вошли в штаб ВТО (Всероссийское театральное общество) как отдельная концертная бригада. Артисты в ноябре – декабре дали 47 концертов. За этими скромными цифрами скрывается титаническая работа в сильные морозы, во время бомбёжек, когда, как вспоминала В. Обухова, “артисты не вылезали из своих валенок, ушанок, платков и полушубков. Только на короткое время сбрасывали эту одежду перед концертом и всегда выступали в красивых нарядных платьях, чтобы воины чувствовали праздничность приездов актёров”.
Под руководством П.М. Садовского 20февраля 1942г. в направлении Западного фронта выехала первая бригада. Бригада проделала путь в 1500км, побывав в шестнадцатой армии Рокоссовского, и дала 45 концертов. В одном из многочисленных отзывов говорилось: “Весь личный состав части очень доволен вашим выступлением. Правда, оно было прервано боевой тревогой и лётчики прямо с концерта под его впечатлением с улыбкой на устах ушли в воздух на выполнение боевого задания и в успешном выполнении его есть частица вашего труда…”
Игоря Ильинского бойцы называли своим любимцем и от всей души благодарили его за чтение рассказов “Близнецы”, “Ночь перед судом”, за стихи С. Маршака.
В Челябинске, в апреле 1942г. шла подготовка по составу и репертуару новой фронтовой бригады. Её руководителем был Михаил Францевич Ленин. Бригада дала 48 концертов для лётчиков Северо-Западного и Западного фронтов. Бойцам посчастливилось тогда услышать народного артиста СССР А.А. Остужева, этого талантливейшего актёра Малого театра. “Первый раз я так полно ощутил могучую силу искусства, его настоящее значение и смысл! Передо мной была идеальная аудитория, с трепетом ловящая каждое слово, чутко отзывающаяся на каждую интонацию, понимающая всю красоту глубокой мысли и благородного чувства”, – вспоминал позднее об этой поездке А. Остужев.
Подмостки:
В землянке и на танковом поле
Малый театр в октябре1942г. в полном составе вернулся из Челябинска в Москву и сразу же активно включился в военно-шефскую работу. Уже 30октября по старой Калужской дороге выехала фронтовая бригада к защитникам Москвы. За 18 дней бригада дала 50 концертов и только 2 раза артисты выступали в наземном клубе, а в основном – в землянках, где жили бойцы.
На юге страны в это время враг рвался к Сталинграду. И как всегда, для моральной поддержки воинов на самые трудные участки фронта посылались представители искусства и в числе их неизменно бывали посланцы Малого театра. Так, в составе сборной Московской бригады на Юго-Западном фронте представительницей от Малого театра была Варвара Александровна Обухова. Актёры пробыли 4 дня в Саратове, давали концерты в воинских частях, расположенных за городом. На пятый день за артистами приехали из Сталинграда. Артисты добирались туда на открытых грузовиках. Ехали без отдыха до темноты, останавливались только на ночь. У них было одно желание – дать почувствовать бойцам, что о них не забывают, что тыл помнит о них. 25 концертов из 32х были непосредственно проведены на передовой в окопах. Вот запись одного из дней дневника В.А. Обуховой:
“5 ноября. Сегодня нам предстоит сделать 4 концерта. В 9 часов утра у пехотинцев на передовой линии. В 1200 у артиллеристов тоже на передовой. В 1500 в Учебном батальоне и в 2400 в штабе генерала К. – у него сегодня награждение орденами и праздничный митинг. Едем к передовой. Всё время на крыле машины кто-нибудь следит за “воздухом”. Едем без дороги, прямо по степи. Стоп. Дальше машине нельзя ехать. Команда “выходить”. По одному, по цепочке, через интервалы, пригнувшись, бежим километра полтора к окопам.
Окопы. Бойцы стоят в окопах во весь рост, видно только полголовы из-под земли. Нас ждут, все в сборе. Сцена – естественная площадка перед окопами. Быстро начинаем концерт. Поёт Первиль, я читаю, Звягина и Хрусталёв танцуют чардаш. Отрывок из комедии “Хозяйка гостиницы” принимается взрывами смеха. Последним выступает квартет – поют казачью. Вдруг залп, свист и разрыв в метрах ста от нас. Миномётный обстрел, мне подают знак кончать концерт. Квартет заканчивает песню и я объявляю конец концерта.
Второй залп. Свист и разрыв уже ближе. Особо отличившийся боец говорит нам приветствие, благодарит. Звягина произносит горячие, прощальные слова. И опять по приказу, по цепочке, пригнувшись, направляемся к артиллеристам. Обстрел продолжается минут 30-40. разрывы совсем близко, рядом и через головы. Нас осыпает землёй и песком. Наступает тишина … Все мы живы и не ранены”.
Бригада, возглавляемая, А.В. Поляковым, выехала на Юго-западный фронт в феврале 1943г. и пробыла на фронте до 10 апреля, дав около 100 концертов.
Так, в Воронеже артисты дали концерт для бойцов и рабочих в здании медицинского института. Проезжая через весь город, артисты видели страшную картину разрушения. “Чёрными зловещими силуэтами высятся каркасы домов по обе стороны улиц. Насквозь белеют оконные проёмы и огромные пробоины в стенах. Висящие куски железа от сорванных крыш издают при порывах ветра жуткие звуки … Метёт метель. Всё занесено снегом. В сугробах стоят заржавелые трамваи, торчат обугленные стволы деревьев, остатки недавних танковых заграждений…” – вспоминала В.А. Обухова. Артисты забывали усталость четырёхдневного пути и с особым подъёмом давали концерт. В одном из отзывов бойцы писали: “… Крепче рука сжимает винтовку, сердце рвётся в бой. Большое фронтовое спасибо за чудесные, счастливые минуты! Ещё крепче будем громить фашистских варваров до полного их уничтожения”.
Идеальная аудитория
В это время бригада во главе с народным артистом СССР А.А.Остужевым обслуживала полки связи и аэродромы Калининского фронта. Им посчастливилось выступать в легендарной воздушной армии Михаила. Громова.
«Я не могу забыть, с каким самоотверженным творческим порывом уже очень больной Остужев готовился прочесть нам монолог Скупого рыцаря и с каким темпераментом, глубиной и выразительностью он произносил его», – писал в своих воспоминаниях М.Громов. Артисты появлялись на полевых аэродромах, где поляна вдруг становилась зрительным залом, а зенитки и самолёты – суровой декорацией. Лётчики, ещё не остывшие от воздушных схваток, с жадностью отдавались пленительной силе искусства. В любой момент могла раздаться команда и зрители, покинув “зал”, должны были подняться в воздух.
На Центральный фронт была направлена бригада под руководством
М. Царёва. Артисты въехали в Полтаву на третий день после освобождения, когда город ещё горел. До войны Малый театр был на гастролях в Полтаве и артисты хорошо помнили этот красивый, весь утопающий в зелени город. Сейчас они его не узнавали, он был сожжён. Поседевшие от горя жители рассказывали им о зверствах фашистов. 26сентября 1943г. у памятника Славы, чудом уцелевшего, артисты Малого театра дают концерт для гарнизона и жителей города. “Подмостками нам служат уступы памятника. Вокруг многотысячная толпа. Услышат ли нас? – вспоминала Варвара Обухова. – Но вот наступает полная тишина. Кажется, впервые здесь я поняла, что такое человеческое внимание. Люди ловят каждый звук нашего голоса, каждое слово”.
Учитывая накопившийся опыт и пожелания бойцов видеть целые театральные спектакли, был организован Фронтовой филиал Малого театра, руководителем которого был назначен режиссер С.А.Алексеев. В апреле 1943г. Был выпущен первый спектакль: ‘’Без вины виноватые’’. Кроме этого спектакля, артисты подготовили и обширную концертную программу. Фронтовой филиал выезжал в действующую армию четыре раза; им были даны 61 спектакль и 107 концертов. К февралю 1944года филиал подготовил новые спектакли: старинные водевили “Девушка-гусар” Ф. Кони и “Дочь русского актёра” П. Григорьева. Обе группы Фронтового филиала 18февраля 1944года выехали на фронт и пробыли в этой поездке почти 4 месяца.
Красная Армия наносила мощные удары на различных участках фронта, освобождая оккупированную врагом территорию. В этих условиях артистам нельзя было отставать от частей. Все спектакли актёры давали в портативном оформлении и костюмах, дающих возможность в трудных фронтовых условиях раскрыть стиль произведения. Зритель на фронте – это хозяин спектакля и его судья. Пожалуй нигде и никогда актёр не испытывал такой творческой радости, справедливой оценки, как у фронтового зрителя. Так в памятные дни штурма Севастополя Фронтовой филиал давал спектакли в частях штурмовой авиации. Спектакли регулярно проходили в интервалах между боевыми операциями; их посещали лётчики после четырёх-пяти боевых вылетов. “Состав труппы является участником славной битвы за Севастополь, ибо штурмовики и истребители, получившие большой духовный отдых от прекрасной игры артистов, дрались с большим мужеством и упорством. Личный состав гарнизона снова хотел бы видеть вас в нашей среде; вместе с вами как-то сподручнее бить непрошеного гостя, пришедшего в наш дом”, – писал заместитель командира флота по политической части Калашников 13мая 1944года.
Обе группы Фронтового филиала в июне 1944г., подготовив новую программу, отправились работать на самую западную точку Сандомирского плацдарма и на Северный флот. Многие концерты состоялись в таких отдалённых пунктах, в которых никогда до этого не было ни одной концертной бригады. Об одной из таких поездок к морякам очень ярко рассказала в своих воспоминаниях Валентина Тёмкина: “Однажды нам предстоял получасовой переход на небольшой островок, который защищали чуть больше пятидесяти моряков. У них оказывается, ещё ни разу не бывали артисты. На сей раз мы шли даже не на катере, а на моторной шлюпке. И, конечно же, был опять шторм. Моряки, правда, нам уже объяснили, что в конце августа и в сентябре Баренцево море штормит почти постоянно. Обещанные полчаса обернулись многочасовой борьбой со стихией. Нашу шлюпку так швыряло, что мы просто чудом ухитрялись в ней удерживаться. Небольшой открытый навес не спасал от ледяного водопада. Все силы уходили на постоянное единоборство с качкой, на страх их уже не оставалось. В такую переделку мы попали впервые. Наконец, очередной волной шлюпку кинуло к пирсу, на котором нас уже ждали. Кое-как закрепили шлюпку, но как попасть на берег? Он был так высоко, что оказался недосягаемым. Тогда с пирса спустили металлическую лесенку, а шлюпку тем временем продолжало швырять из стороны в сторону. И в такой обстановке нужно было изловчиться, ухватиться за ступеньку, подтянуться, встать на нижнюю перекладину, а руками перехватить следующую. Ну, прямо, акробатический номер. Без помощи сопровождавших нас матросов, мы бы, естественно, на берег не попали. Двоим парням пришлось здорово поработать, пока удалось “нацепить” каждого человека на лестницу… судорожно цепляясь за каждую ступеньку, я сделала несколько шагов вверх и … наконец, сильные руки подхватили меня, но вытащили не сразу – я никак не могла разжать пальцы и выпустить из рук ледяную перекладину”. За 45 дней бригада дала свыше 100 спектаклей и концертов. Работу артистов высоко оценило командование Северного флота. Весь состав бригады был награждён медалью “За героическую оборону Заполярья”. Такую же награду тогда получила и Панкова Татьяна Петровна, которая была в той же бригаде на Северном флоте. Народная артистка России, она и сейчас работает в Малом театре. В свои 93 года она продолжает блистательно играть на сцене Малого. Сейчас она - единственная, кто может рассказать о своем участии в поездках на фронт. “…Ездили и работали мы с огромной самоотдачей… я называю едва ли не самым счастливым временем для актера, потому что была такая востребованность в нас. Мы играли и на подводных лодках, куда мог войти только один актер, мы играли на эсминцах, вот когда были на Северном флоте, мы играли в вагонах, мы играли на грузовиках или нам делали сцену в лесу. Сколачивали солдатики сцену, мы играли спектакль по 6, по 8 часов, только зажжется свет, только мы начинаем играть, мессершмиты жжжжжжж, уже летят, мы под сцену, гасим свет и они, покружась, покружась, удалялись. Мы выжидали и 40минут и больше, и потом опять продолжали играть спектакль. С огромным счастьем мы работали и ездили, какие бы тяжелые условия не были. На фронте было много очень ярких, запоминающихся эпизодов: так, у нас было общество «Мыла и мочалки»- это была Инна Ивенина, я и Темкина. И мы, значит, отдавали табак солдатикам и где, только можно, они нам топили баню. И вот мы были в бане, долго уже, в середине мытья еще намыленные, вдруг вбегают два лейтенанта и говорят: «Товарищи артисты, скорее одевайтесь». Мы закрываемся так, сяк и они, значит, говорят: «Да не смотрим мы на все это». Они сказали и помогали нам, надевали сапоги кирзовые, телогрейки и сажали на грузовик. А через 15минут мы видели, как наша баня взлетела на воздух”.
С января месяца 1945года Красная Армия триумфально продвигалась по Восточной Европе. Из-за большой удалённости от центра полноценную военно-шефскую работу на фронте мог вести только Фронтовой филиал. К концу войны он вырос творчески и завоевал в частях и соединениях Действующей армии высокое признание и популярность, о чём свидетельствуют отзывы офицеров и письма солдат.
Выражая чувства благодарности актёрам Малого театра, бойцы и командиры одной воинской части писали: “… Трудно подобрать слова благодарности за ту радость, за то счастье, которое вы нам доставили своим концертом. Спасибо, дорогие товарищи. Сколько сил и энергии влили вы в нас своим искусством. Как самые дорогие дни мы будем хранить в памяти дни этой встречи…”
Самыми яркими были последние поездки Фронтового театра в Действующую армию. Бойцы и офицеры фронта проявляли громадный интерес к спектаклям филиала Малого театра, оказывали им восторженный приём. Вот как вспоминала об этом артистка Пироцкая: “Танковая часть. В одиннадцать часов ночи стало известно о нашем приезде. К утру был очищен огромный сарай, построена сцена, “балкон”, “амфитеатр” – подготовлен зрительный зал на тысячу четыреста мест. Бойцы озеленили двор, посыпали дорожки песком, на воротах у входа красовалась надпись: “Добро пожаловать! Привет артистам любимой Москвы!”
Вместе с войсками артисты пережили счастливые минуты Победы.
Счастье Победы передают воспоминания Пироцкой: “… Мы у Рейхстага. Тысячи, десятки тысяч наших доблестных воинов. Над куполом развивается Красное знамя. С трудом пробираемся внутрь. Стены заполнены надписями: “Я пришёл из Сталинграда”, “Я пришёл из Севастополя”, “Я пришёл из Киева”, “Я пришёл из Одессы…” Я не выдержала и тоже написала огромными буквами: “Мы из Москвы, от Малого театра”.
О. БУБНОВА
«Театральная жизнь» №2, 2010
Подробнее
С ФРОНТОВЫМ ТЕАТРОМ
Ю. Юзовский, «Литература и искусство», 1944, 30 сентября
С ФРОНТОВЫМ ТЕАТРОМ
Ю. Юзовский, «Литература и искусство», 1944, 30 сентября
Фронтовая дорога! Пыль... Пыль... Клубы, тучи, облака пыли. С обеих сторон дороги – поля, леса, деревни – все в дымящейся пыли. Мчатся «доджи», «виллисы», ЗИСы, мчатся танки, бронемашины, транспортеры, мчатся во весь дух, сверкая на солнце надписями: «На запад!», «На запад!», «На запад!»
Наш «студебеккер» по большей части уступает дорогу. Это терзает сердце шоферу Трофиму. Он профессионал, да еще горьковчанин, да еще автозаводец, ему-то уступать дорогу! С другой стороны, он морально компенсирован. Он осматривает пас покровительственно и озабоченно.
– Приходится отвечать за вас, – вздыхает он с важностью,– потому как вы есть ценный груз!
Ценный груз, стало быть, это мы – двадцать два человека, и официальное наше название: Фронтовой филиал Государственного ордена Ленина Малого театра. Сокращенный комплект театра – от директора Баранова до рабочего сцены. И, наконец, я – зритель специального назначения.
Сидим на скамьях, на сене, на ящиках с декорациями. Едем пять часов, едем десять, едем все пятнадцать. Я смотрю на своих спутников: сначала в волосах появляется проседь, затем они совсем седеют от пыли. Зато лица темнеют, буреют, чернеют, видны уже одни глаза. Я обращаюсь к своему соседу.
– Маска! Я все-таки тебя узнал, ты – заслуженный артист республики
Алексеев.
Идет дождь! Общими силами натягиваем брезентовую крышу, в которой вдруг оказываются кое-какие просветы. Милые друзья мои, думаю я о них, «их моют дожди, засыпает их пыль и ветер над ними колышет ковыль», когда они располагаются на отдых в поле.
А машина при всей изощренной ловкости Трофима склонна к коварным сюрпризам. Вы можете взлететь на полметра над сиденьем и спланировать обратно в объятия вашего визави, хотя в этот момент вы настроены, прямо скажу, человеконенавистнически. Мой сосед, комик труппы, добрейшая душа, вечно ворчливый Артов, говорит:
– Мне все твердят: «Надо оставаться в образе, надо оставаться в образе».
А мне хотя бы в самом себе остаться! Вот моя сверхзадача!
После пятичасовой тряски наш «студебеккер», если взглянуть на него со стороны, кажется выехавшим прямо из преисподней с тамошними зрителями, эвакуировавшимися на земную поверхность. В этот момент администратор театра, неслыханно жизнеупорный Харитонов объявляет:
– Энская часть! Через час концерт!
И... как будто ничего не было: ни пыли, ни дождя, ни жары, ни холода, яп разбитой бомбами и снарядами дороги. Мгновение – и золушка превращается в красавицу. Поднимаются тяжелые крышки сундуков! Мелькают пышные костюмы! Взлетают яркие декорации! Публика теснится у входа!
С шумом распахивается блистательный, сказочный веер театра!
Я не узнаю своих спутников. Выходит артист Шорников – умытый, побрившийся, причесанный, напомаженный, с откуда-то взявшимся цветком в петлице и, раскланиваясь, сообщает, что он – конферансье.
Выходит артист Нефедов, у него гармонь, которую он растягивает во всю ширь со словами: «Эх, моя боевая, походная, обстрелянная, ро-одимая!» Или актриса Калининская во французской комедии и актриса Муханова – ни дать ни взять парижанки! Или Ольга Ефимовна Малышева в спектакле «Без вины виноватые» – молоденькая Отрадина первого акта, словно и не будет впереди двадцати лет, отделяющих первый акт от второго, словно не было позади двухсот километров фронтовой дороги...
Где источник этой живой воды?.. Быть может, эта родная почва сцены матерински питает их здесь, на берегах Сана, так же, как на берегах Москвы-реки? Или это древняя кровь комедиантов, которые в тогдашнем «студебеккере» – крытом фургоне – разъезжали по городам и весям, расстилали цветной коврик и всегда оказывались «на посту»?!
...Сундуки уложены. Декорации свернуты. Раздается шуточная команда: «По ко-оням!» Трофим заводит машину. И снова пыль, пейзажи войны с обеих сторон, легкие фигурки регулировщиц, вскидывающих флажки над головой. И так – до ночи! Где проведем мы ночь? В блиндаже ли, в чистом поле, или в палатке в лесу, или вповалку на соломе в опустевшем доме, или в овине, зарывшись в душистое сено...
Фронтовой актер живет в любых условиях, но это еще не героизм. Героизм, что он играет в любых условиях.
Командование части огорчено: единственное место, которое оно может предложить для спектакля,– вот этот прекрасный девственный лес или вот эту образцовую пересеченную местность. Но бригадир театра артист Торский. который во всех случаях жизни сохраняет достойный, столичный вид, любезно отвечает, что он вполне удовлетворен, а близость к природе, как учил К. С. Станиславский, есть назначение подлинного искусства.
Бывает, что командование радостно извещает – есть настоящее театральное помещение! Тут Торский становится озабоченным. Он обходит зал, сцену и уборные и возвращается мрачнее тучи, сообщая, что не хватает того, другого, третьего, но что поделать, надо играть!
Как появляется театр в середине дремучего леса? Обычно это происходит так. Перед свежевыстроенной сценой очищают большую площадь, мгновенно заполняемую зрителем,– вот вам уже партер. С трех сторон подъезжают грузовики с высокими бортами, обсыпанными зрителями,– значит, вы уже имеете ложи бенуара. Над ложами зрители располагаются на ветвях – стало быть, возникают второй и даже третий ярусы. Солнце повисает над головой и сверкает почти так же ярко, как люстра Большого театра. Оживленный разговор среди зрителей, как бывает в Москве на парадном спектакле, когда много знакомых, а здесь знакомы все. Возбуждающий воздух премьеры! И я в некотором роде чувствую себя при исполнении служебных обязанностей...
Пока собирается публика, за сценой идут приготовления к спектаклю «Без вины виноватые». Гример-художник Евдокимов накаляет щипцы на костре и завивает Кручинину. На том же костре накаляется утюг, и заведующая костюмами Раиса Александрова гладит костюм Миловзорова. В актерской уборной среди вереска и черных ягод гримируются актеры – Алексеева, Андриянова, Артов, Востров, Дегтяревская, Кабатченко, Стрелин... Среди них пробирается художественный руководитель театра С.П. Алексеев. Каждого осматривает и каждому внушает:
– Напоминаю! Сегодня очень ответственный зритель!
Он говорит так на каждом спектакле. На одном – потому что сидит командование фронта, на другом – потому что сидит командование полка, на третьем – потому что присутствует гвардейская часть, на четвертом – потому что орденоносная, на пятом – потому что смотрят летчики, на шестом – потому что смотрят танкисты, на седьмом – потому что смотрит наша славная матушка-пехота!
Для завершения всей картины следовало бы дорисовать какой-нибудь боевой фон. Но столько раз уже писали, как «концерт шел под аккомпанемент орудийных выстрелов», что мне не хочется повторяться. Один случай все же расскажу. Дело было на западном берегу Вислы, на крайней выпуклости фронта. Вечером луч нашего прожектора прошивал небо, навстречу ему возникал луч другого прожектора, и это был уже фашист. Оба луча обходили небо, встречались, мгновение медлили и снова расходились. Под этими скрещенными лучами п шел спектакль.
В самый разгар действия над головой появились «мессершмитты». «Мессера», «мессера»! – раздались голоса среди зрителей, и многие подняли голову. II актеры в этот момент почувствовали, что они сейчас хозяева, а зрители – гости, и что от них, актеров, зависит дать тон поведению. И они так сосредоточились, что сокровенностью игры заставили сосредоточиться и зрителей. И уже не слышно стало голосов, и никто больше не поднял головы, хотя «мессера» продолжали летать. Что говорить о зрителях! Легендарно их бесстрашие. Но в данном случае мы позволим себе вписать одно очко в пользу актеров...
Я видел спектакль, где сценой служил небольшой сарай, а залом зеленый луг, сплошь залитый толпой. В середину этой толпы въехал всадник. Он уронил поводья и, полуоткрыв рот, уставился на сцену. Я залюбовался этим зрелищем. Я подумал, что давненько не видел зрителя верхом на лошади в самом центре зрительного зала! Каждую реплику Шмаги он встречал таким смехом, что лошадь оседала под ним, съезжая задом, и снова становилась в прежнюю позицию, скосив один отчаянный глаз на сцену, другой на седока!
Смех! Смех здесь нужен людям, как воздух, как вода! Театр здесь – синоним смеха. «Смешное будет?» – спрашивают все, попробуйте им сказать, что нет. Бывает, что зритель из-за собственного смеха пропустит веселую реплику. Он в страшной досаде. Он «берет себя в руки», он старается быть серьезным, а после спектакля отсмеивается. Еще не поднялся занавес, а на всех лицах широкие улыбки, какие мы видели в Москве после очень веселого спектакля, а здесь он еще не начинался!
В госпитале раненого полковника внесли в зал на носилках. Он смотрел спектакль и смеялся, неистово размахивая руками. Не смеялся тогда только врач: он сидел у изголовья раненого и испуганно внушал ему:
– Вам вредно смеяться!..
– Это вам вредно! – кричал сквозь смех полковник.
Одного раненого я никогда не забуду. Это было в полевом госпитале. На берегу Вислы. Я не видел, молодой ли он, красивый ли, потому что лицо а грудь его были забинтованы. Он сидел, выпрямившись в кресле, и смотрел перед собой суровыми, неподвижными глазами, резко сжав губы. Кругом хохотали, хлопали, веселились – он становился еще строже. Он словно был еще за порогом жизни и оттуда смотрел на этот чуждый для него мир жизни с жестоким и упрямым недружелюбием. Встречаются такие, как он,– обожженные, потерявшие конечности, изуродованные... Они смотрят и не решаются смотреть в свое будущее, в свою будущую жизнь, в свое будущее участие в жизни людей. Большой путь внутри себя проходит такой человек, прежде чем наступит перелом. Над ним сострадательно и заботливо склоняется Родина, друзья, близкие. Пусть не последнее место займет среди них искусство.
Я, не отрываясь, смотрел в лицо танкиста. Одна веселая комедия сменялась другой, пять комедий подряд были показаны в этот день. Он оставался таким же. И только в самом конце, когда я уже потерял всякую надежду, я заметил – и необычайное щемящее чувство овладело мной – я заметил, что лицо его потеплело. Смягчились глаза и взглянули кругом, быть может, в первый раз взглянули доброжелательнее и дружелюбнее. И увидели и этих смеющихся людей, и ветку каштана, и синеющий вдали лес. И от этого вида, сейчас, именно от этого вида, смутная, отдаленная, мерцающая улыбка, словно была и не было ее, скользнула по его лицу. Я сказал себе, что если бы театр, с которым я совершил весь путь, сделал только одно это дело, за то, что он, театр, он, искусство, возвратил к жизни этого человека, – великая ему честь и хвала.
Десятки спектаклей комедий, десятки спектаклей «Без вины виноватые».
«Без вины виноватые»?! Еще в Москве у нас возникали сомнения, следует ли везти на фронт эту «слезную» драму, и не основательно ли мнение, что там нужна только комедия. Этот взгляд как будто подтверждался на фронте. Однажды на спектакль прямо с передовой приехал молодой лейтенант, вбежал к нам с радостно возбужденным лицом и сразу спросил: «Смешное будет?» Ему ответили, и он, мало сказать, огорчился, он рассердился: «Хватит нам здесь драм, вы еще их с тыла привезли». Вот я получил искомый «ответ».
Офицер все же остался и просидел до конца. Можно было и не смотреть на сцену, достаточно было глядеть на его лицо, чтобы все видеть: и когда пришел Муров, и когда ушел Незнамов, и когда вернулась Кручинина. На Мурова он смотрел полуотвернувшись и только изредка исподлобья поглядывал. Во время разговора Галчихи у него дрожали губы. Когда в гостиницу к Кручиной пришел незнакомый ей актер Незнамов, лейтенант быстро спросил меня: «Это ее сын, да?» – с таким видом, словно от моего ответа зависела его собственная судьба. Я поспешил ответить, и он весь просиял. «Я это знал,– сказал он мне шепотом,– я чувствовал!». Опустился занавес, и он долго хлопал. Он шептал про себя: «Боже, до чего хорошо, до чего хорошо...» – и это относилось не столько к игре актеров, сколько к его собственному ощущению, к тому сладостно-прекрасному чувству, которое овладело им.
– Скажите,– обратился он ко мне, – у них есть ордена? Я отдал бы половину своих.
Я посмотрел на его грудь и подумал, что, пожалуй, половины хватило бы на весь театр. Все-таки я напомнил ему, что он сказал о драме.
– Я? Я сказал? – вскипел он.– Ничего подобного! Я! Вздор какой... И чем он больше сердился, тем я больше улыбался, получив наконец «ответ».
В другой раз мы смотрели спектакль на аэродроме пикирующих бомбардировщиков. Театр походил на улей, так жужжали кругом самолеты. Сидел весь полк, все офицеры, все орденоносцы. Да, это были воины, мужчины – летчики, лучшие из лучших, бесстрашные, прошедшие всю войну солдаты.
И вот – я смотрел внимательно – не было ни одного, кто не смахнул бы слезы. Со мной рядом сидел командир полка, он видел мелькающие кругом платочки, но сам решил быть «выдержанным». Нелегко ему это давалось: он жевал губами, откашливался, тер переносицу, но не «сдавался». Неожиданный голос сзади прекратил эту бесполезную борьбу.
Это был совсем юный лейтенант со Звездой Героя.
– Товарищ полковник, да вы не стыдитесь, вы плачьте. Смотрите, – сказал он и рассмеялся,– я совсем изревелся.
И полковник рассмеялся уже весь в слезах.
До того молчаливый, он стал вдруг словоохотливым. Он сказал, что недавно потерял четырех лучших друзей и не плакал, а сейчас...
– До чего это,– сказал он, подыскивая слово,– понимаешь, до чего это... правильно!
Драма о женщине, которая ищет своего сына, а сын находится рядом,– вероятно, самая маленькая из драм, зрителем которых был этот человек. Но драма эта была для него благодатной. Ибо переживания войны, оставляющие след в душе человека, находят себе выход также через благородное волнение искусства.
Я сошлюсь еще на одного зрителя. Старый солдат со стриженой седой головой, он сидел не шелохнувшись все четыре акта, прижимая к груди автомат. Он не имел представления об антрактах и не отводил глаз от сцены. Когда его спросили, понравился ли ему спектакль, он сказал так: «Слеза очищает». Слеза, которая не ослабляет, а очищает, закаляет для дальнейших испытаний. И пьеса о материнской любви, растрогавшая эти суровые сердца, оплодотворяла те высокие, благородные побуждения, ради которых эти люди держат в руках оружие. Стало быть, скажем, нужны на фронте не только веселенькие водевили развлечения ради. И они, естественно, нужны. Но нужен Островский а Шекспир, русские и мировые классики, нужно дать людям материал для чувствования и мышления.
Много чего еще ждет фронтовой зритель. Он просит: дайте что-нибудь о Москве. Пьесу о Москве, рассказ, как живет Москва, поэму о Москве, хотя бы песенку, стишок о Москве.
Москва! Чем она дальше, тем она ближе. Вечерами в лесу из палатки работника политотдела доносятся позывные Москвы. Далеко в прозрачном воздухе слышен их мягкий, серебряный перезвон. И все замирает. Кто говорит – умолкает. Кто ходит – останавливается. Куст не шелохнется! И все слушают, вслушиваются в эту самую музыку. Позывные Москвы! Как много в этом звуке...
К нам приходит девушка-зенитчица. «Вы из Москвы?» – «Из Москвы». – «Из самой, самой Москвы?!» – «Из самой, самой».– «Кривоколенный переулок знаете?» – «Знаем!» – «Давно видали?» – «Совсем недавно!» – «Ну и как?!» – «Ничего, стоит» – «Да ну!» – и она смешно всплескивает руками ж вот-вот коснется вашего рукава, словно тем самым прикоснется к своему родному дому в Кривоколенном переулке.
Боец, вернувшийся из боя, сообщает, что только что взят Сандомир. Значит, говорим мы, будет салют. И боец, вытирая черный пот, отвечает улыбаясь: «Пускай Москва порадуется». В трех километрах от переднего края, который порой бывает похожим на край света, люди, неделями не выходившие из боя, не разувавшиеся, не умывавшиеся, встречают на дереве беленький листочек – афишку театра. Слово, на которое они все смотрят, которого по очереди касаются пальцами,– это слово «Московский». «Москва»,– говорят они друг другу, Когда представитель театра перед началом спектакля обращается к публике: «Товарищи, привет вам от Москвы!» – он имеет самый большой успех.
...Снова укладываем сундуки. Садимся в машину. Нефедов, тронув свой баян, напевает «Волжскую», подтягивает прекрасным своим голосом самая молодая актриса труппы Маша Андриянова. Далеко по темнеющим полях несется русская песня, которая здесь, вдали от родины, особенно дорога и близка нашему сердцу.
Польша, Действующая армия.
Благодарим Светлану Алейникову (Минск) за предоставленный материал.
Ю. Юзовский, «Литература и искусство», 1944, 30 сентября
Фронтовая дорога! Пыль... Пыль... Клубы, тучи, облака пыли. С обеих сторон дороги – поля, леса, деревни – все в дымящейся пыли. Мчатся «доджи», «виллисы», ЗИСы, мчатся танки, бронемашины, транспортеры, мчатся во весь дух, сверкая на солнце надписями: «На запад!», «На запад!», «На запад!»
Наш «студебеккер» по большей части уступает дорогу. Это терзает сердце шоферу Трофиму. Он профессионал, да еще горьковчанин, да еще автозаводец, ему-то уступать дорогу! С другой стороны, он морально компенсирован. Он осматривает пас покровительственно и озабоченно.
– Приходится отвечать за вас, – вздыхает он с важностью,– потому как вы есть ценный груз!
Ценный груз, стало быть, это мы – двадцать два человека, и официальное наше название: Фронтовой филиал Государственного ордена Ленина Малого театра. Сокращенный комплект театра – от директора Баранова до рабочего сцены. И, наконец, я – зритель специального назначения.
Сидим на скамьях, на сене, на ящиках с декорациями. Едем пять часов, едем десять, едем все пятнадцать. Я смотрю на своих спутников: сначала в волосах появляется проседь, затем они совсем седеют от пыли. Зато лица темнеют, буреют, чернеют, видны уже одни глаза. Я обращаюсь к своему соседу.
– Маска! Я все-таки тебя узнал, ты – заслуженный артист республики
Алексеев.
Идет дождь! Общими силами натягиваем брезентовую крышу, в которой вдруг оказываются кое-какие просветы. Милые друзья мои, думаю я о них, «их моют дожди, засыпает их пыль и ветер над ними колышет ковыль», когда они располагаются на отдых в поле.
А машина при всей изощренной ловкости Трофима склонна к коварным сюрпризам. Вы можете взлететь на полметра над сиденьем и спланировать обратно в объятия вашего визави, хотя в этот момент вы настроены, прямо скажу, человеконенавистнически. Мой сосед, комик труппы, добрейшая душа, вечно ворчливый Артов, говорит:
– Мне все твердят: «Надо оставаться в образе, надо оставаться в образе».
А мне хотя бы в самом себе остаться! Вот моя сверхзадача!
После пятичасовой тряски наш «студебеккер», если взглянуть на него со стороны, кажется выехавшим прямо из преисподней с тамошними зрителями, эвакуировавшимися на земную поверхность. В этот момент администратор театра, неслыханно жизнеупорный Харитонов объявляет:
– Энская часть! Через час концерт!
И... как будто ничего не было: ни пыли, ни дождя, ни жары, ни холода, яп разбитой бомбами и снарядами дороги. Мгновение – и золушка превращается в красавицу. Поднимаются тяжелые крышки сундуков! Мелькают пышные костюмы! Взлетают яркие декорации! Публика теснится у входа!
С шумом распахивается блистательный, сказочный веер театра!
Я не узнаю своих спутников. Выходит артист Шорников – умытый, побрившийся, причесанный, напомаженный, с откуда-то взявшимся цветком в петлице и, раскланиваясь, сообщает, что он – конферансье.
Выходит артист Нефедов, у него гармонь, которую он растягивает во всю ширь со словами: «Эх, моя боевая, походная, обстрелянная, ро-одимая!» Или актриса Калининская во французской комедии и актриса Муханова – ни дать ни взять парижанки! Или Ольга Ефимовна Малышева в спектакле «Без вины виноватые» – молоденькая Отрадина первого акта, словно и не будет впереди двадцати лет, отделяющих первый акт от второго, словно не было позади двухсот километров фронтовой дороги...
Где источник этой живой воды?.. Быть может, эта родная почва сцены матерински питает их здесь, на берегах Сана, так же, как на берегах Москвы-реки? Или это древняя кровь комедиантов, которые в тогдашнем «студебеккере» – крытом фургоне – разъезжали по городам и весям, расстилали цветной коврик и всегда оказывались «на посту»?!
...Сундуки уложены. Декорации свернуты. Раздается шуточная команда: «По ко-оням!» Трофим заводит машину. И снова пыль, пейзажи войны с обеих сторон, легкие фигурки регулировщиц, вскидывающих флажки над головой. И так – до ночи! Где проведем мы ночь? В блиндаже ли, в чистом поле, или в палатке в лесу, или вповалку на соломе в опустевшем доме, или в овине, зарывшись в душистое сено...
Фронтовой актер живет в любых условиях, но это еще не героизм. Героизм, что он играет в любых условиях.
Командование части огорчено: единственное место, которое оно может предложить для спектакля,– вот этот прекрасный девственный лес или вот эту образцовую пересеченную местность. Но бригадир театра артист Торский. который во всех случаях жизни сохраняет достойный, столичный вид, любезно отвечает, что он вполне удовлетворен, а близость к природе, как учил К. С. Станиславский, есть назначение подлинного искусства.
Бывает, что командование радостно извещает – есть настоящее театральное помещение! Тут Торский становится озабоченным. Он обходит зал, сцену и уборные и возвращается мрачнее тучи, сообщая, что не хватает того, другого, третьего, но что поделать, надо играть!
Как появляется театр в середине дремучего леса? Обычно это происходит так. Перед свежевыстроенной сценой очищают большую площадь, мгновенно заполняемую зрителем,– вот вам уже партер. С трех сторон подъезжают грузовики с высокими бортами, обсыпанными зрителями,– значит, вы уже имеете ложи бенуара. Над ложами зрители располагаются на ветвях – стало быть, возникают второй и даже третий ярусы. Солнце повисает над головой и сверкает почти так же ярко, как люстра Большого театра. Оживленный разговор среди зрителей, как бывает в Москве на парадном спектакле, когда много знакомых, а здесь знакомы все. Возбуждающий воздух премьеры! И я в некотором роде чувствую себя при исполнении служебных обязанностей...
Пока собирается публика, за сценой идут приготовления к спектаклю «Без вины виноватые». Гример-художник Евдокимов накаляет щипцы на костре и завивает Кручинину. На том же костре накаляется утюг, и заведующая костюмами Раиса Александрова гладит костюм Миловзорова. В актерской уборной среди вереска и черных ягод гримируются актеры – Алексеева, Андриянова, Артов, Востров, Дегтяревская, Кабатченко, Стрелин... Среди них пробирается художественный руководитель театра С.П. Алексеев. Каждого осматривает и каждому внушает:
– Напоминаю! Сегодня очень ответственный зритель!
Он говорит так на каждом спектакле. На одном – потому что сидит командование фронта, на другом – потому что сидит командование полка, на третьем – потому что присутствует гвардейская часть, на четвертом – потому что орденоносная, на пятом – потому что смотрят летчики, на шестом – потому что смотрят танкисты, на седьмом – потому что смотрит наша славная матушка-пехота!
Для завершения всей картины следовало бы дорисовать какой-нибудь боевой фон. Но столько раз уже писали, как «концерт шел под аккомпанемент орудийных выстрелов», что мне не хочется повторяться. Один случай все же расскажу. Дело было на западном берегу Вислы, на крайней выпуклости фронта. Вечером луч нашего прожектора прошивал небо, навстречу ему возникал луч другого прожектора, и это был уже фашист. Оба луча обходили небо, встречались, мгновение медлили и снова расходились. Под этими скрещенными лучами п шел спектакль.
В самый разгар действия над головой появились «мессершмитты». «Мессера», «мессера»! – раздались голоса среди зрителей, и многие подняли голову. II актеры в этот момент почувствовали, что они сейчас хозяева, а зрители – гости, и что от них, актеров, зависит дать тон поведению. И они так сосредоточились, что сокровенностью игры заставили сосредоточиться и зрителей. И уже не слышно стало голосов, и никто больше не поднял головы, хотя «мессера» продолжали летать. Что говорить о зрителях! Легендарно их бесстрашие. Но в данном случае мы позволим себе вписать одно очко в пользу актеров...
Я видел спектакль, где сценой служил небольшой сарай, а залом зеленый луг, сплошь залитый толпой. В середину этой толпы въехал всадник. Он уронил поводья и, полуоткрыв рот, уставился на сцену. Я залюбовался этим зрелищем. Я подумал, что давненько не видел зрителя верхом на лошади в самом центре зрительного зала! Каждую реплику Шмаги он встречал таким смехом, что лошадь оседала под ним, съезжая задом, и снова становилась в прежнюю позицию, скосив один отчаянный глаз на сцену, другой на седока!
Смех! Смех здесь нужен людям, как воздух, как вода! Театр здесь – синоним смеха. «Смешное будет?» – спрашивают все, попробуйте им сказать, что нет. Бывает, что зритель из-за собственного смеха пропустит веселую реплику. Он в страшной досаде. Он «берет себя в руки», он старается быть серьезным, а после спектакля отсмеивается. Еще не поднялся занавес, а на всех лицах широкие улыбки, какие мы видели в Москве после очень веселого спектакля, а здесь он еще не начинался!
В госпитале раненого полковника внесли в зал на носилках. Он смотрел спектакль и смеялся, неистово размахивая руками. Не смеялся тогда только врач: он сидел у изголовья раненого и испуганно внушал ему:
– Вам вредно смеяться!..
– Это вам вредно! – кричал сквозь смех полковник.
Одного раненого я никогда не забуду. Это было в полевом госпитале. На берегу Вислы. Я не видел, молодой ли он, красивый ли, потому что лицо а грудь его были забинтованы. Он сидел, выпрямившись в кресле, и смотрел перед собой суровыми, неподвижными глазами, резко сжав губы. Кругом хохотали, хлопали, веселились – он становился еще строже. Он словно был еще за порогом жизни и оттуда смотрел на этот чуждый для него мир жизни с жестоким и упрямым недружелюбием. Встречаются такие, как он,– обожженные, потерявшие конечности, изуродованные... Они смотрят и не решаются смотреть в свое будущее, в свою будущую жизнь, в свое будущее участие в жизни людей. Большой путь внутри себя проходит такой человек, прежде чем наступит перелом. Над ним сострадательно и заботливо склоняется Родина, друзья, близкие. Пусть не последнее место займет среди них искусство.
Я, не отрываясь, смотрел в лицо танкиста. Одна веселая комедия сменялась другой, пять комедий подряд были показаны в этот день. Он оставался таким же. И только в самом конце, когда я уже потерял всякую надежду, я заметил – и необычайное щемящее чувство овладело мной – я заметил, что лицо его потеплело. Смягчились глаза и взглянули кругом, быть может, в первый раз взглянули доброжелательнее и дружелюбнее. И увидели и этих смеющихся людей, и ветку каштана, и синеющий вдали лес. И от этого вида, сейчас, именно от этого вида, смутная, отдаленная, мерцающая улыбка, словно была и не было ее, скользнула по его лицу. Я сказал себе, что если бы театр, с которым я совершил весь путь, сделал только одно это дело, за то, что он, театр, он, искусство, возвратил к жизни этого человека, – великая ему честь и хвала.
Десятки спектаклей комедий, десятки спектаклей «Без вины виноватые».
«Без вины виноватые»?! Еще в Москве у нас возникали сомнения, следует ли везти на фронт эту «слезную» драму, и не основательно ли мнение, что там нужна только комедия. Этот взгляд как будто подтверждался на фронте. Однажды на спектакль прямо с передовой приехал молодой лейтенант, вбежал к нам с радостно возбужденным лицом и сразу спросил: «Смешное будет?» Ему ответили, и он, мало сказать, огорчился, он рассердился: «Хватит нам здесь драм, вы еще их с тыла привезли». Вот я получил искомый «ответ».
Офицер все же остался и просидел до конца. Можно было и не смотреть на сцену, достаточно было глядеть на его лицо, чтобы все видеть: и когда пришел Муров, и когда ушел Незнамов, и когда вернулась Кручинина. На Мурова он смотрел полуотвернувшись и только изредка исподлобья поглядывал. Во время разговора Галчихи у него дрожали губы. Когда в гостиницу к Кручиной пришел незнакомый ей актер Незнамов, лейтенант быстро спросил меня: «Это ее сын, да?» – с таким видом, словно от моего ответа зависела его собственная судьба. Я поспешил ответить, и он весь просиял. «Я это знал,– сказал он мне шепотом,– я чувствовал!». Опустился занавес, и он долго хлопал. Он шептал про себя: «Боже, до чего хорошо, до чего хорошо...» – и это относилось не столько к игре актеров, сколько к его собственному ощущению, к тому сладостно-прекрасному чувству, которое овладело им.
– Скажите,– обратился он ко мне, – у них есть ордена? Я отдал бы половину своих.
Я посмотрел на его грудь и подумал, что, пожалуй, половины хватило бы на весь театр. Все-таки я напомнил ему, что он сказал о драме.
– Я? Я сказал? – вскипел он.– Ничего подобного! Я! Вздор какой... И чем он больше сердился, тем я больше улыбался, получив наконец «ответ».
В другой раз мы смотрели спектакль на аэродроме пикирующих бомбардировщиков. Театр походил на улей, так жужжали кругом самолеты. Сидел весь полк, все офицеры, все орденоносцы. Да, это были воины, мужчины – летчики, лучшие из лучших, бесстрашные, прошедшие всю войну солдаты.
И вот – я смотрел внимательно – не было ни одного, кто не смахнул бы слезы. Со мной рядом сидел командир полка, он видел мелькающие кругом платочки, но сам решил быть «выдержанным». Нелегко ему это давалось: он жевал губами, откашливался, тер переносицу, но не «сдавался». Неожиданный голос сзади прекратил эту бесполезную борьбу.
Это был совсем юный лейтенант со Звездой Героя.
– Товарищ полковник, да вы не стыдитесь, вы плачьте. Смотрите, – сказал он и рассмеялся,– я совсем изревелся.
И полковник рассмеялся уже весь в слезах.
До того молчаливый, он стал вдруг словоохотливым. Он сказал, что недавно потерял четырех лучших друзей и не плакал, а сейчас...
– До чего это,– сказал он, подыскивая слово,– понимаешь, до чего это... правильно!
Драма о женщине, которая ищет своего сына, а сын находится рядом,– вероятно, самая маленькая из драм, зрителем которых был этот человек. Но драма эта была для него благодатной. Ибо переживания войны, оставляющие след в душе человека, находят себе выход также через благородное волнение искусства.
Я сошлюсь еще на одного зрителя. Старый солдат со стриженой седой головой, он сидел не шелохнувшись все четыре акта, прижимая к груди автомат. Он не имел представления об антрактах и не отводил глаз от сцены. Когда его спросили, понравился ли ему спектакль, он сказал так: «Слеза очищает». Слеза, которая не ослабляет, а очищает, закаляет для дальнейших испытаний. И пьеса о материнской любви, растрогавшая эти суровые сердца, оплодотворяла те высокие, благородные побуждения, ради которых эти люди держат в руках оружие. Стало быть, скажем, нужны на фронте не только веселенькие водевили развлечения ради. И они, естественно, нужны. Но нужен Островский а Шекспир, русские и мировые классики, нужно дать людям материал для чувствования и мышления.
Много чего еще ждет фронтовой зритель. Он просит: дайте что-нибудь о Москве. Пьесу о Москве, рассказ, как живет Москва, поэму о Москве, хотя бы песенку, стишок о Москве.
Москва! Чем она дальше, тем она ближе. Вечерами в лесу из палатки работника политотдела доносятся позывные Москвы. Далеко в прозрачном воздухе слышен их мягкий, серебряный перезвон. И все замирает. Кто говорит – умолкает. Кто ходит – останавливается. Куст не шелохнется! И все слушают, вслушиваются в эту самую музыку. Позывные Москвы! Как много в этом звуке...
