Новости

ОДНА СЕМЬЯ

Продолжаем публикацию материалов из книги «Малый театр на фронтах Великой Отечественной войны». Сегодня мы предлагаем вам небольшой очерк, написанный народной артисткой СССР Евдокией Дмитриевной Турчаниновой. Предыдущие главы книги вы можете найти в специальном разделе, посвященном Великой Отечественной войне (История — 1941-1945).

Тысяча девятьсот сорок второй год. Тридцатое октября. 11о старой Калужской дороге, по одной из дорог Великой Отечественной войны, мчится наш маленький серый автобус к московским зенитчикам.

Наша бригада в составе народной артистки СССР Е. Д. Турчаниновой, заслуженных артистов Е. М. Шатровой, С. Н. Фадеевой, Н. О. Григоровской, Н. А. Соловьева, артистов В. А. Слободинской, А. А. Пироцкой, В. С. Турбина и баяниста А. С. Семенова — «дяди Саши» — выехала в Действующую Армию, недовольная близостью участка фронта, части которого нам поручено было обслужить. Обещали послать подальше от Москвы, на передовую, а за два дня до отъезда почему-то перерешили. Но наше недовольство исчезло при первом же выступлении, когда мы увидели, с какой радостью нас встретили бойцы и командиры. Оказывается, за время их пребывания в зенитных частях у них не было не только концертов, но в ряде случаев даже и кино. Это побудило нас дать больше выступлений, и, если бы не трата времени на разъезды, мы с радостью увеличили бы число концертов. На втором концерте, во время исполнения С. Н. Фадеевой лирических стихов Суркова, «зрительный зал» (землянка зенитной батареи) внезапно опустел, а нас, ничего не понимающих и ринувшихся вслед за бойцами, властно остановил командир батареи, сказав: «Товарищи артисты, прошу не покидать землянки и не мешать работе батарейцев. Сохраняйте полное спокойствие, через некоторое время будем продолжать концерт». ...Через сорок минут огнем зенитной батареи фашистский стервятник был отогнан, и, удовлетворенные сознанием, что мы действительно находимся на фронте, мы продолжали выступление. Общение с нашими доблестными защитниками доставляло нам огромную радость. Все, кто ездил с фронтовыми бригадами, поймут это чувство. Какое обширное поле для наблюдения зрителя! Как много материала для изображения современного героя на сцене, простого, скромного, спокойного в любых обстоятельствах!
Мы только два раза выступали в наземном клубе, остальные концерты — а их за восемнадцать дней было пятьдесят пять — проходили в землянках, где жили бойцы. В большинстве случаев это были более или менее просторные помещения, служившие бойцам столовой. В отгороженном уголке кухни, с огромной плитой, мы грелись, сбрасывали наши ватники, переодевались в концертные платья и ожидали выхода на «сцену». Тут же, среди зрителей, мы и исполняли свои номера при скудном освещении одной, самое большее — двух лампочек. Мы любили наблюдать из окошечка кухни, через которое бойцам подавали во время обеда кушанья, за лицами зрителей. Они смеялись от души, радостно воспринимая комические стороны рассказа или сцены, сосредоточенно всматривались в актера, проникая в серьезный смысл того, что они видели и слышали. Волновали зрителей замечательные стихи Симонова, Суркова, Исаковского. Горячо принимались Пушкин, Островский, Шекспир, Чехов. Особенно волновалась молодежь, слушая монолог матери из пьесы В. Гусева «Слава»:

«Сыны мои, если промчится от края до края
весть, что подходят враги к рубежу, —
я сама вам белье постираю,
в походные сумки его уложу.
Открою окошко в своей квартире,
махну вам рукой, провожая в бой...»

Долго не смолкавшие аплодисменты не давали мне продолжать.
После концерта кто-нибудь из слушателей всегда выходил благодарить актеров, а мне приходилось отвечать. В своем слове я читала выдержки из стихотворения Т. Л. Щепкиной-Куперник, посвященные зенитчикам.
Нас радовала искренняя благодарность бойцов, с большой непосредственностью передававших нам впечатления о концерте.

На товарищеском ужине перед нашим отъездом из части, в ответ на мое взволнованное прощальное слово, ко мне подошел командир полка и поцеловал меня и мой орден. Вся аудитория встала. Никогда не забуду этой минуты. Взволнованные лица моих товарищей-артистов, взволнованные лица военных выражали одно и то же чувство крепкой взаимной дружбы, большой любви. Это была одна семья.
Мы поняли, что такое зенитные части, увидели замечательных людей, защищавших красавицу-столицу. Мы увидели, сколько огромного труда и высокого военного мастерства в их работе. Какая высокая дисциплина и простота во взаимоотношениях командиров и бойцов.
Огромное впечатление произвели на нас девушки-зенитчицы: девушки-прибористки, стоящие у сложных приборов в непосредственной опасности при налетах, девушки-связистки, блестяще справляющиеся со своим трудным, сложнейшим заданием. Как много они учатся для этого, как тщательна и точна их работа.