К нам приходит девушка-зенитчица. «Вы из Москвы?» – «Из Москвы». – «Из самой, самой Москвы?!» – «Из самой, самой».– «Кривоколенный переулок знаете?» – «Знаем!» – «Давно видали?» – «Совсем недавно!» – «Ну и как?!» – «Ничего, стоит» – «Да ну!» – и она смешно всплескивает руками ж вот-вот коснется вашего рукава, словно тем самым прикоснется к своему родному дому в Кривоколенном переулке.
Боец, вернувшийся из боя, сообщает, что только что взят Сандомир. Значит, говорим мы, будет салют. И боец, вытирая черный пот, отвечает улыбаясь: «Пускай Москва порадуется». В трех километрах от переднего края, который порой бывает похожим на край света, люди, неделями не выходившие из боя, не разувавшиеся, не умывавшиеся, встречают на дереве беленький листочек – афишку театра. Слово, на которое они все смотрят, которого по очереди касаются пальцами,– это слово «Московский». «Москва»,– говорят они друг другу, Когда представитель театра перед началом спектакля обращается к публике: «Товарищи, привет вам от Москвы!» – он имеет самый большой успех.
...Снова укладываем сундуки. Садимся в машину. Нефедов, тронув свой баян, напевает «Волжскую», подтягивает прекрасным своим голосом самая молодая актриса труппы Маша Андриянова. Далеко по темнеющим полях несется русская песня, которая здесь, вдали от родины, особенно дорога и близка нашему сердцу.
Польша, Действующая армия.
Благодарим Светлану Алейникову (Минск) за предоставленный материал.
Подробнее
«МЫ ВЕРИЛИ, ЧТО ПОБЕДИМ»
В преддверии Дня Победы артисты-фронтовики рассказали «Новым Известиям» о своей работе во время войны
«МЫ ВЕРИЛИ, ЧТО ПОБЕДИМ»
В преддверии Дня Победы артисты-фронтовики рассказали «Новым Известиям» о своей работе во время войны
Спустя несколько десятилетий отзвуки войны по-прежнему слышны в словах всех, кому было суждено пережить те страшные годы. В их числе и артисты-фронтовики, которые по сей день работают на сцене. У этого долгожительства есть очевидная причина: они не только выстояли в страшных условиях войны, но и научились выживать при любых обстоятельствах – обрели ту стальную закалку, которая и сегодня отличает их актерское мастерство.
В Театре Вахтангова говорят, что когда Владимир Этуш выходит на сцену – у молодых артистов спина становится ровнее. Военная выправка, строгость к себе и партнерам, внимание к мельчайшим деталям остались у него с тех времен, когда он, будучи офицером, защищал родину, ходил в разведку, сражался на горных перевалах Кавказа, освобождал южные города и Украину от фашистских захватчиков. О фронтовых подвигах Владимира Этуша «Новые Известия» рассказывали не раз: в студенческие годы он оставил театр, хотя ему полагалась бронь. Однажды, стоя в массовке, увидел полупустой зал и понял: «Не время сейчас играть, мое место на фронте». Прошел войну от офицера до помощника начальника штаба полка. В 1943 году был тяжело ранен, но, к счастью, остался жив и вернулся в Театральное училище, а спустя несколько лет стал в Театре Вахтангова одним из ведущих актеров.
«Фашист позвал внучку на крыльцо»
Татьяна ПАНКОВА, актриса Малого театра. В годы войны была в эвакуации в Челябинске вместе с Училищем имени Щепкина. Там же, будучи студенткой, вышла на профессиональную сцену в роли бабы Василисы в спектакле «Отечественная война 1812 года»:
– Когда был организован фронтовой филиал Малого театра, я с бригадой объездила все фронты. Выступала в частях действующей армии по семь-восемь часов в день, порой в семистах метрах от фашистов, под открытым небом… Был случай, когда мы играли спектакль для одного человека, который должен был утром штурмовать вражеские самолеты. Ему было поручено опасное задание, мы об этом знали и играли на пределе сил – всячески старались его отвлечь. Напряжение было такое, будто перед нами полный зал. Утром этот человек улетел на задание, и в тот же день нам сообщили, что он погиб. Не могу описать эту боль, мы ревели со страшной силой…
В 1943 году наша бригада вошла в освобожденную Полтаву. Еще вчера здесь были фашисты, сегодня – догорали дома, но жизнь возобновилась. Люди шли на рынок или навестить родственников. Помню, мы с Михаилом Царевым шли по центральной улице и вдруг к нам подходит измученная старуха. «Ой, родненькие мои, – запричитала она. – Скажите, но ведь не виновата же я, что внучку свою не сберегла…» Мы с Царевым не знали, что ответить. Остановились молча, а она стала рассказывать, как при оккупации в квартире поселился немец. Он никого не трогал, да и они относились к нему спокойно и даже пару раз угостили похлебкой. Когда фашисты отступали, был отдан приказ никого не оставлять в живых. На глазах у бабушки фашист позвал внучку на крыльцо. Он не держался за пистолет, но внучка обо всем догадалась – упала в ноги, щекой прижалась к голенищу сапога и замерла. Тогда немец побледнел, закурил и отшвырнул портсигар в сторону. Девочка бросилась за портсигаром, чтобы как собачонка принести ему. Но он выстрелил ей в спину на глазах у несчастной старухи. Она ждала от нас с Царевым утешения, повторяя: «Все меня попрекают, почему я этого не предусмотрела. Но разве я могла такого ожидать? Он же белые перчатки носил…»
«Представляю тот ужас, который пережила мама»
Анатолий АДОСКИН, артист Театра имени Моссовета с 1943 года:
– Первые два года войны я работал на Втором часовом заводе (мне было 14–15 лет), который также был переориентирован на военное производство. Я работал по ночам в сборочном цеху, где изготовляли взрыватели для мин. В Москве стало очень страшно, когда начались бомбежки, и мой папа решил отправить нас и семью своего брата, который сидел в лагерях как враг народа, в деревню недалеко от Мичуринска. Там я оказался самым старшим из мужчин, остальные – дети и бабушки. Поселились мы у какого-то деда-кулака, который сразу стал говорить, что, если придут немцы, он нас сразу сдаст (а мой отец – еврей). Через две недели пешком, чуть ли не по рельсам, из Москвы пришла мама, уговорила начальника станции, и мы всей семьей смогли загрузиться в последний вагон последнего эшелона, уходящего глубоко в тыл. В этом страшно переполненном вагоне нам досталась одна полка на всю семью, но это было счастье. На остановках можно было выйти, и нам давали хлеб, не спрашивая никаких документов, просто как беженцам. На одной станции я пошел с чайником за кипятком – нужно было пройти к зданию вокзала, то есть преодолеть половину длиннющего состава. Набрал кипятка, и вдруг поезд тронулся. Можно было тут же вскочить на подножку ближайшего вагона. Но я знал, что мама стоит и меня высматривает, еще испугается, что я не сел, и спрыгнет, поэтому я ринулся к маме в последний вагон. А поезд идет все быстрее, я стал цепляться за проходящие мимо вагоны и срываться на глазах у мамы. На мое счастье, какой-то человек, сидящий на подножке вагона, меня вытащил. Представляю тот ужас, который пережила мама.
В 1943 году меня приняли в драматическую студию Театра имени Моссовета под руководством Юрия Завадского. Первой моей ролью на сцене театра стала роль молодого немецкого офицера в спектакле «Встреча в темноте». По сюжету немцы собирают чемоданы и бегут из штаба, мой герой выскакивает последним, и в это время в штаб врывается советский боец. Немец бежит, боец стреляет, враг падает, занавес закрывается. А тогда выстрелы в театре делались так: молотком лупили по холостому патрону. Это часто не срабатывало. Вот я бегу, боец стреляет, а выстрела нет, я бегу второй круг, он опять стреляет, и снова не срабатывает, тогда я кричу шепотом: «Андрюша, дави меня», – он кидается на меня, и в этот момент раздается выстрел.
«Было единение людей искусства и фронта»
Геннадий ПЕЧНИКОВ, актер РАМТа:
– Я всю войну провел в Москве, поскольку верил, что мы победим, а война – это временное явление. Сама жизнь во время войны была такова, что сомнений в нашей победе не возникало. Мы были едины духом и укладом жизни. Я тогда жил на Солянке. Мне сказали, что по этой улице шли войска Дмитрия Донского на Куликово поле. Это страшно вдохновляло, я думал: «Здесь же Донской проходил, разве мы не победим?» Когда началась война, поступило распоряжение: сохранить школы. И мне сказали: «Иди, оканчивай десятый класс». Я отлично помню свои ощущения: раз отправляют учиться, значит, все не так плохо. От подобных действий укреплялось осознание: я верил, что победа не за горами. Хотя мы знали, конечно, что Гитлер хочет сделать из России житницу, а Москву и Ленинград стереть с лица земли.
Для нас тогда был создан учебный комбинат, потому что в помещениях школы разместились госпитали и воинские части. А преподавали у нас не только школьные учителя, но и университетские профессора, которые остались без работы. Многие институты, как, кстати, и театры, были эвакуированы. МХАТ, например, был эвакуирован сначала в Нальчик, а потом, когда немцы стали продвигаться к Кавказу, переехал в Тбилиси. Там, в Тбилиси, Немирович-Данченко познакомился с Товстоноговым.
Самое интересное, что у меня в годы войны совсем не было страха. Во-первых, была юность, был азарт. Во-вторых, нам, мальчишкам, было ужасно интересно наблюдать за происходящим. Москва фактически была линией фронта. Во время войны я поступил в московский Дом пионеров. Это была высокая культура! Мы с труппой выезжали на Калининский фронт, ходили в воинские части. Тогда Дом пионеров взял шефство над дорожными войсками. Мне потом дали значок «Ветеран дорожных войск Советского Союза» – я очень горжусь им. А когда стал печататься «Василий Теркин» Твардовского, я понял, что это произведение про нас. Теперь я всю жизнь читаю «Теркина» и студентам своим преподаю. О награде: «Нет, ребята, я не гордый. Не загадывая вдаль, так скажу: зачем мне орден? Я согласен на медаль. На медаль. И то не к спеху. Вот закончили б войну...» Все слова, написанные Твардовским, абсолютно точно выражают духовную жизнь и позицию советского человека. Было такое единение людей искусства и фронта, что мы тоже чувствовали себя активными участниками войны.
«Недобитые фашисты стали стрелять по динамикам»
Василий ШКИЛЬ, заведующий музыкальной частью театра «Ленком». Был призван на фронт в составе ансамбля песни и пляски. Работу артиста совмещал со службой в войсках связи и артиллерии. Участник Сталинградской битвы:
– Поселили меня в землянке с одним военным – я тогда сразу и не разобрался, солдат он или офицер. Проходят дни, друг друга ни о чем не спрашиваем. Вдруг он говорит: «А ты «Вратаря» видел?» Кто же из тогдашних мальчишек не видел этот фильм – мы по двадцать раз смотрели, с уроков сбегали, чтобы взглянуть на артиста Григория Плужника. Оказалось, что с Плужником меня и поселили – я его совсем не узнал. Он был младшим лейтенантом, а я – солдатом. Нам тогда по двадцать лет было, еще те вояки… Потом наши пути с Плужником разошлись.
День Победы наши части встретили в Берлине – там были и Тихон Хренников, и Матвей Блантер, и множество писателей. Я же попал в рейхстаг с музыкантами. Когда брали рейхстаг, так захотелось всем вместе спеть – мы и заорали в микрофон на весь Берлин первое, что пришло в голову: «Хороша страна Болгария, а Россия лучше всех…» Тут ко мне (а я был с баяном) подбежал какой-то солдат и, размахивая руками, закричал, чтоб немедленно прекратили, потому что недобитые фашисты стали стрелять по динамикам. Вот так мы встретили этот день.
«Спирт на баб не полагался»
Кира ГОЛОВКО, актриса МХТ имени Чехова:
– В 1942 году МХАТ находился в эвакуации в Саратове, а в июле, когда начались бомбардировки, Алла Константиновна Тарасова всех взбудоражила и добилась, чтобы МХАТ покинул город. Нам выписали билеты на пароход, и мы со своими пожитками потащились к набережной. На палубе всех встречал актер Сергей Блинников с огромным чайником в руках, из которого наливал спирт. Я тоже протянула кружечку, но вдруг он хлопнул меня по руке и сказал: «Пошла вон, идиотка». У меня брызнули слезы, а потом я поняла, что спирт на баб не полагался, поскольку его с трудом хватало на мужиков. Иван Михайлович Москвин (он тогда руководил театром), заметив, что Блинников разливает горячительное, был в гневе, потому что с утра и без того от многих артистов пахло выпивкой. Один из рабочих сцены, побоявшись вступать в конфликт с руководством, схватил чайник и побежал с ним по палубе к каютам, но Москвин его окликнул: «А ну-ка стой, вернись». Тот остановился, и тогда к чайнику подбежал Блинников со словами: «Иван Михайлович, вы напрасно нервничаете, это же вода». Открыл рот, выпил все содержимое, утерся и сказал: «Чего ты испугался, дурачок? Говорю же – вода». Эту историю потом долго пересказывали – провести Москвина на глазах у всей труппы не удавалось еще никому.
Записали Лариса КАНЕВСКАЯ, Татьяна СОХАРЕВА, Виктор БОРЗЕНКО, «Новые Известия»
В преддверии Дня Победы артисты-фронтовики рассказали «Новым Известиям» о своей работе во время войны
Спустя несколько десятилетий отзвуки войны по-прежнему слышны в словах всех, кому было суждено пережить те страшные годы. В их числе и артисты-фронтовики, которые по сей день работают на сцене. У этого долгожительства есть очевидная причина: они не только выстояли в страшных условиях войны, но и научились выживать при любых обстоятельствах – обрели ту стальную закалку, которая и сегодня отличает их актерское мастерство.
В Театре Вахтангова говорят, что когда Владимир Этуш выходит на сцену – у молодых артистов спина становится ровнее. Военная выправка, строгость к себе и партнерам, внимание к мельчайшим деталям остались у него с тех времен, когда он, будучи офицером, защищал родину, ходил в разведку, сражался на горных перевалах Кавказа, освобождал южные города и Украину от фашистских захватчиков. О фронтовых подвигах Владимира Этуша «Новые Известия» рассказывали не раз: в студенческие годы он оставил театр, хотя ему полагалась бронь. Однажды, стоя в массовке, увидел полупустой зал и понял: «Не время сейчас играть, мое место на фронте». Прошел войну от офицера до помощника начальника штаба полка. В 1943 году был тяжело ранен, но, к счастью, остался жив и вернулся в Театральное училище, а спустя несколько лет стал в Театре Вахтангова одним из ведущих актеров.
«Фашист позвал внучку на крыльцо»
Татьяна ПАНКОВА, актриса Малого театра. В годы войны была в эвакуации в Челябинске вместе с Училищем имени Щепкина. Там же, будучи студенткой, вышла на профессиональную сцену в роли бабы Василисы в спектакле «Отечественная война 1812 года»:
– Когда был организован фронтовой филиал Малого театра, я с бригадой объездила все фронты. Выступала в частях действующей армии по семь-восемь часов в день, порой в семистах метрах от фашистов, под открытым небом… Был случай, когда мы играли спектакль для одного человека, который должен был утром штурмовать вражеские самолеты. Ему было поручено опасное задание, мы об этом знали и играли на пределе сил – всячески старались его отвлечь. Напряжение было такое, будто перед нами полный зал. Утром этот человек улетел на задание, и в тот же день нам сообщили, что он погиб. Не могу описать эту боль, мы ревели со страшной силой…
В 1943 году наша бригада вошла в освобожденную Полтаву. Еще вчера здесь были фашисты, сегодня – догорали дома, но жизнь возобновилась. Люди шли на рынок или навестить родственников. Помню, мы с Михаилом Царевым шли по центральной улице и вдруг к нам подходит измученная старуха. «Ой, родненькие мои, – запричитала она. – Скажите, но ведь не виновата же я, что внучку свою не сберегла…» Мы с Царевым не знали, что ответить. Остановились молча, а она стала рассказывать, как при оккупации в квартире поселился немец. Он никого не трогал, да и они относились к нему спокойно и даже пару раз угостили похлебкой. Когда фашисты отступали, был отдан приказ никого не оставлять в живых. На глазах у бабушки фашист позвал внучку на крыльцо. Он не держался за пистолет, но внучка обо всем догадалась – упала в ноги, щекой прижалась к голенищу сапога и замерла. Тогда немец побледнел, закурил и отшвырнул портсигар в сторону. Девочка бросилась за портсигаром, чтобы как собачонка принести ему. Но он выстрелил ей в спину на глазах у несчастной старухи. Она ждала от нас с Царевым утешения, повторяя: «Все меня попрекают, почему я этого не предусмотрела. Но разве я могла такого ожидать? Он же белые перчатки носил…»
«Представляю тот ужас, который пережила мама»
Анатолий АДОСКИН, артист Театра имени Моссовета с 1943 года:
– Первые два года войны я работал на Втором часовом заводе (мне было 14–15 лет), который также был переориентирован на военное производство. Я работал по ночам в сборочном цеху, где изготовляли взрыватели для мин. В Москве стало очень страшно, когда начались бомбежки, и мой папа решил отправить нас и семью своего брата, который сидел в лагерях как враг народа, в деревню недалеко от Мичуринска. Там я оказался самым старшим из мужчин, остальные – дети и бабушки. Поселились мы у какого-то деда-кулака, который сразу стал говорить, что, если придут немцы, он нас сразу сдаст (а мой отец – еврей). Через две недели пешком, чуть ли не по рельсам, из Москвы пришла мама, уговорила начальника станции, и мы всей семьей смогли загрузиться в последний вагон последнего эшелона, уходящего глубоко в тыл. В этом страшно переполненном вагоне нам досталась одна полка на всю семью, но это было счастье. На остановках можно было выйти, и нам давали хлеб, не спрашивая никаких документов, просто как беженцам. На одной станции я пошел с чайником за кипятком – нужно было пройти к зданию вокзала, то есть преодолеть половину длиннющего состава. Набрал кипятка, и вдруг поезд тронулся. Можно было тут же вскочить на подножку ближайшего вагона. Но я знал, что мама стоит и меня высматривает, еще испугается, что я не сел, и спрыгнет, поэтому я ринулся к маме в последний вагон. А поезд идет все быстрее, я стал цепляться за проходящие мимо вагоны и срываться на глазах у мамы. На мое счастье, какой-то человек, сидящий на подножке вагона, меня вытащил. Представляю тот ужас, который пережила мама.
В 1943 году меня приняли в драматическую студию Театра имени Моссовета под руководством Юрия Завадского. Первой моей ролью на сцене театра стала роль молодого немецкого офицера в спектакле «Встреча в темноте». По сюжету немцы собирают чемоданы и бегут из штаба, мой герой выскакивает последним, и в это время в штаб врывается советский боец. Немец бежит, боец стреляет, враг падает, занавес закрывается. А тогда выстрелы в театре делались так: молотком лупили по холостому патрону. Это часто не срабатывало. Вот я бегу, боец стреляет, а выстрела нет, я бегу второй круг, он опять стреляет, и снова не срабатывает, тогда я кричу шепотом: «Андрюша, дави меня», – он кидается на меня, и в этот момент раздается выстрел.
«Было единение людей искусства и фронта»
Геннадий ПЕЧНИКОВ, актер РАМТа:
– Я всю войну провел в Москве, поскольку верил, что мы победим, а война – это временное явление. Сама жизнь во время войны была такова, что сомнений в нашей победе не возникало. Мы были едины духом и укладом жизни. Я тогда жил на Солянке. Мне сказали, что по этой улице шли войска Дмитрия Донского на Куликово поле. Это страшно вдохновляло, я думал: «Здесь же Донской проходил, разве мы не победим?» Когда началась война, поступило распоряжение: сохранить школы. И мне сказали: «Иди, оканчивай десятый класс». Я отлично помню свои ощущения: раз отправляют учиться, значит, все не так плохо. От подобных действий укреплялось осознание: я верил, что победа не за горами. Хотя мы знали, конечно, что Гитлер хочет сделать из России житницу, а Москву и Ленинград стереть с лица земли.
Для нас тогда был создан учебный комбинат, потому что в помещениях школы разместились госпитали и воинские части. А преподавали у нас не только школьные учителя, но и университетские профессора, которые остались без работы. Многие институты, как, кстати, и театры, были эвакуированы. МХАТ, например, был эвакуирован сначала в Нальчик, а потом, когда немцы стали продвигаться к Кавказу, переехал в Тбилиси. Там, в Тбилиси, Немирович-Данченко познакомился с Товстоноговым.
Самое интересное, что у меня в годы войны совсем не было страха. Во-первых, была юность, был азарт. Во-вторых, нам, мальчишкам, было ужасно интересно наблюдать за происходящим. Москва фактически была линией фронта. Во время войны я поступил в московский Дом пионеров. Это была высокая культура! Мы с труппой выезжали на Калининский фронт, ходили в воинские части. Тогда Дом пионеров взял шефство над дорожными войсками. Мне потом дали значок «Ветеран дорожных войск Советского Союза» – я очень горжусь им. А когда стал печататься «Василий Теркин» Твардовского, я понял, что это произведение про нас. Теперь я всю жизнь читаю «Теркина» и студентам своим преподаю. О награде: «Нет, ребята, я не гордый. Не загадывая вдаль, так скажу: зачем мне орден? Я согласен на медаль. На медаль. И то не к спеху. Вот закончили б войну...» Все слова, написанные Твардовским, абсолютно точно выражают духовную жизнь и позицию советского человека. Было такое единение людей искусства и фронта, что мы тоже чувствовали себя активными участниками войны.
«Недобитые фашисты стали стрелять по динамикам»
Василий ШКИЛЬ, заведующий музыкальной частью театра «Ленком». Был призван на фронт в составе ансамбля песни и пляски. Работу артиста совмещал со службой в войсках связи и артиллерии. Участник Сталинградской битвы:
– Поселили меня в землянке с одним военным – я тогда сразу и не разобрался, солдат он или офицер. Проходят дни, друг друга ни о чем не спрашиваем. Вдруг он говорит: «А ты «Вратаря» видел?» Кто же из тогдашних мальчишек не видел этот фильм – мы по двадцать раз смотрели, с уроков сбегали, чтобы взглянуть на артиста Григория Плужника. Оказалось, что с Плужником меня и поселили – я его совсем не узнал. Он был младшим лейтенантом, а я – солдатом. Нам тогда по двадцать лет было, еще те вояки… Потом наши пути с Плужником разошлись.
День Победы наши части встретили в Берлине – там были и Тихон Хренников, и Матвей Блантер, и множество писателей. Я же попал в рейхстаг с музыкантами. Когда брали рейхстаг, так захотелось всем вместе спеть – мы и заорали в микрофон на весь Берлин первое, что пришло в голову: «Хороша страна Болгария, а Россия лучше всех…» Тут ко мне (а я был с баяном) подбежал какой-то солдат и, размахивая руками, закричал, чтоб немедленно прекратили, потому что недобитые фашисты стали стрелять по динамикам. Вот так мы встретили этот день.
«Спирт на баб не полагался»
Кира ГОЛОВКО, актриса МХТ имени Чехова:
– В 1942 году МХАТ находился в эвакуации в Саратове, а в июле, когда начались бомбардировки, Алла Константиновна Тарасова всех взбудоражила и добилась, чтобы МХАТ покинул город. Нам выписали билеты на пароход, и мы со своими пожитками потащились к набережной. На палубе всех встречал актер Сергей Блинников с огромным чайником в руках, из которого наливал спирт. Я тоже протянула кружечку, но вдруг он хлопнул меня по руке и сказал: «Пошла вон, идиотка». У меня брызнули слезы, а потом я поняла, что спирт на баб не полагался, поскольку его с трудом хватало на мужиков. Иван Михайлович Москвин (он тогда руководил театром), заметив, что Блинников разливает горячительное, был в гневе, потому что с утра и без того от многих артистов пахло выпивкой. Один из рабочих сцены, побоявшись вступать в конфликт с руководством, схватил чайник и побежал с ним по палубе к каютам, но Москвин его окликнул: «А ну-ка стой, вернись». Тот остановился, и тогда к чайнику подбежал Блинников со словами: «Иван Михайлович, вы напрасно нервничаете, это же вода». Открыл рот, выпил все содержимое, утерся и сказал: «Чего ты испугался, дурачок? Говорю же – вода». Эту историю потом долго пересказывали – провести Москвина на глазах у всей труппы не удавалось еще никому.
Записали Лариса КАНЕВСКАЯ, Татьяна СОХАРЕВА, Виктор БОРЗЕНКО, «Новые Известия»
Подробнее
ПОД БОМБАМИ ИГРАЛИ ВОДЕВИЛИ
Старейшая актриса Малого театра Татьяна Панкова: «У меня много медалей, но по торжественным случаям я надеваю только одну - «За оборону Советского Заполярья»
ПОД БОМБАМИ ИГРАЛИ ВОДЕВИЛИ
Старейшая актриса Малого театра Татьяна Панкова: «У меня много медалей, но по торжественным случаям я надеваю только одну - «За оборону Советского Заполярья»
Факт сам по себе удивительный - актриса награждена боевой медалью! Выяснилось это накануне недавнего приезда в Мурманск Малого театра со спектаклем «Волки и овцы». Татьяна Петровна, кстати, играет в нем Анфусу. К сожалению, в Мурманск Татьяна Петровна приехать не смогла (все-таки 93 года), хотя и очень хотела. О том, что она награждена медалью «За оборону Советского Заполярья», мне рассказали сотрудники литературной части Малого театра. Они же помогли связаться с актрисой по телефону.
Волнуясь, набираю номер. Голос Панковой невозможно спутать ни с кем. Помните мать декабриста Анненкова в фильме Владимира Мотыля «Звезда пленительного счастья»? Это одна из самых известных киноролей Панковой.
Готовясь к разговору, я искала информацию о том, как в годы войны в Заполярье оказались актеры старейшего театра страны. Увы, обращения в краеведческий музей и в музей Северного флота ни к чему не привели - материалов о гастролях в Заполярье Малого театра там нет. Кое-какие сведения об этой странице истории можно почерпнуть на сайте Малого театра, где говорится, что в 1943 году был организован специальный фронтовой филиал театра, задачей которого было художественное обслуживание действующих частей Красной Армии. При организации этого филиала руководством Малого театра был учтен опыт работы народного артиста РСФСР Рыбникова, заслуженных артистов Карцева, Леонтьева, Лебедева, Юдиной и других в Первом фронтовом театре ВТО, выезжавшем в начале 1942 года на Северный флот.
Почти сразу после формирования фронтовой филиал отправился на Север. В его составе находилась и только что принятая в труппу начинающая актриса Татьяна Панкова. Было ей тогда 26 лет. К этому времени она успела поучиться в Ленинградском университете на физмате, окончить ленинградский политех (отделение металлургии!), Щепкинское училище, выйти замуж и овдоветь. Ее муж Борис Шляпников был актером БДТ. Вместе со старшим братом актрисы Василием Панковым (уже известным в то время артистом театра и кино) в августе 1941-го они оказались на одном корабле и геройски погибли, спасая женщин и детей с тонущего корабля в Балтийском море.
На гастролях Малого театра в Ленинграде Татьяна увидела спектакль «Дети Ванюшина», где играл выдающийся актер Николай Рыбников. Она была настолько потрясена увиденным, что решила: «Только в Малый! Хочу играть, как актеры этого театра». Так в ее жизни появился театр, которому народная артистка России служит уже 67 лет. На ее счету более ста ролей в самых разных спектаклях.
- Как случилось, что во время войны Малый театр оказался на Севере?
- Я только поступила в труппу. Но дело в том, что молодому актеру сразу прийти на роли не получалось. Поэтому я очень была рада, что организовался фронтовой филиал Малого театра (сначала были бригады). Это был тоже Малый театр, его отделение. Этот опыт много мне дал как актрисе, потому что мы играли пьесы, прежде совершенно не знакомые. «Не в свои сани не садись», например. Они редко где идут. И все они очень правдивые, что чувствовали наши зрители. У меня, к примеру, был такой случай. Мы ждали зрителей. Они летели с задания. Были такие самолеты «Аэрокобра», где помещался только один человек и бомба торпедирующая. Летчики задерживались, но к вечеру появились. Им сразу дали по 50 граммов спирта, они пришли в себя, и мы чуть не в 11 ночи начали спектакль. Я играла тетушку, которая мечтает выдать свою племянницу за гусара, человека из высшего света, куда тетка всегда стремилась. И таким образом я разбиваю жизнь хорошему жениху этой Дунюшки, разбиваю совершенно, чтобы выдать за гусара, который, в общем-то, гонится только за деньгами этого купца. Там есть место, где я самозабвенно играю на гитаре и пою «Черные кудри». И вдруг слышу ропот какой-то в зале и вижу, что у меня дымится платье. Это, видимо, еще не вышедший из состояния стресса офицер пульнул в меня, как в человека, ненавистного ему.
- А где именно это было, не помните?
- Боюсь сказать. Мы ведь объездили все побережье - Ура-Губа, Сеть-Наволок, очень во многих местах побывали. Такой подъем был у актеров, понимание, что они делают удивительно полезные вещи… Мы просто ждали вечера, чтобы начать играть. Очень хорошо принимали и Чехова, и Островского, и русские водевили Каратыгина.
- А в самом Мурманске были?
- У нас база была в Мурманске, потом - в Полярном. У меня там было очень личное переживание, удивительное, потрясающее. Вместе с актером Виталием Клишем мы пошли в госпиталь выступать перед ранеными. Ну, как обычно, читали стихи, рассказы. В тот день пришли в палату, где два человека лежали. Клиш начал читать смешные стишки, и я чувствую, никто не слушает. Я говорю, Виталий, подожди, давай я расскажу, а то не хватит времени, у меня сказка длинная. И начала читать сказку Горького, как мать убивает сына за измену Родине. Вижу, немножко прислушиваются. Но потом опять интерес пропал. Не это им было нужно. Ну, говорим, извините, вы, наверное, устали, мы пойдем, а вы полежите, отдохните. И вдруг один из раненых просит: «Девушка, пожалуйста, откиньте одеяло». Я немножко смутилась, но откинула одеяло. И вижу - там лежит обрубок: ни обеих ног, ни руки нету. Я не знала даже, что сказать. А он говорит: «У меня под подушкой адрес. Меня взяли на фронт буквально со свадьбы. Напишите моей жене, пожалуйста, то, что вы видите. Только правду, не утаивайте ничего. И скажите, что я желаю ей счастья, что вечно буду ее любить». Даже сказал, буду молиться, чтоб у нее все было хорошо.
Я обомлела. Адрес взяла, ходила с ним несколько дней и, вы верите, не могла написать ни одного слова. Как получилось, что написала, ей-богу, даже не помню. Но только отправила это письмо, и через три или четыре дня женщина приехала за своим мужем и забрала его. Позднее мы переписывались, у них было двое детей, и они были счастливы. И всё благодарили меня. К сожалению, он умер через семь лет. Этот случай я запомнила на всю жизнь. И его письма, и их взаимоотношения - и жена мне писала, и он. Я просто была счастлива, хотите верьте, хотите нет - как письмо, так я ревела.
На полуострове Рыбачьем, на границе с Норвегией, мы попали в переделку. Со стороны Петсамо в нас били прямой наводкой. Помню, шли на «хиггинсах», такие были катера. Нас высаживали на побережье, а катерники с торпедами шли на перехват кораблей, которые везли из Норвегии алюминий для Германии. Потом они заходили за нами, и мы возвращались домой. Как-то мы попали под такой ливень огня, что, когда пришли к командующему Северным флотом Головко, чтобы подписал нам бумагу перед отъездом, он страшно ругался, что актеров вывезли в такое опасное место. Но мы тем не менее с честью выдержали испытания, и он нас похвалил. После этого представил, боюсь соврать, шесть или восемь актеров Малого театра к медали «За оборону Советского Заполярья». Мы их получили еще во время войны. Могу сказать, что у меня много наград (только орденов Почета у Татьяны Петровны три. - Авт.). Но если я куда-нибудь иду, надеваю только эту медаль - «За оборону Советского Заполярья».
Елена ДМИТРИЕВА
Опубликовано в «Мурманском вестнике» 28.10.2010 г.
Старейшая актриса Малого театра Татьяна Панкова: «У меня много медалей, но по торжественным случаям я надеваю только одну - «За оборону Советского Заполярья»
Факт сам по себе удивительный - актриса награждена боевой медалью! Выяснилось это накануне недавнего приезда в Мурманск Малого театра со спектаклем «Волки и овцы». Татьяна Петровна, кстати, играет в нем Анфусу. К сожалению, в Мурманск Татьяна Петровна приехать не смогла (все-таки 93 года), хотя и очень хотела. О том, что она награждена медалью «За оборону Советского Заполярья», мне рассказали сотрудники литературной части Малого театра. Они же помогли связаться с актрисой по телефону.
Волнуясь, набираю номер. Голос Панковой невозможно спутать ни с кем. Помните мать декабриста Анненкова в фильме Владимира Мотыля «Звезда пленительного счастья»? Это одна из самых известных киноролей Панковой.
Готовясь к разговору, я искала информацию о том, как в годы войны в Заполярье оказались актеры старейшего театра страны. Увы, обращения в краеведческий музей и в музей Северного флота ни к чему не привели - материалов о гастролях в Заполярье Малого театра там нет. Кое-какие сведения об этой странице истории можно почерпнуть на сайте Малого театра, где говорится, что в 1943 году был организован специальный фронтовой филиал театра, задачей которого было художественное обслуживание действующих частей Красной Армии. При организации этого филиала руководством Малого театра был учтен опыт работы народного артиста РСФСР Рыбникова, заслуженных артистов Карцева, Леонтьева, Лебедева, Юдиной и других в Первом фронтовом театре ВТО, выезжавшем в начале 1942 года на Северный флот.
Почти сразу после формирования фронтовой филиал отправился на Север. В его составе находилась и только что принятая в труппу начинающая актриса Татьяна Панкова. Было ей тогда 26 лет. К этому времени она успела поучиться в Ленинградском университете на физмате, окончить ленинградский политех (отделение металлургии!), Щепкинское училище, выйти замуж и овдоветь. Ее муж Борис Шляпников был актером БДТ. Вместе со старшим братом актрисы Василием Панковым (уже известным в то время артистом театра и кино) в августе 1941-го они оказались на одном корабле и геройски погибли, спасая женщин и детей с тонущего корабля в Балтийском море.
На гастролях Малого театра в Ленинграде Татьяна увидела спектакль «Дети Ванюшина», где играл выдающийся актер Николай Рыбников. Она была настолько потрясена увиденным, что решила: «Только в Малый! Хочу играть, как актеры этого театра». Так в ее жизни появился театр, которому народная артистка России служит уже 67 лет. На ее счету более ста ролей в самых разных спектаклях.
- Как случилось, что во время войны Малый театр оказался на Севере?
- Я только поступила в труппу. Но дело в том, что молодому актеру сразу прийти на роли не получалось. Поэтому я очень была рада, что организовался фронтовой филиал Малого театра (сначала были бригады). Это был тоже Малый театр, его отделение. Этот опыт много мне дал как актрисе, потому что мы играли пьесы, прежде совершенно не знакомые. «Не в свои сани не садись», например. Они редко где идут. И все они очень правдивые, что чувствовали наши зрители. У меня, к примеру, был такой случай. Мы ждали зрителей. Они летели с задания. Были такие самолеты «Аэрокобра», где помещался только один человек и бомба торпедирующая. Летчики задерживались, но к вечеру появились. Им сразу дали по 50 граммов спирта, они пришли в себя, и мы чуть не в 11 ночи начали спектакль. Я играла тетушку, которая мечтает выдать свою племянницу за гусара, человека из высшего света, куда тетка всегда стремилась. И таким образом я разбиваю жизнь хорошему жениху этой Дунюшки, разбиваю совершенно, чтобы выдать за гусара, который, в общем-то, гонится только за деньгами этого купца. Там есть место, где я самозабвенно играю на гитаре и пою «Черные кудри». И вдруг слышу ропот какой-то в зале и вижу, что у меня дымится платье. Это, видимо, еще не вышедший из состояния стресса офицер пульнул в меня, как в человека, ненавистного ему.
- А где именно это было, не помните?
- Боюсь сказать. Мы ведь объездили все побережье - Ура-Губа, Сеть-Наволок, очень во многих местах побывали. Такой подъем был у актеров, понимание, что они делают удивительно полезные вещи… Мы просто ждали вечера, чтобы начать играть. Очень хорошо принимали и Чехова, и Островского, и русские водевили Каратыгина.
- А в самом Мурманске были?
- У нас база была в Мурманске, потом - в Полярном. У меня там было очень личное переживание, удивительное, потрясающее. Вместе с актером Виталием Клишем мы пошли в госпиталь выступать перед ранеными. Ну, как обычно, читали стихи, рассказы. В тот день пришли в палату, где два человека лежали. Клиш начал читать смешные стишки, и я чувствую, никто не слушает. Я говорю, Виталий, подожди, давай я расскажу, а то не хватит времени, у меня сказка длинная. И начала читать сказку Горького, как мать убивает сына за измену Родине. Вижу, немножко прислушиваются. Но потом опять интерес пропал. Не это им было нужно. Ну, говорим, извините, вы, наверное, устали, мы пойдем, а вы полежите, отдохните. И вдруг один из раненых просит: «Девушка, пожалуйста, откиньте одеяло». Я немножко смутилась, но откинула одеяло. И вижу - там лежит обрубок: ни обеих ног, ни руки нету. Я не знала даже, что сказать. А он говорит: «У меня под подушкой адрес. Меня взяли на фронт буквально со свадьбы. Напишите моей жене, пожалуйста, то, что вы видите. Только правду, не утаивайте ничего. И скажите, что я желаю ей счастья, что вечно буду ее любить». Даже сказал, буду молиться, чтоб у нее все было хорошо.
Я обомлела. Адрес взяла, ходила с ним несколько дней и, вы верите, не могла написать ни одного слова. Как получилось, что написала, ей-богу, даже не помню. Но только отправила это письмо, и через три или четыре дня женщина приехала за своим мужем и забрала его. Позднее мы переписывались, у них было двое детей, и они были счастливы. И всё благодарили меня. К сожалению, он умер через семь лет. Этот случай я запомнила на всю жизнь. И его письма, и их взаимоотношения - и жена мне писала, и он. Я просто была счастлива, хотите верьте, хотите нет - как письмо, так я ревела.
На полуострове Рыбачьем, на границе с Норвегией, мы попали в переделку. Со стороны Петсамо в нас били прямой наводкой. Помню, шли на «хиггинсах», такие были катера. Нас высаживали на побережье, а катерники с торпедами шли на перехват кораблей, которые везли из Норвегии алюминий для Германии. Потом они заходили за нами, и мы возвращались домой. Как-то мы попали под такой ливень огня, что, когда пришли к командующему Северным флотом Головко, чтобы подписал нам бумагу перед отъездом, он страшно ругался, что актеров вывезли в такое опасное место. Но мы тем не менее с честью выдержали испытания, и он нас похвалил. После этого представил, боюсь соврать, шесть или восемь актеров Малого театра к медали «За оборону Советского Заполярья». Мы их получили еще во время войны. Могу сказать, что у меня много наград (только орденов Почета у Татьяны Петровны три. - Авт.). Но если я куда-нибудь иду, надеваю только эту медаль - «За оборону Советского Заполярья».
Елена ДМИТРИЕВА
Опубликовано в «Мурманском вестнике» 28.10.2010 г.
Подробнее
«Листая старые подшивки» МАЛЫЙ ТЕАТР — ФРОНТУ
«Листая старые подшивки»
МАЛЫЙ ТЕАТР — ФРОНТУ
Первые дни войны застали коллектив вдали от Москвы, вдали от родного театра. В июне 1941 Малый театр выехал на гастроли на Украину. Одна группа артистов работала в Днепропетровске, другая в Донецке, третья, под руководством Н.А. Анненкова, с шефскими концертами ездила по красноармейским лагерям Западной Украины.
МАЛЫЙ ТЕАТР — ФРОНТУ
Первые дни войны застали коллектив вдали от Москвы, вдали от родного театра. В июне 1941 Малый театр выехал на гастроли на Украину. Одна группа артистов работала в Днепропетровске, другая в Донецке, третья, под руководством Н.А. Анненкова, с шефскими концертами ездила по красноармейским лагерям Западной Украины.
«Листая старые подшивки»
МАЛЫЙ ТЕАТР — ФРОНТУ
Первые дни войны застали коллектив вдали от Москвы, вдали от родного театра. В июне 1941 Малый театр выехал на гастроли на Украину. Одна группа артистов работала в Днепропетровске, другая в Донецке, третья, под руководством Н.А. Анненкова, с шефскими концертами ездила по красноармейским лагерям Западной Украины.
В субботу 21 июня 1941 года военно-шефская бригада Малого театра в составе заслуженного артиста РСФСР Н.А. Анненкова, артистов В.И. Грызунова, Л.П. Меркуловой, М.С. Дымовой, Е.С. Кузнецовой, Л.Н. Назаровой, А.А. Пироцкой и Н.И. Розановой давала очередной концерт в красноармейских лагерях, расположенных неподалеку от Ковеля (Западная Украина). Концерт был прерван, так как командование получило известие о надвинувшейся опасности. Слушатели — бойцы и командиры Красной Армии — сразу же после концерта вступили в войну. Актеры оказались на фронте. На рассвете выехали в Ковель и попали под бомбёжку. В час ночи выехали в Киев. Так стихийно возникала первая фронтовая бригада Малого театра. Артисты выступают перед зрителями, зрители сразу же после спектакля уходят в бой.
Другая группа актеров Малого театра народная артистка СССР В.Н. Пашенная, заслуженные артисты РСФСР СБ. Межинский, Н.А. Соловьев, Г.И. Ковров, заслуженная артистка МАССР Н.О. Григоровская, артисты А.П. Короткое и В.А. Обухова — находилась в городе Сталино (ныне г. Донецк). 24, 25 и 26 июня они выезжали на шахты Донбасса, выступая с концертами перед уходящими на фронт горняками.
Вернувшись с гастролей в Москву, Малый театр одним из первых в Москве организовал штаб военно-шефской работы Малого театра, сразу же приступивший к интенсивной работе по формированию бригад, организации выступлений актеров на призывных участках, агитпунктах вокзалов, а несколько позднее и в госпиталях. С этих дней и до мая 1945 года военно-шефская работа была стержнем жизни театра.
В июле-августе 1941-го в столицу стали поступать первые раненые. Малому театру предложили взять шефство над госпиталем «Марьина роща». Коллектив с готовностью откликнулся. В палатах давалось по четыре концерта ежедневно.
В августе 1941 года состоялись первые организованные поездки актеров Малого театра по фронтам Отечественной войны. Заслуженный артист РСФСР С. Б. Межинский вместе с артистом А. П. Коротковым выехали по маршруту Москва — Можайск — Бородино — Верея, Гжатск — Вязьма — Белый и затем на передовые позиции, обслужив при этом конников корпуса легендарного героя Доватора.
В сентябре 1941 года организуются первые общемосковские фронтовые бригады, выезжавшие непосредственно на фронт, на передовые позиции.
Когда шла подготовка к обороне Москвы, по старой Калужской дороге артисты отправились к защитникам столицы. За 18 дней бригада дала 50 концертов — в землянках, где жили бойцы.
В октябре 1941 года решением правительства Малый театр был эвакуирован в Челябинск, где продолжал свою военно-шеф-
скую работу с возрастающей интенсивностью. (В годы ВОВ Челябинск стали называть Танкоградом).
Актеры, не попавшие в Челябинск, вошли в штаб ВТО (Всероссийское театральное общество) как отдельная концертная бригада. В ноябре-декабре артисты дали около полусотни концертов. Это была титаническая работа, поистине подвиг самопожертвования.
В 1942 году, к 24-й годовщине Красной Армии выехали на фронт народный артист СССР П. М. Садовский, народная артистка РСФСР Е.Н. Гоголева, заслуженный артист
РСФСР И.В. Ильинский, артисты В ,Н. Аксенов, Б.Н. Гапонцев, М.Л. Спивак, А.А. Пироцкая, М.Н. Алексин, режиссер С. И. Каминка. С этого времени началось регулярное обслуживание фронта концертными бригадами Малого театра.
С февраля 1942 года в направлении Западного фронта выехала бригада под руководством народного артиста СССР П. М. Садовского, в составе: народная артистка РСФСР Е.Н. Гоголева, заслуженный артист РСФСР И.В. Ильинский, артисты В.Н. Аксенов, Б.Н. Гапонцев, М.Л. Спивак, А.А. Пироцкая, М.Н. Алексин, режиссер СИ. Каминка. Артисты проделали путь в 1500 км, побывав в шестнадцатой армии Рокоссовского, и дали 45 концертов. Позже, уже в 1943-м, помимо традиционных выступлений перед бойцами, артисты давали концерты для колхозников и рабочих освобождённых районов.
В Воронеже артисты Малого театра под руководством народного артиста СССР А. А. Остужева дали концерт в здании медицинского института.
Ещё одна бригада обслуживала главным образом полки связи, аэродромы.
Артисты, к примеру, были гостями 13-й воздушной армии М. Громова.
Фронтовая бригада, возглавлявшаяся народным артистом РСФСР М.Ф. Лениным, обслуживала воздушные, танковые и зенитные части Московского и Северо-Западного фронтов с 8 по 31 мая 1942 года. В составе этой бригады был народный артист СССР А.А. Остужев, заслуженный артист РСФСР Н.А. Соловьев, артисты A.M. Ленина, С. М. Чернышев, Л.П. Меркулова и др.
В октябре 1942 года (6 сентября завершился театральный сезон в Челябинске, а 11 сентября театр выехал в Москву) Малый театр возвращается в Москву и сразу же направляет концертную бригаду под Москву, к зенитчикам. Бригада возглавляется народной артисткой СССР Е. Д. Турчаниновой. В составе бригады заслуженные артисты Е.М. Шатрова, С.Н. Фадеева, Н. А. Соловьев, Н. О. Григоровская.
Осенью 1942 года, (к дням празднования 25-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции) состоялась поездка артистки Малого театра В. А. Обуховой в составе сборной московской бригады на Сталинградский фронт. За свою художественную работу на Сталинградском фронте она была награждена медалью «За оборону Сталинграда».
В 1943 году Малый театр создал специальный Фронтовой Филиал, задачей которого было художественное обслуживание действующих частей Армии. Филиал стал полноценным представителем Малого театра на фронте.
Главным для молодого коллектива был показ бойцам спектаклей, продолжающих репертуарную линию старейшего русского театра. Художественным руководителем был назначен режиссёр Малого театра, заслуженный артист РСФСР С.А. Алексеев.
С февраля по апрель 1943 года на Воронежском и Юго-Западном фронтах работает бригада Н.а. РСФСР А.В. Полякова, в которой,
кроме руководителя, участвовали З.а. РСФСР О.Е. Малышева, артисты В.А. Обухова (бригадир), Н.С. Карнович, И.И. Лагутин, В. В. Темкина, Т.И. Ванюков, А. А. Пироцкая, В.И. Белоусов и баянист Семенов.
Вслед за этой бригадой выехали на Калининский фронт народный артист СССР А. А. Остужев, артисты В. Н. Аксенов, Н.А. Арди, Н.Л. Афанасьев, А. М. Ленина, В.А. Слободинская, С. Г. Розенфельд. На Северо-Западный фронт выехала бригада заслуженного артиста РСФСР Н.А. Анненкова; на Центральный и Степной фронты — бригада заслуженного артиста РСФСР М. И. Царева; на Белорусский фронт — бригада с народным артистом РСФСР Н. А. Светловидовым в своем составе. Ряд бригад выезжает в это же время на другие фронты.
В 1943 году на центральный фронт была направлена бригада под руководством Михаила Ивановича Царёва. Артисты въехали в Полтаву на третий день после изгнания фашистов, когда город ещё горел. До войны Малый театр был на гастролях в Полтаве, и артисты хорошо помнили этот красивый, весь утопающий в зелени город. Сейчас они его не узнавали — он был сожжён. Поседевшие от горя жители рассказывали о зверствах фашистов. 26 сентября 1943 года у чудом уцелевшего памятника Славы артисты Малого театра дают концерт для гарнизона и жителей города.
«Подмостками нам служат уступы памятника. Вокруг многотысячная толпа. Услышат ли нас? Но вот наступает полная тишина. Кажется, впервые здесь я поняла, что такое человеческое внимание. Люди ловят каждый звук нашего голоса, каждое слово — вспоминала Варвара Обухова, ставшая в каком-то смысле летописцем фронтовой эпохи Малого театра.
В ноябре 1943 (в дни празднования 26-й годовщины октябрьской революции) Малый театр направил фронтовую бригаду в армию Рокоссовского. Артисты вернулись в Москву с
очень тёплыми отзывами. В одном из них говорилось, что «концертные выступления артистов злободневны по содержанию и исключительны по игре».
Леонид Леонов отдал Малому театру свою новую пьесу «Нашествие» долгожданную пьесу о современности. Вместе с «Фронтом» Корнейчука это были «душевные боеприпасы фронту», в которых страстная публицистика переплеталась с вдохновенной лирикой.
«Спектакль показывает, что Малый театр, «театр Щепкина и Островского», стремится быть тесно связанным с текущими днями и событиями нашей жизни, — писала «Комсомольская правда».
В 1943 году коллектив Малого театра обратился к Верховному Главнокомандующему с просьбой «удовлетворить желание коллектива построить звено боевых самолётов «Малый театр», который примет участие в окончательном разгроме фашистских разбойников». В письме сообщалось, что театр внёс в банк на нужды обороны 452 тысяч 782 рублей и в фонд детей фронтовиков — 70I рублей. Общими силами был собран 1 миллион руб. для постройки эскадрильи самолётов и получено разрешение назвать её именем Малого театра.
8 июня 1944г. на аэродроме Захарково в Химках состоялась торжественная передача эскадрильи «Малый театр — фронту» летчикам 909го истребительного авиаполка. В этом памятном событии принимали участие ведущие прославленные мастера Малого театра: А.А, Яблочкина, Е.Д.Турчанинова, В.Н. Рыжова, П.М. Садовский, В.Н. Пашенная, Е.Н. Гоголева, Н.А. Анненков, М.И. Царев, Е.М. Шатрова. А.А. Яблочкина вручила формуляр самолета командиру эскадрильи Виктору Григорьевичу Мелихову, Е.Д. Турчанинова — зам. командира Александру Андреевичу Батизату. Другие артисты — летчикам Разумову, Бушмину, Андрееву ... В тот же день эскадрилья «Малый театр-фронту» вылетела на Запад и вскоре приняла участие в боях в Восточной Пруссии, беспощадно громя врага.
С октября 1944 по май 1945 года над Восточной Пруссией произведено 949 боевых вылетов эскадрильи, сброшено бомб разного калибра 60 тысяч кг, в воздухе и на земле! уничтожено 16 самолетов противника. В воздушных боях погибли летчики эскадрильи: В.Мелихов, К. Разумное, К.Александров, А.Паков, А. Бушмин, П. Тарасенко.
В театр приходили письма-рапорты о делах эскадрильи, сведения о количестве сбитых вражеских машин. С некоторыми артистам летчиков завязалась переписка.
На первомайские праздники 1944 года"> Малый театр опять — направил бригаду на фронт — на этот раз на Первый Белорусский. У артистов в репертуаре был большой монтаж пьесы Островского «На бойком месте», сцены из комедии «Женитьба Бальзаминова», стихи Константина Симонова, знаменитые песни — «Офицерский вальс» Фрадкина и «Последний рейс» Соловьёва-Седого. Первый концерт артисты дали для Военного совета Фронта, а потом выехали в прославленную армию генерала Батова. К приезду артистов бойцы соорудили в клубе-землянке хорошую, настоящую сцену, зрительный зал на 250 человек, комнаты для артистов, и даже провели электрическое освещение. Артисты, как вспоминали участники тех событий, играли с утроенной энергией.
В 1944 году артистам впервые за все годы войны представилась возможность отпуска. Но все единогласно приняли решение провести летние месяцы в поездке по частям действующей Армии. Одни отправились в части Первого Украинского фронта, выступая на самой западной точке тогдашнего фронта: Сандомирском плацдарме на Висле, где началась подготовка решающего наступления на Германию, перед танкистами генерал-полковника М. Катукова.
В сентябре 1944, в дни штурма Севастополя, фронтовой филиал театра давал спектакли в частях штурмовой авиации. Спектакли проходили в интервалах между боевыми операциями. После четырёх-пяти боевых вылетов лётчики занимали места в полевом «партере».
Многие концерты тогда состоялись в таких отдалённых пунктах, в которых никогда до этого не было ни одной концертной бригады.
Вместе с войсками артисты пережили счастливые минуты Победы.
Постоянно посылая на фронт бригады артистов и открыв в 1943 году специальный Фронтовой филиал, Малый театр не прерывал своей деятельности на основной, стационарной сцене. Участники фронтовых бригад, возвращаясь из поездок на фронт, тут же включались в работу на месте. Выпускали премьеры на основной сцене, готовили новые номера для концертных выступлений и новые выездные спектакли.
За годы войны Малым театром были поставлены спектакли, в которых артисты напрямую говорили со зрителями о самой в то время животрепещущей теме — о Войне во всех ее проявлениях. Это «Отечественная война 1812-го года» по роману Л.Н. Толстого «Война и мир» (1942г.), «Фронт» и «Партизаны в степях Украины» А. Корнейчука (оба спектакля поставлены в 1942г.), водевиль «Девушка гусар» Ф. Кони (1942г), «Нашествие» Л. Леонова (1943).
Тема войны — одна из главных для артистов Малого театра. К этой теме театр возвращался не раз.
В 1970-м году, к 25-летию Великой Победы режиссером Леонидом Варпаховским была поставлена пьеса К. Симонова с оптимистическим говорящим названием «Так и будет».
В 1975 году режиссером Борисом Равенских была осуществлена постановка пьесы К. Симонова «Русские люди».
Память об Отечественной войне оживала и в спектакле «Берег»(1978), поставленном В. Андреевым по одноименному роману Ю. Бондарева. События, описанные в романе, происходили много позже, но помимо этих событий на сцену были вынесены воспоминания о войне главного героя «Берега» — писателя Никитина.
В 1984 г. состоялась премьера спектакля «Рядовые». Пьесу А. Дударева поставили режиссеры Б. Львов-Анохин и В. Федоров.
В 1985-м, к 50-летию Великой победы, был выпущен спектакль «Пир победителей». Режиссер Б. Морозов поставил пьесу Александра Солженицына, впервые увидевшую свет рампы через сорок лет после ее написания автором на лагерных нарах.
К 60-летию Великой победы Малый театр совместно с телекомпанией «ALMA MATER» подготовил телевизионный фильм, посвященный этой Великой дате.
Отмечает Малый театр юбилей Победы и в 2010 году...
Евгений Попов (при участии Наталии Пашкиной и Ольги Бубновой)
«Вестник авиации и космонавтики», март 2010 года
МАЛЫЙ ТЕАТР — ФРОНТУ
Первые дни войны застали коллектив вдали от Москвы, вдали от родного театра. В июне 1941 Малый театр выехал на гастроли на Украину. Одна группа артистов работала в Днепропетровске, другая в Донецке, третья, под руководством Н.А. Анненкова, с шефскими концертами ездила по красноармейским лагерям Западной Украины.
В субботу 21 июня 1941 года военно-шефская бригада Малого театра в составе заслуженного артиста РСФСР Н.А. Анненкова, артистов В.И. Грызунова, Л.П. Меркуловой, М.С. Дымовой, Е.С. Кузнецовой, Л.Н. Назаровой, А.А. Пироцкой и Н.И. Розановой давала очередной концерт в красноармейских лагерях, расположенных неподалеку от Ковеля (Западная Украина). Концерт был прерван, так как командование получило известие о надвинувшейся опасности. Слушатели — бойцы и командиры Красной Армии — сразу же после концерта вступили в войну. Актеры оказались на фронте. На рассвете выехали в Ковель и попали под бомбёжку. В час ночи выехали в Киев. Так стихийно возникала первая фронтовая бригада Малого театра. Артисты выступают перед зрителями, зрители сразу же после спектакля уходят в бой.
Другая группа актеров Малого театра народная артистка СССР В.Н. Пашенная, заслуженные артисты РСФСР СБ. Межинский, Н.А. Соловьев, Г.И. Ковров, заслуженная артистка МАССР Н.О. Григоровская, артисты А.П. Короткое и В.А. Обухова — находилась в городе Сталино (ныне г. Донецк). 24, 25 и 26 июня они выезжали на шахты Донбасса, выступая с концертами перед уходящими на фронт горняками.
Вернувшись с гастролей в Москву, Малый театр одним из первых в Москве организовал штаб военно-шефской работы Малого театра, сразу же приступивший к интенсивной работе по формированию бригад, организации выступлений актеров на призывных участках, агитпунктах вокзалов, а несколько позднее и в госпиталях. С этих дней и до мая 1945 года военно-шефская работа была стержнем жизни театра.
В июле-августе 1941-го в столицу стали поступать первые раненые. Малому театру предложили взять шефство над госпиталем «Марьина роща». Коллектив с готовностью откликнулся. В палатах давалось по четыре концерта ежедневно.
В августе 1941 года состоялись первые организованные поездки актеров Малого театра по фронтам Отечественной войны. Заслуженный артист РСФСР С. Б. Межинский вместе с артистом А. П. Коротковым выехали по маршруту Москва — Можайск — Бородино — Верея, Гжатск — Вязьма — Белый и затем на передовые позиции, обслужив при этом конников корпуса легендарного героя Доватора.
В сентябре 1941 года организуются первые общемосковские фронтовые бригады, выезжавшие непосредственно на фронт, на передовые позиции.
Когда шла подготовка к обороне Москвы, по старой Калужской дороге артисты отправились к защитникам столицы. За 18 дней бригада дала 50 концертов — в землянках, где жили бойцы.
В октябре 1941 года решением правительства Малый театр был эвакуирован в Челябинск, где продолжал свою военно-шеф-
скую работу с возрастающей интенсивностью. (В годы ВОВ Челябинск стали называть Танкоградом).
Актеры, не попавшие в Челябинск, вошли в штаб ВТО (Всероссийское театральное общество) как отдельная концертная бригада. В ноябре-декабре артисты дали около полусотни концертов. Это была титаническая работа, поистине подвиг самопожертвования.
В 1942 году, к 24-й годовщине Красной Армии выехали на фронт народный артист СССР П. М. Садовский, народная артистка РСФСР Е.Н. Гоголева, заслуженный артист
РСФСР И.В. Ильинский, артисты В ,Н. Аксенов, Б.Н. Гапонцев, М.Л. Спивак, А.А. Пироцкая, М.Н. Алексин, режиссер С. И. Каминка. С этого времени началось регулярное обслуживание фронта концертными бригадами Малого театра.
С февраля 1942 года в направлении Западного фронта выехала бригада под руководством народного артиста СССР П. М. Садовского, в составе: народная артистка РСФСР Е.Н. Гоголева, заслуженный артист РСФСР И.В. Ильинский, артисты В.Н. Аксенов, Б.Н. Гапонцев, М.Л. Спивак, А.А. Пироцкая, М.Н. Алексин, режиссер СИ. Каминка. Артисты проделали путь в 1500 км, побывав в шестнадцатой армии Рокоссовского, и дали 45 концертов. Позже, уже в 1943-м, помимо традиционных выступлений перед бойцами, артисты давали концерты для колхозников и рабочих освобождённых районов.
В Воронеже артисты Малого театра под руководством народного артиста СССР А. А. Остужева дали концерт в здании медицинского института.
Ещё одна бригада обслуживала главным образом полки связи, аэродромы.
Артисты, к примеру, были гостями 13-й воздушной армии М. Громова.
Фронтовая бригада, возглавлявшаяся народным артистом РСФСР М.Ф. Лениным, обслуживала воздушные, танковые и зенитные части Московского и Северо-Западного фронтов с 8 по 31 мая 1942 года. В составе этой бригады был народный артист СССР А.А. Остужев, заслуженный артист РСФСР Н.А. Соловьев, артисты A.M. Ленина, С. М. Чернышев, Л.П. Меркулова и др.
В октябре 1942 года (6 сентября завершился театральный сезон в Челябинске, а 11 сентября театр выехал в Москву) Малый театр возвращается в Москву и сразу же направляет концертную бригаду под Москву, к зенитчикам. Бригада возглавляется народной артисткой СССР Е. Д. Турчаниновой. В составе бригады заслуженные артисты Е.М. Шатрова, С.Н. Фадеева, Н. А. Соловьев, Н. О. Григоровская.
Осенью 1942 года, (к дням празднования 25-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции) состоялась поездка артистки Малого театра В. А. Обуховой в составе сборной московской бригады на Сталинградский фронт. За свою художественную работу на Сталинградском фронте она была награждена медалью «За оборону Сталинграда».
В 1943 году Малый театр создал специальный Фронтовой Филиал, задачей которого было художественное обслуживание действующих частей Армии. Филиал стал полноценным представителем Малого театра на фронте.
Главным для молодого коллектива был показ бойцам спектаклей, продолжающих репертуарную линию старейшего русского театра. Художественным руководителем был назначен режиссёр Малого театра, заслуженный артист РСФСР С.А. Алексеев.
С февраля по апрель 1943 года на Воронежском и Юго-Западном фронтах работает бригада Н.а. РСФСР А.В. Полякова, в которой,
кроме руководителя, участвовали З.а. РСФСР О.Е. Малышева, артисты В.А. Обухова (бригадир), Н.С. Карнович, И.И. Лагутин, В. В. Темкина, Т.И. Ванюков, А. А. Пироцкая, В.И. Белоусов и баянист Семенов.
Вслед за этой бригадой выехали на Калининский фронт народный артист СССР А. А. Остужев, артисты В. Н. Аксенов, Н.А. Арди, Н.Л. Афанасьев, А. М. Ленина, В.А. Слободинская, С. Г. Розенфельд. На Северо-Западный фронт выехала бригада заслуженного артиста РСФСР Н.А. Анненкова; на Центральный и Степной фронты — бригада заслуженного артиста РСФСР М. И. Царева; на Белорусский фронт — бригада с народным артистом РСФСР Н. А. Светловидовым в своем составе. Ряд бригад выезжает в это же время на другие фронты.
В 1943 году на центральный фронт была направлена бригада под руководством Михаила Ивановича Царёва. Артисты въехали в Полтаву на третий день после изгнания фашистов, когда город ещё горел. До войны Малый театр был на гастролях в Полтаве, и артисты хорошо помнили этот красивый, весь утопающий в зелени город. Сейчас они его не узнавали — он был сожжён. Поседевшие от горя жители рассказывали о зверствах фашистов. 26 сентября 1943 года у чудом уцелевшего памятника Славы артисты Малого театра дают концерт для гарнизона и жителей города.
«Подмостками нам служат уступы памятника. Вокруг многотысячная толпа. Услышат ли нас? Но вот наступает полная тишина. Кажется, впервые здесь я поняла, что такое человеческое внимание. Люди ловят каждый звук нашего голоса, каждое слово — вспоминала Варвара Обухова, ставшая в каком-то смысле летописцем фронтовой эпохи Малого театра.
В ноябре 1943 (в дни празднования 26-й годовщины октябрьской революции) Малый театр направил фронтовую бригаду в армию Рокоссовского. Артисты вернулись в Москву с
очень тёплыми отзывами. В одном из них говорилось, что «концертные выступления артистов злободневны по содержанию и исключительны по игре».
Леонид Леонов отдал Малому театру свою новую пьесу «Нашествие» долгожданную пьесу о современности. Вместе с «Фронтом» Корнейчука это были «душевные боеприпасы фронту», в которых страстная публицистика переплеталась с вдохновенной лирикой.
«Спектакль показывает, что Малый театр, «театр Щепкина и Островского», стремится быть тесно связанным с текущими днями и событиями нашей жизни, — писала «Комсомольская правда».
В 1943 году коллектив Малого театра обратился к Верховному Главнокомандующему с просьбой «удовлетворить желание коллектива построить звено боевых самолётов «Малый театр», который примет участие в окончательном разгроме фашистских разбойников». В письме сообщалось, что театр внёс в банк на нужды обороны 452 тысяч 782 рублей и в фонд детей фронтовиков — 70I рублей. Общими силами был собран 1 миллион руб. для постройки эскадрильи самолётов и получено разрешение назвать её именем Малого театра.
8 июня 1944г. на аэродроме Захарково в Химках состоялась торжественная передача эскадрильи «Малый театр — фронту» летчикам 909го истребительного авиаполка. В этом памятном событии принимали участие ведущие прославленные мастера Малого театра: А.А, Яблочкина, Е.Д.Турчанинова, В.Н. Рыжова, П.М. Садовский, В.Н. Пашенная, Е.Н. Гоголева, Н.А. Анненков, М.И. Царев, Е.М. Шатрова. А.А. Яблочкина вручила формуляр самолета командиру эскадрильи Виктору Григорьевичу Мелихову, Е.Д. Турчанинова — зам. командира Александру Андреевичу Батизату. Другие артисты — летчикам Разумову, Бушмину, Андрееву ... В тот же день эскадрилья «Малый театр-фронту» вылетела на Запад и вскоре приняла участие в боях в Восточной Пруссии, беспощадно громя врага.
С октября 1944 по май 1945 года над Восточной Пруссией произведено 949 боевых вылетов эскадрильи, сброшено бомб разного калибра 60 тысяч кг, в воздухе и на земле! уничтожено 16 самолетов противника. В воздушных боях погибли летчики эскадрильи: В.Мелихов, К. Разумное, К.Александров, А.Паков, А. Бушмин, П. Тарасенко.
В театр приходили письма-рапорты о делах эскадрильи, сведения о количестве сбитых вражеских машин. С некоторыми артистам летчиков завязалась переписка.
На первомайские праздники 1944 года"> Малый театр опять — направил бригаду на фронт — на этот раз на Первый Белорусский. У артистов в репертуаре был большой монтаж пьесы Островского «На бойком месте», сцены из комедии «Женитьба Бальзаминова», стихи Константина Симонова, знаменитые песни — «Офицерский вальс» Фрадкина и «Последний рейс» Соловьёва-Седого. Первый концерт артисты дали для Военного совета Фронта, а потом выехали в прославленную армию генерала Батова. К приезду артистов бойцы соорудили в клубе-землянке хорошую, настоящую сцену, зрительный зал на 250 человек, комнаты для артистов, и даже провели электрическое освещение. Артисты, как вспоминали участники тех событий, играли с утроенной энергией.
В 1944 году артистам впервые за все годы войны представилась возможность отпуска. Но все единогласно приняли решение провести летние месяцы в поездке по частям действующей Армии. Одни отправились в части Первого Украинского фронта, выступая на самой западной точке тогдашнего фронта: Сандомирском плацдарме на Висле, где началась подготовка решающего наступления на Германию, перед танкистами генерал-полковника М. Катукова.
В сентябре 1944, в дни штурма Севастополя, фронтовой филиал театра давал спектакли в частях штурмовой авиации. Спектакли проходили в интервалах между боевыми операциями. После четырёх-пяти боевых вылетов лётчики занимали места в полевом «партере».
Многие концерты тогда состоялись в таких отдалённых пунктах, в которых никогда до этого не было ни одной концертной бригады.
Вместе с войсками артисты пережили счастливые минуты Победы.
Постоянно посылая на фронт бригады артистов и открыв в 1943 году специальный Фронтовой филиал, Малый театр не прерывал своей деятельности на основной, стационарной сцене. Участники фронтовых бригад, возвращаясь из поездок на фронт, тут же включались в работу на месте. Выпускали премьеры на основной сцене, готовили новые номера для концертных выступлений и новые выездные спектакли.
За годы войны Малым театром были поставлены спектакли, в которых артисты напрямую говорили со зрителями о самой в то время животрепещущей теме — о Войне во всех ее проявлениях. Это «Отечественная война 1812-го года» по роману Л.Н. Толстого «Война и мир» (1942г.), «Фронт» и «Партизаны в степях Украины» А. Корнейчука (оба спектакля поставлены в 1942г.), водевиль «Девушка гусар» Ф. Кони (1942г), «Нашествие» Л. Леонова (1943).
Тема войны — одна из главных для артистов Малого театра. К этой теме театр возвращался не раз.
В 1970-м году, к 25-летию Великой Победы режиссером Леонидом Варпаховским была поставлена пьеса К. Симонова с оптимистическим говорящим названием «Так и будет».
В 1975 году режиссером Борисом Равенских была осуществлена постановка пьесы К. Симонова «Русские люди».
Память об Отечественной войне оживала и в спектакле «Берег»(1978), поставленном В. Андреевым по одноименному роману Ю. Бондарева. События, описанные в романе, происходили много позже, но помимо этих событий на сцену были вынесены воспоминания о войне главного героя «Берега» — писателя Никитина.
В 1984 г. состоялась премьера спектакля «Рядовые». Пьесу А. Дударева поставили режиссеры Б. Львов-Анохин и В. Федоров.
В 1985-м, к 50-летию Великой победы, был выпущен спектакль «Пир победителей». Режиссер Б. Морозов поставил пьесу Александра Солженицына, впервые увидевшую свет рампы через сорок лет после ее написания автором на лагерных нарах.
К 60-летию Великой победы Малый театр совместно с телекомпанией «ALMA MATER» подготовил телевизионный фильм, посвященный этой Великой дате.
Отмечает Малый театр юбилей Победы и в 2010 году...
Евгений Попов (при участии Наталии Пашкиной и Ольги Бубновой)
«Вестник авиации и космонавтики», март 2010 года
Подробнее
ЗА НАСТУПАЮЩЕЙ АРМИЕЙ
Очерк М.И. Царева из книги «Малый театр на фронтах Великой Отечественной войны».
ЗА НАСТУПАЮЩЕЙ АРМИЕЙ
Очерк М. И. Царева из книги «Малый театр на фронтах Великой Отечественной войны».
В первых числах октября 1943 года бригада артистов Малого театра получила назначение обслужить воинские части Центрального и Степного фронтов.
В бригаду, помимо меня, входили: В. А. Обухова, Т. П. Панкова, П. А. Березов, артистка вокального ансамбля нашего театра А. А. Пироцкая, баянист А. С. Семенов. От Московской Государственной эстрады нашей группе был придан вокальный квартет под управлением Я. Ционского.
До тех пор мне не доводилось быть непосредственно вблизи линии фронта. Поэтому для меня эта поездка была очень интересна и волнительна. В. А. Обухова, А. А. Пироцкая и вокальный квартет были «стреляными воробьями»: успев побывать на Сталинградском фронте, они чувствовали себя как бы «старичками» в этой поездке.
Маршрут наш был следующим: поездом до Тулы, а там на машинах — в район Курска.
Приехав в Тулу, мы, по предложению Тульского дома Красной Армии, выступили несколько раз в районе города во вновь формируемых воинских частях.
Фронт наш быстрым темпом подвигался на Запад, и в районе города оставались только либо отдыхающие, либо переформировываемые для новых боев части. В районе Курска мы обслуживали своими концертами именно такие части. Они недавно участвовали в крупных боях и теперь имели некоторую передышку перед новым наступлением. Мы выступали и для больших соединений на открытом воздухе, и в землянках, и в офицерских палатках. По тому приему и вниманию, которые нам оказывались, приятно было сознавать, что своим трудом мы приносим пользу.
Надо сказать, что плоды шефства работников искусств над Красной Армией в годы войны сказались особенно наглядно и сильно. Это даже не было шефство, — это была дружба, та глубокая дружба, истоки которой зародились в огне гражданской войны и становления Советского государства.
Обслужив части Центрального фронта и попрощавшись с командованием, мы отправились через Курск, Белгород, Валки и Харьков на Степной фронт.
Во всех этих городах мне приходилось бывать до войны. Узнать их теперь было трудно. Сколько прекрасных зданий, выстроенных в предвоенные годы, сколько памятников старины, сколько школ, театров, больниц увидели мы разрушенными до основания. Сколько фабрик, заводов, железнодорожных магистралей и станций выведено из строя. И сколько рассказов об ужасах немецкой оккупации пришлось нам услышать от оставшегося населения.
В Харькове мы не задержались и, полупив направление в части Степного фронта, продолжали свой путь. Но фронт все уходил и уходил вперед, на Запад.
Мы едем в автобусе, стремясь догнать нужные нам части. Непрерывным потоком идут войска.
Мы останавливаемся на пригорке неподалеку от расположившегося на отдых подразделения.
— Друзья, дадим концерт для наших соседей, — предлагает наш бригадир В. Обухова.
Мы быстро спускаемся с пригорка и обращаемся с приветствием к бойцам и офицерам. Квартет запевает «Казачью» К. Листова. Я читаю стихотворение К. Симонова «Убей его!», заключительные строки которого покрываются громкими аплодисментами. Певица Пироцкая поет украинские песни, артисты Березов и Панкова исполняют сцену свидания из комедии Островского «Женитьба Бальзаминова». Концерт заканчивается стихотворением М. Исаковского в исполнении Обуховой. Наши зрители усаживаются по машинам. Грозная лавина танков движется дальше, на Запад.
И молодой сержант кричит нам на прощанье: «До скорой встречи! Хотелось бы послушать ваш концерт в родном Киеве. Я ведь киевский».
...Здесь не было отдыхающих частей. Фронт преследовал уходящего, вернее, бегущего врага, не давая ему возможности укрепиться для новой обороны, и мы обслуживали воинские соединения на ходу, на марше.
В эти незабываемые дни мы жили в машине, двигались вместе с фронтом вперед.
Сложны и сильны чувства, испытанные нами в этот осенний месяц, проведенный на фронте. Гнев и гордость ощущали мы. Гнев — при виде испепеленных фашистами хат, разрушенных заводов и фабрик, сожженной эсэсовцами Полтавы и гордость — за нашу победоносно наступающую армию.
Мы добрались до Полтавы на третий день после ухода фашистов, когда она еще горела. Все мосты были взорваны. Мы долго кружили ночью вокруг нее, пока не въехали в город через наведенный понтонный мост.
Этот чудесный, весь утопающий в зелени городок, место славы русского оружия, где русские войска, руководимые Петром, одержали решительную победу над полчищами Карла XII, теперь предстал перед нами в опустошенном и разоренном виде.
— Два года и пять дней мы находились под фашистским гнетом, — вот первые слова, которые мы услышали от полтавчанина. Это был высокий, изможденный старик с взлохмаченной седой бородой.
— Я учитель, — говорил он, и все повторял: — Два года и пять дней. Это надо понять, — два года и пять дней!.. Они угнали мою шестнадцатилетнюю дочь...
Чудом уцелел в Корпусном саду памятник великой Полтавской победы. Его назвали памятником Славы. Именно здесь 26 сентября мы дали первый концерт для гарнизона и жителей Полтавы,
Огромная площадь. Многотысячная толпа. Сценическими подмостками служат гранитные уступы памятника. В нашем распоряжении нет радиоусилителей. Услышат ли нас? Ведь одно дыхание десяти тысяч зрителей может, думается, заглушить слова чтеца. Но царит непередаваемая тишина.
— Кажется, я впервые поняла, что. такое человеческое внимание, — шепчет мне Варвара Обухова.
И, действительно, еще дымится город, и воздух пропитан дымом, а полтавчане со слезами радости впервые после двух кошмарных лет вновь слушают свободное слово и родную песню.
И в Полтаве и после Полтавы, там, у берегов седого Днепра, дали мы еще много концертов. Нас слушали люди, освободившие Левобережную Украину и накапливавшие силы, чтобы форсировать великую реку.
Тридцать дней провели мы в Действующей Армии. Нашими слушателями были воины Советской Армии и жители освобожденных городов и сел. Шестьдесят тысяч слушателей! А сколько километров мы изъездили, и не счесть.
Срок нашей командировки приходил к концу, и мы двинулись обратно к Харькову.
Встречи с солдатами, офицерами и генералами необыкновенно обогатили меня и как советского художника и как гражданина. Мы ехали в Москву, полные впечатлений от этих встреч и уверенные в окончательной нашей победе.
И странно: когда я видел разрушенные города, дороги, мосты, мне казалось, что нужны десятилетия для их восстановления. Но если в первых числах октября 1943 года мы могли по железной дороге от Москвы доехать только до Тулы, то в конце того же октября мы, сев в Харькове в поезд, доехали до Москвы. В этом быстром восстановлении ощущалась наша великая сила, сила советского строя.
Мы вернулись в Москву, полные творческих сил и энергии для дальнейшей работы в нашем родном Малом театре.
Очерк М. И. Царева из книги «Малый театр на фронтах Великой Отечественной войны».
В первых числах октября 1943 года бригада артистов Малого театра получила назначение обслужить воинские части Центрального и Степного фронтов.
В бригаду, помимо меня, входили: В. А. Обухова, Т. П. Панкова, П. А. Березов, артистка вокального ансамбля нашего театра А. А. Пироцкая, баянист А. С. Семенов. От Московской Государственной эстрады нашей группе был придан вокальный квартет под управлением Я. Ционского.
До тех пор мне не доводилось быть непосредственно вблизи линии фронта. Поэтому для меня эта поездка была очень интересна и волнительна. В. А. Обухова, А. А. Пироцкая и вокальный квартет были «стреляными воробьями»: успев побывать на Сталинградском фронте, они чувствовали себя как бы «старичками» в этой поездке.
Маршрут наш был следующим: поездом до Тулы, а там на машинах — в район Курска.
Приехав в Тулу, мы, по предложению Тульского дома Красной Армии, выступили несколько раз в районе города во вновь формируемых воинских частях.
Фронт наш быстрым темпом подвигался на Запад, и в районе города оставались только либо отдыхающие, либо переформировываемые для новых боев части. В районе Курска мы обслуживали своими концертами именно такие части. Они недавно участвовали в крупных боях и теперь имели некоторую передышку перед новым наступлением. Мы выступали и для больших соединений на открытом воздухе, и в землянках, и в офицерских палатках. По тому приему и вниманию, которые нам оказывались, приятно было сознавать, что своим трудом мы приносим пользу.
Надо сказать, что плоды шефства работников искусств над Красной Армией в годы войны сказались особенно наглядно и сильно. Это даже не было шефство, — это была дружба, та глубокая дружба, истоки которой зародились в огне гражданской войны и становления Советского государства.
Обслужив части Центрального фронта и попрощавшись с командованием, мы отправились через Курск, Белгород, Валки и Харьков на Степной фронт.
Во всех этих городах мне приходилось бывать до войны. Узнать их теперь было трудно. Сколько прекрасных зданий, выстроенных в предвоенные годы, сколько памятников старины, сколько школ, театров, больниц увидели мы разрушенными до основания. Сколько фабрик, заводов, железнодорожных магистралей и станций выведено из строя. И сколько рассказов об ужасах немецкой оккупации пришлось нам услышать от оставшегося населения.
В Харькове мы не задержались и, полупив направление в части Степного фронта, продолжали свой путь. Но фронт все уходил и уходил вперед, на Запад.
Мы едем в автобусе, стремясь догнать нужные нам части. Непрерывным потоком идут войска.
Мы останавливаемся на пригорке неподалеку от расположившегося на отдых подразделения.
— Друзья, дадим концерт для наших соседей, — предлагает наш бригадир В. Обухова.
Мы быстро спускаемся с пригорка и обращаемся с приветствием к бойцам и офицерам. Квартет запевает «Казачью» К. Листова. Я читаю стихотворение К. Симонова «Убей его!», заключительные строки которого покрываются громкими аплодисментами. Певица Пироцкая поет украинские песни, артисты Березов и Панкова исполняют сцену свидания из комедии Островского «Женитьба Бальзаминова». Концерт заканчивается стихотворением М. Исаковского в исполнении Обуховой. Наши зрители усаживаются по машинам. Грозная лавина танков движется дальше, на Запад.
И молодой сержант кричит нам на прощанье: «До скорой встречи! Хотелось бы послушать ваш концерт в родном Киеве. Я ведь киевский».
...Здесь не было отдыхающих частей. Фронт преследовал уходящего, вернее, бегущего врага, не давая ему возможности укрепиться для новой обороны, и мы обслуживали воинские соединения на ходу, на марше.
В эти незабываемые дни мы жили в машине, двигались вместе с фронтом вперед.
Сложны и сильны чувства, испытанные нами в этот осенний месяц, проведенный на фронте. Гнев и гордость ощущали мы. Гнев — при виде испепеленных фашистами хат, разрушенных заводов и фабрик, сожженной эсэсовцами Полтавы и гордость — за нашу победоносно наступающую армию.
Мы добрались до Полтавы на третий день после ухода фашистов, когда она еще горела. Все мосты были взорваны. Мы долго кружили ночью вокруг нее, пока не въехали в город через наведенный понтонный мост.
Этот чудесный, весь утопающий в зелени городок, место славы русского оружия, где русские войска, руководимые Петром, одержали решительную победу над полчищами Карла XII, теперь предстал перед нами в опустошенном и разоренном виде.
— Два года и пять дней мы находились под фашистским гнетом, — вот первые слова, которые мы услышали от полтавчанина. Это был высокий, изможденный старик с взлохмаченной седой бородой.
— Я учитель, — говорил он, и все повторял: — Два года и пять дней. Это надо понять, — два года и пять дней!.. Они угнали мою шестнадцатилетнюю дочь...
Чудом уцелел в Корпусном саду памятник великой Полтавской победы. Его назвали памятником Славы. Именно здесь 26 сентября мы дали первый концерт для гарнизона и жителей Полтавы,
Огромная площадь. Многотысячная толпа. Сценическими подмостками служат гранитные уступы памятника. В нашем распоряжении нет радиоусилителей. Услышат ли нас? Ведь одно дыхание десяти тысяч зрителей может, думается, заглушить слова чтеца. Но царит непередаваемая тишина.
— Кажется, я впервые поняла, что. такое человеческое внимание, — шепчет мне Варвара Обухова.
И, действительно, еще дымится город, и воздух пропитан дымом, а полтавчане со слезами радости впервые после двух кошмарных лет вновь слушают свободное слово и родную песню.
И в Полтаве и после Полтавы, там, у берегов седого Днепра, дали мы еще много концертов. Нас слушали люди, освободившие Левобережную Украину и накапливавшие силы, чтобы форсировать великую реку.
Тридцать дней провели мы в Действующей Армии. Нашими слушателями были воины Советской Армии и жители освобожденных городов и сел. Шестьдесят тысяч слушателей! А сколько километров мы изъездили, и не счесть.
Срок нашей командировки приходил к концу, и мы двинулись обратно к Харькову.
Встречи с солдатами, офицерами и генералами необыкновенно обогатили меня и как советского художника и как гражданина. Мы ехали в Москву, полные впечатлений от этих встреч и уверенные в окончательной нашей победе.
И странно: когда я видел разрушенные города, дороги, мосты, мне казалось, что нужны десятилетия для их восстановления. Но если в первых числах октября 1943 года мы могли по железной дороге от Москвы доехать только до Тулы, то в конце того же октября мы, сев в Харькове в поезд, доехали до Москвы. В этом быстром восстановлении ощущалась наша великая сила, сила советского строя.
Мы вернулись в Москву, полные творческих сил и энергии для дальнейшей работы в нашем родном Малом театре.
Подробнее
ПАМЯТНЫЕ ДНИ
Очерк народного артиста СССР, лауреата Сталинской премии А.А. Остужева из книги «Малый театр на фронтах Великой Отечественной воны»
ПАМЯТНЫЕ ДНИ
Очерк народного артиста СССР, лауреата Сталинской премии А.А. Остужева из книги «Малый театр на фронтах Великой Отечественной воны»
На фронт с артистической бригадой Малого театра я выезжал трижды: в апреле 1942 года и весной и осенью 1943 года.
Навсегда запомнились огромные пространства опустошенной и изуродованной немцами земли, страшные картины народного бедствия и страданий.
Мы ехали среди пожарищ и разрушений. По обе стороны дороги — груды кирпичей, одинокие, тоскливые силуэты печных труб, редкие уцелевшие стены с зияющими окнами. Кругом пепел, пепел, местами уже поросший высоким бурьяном. Ни единого человека. Мертвая, безотрадная тишина. Где-то далеко, скрипя петлями, болтается от ветра половина ворот, рядом упала сломанная калитка — вот все, что осталось здесь от жизни.
В душе нарастает гнев и страстная ненависть к подлым и гнусным врагам; начинаешь остро сожалеть, что семидесятилетний возраст мешает яростно их уничтожать плечом к плечу с атакующим бойцом.
Наша машина обгоняет небольшую группу жителей, спасшихся от угона в рабство. Врезалась в память маленькая старушка с исстрадавшимся лицом, на все вопросы отвечавшая только: «Будь они прокляты! Будь они прокляты!»
С гнетущим впечатлением военных дорог резко контрастировали радостные переживания первых же наших выступлений.
Как описать то необыкновенное радушие, трогательную заботу и внимание, которое повсюду встречала наша бригада.
Должен сказать, что перед отъездом меня одолевали сомнения — нужно ли сейчас людям фронта, воинам, готовящим себя к ожесточенной схватке с врагом, мое искусство?
Я вспоминал еще Л. Толстым ярко описанное глубокое сосредоточение всех духовных сил, отличающее солдата накануне боя, который может стать его смертным днем, и задумался: а не окажутся ли лишними в эту минуту приехавшие артисты и их предполагаемый концерт?
Жадные, возбужденные, горящие нетерпением глаза наших первых зрителей дали мне потрясающий по своей патетике ответ: мало сказать, что мы оказались кстати,— мы были нужны, необходимы, долгожданны!
Первый раз я так полно ощутил могучую силу искусства, его настоящее значение и смысл! Передо мной была идеальная аудитория, с трепетом ловящая каждое слово, чутко отзывающаяся на каждую интонацию, понимающая всю красоту глубокой мысли и благородного чувства.
Это увлечение слушателей совершенно покоряло выступавших артистов, волнение зрительного зала ответно вызывало среди нас необычайный подъем, превращая концерт в яркий, вдохновенный праздник.
Выступая среди летчиков, я думал, что с впечатлениями моего сегодняшнего выступления сидящие напротив меня люди, быть может, завтра полетят бомбить скопища врагов, и эта мысль вызывала такой творческий энтузиазм, что я вкладывал всю мою душу в исполняемые мною произведения.
Помнится, однажды наш бригадир подвел меня к окну и показал огромную толпу, теснящуюся около входа в помещение, где только что окончился наш концерт.
Оказывается, то были сотни не попавших на него бойцов, старавшихся хоть краем глаза уловить что-нибудь из происходившего на сцене. Перед таким волнующим зрелищем я не мог устоять, хотя и чувствовал себя чрезвычайно утомленным. Через пятнадцать минут состоялся наш второй концерт и после небольшого антракта — третий.
Я счастлив, что мне удалось выступать перед нашей великой Армией, перед ее офицерами и бойцами, и я испытываю высочайшее удовлетворение от сознания, что я по мере моих сил выполнил свой долг патриота и артиста.
Очерк народного артиста СССР, лауреата Сталинской премии А.А. Остужева из книги «Малый театр на фронтах Великой Отечественной воны»
На фронт с артистической бригадой Малого театра я выезжал трижды: в апреле 1942 года и весной и осенью 1943 года.
Навсегда запомнились огромные пространства опустошенной и изуродованной немцами земли, страшные картины народного бедствия и страданий.
Мы ехали среди пожарищ и разрушений. По обе стороны дороги — груды кирпичей, одинокие, тоскливые силуэты печных труб, редкие уцелевшие стены с зияющими окнами. Кругом пепел, пепел, местами уже поросший высоким бурьяном. Ни единого человека. Мертвая, безотрадная тишина. Где-то далеко, скрипя петлями, болтается от ветра половина ворот, рядом упала сломанная калитка — вот все, что осталось здесь от жизни.
В душе нарастает гнев и страстная ненависть к подлым и гнусным врагам; начинаешь остро сожалеть, что семидесятилетний возраст мешает яростно их уничтожать плечом к плечу с атакующим бойцом.
Наша машина обгоняет небольшую группу жителей, спасшихся от угона в рабство. Врезалась в память маленькая старушка с исстрадавшимся лицом, на все вопросы отвечавшая только: «Будь они прокляты! Будь они прокляты!»
С гнетущим впечатлением военных дорог резко контрастировали радостные переживания первых же наших выступлений.
Как описать то необыкновенное радушие, трогательную заботу и внимание, которое повсюду встречала наша бригада.
Должен сказать, что перед отъездом меня одолевали сомнения — нужно ли сейчас людям фронта, воинам, готовящим себя к ожесточенной схватке с врагом, мое искусство?
Я вспоминал еще Л. Толстым ярко описанное глубокое сосредоточение всех духовных сил, отличающее солдата накануне боя, который может стать его смертным днем, и задумался: а не окажутся ли лишними в эту минуту приехавшие артисты и их предполагаемый концерт?
Жадные, возбужденные, горящие нетерпением глаза наших первых зрителей дали мне потрясающий по своей патетике ответ: мало сказать, что мы оказались кстати,— мы были нужны, необходимы, долгожданны!
Первый раз я так полно ощутил могучую силу искусства, его настоящее значение и смысл! Передо мной была идеальная аудитория, с трепетом ловящая каждое слово, чутко отзывающаяся на каждую интонацию, понимающая всю красоту глубокой мысли и благородного чувства.
Это увлечение слушателей совершенно покоряло выступавших артистов, волнение зрительного зала ответно вызывало среди нас необычайный подъем, превращая концерт в яркий, вдохновенный праздник.
Выступая среди летчиков, я думал, что с впечатлениями моего сегодняшнего выступления сидящие напротив меня люди, быть может, завтра полетят бомбить скопища врагов, и эта мысль вызывала такой творческий энтузиазм, что я вкладывал всю мою душу в исполняемые мною произведения.
Помнится, однажды наш бригадир подвел меня к окну и показал огромную толпу, теснящуюся около входа в помещение, где только что окончился наш концерт.
Оказывается, то были сотни не попавших на него бойцов, старавшихся хоть краем глаза уловить что-нибудь из происходившего на сцене. Перед таким волнующим зрелищем я не мог устоять, хотя и чувствовал себя чрезвычайно утомленным. Через пятнадцать минут состоялся наш второй концерт и после небольшого антракта — третий.
Я счастлив, что мне удалось выступать перед нашей великой Армией, перед ее офицерами и бойцами, и я испытываю высочайшее удовлетворение от сознания, что я по мере моих сил выполнил свой долг патриота и артиста.
Подробнее
ИЗ ДНЕВНИКА ФРОНТОВОЙ АКТРИСЫ
В.А. ОБУХОВА, Заслуженная артистка РСФСР. Очерк из книги «Малый театр на фронтах Великой Отечественной войны».
ИЗ ДНЕВНИКА ФРОНТОВОЙ АКТРИСЫ
В.А. ОБУХОВА, Заслуженная артистка РСФСР. Очерк из книги «Малый театр на фронтах Великой Отечественной войны».
Моя фронтовая работа началась с Москвы, то есть тогда, когда Москва была в непосредственной близости к фронту.
В 1941 году, в августе месяце, в День авиации, я попала в автомобильную катастрофу и долго пролежала в госпитале на излечении.
Когда я вышла из госпиталя, некоторые московские театры уже начали эвакуацию. По решению правительства эвакуировался в Челябинск и Малый театр. В том состоянии, в каком я тогда находилась, я не могла выехать со всеми работниками театра и по выздоровлении включилась в работу московской бригады артистов Малого театра.
Тревожные дни переживала столица в октябре и ноябре 1941 года. На улицах Москвы появилось много войск, орудий, танков... У застав выросли танковые заграждения. Враг рвался все ближе и ближе... 20 октября в «Правде» печатается постановление Государственного комитета обороны, подписанное товарищем Сталиным, мобилизующее все силы трудящихся Москвы на отпор врагу, на защиту столицы. Вводится осадное положение Москва — военный лагерь.
Оставшиеся в Москве артисты Малого театра сорганизовались в концертную группу, впоследствии оформившуюся при Всероссийском театральном обществе. Н. Н. Рыбников, Н. А. Белевцева, Г. И. Ковров, Н. Н. Горич, В. Ф. Лебедев, Г. М. Терехов, А. И. Ржанов, Н. С. Стоянова, П. А. Березов, П. И. Старковский, Е. С. Кузнецова, А. В. Карцев, аккордеонист В. Машков, певицы Н. И. Розанова и Н. М. Кожевникова — вот эта группа.
Я пересмотрела свой репертуар, подготовила новые вещи и стала выступать в концертах, часто по нескольку раз в день. Днем на вокзалах, в агитпунктах, в госпиталях, а вечером в воинских частях, казармах, штабах, зенитных батареях, на аэродромах в Москве и под Москвой.
Напряженная, нелегкая и вместе с тем радостная работа была у нас. Напряженная потому, что передвигаться приходилось по темным улицам\' Москвы, нас застигали бомбежки, было холодно, многие из нас были оторваны от своих близких. А радостная потому, что ежедневно выступая для частей Красной Армии, для героических защитников Родины, мы испытывали огромное удовлетворение, так как знали, что облегчаем их суровую жизнь, даем им минуту отдыха.
* * *
В декабре Красная Армия погнала немцев от Москвы. Освобождены были Можайск, Клин, Волоколамск. Я выезжала с концертными бригадами в эти города сразу после их освобождения.
Осенью 1942 года на юге вырастала новая угроза — враг шел к Сталинграду. В конце сентября меня вызвали в Комитет по делам искусств и предложили выехать в составе сборной московской бригады* на Юго-Западный фронт для обслуживания находившихся в районе Саратова войск в дни праздников 25-й годовщины Октября.
* В состав бригады, обслуживавшей Юго-Западный Лронт, входили артисты: С. Звягина, В. Хрусталев, Т. Оганезова, С. Днепров, А. Первиль, Е. Шукевич, вокальный квартет под управлением Я. Цнонскогр и баянист И. Косырев,
Из Москвы выезжали мы 13 октября. Поезд № 13 уходил в 13.00. В составе бригады было ... 13 человек. Казалось бы, такое обилие «чортовых дюжин» не предвещало ничего хорошего...
В Саратов приехали ночью. Было холодно. С Волги дул резкий ветер. Дождавшись утра, мы пошли в Дом Красной Армии. Нас отвели в общежитие, в огромную комнату на тридцать-сорок коек, и сказали: «Ждите, за вами приедут».
Мы стали ждать. В ожидании, по просьбе Дома Красной Армии, выступали в воинских частях в Саратове и под Саратовом. Наконец на четвертый или пятый день утром к нам в общежитие входит запыленный офицер и говорит: «Я за вами!»
Мы обрадовались.
— Наконец-то! Куда ехать?
— В Сталинград. Пауза. Мы этого не ожидали.
— А как ехать? Чем?
— Да я вам два открытых грузовика пригнал!
— А ехать долго? — Километров четыреста-пятьсот, берегом Волги.
— Нет, это невозможно,— говорю я. — Я первая этого не вынесу.
— Что вы, товарищ Обухова, вас там ждут! Этой фразы: «Вас там ждут!» было достаточно. Нас ждали там, где в то время была сосредоточена вся надежда нашей Родины.
Мы быстро и дружно стали оборудовать грузовики. Выпросили где-то на складе две плащ-палатки, по углам грузовиков прибили палки, натянули на них тенты. Меня решили посадить в кузов. Затем достали по своим аттестатам продукты на дорогу и пустились в путь.