Мы познакомились с двадцатилетним лейтенантом изящной, красивой Катюшей с косами до колен. Она и прибористка, она и педагог, и нежная сестра для своих подруг, которые идут к ней со всеми своими радостями и печалями. Отец и брат ее убиты на войне. Мать немцы повесили в Волоколамске. Сестренка десяти лет лежит, раненная осколком. Катюша добровольно пошла на фронт. Она мстит за свою семью, за Родину. Видели Анюту Устинову — отличный артиллерист! При строгой военной выправке и безупречном знании своего ответственного дела она сохранила очаровательное простодушие. Видели много девушек, сильных, смелых, нежных, наивных, веселых — санитарок, телефонисток, медсестер, врачей, партизанок, о которых можно петь, писать, рассказывать.

Видели мы людей, побывавших под Сталинградом, Ленинградом, Орлом, на Южном, на Северном фронтах. У всех них какая-то неписанная традиция — никогда не рассказывать о себе, а на вопрос, за что получен тот или другой орден, они обычно отвечают рассказами о подвигах своих товарищей. Местоимение «я» отсутствует совершенно. Да, есть чему поучиться у этих людей!
Маршрут бригады был утвержден еще в Москве. Наш политрук направлял нас из части в часть. Все батареи были оповещены заранее о нашем приезде. Но, несмотря на это, за нами к концу концерта непременно приезжал представитель следующей части, боясь, как бы мы не свернули куда-нибудь на другую батарею.
Однажды вечером, к концу нашей поездки, когда мы, только что приехав в часть, переодевались к нашему пятому концерту, мечтая тотчас после выступления улечься и выспаться, чтобы в шесть часов утра двинуться дальше, в землянку вошел командир.
— Вас хочет видеть полковник. Он приехал с дальней батареи и настоятельно просит поговорить немедленно.
— Пожалуйста... — недоуменно ответили мы.
Вошел высокий красивый военный, косая сажень в плечах.
— Вы объезжаете батареи Московского фронта? — резко обратился он к нам.
Мы подтвердили.
— А у меня в полку почему не были? Ведь моя часть тоже вас ждет. Мои бойцы знают, что батарейцев Московского фронта обслуживает бригада старейшего театра страны во главе с народной артисткой Союза. Как могло случиться, что вы нас миновали?
— Мы едем точно по маршруту Москвы, — ответил наш политрук, — и отступать от приказа не имеем права.
— Все последствия за изменение вашего маршрута беру на себя, и без вас я не уеду. Как хотите, товарищи артисты, но обиды моим бойцам я не допущу.
Мы спешно посоветовались, решили напрячься, увеличить число концертов за день и в часть полковника заехать непременно. Суровый полковник просидел весь концерт в первом ряду, ни разу не улыбнувшись. И только в час ночи, садясь с нами в автобус, он вдруг рассмеялся и весело сказал: «Вот радость будет моим ребятам. Увидите, как вас ждут. Не пожалеете, что поехали».
В три часа мы прибыли на батареи. Нас действительно ждали, к нашему «драндулету» бросились взволнованные люди. Все старались чем-нибудь помочь. На койках постелено свежее белье, горячо натоплена землянка. На столах дымится ужин.

В семь утра мы выступали. У нас было несколько программ. Обычно концерт заключал в себе одну из них, а на этой батарее мы дали все наши программы: мы сыграли, спели, прочитали все, что у нас имелось, и все казалось — мало и бойцам и нам. Мы видели и поняли, какую огромную силу имеет искусство, какая тяга к нему в нашей Армии, как жаждет воин, закаленный в сражениях, услышать художественное слово, послушать песню: ведь это нередко перед самым боем. Горячо распрощавшись с батарейцами, мы двинулись дальше по старой Калужской дороге.
Мы пробыли в поездке, к сожалению, только восемнадцать дней, потому что репертуар театра требовал нашего возвращения. Вернулись мы в Москву, обогащенные исключительными, незабываемыми впечатлениями.

Но и в Москве были дни и события, о которых не забудешь.
Тем временем театр работал без выходных. Каждый понедельник давался спектакль в фонд обороны. И вот сейчас с особым чувством гордости я вспоминаю день, когда мы, актеры Малого театра, поехали на аэродром вручать наш подарок — эскадрилью боевых самолетов — «Малый театр — фронту» — нашим сталинским соколам. В числе работников театра, передававших самолеты лётной части от имени Малого театра, была и я. В руках у меня паспорт боевой машины, я передаю его летчику, стоящему передо мной, как перед командиром. Я желаю ему самых больших успехов, самой большой удачи и, главное, возвращаться на свой аэродром невредимым после каждого вылета. После церемонии передачи командир эскадрильи продемонстрировал перед нами качества наших самолетов, делая сложные фигуры высшего пилотажа.
Однажды, уже после окончания войны, ко мне пришел летчик Батизат, тот самый, которому я передавала самолет, и доложил, что машина хотя сильно потрепана в боях, но хорошо поработала и уничтожила немало врагов.
— По всему нашему огромному фронту, — сказал он мне, — от Белого до Черного моря пролетели, громя врага, ваши стальные птицы, с надписью на борту «Малый театр — фронту».
Тяжелые годы пережили мы в Великую Отечественную войну, но людей, сражавшихся за свободу страны Советов, их доблестные дела, их геройство, восхищавшее все передовое человечество, мы не забудем никогда.