Переправились через Волгу на пароме и левым берегом поехали к Сталинграду. Ехали без отдыха до темноты, останавливаясь только на ночь. Деревни и села на нашем пути были густо заселены беженцами из Сталинграда. Мы слушали их рассказы об ужасах, которые творились в Сталинграде, и думали: «Неужели мы будем там! нужны?»
Чем ближе мы подъезжали, тем больше войск было на дорогах. Ехали конница, танки, орудия, боеприпасы, шла пехота. Иногда скопление было таким большим, что мы
Долго пережидали, пропуская их вперед. На протяжении всей дороги с обеих ее сторон торчали палки и стрелки с надписями: «щель». Если появлялся вражеский самолет, надо было ложиться в эти щели.
Вскоре запахло гарью, на горизонте над Волгой показалась дымовая завеса, а с наступлением темноты мы увидели яркое зарево. Это был Сталинград!
К месту назначения мы приехали поздно ночью. Вышло недоразумение. Наш лейтенант привез нас туда, где находился Дом Красной Армии, когда он за нами уезжал. Оставив нас в машинах, он ушел в темноту и долго что-то искал, не находил, чертыхался... Оказалось, что за это время деревня была уничтожена и Дом Красной Армии перекочевал в село Заплавное.
Поехали искать это село. Нашли. Маленькая изба с громким названием «ДКА Сталинградского фронта». Нас, конечно, не ждали. Мы выгрузились из машин и, усталые до предела, легли прямо на пол, между канцелярским столом и несгораемым ящиком, тесно прижавшись друг к другу и положив свои вещевые мешки под голову. Заснули моментально. Просыпались лишь тогда, когда вдруг... переставало громыхать. Эти минуты стали уже непривычными для нас!
Утром пришли на занятия работники Дома Красной Армии и подняли нас. Мы встали, почистились, умылись у колодца, позавтракали в столовой и пошли к начальнику Дома Красной Армии «разговаривать». Начальник «принял» нас во дворе при ДКА, обстоятельно разъяснил обстановку и сказал: «Забудьте, что вы артисты, вы сейчас такие же бойцы, как и мы, и все, что ждет нас, ждет и вас. Положение, не скрываю, очень серьезное. А теперь пока идите в деревню, выбирайте любой дом, занимайте его и живите».
Мы пошли искать себе «дом». Дома все одинаковые — без крыш, разбитые, пустые. Мы разместились в двух недалеко стоящих друг от друга домах. В одном из них была даже печь, но... дров не было. И опять у меня сомнение: зачем мы здесь? нужны ли мы?..
Но вот началась наша работа, и этот вопрос уже больше никогда не возникал у меня.
Первое время мы выезжали в части, стоящие поблизости от Дома Красной Армии, — в Ленинск, в Ахтубу Нижнюю и Верхнюю. Все концерты давались на открытом воздухе. Закрытых помещений вообще уже не было. Концерт проходил в хорошем, приподнятом темпе. До начала мы узнавали фамилии бойцов и командиров, особенно отличившихся в последних боях, и им посвящали наши отдельные выступления — песни, сцены, танцы. Почти Есе концерты превращались в митинги. Наш бригадир — артистка Большого театра Сусанна Звягина очень хорошо и тепло говорила заключительное слово концерта, и в ответ мы всегда слышали: «Передайте Москве — не отдадим Сталинграда. Так будем бить мерзавцев-фашистов, что ни одного не останется!»
Как-то нам пришлось выехать в особую танковую бригаду. Она стояла у самой Волги, недалеко от города, вся замаскированная, в кустах. Мы пробыли у танкистов всего два дня, но расстались, как давнишние друзья.
Полковник — командир бригады, и его помощник — комиссар любовно рассказали нам о боевой жизни бригады и познакомили с ее лучшими людьми. Они гордились своим прославленным двадцатитрехлетним героем Иваном Ивановичем Корольковым, красивым, рослым бойцом-танкистом, показавшим в боях примеры беспредельной храбрости.
Месяца через четыре в Москве в Центральном доме работников искусств устраивался вечер — «Встреча защитников Сталинграда с мастерами искусств». Приглашена была и я. Войдя в комнату президиума, где уже было много военных и артистов, я услыхала возглас: «Наша!» Смотрю, сидят: Корольков, уже в звании лейтенанта, комиссар и командир бригады! Оказалось, что они приехали в Москву на два дня, получать гвардейское знамя. Радостная встреча была у нас! Ночью, после концерта, мы пошли по темной, тихой Москве, и они рассказали мне, что наш приезд произвел у них такое глубокое впечатление, что танкисты стали исчислять время и события в бригаде «до концерта московских артистов» или «после концерта московских артистов». Это была лучшая оценка и лучшая похвала нашей работы.
В последних числах октября начальник Дома Красной Армии опять собрал нас в дворике при ДКА и объявил приказ Политуправления Сталинградского фронта о направлении нашей бригады в части, расположенные в степях. Нам выделили маленькую санитарную машину, прозванную нами впоследствии «Антилопой» за то, что о«а вечно портилась. Постоянно что-то закипало в ней, она пыхтела, стреляла и выходила из повиновения своего «укротителя», комичного, но чрезвычайно ловкого и старательного шофера — татарина Апаса. Быстро собравшись и захватив традиционную еду на дорогу — черный хлеб и сало, мы покинули наши комфортабельные «дома» и двинулись в путь.
Дорога опять пролегала по берегу Волги вниз. На третьи сутки подъехали к перевозу и стали ждать своей очереди на паром, чтобы переправиться на тот берег, в село Никольское.
Волнительная переправа! Тут уже скопилось много людей, машин с боеприпасами, с провиантом. А враг делает частые налеты. Надо успеть проскочить во-время.
Очередь до нас еще далека. Все время смотрим за «воздухом». Укрыться негде — кругом пески. Тут мы впервые научились маскироваться и потом часто применяли этот способ: когда появлялся «фока» (так бойцы называли немецкие самолеты «Фокке-Вульф»), то надо было ложиться на спину на землю и прикрываться охапкой сухого тростника, который был заранее роздан каждому из нас. Я не имела достаточно мужества лечь на спину и смотреть таким образом опасности в глаза, а ложилась носом в землю, за что и получала неоднократные выговоры от нашего комиссара.
Наконец и до нас дошла очередь переправляться. Тут я каким-то образом отделилась от бригады и, не попав на паром со всеми вместе, осталась ждать следующей переправы. Началась бомбежка. В панике я зарылась в стог покрытой инеем соломы. Во все время налета я дрожала от... холода. «Ну, теперь конец мне, — думала я, — простужусь, охрипну. Какие тут выступления!»
Наконец и я переправилась через Волгу и очутилась на причале в селе Никольском.
Как мне обрадовались товарищи! Накормили, напоили меня чаем. Они уже все успели побывать в бане. Сусанна Звягина повела и меня. Ьаня военная, в землянке. Н осталась одна. Вдруг слышу, творится что-то невероятное. Землянка содрогнулась, перекосилась. Думаю — нет, выходить не буду. Когда все успокоилось, Звягина стучится ко мне в дверь.
— Отворите! Отворяю.
— Ну, вы живы?
— Жива, — говорю,— а что у вас там?
— На улице нескольких домов — как не бывало. —• А наши?
Она смеется.
Как начался налет, некоторые из наших так напугались, что не знали, куда спрятаться, и залезли в печку. Вылезли оттуда, как черти черные. Прямо хоть опять в баню!
Дав вечером концерт, мы на утро выехали в степь, на КП. Ехали целый день. К ночи подъехали к какому-то посту. Дежурный снесся с кем-то по телефону и сказал: «Езжайте!» Через полкилометра опять часовой. Этот уже сказал: «Вылезайте!» Мы выгрузились из нашей «Антилопы». Смотрим — кругом степь. Голая, пустая. В темноте не видно никаких построек. Из ночи появился человек и повел нас в степь. Куда?..
Останавливаемся. Он освещает фонариком земляную лестницу. Мы спускаемся вниз и попадаем в большую светлую землянку, с электрическим освещением и в несколько комнат. Это штаб Армии. Весь КП был под землей.
Нас дружески приветствуют командиры. Расспрашивают о Москве, о московских новостях, о театрах, о пьесе Корнейчука «Фронт». Было решено, что завтра мы даем концерт здесь, на КП, для Военного Совета, а потом уже поедем обслуживать Армию. Места для выступления было очень мало. Кроме электрической лампочки, было зажжено еще с десяток свечей. Зрителей было мало — человек тридцать. В первом ряду, посередине, сидел командующий — генерал Труфанов, небольшого роста, с суровым, худым лицом, темными, густыми бровями, в длинной бурке и высокой папахе. Я, как всегда, говорила приветственное вступительное слово и вела концерт. Мы все волновались. Необычайность обстановки шла на пользу исполнению.
По окончании концерта суровый командующий пригласил нас к себе. Мы переоделись и пошли к нему.
Очень маленькая землянка — накрытый стол занимал почти всю площадь. Военный Совет во главе с командующим ждал нас. Ужин прошел очень тепло. Командующий сначала сидел в уголке, молчаливо посматривая из-под строгих бровей, но потом разошелся и он. Мы опять читали, пели, а потом и все хором запели любимые песни.
Около двух часов ночи генерал Труфанов встал, сказав, что пора отдыхать. На шесть дней мы отправляемся на передний край, а 6 ноября он нас ждет опять к себе на КП.
— Вас командующие дивизиями будут оставлять у себя, но вы дайте мне слово, что приедете ко мне, — закончил он, потребовав от нас решительного обещания.
Все вышли из землянки в песчаную степь. Наверху было тихо. Очень потеплело. Не верилось, что мы где-то за Сталинградом, В пекле войны.
Выехали рано утром на своей «Антилопе». По дороге выступали у танкистов и еще в одном батальоне. К вечеру подъехали к небольшому селению. Нас устраивают в здании бывшей школы. Встретивший нас генерал не скрывает радости, что артисты посетили его часть первой. Мы уговариваемся в три дня обслужить его дивизию, потом уехать на два дня на левый край, а пятого вечером в 24.00 быть опять у него, на торжественном заседании.
На следующий день мы начинаем концерты по два и по три в день. Все на вольном воздухе. Погода стала теплая, и днем можно было выступать даже в концертных платьях.
Обычно наш зритель стоял либо в окопах, либо во дворе какой-нибудь избы, плотно прижавшись к забору или к стене. Это делалось для того, чтобы с «воздуха» не было видно скопления людей. Часто мы выступали после торжественного вручения орденов и медалей.
Четвертого ноября выезжаем на левый край. Здесь обстановка другая. Неприятель стоит очень близко. Каждый день ожесточенная борьба с ним из-за колодцев с пресной водой. Деревни все разбиты. Ночевать негде. Места пристрелянные, поэтому концерт даем с наступлением темноты в избе.
Пятое ноября — боевой для нас день. Надо успеть провести три концерта и к вечеру поспеть обратно на правый край. А расстояния между пунктами большие.
Встаем очень рано, в шесть часов утра. Сегодня не умываемся, воды здесь нет.
Наша «Антилопа» уже готова. Погода чудесная. Тепло, яркое солнце, безоблачное небо. Едем к передовой. Едем без дороги, просто по степи. Стоп!.. Дальше машине ехать нельзя. Команда — выходить, и по одному, цепочкой, через интервалы, мы, пригнувшись, бежим с километр к окопам.
Окопы. Бойцы стоят в них во весь рост, видно только полголовы из-под земли. Сбоку по обеим сторонам окопов стога соломы, на них полулежат командиры, замаскированные выжженным тростником в цвет песка. Нас уже ждут. Все в сборе.
Сбоку, около стога, вход в блиндаж, куда спускаются актеры. Оттуда выход на «сцену». «Сцена» — это естественная площадка перед окопами. За скопами, прямо перед глазами выступающих артистов, через небольшое озеро — деревня. Там расположены вражеские части.
Начинаем концерт. Сказав приветственное слово, я присаживаюсь на корточки, поближе к стогам, чтобы не «маячить». Концерт идет хорошо. Особенно колоритен танец. Яркие костюмы на солнце, среди степи, на песке. Сцена из «Хозяйки гостиницы» принимается дружными взрывами смеха.
Начинает петь квартет. Вдруг залп, свист и разрыв в ста метрах от нас. Минометный обстрел. Мне подают знак кончать. Квартет заканчивает песню, и я объявляю конец концерта. Второй залп. Свист. Разрыв уже ближе. Особо отличившийся в боях боец приветствует нас и благодарит. Звягина отвечает горячими прощальными словами. Все идет в «хорошем темпе», и опять, по приказу, цепочкой, пригнувшись, бегом вслед за комиссаром, направляемся к артиллеристам.
Они уже пришли за нами к машине и ждут. Вдруг третий залп — разрыв совсем рядом. Нас обдает песком. Приказ: «Ложись!» Я ложусь не сразу — растерялась, да и платье жаль — длинное, вечернее, нарядное. Окрик комиссара: «Товарищ Обухова, слушаться команды!» Ложусь. В перерыве между залпами Оганезова, я и Косырев добираемся до маленького окопа и укрываемся там. С нами командир-артиллерист. По его команде исполняем все, что полагается в таких случаях. Обстрел продолжается минут двадцать-тридцать.
Наконец наступает тишина, и мы направляемся к артиллеристам. Концерт несколько раз прерывается появлением «фоки». Окрик: «Воздух!», все разбегаются, маскируются и с исчезновением опасности опять собираются. Разбегаясь, бойцы кричат мне вслед: «Товарищ Обухова, не забудьте, на чем остановили концерт!»
После концерта соединяемся с Апасом и едем в учебный батальон, в сторону от передовой, где в 15.00 даем концерт.
С наступлением темноты отправляемся на правый край, с тем чтобы успеть туда, как условились, к 24 часам. Наступает полная темнота, и мы теряем ориентировку. Кружимся по степи, без дороги, как нам кажется, все по одному и тому же месту. Переживаем тревожные минуты. Наконец наталкиваемся на часового, который нас выводит на верную дорогу. В 24.00 подъезжаем к деревне.
Генерал стоит на дороге с часами в руках.
— Сейчас, — говорит он, — 24.00. Митинг закончен, когда можете начать концерт?
— Через двадцать минут, — отвечает Звягина.
Надеваем концертные платья, приводим себя в порядок, и в 00.20 я уже стою на маленькой сцене небольшого очень низенького деревенского клуба, освещенного одной электрической лампочкой.
В зрительном зале — бойцы, командиры этого соединения, героические защитники нашей Родины. Они провели торжественное заседание и ждут концерта. С волнением и искренностью говорю вступительное слово: «Товарищи, мы счастливы и горды, что Москва послала нас встретить и провести с вами, со славными защитниками города 84
Сталина, двадцать пятую годовщину великого праздника Октября».
Шестого ноября утром, распростившись с гостеприимным генералом, выезжаем обратно на КП. В дороге нас застает сильная метель. По степи крутит так как у нас под Москвой в январскую или февральскую пургу. «Антилопа» наша испортилась и остановилась в степи. А ведь мы обещали, что шестого вечером будем присутствовать на торжественном заседании на КП. Мы были уверены, что нас там ждут. На наше счастье, показался пустой грузовик из-под боеприпасов, мы перегрузились на него и, оставив «Антилопу» в степи, поехали на КП.
Вошли в знакомую нам штабную землянку. Почти все командиры были в сборе. Не было командующего, его заместителя и еще кое-кого. По тому, как они все держались, по их лицам, мы поняли, что у них что-то произошло и они чего-то ждут.
Нас разводят по квартирам. «Отдыхайте, а завтра будет видно, что делать».
Меня и Оганезову комендант КП повел в свою землянку. До нее от штабной землянки было, вероятно, не более трехсот метров, но шли мы — я не преувеличиваю! — около часа. Пурга была такая сильная, что в двух шагах ничего не было видно.
Шли мы так: впереди комендант, за ним, положив ему на плечо руку, шла Оганезова, а за ней, так же держа руку на ее плече, шла я. Мы крутили по степи и не могли найти нужную нам землянку. Комендант, боевой, смышленый парень, участник Севастопольской обороны, был в отчаянии. Наконец мы наткнулись на часового, который указал нам ориентир на комендантскую землянку. Сойти в нее было нельзя — земляные ступени размокли и обледенели. Мы спустились туда, как ребятишки со снеговых гор, и очутились в комфортабельной землянке, которую комендант своими руками выстроил и оборудовал. Он очень гордился ею и «горевал», что ее скоро придется бросать.
Нас встретил Ваня, маленький мальчик лет десяти-одиннадцати. За его обстоятельность и серьезность его звали Иваном Ивановичем. Комендант подобрал его где-то на дорогах войны, и теперь мальчик шел вместе с частью.
В землянке было тепло. Ваня еще подбросил дров, и мы начали стаскивать с себя одежду.
Шубы у нас промокли насквозь. Платье, белье — все было мокро, хоть выжимай, а переодеться не во что, так
Kaк вещевые мешки тоже промокли. Мы выжали шубы, развесили над печкой все наши вещи и улеглись спать. Наверху свирепствовала метель. Утром седьмого была ясная морозная погода. Проснулись мы поздно. Хозяева поставили между нашими койками импровизированный стол и пригласили нас к праздничному завтраку: сто граммов водки на каждого, чудесная свежая жареная рыба из здешних озер, шоколад. Пришел еще помощник коменданта. Мы поздравили друг друга с праздником двадцать пятой годовщины Октябрьской революции.
Вдруг слышим, что к землянке подъезжает машина. Кто-то быстро соскальзывает в землянку. Генерал Труфанов! В мокрой бурке, мокрой папахе, улыбающийся и бодрый.
— Ну, — обратился он к нам, — хотели вместе встретить праздник — не пришлось, уж вы извините. Извинитесь перед вашими товарищами. Спасибо, что были у нас, поддержали солдат, а теперь уезжайте отсюда и как можно скорее. Нам приказ пришел, услышите о нас, погордитесь нами, а нет — все-таки не поминайте лихом, идем жизнь отдать, но победить!
Мы распрощались с ним. Он погладил Ваню по голове и быстро выбежал из землянки. Свернув свои вещи и натянув на себя все еще мокрые шубы, мы вышли наверх.
Непривычное зрелище представлял собою КП. У каждой прежде замаскированной землянки стояла машина: либо легковая, либо грузовик. Шла погрузка. Все это делалось быстро, чтобы не привлечь внимания неприятеля.
Наша «Антилопа» тоже уже стояла здесь, «разводила пары», трещала и пыхтела. Мы быстро простились с бойцами, пожелали им удачи и поехали в сторону Волги.
Дальнейший наш путь был опять до села Никольского. Тут тоже все сворачивалось, Нам надо было вернуться в Заплавное, в Дом Красной Армии фронта, но в Никольском у нас возникли осложнения: тяжело заболел С. И. Днепров, везти его было нельзя, оставлять мы его не хотели. Волга должна была вот-вот закрыться, и тогда мы оказывались отрезанными на неопределенное время в пустом, оставленном нашими войсками селе. Нам удалось договориться с походным госпиталем об отправке Днепрова вместе с ранеными до Саратова на самолете, а сами пустились в обратный путь.
В Заплавном мы не задержались. Срок нашей командировки заканчивался. Обратно в Саратов наша дорога опять была по берегу Волги. Обстановка здесь была совсем иная. Тот бесконечный поток войск, который мы наблюдали, когда ехали к Сталинграду, прекратился. Картина в «воздухе» была тоже совсем другая: наши летели стройными рядами к Сталинграду и возвращались через некоторое время так же стройно.
В Саратове мы соединились с Днепровым, получили нужные нам документы и выехали поездом обратно в Москву.
Подъезжая к Москве, в Мичуринске, 27 ноября, мы КУПИЛИ центральные газеты. Вот что в них говорилось: «Наши войска, расположенные на подступах к Сталинграду, перешли в наступление, прорвали оборону немцев...» Затем перечислялись разгромленные вражеские дивизии, огромное количество захваченных машин, орудий и других трофеев. В конце сообщения перечислялись отличившиеся войска и среди них — войска генерала Труфанова! Итак, мы услыхали о них! Слава вам, доблестные сыны отечества!
Все, что пришлось увидеть и испытать в Сталинграде, так велико, что слова кажутся невыразительными. Здесь каждый день происходили такие чудеса мужества, самоотверженности, что перед ними с благоговением склоняешь голову. Замечательные, великие люди!
Пребывание на Сталинградском фронте показало мне, какую радость, отдых и свежую зарядку приносили бойцам своими выступлениями мы, артисты. Когда видишь радостные, полные веселого ожидания глаза этого необычного и замечательного зрителя, который через несколько часов пойдет в бой, защищая Родину, то забываешь все — усталость, невзгоды, трудности, опасность. Становишься таким же бойцом, непосредственно участвуешь в великом деле защиты Родины. И потому всякий раз, когда театр обращался ко мне с предложением выехать на фронт, я с радостью соглашалась.
* * *
К двадцатипятилетию Красной Армии Малый театр опять посылает бригаду на фронт. Народного артиста республики Аркадия Васильевича Полякова назначают художественным руководителем, меня — бригадиром. Бригада в составе одиннадцати человек: заслуженная артистка республики Малышева, артисты Темкина, Карнович, Лагутин, Ванюков, Пироцкая, Белоусов, баянист Семенов и администратор Дарьяльский. Программа концерта утверждена большая: старинный русский водевиль Григорьева «Дочь русского актера», «Медведь» А. П. Чехова, художественное чтение, певцы и баян.
После просмотра программы в Центральном доме Красной Армии мне выдают командировочное предписание, направляющее нас в распоряжение Политуправления Юго-Западного фронта. Стало быть, ехать надо через Сталинград, в район Миллерово.
Теперь уже добираться из Москвы до фронтов стало гораздо труднее, чем в 1941 и 1942 годах: дальше! Да и дороги еще не восстановлены.
Этот обстоятельства ни ЦДКА, ни мы сами не учли, и, сев 19 февраля в поезд на Сталинград, мы поняли, что к двадцать третьему мы еще будем где-нибудь в пути.
Мы не могли с этим примириться. Поэтому, доехав до Мичуринска, мы сошли с поезда и, договорившись с комендантом вокзала, перебрались на открытые угольные платформы, которые следовали по направлению Воронежа, то есть к ближайшей линии фронта.
На станции Отрожки наш состав встал — дальше путей не было. Мы высадились, закоченевшие от холода и грязные от угля, и пошли отогреваться. А. В. Поляков, депутат Верховного Совета от Воронежа, хорошо знал эти места и отправился на рекогносцировку. Часа через три он приезжает обратно на грузовике и кричит нам: «Успех!!» По просьбе А. В. Полякова командующий принял решение, что в праздничные дни мы обслужим его армию, а затем он поможет нам добраться до места нашего назначения. Концерт надо давать сейчас же, в Воронеже.
Мы выехали в Воронеж ночью. Проезжая через весь город до здания Медицинского института, где должен был состояться наш концерт, мы наблюдали потрясающую картину разрушения. Черными, зловещими силуэтами высятся каркасы домов по обе стороны улиц. Насквозь белеют оконные проемы и огромные пробоины в стенах. Висящие куски железа от сорванных крыш издают при порывах ветра жуткие звуки... Метет метель... Все занесено снегом. В сугробах стоят заржавелые трамваи, торчат обугленные стволы деревьев, остатки недавних танковых заграждений...
Подъезжаем к зданию института. От него уцелели три стены, четвертая наскоро сколочена из фанеры. В углах зала поставлены печурки. Зал битком набит военными и гражданскими. Последние — это партактив города, уже вернувшийся в Воронеж.
Торжественная часть закончена.
— Сейчас состоится концерт артистов Государственного ордена Ленина Академического Малого театра во главе с народным артистом республики депутатом Верховного Совета от Воронежа Аркадием Васильевичем Поляковым.
Гром аплодисментов покрывает это объявление. И мы, забыв усталость четырехдневного трудного пути, быстро переодеваемся в вечерние парадные костюмы и с особым подъемом начинаем наш концерт.
Мы задерживаемся в этой армии на три дня. Даем восемь концертов для бойцов и командиров, встречаемся с самодеятельностью и армейским ансамблем. Командующий армией относится к нам исключительно тепло и дружески. Перед отъездом я при его помощи узнаю, что «хвост» (так было принято тогда называть тылы) Юго-Западного фронта я могу найти в городе Острогожске. Нас снабжают продуктами и дают санитарную машину. Мы дружески прощаемся и пускаемся в странствование.
Едем по снежным дорогам войны. Едем день, два... Проезжаем разбитые города, сожженные села, деревни. Едем по полям, покрытым замерзшими трупами фрицев.
Путь этот был очень трудный: «санитарка» маленькая, а нас одиннадцать человек и довольно много вещей. Застываешь, но пошевелиться буквально нельзя. Машина все время застревает в сугробах, мы с усилиями ее вытаскиваем: проедем метров двести-триста и — опять: «Раз!.. Два!.. Взяли!.. Раз!.. Два!.. Двинем!..» Создается впечатление, что мы везем машину, а не она нас.
На третий день въезжаем в город Острогожск. Я узнаю, что тыла фронта здесь уже нет. Надо ехать через Валуйки в Купянск. Мы решаем отказаться от машины и просим коменданта станции Острогожск посадить нас в один из проходящих эшелонов.
Но это, оказывается, не так просто: вагоны всех проходящих эшелонов набиты до отказа.
Наступает ночь. Коменданту мы явно мешаем. Наша бригада заполонила собой и своими вещами все его тесное помещение, а работа у него большая и напряженная: проходит эшелон за эшелоном — ведь под Харьковом идут напряженные бои.
И когда к нему вместе с морозом врывается молодой лейтенант с нарядом на отправку его эшелона и с просьбой «да поскорее!» комендант решительно заявляет ему: «Возьмешь московских артистов с собой, пропущу, а то жди!»
Предварительно договорившись с нами о том, что мы дадим в пути «постановочки» для бойцов, лейтенант с веселой фамилией Помпушко берет нас с собой. Надеваем за плечи вещевые мешки и идем по темным путям к его теплушке.
Здесь свободнее, чем в других вагонах. У телефона сидит дежурный и принимает сведения от наблюдающего за «воздухом». На нарах лежит завернувшийся в черную бурку больной ангиной полковник, догоняющий свою часть. Помпушко гостеприимен, поит нас чаем и даже водкой и укладывает на нары спать.
На следующий день мы ходим по теплушкам и даем летучие концерты. Читаем, поем песни. Наибольший успех имеют дядя Саша и его баян. Он окончательно перекочевал к бойцам, и в нашей теплушке мы его и не видим.
На третий день рано утром мы подъехали к станции Купянск II. Здесь надо быстро выгружаться, так как все пути забиты составами, правда, порожняком, но враг бомбит их нещадно. Я оставляю бригаду в каком-то разрушенном доме, а сама иду по путям в Купянск искать коменданта, чтобы получить у него сведения о «хвосте» нужного нам фронта.
Этот путь мне очень запомнился. Было еще темно. До Купянска всего километра два, но за это время трижды была бомбежка. Укрытия нигде не видно... Я ложилась на шпалы, крепко прижавшись к земле, между рельсами.
В Купянске я узнаю адрес командующего тылом. Командующий, высокий сутуловатый мужчина, средних лет, с проседью, читает мои документы и, обращаясь к адъютанту, говорит: «Позаботьтесь о завтраке».
— Извольте, товарищ Обухова, Варвара Александровна, — возвращая мне документы, говорит он. — Трудно рас узнать в таком виде, а я вас у нас в Академии имени Фрунзе не раз в концертах слушал. Я там преподавателем был. Машины я постараюсь вам достать, хоть это трудно сейчас. А пока мы вас напоим, накормим.
После завтрака мы вышли на улицу. Украинское мартовское солнце уже пригревало, и грязь была в поселке невозможная. Мы с генералом зашагали по лужам. Искали машину долго. Наконец на какой-то базе генерал приказал дать мне машину до города Купянска.
— Там стоит танковый корпус, вы дадите им два-три концерта. Они вас перебросят в Политуправление нашего фронта. Им это не так трудно, как мне сейчас.
Я поблагодарила за хлопоты, села к шоферу в кабинку и поехала за своими на станцию Купянск II, где меня уже с тревогой и нетерпением ожидали.
Гвардейский корпус только что вышел из боев, и, видимо, очень тяжелых, так как народ там был усталый, сосредоточенный и, на первый взгляд, даже нелюбезный. Начальник штаба корпуса, встретив, сказал: — Напрасно вы приехали сюда,
— Почему?—спросили мы.
— Да не место вам здесь, неспокойно очень, не выдержите!
К большому нашему удовлетворению, после первого же концерта, данного нами в большом здании кинотеатра города Купянска, замечательно принятого и солдатской и офицерской аудиторией, он сказал уже другие слова: «Молодцы, что приехали, и именно сюда, развлекли народ, — отдохнул он, слушая вас».
На следующий день мы дали еще два концерта и, проведя тревожную из-за воздушных налетов ночь, двинулись в Сватово, к местонахождению Политуправления фронта. Явившись к начальнику Политуправления, мы договорились с ним и принялись за работу. Наша «штаб-квартира» была в Сватове на окраине города, в маленьких украинских мазанках при Доме Красной Армии фронта. Отсюда мы выезжали к местам назначения.
Особенно запомнилась нам одна поездка — на огневые позиции минометных частей под Изюмом.
...Предместье Изюма. Гвардейские минометные части. Огневые позиции в полутора километрах от врага. Концерт идет в Маленьком развалившемся здании бывшей школы. Зрителей немного — человек пятьдесят. Во время концерта все время входят и выходят. Оказывается, они идут выполнять задание — давать залп — и возвращаются.
Впереди сидит командир полка, молодой капитан. Я с ним условилась, что, если надо будет прервать или прекратить концерт, он подаст мне знак. В середине концерта он, как условлено, подзывает меня. Надо прервать концерт на пятнадцать минут. Нас приглашают посмотреть на выполнение задания.
В шагах двадцати от здания стоит «катюша». Подается команда:
— В честь артистов Малого театра по фашистским гадам — огонь!
Потом свисток и оглушительные залпы. На стороне врага вспыхивают точки пожарищ, после чего наступает тишина.
Через некоторое время идем продолжать наш концерт. Капитан осведомляется, как долго будет он еще длиться.
— Да минут сорок пять, — говорю, — у нас остался водевиль «Дочь русского актера».
— Надо бы сократить. Сейчас от них может появиться разведчик и потом нам будет «ответ», так что вам здесь оставаться нельзя.
Капитан стоит в окне, смотрит водевиль и следит за «воздухом». Вот он опять подает мне знак. Мы заканчиваем водевиль, быстро прощаемся и, кто в чем был, кто в гриме, кто в старинном платье с фижмами, накидываем на себя шубы, взбираемся на грузовик и быстро отъезжаем. Нас ждут уже в другом месте.
«Чудесный концерт придал еще больше бодрости и сил, еще больше решительности и вдохновения в грозной, священной борьбе за нашу Родину. Крепче рука сжимает винтовку, сердце рвется в бой! Большое фронтовое спасибо за чудесные, счастливые минуты! Еще крепче будем громить фашистских варваров до полного их уничтожения». Вот что написали нам наши зрители, гвардейцы минометного полка об этом необычном концерте.
За двадцать три дня работы на Юго-Западном фронте мы дали пятьдесят восемь концертов. Наша работа получила хорошую оценку, и нам была объявлена благодарность приказом по фронту.
Несмотря на то, что поездка была очень трудная и опасная, мои товарищи по бригаде почувствовали всю сладость фронтовой работы и радость, которую они доставили своими выступлениями славным защитникам Родины.
* * *
Прошел год.
В феврале 1944 года бригада Малого театра побывала на Первом Прибалтийском фронте.
Наступают первомайские праздники, и у нас опять сборы. Направляют нас на Первый Белорусский фронт. Состав бригады: заслуженный артист республики Б. П. Бриллиантов, артисты А. Ф. Сальникова, А. А. Непомнящая, П. А. Оленев, А. С. Жуков, певица Г. М. Бенюш, баянист А. С. Семенов и администратор И. И. Дарьяльский. Я еду бригадиром.
У нас на этот раз в репертуаре большой монтаж пьесы А. Островского «На бойком месте», неизменная сцена свидания из комедии «Женитьба Бальзаминова», пение, мое чтение и дяди сашино соло на баяне.
...Начинаем с концерта для Военного Совета фронта, после которого выезжаем в прославленную армию героя Советского Союза генерала Батова. Первое выступление — на КП.
Густой сосновый лес. Он кажется будто бы диким, девственным, но под землей кипит жизнь. И какая жизнь! Подъезжаем в темноте к клубу.
Замечательно отдел
В.А. ОБУХОВА, Заслуженная артистка РСФСР. Очерк из книги «Малый театр на фронтах Великой Отечественной войны».
Моя фронтовая работа началась с Москвы, то есть тогда, когда Москва была в непосредственной близости к фронту.
В 1941 году, в августе месяце, в День авиации, я попала в автомобильную катастрофу и долго пролежала в госпитале на излечении.
Когда я вышла из госпиталя, некоторые московские театры уже начали эвакуацию. По решению правительства эвакуировался в Челябинск и Малый театр. В том состоянии, в каком я тогда находилась, я не могла выехать со всеми работниками театра и по выздоровлении включилась в работу московской бригады артистов Малого театра.
Тревожные дни переживала столица в октябре и ноябре 1941 года. На улицах Москвы появилось много войск, орудий, танков... У застав выросли танковые заграждения. Враг рвался все ближе и ближе... 20 октября в «Правде» печатается постановление Государственного комитета обороны, подписанное товарищем Сталиным, мобилизующее все силы трудящихся Москвы на отпор врагу, на защиту столицы. Вводится осадное положение Москва — военный лагерь.
Оставшиеся в Москве артисты Малого театра сорганизовались в концертную группу, впоследствии оформившуюся при Всероссийском театральном обществе. Н. Н. Рыбников, Н. А. Белевцева, Г. И. Ковров, Н. Н. Горич, В. Ф. Лебедев, Г. М. Терехов, А. И. Ржанов, Н. С. Стоянова, П. А. Березов, П. И. Старковский, Е. С. Кузнецова, А. В. Карцев, аккордеонист В. Машков, певицы Н. И. Розанова и Н. М. Кожевникова — вот эта группа.
Я пересмотрела свой репертуар, подготовила новые вещи и стала выступать в концертах, часто по нескольку раз в день. Днем на вокзалах, в агитпунктах, в госпиталях, а вечером в воинских частях, казармах, штабах, зенитных батареях, на аэродромах в Москве и под Москвой.
Напряженная, нелегкая и вместе с тем радостная работа была у нас. Напряженная потому, что передвигаться приходилось по темным улицам\' Москвы, нас застигали бомбежки, было холодно, многие из нас были оторваны от своих близких. А радостная потому, что ежедневно выступая для частей Красной Армии, для героических защитников Родины, мы испытывали огромное удовлетворение, так как знали, что облегчаем их суровую жизнь, даем им минуту отдыха.
* * *
В декабре Красная Армия погнала немцев от Москвы. Освобождены были Можайск, Клин, Волоколамск. Я выезжала с концертными бригадами в эти города сразу после их освобождения.
Осенью 1942 года на юге вырастала новая угроза — враг шел к Сталинграду. В конце сентября меня вызвали в Комитет по делам искусств и предложили выехать в составе сборной московской бригады* на Юго-Западный фронт для обслуживания находившихся в районе Саратова войск в дни праздников 25-й годовщины Октября.
* В состав бригады, обслуживавшей Юго-Западный Лронт, входили артисты: С. Звягина, В. Хрусталев, Т. Оганезова, С. Днепров, А. Первиль, Е. Шукевич, вокальный квартет под управлением Я. Цнонскогр и баянист И. Косырев,
Из Москвы выезжали мы 13 октября. Поезд № 13 уходил в 13.00. В составе бригады было ... 13 человек. Казалось бы, такое обилие «чортовых дюжин» не предвещало ничего хорошего...
В Саратов приехали ночью. Было холодно. С Волги дул резкий ветер. Дождавшись утра, мы пошли в Дом Красной Армии. Нас отвели в общежитие, в огромную комнату на тридцать-сорок коек, и сказали: «Ждите, за вами приедут».
Мы стали ждать. В ожидании, по просьбе Дома Красной Армии, выступали в воинских частях в Саратове и под Саратовом. Наконец на четвертый или пятый день утром к нам в общежитие входит запыленный офицер и говорит: «Я за вами!»
Мы обрадовались.
— Наконец-то! Куда ехать?
— В Сталинград. Пауза. Мы этого не ожидали.
— А как ехать? Чем?
— Да я вам два открытых грузовика пригнал!
— А ехать долго? — Километров четыреста-пятьсот, берегом Волги.
— Нет, это невозможно,— говорю я. — Я первая этого не вынесу.
— Что вы, товарищ Обухова, вас там ждут! Этой фразы: «Вас там ждут!» было достаточно. Нас ждали там, где в то время была сосредоточена вся надежда нашей Родины.
Мы быстро и дружно стали оборудовать грузовики. Выпросили где-то на складе две плащ-палатки, по углам грузовиков прибили палки, натянули на них тенты. Меня решили посадить в кузов. Затем достали по своим аттестатам продукты на дорогу и пустились в путь.
Переправились через Волгу на пароме и левым берегом поехали к Сталинграду. Ехали без отдыха до темноты, останавливаясь только на ночь. Деревни и села на нашем пути были густо заселены беженцами из Сталинграда. Мы слушали их рассказы об ужасах, которые творились в Сталинграде, и думали: «Неужели мы будем там! нужны?»
Чем ближе мы подъезжали, тем больше войск было на дорогах. Ехали конница, танки, орудия, боеприпасы, шла пехота. Иногда скопление было таким большим, что мы
Долго пережидали, пропуская их вперед. На протяжении всей дороги с обеих ее сторон торчали палки и стрелки с надписями: «щель». Если появлялся вражеский самолет, надо было ложиться в эти щели.
Вскоре запахло гарью, на горизонте над Волгой показалась дымовая завеса, а с наступлением темноты мы увидели яркое зарево. Это был Сталинград!
К месту назначения мы приехали поздно ночью. Вышло недоразумение. Наш лейтенант привез нас туда, где находился Дом Красной Армии, когда он за нами уезжал. Оставив нас в машинах, он ушел в темноту и долго что-то искал, не находил, чертыхался... Оказалось, что за это время деревня была уничтожена и Дом Красной Армии перекочевал в село Заплавное.
Поехали искать это село. Нашли. Маленькая изба с громким названием «ДКА Сталинградского фронта». Нас, конечно, не ждали. Мы выгрузились из машин и, усталые до предела, легли прямо на пол, между канцелярским столом и несгораемым ящиком, тесно прижавшись друг к другу и положив свои вещевые мешки под голову. Заснули моментально. Просыпались лишь тогда, когда вдруг... переставало громыхать. Эти минуты стали уже непривычными для нас!
Утром пришли на занятия работники Дома Красной Армии и подняли нас. Мы встали, почистились, умылись у колодца, позавтракали в столовой и пошли к начальнику Дома Красной Армии «разговаривать». Начальник «принял» нас во дворе при ДКА, обстоятельно разъяснил обстановку и сказал: «Забудьте, что вы артисты, вы сейчас такие же бойцы, как и мы, и все, что ждет нас, ждет и вас. Положение, не скрываю, очень серьезное. А теперь пока идите в деревню, выбирайте любой дом, занимайте его и живите».
Мы пошли искать себе «дом». Дома все одинаковые — без крыш, разбитые, пустые. Мы разместились в двух недалеко стоящих друг от друга домах. В одном из них была даже печь, но... дров не было. И опять у меня сомнение: зачем мы здесь? нужны ли мы?..
Но вот началась наша работа, и этот вопрос уже больше никогда не возникал у меня.
Первое время мы выезжали в части, стоящие поблизости от Дома Красной Армии, — в Ленинск, в Ахтубу Нижнюю и Верхнюю. Все концерты давались на открытом воздухе. Закрытых помещений вообще уже не было. Концерт проходил в хорошем, приподнятом темпе. До начала мы узнавали фамилии бойцов и командиров, особенно отличившихся в последних боях, и им посвящали наши отдельные выступления — песни, сцены, танцы. Почти Есе концерты превращались в митинги. Наш бригадир — артистка Большого театра Сусанна Звягина очень хорошо и тепло говорила заключительное слово концерта, и в ответ мы всегда слышали: «Передайте Москве — не отдадим Сталинграда. Так будем бить мерзавцев-фашистов, что ни одного не останется!»
Как-то нам пришлось выехать в особую танковую бригаду. Она стояла у самой Волги, недалеко от города, вся замаскированная, в кустах. Мы пробыли у танкистов всего два дня, но расстались, как давнишние друзья.
Полковник — командир бригады, и его помощник — комиссар любовно рассказали нам о боевой жизни бригады и познакомили с ее лучшими людьми. Они гордились своим прославленным двадцатитрехлетним героем Иваном Ивановичем Корольковым, красивым, рослым бойцом-танкистом, показавшим в боях примеры беспредельной храбрости.
Месяца через четыре в Москве в Центральном доме работников искусств устраивался вечер — «Встреча защитников Сталинграда с мастерами искусств». Приглашена была и я. Войдя в комнату президиума, где уже было много военных и артистов, я услыхала возглас: «Наша!» Смотрю, сидят: Корольков, уже в звании лейтенанта, комиссар и командир бригады! Оказалось, что они приехали в Москву на два дня, получать гвардейское знамя. Радостная встреча была у нас! Ночью, после концерта, мы пошли по темной, тихой Москве, и они рассказали мне, что наш приезд произвел у них такое глубокое впечатление, что танкисты стали исчислять время и события в бригаде «до концерта московских артистов» или «после концерта московских артистов». Это была лучшая оценка и лучшая похвала нашей работы.
В последних числах октября начальник Дома Красной Армии опять собрал нас в дворике при ДКА и объявил приказ Политуправления Сталинградского фронта о направлении нашей бригады в части, расположенные в степях. Нам выделили маленькую санитарную машину, прозванную нами впоследствии «Антилопой» за то, что о«а вечно портилась. Постоянно что-то закипало в ней, она пыхтела, стреляла и выходила из повиновения своего «укротителя», комичного, но чрезвычайно ловкого и старательного шофера — татарина Апаса. Быстро собравшись и захватив традиционную еду на дорогу — черный хлеб и сало, мы покинули наши комфортабельные «дома» и двинулись в путь.
Дорога опять пролегала по берегу Волги вниз. На третьи сутки подъехали к перевозу и стали ждать своей очереди на паром, чтобы переправиться на тот берег, в село Никольское.
Волнительная переправа! Тут уже скопилось много людей, машин с боеприпасами, с провиантом. А враг делает частые налеты. Надо успеть проскочить во-время.
Очередь до нас еще далека. Все время смотрим за «воздухом». Укрыться негде — кругом пески. Тут мы впервые научились маскироваться и потом часто применяли этот способ: когда появлялся «фока» (так бойцы называли немецкие самолеты «Фокке-Вульф»), то надо было ложиться на спину на землю и прикрываться охапкой сухого тростника, который был заранее роздан каждому из нас. Я не имела достаточно мужества лечь на спину и смотреть таким образом опасности в глаза, а ложилась носом в землю, за что и получала неоднократные выговоры от нашего комиссара.
Наконец и до нас дошла очередь переправляться. Тут я каким-то образом отделилась от бригады и, не попав на паром со всеми вместе, осталась ждать следующей переправы. Началась бомбежка. В панике я зарылась в стог покрытой инеем соломы. Во все время налета я дрожала от... холода. «Ну, теперь конец мне, — думала я, — простужусь, охрипну. Какие тут выступления!»
Наконец и я переправилась через Волгу и очутилась на причале в селе Никольском.
Как мне обрадовались товарищи! Накормили, напоили меня чаем. Они уже все успели побывать в бане. Сусанна Звягина повела и меня. Ьаня военная, в землянке. Н осталась одна. Вдруг слышу, творится что-то невероятное. Землянка содрогнулась, перекосилась. Думаю — нет, выходить не буду. Когда все успокоилось, Звягина стучится ко мне в дверь.
— Отворите! Отворяю.
— Ну, вы живы?
— Жива, — говорю,— а что у вас там?
— На улице нескольких домов — как не бывало. —• А наши?
Она смеется.
Как начался налет, некоторые из наших так напугались, что не знали, куда спрятаться, и залезли в печку. Вылезли оттуда, как черти черные. Прямо хоть опять в баню!
Дав вечером концерт, мы на утро выехали в степь, на КП. Ехали целый день. К ночи подъехали к какому-то посту. Дежурный снесся с кем-то по телефону и сказал: «Езжайте!» Через полкилометра опять часовой. Этот уже сказал: «Вылезайте!» Мы выгрузились из нашей «Антилопы». Смотрим — кругом степь. Голая, пустая. В темноте не видно никаких построек. Из ночи появился человек и повел нас в степь. Куда?..
Останавливаемся. Он освещает фонариком земляную лестницу. Мы спускаемся вниз и попадаем в большую светлую землянку, с электрическим освещением и в несколько комнат. Это штаб Армии. Весь КП был под землей.
Нас дружески приветствуют командиры. Расспрашивают о Москве, о московских новостях, о театрах, о пьесе Корнейчука «Фронт». Было решено, что завтра мы даем концерт здесь, на КП, для Военного Совета, а потом уже поедем обслуживать Армию. Места для выступления было очень мало. Кроме электрической лампочки, было зажжено еще с десяток свечей. Зрителей было мало — человек тридцать. В первом ряду, посередине, сидел командующий — генерал Труфанов, небольшого роста, с суровым, худым лицом, темными, густыми бровями, в длинной бурке и высокой папахе. Я, как всегда, говорила приветственное вступительное слово и вела концерт. Мы все волновались. Необычайность обстановки шла на пользу исполнению.
По окончании концерта суровый командующий пригласил нас к себе. Мы переоделись и пошли к нему.
Очень маленькая землянка — накрытый стол занимал почти всю площадь. Военный Совет во главе с командующим ждал нас. Ужин прошел очень тепло. Командующий сначала сидел в уголке, молчаливо посматривая из-под строгих бровей, но потом разошелся и он. Мы опять читали, пели, а потом и все хором запели любимые песни.
Около двух часов ночи генерал Труфанов встал, сказав, что пора отдыхать. На шесть дней мы отправляемся на передний край, а 6 ноября он нас ждет опять к себе на КП.
— Вас командующие дивизиями будут оставлять у себя, но вы дайте мне слово, что приедете ко мне, — закончил он, потребовав от нас решительного обещания.
Все вышли из землянки в песчаную степь. Наверху было тихо. Очень потеплело. Не верилось, что мы где-то за Сталинградом, В пекле войны.
Выехали рано утром на своей «Антилопе». По дороге выступали у танкистов и еще в одном батальоне. К вечеру подъехали к небольшому селению. Нас устраивают в здании бывшей школы. Встретивший нас генерал не скрывает радости, что артисты посетили его часть первой. Мы уговариваемся в три дня обслужить его дивизию, потом уехать на два дня на левый край, а пятого вечером в 24.00 быть опять у него, на торжественном заседании.
На следующий день мы начинаем концерты по два и по три в день. Все на вольном воздухе. Погода стала теплая, и днем можно было выступать даже в концертных платьях.
Обычно наш зритель стоял либо в окопах, либо во дворе какой-нибудь избы, плотно прижавшись к забору или к стене. Это делалось для того, чтобы с «воздуха» не было видно скопления людей. Часто мы выступали после торжественного вручения орденов и медалей.
Четвертого ноября выезжаем на левый край. Здесь обстановка другая. Неприятель стоит очень близко. Каждый день ожесточенная борьба с ним из-за колодцев с пресной водой. Деревни все разбиты. Ночевать негде. Места пристрелянные, поэтому концерт даем с наступлением темноты в избе.
Пятое ноября — боевой для нас день. Надо успеть провести три концерта и к вечеру поспеть обратно на правый край. А расстояния между пунктами большие.
Встаем очень рано, в шесть часов утра. Сегодня не умываемся, воды здесь нет.
Наша «Антилопа» уже готова. Погода чудесная. Тепло, яркое солнце, безоблачное небо. Едем к передовой. Едем без дороги, просто по степи. Стоп!.. Дальше машине ехать нельзя. Команда — выходить, и по одному, цепочкой, через интервалы, мы, пригнувшись, бежим с километр к окопам.
Окопы. Бойцы стоят в них во весь рост, видно только полголовы из-под земли. Сбоку по обеим сторонам окопов стога соломы, на них полулежат командиры, замаскированные выжженным тростником в цвет песка. Нас уже ждут. Все в сборе.
Сбоку, около стога, вход в блиндаж, куда спускаются актеры. Оттуда выход на «сцену». «Сцена» — это естественная площадка перед окопами. За скопами, прямо перед глазами выступающих артистов, через небольшое озеро — деревня. Там расположены вражеские части.
Начинаем концерт. Сказав приветственное слово, я присаживаюсь на корточки, поближе к стогам, чтобы не «маячить». Концерт идет хорошо. Особенно колоритен танец. Яркие костюмы на солнце, среди степи, на песке. Сцена из «Хозяйки гостиницы» принимается дружными взрывами смеха.
Начинает петь квартет. Вдруг залп, свист и разрыв в ста метрах от нас. Минометный обстрел. Мне подают знак кончать. Квартет заканчивает песню, и я объявляю конец концерта. Второй залп. Свист. Разрыв уже ближе. Особо отличившийся в боях боец приветствует нас и благодарит. Звягина отвечает горячими прощальными словами. Все идет в «хорошем темпе», и опять, по приказу, цепочкой, пригнувшись, бегом вслед за комиссаром, направляемся к артиллеристам.
Они уже пришли за нами к машине и ждут. Вдруг третий залп — разрыв совсем рядом. Нас обдает песком. Приказ: «Ложись!» Я ложусь не сразу — растерялась, да и платье жаль — длинное, вечернее, нарядное. Окрик комиссара: «Товарищ Обухова, слушаться команды!» Ложусь. В перерыве между залпами Оганезова, я и Косырев добираемся до маленького окопа и укрываемся там. С нами командир-артиллерист. По его команде исполняем все, что полагается в таких случаях. Обстрел продолжается минут двадцать-тридцать.
Наконец наступает тишина, и мы направляемся к артиллеристам. Концерт несколько раз прерывается появлением «фоки». Окрик: «Воздух!», все разбегаются, маскируются и с исчезновением опасности опять собираются. Разбегаясь, бойцы кричат мне вслед: «Товарищ Обухова, не забудьте, на чем остановили концерт!»
После концерта соединяемся с Апасом и едем в учебный батальон, в сторону от передовой, где в 15.00 даем концерт.
С наступлением темноты отправляемся на правый край, с тем чтобы успеть туда, как условились, к 24 часам. Наступает полная темнота, и мы теряем ориентировку. Кружимся по степи, без дороги, как нам кажется, все по одному и тому же месту. Переживаем тревожные минуты. Наконец наталкиваемся на часового, который нас выводит на верную дорогу. В 24.00 подъезжаем к деревне.
Генерал стоит на дороге с часами в руках.
— Сейчас, — говорит он, — 24.00. Митинг закончен, когда можете начать концерт?
— Через двадцать минут, — отвечает Звягина.
Надеваем концертные платья, приводим себя в порядок, и в 00.20 я уже стою на маленькой сцене небольшого очень низенького деревенского клуба, освещенного одной электрической лампочкой.
В зрительном зале — бойцы, командиры этого соединения, героические защитники нашей Родины. Они провели торжественное заседание и ждут концерта. С волнением и искренностью говорю вступительное слово: «Товарищи, мы счастливы и горды, что Москва послала нас встретить и провести с вами, со славными защитниками города 84
Сталина, двадцать пятую годовщину великого праздника Октября».
Шестого ноября утром, распростившись с гостеприимным генералом, выезжаем обратно на КП. В дороге нас застает сильная метель. По степи крутит так как у нас под Москвой в январскую или февральскую пургу. «Антилопа» наша испортилась и остановилась в степи. А ведь мы обещали, что шестого вечером будем присутствовать на торжественном заседании на КП. Мы были уверены, что нас там ждут. На наше счастье, показался пустой грузовик из-под боеприпасов, мы перегрузились на него и, оставив «Антилопу» в степи, поехали на КП.
Вошли в знакомую нам штабную землянку. Почти все командиры были в сборе. Не было командующего, его заместителя и еще кое-кого. По тому, как они все держались, по их лицам, мы поняли, что у них что-то произошло и они чего-то ждут.
Нас разводят по квартирам. «Отдыхайте, а завтра будет видно, что делать».
Меня и Оганезову комендант КП повел в свою землянку. До нее от штабной землянки было, вероятно, не более трехсот метров, но шли мы — я не преувеличиваю! — около часа. Пурга была такая сильная, что в двух шагах ничего не было видно.
Шли мы так: впереди комендант, за ним, положив ему на плечо руку, шла Оганезова, а за ней, так же держа руку на ее плече, шла я. Мы крутили по степи и не могли найти нужную нам землянку. Комендант, боевой, смышленый парень, участник Севастопольской обороны, был в отчаянии. Наконец мы наткнулись на часового, который указал нам ориентир на комендантскую землянку. Сойти в нее было нельзя — земляные ступени размокли и обледенели. Мы спустились туда, как ребятишки со снеговых гор, и очутились в комфортабельной землянке, которую комендант своими руками выстроил и оборудовал. Он очень гордился ею и «горевал», что ее скоро придется бросать.
Нас встретил Ваня, маленький мальчик лет десяти-одиннадцати. За его обстоятельность и серьезность его звали Иваном Ивановичем. Комендант подобрал его где-то на дорогах войны, и теперь мальчик шел вместе с частью.
В землянке было тепло. Ваня еще подбросил дров, и мы начали стаскивать с себя одежду.
Шубы у нас промокли насквозь. Платье, белье — все было мокро, хоть выжимай, а переодеться не во что, так
Kaк вещевые мешки тоже промокли. Мы выжали шубы, развесили над печкой все наши вещи и улеглись спать. Наверху свирепствовала метель. Утром седьмого была ясная морозная погода. Проснулись мы поздно. Хозяева поставили между нашими койками импровизированный стол и пригласили нас к праздничному завтраку: сто граммов водки на каждого, чудесная свежая жареная рыба из здешних озер, шоколад. Пришел еще помощник коменданта. Мы поздравили друг друга с праздником двадцать пятой годовщины Октябрьской революции.
Вдруг слышим, что к землянке подъезжает машина. Кто-то быстро соскальзывает в землянку. Генерал Труфанов! В мокрой бурке, мокрой папахе, улыбающийся и бодрый.
— Ну, — обратился он к нам, — хотели вместе встретить праздник — не пришлось, уж вы извините. Извинитесь перед вашими товарищами. Спасибо, что были у нас, поддержали солдат, а теперь уезжайте отсюда и как можно скорее. Нам приказ пришел, услышите о нас, погордитесь нами, а нет — все-таки не поминайте лихом, идем жизнь отдать, но победить!
Мы распрощались с ним. Он погладил Ваню по голове и быстро выбежал из землянки. Свернув свои вещи и натянув на себя все еще мокрые шубы, мы вышли наверх.
Непривычное зрелище представлял собою КП. У каждой прежде замаскированной землянки стояла машина: либо легковая, либо грузовик. Шла погрузка. Все это делалось быстро, чтобы не привлечь внимания неприятеля.
Наша «Антилопа» тоже уже стояла здесь, «разводила пары», трещала и пыхтела. Мы быстро простились с бойцами, пожелали им удачи и поехали в сторону Волги.
Дальнейший наш путь был опять до села Никольского. Тут тоже все сворачивалось, Нам надо было вернуться в Заплавное, в Дом Красной Армии фронта, но в Никольском у нас возникли осложнения: тяжело заболел С. И. Днепров, везти его было нельзя, оставлять мы его не хотели. Волга должна была вот-вот закрыться, и тогда мы оказывались отрезанными на неопределенное время в пустом, оставленном нашими войсками селе. Нам удалось договориться с походным госпиталем об отправке Днепрова вместе с ранеными до Саратова на самолете, а сами пустились в обратный путь.
В Заплавном мы не задержались. Срок нашей командировки заканчивался. Обратно в Саратов наша дорога опять была по берегу Волги. Обстановка здесь была совсем иная. Тот бесконечный поток войск, который мы наблюдали, когда ехали к Сталинграду, прекратился. Картина в «воздухе» была тоже совсем другая: наши летели стройными рядами к Сталинграду и возвращались через некоторое время так же стройно.
В Саратове мы соединились с Днепровым, получили нужные нам документы и выехали поездом обратно в Москву.
Подъезжая к Москве, в Мичуринске, 27 ноября, мы КУПИЛИ центральные газеты. Вот что в них говорилось: «Наши войска, расположенные на подступах к Сталинграду, перешли в наступление, прорвали оборону немцев...» Затем перечислялись разгромленные вражеские дивизии, огромное количество захваченных машин, орудий и других трофеев. В конце сообщения перечислялись отличившиеся войска и среди них — войска генерала Труфанова! Итак, мы услыхали о них! Слава вам, доблестные сыны отечества!
Все, что пришлось увидеть и испытать в Сталинграде, так велико, что слова кажутся невыразительными. Здесь каждый день происходили такие чудеса мужества, самоотверженности, что перед ними с благоговением склоняешь голову. Замечательные, великие люди!
Пребывание на Сталинградском фронте показало мне, какую радость, отдых и свежую зарядку приносили бойцам своими выступлениями мы, артисты. Когда видишь радостные, полные веселого ожидания глаза этого необычного и замечательного зрителя, который через несколько часов пойдет в бой, защищая Родину, то забываешь все — усталость, невзгоды, трудности, опасность. Становишься таким же бойцом, непосредственно участвуешь в великом деле защиты Родины. И потому всякий раз, когда театр обращался ко мне с предложением выехать на фронт, я с радостью соглашалась.
* * *
К двадцатипятилетию Красной Армии Малый театр опять посылает бригаду на фронт. Народного артиста республики Аркадия Васильевича Полякова назначают художественным руководителем, меня — бригадиром. Бригада в составе одиннадцати человек: заслуженная артистка республики Малышева, артисты Темкина, Карнович, Лагутин, Ванюков, Пироцкая, Белоусов, баянист Семенов и администратор Дарьяльский. Программа концерта утверждена большая: старинный русский водевиль Григорьева «Дочь русского актера», «Медведь» А. П. Чехова, художественное чтение, певцы и баян.
После просмотра программы в Центральном доме Красной Армии мне выдают командировочное предписание, направляющее нас в распоряжение Политуправления Юго-Западного фронта. Стало быть, ехать надо через Сталинград, в район Миллерово.
Теперь уже добираться из Москвы до фронтов стало гораздо труднее, чем в 1941 и 1942 годах: дальше! Да и дороги еще не восстановлены.
Этот обстоятельства ни ЦДКА, ни мы сами не учли, и, сев 19 февраля в поезд на Сталинград, мы поняли, что к двадцать третьему мы еще будем где-нибудь в пути.
Мы не могли с этим примириться. Поэтому, доехав до Мичуринска, мы сошли с поезда и, договорившись с комендантом вокзала, перебрались на открытые угольные платформы, которые следовали по направлению Воронежа, то есть к ближайшей линии фронта.
На станции Отрожки наш состав встал — дальше путей не было. Мы высадились, закоченевшие от холода и грязные от угля, и пошли отогреваться. А. В. Поляков, депутат Верховного Совета от Воронежа, хорошо знал эти места и отправился на рекогносцировку. Часа через три он приезжает обратно на грузовике и кричит нам: «Успех!!» По просьбе А. В. Полякова командующий принял решение, что в праздничные дни мы обслужим его армию, а затем он поможет нам добраться до места нашего назначения. Концерт надо давать сейчас же, в Воронеже.
Мы выехали в Воронеж ночью. Проезжая через весь город до здания Медицинского института, где должен был состояться наш концерт, мы наблюдали потрясающую картину разрушения. Черными, зловещими силуэтами высятся каркасы домов по обе стороны улиц. Насквозь белеют оконные проемы и огромные пробоины в стенах. Висящие куски железа от сорванных крыш издают при порывах ветра жуткие звуки... Метет метель... Все занесено снегом. В сугробах стоят заржавелые трамваи, торчат обугленные стволы деревьев, остатки недавних танковых заграждений...
Подъезжаем к зданию института. От него уцелели три стены, четвертая наскоро сколочена из фанеры. В углах зала поставлены печурки. Зал битком набит военными и гражданскими. Последние — это партактив города, уже вернувшийся в Воронеж.
Торжественная часть закончена.
— Сейчас состоится концерт артистов Государственного ордена Ленина Академического Малого театра во главе с народным артистом республики депутатом Верховного Совета от Воронежа Аркадием Васильевичем Поляковым.
Гром аплодисментов покрывает это объявление. И мы, забыв усталость четырехдневного трудного пути, быстро переодеваемся в вечерние парадные костюмы и с особым подъемом начинаем наш концерт.
Мы задерживаемся в этой армии на три дня. Даем восемь концертов для бойцов и командиров, встречаемся с самодеятельностью и армейским ансамблем. Командующий армией относится к нам исключительно тепло и дружески. Перед отъездом я при его помощи узнаю, что «хвост» (так было принято тогда называть тылы) Юго-Западного фронта я могу найти в городе Острогожске. Нас снабжают продуктами и дают санитарную машину. Мы дружески прощаемся и пускаемся в странствование.
Едем по снежным дорогам войны. Едем день, два... Проезжаем разбитые города, сожженные села, деревни. Едем по полям, покрытым замерзшими трупами фрицев.
Путь этот был очень трудный: «санитарка» маленькая, а нас одиннадцать человек и довольно много вещей. Застываешь, но пошевелиться буквально нельзя. Машина все время застревает в сугробах, мы с усилиями ее вытаскиваем: проедем метров двести-триста и — опять: «Раз!.. Два!.. Взяли!.. Раз!.. Два!.. Двинем!..» Создается впечатление, что мы везем машину, а не она нас.
На третий день въезжаем в город Острогожск. Я узнаю, что тыла фронта здесь уже нет. Надо ехать через Валуйки в Купянск. Мы решаем отказаться от машины и просим коменданта станции Острогожск посадить нас в один из проходящих эшелонов.
Но это, оказывается, не так просто: вагоны всех проходящих эшелонов набиты до отказа.
Наступает ночь. Коменданту мы явно мешаем. Наша бригада заполонила собой и своими вещами все его тесное помещение, а работа у него большая и напряженная: проходит эшелон за эшелоном — ведь под Харьковом идут напряженные бои.
И когда к нему вместе с морозом врывается молодой лейтенант с нарядом на отправку его эшелона и с просьбой «да поскорее!» комендант решительно заявляет ему: «Возьмешь московских артистов с собой, пропущу, а то жди!»
Предварительно договорившись с нами о том, что мы дадим в пути «постановочки» для бойцов, лейтенант с веселой фамилией Помпушко берет нас с собой. Надеваем за плечи вещевые мешки и идем по темным путям к его теплушке.
Здесь свободнее, чем в других вагонах. У телефона сидит дежурный и принимает сведения от наблюдающего за «воздухом». На нарах лежит завернувшийся в черную бурку больной ангиной полковник, догоняющий свою часть. Помпушко гостеприимен, поит нас чаем и даже водкой и укладывает на нары спать.
На следующий день мы ходим по теплушкам и даем летучие концерты. Читаем, поем песни. Наибольший успех имеют дядя Саша и его баян. Он окончательно перекочевал к бойцам, и в нашей теплушке мы его и не видим.
На третий день рано утром мы подъехали к станции Купянск II. Здесь надо быстро выгружаться, так как все пути забиты составами, правда, порожняком, но враг бомбит их нещадно. Я оставляю бригаду в каком-то разрушенном доме, а сама иду по путям в Купянск искать коменданта, чтобы получить у него сведения о «хвосте» нужного нам фронта.
Этот путь мне очень запомнился. Было еще темно. До Купянска всего километра два, но за это время трижды была бомбежка. Укрытия нигде не видно... Я ложилась на шпалы, крепко прижавшись к земле, между рельсами.
В Купянске я узнаю адрес командующего тылом. Командующий, высокий сутуловатый мужчина, средних лет, с проседью, читает мои документы и, обращаясь к адъютанту, говорит: «Позаботьтесь о завтраке».
— Извольте, товарищ Обухова, Варвара Александровна, — возвращая мне документы, говорит он. — Трудно рас узнать в таком виде, а я вас у нас в Академии имени Фрунзе не раз в концертах слушал. Я там преподавателем был. Машины я постараюсь вам достать, хоть это трудно сейчас. А пока мы вас напоим, накормим.
После завтрака мы вышли на улицу. Украинское мартовское солнце уже пригревало, и грязь была в поселке невозможная. Мы с генералом зашагали по лужам. Искали машину долго. Наконец на какой-то базе генерал приказал дать мне машину до города Купянска.
— Там стоит танковый корпус, вы дадите им два-три концерта. Они вас перебросят в Политуправление нашего фронта. Им это не так трудно, как мне сейчас.
Я поблагодарила за хлопоты, села к шоферу в кабинку и поехала за своими на станцию Купянск II, где меня уже с тревогой и нетерпением ожидали.
Гвардейский корпус только что вышел из боев, и, видимо, очень тяжелых, так как народ там был усталый, сосредоточенный и, на первый взгляд, даже нелюбезный. Начальник штаба корпуса, встретив, сказал: — Напрасно вы приехали сюда,
— Почему?—спросили мы.
— Да не место вам здесь, неспокойно очень, не выдержите!
К большому нашему удовлетворению, после первого же концерта, данного нами в большом здании кинотеатра города Купянска, замечательно принятого и солдатской и офицерской аудиторией, он сказал уже другие слова: «Молодцы, что приехали, и именно сюда, развлекли народ, — отдохнул он, слушая вас».
На следующий день мы дали еще два концерта и, проведя тревожную из-за воздушных налетов ночь, двинулись в Сватово, к местонахождению Политуправления фронта. Явившись к начальнику Политуправления, мы договорились с ним и принялись за работу. Наша «штаб-квартира» была в Сватове на окраине города, в маленьких украинских мазанках при Доме Красной Армии фронта. Отсюда мы выезжали к местам назначения.
Особенно запомнилась нам одна поездка — на огневые позиции минометных частей под Изюмом.
...Предместье Изюма. Гвардейские минометные части. Огневые позиции в полутора километрах от врага. Концерт идет в Маленьком развалившемся здании бывшей школы. Зрителей немного — человек пятьдесят. Во время концерта все время входят и выходят. Оказывается, они идут выполнять задание — давать залп — и возвращаются.
Впереди сидит командир полка, молодой капитан. Я с ним условилась, что, если надо будет прервать или прекратить концерт, он подаст мне знак. В середине концерта он, как условлено, подзывает меня. Надо прервать концерт на пятнадцать минут. Нас приглашают посмотреть на выполнение задания.
В шагах двадцати от здания стоит «катюша». Подается команда:
— В честь артистов Малого театра по фашистским гадам — огонь!
Потом свисток и оглушительные залпы. На стороне врага вспыхивают точки пожарищ, после чего наступает тишина.
Через некоторое время идем продолжать наш концерт. Капитан осведомляется, как долго будет он еще длиться.
— Да минут сорок пять, — говорю, — у нас остался водевиль «Дочь русского актера».
— Надо бы сократить. Сейчас от них может появиться разведчик и потом нам будет «ответ», так что вам здесь оставаться нельзя.
Капитан стоит в окне, смотрит водевиль и следит за «воздухом». Вот он опять подает мне знак. Мы заканчиваем водевиль, быстро прощаемся и, кто в чем был, кто в гриме, кто в старинном платье с фижмами, накидываем на себя шубы, взбираемся на грузовик и быстро отъезжаем. Нас ждут уже в другом месте.
«Чудесный концерт придал еще больше бодрости и сил, еще больше решительности и вдохновения в грозной, священной борьбе за нашу Родину. Крепче рука сжимает винтовку, сердце рвется в бой! Большое фронтовое спасибо за чудесные, счастливые минуты! Еще крепче будем громить фашистских варваров до полного их уничтожения». Вот что написали нам наши зрители, гвардейцы минометного полка об этом необычном концерте.
За двадцать три дня работы на Юго-Западном фронте мы дали пятьдесят восемь концертов. Наша работа получила хорошую оценку, и нам была объявлена благодарность приказом по фронту.
Несмотря на то, что поездка была очень трудная и опасная, мои товарищи по бригаде почувствовали всю сладость фронтовой работы и радость, которую они доставили своими выступлениями славным защитникам Родины.
* * *
Прошел год.
В феврале 1944 года бригада Малого театра побывала на Первом Прибалтийском фронте.
Наступают первомайские праздники, и у нас опять сборы. Направляют нас на Первый Белорусский фронт. Состав бригады: заслуженный артист республики Б. П. Бриллиантов, артисты А. Ф. Сальникова, А. А. Непомнящая, П. А. Оленев, А. С. Жуков, певица Г. М. Бенюш, баянист А. С. Семенов и администратор И. И. Дарьяльский. Я еду бригадиром.
У нас на этот раз в репертуаре большой монтаж пьесы А. Островского «На бойком месте», неизменная сцена свидания из комедии «Женитьба Бальзаминова», пение, мое чтение и дяди сашино соло на баяне.
...Начинаем с концерта для Военного Совета фронта, после которого выезжаем в прославленную армию героя Советского Союза генерала Батова. Первое выступление — на КП.
Густой сосновый лес. Он кажется будто бы диким, девственным, но под землей кипит жизнь. И какая жизнь! Подъезжаем в темноте к клубу.
Замечательно отдел
Подробнее
П. М. САДОВСКИЙ. ИЗ БЛОКНОТА
Публикуем очередной отрывок из книги «Малый театр на фронтах Великой отечественной войны». Пров Михайлович Садовский, народный артист СССР, лауреат Сталинской премии выезжал на фронт в качестве художественного руководителя первой фронтовой бригады Малого театра...
П.М. САДОВСКИЙ. ИЗ БЛОКНОТА
Публикуем очередной отрывок из книги «Малый театр на фронтах Великой отечественной войны». Пров Михайлович Садовский, народный артист СССР, лауреат Сталинской премии выезжал на фронт в качестве художественного руководителя первой фронтовой бригады Малого театра, в состав которой входили лауреаты Сталинской премии, народные артисты РСФСР Е. Н. Гоголева и И.В. Ильинский и ряд других артистов Малого театра. П. М. Садовский, наряду с выполнением работы художественного руководителя, выступал также и в качестве артиста, исполняя с И. В. Ильинским сцену встречи Несчастливцева с Аркашкой Счастливцевым из пьесы А. Н. Островского «Лес».
Во время поездки П. М. Садовский вел записи своих впечатлений. Публикуемая выдержка из блокнота П. М. Садовского относится к февралю 1942 года. (Ред.)
Партийная организации Малого театра предложила мне вместе с бригадой артистов выехать на фронт для обслуживания воинских частей.
Несмотря на болезнь, я с большим удовлетворением дал свое согласие.
21 февраля мы выехали из Москвы в направлении прифронтовой полосы.
Первый концерт состоялся в госпитале для раненых бойцов. Этот госпиталь был расположен в том самом помещении, где в мирное время находился санаторий под названием «Барвиха». Хорошо знакомые места... Здесь я неоднократно и отдыхал и лечился.
Сейчас в этом госпитале около восьмисот раненых. Здесь все наполнено человеческими страданиями.
Направляемся выступать. Иду по коридору в концертный зал. Каждый уголок вызывает вереницу воспоминаний. Так и кажется, что вот-вот навстречу выплывет какая-нибудь знакомая фигура, то ли Варвары Массалитиновой, то ли Александры Александровны Яблочкиной, или Васи Качалова, или Владимира Ивановича Немировича-Данченко, или Корчагиной-Александровской... Сколько нас здесь круглый год ремонтировалось, отдыхало...
Первое выступление. Какой душевный прием! Какое редкое по теплоте внимание!..
Кроме официальной концертной программы в зале, часть товарищей выступала «в одиночку» в палатах — это для тех больных, которые не могут притти в зал. Неописуемой трогательностью веет от этих общений. Этого даже не расскажешь!..
Утром поехали дальше — еще ближе к фронту. Вот штаб воздушных сил Западного фронта. Здесь подряд дали два концерта. Зрительный зал полон до отказа. Слушают, начиная от командира воздушного флота и кончая рядовым составом.
Бесконечную гамму ощущений испытываешь ты — исполнитель — перед этой совершенно своеобразной аудиторией.
Едем дальше. Вот уже действующие фронтовые части и подразделения...
Хотя везде мы встречаем и гостеприимство и радушный прием, все же — так всегда бывает — где-то, в каком-то одном месте, всего теплее, гостеприимнее и радушнее.
Так случилось и здесь.
Фронтовики, право, какие-то особенные люди, наредкость жизнерадостные, правдивые, спокойные, верящие в свое дело, в самих себя. Здесь и мужчины и женщины.
Глубоко врезалась мне в память встреча с летчиком, комиссаром эскадрильи. Имя его Иван Петрович Скворцов, Иван Петрович Скворцов — еще совсем молодой, стройный, красивый. С первого нашего знакомства он назвал меня почему-то «отцом», и это как-то особенно тепло прозвучало для меня. Ну так и пошло — «отец» да «отец»...
Не помню, как случилось, но после обеда, в крошечной столовой, подле самой кухни, остались мы допивать чай. Разговор перескакивал, как это часто бывает во время послеобеденного чая, с одного случая на другой.
После одной из пауз мой собеседник как-то неожиданно вдруг проговорил: «Да, отец, а вот у меня большое несчастье»... и, запнувшись, он замолчал.
— Какое? — спросил я.
— Нет, тяжело говорить! — после большой паузы ответил он.
Просить рассказать то, что человек хранит в тайниках своей души, было как-то неделикатно. Я промолчал, наклонился к стакану с чаем, как вдруг услышал:
— Мать мою немцы повесили...
- Где?
— В деревне. Деревня сейчас в наших руках, и мне только что рассказали подробности гибели матери.
Опять тяжелая пауза.
— Я прилетал к матери в деревню несколько раз. И, когда нашу деревню заняли немцы, они стали допрашивать мать. Спросили, сколько у нее сыновей. Она ответила— два. Что делают? Где служат? Она ответила—в Красной Армии, один пехотинец, другой летчик.
— Он к вам прилетал? Она ответила — да.
— А где он садился?
— Этот вопрос, видимо, смутил мать. То ли ей показалось, что при новом возможном моем прилете она выдаст меня, то ли вообще она не хотела указывать место посадки самолета. Только она ответила, что не знает.
— Ну, а дальше?.. Дальше уж все, как заведено. Сначала пытали, а потом повесили.
Мне стало не по себе. Чувствую — глаза у меня намокают. Захотелось как-то разрядить это настроение. Хотелось сказать какое-то теплое слово, но голос не слушался...
Я поцеловал его и быстро вышел.
Ивана Петровича Скворцова, как и многих других, встретившихся мне на фронте, я никогда не забуду. Я обязан подобным встречам очень многим, так как тут среди этих настоящих людей, Людей с большой буквы, душа моя «лечилась», — другого слова не подберу, - именно «лечилась».
Публикуем очередной отрывок из книги «Малый театр на фронтах Великой отечественной войны». Пров Михайлович Садовский, народный артист СССР, лауреат Сталинской премии выезжал на фронт в качестве художественного руководителя первой фронтовой бригады Малого театра, в состав которой входили лауреаты Сталинской премии, народные артисты РСФСР Е. Н. Гоголева и И.В. Ильинский и ряд других артистов Малого театра. П. М. Садовский, наряду с выполнением работы художественного руководителя, выступал также и в качестве артиста, исполняя с И. В. Ильинским сцену встречи Несчастливцева с Аркашкой Счастливцевым из пьесы А. Н. Островского «Лес».
Во время поездки П. М. Садовский вел записи своих впечатлений. Публикуемая выдержка из блокнота П. М. Садовского относится к февралю 1942 года. (Ред.)
Партийная организации Малого театра предложила мне вместе с бригадой артистов выехать на фронт для обслуживания воинских частей.
Несмотря на болезнь, я с большим удовлетворением дал свое согласие.
21 февраля мы выехали из Москвы в направлении прифронтовой полосы.
Первый концерт состоялся в госпитале для раненых бойцов. Этот госпиталь был расположен в том самом помещении, где в мирное время находился санаторий под названием «Барвиха». Хорошо знакомые места... Здесь я неоднократно и отдыхал и лечился.
Сейчас в этом госпитале около восьмисот раненых. Здесь все наполнено человеческими страданиями.
Направляемся выступать. Иду по коридору в концертный зал. Каждый уголок вызывает вереницу воспоминаний. Так и кажется, что вот-вот навстречу выплывет какая-нибудь знакомая фигура, то ли Варвары Массалитиновой, то ли Александры Александровны Яблочкиной, или Васи Качалова, или Владимира Ивановича Немировича-Данченко, или Корчагиной-Александровской... Сколько нас здесь круглый год ремонтировалось, отдыхало...
Первое выступление. Какой душевный прием! Какое редкое по теплоте внимание!..
Кроме официальной концертной программы в зале, часть товарищей выступала «в одиночку» в палатах — это для тех больных, которые не могут притти в зал. Неописуемой трогательностью веет от этих общений. Этого даже не расскажешь!..
Утром поехали дальше — еще ближе к фронту. Вот штаб воздушных сил Западного фронта. Здесь подряд дали два концерта. Зрительный зал полон до отказа. Слушают, начиная от командира воздушного флота и кончая рядовым составом.
Бесконечную гамму ощущений испытываешь ты — исполнитель — перед этой совершенно своеобразной аудиторией.
Едем дальше. Вот уже действующие фронтовые части и подразделения...
Хотя везде мы встречаем и гостеприимство и радушный прием, все же — так всегда бывает — где-то, в каком-то одном месте, всего теплее, гостеприимнее и радушнее.
Так случилось и здесь.
Фронтовики, право, какие-то особенные люди, наредкость жизнерадостные, правдивые, спокойные, верящие в свое дело, в самих себя. Здесь и мужчины и женщины.
Глубоко врезалась мне в память встреча с летчиком, комиссаром эскадрильи. Имя его Иван Петрович Скворцов, Иван Петрович Скворцов — еще совсем молодой, стройный, красивый. С первого нашего знакомства он назвал меня почему-то «отцом», и это как-то особенно тепло прозвучало для меня. Ну так и пошло — «отец» да «отец»...
Не помню, как случилось, но после обеда, в крошечной столовой, подле самой кухни, остались мы допивать чай. Разговор перескакивал, как это часто бывает во время послеобеденного чая, с одного случая на другой.
После одной из пауз мой собеседник как-то неожиданно вдруг проговорил: «Да, отец, а вот у меня большое несчастье»... и, запнувшись, он замолчал.
— Какое? — спросил я.
— Нет, тяжело говорить! — после большой паузы ответил он.
Просить рассказать то, что человек хранит в тайниках своей души, было как-то неделикатно. Я промолчал, наклонился к стакану с чаем, как вдруг услышал:
— Мать мою немцы повесили...
- Где?
— В деревне. Деревня сейчас в наших руках, и мне только что рассказали подробности гибели матери.
Опять тяжелая пауза.
— Я прилетал к матери в деревню несколько раз. И, когда нашу деревню заняли немцы, они стали допрашивать мать. Спросили, сколько у нее сыновей. Она ответила— два. Что делают? Где служат? Она ответила—в Красной Армии, один пехотинец, другой летчик.
— Он к вам прилетал? Она ответила — да.
— А где он садился?
— Этот вопрос, видимо, смутил мать. То ли ей показалось, что при новом возможном моем прилете она выдаст меня, то ли вообще она не хотела указывать место посадки самолета. Только она ответила, что не знает.
— Ну, а дальше?.. Дальше уж все, как заведено. Сначала пытали, а потом повесили.
Мне стало не по себе. Чувствую — глаза у меня намокают. Захотелось как-то разрядить это настроение. Хотелось сказать какое-то теплое слово, но голос не слушался...
Я поцеловал его и быстро вышел.
Ивана Петровича Скворцова, как и многих других, встретившихся мне на фронте, я никогда не забуду. Я обязан подобным встречам очень многим, так как тут среди этих настоящих людей, Людей с большой буквы, душа моя «лечилась», — другого слова не подберу, - именно «лечилась».
Подробнее
МОЯ ПЕРЕПИСКА С ФРОНТОМ
Автор очередного очерка из книги «Малый театр на фронтах Великой Отечественной войны» — Александра Александровна Яблочкина, народная артистка СССР, лауреат Сталинской премии
МОЯ ПЕРЕПИСКА С ФРОНТОМ
Автор очередного очерка из книги «Малый театр на фронтах Великой Отечественной войны» — Александра Александровна Яблочкина, народная артистка СССР, лауреат Сталинской премии
Я хочу рассказать о моей переписке с теми героями, которые своими беспримерными подвигами, неимоверным упорством и самоотверженностью в борьбе за Родину воздвигли себе нерукотворный памятник в веках.
Через посредство газеты я узнала адреса бойцов, сражавшихся в тех воинских частях, куда Малый театр посылал свои подарки. Мне дали адреса и объяснили, что можно написать и без указания фамилии, так как в этом случае письма будут переданы тем, кому нет весточки от родных, друзей. А бойцы рады письму, пожалуй, даже больше, чем подарку.
Я написала два письма: одно на определенную фамилию, а другое с обращением к тому, кому оно попадет. Глубокую радость и громадное нравственное удовлетворение испытала я, получив возможность обратиться к защитникам нашей Родины, культуры, жизни, свободы с ласковыми строками материнской любви, с выражением желания отдать за них, в большинстве молодых, только начинающих жить, свою жизнь «последнего заката». Всем им я гожусь в матери, а то и в бабушки.
И вот, я получила первый ответ на свое письмо от группы политических работников Армии.
«Мы верим в победу, — писали они, — как верим в то, что утро сменяет ночь и весна сменяет зиму! Мы верим потому, что знаем — за нами города и нивы, наши академии и театры, памятники нашей вечной культуры, плоды творческого труда, сокровища нашего бессмертного искусства, родные, друзья, все, что мы любим, все, что нам свято,—i за нами наша Родина!».
Я счастлива и горда тем, что они меня называют «родной», пишут, как они любят мой Малый театр, в воспоминаниях о котором воплощено для них столько хорошего, родного, русского, московского! На такие письма нельзя было не ответить...
Не могу не вспомнить о замечательном, написанном с литературным талантом письме комиссара батальона товарища Федоровича, в котором описывается беспримерный подвиг челябинского комсомольца Сосновского. Нельзя было удержаться от слез, читая о молодом человеке, от давшем свою жизнь для спасения товарищей, во имя победы Родины.
Тепло и проникновенно говорит товарищ Федорович об искусстве, о его значении: «Искусство — это душа народа!..» Кончается письмо клятвой: «Клянусь, будем драться, как требует великий Сталин, — храбро и разумно. И мы победим!»
Верой в победу проникнуты все письма бойцов, полученные мною за время войны. Их мысли и желания направлены лишь к одному — к неустанной и упорной борьбе с разбойниками, ворвавшимися на священную советскую землю, принесшими ей горе и разорение.
Но в те недолгие минуты, когда они обращаются мыслями к прошлому или мечтают о будущем, они неизменно думают об искусстве, музыке, театре, литературе. Многие из них — поклонники Малого театра. О наших спектаклях они говорят, как о празднике искусства, и радуются, что там, в тылу, жизнь театров не прервалась. «Уж близок час полного разгрома ненавистного врага, — заключает свое письмо лейтенант Альянаки, — освобожденное человечество облегченно вздохнет и вновь примется за созидательный труд. И тогда еще лучше, еще радостней будет жизнь в нашей стране, еще ярче расцветет искусство победившего народа!»
Наша Советская Армия с первых же дней войны сильна была духом, культурой, сознанием правоты своего дела, своей самоотверженной преданностью Родине и горячей любовью к гениальному вождю — величайшему человеку современности — Сталину!
Ниже приводится содержание одного из писем на фронт, написанных народной артисткой СССР, лауреатом Сталинской премии Александрой Александровной Яблочкиной.
«Дорогой товарищ!
Примите от меня этот скромный подарок к празднику XXV годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. К этому знаменательному дню Красная Армия приходит, покрыв себя неувядаемой славой, проявив изумительную отвагу, стойкость, массовое геройство, нечеловеческую силу в борьбе, мстя за сотни тысяч замученных людей, разоренную, ограбленную Родину.
Я не знаю, кому попадет мое письмо, но знайте, товарищ, что мы все гордимся вами, что каждый из вас сделался близок и дорог нам, как родной сын! Сердце трепещет, когда читаешь в газете о новых трудностях в боях, о коварстве ненавистного врага, и глаза наполняются слезами радости, когда узнаешь, что вы вновь и вновь отбиваете и уничтожаете врага.
Вам пишет старейшая артистка Московского ордена Ленина Малого театра, и я хочу, родной мой боец-герой, обнять вас, как мать, а то и бабушка, и сказать: дерись, сынок, твое дело святое, правое, истребляй проклятых зверей-фашистов, не давай им ни отдыха, ни срока, победа будет за нами! От всего сердца я буду неустанно желать тебе, дорогой сынок, и всем нашим героям-воинам жизни, славы, неизменного счастья и победы! Если у тебя нет, матери, дай мне обнять тебя за нее. Будь здоров и невредим. Сердечный привет всем твоим товарищам!
Александра Яблочкина»
Автор очередного очерка из книги «Малый театр на фронтах Великой Отечественной войны» — Александра Александровна Яблочкина, народная артистка СССР, лауреат Сталинской премии
Я хочу рассказать о моей переписке с теми героями, которые своими беспримерными подвигами, неимоверным упорством и самоотверженностью в борьбе за Родину воздвигли себе нерукотворный памятник в веках.
Через посредство газеты я узнала адреса бойцов, сражавшихся в тех воинских частях, куда Малый театр посылал свои подарки. Мне дали адреса и объяснили, что можно написать и без указания фамилии, так как в этом случае письма будут переданы тем, кому нет весточки от родных, друзей. А бойцы рады письму, пожалуй, даже больше, чем подарку.
Я написала два письма: одно на определенную фамилию, а другое с обращением к тому, кому оно попадет. Глубокую радость и громадное нравственное удовлетворение испытала я, получив возможность обратиться к защитникам нашей Родины, культуры, жизни, свободы с ласковыми строками материнской любви, с выражением желания отдать за них, в большинстве молодых, только начинающих жить, свою жизнь «последнего заката». Всем им я гожусь в матери, а то и в бабушки.
И вот, я получила первый ответ на свое письмо от группы политических работников Армии.
«Мы верим в победу, — писали они, — как верим в то, что утро сменяет ночь и весна сменяет зиму! Мы верим потому, что знаем — за нами города и нивы, наши академии и театры, памятники нашей вечной культуры, плоды творческого труда, сокровища нашего бессмертного искусства, родные, друзья, все, что мы любим, все, что нам свято,—i за нами наша Родина!».
Я счастлива и горда тем, что они меня называют «родной», пишут, как они любят мой Малый театр, в воспоминаниях о котором воплощено для них столько хорошего, родного, русского, московского! На такие письма нельзя было не ответить...
Не могу не вспомнить о замечательном, написанном с литературным талантом письме комиссара батальона товарища Федоровича, в котором описывается беспримерный подвиг челябинского комсомольца Сосновского. Нельзя было удержаться от слез, читая о молодом человеке, от давшем свою жизнь для спасения товарищей, во имя победы Родины.
Тепло и проникновенно говорит товарищ Федорович об искусстве, о его значении: «Искусство — это душа народа!..» Кончается письмо клятвой: «Клянусь, будем драться, как требует великий Сталин, — храбро и разумно. И мы победим!»
Верой в победу проникнуты все письма бойцов, полученные мною за время войны. Их мысли и желания направлены лишь к одному — к неустанной и упорной борьбе с разбойниками, ворвавшимися на священную советскую землю, принесшими ей горе и разорение.
Но в те недолгие минуты, когда они обращаются мыслями к прошлому или мечтают о будущем, они неизменно думают об искусстве, музыке, театре, литературе. Многие из них — поклонники Малого театра. О наших спектаклях они говорят, как о празднике искусства, и радуются, что там, в тылу, жизнь театров не прервалась. «Уж близок час полного разгрома ненавистного врага, — заключает свое письмо лейтенант Альянаки, — освобожденное человечество облегченно вздохнет и вновь примется за созидательный труд. И тогда еще лучше, еще радостней будет жизнь в нашей стране, еще ярче расцветет искусство победившего народа!»
Наша Советская Армия с первых же дней войны сильна была духом, культурой, сознанием правоты своего дела, своей самоотверженной преданностью Родине и горячей любовью к гениальному вождю — величайшему человеку современности — Сталину!
Ниже приводится содержание одного из писем на фронт, написанных народной артисткой СССР, лауреатом Сталинской премии Александрой Александровной Яблочкиной.
«Дорогой товарищ!
Примите от меня этот скромный подарок к празднику XXV годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. К этому знаменательному дню Красная Армия приходит, покрыв себя неувядаемой славой, проявив изумительную отвагу, стойкость, массовое геройство, нечеловеческую силу в борьбе, мстя за сотни тысяч замученных людей, разоренную, ограбленную Родину.
Я не знаю, кому попадет мое письмо, но знайте, товарищ, что мы все гордимся вами, что каждый из вас сделался близок и дорог нам, как родной сын! Сердце трепещет, когда читаешь в газете о новых трудностях в боях, о коварстве ненавистного врага, и глаза наполняются слезами радости, когда узнаешь, что вы вновь и вновь отбиваете и уничтожаете врага.
Вам пишет старейшая артистка Московского ордена Ленина Малого театра, и я хочу, родной мой боец-герой, обнять вас, как мать, а то и бабушка, и сказать: дерись, сынок, твое дело святое, правое, истребляй проклятых зверей-фашистов, не давай им ни отдыха, ни срока, победа будет за нами! От всего сердца я буду неустанно желать тебе, дорогой сынок, и всем нашим героям-воинам жизни, славы, неизменного счастья и победы! Если у тебя нет, матери, дай мне обнять тебя за нее. Будь здоров и невредим. Сердечный привет всем твоим товарищам!
Александра Яблочкина»
Подробнее
ОДНА СЕМЬЯ
Продолжаем публикацию материалов из книги «Малый театр на фронтах Великой Отечественной войны». Сегодня мы предлагаем вам небольшой очерк, написанный народной артисткой СССР Евдокией Дмитриевной Турчаниновой. Предыдущие главы книги вы можете найти в специальном разделе, посвященном Великой Отечественной войне (История — 1941-1945).
ОДНА СЕМЬЯ
Продолжаем публикацию материалов из книги «Малый театр на фронтах Великой Отечественной войны». Сегодня мы предлагаем вам небольшой очерк, написанный народной артисткой СССР Евдокией Дмитриевной Турчаниновой. Предыдущие главы книги вы можете найти в специальном разделе, посвященном Великой Отечественной войне (История — 1941-1945).
Тысяча девятьсот сорок второй год. Тридцатое октября. 11о старой Калужской дороге, по одной из дорог Великой Отечественной войны, мчится наш маленький серый автобус к московским зенитчикам.
Наша бригада в составе народной артистки СССР Е. Д. Турчаниновой, заслуженных артистов Е. М. Шатровой, С. Н. Фадеевой, Н. О. Григоровской, Н. А. Соловьева, артистов В. А. Слободинской, А. А. Пироцкой, В. С. Турбина и баяниста А. С. Семенова — «дяди Саши» — выехала в Действующую Армию, недовольная близостью участка фронта, части которого нам поручено было обслужить. Обещали послать подальше от Москвы, на передовую, а за два дня до отъезда почему-то перерешили. Но наше недовольство исчезло при первом же выступлении, когда мы увидели, с какой радостью нас встретили бойцы и командиры. Оказывается, за время их пребывания в зенитных частях у них не было не только концертов, но в ряде случаев даже и кино. Это побудило нас дать больше выступлений, и, если бы не трата времени на разъезды, мы с радостью увеличили бы число концертов. На втором концерте, во время исполнения С. Н. Фадеевой лирических стихов Суркова, «зрительный зал» (землянка зенитной батареи) внезапно опустел, а нас, ничего не понимающих и ринувшихся вслед за бойцами, властно остановил командир батареи, сказав: «Товарищи артисты, прошу не покидать землянки и не мешать работе батарейцев. Сохраняйте полное спокойствие, через некоторое время будем продолжать концерт». ...Через сорок минут огнем зенитной батареи фашистский стервятник был отогнан, и, удовлетворенные сознанием, что мы действительно находимся на фронте, мы продолжали выступление. Общение с нашими доблестными защитниками доставляло нам огромную радость. Все, кто ездил с фронтовыми бригадами, поймут это чувство. Какое обширное поле для наблюдения зрителя! Как много материала для изображения современного героя на сцене, простого, скромного, спокойного в любых обстоятельствах!
Мы только два раза выступали в наземном клубе, остальные концерты — а их за восемнадцать дней было пятьдесят пять — проходили в землянках, где жили бойцы. В большинстве случаев это были более или менее просторные помещения, служившие бойцам столовой. В отгороженном уголке кухни, с огромной плитой, мы грелись, сбрасывали наши ватники, переодевались в концертные платья и ожидали выхода на «сцену». Тут же, среди зрителей, мы и исполняли свои номера при скудном освещении одной, самое большее — двух лампочек. Мы любили наблюдать из окошечка кухни, через которое бойцам подавали во время обеда кушанья, за лицами зрителей. Они смеялись от души, радостно воспринимая комические стороны рассказа или сцены, сосредоточенно всматривались в актера, проникая в серьезный смысл того, что они видели и слышали. Волновали зрителей замечательные стихи Симонова, Суркова, Исаковского. Горячо принимались Пушкин, Островский, Шекспир, Чехов. Особенно волновалась молодежь, слушая монолог матери из пьесы В. Гусева «Слава»:
«Сыны мои, если промчится от края до края
весть, что подходят враги к рубежу, —
я сама вам белье постираю,
в походные сумки его уложу.
Открою окошко в своей квартире,
махну вам рукой, провожая в бой...»
Долго не смолкавшие аплодисменты не давали мне продолжать.
После концерта кто-нибудь из слушателей всегда выходил благодарить актеров, а мне приходилось отвечать. В своем слове я читала выдержки из стихотворения Т. Л. Щепкиной-Куперник, посвященные зенитчикам.
Нас радовала искренняя благодарность бойцов, с большой непосредственностью передававших нам впечатления о концерте.
На товарищеском ужине перед нашим отъездом из части, в ответ на мое взволнованное прощальное слово, ко мне подошел командир полка и поцеловал меня и мой орден. Вся аудитория встала. Никогда не забуду этой минуты. Взволнованные лица моих товарищей-артистов, взволнованные лица военных выражали одно и то же чувство крепкой взаимной дружбы, большой любви. Это была одна семья.
Мы поняли, что такое зенитные части, увидели замечательных людей, защищавших красавицу-столицу. Мы увидели, сколько огромного труда и высокого военного мастерства в их работе. Какая высокая дисциплина и простота во взаимоотношениях командиров и бойцов.
Огромное впечатление произвели на нас девушки-зенитчицы: девушки-прибористки, стоящие у сложных приборов в непосредственной опасности при налетах, девушки-связистки, блестяще справляющиеся со своим трудным, сложнейшим заданием. Как много они учатся для этого, как тщательна и точна их работа.
Мы познакомились с двадцатилетним лейтенантом изящной, красивой Катюшей с косами до колен. Она и прибористка, она и педагог, и нежная сестра для своих подруг, которые идут к ней со всеми своими радостями и печалями. Отец и брат ее убиты на войне. Мать немцы повесили в Волоколамске. Сестренка десяти лет лежит, раненная осколком. Катюша добровольно пошла на фронт. Она мстит за свою семью, за Родину. Видели Анюту Устинову — отличный артиллерист! При строгой военной выправке и безупречном знании своего ответственного дела она сохранила очаровательное простодушие. Видели много девушек, сильных, смелых, нежных, наивных, веселых — санитарок, телефонисток, медсестер, врачей, партизанок, о которых можно петь, писать, рассказывать.
Видели мы людей, побывавших под Сталинградом, Ленинградом, Орлом, на Южном, на Северном фронтах. У всех них какая-то неписанная традиция — никогда не рассказывать о себе, а на вопрос, за что получен тот или другой орден, они обычно отвечают рассказами о подвигах своих товарищей. Местоимение «я» отсутствует совершенно. Да, есть чему поучиться у этих людей!
Маршрут бригады был утвержден еще в Москве. Наш политрук направлял нас из части в часть. Все батареи были оповещены заранее о нашем приезде. Но, несмотря на это, за нами к концу концерта непременно приезжал представитель следующей части, боясь, как бы мы не свернули куда-нибудь на другую батарею.
Однажды вечером, к концу нашей поездки, когда мы, только что приехав в часть, переодевались к нашему пятому концерту, мечтая тотчас после выступления улечься и выспаться, чтобы в шесть часов утра двинуться дальше, в землянку вошел командир.
— Вас хочет видеть полковник. Он приехал с дальней батареи и настоятельно просит поговорить немедленно.
— Пожалуйста... — недоуменно ответили мы.
Вошел высокий красивый военный, косая сажень в плечах.
— Вы объезжаете батареи Московского фронта? — резко обратился он к нам.
Мы подтвердили.
— А у меня в полку почему не были? Ведь моя часть тоже вас ждет. Мои бойцы знают, что батарейцев Московского фронта обслуживает бригада старейшего театра страны во главе с народной артисткой Союза. Как могло случиться, что вы нас миновали?
— Мы едем точно по маршруту Москвы, — ответил наш политрук, — и отступать от приказа не имеем права.
— Все последствия за изменение вашего маршрута беру на себя, и без вас я не уеду. Как хотите, товарищи артисты, но обиды моим бойцам я не допущу.
Мы спешно посоветовались, решили напрячься, увеличить число концертов за день и в часть полковника заехать непременно. Суровый полковник просидел весь концерт в первом ряду, ни разу не улыбнувшись. И только в час ночи, садясь с нами в автобус, он вдруг рассмеялся и весело сказал: «Вот радость будет моим ребятам. Увидите, как вас ждут. Не пожалеете, что поехали».
В три часа мы прибыли на батареи. Нас действительно ждали, к нашему «драндулету» бросились взволнованные люди. Все старались чем-нибудь помочь. На койках постелено свежее белье, горячо натоплена землянка. На столах дымится ужин.
В семь утра мы выступали. У нас было несколько программ. Обычно концерт заключал в себе одну из них, а на этой батарее мы дали все наши программы: мы сыграли, спели, прочитали все, что у нас имелось, и все казалось — мало и бойцам и нам. Мы видели и поняли, какую огромную силу имеет искусство, какая тяга к нему в нашей Армии, как жаждет воин, закаленный в сражениях, услышать художественное слово, послушать песню: ведь это нередко перед самым боем. Горячо распрощавшись с батарейцами, мы двинулись дальше по старой Калужской дороге.
Мы пробыли в поездке, к сожалению, только восемнадцать дней, потому что репертуар театра требовал нашего возвращения. Вернулись мы в Москву, обогащенные исключительными, незабываемыми впечатлениями.
Но и в Москве были дни и события, о которых не забудешь.
Тем временем театр работал без выходных. Каждый понедельник давался спектакль в фонд обороны. И вот сейчас с особым чувством гордости я вспоминаю день, когда мы, актеры Малого театра, поехали на аэродром вручать наш подарок — эскадрилью боевых самолетов — «Малый театр — фронту» — нашим сталинским соколам. В числе работников театра, передававших самолеты лётной части от имени Малого театра, была и я. В руках у меня паспорт боевой машины, я передаю его летчику, стоящему передо мной, как перед командиром. Я желаю ему самых больших успехов, самой большой удачи и, главное, возвращаться на свой аэродром невредимым после каждого вылета. После церемонии передачи командир эскадрильи продемонстрировал перед нами качества наших самолетов, делая сложные фигуры высшего пилотажа.
Однажды, уже после окончания войны, ко мне пришел летчик Батизат, тот самый, которому я передавала самолет, и доложил, что машина хотя сильно потрепана в боях, но хорошо поработала и уничтожила немало врагов.
— По всему нашему огромному фронту, — сказал он мне, — от Белого до Черного моря пролетели, громя врага, ваши стальные птицы, с надписью на борту «Малый театр — фронту».
Тяжелые годы пережили мы в Великую Отечественную войну, но людей, сражавшихся за свободу страны Советов, их доблестные дела, их геройство, восхищавшее все передовое человечество, мы не забудем никогда.
Продолжаем публикацию материалов из книги «Малый театр на фронтах Великой Отечественной войны». Сегодня мы предлагаем вам небольшой очерк, написанный народной артисткой СССР Евдокией Дмитриевной Турчаниновой. Предыдущие главы книги вы можете найти в специальном разделе, посвященном Великой Отечественной войне (История — 1941-1945).
Тысяча девятьсот сорок второй год. Тридцатое октября. 11о старой Калужской дороге, по одной из дорог Великой Отечественной войны, мчится наш маленький серый автобус к московским зенитчикам.
Наша бригада в составе народной артистки СССР Е. Д. Турчаниновой, заслуженных артистов Е. М. Шатровой, С. Н. Фадеевой, Н. О. Григоровской, Н. А. Соловьева, артистов В. А. Слободинской, А. А. Пироцкой, В. С. Турбина и баяниста А. С. Семенова — «дяди Саши» — выехала в Действующую Армию, недовольная близостью участка фронта, части которого нам поручено было обслужить. Обещали послать подальше от Москвы, на передовую, а за два дня до отъезда почему-то перерешили. Но наше недовольство исчезло при первом же выступлении, когда мы увидели, с какой радостью нас встретили бойцы и командиры. Оказывается, за время их пребывания в зенитных частях у них не было не только концертов, но в ряде случаев даже и кино. Это побудило нас дать больше выступлений, и, если бы не трата времени на разъезды, мы с радостью увеличили бы число концертов. На втором концерте, во время исполнения С. Н. Фадеевой лирических стихов Суркова, «зрительный зал» (землянка зенитной батареи) внезапно опустел, а нас, ничего не понимающих и ринувшихся вслед за бойцами, властно остановил командир батареи, сказав: «Товарищи артисты, прошу не покидать землянки и не мешать работе батарейцев. Сохраняйте полное спокойствие, через некоторое время будем продолжать концерт». ...Через сорок минут огнем зенитной батареи фашистский стервятник был отогнан, и, удовлетворенные сознанием, что мы действительно находимся на фронте, мы продолжали выступление. Общение с нашими доблестными защитниками доставляло нам огромную радость. Все, кто ездил с фронтовыми бригадами, поймут это чувство. Какое обширное поле для наблюдения зрителя! Как много материала для изображения современного героя на сцене, простого, скромного, спокойного в любых обстоятельствах!
Мы только два раза выступали в наземном клубе, остальные концерты — а их за восемнадцать дней было пятьдесят пять — проходили в землянках, где жили бойцы. В большинстве случаев это были более или менее просторные помещения, служившие бойцам столовой. В отгороженном уголке кухни, с огромной плитой, мы грелись, сбрасывали наши ватники, переодевались в концертные платья и ожидали выхода на «сцену». Тут же, среди зрителей, мы и исполняли свои номера при скудном освещении одной, самое большее — двух лампочек. Мы любили наблюдать из окошечка кухни, через которое бойцам подавали во время обеда кушанья, за лицами зрителей. Они смеялись от души, радостно воспринимая комические стороны рассказа или сцены, сосредоточенно всматривались в актера, проникая в серьезный смысл того, что они видели и слышали. Волновали зрителей замечательные стихи Симонова, Суркова, Исаковского. Горячо принимались Пушкин, Островский, Шекспир, Чехов. Особенно волновалась молодежь, слушая монолог матери из пьесы В. Гусева «Слава»:
«Сыны мои, если промчится от края до края
весть, что подходят враги к рубежу, —
я сама вам белье постираю,
в походные сумки его уложу.
Открою окошко в своей квартире,
махну вам рукой, провожая в бой...»
Долго не смолкавшие аплодисменты не давали мне продолжать.
После концерта кто-нибудь из слушателей всегда выходил благодарить актеров, а мне приходилось отвечать. В своем слове я читала выдержки из стихотворения Т. Л. Щепкиной-Куперник, посвященные зенитчикам.
Нас радовала искренняя благодарность бойцов, с большой непосредственностью передававших нам впечатления о концерте.
На товарищеском ужине перед нашим отъездом из части, в ответ на мое взволнованное прощальное слово, ко мне подошел командир полка и поцеловал меня и мой орден. Вся аудитория встала. Никогда не забуду этой минуты. Взволнованные лица моих товарищей-артистов, взволнованные лица военных выражали одно и то же чувство крепкой взаимной дружбы, большой любви. Это была одна семья.
Мы поняли, что такое зенитные части, увидели замечательных людей, защищавших красавицу-столицу. Мы увидели, сколько огромного труда и высокого военного мастерства в их работе. Какая высокая дисциплина и простота во взаимоотношениях командиров и бойцов.
Огромное впечатление произвели на нас девушки-зенитчицы: девушки-прибористки, стоящие у сложных приборов в непосредственной опасности при налетах, девушки-связистки, блестяще справляющиеся со своим трудным, сложнейшим заданием. Как много они учатся для этого, как тщательна и точна их работа.
Мы познакомились с двадцатилетним лейтенантом изящной, красивой Катюшей с косами до колен. Она и прибористка, она и педагог, и нежная сестра для своих подруг, которые идут к ней со всеми своими радостями и печалями. Отец и брат ее убиты на войне. Мать немцы повесили в Волоколамске. Сестренка десяти лет лежит, раненная осколком. Катюша добровольно пошла на фронт. Она мстит за свою семью, за Родину. Видели Анюту Устинову — отличный артиллерист! При строгой военной выправке и безупречном знании своего ответственного дела она сохранила очаровательное простодушие. Видели много девушек, сильных, смелых, нежных, наивных, веселых — санитарок, телефонисток, медсестер, врачей, партизанок, о которых можно петь, писать, рассказывать.
Видели мы людей, побывавших под Сталинградом, Ленинградом, Орлом, на Южном, на Северном фронтах. У всех них какая-то неписанная традиция — никогда не рассказывать о себе, а на вопрос, за что получен тот или другой орден, они обычно отвечают рассказами о подвигах своих товарищей. Местоимение «я» отсутствует совершенно. Да, есть чему поучиться у этих людей!
Маршрут бригады был утвержден еще в Москве. Наш политрук направлял нас из части в часть. Все батареи были оповещены заранее о нашем приезде. Но, несмотря на это, за нами к концу концерта непременно приезжал представитель следующей части, боясь, как бы мы не свернули куда-нибудь на другую батарею.
Однажды вечером, к концу нашей поездки, когда мы, только что приехав в часть, переодевались к нашему пятому концерту, мечтая тотчас после выступления улечься и выспаться, чтобы в шесть часов утра двинуться дальше, в землянку вошел командир.
— Вас хочет видеть полковник. Он приехал с дальней батареи и настоятельно просит поговорить немедленно.
— Пожалуйста... — недоуменно ответили мы.
Вошел высокий красивый военный, косая сажень в плечах.
— Вы объезжаете батареи Московского фронта? — резко обратился он к нам.
Мы подтвердили.
— А у меня в полку почему не были? Ведь моя часть тоже вас ждет. Мои бойцы знают, что батарейцев Московского фронта обслуживает бригада старейшего театра страны во главе с народной артисткой Союза. Как могло случиться, что вы нас миновали?
— Мы едем точно по маршруту Москвы, — ответил наш политрук, — и отступать от приказа не имеем права.
— Все последствия за изменение вашего маршрута беру на себя, и без вас я не уеду. Как хотите, товарищи артисты, но обиды моим бойцам я не допущу.
Мы спешно посоветовались, решили напрячься, увеличить число концертов за день и в часть полковника заехать непременно. Суровый полковник просидел весь концерт в первом ряду, ни разу не улыбнувшись. И только в час ночи, садясь с нами в автобус, он вдруг рассмеялся и весело сказал: «Вот радость будет моим ребятам. Увидите, как вас ждут. Не пожалеете, что поехали».
В три часа мы прибыли на батареи. Нас действительно ждали, к нашему «драндулету» бросились взволнованные люди. Все старались чем-нибудь помочь. На койках постелено свежее белье, горячо натоплена землянка. На столах дымится ужин.
В семь утра мы выступали. У нас было несколько программ. Обычно концерт заключал в себе одну из них, а на этой батарее мы дали все наши программы: мы сыграли, спели, прочитали все, что у нас имелось, и все казалось — мало и бойцам и нам. Мы видели и поняли, какую огромную силу имеет искусство, какая тяга к нему в нашей Армии, как жаждет воин, закаленный в сражениях, услышать художественное слово, послушать песню: ведь это нередко перед самым боем. Горячо распрощавшись с батарейцами, мы двинулись дальше по старой Калужской дороге.
Мы пробыли в поездке, к сожалению, только восемнадцать дней, потому что репертуар театра требовал нашего возвращения. Вернулись мы в Москву, обогащенные исключительными, незабываемыми впечатлениями.
Но и в Москве были дни и события, о которых не забудешь.
Тем временем театр работал без выходных. Каждый понедельник давался спектакль в фонд обороны. И вот сейчас с особым чувством гордости я вспоминаю день, когда мы, актеры Малого театра, поехали на аэродром вручать наш подарок — эскадрилью боевых самолетов — «Малый театр — фронту» — нашим сталинским соколам. В числе работников театра, передававших самолеты лётной части от имени Малого театра, была и я. В руках у меня паспорт боевой машины, я передаю его летчику, стоящему передо мной, как перед командиром. Я желаю ему самых больших успехов, самой большой удачи и, главное, возвращаться на свой аэродром невредимым после каждого вылета. После церемонии передачи командир эскадрильи продемонстрировал перед нами качества наших самолетов, делая сложные фигуры высшего пилотажа.
Однажды, уже после окончания войны, ко мне пришел летчик Батизат, тот самый, которому я передавала самолет, и доложил, что машина хотя сильно потрепана в боях, но хорошо поработала и уничтожила немало врагов.
— По всему нашему огромному фронту, — сказал он мне, — от Белого до Черного моря пролетели, громя врага, ваши стальные птицы, с надписью на борту «Малый театр — фронту».
Тяжелые годы пережили мы в Великую Отечественную войну, но людей, сражавшихся за свободу страны Советов, их доблестные дела, их геройство, восхищавшее все передовое человечество, мы не забудем никогда.
Подробнее
МАЛЫЙ ТЕАТР В ДНИ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
Продолжаем публикацию материалов из книги «Малый театр на фронтах Великой Отечественной войны». Автор сегодняшнего очерка – Константин Александрович Зубов, в то время еще народный артист РСФСР, главный режиссер Малого театра, лауреат Сталинской премии
МАЛЫЙ ТЕАТР В ДНИ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
Продолжаем публикацию материалов из книги «Малый театр на фронтах Великой Отечественной войны». Автор сегодняшнего очерка – Константин Александрович Зубов, в то время еще народный артист РСФСР, главный режиссер Малого театра, лауреат Сталинской премии
Никогда не забыть этот день — 22 июня 1941 года. Малый театр, весь от мала до велика, от молодых до стариков, выехал в этот год на Украину и в Донбасс. Мы разделились на две группы. Одна начала эту гастрольную поездку в Днепропетровске, другая выехала в Сталине Громоздкий организм театра, погрузившись на колеса, представлял собою внушительную картину: пятнадцать вагонов с декорациями и четыре вагона с людьми.
Поездка явилась радостным событием для труппы после трудного и ответственного сезона в Москве. Попасть в солнечную, цветущую, звонкую Украину, посмотреть Донбасс, впитать в себя образы землеробов, шахтеров, сталеваров, инженеров, обогатить творческую фантазию, прикоснуться к подлинной жизни, запастись знаниями для будущей работы над советским репертуаром — все это увлекало «ас, радовало, и первые три недели июня пролетели, как три дня.
Встречи со знатными людьми Украины, Донбасса, экскурсии на заводы, в цехи, в шахты — все это, несмотря на ежедневные спектакли, не только не утомляло нас, но, наоборот, заряжало какой-то особой творческой энергией. Коллектив Малого театра сознавал, что каждый его спектакль, каждый выездной концерт непосредственно способствует культурному росту нашего передового советского зрителя. Малый театр был в своей стихии. И это радовало всех его работников.
Очередные выезды на предприятия, очередные дневные встречи с новыми друзьями должны были состояться и 22 июня. После утреннего чая мы стали собираться в назначенные часы для отъезда. И вдруг, как гром среди ясного неба, известие: война... Немцы напали на нас. Их первые налеты, бои на границе, историческое выступление товарища Молотова...
Нечего скрывать, первые минуты были минутами растерянности. Они не могли быть иными — слишком спокойно и радостно мы работали до этого.
Вслед за первым мгновением, родившим тысячи мыслей, ощущений, коллектив Малого театра вынес решение оставаться на посту, то есть в Сталино, и продолжать спектакли впредь до распоряжений из Москвы. Об этом своем решении мы известили Днепропетровскую группу по телефону и в ответ получили точно такое же их решение.
Вечерний спектакль 22 июня в затемненном уже городе. Улиц нельзя узнать. Вчера они были светлы, праздничны, наполнены смехом, шуткой, радостью. Сегодня народ суров, молчалив и сосредоточен.
Мы думали, что никто не придет в театр, на наш спектакль. И какое тепло ощутили мы, увидев полный зрительный зал. Мы нужны, мы одна семья с этими зрителями, семья, члены которой собрались вечером в большой светлой комнате, чтобы вместе спокойно, пристально посмотреть в неизвестное будущее.
И действительно, на этом спектакле за кулисами нельзя было протолкнуться. Вопреки висевшему запрету «За кулисы вход посторонним воспрещается», сюда пришли все наши новые друзья, знакомые по нашим последним выездам и встречам. Волнуясь, но скрывая свое волнение, они тихо, серьезно и грустно спрашивали нас, как-то мы пробудем у них? И в этих вопросах нам, привыкшим к «подтексту», слышалось: «Оставайтесь дольше!» В ответ мы говорили, также стараясь быть спокойными, что останемся до конца намеченных планом гастролей.
Домой после спектакля шли вместе с толпой, отказавшись от машин, которые нам были поданы.
Шли по темной, незнакомой дороге, перебрасываясь отдельными фразами. Шли, не торопясь, как бы желая продлить эту так внезапно образовавшуюся крепкую связь. У гостиницы попрощались тихо, не нарушая темноты громкими возгласами. Каждый из нас понимал масштаб начавшихся событий.
Через три дня пришел приказ Москвы — возвращаться к месту постоянной работы.
Короткие сборы. По какой-то молчаливой договоренности пропала разница между администрацией и рядовыми работниками. Обязанности по отправке труппы были разобраны нарасхват. Надо отдать справедливость местным властям, у которых в эти дни были заботы посерьезнее, чем наша отправка, что организация отъезда была образцовой, вплоть до трамвайных вагонов, поданных прямо к гостинице специально для нас.
Вокзал кишит самым разнообразным народом. Нам ка-залось, что наш отъезд не будет очень заметен. Мы ошиблись. В последний момент перрон наполняется провожающими, и, в довершение всего, перед последним звонком к боковому подъезду вокзала врывается грузовик. Запыленные лица. Горящие глаза. Макеевские сталевары провожают Малый театр. У нас нехватает слов для выражения благодарности... Поезд увозит нас от близких, родных людей... В конце одного из вагонов неунывающая молодежь наша напевает: «...Были сборы недолги, от Кубани до Волги мы коней снаряжали в поход...»
По дороге в Москву питаемся скудными вестями по радио на дорожных станциях.
Военизированная Москва сразу же вовлекла нас в свой действенный ритм. Треугольник театра заработал не покладая рук. Творческим коллективом овладел необычайный подъем.
Основой всей нашей жизни, начиная с этих памятных дней и до мая 1945 года, стала военно-шефская работа. Создание репертуара шефских выступлении, организация концертов, связь с Политическим управлением Армии — все это удавалось беспрепятственно, потому что не было случая пренебрежения своим гражданским долгом. Все наперебой соревновались друг с другом в количестве и качестве работы. Разучивание новых вещей, репетиция текущего репертуара, выступления после репетиций на призывных пунктах, на вокзалах, спектакли, ночные выступления у зенитчиков, одним словом, работы всем хватало на круглые сутки. Если прибавить к этому, что все мы несли у себя в театре обязанности по противовоздушной обороне, станет ясно, что все, буквально все работники театра, исключая, конечно, наших старейших, перешли на казарменное положение.
К этому добавились бытовые заботы о детях И нетрудоспособных членах нашей болошой театральной семьи. Всех их необходимо было вывезти из Москвы, устроить в спокойных местах. Все подробности так живо встают передо мной, потому что, кроме обязанностей режиссера и актера, я нес в ту пору еще и обязанности председателя местного комитета Малого театра.
И вот, несмотря на тяжесть пережитого, на множество иногда поистине драматических положений, воспоминания об этих днях несут с собой прежде всего ощущение крепкой дружбы в коллективе и чувство благодарности Москве, во всем помогавшей нам в тяжкие минуты, и горячую любовь и преданность никогда не оставлявшему нас своей личной заботой товарищу Сталину. Ему Малый театр обязан своей целостью, сохранностью своего коллектива, одним словом, всей своей жизнью.
Навсегда врезалось в память 3 июля. Мы сидим в театре, в комнате нашего штаба ПВХО. Ночь. Дело к рассвету. Клонит ко сну. Дежурные у телефонов старательно преодолевают дремоту. Резкий звонок телефона.
— Слушайте по радио выступление товарища Сталина,— говорят из штаба ПВХО при Комитете по делам искусств. Собираются на цыпочках, буквально не дыша, все ъ:аши, и тут обнаруживается, что налицо почти вся труппа.
И вот раздаются проникновенные слова этой замечательной ре»и Зажигается в груди гнев против захватчиков Трудно рассказать, что творилось на собрании коллектива «по поводу выступления товарища Сталина через Несколько часов. Не было человека, который не требовал бы записать его в народное ополчение. Таков был подъем. Но позволено это было немногим — театр должен был делать свое прямое дело.
Работа рад созданием шефского репертуара делалась коллективно. Каждый вносил свою лепту. Нам было ясно, что основной темой должна быть героика патриотизма. Наши специалисты по художественному чтению — В. Н. Аксенов. Е. Н. Гоголева, В. А. Обухова, С. Н. Фадеева, М. И. Царев, А. И. Смирнов, Б. В. Телегин — стали выступать со стихами Маяковского, Безыменского, Симонова, Жарова, Долматовского, Гусева, Твардовского, Суркова и других поэтов.
Видя, какое впечатление производили выступления наших прекрасных чтецов на уходившие на фронт, а иногда буквально с ходу вступавшие в бой части, видя, как загорались глаза бойцов, как зажигалось дыхание ненависти к врагу, я не раз вспоминал слова А. В. Луначарского: «...Замечательной особенностью Малого театра было то, что в центре его всегда стояло слово. Мощь слова, как социального оружия, должна неимоверно вырасти в нашу эпоху».
Справедливость и точность этой формулировки были очевидны, когда взволнованные бойцы горячо благодарили наших мастеров за те прекрасные слова, которые вливали в них бодрость и силу.
Старшее поколение не отставало от нашей «могучей кучки» пропагандистов художественного слова. Е. Д. Турчанинова, П. М. Садовский, А. А. Остужев. М. Ф. Ленин читали классиков русской литературы и поэзии. Л. Толстой. Пушкин, Лермонтов, А. Н. Островский в их исполнении также были горячо и благодарно приняты «на вооружение» бойцами и командирами нашей доблестной Армии.
Живо стоит в глазах ночной эпизод. После спектакля мы выехали в один из пунктов противовоздушной обороны под Москвой. Дело было уже в августе. Ночи стояли темные. Долго, около полутора часов, колесил наш автобус. Наконец приехали. Нас провели в подземное укрытие, которое должно было служить нам концертным залом. Человек двадцать-тридцать командиров и бойцов лётной части. Сейчас же начали концерт, который закончился монологом матери из пьесы В. Гусева «Слава» в исполнении Е. Д. Турчаниновой. Произнесла она этот монолог как-то особенно мужественно и страстно. Прозвучали последние слова... Молчание... Звонок телефонного аппарата. Командир извиняется перед нами, говоря, что нам придется переждать у них в укрытии некоторое время. Мы понимаем: тревога. Все они исчезают. Какой-то молодой боец бросается к Е. Д. Турчаниновой, крепко целует ее, сжимает обе ее руки и сипловатым, простуженным голосом говорит: «Ну, мамаша, дадим мы им жизни!..» — и тоже куда-то убегает. Растроганные, молча ждали мы сорок минут, которые продолжалась эта тревога.
Понемногу возвращаются наши хозяева. Их лица возбуждены, некоторые удовлетворенно кивают нам головами: очевидно, «жизнь была дана» по-настоящему! Прощаемся. Взгромождаемся в наш автобус и мчимся к Москве. Так делал Малый театр свое прямое дело в ту страдную летнюю пору.
Рядом с темой героической в репертуаре наших военно-шефских выступлений были и юмор, и сатира, и шутка. Иногда этого от нас просто требовали. В особенности это случалось, когда бригады выезжали в госпитали, к раненым. Это лечило и душу и тело.
На передовой линии на этом «участке» были такие наши актеры, как Е. Шатрова, В. Владиславский, Е. Турчанинова. С. Межинский и Игорь Ильинский, этот несравненный мастер исполнения текстов Крылова, Чехова, Гоголя и Маршака.
Много ран перестало ныть, много морщин разгладилось, многие черные мысли исчезли у наших героев при помощи этой второй целительной темы, оказавшейся не менее важной, чем героическая в военно-шефских выступлениях Малого театра.
Незаметно в этих трудовых военных делах приближалась осень первого года Великой Отечественной войны. Крепла связь Малого театра с Советской Армией. У нашей старейшей актрисы любимой нами всеми А. А. Яблочкиной росла груда писем от бойцов и командиров, где они благодарно характеризовали работу театра как нужную и полезную им.
Таким образом, первый раздел нашей работы можно было считать правильно намеченным. Оставалось только закреплять и расширять успехи в этом направлении.
Но вторая, не менее важная сторона нашего прямого дела — организация патриотических спектаклей на нашей центральной сцене — шла плохо, мы отставали! Не было ни одного полотна, которое достойным образом отразило бы масштаб происходящих событий.
Лихорадочно работала мысль. Мы, как могли, держали связь с драматургами: Алексеем Толстым, А. Корнейчуком, Л. Леоновым, но, к сожалению, пока безрезультатно. Между тем военная атмосфера накалялась, а мы вынуждены были играть только классику, преимущественно Островского. Но надо отдать справедливость — никогда так хлестко и гневно не звучали обличения Глумова, никогда так остро-сатирически не раскрывалась ограниченность Турусиной, идиотизм Крутицкого, тупость Мамаева, как в эти дни в исполнении актеров Малого театра.
Пришел октябрь... Немцы были под Вязьмой... В целях предоставления нам спокойной творческой обстановки, проявляя непрерывную заботу о Малом театре, о его искусстве, правительство эвакуировало нас в Челябинск.
Мы покидали Москву с чувством неудовлетворенности своей работой, и каждый из нас дал себе слово удесятерить усилия, чтобы хоть в какой-то мере достойно ответить на заботы о театре, о нас, о наших семьях.
Те бытовые условия, которые были предоставлены театру в Челябинске, ничем не отличались от мирной обстановки. Незатемненный город жил напряженной, трудовой жизнью. Он был крепко связан с фронтом и делал все для победы. В эту жизнь включились и мы.
Военно-шефская работа приняла московские и даже большие масштабы. Так же как в Москве, мы формировали выездные бригады и посылали их на фронт. Не было направления, которое бы не обслужил Малый театр. От Ледовитого океана до Черного моря, от Мурманска до Севастополя и Сталинграда — всюду действовали наши бригады.
Но все же, неудовлетворенные этим, мы задумали создание постоянного Фронтового Филиала. Осуществление этой идеи решено было отложить до возвращения в Москву, которое — мы верили — было не за горами, тем более, что декабрьские операции нашего контрнаступления и разгром немцев под Москвой давали все основания надеяться на это.
Дела с репертуаром начали давать результаты, правда, на первых порах еще скромные.
Первым откликнулся А. Корнейчук, приславший увлекательную пьесу «Партизаны в степях Украины», дружно разыгранную нашими актерами, которые почти всем ансамблем перекочевали в этот новый спектакль прямо из «Степей Украины» того же Корнейчука. Пьеса пользовалась успехом и у военного и у рабочего зрителя, которого здесь было очень много, и, кстати такого, который знал и любил Малый театр раньше и теперь приехал сюда, на Урал со своими станками так же, как и мы со своими декорациями. Мы были счастливы этим успехом. Пусть это небольшое полотно, но все же это была «первая ласточка». За этим последовал второй спектакль — попытка театра отразить события сегодняшнего дня на материале франко-прусской войны. Это была «Осада мельницы» по Золя. Несмотря на всю театральную эффектность сюжета, спектакль, к сожалению, оставил зрителя холодным. В это время К. Симоновым была закончена пьеса «Русские люди», увлекшая всех нас своим темпераментом, правдивостью, жизненностью характеров. Режиссура начала осуществлять ее постановку, в то время как другая часть коллектива занялась обновлением форм и приемов обслуживания воинских частей.
Проявляя еще большую интенсивность и изобретательность в работе но художественному обслуживанию госпиталей и частей Красней Армии, мы решили поставить старинный водевиль «Девушка-гусар», который когда-то прославила своим исполнением известная русская актриса Асенкова. Эффект был самый неожиданный: товарищи Анненков, Грузинский, Грызунов, Ивенина оказались настолько музыкальны, так прекрасно пели и танцовали, что все это было впору профессионалам из музыкального театра. На просмотре этой работы на труппе один из наших самых нелицеприятных критиков, наш «суровый судья», Н. К. Яковлев, с характерной для его выступлений сердечностью, сказал: «Это что-то вроде весеннего дождика сквозь солнце». Мы поняли, что это была похвала. Вслед за этой работой вскоре был поставлен классический водевиль Григорьева «Дочь русского актера». Так труппа обогащала свой творческий багаж, постигая необходимейшие качества актерского мастерства — искренность и непосредственность. Впоследствии эти водевили с успехом исполнялись нашими артистами на фронте.
Работа над «Русскими людьми» должна была уже быть перенесена на сцену, как пришлось переходить в летнее помещение, не вмещавшее многих наших спектаклей. Прервав в связи с этим репетиции «Русских людей», мы обратили наше усилие на активизацию обслуживания летних лагерей, где формировались и обучались части, отправлявшиеся на фронт. Лето прошло очень быстро.
Вдруг, в конце августа, неожиданный для всех приказ — возвращаться в Москву. Радости не было границ. Без Малого театра соскучились! Мы нужны Москве! Что могло сравниться с этим известием? Оно сулило скорое осуществление надежд, которое, как казалось некоторым, было в существующей обстановке гораздо более отдаленным. Нам не дано было тогда понять гениального плана нашего Верховного Главнокомандующего — плана разгрома немцев под Сталинградом. И только после, в декабре, слушая металлический баритон Левитана, гордо произносившего: «Наступление наших войск продолжается», кое-кто из наших делал хитрые глаза и говорил, что недаром он был уверен в скором возвращении в Москву. Одним словом, через одиннадцать месяцев мы — снова дома, на своей сцене.
В эти первые месяцы зимы 1942/43 года Малый театр организует свой постоянный Фронтовой Филиал, выделяя для него часть своей труппы и режиссуры. Большая организационная работа по формированию Филиала проводится в обстановке дружной помощи всего коллектива. Всем хочется помочь полезному начинанию. От членов коллектива посылались просьбы об откомандировании их на время войны в этот Филиал, но многим, сообразуясь с нуждами основного репертуара, приходится отказывать. Обстановка войны, постоянное общение с бойцами и командирами Советской Армии буквально переродили актеров. Привычка к уюту, к «кабинетному» существованию, к творческой тишине незаметным образом исчезла. Мы с особенной ясностью почувствовали, что настоящее счастье человека — в гармоническом сочетании личного с общественным.
Зима этого сезона принесла и чисто творческие радости в работе нашей основной сцены. Чудесный писатель Леонид Леонов отдал Малому театру свою новую пьесу «Нашествие». Мне, к большому огорчению, не пришлось играть в ней из-за работы над пьесой Б. Шоу «Пигмалион». Но я видел подлинную радость, с которой трудились над лепкой объемных, содержательных леоновских образов мои товарищи. Спектакль произвел громадное впечатление и вошел в основной фонд нашего репертуара.
Впоследствии, при повторном рождении этого спектакля, в измененном составе, мне довелось над ним работать как режиссеру, и я непосредственно ощутил всю мощь леоновской драматургии.
Другим событием этой зимы было присуждение Сталинской премии нашему спектаклю «Пигмалион». Высокая награда коллективу во время войны служила новым доказательством внимания партии, правительства и лично товарища Сталина к искусству.
Особо хочется коснуться третьего спектакля, возникшего в сезон 1942/43 года. Я говорю о пьесе А. Корнейчука «Фронт». Поставили мы ее очень быстро, потому что чувствовали срочность ее тематического задания. Пьеса очень ярко и остро ставила вопросы, решение которых имело огромное воспитательное значение.
«Художественная самокритика наших недостатков», — так называли «Фронт» командиры и бойцы, смотревшие спектакль. И все без исключения признавали его большую воспитательную силу.
Закончить работу над «Русскими людьми» нам так и не удалось, так как вернувшийся немного позже нас в Москву МХАТ привез из Саратова уже готовый спектакль, и не было практического смысла его дублировать.
По приезде из Челябинска работники Малого театра дали торжественное обещание товарищу Сталину накопить необходимое количество денег для постройки эскадрильи и просили разрешения назвать ее именем Малого театра. Товарищ Сталин в письме, опубликованном во всех газетах, ответил нам благодарностью и дал просимое разрешение.
Надо было видеть, с каким трепетным волнением ждали все мы осуществления нашего обещания.
И наконец пришел день принятия эскадрильи. Весь коллектив, во главе с нашими «стариками», собрался на аэродроме. Церемониал передачи эскадрильи «Малый театр — фронту» был необычайно торжественным. Мы не могли наглядеться на новенькие сверкающие истребители, созданные по нашему собственному почину, не могли налюбоваться на красавцев — как наподбор — молодых летчиков, которые должны были на «наших» самолетах разить врага.
После акта передачи последовали показ приемов высшего пилотажа и дружеская, напутственная беседа. Это был поистине счастливый день нашей жизни.
Впоследствии, вплоть до конца войны, в Малый театр приходили письма-рапорты о делах «нашей» эскадрильи, отдельные сведения от командиров самолетов о количестве сбитых ими вражеских машин. Да и теперь, после войны, А. А. Яблочкина, Е. Д. Турчанинова и В. Н. Рыжова получают письма от наших героев-летчиков, рассказывающие уже о мирной жизни. Теперь, когда все советские люди заняты созидательной работой, военные, иногда, казалось бы, мимолетные встречи и знакомства не только не забылись, но, наоборот, превратились в большей своей части в хорошую, теплую дружбу, спаянную общими целями и заботами. Таков характер нашей жизни! Она не позволяет людям замыкаться в свою скорлупу. И как радостно в сорок девятом году встречаться с бойцами и командирами, знакомыми по этим военным годам, доверительно раскрывающими сейчас свое положение, дела, приходящими за советом, а иногда помогающими тебе самому!
Военные события 1944 года подхлестывали нас в нашей шефской работе, которая по своим масштабам заняла одно из первых мест в Союзе.
В нашем коллективе выросли уже подлинные специалисты этого дела, у которых неослабевавший энтузиазм к фронтовым поездкам сочетался с большим опытом в этой трудной, ответственной работе. Таковы В. Н. Аксенов и В. А. Обухова, бессменные руководители большого количества бригад, исколесивших от имени Малого театра буквально все фронты. Для В. Обуховой не существовало заданий, которых она не могла бы выполнить. Ее знали экипажи торпедных катеров Баренцева моря и бойцы окопов Сталинграда. Она летала и в тыл врага — к партизанам. В эти годы в наш коллектив в качестве руководителя литературной части вступил Алексей Николаевич Толстой. Тот год, что он пробыл в нашем коллективе, был для нас периодом плодотворного общения с этим большим литератором и драматургом, с человеком огромного художественного вкуса и чутья. Он часто бывал на наших репетициях, спектаклях, много советовал, судил, помогал.
Это была пора его работы над «Иваном Грозным», из которой Малый театр воплотил первую часть произведения — «Орел и орлица». Образ Грозного в этой части еще только формируется в того, кто вошел в наше сознание как собиратель России, защитник ее независимости и суверенного могущества.
Борьба с косностью и коварством реакционного боярства, учреждение опричины, возвеличение международного значения Руси — вот что служит основной темой пьесы. И нам представлялось, что эти исторические мотивы созвучны могучему движению нашей славной Армии по пути разгрома врага, по пути к победе и к утверждению непоколебимого авторитета Советского Союза во всем мире.
Вся наша труппа увлеченно отдалась работе над пьесой. Давно в распоряжении актеров не было такого червонного золота русской речи, таких художественно совершенных образов. Для декоративного оформления спектакля был привлечен дебютировавший в этой постановке, как театральный художник, П. Соколов-Скаля, сумевший тонко понять реалистическую природу произведения.
Однако незамеченная вовремя порочность режиссерской трактовки привела к тому, что премьера пьесы была подвергнута справедливой и суровой критике. В газете «Правда» появился подробнейший разбор недостатков постановки, после которого мы сняли спектакль с репертуара. Настроение в театре было чрезвычайно подавленное.
Но надо отдать справедливость — замешательство продолжалось недолго. Мы решили переработать спектакль на основе тех замечаний, которые были сформулированы в статье «Правды». Вставший во главе художественного управления Малым театром П. М. Садовский предложил мне, как его заместителю, делать вместе с ним новую редакцию спектакля.
Изучив очень внимательно все замечания «Правды», я предложил изменить не только сценическую, но и в небольшой степени текстовую редакцию постановочного варианта пьесы: произвести сокращения, свести вторую и третью картины в одну, перемонтировать текст картины на Лобном месте и кое-какие другие поправки текста.
В то время Алексей Николаевич, без согласования с которым этого сделать было нельзя, уже тяжело и неизлечимо больной, находился в «Барвихе», под Москвой. Решено было поехать к нему в санаторий. Очень волновались: как он отнесется к этим предложениям?
Странно было увидеть жизнелюбца, постоянно шутившего Алексея Николаевича угрюмым. К нашему удивлению, он не возражал против текстовых переделок, утвердил наши планы и «благословил» нас на работу. Расстались с надеждой, что после санатория он будет с нами в репетиционный период. Это сбылось только частично — он присутствовал лишь на двух или трех репетициях, затем слег окончательно, и вскоре его не стало. Советское искусство утратило большого художника.
На Малый театр ложилась сугубая ответственность по выпуску спектакля. Мы работали не покладая рук. В целях более продуктивной репетиционной работы в режиссуру был привлечен один из старейших работников театра Б. И. Никольский. Приближалась премьера. Она состоялась 2 мая 1945 года.
Спектакль был принят необычайно горячо всеми зрителями.
Этот день был ознаменован радостным событием огромного исторического значения. Вечером 2 мая наши войска взяли Берлин. И после спектакля со сцены был объявлен приказ Верховного Главнокомандующего с благодарностью победившим войскам.
Ликование присутствующих в зрительном зале не знало границ. Долго не смолкали возгласы «Да здравствует товарищ Сталин!», зрители не хотели расходиться, а наши актеры еще долго сидели за кулисами, обсуждая радостные события этого дня.
«Правда» вскоре поместила обстоятельную, подробную статью, высоко оценившую нашу работу над новой редакцией спектакля. Таким образом, честь Малого театра была реабилитирована в глазах советской общественности.
9 мая мы вместе со всем советским народом и трудящимися всего мира праздновали победу.
Наступил мир. Кончились перипетии войны, но не кончилась наша военно-шефская работа, не кончилась наша крепкая дружба с Армией.
На смену кровавому фашизму поджигатели войны готовят новые кадры наемных убийц. В противовес этому все прогрессивное человечество поднимает знамя борьбы за мир. Во главе этой борьбы стоит Советский Союз. Борьбе за мир, за народную демократию подчинены все наши мысли и действия. Она должна быть основной темой нашего репертуара.
Малый театр, верный своим традициям служения обществу, сосредоточит все свои усилия на достойном выполнении этой благородной задачи.
Продолжаем публикацию материалов из книги «Малый театр на фронтах Великой Отечественной войны». Автор сегодняшнего очерка – Константин Александрович Зубов, в то время еще народный артист РСФСР, главный режиссер Малого театра, лауреат Сталинской премии
Никогда не забыть этот день — 22 июня 1941 года. Малый театр, весь от мала до велика, от молодых до стариков, выехал в этот год на Украину и в Донбасс. Мы разделились на две группы. Одна начала эту гастрольную поездку в Днепропетровске, другая выехала в Сталине Громоздкий организм театра, погрузившись на колеса, представлял собою внушительную картину: пятнадцать вагонов с декорациями и четыре вагона с людьми.
Поездка явилась радостным событием для труппы после трудного и ответственного сезона в Москве. Попасть в солнечную, цветущую, звонкую Украину, посмотреть Донбасс, впитать в себя образы землеробов, шахтеров, сталеваров, инженеров, обогатить творческую фантазию, прикоснуться к подлинной жизни, запастись знаниями для будущей работы над советским репертуаром — все это увлекало «ас, радовало, и первые три недели июня пролетели, как три дня.
Встречи со знатными людьми Украины, Донбасса, экскурсии на заводы, в цехи, в шахты — все это, несмотря на ежедневные спектакли, не только не утомляло нас, но, наоборот, заряжало какой-то особой творческой энергией. Коллектив Малого театра сознавал, что каждый его спектакль, каждый выездной концерт непосредственно способствует культурному росту нашего передового советского зрителя. Малый театр был в своей стихии. И это радовало всех его работников.
Очередные выезды на предприятия, очередные дневные встречи с новыми друзьями должны были состояться и 22 июня. После утреннего чая мы стали собираться в назначенные часы для отъезда. И вдруг, как гром среди ясного неба, известие: война... Немцы напали на нас. Их первые налеты, бои на границе, историческое выступление товарища Молотова...
Нечего скрывать, первые минуты были минутами растерянности. Они не могли быть иными — слишком спокойно и радостно мы работали до этого.
Вслед за первым мгновением, родившим тысячи мыслей, ощущений, коллектив Малого театра вынес решение оставаться на посту, то есть в Сталино, и продолжать спектакли впредь до распоряжений из Москвы. Об этом своем решении мы известили Днепропетровскую группу по телефону и в ответ получили точно такое же их решение.
Вечерний спектакль 22 июня в затемненном уже городе. Улиц нельзя узнать. Вчера они были светлы, праздничны, наполнены смехом, шуткой, радостью. Сегодня народ суров, молчалив и сосредоточен.
Мы думали, что никто не придет в театр, на наш спектакль. И какое тепло ощутили мы, увидев полный зрительный зал. Мы нужны, мы одна семья с этими зрителями, семья, члены которой собрались вечером в большой светлой комнате, чтобы вместе спокойно, пристально посмотреть в неизвестное будущее.
И действительно, на этом спектакле за кулисами нельзя было протолкнуться. Вопреки висевшему запрету «За кулисы вход посторонним воспрещается», сюда пришли все наши новые друзья, знакомые по нашим последним выездам и встречам. Волнуясь, но скрывая свое волнение, они тихо, серьезно и грустно спрашивали нас, как-то мы пробудем у них? И в этих вопросах нам, привыкшим к «подтексту», слышалось: «Оставайтесь дольше!» В ответ мы говорили, также стараясь быть спокойными, что останемся до конца намеченных планом гастролей.
Домой после спектакля шли вместе с толпой, отказавшись от машин, которые нам были поданы.
Шли по темной, незнакомой дороге, перебрасываясь отдельными фразами. Шли, не торопясь, как бы желая продлить эту так внезапно образовавшуюся крепкую связь. У гостиницы попрощались тихо, не нарушая темноты громкими возгласами. Каждый из нас понимал масштаб начавшихся событий.
Через три дня пришел приказ Москвы — возвращаться к месту постоянной работы.
Короткие сборы. По какой-то молчаливой договоренности пропала разница между администрацией и рядовыми работниками. Обязанности по отправке труппы были разобраны нарасхват. Надо отдать справедливость местным властям, у которых в эти дни были заботы посерьезнее, чем наша отправка, что организация отъезда была образцовой, вплоть до трамвайных вагонов, поданных прямо к гостинице специально для нас.
Вокзал кишит самым разнообразным народом. Нам ка-залось, что наш отъезд не будет очень заметен. Мы ошиблись. В последний момент перрон наполняется провожающими, и, в довершение всего, перед последним звонком к боковому подъезду вокзала врывается грузовик. Запыленные лица. Горящие глаза. Макеевские сталевары провожают Малый театр. У нас нехватает слов для выражения благодарности... Поезд увозит нас от близких, родных людей... В конце одного из вагонов неунывающая молодежь наша напевает: «...Были сборы недолги, от Кубани до Волги мы коней снаряжали в поход...»
По дороге в Москву питаемся скудными вестями по радио на дорожных станциях.
Военизированная Москва сразу же вовлекла нас в свой действенный ритм. Треугольник театра заработал не покладая рук. Творческим коллективом овладел необычайный подъем.
Основой всей нашей жизни, начиная с этих памятных дней и до мая 1945 года, стала военно-шефская работа. Создание репертуара шефских выступлении, организация концертов, связь с Политическим управлением Армии — все это удавалось беспрепятственно, потому что не было случая пренебрежения своим гражданским долгом. Все наперебой соревновались друг с другом в количестве и качестве работы. Разучивание новых вещей, репетиция текущего репертуара, выступления после репетиций на призывных пунктах, на вокзалах, спектакли, ночные выступления у зенитчиков, одним словом, работы всем хватало на круглые сутки. Если прибавить к этому, что все мы несли у себя в театре обязанности по противовоздушной обороне, станет ясно, что все, буквально все работники театра, исключая, конечно, наших старейших, перешли на казарменное положение.
К этому добавились бытовые заботы о детях И нетрудоспособных членах нашей болошой театральной семьи. Всех их необходимо было вывезти из Москвы, устроить в спокойных местах. Все подробности так живо встают передо мной, потому что, кроме обязанностей режиссера и актера, я нес в ту пору еще и обязанности председателя местного комитета Малого театра.
И вот, несмотря на тяжесть пережитого, на множество иногда поистине драматических положений, воспоминания об этих днях несут с собой прежде всего ощущение крепкой дружбы в коллективе и чувство благодарности Москве, во всем помогавшей нам в тяжкие минуты, и горячую любовь и преданность никогда не оставлявшему нас своей личной заботой товарищу Сталину. Ему Малый театр обязан своей целостью, сохранностью своего коллектива, одним словом, всей своей жизнью.
Навсегда врезалось в память 3 июля. Мы сидим в театре, в комнате нашего штаба ПВХО. Ночь. Дело к рассвету. Клонит ко сну. Дежурные у телефонов старательно преодолевают дремоту. Резкий звонок телефона.
— Слушайте по радио выступление товарища Сталина,— говорят из штаба ПВХО при Комитете по делам искусств. Собираются на цыпочках, буквально не дыша, все ъ:аши, и тут обнаруживается, что налицо почти вся труппа.
И вот раздаются проникновенные слова этой замечательной ре»и Зажигается в груди гнев против захватчиков Трудно рассказать, что творилось на собрании коллектива «по поводу выступления товарища Сталина через Несколько часов. Не было человека, который не требовал бы записать его в народное ополчение. Таков был подъем. Но позволено это было немногим — театр должен был делать свое прямое дело.
Работа рад созданием шефского репертуара делалась коллективно. Каждый вносил свою лепту. Нам было ясно, что основной темой должна быть героика патриотизма. Наши специалисты по художественному чтению — В. Н. Аксенов. Е. Н. Гоголева, В. А. Обухова, С. Н. Фадеева, М. И. Царев, А. И. Смирнов, Б. В. Телегин — стали выступать со стихами Маяковского, Безыменского, Симонова, Жарова, Долматовского, Гусева, Твардовского, Суркова и других поэтов.
Видя, какое впечатление производили выступления наших прекрасных чтецов на уходившие на фронт, а иногда буквально с ходу вступавшие в бой части, видя, как загорались глаза бойцов, как зажигалось дыхание ненависти к врагу, я не раз вспоминал слова А. В. Луначарского: «...Замечательной особенностью Малого театра было то, что в центре его всегда стояло слово. Мощь слова, как социального оружия, должна неимоверно вырасти в нашу эпоху».
Справедливость и точность этой формулировки были очевидны, когда взволнованные бойцы горячо благодарили наших мастеров за те прекрасные слова, которые вливали в них бодрость и силу.
Старшее поколение не отставало от нашей «могучей кучки» пропагандистов художественного слова. Е. Д. Турчанинова, П. М. Садовский, А. А. Остужев. М. Ф. Ленин читали классиков русской литературы и поэзии. Л. Толстой. Пушкин, Лермонтов, А. Н. Островский в их исполнении также были горячо и благодарно приняты «на вооружение» бойцами и командирами нашей доблестной Армии.
Живо стоит в глазах ночной эпизод. После спектакля мы выехали в один из пунктов противовоздушной обороны под Москвой. Дело было уже в августе. Ночи стояли темные. Долго, около полутора часов, колесил наш автобус. Наконец приехали. Нас провели в подземное укрытие, которое должно было служить нам концертным залом. Человек двадцать-тридцать командиров и бойцов лётной части. Сейчас же начали концерт, который закончился монологом матери из пьесы В. Гусева «Слава» в исполнении Е. Д. Турчаниновой. Произнесла она этот монолог как-то особенно мужественно и страстно. Прозвучали последние слова... Молчание... Звонок телефонного аппарата. Командир извиняется перед нами, говоря, что нам придется переждать у них в укрытии некоторое время. Мы понимаем: тревога. Все они исчезают. Какой-то молодой боец бросается к Е. Д. Турчаниновой, крепко целует ее, сжимает обе ее руки и сипловатым, простуженным голосом говорит: «Ну, мамаша, дадим мы им жизни!..» — и тоже куда-то убегает. Растроганные, молча ждали мы сорок минут, которые продолжалась эта тревога.
Понемногу возвращаются наши хозяева. Их лица возбуждены, некоторые удовлетворенно кивают нам головами: очевидно, «жизнь была дана» по-настоящему! Прощаемся. Взгромождаемся в наш автобус и мчимся к Москве. Так делал Малый театр свое прямое дело в ту страдную летнюю пору.
Рядом с темой героической в репертуаре наших военно-шефских выступлений были и юмор, и сатира, и шутка. Иногда этого от нас просто требовали. В особенности это случалось, когда бригады выезжали в госпитали, к раненым. Это лечило и душу и тело.
На передовой линии на этом «участке» были такие наши актеры, как Е. Шатрова, В. Владиславский, Е. Турчанинова. С. Межинский и Игорь Ильинский, этот несравненный мастер исполнения текстов Крылова, Чехова, Гоголя и Маршака.
Много ран перестало ныть, много морщин разгладилось, многие черные мысли исчезли у наших героев при помощи этой второй целительной темы, оказавшейся не менее важной, чем героическая в военно-шефских выступлениях Малого театра.
Незаметно в этих трудовых военных делах приближалась осень первого года Великой Отечественной войны. Крепла связь Малого театра с Советской Армией. У нашей старейшей актрисы любимой нами всеми А. А. Яблочкиной росла груда писем от бойцов и командиров, где они благодарно характеризовали работу театра как нужную и полезную им.
Таким образом, первый раздел нашей работы можно было считать правильно намеченным. Оставалось только закреплять и расширять успехи в этом направлении.
Но вторая, не менее важная сторона нашего прямого дела — организация патриотических спектаклей на нашей центральной сцене — шла плохо, мы отставали! Не было ни одного полотна, которое достойным образом отразило бы масштаб происходящих событий.
Лихорадочно работала мысль. Мы, как могли, держали связь с драматургами: Алексеем Толстым, А. Корнейчуком, Л. Леоновым, но, к сожалению, пока безрезультатно. Между тем военная атмосфера накалялась, а мы вынуждены были играть только классику, преимущественно Островского. Но надо отдать справедливость — никогда так хлестко и гневно не звучали обличения Глумова, никогда так остро-сатирически не раскрывалась ограниченность Турусиной, идиотизм Крутицкого, тупость Мамаева, как в эти дни в исполнении актеров Малого театра.
Пришел октябрь... Немцы были под Вязьмой... В целях предоставления нам спокойной творческой обстановки, проявляя непрерывную заботу о Малом театре, о его искусстве, правительство эвакуировало нас в Челябинск.
Мы покидали Москву с чувством неудовлетворенности своей работой, и каждый из нас дал себе слово удесятерить усилия, чтобы хоть в какой-то мере достойно ответить на заботы о театре, о нас, о наших семьях.
Те бытовые условия, которые были предоставлены театру в Челябинске, ничем не отличались от мирной обстановки. Незатемненный город жил напряженной, трудовой жизнью. Он был крепко связан с фронтом и делал все для победы. В эту жизнь включились и мы.
Военно-шефская работа приняла московские и даже большие масштабы. Так же как в Москве, мы формировали выездные бригады и посылали их на фронт. Не было направления, которое бы не обслужил Малый театр. От Ледовитого океана до Черного моря, от Мурманска до Севастополя и Сталинграда — всюду действовали наши бригады.
Но все же, неудовлетворенные этим, мы задумали создание постоянного Фронтового Филиала. Осуществление этой идеи решено было отложить до возвращения в Москву, которое — мы верили — было не за горами, тем более, что декабрьские операции нашего контрнаступления и разгром немцев под Москвой давали все основания надеяться на это.
Дела с репертуаром начали давать результаты, правда, на первых порах еще скромные.
Первым откликнулся А. Корнейчук, приславший увлекательную пьесу «Партизаны в степях Украины», дружно разыгранную нашими актерами, которые почти всем ансамблем перекочевали в этот новый спектакль прямо из «Степей Украины» того же Корнейчука. Пьеса пользовалась успехом и у военного и у рабочего зрителя, которого здесь было очень много, и, кстати такого, который знал и любил Малый театр раньше и теперь приехал сюда, на Урал со своими станками так же, как и мы со своими декорациями. Мы были счастливы этим успехом. Пусть это небольшое полотно, но все же это была «первая ласточка». За этим последовал второй спектакль — попытка театра отразить события сегодняшнего дня на материале франко-прусской войны. Это была «Осада мельницы» по Золя. Несмотря на всю театральную эффектность сюжета, спектакль, к сожалению, оставил зрителя холодным. В это время К. Симоновым была закончена пьеса «Русские люди», увлекшая всех нас своим темпераментом, правдивостью, жизненностью характеров. Режиссура начала осуществлять ее постановку, в то время как другая часть коллектива занялась обновлением форм и приемов обслуживания воинских частей.
Проявляя еще большую интенсивность и изобретательность в работе но художественному обслуживанию госпиталей и частей Красней Армии, мы решили поставить старинный водевиль «Девушка-гусар», который когда-то прославила своим исполнением известная русская актриса Асенкова. Эффект был самый неожиданный: товарищи Анненков, Грузинский, Грызунов, Ивенина оказались настолько музыкальны, так прекрасно пели и танцовали, что все это было впору профессионалам из музыкального театра. На просмотре этой работы на труппе один из наших самых нелицеприятных критиков, наш «суровый судья», Н. К. Яковлев, с характерной для его выступлений сердечностью, сказал: «Это что-то вроде весеннего дождика сквозь солнце». Мы поняли, что это была похвала. Вслед за этой работой вскоре был поставлен классический водевиль Григорьева «Дочь русского актера». Так труппа обогащала свой творческий багаж, постигая необходимейшие качества актерского мастерства — искренность и непосредственность. Впоследствии эти водевили с успехом исполнялись нашими артистами на фронте.
Работа над «Русскими людьми» должна была уже быть перенесена на сцену, как пришлось переходить в летнее помещение, не вмещавшее многих наших спектаклей. Прервав в связи с этим репетиции «Русских людей», мы обратили наше усилие на активизацию обслуживания летних лагерей, где формировались и обучались части, отправлявшиеся на фронт. Лето прошло очень быстро.
Вдруг, в конце августа, неожиданный для всех приказ — возвращаться в Москву. Радости не было границ. Без Малого театра соскучились! Мы нужны Москве! Что могло сравниться с этим известием? Оно сулило скорое осуществление надежд, которое, как казалось некоторым, было в существующей обстановке гораздо более отдаленным. Нам не дано было тогда понять гениального плана нашего Верховного Главнокомандующего — плана разгрома немцев под Сталинградом. И только после, в декабре, слушая металлический баритон Левитана, гордо произносившего: «Наступление наших войск продолжается», кое-кто из наших делал хитрые глаза и говорил, что недаром он был уверен в скором возвращении в Москву. Одним словом, через одиннадцать месяцев мы — снова дома, на своей сцене.
В эти первые месяцы зимы 1942/43 года Малый театр организует свой постоянный Фронтовой Филиал, выделяя для него часть своей труппы и режиссуры. Большая организационная работа по формированию Филиала проводится в обстановке дружной помощи всего коллектива. Всем хочется помочь полезному начинанию. От членов коллектива посылались просьбы об откомандировании их на время войны в этот Филиал, но многим, сообразуясь с нуждами основного репертуара, приходится отказывать. Обстановка войны, постоянное общение с бойцами и командирами Советской Армии буквально переродили актеров. Привычка к уюту, к «кабинетному» существованию, к творческой тишине незаметным образом исчезла. Мы с особенной ясностью почувствовали, что настоящее счастье человека — в гармоническом сочетании личного с общественным.
Зима этого сезона принесла и чисто творческие радости в работе нашей основной сцены. Чудесный писатель Леонид Леонов отдал Малому театру свою новую пьесу «Нашествие». Мне, к большому огорчению, не пришлось играть в ней из-за работы над пьесой Б. Шоу «Пигмалион». Но я видел подлинную радость, с которой трудились над лепкой объемных, содержательных леоновских образов мои товарищи. Спектакль произвел громадное впечатление и вошел в основной фонд нашего репертуара.
Впоследствии, при повторном рождении этого спектакля, в измененном составе, мне довелось над ним работать как режиссеру, и я непосредственно ощутил всю мощь леоновской драматургии.
Другим событием этой зимы было присуждение Сталинской премии нашему спектаклю «Пигмалион». Высокая награда коллективу во время войны служила новым доказательством внимания партии, правительства и лично товарища Сталина к искусству.
Особо хочется коснуться третьего спектакля, возникшего в сезон 1942/43 года. Я говорю о пьесе А. Корнейчука «Фронт». Поставили мы ее очень быстро, потому что чувствовали срочность ее тематического задания. Пьеса очень ярко и остро ставила вопросы, решение которых имело огромное воспитательное значение.
«Художественная самокритика наших недостатков», — так называли «Фронт» командиры и бойцы, смотревшие спектакль. И все без исключения признавали его большую воспитательную силу.
Закончить работу над «Русскими людьми» нам так и не удалось, так как вернувшийся немного позже нас в Москву МХАТ привез из Саратова уже готовый спектакль, и не было практического смысла его дублировать.
По приезде из Челябинска работники Малого театра дали торжественное обещание товарищу Сталину накопить необходимое количество денег для постройки эскадрильи и просили разрешения назвать ее именем Малого театра. Товарищ Сталин в письме, опубликованном во всех газетах, ответил нам благодарностью и дал просимое разрешение.
Надо было видеть, с каким трепетным волнением ждали все мы осуществления нашего обещания.
И наконец пришел день принятия эскадрильи. Весь коллектив, во главе с нашими «стариками», собрался на аэродроме. Церемониал передачи эскадрильи «Малый театр — фронту» был необычайно торжественным. Мы не могли наглядеться на новенькие сверкающие истребители, созданные по нашему собственному почину, не могли налюбоваться на красавцев — как наподбор — молодых летчиков, которые должны были на «наших» самолетах разить врага.
После акта передачи последовали показ приемов высшего пилотажа и дружеская, напутственная беседа. Это был поистине счастливый день нашей жизни.
Впоследствии, вплоть до конца войны, в Малый театр приходили письма-рапорты о делах «нашей» эскадрильи, отдельные сведения от командиров самолетов о количестве сбитых ими вражеских машин. Да и теперь, после войны, А. А. Яблочкина, Е. Д. Турчанинова и В. Н. Рыжова получают письма от наших героев-летчиков, рассказывающие уже о мирной жизни. Теперь, когда все советские люди заняты созидательной работой, военные, иногда, казалось бы, мимолетные встречи и знакомства не только не забылись, но, наоборот, превратились в большей своей части в хорошую, теплую дружбу, спаянную общими целями и заботами. Таков характер нашей жизни! Она не позволяет людям замыкаться в свою скорлупу. И как радостно в сорок девятом году встречаться с бойцами и командирами, знакомыми по этим военным годам, доверительно раскрывающими сейчас свое положение, дела, приходящими за советом, а иногда помогающими тебе самому!
Военные события 1944 года подхлестывали нас в нашей шефской работе, которая по своим масштабам заняла одно из первых мест в Союзе.
В нашем коллективе выросли уже подлинные специалисты этого дела, у которых неослабевавший энтузиазм к фронтовым поездкам сочетался с большим опытом в этой трудной, ответственной работе. Таковы В. Н. Аксенов и В. А. Обухова, бессменные руководители большого количества бригад, исколесивших от имени Малого театра буквально все фронты. Для В. Обуховой не существовало заданий, которых она не могла бы выполнить. Ее знали экипажи торпедных катеров Баренцева моря и бойцы окопов Сталинграда. Она летала и в тыл врага — к партизанам. В эти годы в наш коллектив в качестве руководителя литературной части вступил Алексей Николаевич Толстой. Тот год, что он пробыл в нашем коллективе, был для нас периодом плодотворного общения с этим большим литератором и драматургом, с человеком огромного художественного вкуса и чутья. Он часто бывал на наших репетициях, спектаклях, много советовал, судил, помогал.
Это была пора его работы над «Иваном Грозным», из которой Малый театр воплотил первую часть произведения — «Орел и орлица». Образ Грозного в этой части еще только формируется в того, кто вошел в наше сознание как собиратель России, защитник ее независимости и суверенного могущества.
Борьба с косностью и коварством реакционного боярства, учреждение опричины, возвеличение международного значения Руси — вот что служит основной темой пьесы. И нам представлялось, что эти исторические мотивы созвучны могучему движению нашей славной Армии по пути разгрома врага, по пути к победе и к утверждению непоколебимого авторитета Советского Союза во всем мире.
Вся наша труппа увлеченно отдалась работе над пьесой. Давно в распоряжении актеров не было такого червонного золота русской речи, таких художественно совершенных образов. Для декоративного оформления спектакля был привлечен дебютировавший в этой постановке, как театральный художник, П. Соколов-Скаля, сумевший тонко понять реалистическую природу произведения.
Однако незамеченная вовремя порочность режиссерской трактовки привела к тому, что премьера пьесы была подвергнута справедливой и суровой критике. В газете «Правда» появился подробнейший разбор недостатков постановки, после которого мы сняли спектакль с репертуара. Настроение в театре было чрезвычайно подавленное.
Но надо отдать справедливость — замешательство продолжалось недолго. Мы решили переработать спектакль на основе тех замечаний, которые были сформулированы в статье «Правды». Вставший во главе художественного управления Малым театром П. М. Садовский предложил мне, как его заместителю, делать вместе с ним новую редакцию спектакля.
Изучив очень внимательно все замечания «Правды», я предложил изменить не только сценическую, но и в небольшой степени текстовую редакцию постановочного варианта пьесы: произвести сокращения, свести вторую и третью картины в одну, перемонтировать текст картины на Лобном месте и кое-какие другие поправки текста.
В то время Алексей Николаевич, без согласования с которым этого сделать было нельзя, уже тяжело и неизлечимо больной, находился в «Барвихе», под Москвой. Решено было поехать к нему в санаторий. Очень волновались: как он отнесется к этим предложениям?
Странно было увидеть жизнелюбца, постоянно шутившего Алексея Николаевича угрюмым. К нашему удивлению, он не возражал против текстовых переделок, утвердил наши планы и «благословил» нас на работу. Расстались с надеждой, что после санатория он будет с нами в репетиционный период. Это сбылось только частично — он присутствовал лишь на двух или трех репетициях, затем слег окончательно, и вскоре его не стало. Советское искусство утратило большого художника.
На Малый театр ложилась сугубая ответственность по выпуску спектакля. Мы работали не покладая рук. В целях более продуктивной репетиционной работы в режиссуру был привлечен один из старейших работников театра Б. И. Никольский. Приближалась премьера. Она состоялась 2 мая 1945 года.
Спектакль был принят необычайно горячо всеми зрителями.
Этот день был ознаменован радостным событием огромного исторического значения. Вечером 2 мая наши войска взяли Берлин. И после спектакля со сцены был объявлен приказ Верховного Главнокомандующего с благодарностью победившим войскам.
Ликование присутствующих в зрительном зале не знало границ. Долго не смолкали возгласы «Да здравствует товарищ Сталин!», зрители не хотели расходиться, а наши актеры еще долго сидели за кулисами, обсуждая радостные события этого дня.
«Правда» вскоре поместила обстоятельную, подробную статью, высоко оценившую нашу работу над новой редакцией спектакля. Таким образом, честь Малого театра была реабилитирована в глазах советской общественности.
9 мая мы вместе со всем советским народом и трудящимися всего мира праздновали победу.
Наступил мир. Кончились перипетии войны, но не кончилась наша военно-шефская работа, не кончилась наша крепкая дружба с Армией.
На смену кровавому фашизму поджигатели войны готовят новые кадры наемных убийц. В противовес этому все прогрессивное человечество поднимает знамя борьбы за мир. Во главе этой борьбы стоит Советский Союз. Борьбе за мир, за народную демократию подчинены все наши мысли и действия. Она должна быть основной темой нашего репертуара.
Малый театр, верный своим традициям служения обществу, сосредоточит все свои усилия на достойном выполнении этой благородной задачи.
Подробнее
«МАЛЫЙ ТЕАТР НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ»
В преддверии празднования 65-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне мы начинаем публикацию книги «Малый театр на фронтах Великой Отечественной войны», подготовленной сотрудниками Малого театра и изданной в 1949 году. Сегодня вы можете прочитать предисловие к этой книге, написанное тогдашним директором Малого театра Леонидом Шаповаловым.
«МАЛЫЙ ТЕАТР НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ»
В преддверии празднования 65-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне мы начинаем публикацию книги «Малый театр на фронтах Великой Отечественной войны», подготовленной сотрудниками Малого театра и изданной в 1949 году. Сегодня вы можете прочитать предисловие к этой книге, написанное тогдашним директором Малого театра Леонидом Шаповаловым.
ПРЕДИСЛОВИЕ
В апреле 1919 года в двадцатом номере «Вестника театра» было опубликовано постановление Совета рабоче-крестьянской обороны за подписью В. И. Ленина, в котором говорилось:
«В целях упорядочения культурно-просветительной работы во фронтовой и тыловой частях Красной Армии и всемерного развития деятельности по обслуживанию войсковых частей в области театра и других зрелищ, Совет рабоче-крестьянской обороны постановляет: Все граждане РСФСР, без различия пола и возраста, принадлежащие к числу сценических и театральных работников, подлежат точному учету на предмет возможности использования их по обслуживанию фронта и тыла Красной армии по профессии».
Это постановление свидетельствует о том, что уже с первых лет Великой Октябрьской социалистической революции советское правительство и коммунистическая партия — партия Ленина — Сталина — рассматривали Красную Армию, как неотъемлемую, органическую часть нашего великого советского народа, и считали необходимым интенсивное приобщение широких красноармейских масс к культуре и искусству.
Прямым следствием культурной работы в Красной Армии, начатой еще в годы гражданской войны, явилось то, что уже в годы первых сталинских пятилеток Красная Армия страны Советов представляла собою не только военную, но и мощную культурную силу.
С другой стороны, приведенное постановление Совета рабоче-крестьянской обороны явилось выражением большого доверия к молодой тогда армии работников советского искусства, на которых возлагалась почетная задача культурно-просветительной работы на фронте и в тыловых частях Красной Армии.
В Московском Малом театре призыв партии и правительства нашел горячий отклик. Это вполне понятно, ибо традиция общественного служения передового русского демократического искусства, заглохшая было в тяжелые годы предреволюционной реакции, с особою силою проявилась в первые же дни Октября.
Еще в Отечественную войну 1812 года артисты московской «казенной» труппы призывали с подмостков Арбатского театра к спасению «страны Российской чести». А теперь — в годы гражданской войны — национальный патриотизм русских актеров выступал уже в соединении с высоким революционным пафосом.
Вот как отзывался А. В. Луначарский об одном из спектаклей Малого театра, поставленном в 1918 году:
«Я никогда не забуду тот спектакль, на котором вся зала была наполнена проходившим через Москву на запад полком из красноармейцев-крестьян, набранных в захолустных уездах Заволжья. С огромным, каким-то подавленным вниманием, а в вершительном моменте даже со слезами, смотрели красные солдаты на внезапно раскрывшееся перед ними зрелище. И оно было им, вероятно, совершенно доступно по всем четким приемам искусства, родного им по обычной для них действительности и вместе с тем уносившего их на крыльях понятного языка и понятных образов высоко над обычным уровнем их переживаний».
В сезоне 1918/19 года артисты Малого театра дали около ста семидесяти выездных спектаклей, значительная часть которых состоялась в красноармейских частях, и с этого момента устанавливается теснейшая и нерушимая связь артистов Малого театра с доблестными защитниками Родины.
* * *
В течение года, предшествовавшего началу Великой Отечественной войны советского народа против германского фашизма, артисты Малого театра с огромным подъемом вели работу по художественному обслуживанию воинских частей Красной Армии, расположенных на территории освобожденной земли Западной Украины и Западной Белоруссии. Поездки в Армию и общение с ее славными бойцами и командирами воодушевляли артистов, как граждан, обогащали их, как художников, и давали возможность актерской молодежи повышать свое мастерство, выступая перед прекрасной, отзывчивой аудиторией.
В отчете об одной из таких проведенных поездок заслуженный деятель искусств Л. Прозоровский писал:
«В этом году на долю работников нашего театра выпала особенно почетная задача. Политическое управление Наркомата Обороны направило военно-шефскую бригаду Малого театра в Белорусский особый военный округ, части которого еще так недавно вписали блестящие страницы в боевую историю нашей славной непобедимой Рабоче-Крестьянской Красной Армии. И когда мы после своих спектаклей и концертов выходили приветствовать наших зрителей и видели многих с орденами на груди, наши сердца еще больше пылали горячей любовью к родной армии, и мы восторженно аплодировали беззаветно храбрым и преданным родине героям, освободителям наших братьев — рабочих и крестьян Западной Белоруссии и Западной Украины. Сознание, что на сей раз мы играли перед такой особенной аудиторией, вселяло в каждого из нас неиссякаемую бодрость» (Многотиражка «Малый театр», 29 июня 1940 г.).
И вот, в субботу 21 июня 1941 года очередная военно-шефская бригада Малого театра в составе заслуженного артиста РСФСР Н. А. Анненкова, артистов В. И. Грызунова, Л. П. Меркуловой, М. С. Дымовой, Е. С. Кузнецовой, Л. Н. Назаровой, А. А. Пироцкой и Н. И. Розановой давала очередной концерт в красноармейских лагерях, расположенных неподалеку от Ковеля (Западная Украина). Концерт был прерван, так как командование получило известие о надвинувшейся опасности. Слушатели — бойцы и командиры Красной Армии — сразу же после концерта вступили в войну. Актеры оказались на фронте и испытали на себе всю тяжесть фронтовой обстановки самых первых военных дней. Это была первая «стихийно» возникшая фронтовая бригада Малого театра.
Другая группа актеров Малого театра — народная артистка СССР В. Н. Пашенная, заслуженные артисты РСФСР С. Б. Межинекий, Н. А. Соловьев, Г. И. Ковров, заслуженная артистка МАССР Н. О. Григоровская, артисты А. П. Короткое и В. А. Обухова — находилась в городе Сталине 24, 25 и 26 июня они выезжали на многие шахты Донбасса, выступая с концертами перед уходящими на фронт горняками.
В Москве был организован к этому времени штаб военно-шефской работы Малого театра, сразу же приступивший к интенсивной работе по организации выступлений актеров на призывных участках, агитпунктах вокзалов, а несколько позднее и в госпиталях.
В период времени с 23 июня по 21 июля 1941 года бригады Малого театра проводили в Москве по пять-семь выступлений ежедневно. Число это несколько уменьшилось после 21 июля, так как воздушные тревоги снизили «маневренность» концертных бригад. Но и в последующие месяцы, вплоть до момента эвакуации Малого театра в Челябинск, среднее число ежедневных шефских концертов было не менее трех. Активное участие в этих концертах принимали народные артисты В. Н. Пашенная, В. О. Массалитинова, Е. Д. Турчанинова, В. Н. Рыжова, К. А. Зубов и многие другие.
В августе 1941 года состоялись первые организованные поездки актеров Малого театра по фронтам Отечественной войны. Заслуженный артист РСФСР С. Б. Межинский вместе с артистом А. П. Коротковым выехали по маршруту Москва — Можайск — Бородино — Верея, Гжатск — Вязьма — Белый и затем на передовые позиции, обслужив при этом конников корпуса легендарного героя Доватора.
В октябре 1941 года решением правительства Малый театр был эвакуирован в Челябинск, где продолжал свою военно-шефскую работу с возрастающей интенсивностью.
К 24-й годовщине Красной Армии выехали на фронт народный артист СССР П. М. Садовский, народная артистка РСФСР Е. Н. Гоголева, заслуженный артист РСФСР И. В. Ильинский, артисты В. Н. Аксенов, Б. Н. Гапонцев, М. Л. Спивак, А. А. Пироцкая, М. Н. Алексии, режиссер С. И. Каминка. С этого времени началось регулярное обслуживание фронта концертными бригадами Малого театра.
Следующая фронтовая бригада, возглавлявшаяся народным артистом РСФСР М. Ф. Лениным, обслуживала воздушные, танковые и зенитные части Московского и Северо-Западного фронтов с 8 по 31 мая 1942 года. В составе этой бригады были народный артист СССР A. А. Остужев, заслуженный артист РСФСР Н. А. Соловьев, артисты А. М. Ленина, С. М. Чернышев, Л. П. Меркулова и др.
Период пребывания Малого театра в Челябинске характеризуется также и дальнейшим развертыванием работы в подшефных госпиталях. Находятся новые формы художественной работы Е госпиталях: концерты-«конвейеры» по палатам, позволяющие обслужить одним составом артистов до шести палат ежедневно, чтение драматических произведений в лицах и т- п. Активно участвуют в этой работе А. А. Яблочкина, Е. Д. Турчанинова, B. Н. Рыжова, В. Н. Пашенная, Е. Н. Гоголева, Е. М. Шатрова, С. Н. Фадеева и др. Так же, как и в Москве, руководство работой в подшефных госпиталях я воинских частях осуществляется Н. О. Григоровской и А. А. Непомнящей.
В октябре 1942 года Малый театр возвращается в Москву и сразу же направляет концертную бригаду под Москву, к зенитчикам. Бригада возглавляется народной артисткой СССР Е. Д. Турчаниновой. В составе бригады заслуженные артисты Е. М. Шатрова, С. Н. Фадеева, Н. А. Соловьев, Н. О. Григоровская.
К дням празднования 25-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции относится также поездка артистки Малого театра В. А. Обуховой в составе сборной московской бригады на Сталинградский фронт. За свою художественную работу на Сталинградском фронте т. Обухова была награждена медалью «За оборону Сталинграда».
В 1943 году наряду с продолжавшейся, ставшей уже неотъемлемой частью производства работой по художественному обслуживанию госпиталей наблюдается резкий скачок вверх в развертывании художественной работы Малого театра на фронте.
С 19 февраля по 10 апреля 1943 года на Воронежском и Юго-Западном фронтах работает бригада народного артиста РСФСР А. В. Полякова, в которой, кроме руководителя, участвовали заслуженная артистка РСФСР О. Е. Малышева, артисты В. А. Обухова (бригадир), Н. С. Карнович, И. И. Лагутин, В. В. Темкина, Т. И. Ванюков, А. А. Пироцкая, В. И. Белоусов и баянист A. Семенов.
Вслед за этой бригадой выехали на Калининский фронт народный артист СССР А. А. Остужев, артисты B. Н. Аксенов, Н. А. Арди, Н. Л. Афанасьев, А. М. Ленина, В. А. Слободинская, С. Г. Розенфельд. На Северо-Западный фронт выехала бригада заслуженного артиста РСФСР Н. А. Анненкова; на Центральный и Степной фронты — бригада заслуженного артиста РСФСР М. И. Царева; на Белорусский фронт — бригада с народным артистом РСФСР Н. А. Светловидовым в своем составе. Ряд бригад выезжает в это же время на другие фронты.
В 1943 году был организован специальный Фронтовой Филиал Малого театра, задачей которого было художественное обслуживание действующих частей Красной Армии. При организации этого Филиала руководством Малого театра был учтен опыт работы народного артиста РСФСР Н. Н. Рыбникова, заслуженных артистов А. В. Карцева, П. И. Леонтьева, В. Ф. Лебедева, М. П. Юдиной и других в Первом фронтовом театре ВТО, выезжавшем в начале 1942 года на Северный флот.
Военно-шефская работа Малого театра в воинских частях и госпиталях Москвы характеризуется в это время новыми формами, из которых в первую очередь следует упомянуть творческие отчеты ведущих мастеров. Такие отчеты офицерам и солдатам Красной Армии были сделаны А. А. Яблочкиной, В. Н. Рыжовой, В. Н. Пашенной, Е. Д. Турчаниновой, И. В. Ильинским, Е. Н. Гоголевой, М. И. Жаровым, Д. В. Зеркаловой, Н. А. Анненковым и многими другими ведущими актерами Малого театра. Эта великолепно оправдавшая себя форма работы театра в воинских частях продолжается и в настоящее время.
Другой интересной формой работы в госпиталях было • проведение так называемых «Дней культурного отдыха раненого бойца». Эти мероприятия проводились обычно по понедельникам, то есть в выходной день театра. В подшефные госпитали направлялись вся труппа, оркестр, вокально-драматический состав. Это давало возможность проводить работу по художественному обслуживанию госпиталя в максимальных масштабах. В различных корпусах давались параллельно по три-четыре спектакля, а в палатах — сотни выступлений в один день.
Репертуар военно-шефских спектаклей и концертов Малого театра включал в себя произведения русских, западноевропейских классиков и произведения советских авторов. В порядке шефства на основной сцене и на сцене филиала Малого театра офицерскому и рядовому составу были показаны спектакли: «Нашествие» Л. Леонова, «Фронт» и «В степях Украины» А. Корнейчука, «Инженер Сергеев» В. Рокка, «Варвары» М. Горького, «Правда — хорошо, а счастье лучше», «На всякого мудреца довольно простоты» А. Островского, «Горе от ума» А. Грибоедова.
На фронте, в госпиталях и в воинских частях ставились спектакли: «Без вины виноватые», «На бойком месте», «Не в свои сани не садись», «Женитьба Белугина», «Бешеные деньги» А. Островского, вечер старинных русских водевилей, а также сцены из пьес А. Островского: «Лес», «Женитьба Бальзаминова», «Доходное место», «Бешеные деньги», «Сердце не камень», «В чужом пиру похмелье», «Последняя жертва», «За чем пойдешь, то и найдешь», из «Бориса Годунова» и «Скупого рыцаря» A. Пушкина, «Укрощения строптивой» и «Отелло» B. Шекспира, «Марии Стюарт» Ф. Шиллера, «Ревизора» Н. Гоголя, «Егора Булычева» М. Горького, «В степях Украины» и «Фронта» А. Корнейчука, «Славы» В. Гусева, ряд инсценировок по рассказам А. Чехова, одноактные пьесы и злободневные скетчи советских писателей.
В репертуаре мастеров художественного слова наряду с классическими образцами (отрывок из «Войны и мира» Л. Н. Толстого в замечательном исполнении А. А. Остужева, «Сказки об Италии» М. Горького в исполнении Е. Н. Гоголевой, басни Крылова в исполнении И. В. Ильинского, «Полтава» А. С. Пушкина в исполнении М. И. Царева, рассказы А. П. Чехова в исполнении Н. А. Светловидова и т. д.) были широко представлены также произведения В. Маяковского, К. Симонова, В. Гусева, А. Суркова, А. Твардовского, А. Прокофьева, М. Исаковского, М. Шолохова, Б. Лавренева, К. Паустовского, Н. Тихонова и И. Эренбурга.
Наличие в Малом театре оркестра и вокально-драматического состава позволяло широко использовать в концертах вокальные и инструментальные ансамбли и солистов — певцов и музыкантов. Некоторые из них являлись бессменными участниками фронтовых поездок (Пироцкая, Семенов), другие же провели за время войны не одну сотню выступлений (Бенюш, Розенфельд, Рахлина, Бутачевская и др.).
Вокальный и музыкальный репертуар концертов включал по преимуществу оборонные произведения советских композиторов, русские народные песни и песни народов СССР, а также классические произведения русских и западноевропейских композиторов.
Участникам фронтовых бригад приходилось выступать в самых разнообразных условиях: на «автосценах», защищенных от проливного дождя импровизированными палатками из плащей, поддерживаемых зрителями на протяжении всего концерта, в поездах (в красноармейских и командирских теплушках), следующих к месту боевого назначения, на улицах и площадях только что освобожденных от немцев городов и селений, в окопах, блиндажах и землянках. Спать приходилось не раздеваясь, зачастую на полу, в избушке железнодорожной стрелочницы, в холодных сараях. Передвигались бригады по раскисшим дорогам, нередко волоча за собой завязшую автомашину, в напряженном состоянии опасности нападения с воздуха, артиллерийского обстрела, разрыва мин. Но сознание того, какую радость, какой отдых и свежую зарядку приносят защитникам Родины выступления бригад, заставляло артистов забывать все трудности.
Концерты происходили в обстановке большого политического подъема, являясь не только демонстрацией замечательного советского искусства, но и политической демонстрацией единства фронта и тыла и непобедимой веры советского народа в победу над ненавистным врагом. Как правило, они заканчивались летучими митингами, на которых выступали бойцы, уже закаленные в боях. Особое значение приобретало то, что во фронтовых бригадах принимали участие представители старшего поколения Малого театра — замечательные мастера сцены П. М. Садовский, Е. Д. Турчанинова, А. А. Остужев.
В начале 1944 года коллектив работников Малого театра обратился с призывом к дальнейшему расширению военно-шефской работы на фронте, в тыловых воинских частях и госпиталях ко всем работникам театров Советского Союза:
«Приближается 26-я годовщина Рабоче-Крестьянской Красной Армии, — говорилось в этом обращении. — Эту славную историческую дату наша, страна встречает в дни, когда идет массовое изгнание фашистских орд с нашей родной земли. Уже недалек тот час, когда гитлеровские полчища будут раздавлены и уничтожены.
С каждым месяцем, с каждым днем Великой Отечественной войны крепнет связь советских артистов с воинами Красной Армии, заложенная еще в годы мирного строительства. Тысячи спектаклей и концертов на фронте и в тылу, сотни выездов артистических бригад на передовые позиции, многие эшелоны подарков на фронт — таков итог военно-шефской деятельности театров за два с половиной года Отечественной войны. В частности, Государственный ордена Ленина Академический Малый театр дал за тридцать два военных месяца свыше двух тысяч военно-шефских спектаклей и концертов в частях Красной Армии. Двадцать две бригады нашего театра, возглавляемые крупнейшими мастерами, знакомили со своим искусством бойцов и офицеров на передовых позициях.
Теперь, накануне 26-й годовщины Красной Армии, творческий коллектив Московского Малого театра взял на себя новые обязательства по дальнейшему расширению и углублению художественного обслуживания защитников Родины.
В дни юбилея мы дадим на основной сцене и на сцене филиала Малого театра четыре шефских спектакля для Красной Армии.
В феврале в- Действующую Армию выедут две бригады ведущих артистов театра с новым концертным репертуаром, который в данное время репетируется.
Фронтовой Филиал Малого театра двумя группами выедет в длительную поездку на фронт с новыми постановками пьес Островского «Не в свои сани не садись» и «На бойком месте», а также с двумя новыми концертными программами.
В феврале состоятся три творческих рапорта крупнейших мастеров Малого театра в частях Красной Армии.
Мы доведем в 1944 году количество концертов в московских воинских частях и госпиталях до тридцати двух ежемесячно.
В ближайшее время артисты Малого театра проведут «День культурного отдыха раненого бойца».
По поручению коллектива это обращение было подписано всеми ведущими артистами Малого театра.
Обязательства, взятые коллективом к 26-й годовщине героической Красной Армии, были им перевыполнены. Малому театру за его военно-шефскую работу было вручено навечно Красное знамя Московского областного комитета работников искусств.
Наряду с военно-шефской работой по художественному обслуживанию воинских частей и госпиталей коллектив Малого театра считал своим патриотическим долгом принимать участие в разгроме врага и другими средствами.
В 1943 году коллектив Малого театра обратился к Верховному Главнокомандующему, Маршалу Советского Союза Иосифу Виссарионовичу СТАЛИНУ со следующей просьбой:
«Дорогой Иосиф Виссарионович!
Коллектив работников Государственного ордена Ленина Академического Малого театра рапортует Вам о выполнении взятого на себя обязательства собрать 1 000 000 рублей на постройку авиазвена.
Кроме этого, коллектив Малого театра внес в банк на нужды обороны 457 782 руб. 35 коп. и в фонд детей фронтовиков — 70 000 руб.
Просим Вас, дорогой Иосиф Виссарионович, удовлетворить желание нашего коллектива построить звено боевых самолетов «Малый театр», которое примет участие в окончательном разгроме фашистских разбойников.
В дни победоносного освободительного наступления нашей славной Красной Армии артисты и сотрудники старейшего русского театра заверяют Вас, что будут с еще большим энтузиазмом помогать героическим защитникам Родины сокрушать ненавистного врага».
Товарищ Сталин ответил на это обращение коллектива следующим письмом:
«Прошу передать сотрудникам Государственного ордена Ленина Академического Малого театра, собравшим 1 000 000 рублей на строительство звена боевых самолетов «Малый театр», 457 782 рубля в фонд обороны Союза ССР и 70 000 рублей в фонд помощи детям фронтовиков, — мой братский привет и благодарность Красной Армии.
И. СТАЛИН».
В своем докладе о 27-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции великий вождь народов, гениальный полководец И. В. СТАЛИН дал высокую оценку работе советской интеллигенции в годы Великой Отечественной войны. «Советская интеллигенция своим созидательным трудом внесла неоценимый вклад в дело разгрома врага», — сказал товарищ Сталин.
Эта высокая оценка вдохновила советскую интеллигенцию на новые достижения, на новые победы в области культурного строительства нашей страны, в области науки и искусства.
Эта оценка вдохновила и коллектив работников Малого театра, который уже в послевоенные годы не только не ослабил своей напряженной работы, но, напротив, вкладывает в нее все больше и больше творческой энергии.
В публикуемом сборнике статей «Малый театр на фронтах Великой Отечественной войны» актеры рассказывают о своей деятельности по художественному обслуживанию фронта, тыловых частей, госпиталей и заводов, о своих поездках, впечатлениях, встречах, о нерушимой дружбе работников искусств с Советской Армией, ярким свидетельством которой является военно-шефская работа — эта выдающаяся страница славной истории старейшего русского театра.
В преддверии празднования 65-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне мы начинаем публикацию книги «Малый театр на фронтах Великой Отечественной войны», подготовленной сотрудниками Малого театра и изданной в 1949 году. Сегодня вы можете прочитать предисловие к этой книге, написанное тогдашним директором Малого театра Леонидом Шаповаловым.
ПРЕДИСЛОВИЕ
В апреле 1919 года в двадцатом номере «Вестника театра» было опубликовано постановление Совета рабоче-крестьянской обороны за подписью В. И. Ленина, в котором говорилось:
«В целях упорядочения культурно-просветительной работы во фронтовой и тыловой частях Красной Армии и всемерного развития деятельности по обслуживанию войсковых частей в области театра и других зрелищ, Совет рабоче-крестьянской обороны постановляет: Все граждане РСФСР, без различия пола и возраста, принадлежащие к числу сценических и театральных работников, подлежат точному учету на предмет возможности использования их по обслуживанию фронта и тыла Красной армии по профессии».
Это постановление свидетельствует о том, что уже с первых лет Великой Октябрьской социалистической революции советское правительство и коммунистическая партия — партия Ленина — Сталина — рассматривали Красную Армию, как неотъемлемую, органическую часть нашего великого советского народа, и считали необходимым интенсивное приобщение широких красноармейских масс к культуре и искусству.
Прямым следствием культурной работы в Красной Армии, начатой еще в годы гражданской войны, явилось то, что уже в годы первых сталинских пятилеток Красная Армия страны Советов представляла собою не только военную, но и мощную культурную силу.
С другой стороны, приведенное постановление Совета рабоче-крестьянской обороны явилось выражением большого доверия к молодой тогда армии работников советского искусства, на которых возлагалась почетная задача культурно-просветительной работы на фронте и в тыловых частях Красной Армии.
В Московском Малом театре призыв партии и правительства нашел горячий отклик. Это вполне понятно, ибо традиция общественного служения передового русского демократического искусства, заглохшая было в тяжелые годы предреволюционной реакции, с особою силою проявилась в первые же дни Октября.
Еще в Отечественную войну 1812 года артисты московской «казенной» труппы призывали с подмостков Арбатского театра к спасению «страны Российской чести». А теперь — в годы гражданской войны — национальный патриотизм русских актеров выступал уже в соединении с высоким революционным пафосом.
Вот как отзывался А. В. Луначарский об одном из спектаклей Малого театра, поставленном в 1918 году:
«Я никогда не забуду тот спектакль, на котором вся зала была наполнена проходившим через Москву на запад полком из красноармейцев-крестьян, набранных в захолустных уездах Заволжья. С огромным, каким-то подавленным вниманием, а в вершительном моменте даже со слезами, смотрели красные солдаты на внезапно раскрывшееся перед ними зрелище. И оно было им, вероятно, совершенно доступно по всем четким приемам искусства, родного им по обычной для них действительности и вместе с тем уносившего их на крыльях понятного языка и понятных образов высоко над обычным уровнем их переживаний».
В сезоне 1918/19 года артисты Малого театра дали около ста семидесяти выездных спектаклей, значительная часть которых состоялась в красноармейских частях, и с этого момента устанавливается теснейшая и нерушимая связь артистов Малого театра с доблестными защитниками Родины.
* * *
В течение года, предшествовавшего началу Великой Отечественной войны советского народа против германского фашизма, артисты Малого театра с огромным подъемом вели работу по художественному обслуживанию воинских частей Красной Армии, расположенных на территории освобожденной земли Западной Украины и Западной Белоруссии. Поездки в Армию и общение с ее славными бойцами и командирами воодушевляли артистов, как граждан, обогащали их, как художников, и давали возможность актерской молодежи повышать свое мастерство, выступая перед прекрасной, отзывчивой аудиторией.
В отчете об одной из таких проведенных поездок заслуженный деятель искусств Л. Прозоровский писал:
«В этом году на долю работников нашего театра выпала особенно почетная задача. Политическое управление Наркомата Обороны направило военно-шефскую бригаду Малого театра в Белорусский особый военный округ, части которого еще так недавно вписали блестящие страницы в боевую историю нашей славной непобедимой Рабоче-Крестьянской Красной Армии. И когда мы после своих спектаклей и концертов выходили приветствовать наших зрителей и видели многих с орденами на груди, наши сердца еще больше пылали горячей любовью к родной армии, и мы восторженно аплодировали беззаветно храбрым и преданным родине героям, освободителям наших братьев — рабочих и крестьян Западной Белоруссии и Западной Украины. Сознание, что на сей раз мы играли перед такой особенной аудиторией, вселяло в каждого из нас неиссякаемую бодрость» (Многотиражка «Малый театр», 29 июня 1940 г.).
И вот, в субботу 21 июня 1941 года очередная военно-шефская бригада Малого театра в составе заслуженного артиста РСФСР Н. А. Анненкова, артистов В. И. Грызунова, Л. П. Меркуловой, М. С. Дымовой, Е. С. Кузнецовой, Л. Н. Назаровой, А. А. Пироцкой и Н. И. Розановой давала очередной концерт в красноармейских лагерях, расположенных неподалеку от Ковеля (Западная Украина). Концерт был прерван, так как командование получило известие о надвинувшейся опасности. Слушатели — бойцы и командиры Красной Армии — сразу же после концерта вступили в войну. Актеры оказались на фронте и испытали на себе всю тяжесть фронтовой обстановки самых первых военных дней. Это была первая «стихийно» возникшая фронтовая бригада Малого театра.
Другая группа актеров Малого театра — народная артистка СССР В. Н. Пашенная, заслуженные артисты РСФСР С. Б. Межинекий, Н. А. Соловьев, Г. И. Ковров, заслуженная артистка МАССР Н. О. Григоровская, артисты А. П. Короткое и В. А. Обухова — находилась в городе Сталине 24, 25 и 26 июня они выезжали на многие шахты Донбасса, выступая с концертами перед уходящими на фронт горняками.
В Москве был организован к этому времени штаб военно-шефской работы Малого театра, сразу же приступивший к интенсивной работе по организации выступлений актеров на призывных участках, агитпунктах вокзалов, а несколько позднее и в госпиталях.
В период времени с 23 июня по 21 июля 1941 года бригады Малого театра проводили в Москве по пять-семь выступлений ежедневно. Число это несколько уменьшилось после 21 июля, так как воздушные тревоги снизили «маневренность» концертных бригад. Но и в последующие месяцы, вплоть до момента эвакуации Малого театра в Челябинск, среднее число ежедневных шефских концертов было не менее трех. Активное участие в этих концертах принимали народные артисты В. Н. Пашенная, В. О. Массалитинова, Е. Д. Турчанинова, В. Н. Рыжова, К. А. Зубов и многие другие.
В августе 1941 года состоялись первые организованные поездки актеров Малого театра по фронтам Отечественной войны. Заслуженный артист РСФСР С. Б. Межинский вместе с артистом А. П. Коротковым выехали по маршруту Москва — Можайск — Бородино — Верея, Гжатск — Вязьма — Белый и затем на передовые позиции, обслужив при этом конников корпуса легендарного героя Доватора.
В октябре 1941 года решением правительства Малый театр был эвакуирован в Челябинск, где продолжал свою военно-шефскую работу с возрастающей интенсивностью.
К 24-й годовщине Красной Армии выехали на фронт народный артист СССР П. М. Садовский, народная артистка РСФСР Е. Н. Гоголева, заслуженный артист РСФСР И. В. Ильинский, артисты В. Н. Аксенов, Б. Н. Гапонцев, М. Л. Спивак, А. А. Пироцкая, М. Н. Алексии, режиссер С. И. Каминка. С этого времени началось регулярное обслуживание фронта концертными бригадами Малого театра.
Следующая фронтовая бригада, возглавлявшаяся народным артистом РСФСР М. Ф. Лениным, обслуживала воздушные, танковые и зенитные части Московского и Северо-Западного фронтов с 8 по 31 мая 1942 года. В составе этой бригады были народный артист СССР A. А. Остужев, заслуженный артист РСФСР Н. А. Соловьев, артисты А. М. Ленина, С. М. Чернышев, Л. П. Меркулова и др.
Период пребывания Малого театра в Челябинске характеризуется также и дальнейшим развертыванием работы в подшефных госпиталях. Находятся новые формы художественной работы Е госпиталях: концерты-«конвейеры» по палатам, позволяющие обслужить одним составом артистов до шести палат ежедневно, чтение драматических произведений в лицах и т- п. Активно участвуют в этой работе А. А. Яблочкина, Е. Д. Турчанинова, B. Н. Рыжова, В. Н. Пашенная, Е. Н. Гоголева, Е. М. Шатрова, С. Н. Фадеева и др. Так же, как и в Москве, руководство работой в подшефных госпиталях я воинских частях осуществляется Н. О. Григоровской и А. А. Непомнящей.
В октябре 1942 года Малый театр возвращается в Москву и сразу же направляет концертную бригаду под Москву, к зенитчикам. Бригада возглавляется народной артисткой СССР Е. Д. Турчаниновой. В составе бригады заслуженные артисты Е. М. Шатрова, С. Н. Фадеева, Н. А. Соловьев, Н. О. Григоровская.
К дням празднования 25-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции относится также поездка артистки Малого театра В. А. Обуховой в составе сборной московской бригады на Сталинградский фронт. За свою художественную работу на Сталинградском фронте т. Обухова была награждена медалью «За оборону Сталинграда».
В 1943 году наряду с продолжавшейся, ставшей уже неотъемлемой частью производства работой по художественному обслуживанию госпиталей наблюдается резкий скачок вверх в развертывании художественной работы Малого театра на фронте.
С 19 февраля по 10 апреля 1943 года на Воронежском и Юго-Западном фронтах работает бригада народного артиста РСФСР А. В. Полякова, в которой, кроме руководителя, участвовали заслуженная артистка РСФСР О. Е. Малышева, артисты В. А. Обухова (бригадир), Н. С. Карнович, И. И. Лагутин, В. В. Темкина, Т. И. Ванюков, А. А. Пироцкая, В. И. Белоусов и баянист A. Семенов.
Вслед за этой бригадой выехали на Калининский фронт народный артист СССР А. А. Остужев, артисты B. Н. Аксенов, Н. А. Арди, Н. Л. Афанасьев, А. М. Ленина, В. А. Слободинская, С. Г. Розенфельд. На Северо-Западный фронт выехала бригада заслуженного артиста РСФСР Н. А. Анненкова; на Центральный и Степной фронты — бригада заслуженного артиста РСФСР М. И. Царева; на Белорусский фронт — бригада с народным артистом РСФСР Н. А. Светловидовым в своем составе. Ряд бригад выезжает в это же время на другие фронты.
В 1943 году был организован специальный Фронтовой Филиал Малого театра, задачей которого было художественное обслуживание действующих частей Красной Армии. При организации этого Филиала руководством Малого театра был учтен опыт работы народного артиста РСФСР Н. Н. Рыбникова, заслуженных артистов А. В. Карцева, П. И. Леонтьева, В. Ф. Лебедева, М. П. Юдиной и других в Первом фронтовом театре ВТО, выезжавшем в начале 1942 года на Северный флот.
Военно-шефская работа Малого театра в воинских частях и госпиталях Москвы характеризуется в это время новыми формами, из которых в первую очередь следует упомянуть творческие отчеты ведущих мастеров. Такие отчеты офицерам и солдатам Красной Армии были сделаны А. А. Яблочкиной, В. Н. Рыжовой, В. Н. Пашенной, Е. Д. Турчаниновой, И. В. Ильинским, Е. Н. Гоголевой, М. И. Жаровым, Д. В. Зеркаловой, Н. А. Анненковым и многими другими ведущими актерами Малого театра. Эта великолепно оправдавшая себя форма работы театра в воинских частях продолжается и в настоящее время.
Другой интересной формой работы в госпиталях было • проведение так называемых «Дней культурного отдыха раненого бойца». Эти мероприятия проводились обычно по понедельникам, то есть в выходной день театра. В подшефные госпитали направлялись вся труппа, оркестр, вокально-драматический состав. Это давало возможность проводить работу по художественному обслуживанию госпиталя в максимальных масштабах. В различных корпусах давались параллельно по три-четыре спектакля, а в палатах — сотни выступлений в один день.
Репертуар военно-шефских спектаклей и концертов Малого театра включал в себя произведения русских, западноевропейских классиков и произведения советских авторов. В порядке шефства на основной сцене и на сцене филиала Малого театра офицерскому и рядовому составу были показаны спектакли: «Нашествие» Л. Леонова, «Фронт» и «В степях Украины» А. Корнейчука, «Инженер Сергеев» В. Рокка, «Варвары» М. Горького, «Правда — хорошо, а счастье лучше», «На всякого мудреца довольно простоты» А. Островского, «Горе от ума» А. Грибоедова.
На фронте, в госпиталях и в воинских частях ставились спектакли: «Без вины виноватые», «На бойком месте», «Не в свои сани не садись», «Женитьба Белугина», «Бешеные деньги» А. Островского, вечер старинных русских водевилей, а также сцены из пьес А. Островского: «Лес», «Женитьба Бальзаминова», «Доходное место», «Бешеные деньги», «Сердце не камень», «В чужом пиру похмелье», «Последняя жертва», «За чем пойдешь, то и найдешь», из «Бориса Годунова» и «Скупого рыцаря» A. Пушкина, «Укрощения строптивой» и «Отелло» B. Шекспира, «Марии Стюарт» Ф. Шиллера, «Ревизора» Н. Гоголя, «Егора Булычева» М. Горького, «В степях Украины» и «Фронта» А. Корнейчука, «Славы» В. Гусева, ряд инсценировок по рассказам А. Чехова, одноактные пьесы и злободневные скетчи советских писателей.
В репертуаре мастеров художественного слова наряду с классическими образцами (отрывок из «Войны и мира» Л. Н. Толстого в замечательном исполнении А. А. Остужева, «Сказки об Италии» М. Горького в исполнении Е. Н. Гоголевой, басни Крылова в исполнении И. В. Ильинского, «Полтава» А. С. Пушкина в исполнении М. И. Царева, рассказы А. П. Чехова в исполнении Н. А. Светловидова и т. д.) были широко представлены также произведения В. Маяковского, К. Симонова, В. Гусева, А. Суркова, А. Твардовского, А. Прокофьева, М. Исаковского, М. Шолохова, Б. Лавренева, К. Паустовского, Н. Тихонова и И. Эренбурга.
Наличие в Малом театре оркестра и вокально-драматического состава позволяло широко использовать в концертах вокальные и инструментальные ансамбли и солистов — певцов и музыкантов. Некоторые из них являлись бессменными участниками фронтовых поездок (Пироцкая, Семенов), другие же провели за время войны не одну сотню выступлений (Бенюш, Розенфельд, Рахлина, Бутачевская и др.).
Вокальный и музыкальный репертуар концертов включал по преимуществу оборонные произведения советских композиторов, русские народные песни и песни народов СССР, а также классические произведения русских и западноевропейских композиторов.
Участникам фронтовых бригад приходилось выступать в самых разнообразных условиях: на «автосценах», защищенных от проливного дождя импровизированными палатками из плащей, поддерживаемых зрителями на протяжении всего концерта, в поездах (в красноармейских и командирских теплушках), следующих к месту боевого назначения, на улицах и площадях только что освобожденных от немцев городов и селений, в окопах, блиндажах и землянках. Спать приходилось не раздеваясь, зачастую на полу, в избушке железнодорожной стрелочницы, в холодных сараях. Передвигались бригады по раскисшим дорогам, нередко волоча за собой завязшую автомашину, в напряженном состоянии опасности нападения с воздуха, артиллерийского обстрела, разрыва мин. Но сознание того, какую радость, какой отдых и свежую зарядку приносят защитникам Родины выступления бригад, заставляло артистов забывать все трудности.
Концерты происходили в обстановке большого политического подъема, являясь не только демонстрацией замечательного советского искусства, но и политической демонстрацией единства фронта и тыла и непобедимой веры советского народа в победу над ненавистным врагом. Как правило, они заканчивались летучими митингами, на которых выступали бойцы, уже закаленные в боях. Особое значение приобретало то, что во фронтовых бригадах принимали участие представители старшего поколения Малого театра — замечательные мастера сцены П. М. Садовский, Е. Д. Турчанинова, А. А. Остужев.
В начале 1944 года коллектив работников Малого театра обратился с призывом к дальнейшему расширению военно-шефской работы на фронте, в тыловых воинских частях и госпиталях ко всем работникам театров Советского Союза:
«Приближается 26-я годовщина Рабоче-Крестьянской Красной Армии, — говорилось в этом обращении. — Эту славную историческую дату наша, страна встречает в дни, когда идет массовое изгнание фашистских орд с нашей родной земли. Уже недалек тот час, когда гитлеровские полчища будут раздавлены и уничтожены.
С каждым месяцем, с каждым днем Великой Отечественной войны крепнет связь советских артистов с воинами Красной Армии, заложенная еще в годы мирного строительства. Тысячи спектаклей и концертов на фронте и в тылу, сотни выездов артистических бригад на передовые позиции, многие эшелоны подарков на фронт — таков итог военно-шефской деятельности театров за два с половиной года Отечественной войны. В частности, Государственный ордена Ленина Академический Малый театр дал за тридцать два военных месяца свыше двух тысяч военно-шефских спектаклей и концертов в частях Красной Армии. Двадцать две бригады нашего театра, возглавляемые крупнейшими мастерами, знакомили со своим искусством бойцов и офицеров на передовых позициях.
Теперь, накануне 26-й годовщины Красной Армии, творческий коллектив Московского Малого театра взял на себя новые обязательства по дальнейшему расширению и углублению художественного обслуживания защитников Родины.
В дни юбилея мы дадим на основной сцене и на сцене филиала Малого театра четыре шефских спектакля для Красной Армии.
В феврале в- Действующую Армию выедут две бригады ведущих артистов театра с новым концертным репертуаром, который в данное время репетируется.
Фронтовой Филиал Малого театра двумя группами выедет в длительную поездку на фронт с новыми постановками пьес Островского «Не в свои сани не садись» и «На бойком месте», а также с двумя новыми концертными программами.
В феврале состоятся три творческих рапорта крупнейших мастеров Малого театра в частях Красной Армии.
Мы доведем в 1944 году количество концертов в московских воинских частях и госпиталях до тридцати двух ежемесячно.
В ближайшее время артисты Малого театра проведут «День культурного отдыха раненого бойца».
По поручению коллектива это обращение было подписано всеми ведущими артистами Малого театра.
Обязательства, взятые коллективом к 26-й годовщине героической Красной Армии, были им перевыполнены. Малому театру за его военно-шефскую работу было вручено навечно Красное знамя Московского областного комитета работников искусств.
Наряду с военно-шефской работой по художественному обслуживанию воинских частей и госпиталей коллектив Малого театра считал своим патриотическим долгом принимать участие в разгроме врага и другими средствами.
В 1943 году коллектив Малого театра обратился к Верховному Главнокомандующему, Маршалу Советского Союза Иосифу Виссарионовичу СТАЛИНУ со следующей просьбой:
«Дорогой Иосиф Виссарионович!
Коллектив работников Государственного ордена Ленина Академического Малого театра рапортует Вам о выполнении взятого на себя обязательства собрать 1 000 000 рублей на постройку авиазвена.
Кроме этого, коллектив Малого театра внес в банк на нужды обороны 457 782 руб. 35 коп. и в фонд детей фронтовиков — 70 000 руб.
Просим Вас, дорогой Иосиф Виссарионович, удовлетворить желание нашего коллектива построить звено боевых самолетов «Малый театр», которое примет участие в окончательном разгроме фашистских разбойников.
В дни победоносного освободительного наступления нашей славной Красной Армии артисты и сотрудники старейшего русского театра заверяют Вас, что будут с еще большим энтузиазмом помогать героическим защитникам Родины сокрушать ненавистного врага».
Товарищ Сталин ответил на это обращение коллектива следующим письмом:
«Прошу передать сотрудникам Государственного ордена Ленина Академического Малого театра, собравшим 1 000 000 рублей на строительство звена боевых самолетов «Малый театр», 457 782 рубля в фонд обороны Союза ССР и 70 000 рублей в фонд помощи детям фронтовиков, — мой братский привет и благодарность Красной Армии.
И. СТАЛИН».
В своем докладе о 27-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции великий вождь народов, гениальный полководец И. В. СТАЛИН дал высокую оценку работе советской интеллигенции в годы Великой Отечественной войны. «Советская интеллигенция своим созидательным трудом внесла неоценимый вклад в дело разгрома врага», — сказал товарищ Сталин.
Эта высокая оценка вдохновила советскую интеллигенцию на новые достижения, на новые победы в области культурного строительства нашей страны, в области науки и искусства.
Эта оценка вдохновила и коллектив работников Малого театра, который уже в послевоенные годы не только не ослабил своей напряженной работы, но, напротив, вкладывает в нее все больше и больше творческой энергии.
В публикуемом сборнике статей «Малый театр на фронтах Великой Отечественной войны» актеры рассказывают о своей деятельности по художественному обслуживанию фронта, тыловых частей, госпиталей и заводов, о своих поездках, впечатлениях, встречах, о нерушимой дружбе работников искусств с Советской Армией, ярким свидетельством которой является военно-шефская работа — эта выдающаяся страница славной истории старейшего русского театра.
Подробнее
65 ЛЕТ ПАМЯТИ
Предлагаем вниманию посетителей сайта статью Владимира Михайловича Иткина – механика эскадрильи «Малый театр – фронту», посвященную подвигу его боевого товарища старшего лейтенанта Вячеслава Федотовича Бушмина…
65 ЛЕТ ПАМЯТИ
Предлагаем вниманию посетителей сайта статью Владимира Михайловича Иткина – механика эскадрильи «Малый театр – фронту», посвященную подвигу его боевого товарища старшего лейтенанта Вячеслава Федотовича Бушмина…
В конце прошлого года мне позвонили из совета ветеранов и попросили написать небольшую заметку о боевой жизни времен войны для готовящегося районного альманаха к 65-летию Победы. Фронтовая жизнь это, в первую очередь, очень тяжелая и требующая максимального напряжения всех сил и способностей человека работа, тем более, что происходит все в экстремальных и опасных условиях. И я подумал: о чем повествовать? Многое из того, что осталось на сегодня в памяти, показалось мелким и незначительным. И посему я решил передать здесь рассказ, который я услышал из уст очевидца.
В марте 1945 года на аэродроме Юргайтчен /Канаш/ в Восточной Пруссии /Калининградская область/, вечером после окончания вылетов, я подошел к группе вояк, которые оживленно общались с ранее пропавшим летчиком нашего 909 ИАП. Оказалось, что он был подбит и пленен с еще одним нашим летчиком. Посадили их в помещение гауптвахты военного аэродрома Хайлигенбайль /Мамоново/. Через некоторое время они оба сумели сбежать и после скитаний перейти линию фронта и, пройдя проверку, вернуться в полк. Все, что он рассказывал об их похождениях, я опускаю. Здесь я воспроизведу только то, что они видели из окна гауптвахты, а именно, беспримерный подвиг.
18 февраля 1945 года 909 ИАП и 409 ИАП (то есть оба полка нашей 130 ИАД), при очень низкой облачности поднялись с аэродрома Инстербург /Черняховск/ и вылетели с заданием нанести бомбовый удар по немецкому аэродрому Хайлигенбайль. Здесь я должен дать некоторое разъяснение: 909 ИАП был укомплектован самолетами ЯК-9Б, которые были не только истребителями, но и бомбардировщиками. 909 ИАП бомбил, а 409 ИАП прикрывал.
В составе 909 ИАП была эскадрилья, построенная на деньги Малого театра, с надписью на борту «МАЛЫЙ ТЕАТР ФРОНТУ». Командиром ее был старший лейтенант Виктор Мелихов, а штурманом – старший лейтенант Вячеслав Бушмин или, как его все звали, Слава. Оба из этого полета не вернулись. Где зарылся самолет Виктора Мелихова не известно, самолет же Бушмина был подбит, и Слава совершил вынужденную посадку на разбитую нашими бомбами полосу. Когда он остановился, к самолету с разных сторон побежали немцы. Слава освободился от парашюта, достал свой ТТ и выпустил в подбегавших все пули, кроме последней, которую пустил себе в висок... Я определил его подвиг, как беспримерный. И в данном случае это так, ибо рассказывал это человек, до последнего надеявшийся на «повезет» и оказавшийся правым, в то время как Славе дорога была его не жизнь, а неистребимое желание нанести максимальный урон ВРАГУ и его ненависть и невозможность сдаться живым.
Немецкое командование решило использовать этот героический поступок с воспитательной целью для своих вояк. Советский летчик – старший лейтенант Вячеслав Федотович Бушмин был предан земле перед военным строем со всеми военными почестями и оружейным салютом. А немцы после этого пришли на гауптвахту и показали своим пленникам орден Красного знамени, снятый у Бушмина, выражая уважение к его поступку. (Рассказчик говорил и об ордене Ленина, но я не имею официальных данных о его награждении им. Сей вопрос требует отдельного исследования.) Могила его была персонифицирована. Это дало возможность перезахоронить его в братскую могилу города Мамоново, где установлен мемориальный комплекс погибшим советским солдатам. Его имя увековечено на одной из черных мраморных плит комплекса. Жизнь распорядилась так, что он оказался в числе очень немногих погибших летчиков, кто имеет могилу, на которых указано имя того, кто в ней лежит.
Предлагаем вниманию посетителей сайта статью Владимира Михайловича Иткина – механика эскадрильи «Малый театр – фронту», посвященную подвигу его боевого товарища старшего лейтенанта Вячеслава Федотовича Бушмина…
В конце прошлого года мне позвонили из совета ветеранов и попросили написать небольшую заметку о боевой жизни времен войны для готовящегося районного альманаха к 65-летию Победы. Фронтовая жизнь это, в первую очередь, очень тяжелая и требующая максимального напряжения всех сил и способностей человека работа, тем более, что происходит все в экстремальных и опасных условиях. И я подумал: о чем повествовать? Многое из того, что осталось на сегодня в памяти, показалось мелким и незначительным. И посему я решил передать здесь рассказ, который я услышал из уст очевидца.
В марте 1945 года на аэродроме Юргайтчен /Канаш/ в Восточной Пруссии /Калининградская область/, вечером после окончания вылетов, я подошел к группе вояк, которые оживленно общались с ранее пропавшим летчиком нашего 909 ИАП. Оказалось, что он был подбит и пленен с еще одним нашим летчиком. Посадили их в помещение гауптвахты военного аэродрома Хайлигенбайль /Мамоново/. Через некоторое время они оба сумели сбежать и после скитаний перейти линию фронта и, пройдя проверку, вернуться в полк. Все, что он рассказывал об их похождениях, я опускаю. Здесь я воспроизведу только то, что они видели из окна гауптвахты, а именно, беспримерный подвиг.
18 февраля 1945 года 909 ИАП и 409 ИАП (то есть оба полка нашей 130 ИАД), при очень низкой облачности поднялись с аэродрома Инстербург /Черняховск/ и вылетели с заданием нанести бомбовый удар по немецкому аэродрому Хайлигенбайль. Здесь я должен дать некоторое разъяснение: 909 ИАП был укомплектован самолетами ЯК-9Б, которые были не только истребителями, но и бомбардировщиками. 909 ИАП бомбил, а 409 ИАП прикрывал.
В составе 909 ИАП была эскадрилья, построенная на деньги Малого театра, с надписью на борту «МАЛЫЙ ТЕАТР ФРОНТУ». Командиром ее был старший лейтенант Виктор Мелихов, а штурманом – старший лейтенант Вячеслав Бушмин или, как его все звали, Слава. Оба из этого полета не вернулись. Где зарылся самолет Виктора Мелихова не известно, самолет же Бушмина был подбит, и Слава совершил вынужденную посадку на разбитую нашими бомбами полосу. Когда он остановился, к самолету с разных сторон побежали немцы. Слава освободился от парашюта, достал свой ТТ и выпустил в подбегавших все пули, кроме последней, которую пустил себе в висок... Я определил его подвиг, как беспримерный. И в данном случае это так, ибо рассказывал это человек, до последнего надеявшийся на «повезет» и оказавшийся правым, в то время как Славе дорога была его не жизнь, а неистребимое желание нанести максимальный урон ВРАГУ и его ненависть и невозможность сдаться живым.
Немецкое командование решило использовать этот героический поступок с воспитательной целью для своих вояк. Советский летчик – старший лейтенант Вячеслав Федотович Бушмин был предан земле перед военным строем со всеми военными почестями и оружейным салютом. А немцы после этого пришли на гауптвахту и показали своим пленникам орден Красного знамени, снятый у Бушмина, выражая уважение к его поступку. (Рассказчик говорил и об ордене Ленина, но я не имею официальных данных о его награждении им. Сей вопрос требует отдельного исследования.) Могила его была персонифицирована. Это дало возможность перезахоронить его в братскую могилу города Мамоново, где установлен мемориальный комплекс погибшим советским солдатам. Его имя увековечено на одной из черных мраморных плит комплекса. Жизнь распорядилась так, что он оказался в числе очень немногих погибших летчиков, кто имеет могилу, на которых указано имя того, кто в ней лежит.
Подробнее
ЭСКАДРИЛЬЕ «МАЛЫЙ ТЕАТР ФРОНТУ» — 40 ЛЕТ
О встрече авиаторов с артистами Малого театра
ЭСКАДРИЛЬЕ «МАЛЫЙ ТЕАТР ФРОНТУ» — 40 ЛЕТ
О встрече авиаторов с артистами Малого театра
В предыдущей заметке «Боевой подарок Малого театра» я написал о судьбе 12 самолетов ЯК-9Б, подаренных Малым театром Советской армии во время Великой Отечественной Войны . Эти 12 самолетов с надписью на бортах «МАЛЫЙ ТЕАТР ФРОНТУ» были вручены летчикам 909 ИАП, а в полку переданы 1-ой эскадрилье 909 ИАП с командиром ст. л-том Виктором Мелиховым. Название — эскадрилья «МАЛЫЙ ТЕАТР ФРОНТУ» всегда распространялось на весь 909 ИАП.
После окончания войны артисты, подарившие самолеты, и летчики 909 ИАП трижды встречались в торжественной обстановке. Об этих встречах были передачи по ТВ. Впервые я увидел передачу о второй встрече по первому каналу 22 июня 1971 года. Передача подтолкнула меня найти кого-либо из нашего полка. По информации от директора музея театра я вышел на председателя совета ветеранов 909 ИАП Батизата Александра Андреевича. Круг моих контактов расширился, но это отдельная тема не для этой заметки. Одним словом я и мой фронтовой друг старший механик нашего звена 1ИАЭ 909 ИАП Зюзюкин Иван Иванович были приглашены на третью, оказавшейся последней, встречу артистов Малого театра и летчиков 909 ИАП.
Встреча состоялась в Доме Актера на улице Горького 31октября 1981 года.
В этот вечер в большом зале Дома Актера собрались группа артистов Малого театра во главе с Михаилом Ивановичем Царевым и бывшие начальник штаба 130ИАД Тетерядченко Федор Александрович; командир 909ИАП Литвинов Борис Иванович; помощник командира 909 ИАП по летной подготовке Есиков Александр; парторг 909 ИАП Нигреев Савелий Федорович; председатель совета ветеранов 909 ИАП, заместитель командира 2ИАЭ 909 ИАП Батизат Александр Андреевич; летчик 1ИАЭ 909 ИАП Кобликов Николай Алексеевич; летчик 2ИАЭ 909 ИАП Люлин Николай Иванович, а также старший механик 2го звена 1ИАЭ Зюзюкин Иван Иванович и автор этих строк механик 2го звена 1ИАЭ Иткин Владимир Михайлович. Звания бывших военных я не указал, все кроме Тетерядченко были в костюмах, а фамилии писал по памяти.
В центре: Литвинов, за ним Зюзюкин, Иткин, Кобликов
слева Нигреев, Тетерядченко, справа Есиков, Люлин.
Неофициальная часть встречи началась в фойе большого зала Дома Актера. Приглашенные на встречу собрались отдельными группами, встречая своих знакомых, знакомясь вновь, а то и просто прогуливаясь в ожидании открытия дверей зала. Вся эта многоликая картина фиксировалась телевизионщиками профессиональной камерой, которая переставлялась в разные точки для более полного охвата происходящего. Далее тоже будет и в зале. Фотограф Малого театра фиксировал все происходящее своим аппаратом. Только у меня в доме около полсотни фотографий сделанных им на этом вечере. Атмосфера всего мероприятия была необыкновенно непринужденной, дружественной и теплой. Чувствовалось полное отсутствие официоза и что собрались старые друзья. А теперь два фото и в зал.
Когда в зале все заняли свои места Михаил Иванович Царев взял микрофон и открыл встречу небольшим выступлением.
Он сказал: « Мы с большой радостью отдавали свой труд для постройки этих самолетов. Я еще раз хочу приветствовать всех, кто летал в этой эскадрильи спасал и отдавал свою жизнь за спасение Родины».
Елена Николаевна Гоголева, Федор Алексеевич Тетерядченко,
Борис Иванович Литвинов, Николай Апексеевич Кобликов.
Далее он обратился к молодежи театра с просьбой помнить о том, как их старшие товарищи трудились для спасения Родины.
Затем микрофон взяла Елена Николаевна Гоголева, которая присутствующих приветствовала, сказав с пафосом: «Все мы уже седые, а 40 лет тому назад мы все были сильными, деятельными и уверенными, что будет Победа, будет Мир. Миф о непобедимости фашистской армии ко времени подготовки эскадрильи был уже развенчан. Армия шла вперед, соколы летали на хороших машинах и те 12 самолетов «МАЛЫЙ ТЕАТР ФРОНТУ», которые мы передали нашим летчикам были оснащены к большой победе. Передавая эти 12 самолетов эскадрильи, актеры Малого театра знали, верили, что они дадут стране победу. Мы знали, что летчики могут заплатить своей жизнью, но мы не хотели об этом думать, МЫ ВЕРИЛИ, что они добудут нам Победу».
Справа налево: А. Есиков, Б. Литвинов, Н. Кобликов и вручающая цветы.
После выступления Царева и Гоголевой председатель совета ветеранов 909ИАП Батизат поочередно подошел к каждому из присутствовавших на этой встрече из 909 ИАП и знакомил всех, называя его фамилию и кем тот был в полку и тому в это время вручались цветы. Перечислять всех снова я не буду. Лучше помещу фото этого момента.
По окончании вручения цветов раздвинулся занавес и вышли два ведущих, которые повели всю дальнейшую программу. Была поименно отдана дань нескольким, погибшим летчикам 909ИАП, после чего начался концерт силами народных артистов Малого театра. Они продекламировали отрывки из разных произведений и добавили от себя всякие теплые слова. Руфина Дмитриевна Нифонтова поблагодарила присутствующих ветеранов войны за их высокий патриотизм и пожелала никогда больше не проходить через то горнило, через которое они прошли.
Элина Авраамовна Быстрицкая очень душевно прочитала стихи о раненном солдате бывшем мальчике с Бронной. Выступили также Николай Александрович Анненков и Евгений Яковлевич Весник. Закруглил выступление артистов Юрий Мефодьевич Соломин блестяще и образно прочитав отрывок из Теркина и создав впечатление будто рядом в зале находится тот гармонист и звучит его гармонь, делающая нас «удивительным народом».
Справа налево: Ф.Тетерядченко, Н.Люлин.
После выступлений артистов в зал на сцену были внесены знамена 909ИАП и Малого театра в сопровождении почетных караулов. У знамени 909ИАП в карауле стояли офицеры ВВС, а у знамени театра его артисты во главе с Коршуновым Виктором Ивановичем. Затем на сцену вышли, присутствовавший в зале, генерал-майор Матвеев Владимир Павлович и все активные участники встречи. Он выступил от лица ВВС СССР и преподнес Малому театру подарки и модель современного самолета, которые вручил М. И. Цареву.
Почетный караул у знамен и выступление В. Матвеева.
После окончания церемониала вручения и ответными благодарностями самая торжественная часть встречи была закончена. Знамена вынесли. И далее пошло вольное общение по группам и конец встречи.
Вручение памятных подарков.
В центре М. Царев, справа И. Зюзюкин, А. Батизат, Н. Кобликов, Н. Люлин, слева А. Есиков, В. Иткин
Когда я с И. Зюзюкиным спускались на лифте, нас пригласили зайти в ресторан на первом этаже.
Там был аншлаг, но нам место за длинным столом нашлось. Театр отмечал свой и наш праздник. Молодежь чествовала старшее поколение. И сегодня заканчивая это повествование я глубоко надеюсь, что будущие поколения артистов театра, как просил М.И. Царев, превратят память об «ЭСКАДРИЛЬИ МАЛЫЙ ТЕАТР ФРОНТУ» в миф, в легенду о коллективе театра, который в труднейшее время совершил трудовой, высшей степени патриотический подвиг, подарив Советской армии 12 самолетов на заработанные им средства. А будет еще лучше, если легенда выйдет за стены театра и там закрепится на долгие годы.
«Разбор полетов» по оценке прошедшей встречи.
8 июня 2009 года исполняется ровно 65 лет прекрасному сочетанию слов:
«МАЛЫЙ ТЕАТР ФРОНТУ»
Владимир Иткин
О встрече авиаторов с артистами Малого театра
В предыдущей заметке «Боевой подарок Малого театра» я написал о судьбе 12 самолетов ЯК-9Б, подаренных Малым театром Советской армии во время Великой Отечественной Войны . Эти 12 самолетов с надписью на бортах «МАЛЫЙ ТЕАТР ФРОНТУ» были вручены летчикам 909 ИАП, а в полку переданы 1-ой эскадрилье 909 ИАП с командиром ст. л-том Виктором Мелиховым. Название — эскадрилья «МАЛЫЙ ТЕАТР ФРОНТУ» всегда распространялось на весь 909 ИАП.
После окончания войны артисты, подарившие самолеты, и летчики 909 ИАП трижды встречались в торжественной обстановке. Об этих встречах были передачи по ТВ. Впервые я увидел передачу о второй встрече по первому каналу 22 июня 1971 года. Передача подтолкнула меня найти кого-либо из нашего полка. По информации от директора музея театра я вышел на председателя совета ветеранов 909 ИАП Батизата Александра Андреевича. Круг моих контактов расширился, но это отдельная тема не для этой заметки. Одним словом я и мой фронтовой друг старший механик нашего звена 1ИАЭ 909 ИАП Зюзюкин Иван Иванович были приглашены на третью, оказавшейся последней, встречу артистов Малого театра и летчиков 909 ИАП.
Встреча состоялась в Доме Актера на улице Горького 31октября 1981 года.
В этот вечер в большом зале Дома Актера собрались группа артистов Малого театра во главе с Михаилом Ивановичем Царевым и бывшие начальник штаба 130ИАД Тетерядченко Федор Александрович; командир 909ИАП Литвинов Борис Иванович; помощник командира 909 ИАП по летной подготовке Есиков Александр; парторг 909 ИАП Нигреев Савелий Федорович; председатель совета ветеранов 909 ИАП, заместитель командира 2ИАЭ 909 ИАП Батизат Александр Андреевич; летчик 1ИАЭ 909 ИАП Кобликов Николай Алексеевич; летчик 2ИАЭ 909 ИАП Люлин Николай Иванович, а также старший механик 2го звена 1ИАЭ Зюзюкин Иван Иванович и автор этих строк механик 2го звена 1ИАЭ Иткин Владимир Михайлович. Звания бывших военных я не указал, все кроме Тетерядченко были в костюмах, а фамилии писал по памяти.
В центре: Литвинов, за ним Зюзюкин, Иткин, Кобликов слева Нигреев, Тетерядченко, справа Есиков, Люлин.
Неофициальная часть встречи началась в фойе большого зала Дома Актера. Приглашенные на встречу собрались отдельными группами, встречая своих знакомых, знакомясь вновь, а то и просто прогуливаясь в ожидании открытия дверей зала. Вся эта многоликая картина фиксировалась телевизионщиками профессиональной камерой, которая переставлялась в разные точки для более полного охвата происходящего. Далее тоже будет и в зале. Фотограф Малого театра фиксировал все происходящее своим аппаратом. Только у меня в доме около полсотни фотографий сделанных им на этом вечере. Атмосфера всего мероприятия была необыкновенно непринужденной, дружественной и теплой. Чувствовалось полное отсутствие официоза и что собрались старые друзья. А теперь два фото и в зал.
Когда в зале все заняли свои места Михаил Иванович Царев взял микрофон и открыл встречу небольшим выступлением.
Он сказал: « Мы с большой радостью отдавали свой труд для постройки этих самолетов. Я еще раз хочу приветствовать всех, кто летал в этой эскадрильи спасал и отдавал свою жизнь за спасение Родины».
Елена Николаевна Гоголева, Федор Алексеевич Тетерядченко, Борис Иванович Литвинов, Николай Апексеевич Кобликов.
Далее он обратился к молодежи театра с просьбой помнить о том, как их старшие товарищи трудились для спасения Родины.
Затем микрофон взяла Елена Николаевна Гоголева, которая присутствующих приветствовала, сказав с пафосом: «Все мы уже седые, а 40 лет тому назад мы все были сильными, деятельными и уверенными, что будет Победа, будет Мир. Миф о непобедимости фашистской армии ко времени подготовки эскадрильи был уже развенчан. Армия шла вперед, соколы летали на хороших машинах и те 12 самолетов «МАЛЫЙ ТЕАТР ФРОНТУ», которые мы передали нашим летчикам были оснащены к большой победе. Передавая эти 12 самолетов эскадрильи, актеры Малого театра знали, верили, что они дадут стране победу. Мы знали, что летчики могут заплатить своей жизнью, но мы не хотели об этом думать, МЫ ВЕРИЛИ, что они добудут нам Победу».
Справа налево: А. Есиков, Б. Литвинов, Н. Кобликов и вручающая цветы. После выступления Царева и Гоголевой председатель совета ветеранов 909ИАП Батизат поочередно подошел к каждому из присутствовавших на этой встрече из 909 ИАП и знакомил всех, называя его фамилию и кем тот был в полку и тому в это время вручались цветы. Перечислять всех снова я не буду. Лучше помещу фото этого момента.
По окончании вручения цветов раздвинулся занавес и вышли два ведущих, которые повели всю дальнейшую программу. Была поименно отдана дань нескольким, погибшим летчикам 909ИАП, после чего начался концерт силами народных артистов Малого театра. Они продекламировали отрывки из разных произведений и добавили от себя всякие теплые слова. Руфина Дмитриевна Нифонтова поблагодарила присутствующих ветеранов войны за их высокий патриотизм и пожелала никогда больше не проходить через то горнило, через которое они прошли.
Элина Авраамовна Быстрицкая очень душевно прочитала стихи о раненном солдате бывшем мальчике с Бронной. Выступили также Николай Александрович Анненков и Евгений Яковлевич Весник. Закруглил выступление артистов Юрий Мефодьевич Соломин блестяще и образно прочитав отрывок из Теркина и создав впечатление будто рядом в зале находится тот гармонист и звучит его гармонь, делающая нас «удивительным народом».
Справа налево: Ф.Тетерядченко, Н.Люлин. После выступлений артистов в зал на сцену были внесены знамена 909ИАП и Малого театра в сопровождении почетных караулов. У знамени 909ИАП в карауле стояли офицеры ВВС, а у знамени театра его артисты во главе с Коршуновым Виктором Ивановичем. Затем на сцену вышли, присутствовавший в зале, генерал-майор Матвеев Владимир Павлович и все активные участники встречи. Он выступил от лица ВВС СССР и преподнес Малому театру подарки и модель современного самолета, которые вручил М. И. Цареву.
Почетный караул у знамен и выступление В. Матвеева. После окончания церемониала вручения и ответными благодарностями самая торжественная часть встречи была закончена. Знамена вынесли. И далее пошло вольное общение по группам и конец встречи.
Вручение памятных подарков. В центре М. Царев, справа И. Зюзюкин, А. Батизат, Н. Кобликов, Н. Люлин, слева А. Есиков, В. Иткин
Когда я с И. Зюзюкиным спускались на лифте, нас пригласили зайти в ресторан на первом этаже.
Там был аншлаг, но нам место за длинным столом нашлось. Театр отмечал свой и наш праздник. Молодежь чествовала старшее поколение. И сегодня заканчивая это повествование я глубоко надеюсь, что будущие поколения артистов театра, как просил М.И. Царев, превратят память об «ЭСКАДРИЛЬИ МАЛЫЙ ТЕАТР ФРОНТУ» в миф, в легенду о коллективе театра, который в труднейшее время совершил трудовой, высшей степени патриотический подвиг, подарив Советской армии 12 самолетов на заработанные им средства. А будет еще лучше, если легенда выйдет за стены театра и там закрепится на долгие годы.
«Разбор полетов» по оценке прошедшей встречи. 8 июня 2009 года исполняется ровно 65 лет прекрасному сочетанию слов:
«МАЛЫЙ ТЕАТР ФРОНТУ»
Владимир Иткин
Подробнее
ОДИННАДЦАТЬ ВОЕННЫХ МЕСЯЦЕВ НА УРАЛЕ
По материалам челябинской прессы
1941 – 1942 гг.
Осенью 1941 года Малый театр был эвакуирован в Челябинск.
1941 – 1942 гг.
Осенью 1941 года Малый театр был эвакуирован в Челябинск.
ОДИННАДЦАТЬ ВОЕННЫХ МЕСЯЦЕВ НА УРАЛЕ
По материалам челябинской прессы
1941 – 1942 гг.
Осенью 1941 года Малый театр был эвакуирован в Челябинск. Конечно, первые месяцы войны стали тяжелым испытанием для каждого. Но нужно было не падать духом, а продолжать жить, работать, играть… И творческая жизнь Малого театра не становится менее насыщенной. Премьеры в Челябинске следуют одна за другой. Это и героико-патриотические спектакли «Отечественная война 1812 года», «Партизаны в степях Украины», и мелодрама «Осада мельницы». Выступали не только на сцене Театра им. Цвиллинга, но и на сцене детского театра, и в городских садах.
Кроме того, Малый ездил с шефскими концертами в госпитали, воинские части, на предприятия Челябинска, Миасса, Златоуста, Копейска и других городов.
Из газеты «Челябинский рабочий»
8 августа 1942 года:
Государственный ордена Ленина академический Малый театр
Помещение летнего театра в горсаду им. Пушкина
Сегодня НОЧНОЙ СПЕКТАКЛЬ
Начало в 11 часов 30 минут ночи
Весь сбор от спектаклей поступает на постройку самолета
«ЧЕЛЯБИНСКИЙ АРТИСТ»
АРТИСТЫ – ДЕТЯМ
10 июля 1942 года в парке культуры и отдыха состоится большой концерт, весь сбор от которого поступит в пользу детей, оставшихся без родителей. В нем примут участие более 70 артистов ордена Ленина Государственного академического Малого театра, Московской и Ленинградской эстрады
ВСТРЕЧА АРТИСТОВ МАЛОГО ТЕАТРА СО СТАХАНОВЦАМИ ШАХТ
КОПЕЙСК, 16 июля. Во дворце культуры состоялась встреча стахановцев угольных шахт Копейска с артистами Академического ордена Ленина Малого театра – народными артистами СССР Садовским, Пашенной, народным артистом РСФСР Лениным, заслуженными артистами РСФСР Ильинским, Соловьевым, Владиславским, Алексеевым и другими.
Волнующую речь, обращенную к горнякам Копейска, с призывом давать больше угля для окончательного разгрома немецко-фашистских оккупантов, произнесла народная артистка СССР т. Пашенная.
В сентябре 1942 года, прощаясь с гостеприимным Челябинском, художественный руководитель Малого театра, народный артист РСФСР Илья Судаков подводил итоги этих одиннадцати военных месяцев:
«Когда мы, в октябре 1941 года, приехали сюда, мы первым делом познакомились с людьми Урала – людьми суровыми и сдержанными, исполненными внутренней целеустремленности, подлинными потомками тех, кто отливал пушки для Пугачева, кто со времен Петра Первого поднимал недра земли. Мы почувствовали, что наши новые зрители привыкли быть требовательными к себе и другим. Нам стало ясно, что надо работать без каких бы то ни было скидок на трудности военного времени, на сложность работы в новых условиях.
Творческий пульс Малого театра бился бесперебойно. За несколько месяцев мы возобновили почти весь основной репертуар.
Одновременно коллектив театра, буквально с первых дней приезда в Челябинск, развернул широкую военно-шефскую работу. Мы дали свыше 600 концертов и спектаклей в частях Красной Армии и в госпиталях. Две наши бригады выезжали за это время на фронт, одна бригада обслуживала части Уральского военного округа.
Оглядываясь на пройденный в Челябинске творческий путь, мы ясно видим, что работа Малого театра оказалась успешной благодаря той любви, тем заботам и вниманию, которыми нас окружила общественность Южного Урала».
Судаков заверил, что после войны Малый театр непременно посетит Челябинск. И театр выполнил это обещание. Нынешние гастроли – пятые за послевоенный период.
Выражаем глубокую благодарность Генриетте Павловне Самариной за предоставленные уникальные материалы – челябинскую прессу 1941-1942 гг.
По материалам челябинской прессы
1941 – 1942 гг.
Осенью 1941 года Малый театр был эвакуирован в Челябинск. Конечно, первые месяцы войны стали тяжелым испытанием для каждого. Но нужно было не падать духом, а продолжать жить, работать, играть… И творческая жизнь Малого театра не становится менее насыщенной. Премьеры в Челябинске следуют одна за другой. Это и героико-патриотические спектакли «Отечественная война 1812 года», «Партизаны в степях Украины», и мелодрама «Осада мельницы». Выступали не только на сцене Театра им. Цвиллинга, но и на сцене детского театра, и в городских садах.
Кроме того, Малый ездил с шефскими концертами в госпитали, воинские части, на предприятия Челябинска, Миасса, Златоуста, Копейска и других городов.
Из газеты «Челябинский рабочий»
8 августа 1942 года:
Государственный ордена Ленина академический Малый театр
Помещение летнего театра в горсаду им. Пушкина
Сегодня НОЧНОЙ СПЕКТАКЛЬ
Начало в 11 часов 30 минут ночи
Весь сбор от спектаклей поступает на постройку самолета
«ЧЕЛЯБИНСКИЙ АРТИСТ»
АРТИСТЫ – ДЕТЯМ
10 июля 1942 года в парке культуры и отдыха состоится большой концерт, весь сбор от которого поступит в пользу детей, оставшихся без родителей. В нем примут участие более 70 артистов ордена Ленина Государственного академического Малого театра, Московской и Ленинградской эстрады
ВСТРЕЧА АРТИСТОВ МАЛОГО ТЕАТРА СО СТАХАНОВЦАМИ ШАХТ
КОПЕЙСК, 16 июля. Во дворце культуры состоялась встреча стахановцев угольных шахт Копейска с артистами Академического ордена Ленина Малого театра – народными артистами СССР Садовским, Пашенной, народным артистом РСФСР Лениным, заслуженными артистами РСФСР Ильинским, Соловьевым, Владиславским, Алексеевым и другими.
Волнующую речь, обращенную к горнякам Копейска, с призывом давать больше угля для окончательного разгрома немецко-фашистских оккупантов, произнесла народная артистка СССР т. Пашенная.
В сентябре 1942 года, прощаясь с гостеприимным Челябинском, художественный руководитель Малого театра, народный артист РСФСР Илья Судаков подводил итоги этих одиннадцати военных месяцев:
«Когда мы, в октябре 1941 года, приехали сюда, мы первым делом познакомились с людьми Урала – людьми суровыми и сдержанными, исполненными внутренней целеустремленности, подлинными потомками тех, кто отливал пушки для Пугачева, кто со времен Петра Первого поднимал недра земли. Мы почувствовали, что наши новые зрители привыкли быть требовательными к себе и другим. Нам стало ясно, что надо работать без каких бы то ни было скидок на трудности военного времени, на сложность работы в новых условиях.
Творческий пульс Малого театра бился бесперебойно. За несколько месяцев мы возобновили почти весь основной репертуар.
Одновременно коллектив театра, буквально с первых дней приезда в Челябинск, развернул широкую военно-шефскую работу. Мы дали свыше 600 концертов и спектаклей в частях Красной Армии и в госпиталях. Две наши бригады выезжали за это время на фронт, одна бригада обслуживала части Уральского военного округа.
Оглядываясь на пройденный в Челябинске творческий путь, мы ясно видим, что работа Малого театра оказалась успешной благодаря той любви, тем заботам и вниманию, которыми нас окружила общественность Южного Урала».
Судаков заверил, что после войны Малый театр непременно посетит Челябинск. И театр выполнил это обещание. Нынешние гастроли – пятые за послевоенный период.
Выражаем глубокую благодарность Генриетте Павловне Самариной за предоставленные уникальные материалы – челябинскую прессу 1941-1942 гг.
Художественный руководитель Малого театра —
народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин
Главная
Новости
Изменения в афише
Премьеры
Гастроли
Репертуар
Отзывы
Фестиваль "Островский в доме Островского"
Малый ТВ
Газета "Малый театр"
Открытая информация
Виртуальная экскурсия
Партнёры
О театре
Попечительский совет
Руководство театра
Актёры
Режиссеры
Художники
Оркестр
Репертуарный отдел
Режиссёрский отдел
Пресс-служба
Музейно-информационный центр
Художественно-постановочная часть
Мемориальная квартира А.И. Сумбатова-Южина
Филиал в Когалыме
Щепкинское училище
История
Здание Малого театра
Репертуар с 1824 г.
Театральное училище
Спектакли
Труппа театра с 1824 года
Труппа театра с 1917 года
Актеры
Режиссеры
Художники
Звуковой архив
1941-1945
Щелыково
Библиотека Малого театра
Правила вежливости и этикета
Публикации
Памятник А.Н. Островскому
Партнеры
Информационная поддержка
Как добраться?© 2024 Пресс-служба:
press@maly.ru
Заказ билетов (web-касса) (495) 624-40-46
Оценка качества услуг учреждений культуры
Адрес театра:
Москва, Театральный проезд д. 1
телефон: (495)624-42-01
Мы в соцсетях:
Партнёры:
Информационная поддержка
