2 января 2007 года на главной сцене – «Коварство и любовь» Ф.Шиллера, на сцене филиала – «Бешеные деньги» А.Н.Островского.

6 января отменяется спектакль «Смерть Тарелкина» А.В.Сухово-Кобылина,

27 января состоится спектакль – «День на день не приходится» А.Н.Островского.

СМЕРТЬ ТАРЕЛКИНА

Очередная премьера в Малом — комедия-шутка, поставленная одним из ведущих режиссеров театра Василием Федоровым по одноименной пьесе А.В. Сухово-Кобылина.

СМЕРТЬ ТАРЕЛКИНА

Очередная премьера в Малом — комедия-шутка, поставленная одним из ведущих режиссеров театра Василием Федоровым по одноименной пьесе А.В. Сухово-Кобылина. Бедный чиновник Тарелкин инсценирует собственную смерть, надеясь таким образом закрыть счета несчастного прошлого и открыть дверь во многообещающее будущее. Но авантюра принимает неожиданный оборот. История героя балансирует на тонкой грани между фарсом и трагедией, фантастикой и горькой правдой жизни, где под маской порядочного гражданина скрывается обыкновенный вурдалак. В захватывающем вихре событий внимательный зритель наверняка увидит нашу действительность, едва ли изменившуюся со времен Сухово-Кобылина.

Елена Колышева
«7 ТВ» №50 2005 г.

Филиал. 18 февраля. 18.30. Адрес: ул. Б. Ордынка, 69 (тел. 237-44-72)
Заказ билетов по телефону 507-39-25 и на в web-кассе

Тарелкин умер в четвертый раз: теперь — на сцене филиала Малого театра. Пьеса Сухово-Кобылина, пользующаяся бешеной популярностью у режиссеров последние два сезона, наконец-то дождалась постановки в крепости русской классической драматургии.

«СМЕРТЬ ТАРЕЛКИНА» А.В.СУХОВО-КОБЫЛИН

Режиссер — Василий ФЕДОРОВ
Премьера — декабрь 2005 г.

Тарелкин умер в четвертый раз: теперь — на сцене филиала Малого театра. Пьеса Сухово-Кобылина, пользующаяся бешеной популярностью у режиссеров последние два сезона, наконец-то дождалась постановки в крепости русской классической драматургии. Из всех четырех премьер эта — самая классическая, и в этом ее несомненный плюс. И пусть в спектакле нет умопомрачительных в своей оригинальности режиссерских ходов, зато текст Сухово-Кобылина в устах актеров Малого театра звучит во всем его блеске и гротескная картина чиновничьей Руси рисуется во всем ее несуразном абсурде.
Спектакль Малого театра — это парад великолепных, вкусных актерских работ, сыгранных с предельной достоверностью. Здесь темные, карикатурно выписанные образы Расплюева и Варравина обретают вполне земное, ощутимо плотское воплощение. То же касается и сценической обстановки: квартирка юркого Тарелкина представлена с максимальным вниманием к деталям его нехитрого быта. Тут и огромная старинная печь, и потертые кресла, принадлежащие разным гарнитурам, и измятый таз для умывания, падающий с оглушительным грохотом в кульминационные моменты действия.
Сам Тарелкин (Дмитрий Зеничев), жалкое, суетящееся, хлопочущее существо, меркнет при появлении Варравина (Алексей Кудинович) — великолепного в своем презрении к окружающему миру генерала в роскошной шубе, спадающей с плеча. Он брезгливо прячет свой утонченный нос в кружевной платок от запаха тухлой рыбы, которой набито тело «ненастоящего покойника»; он надменен и немногословен, у него цепкий и острый взгляд. За таким Варравиным чувствуется неподдельная власть, которая делает его по-настоящему страшной фигурой.
Расплюева, еще одного весьма харизматического персонажа пьесы, Сергей Еремеев играет, мастерски неторопливо раскрывая зрителю хитрую расплюевскую натуру. Сначала это будто вполне добродушный, хоть и строгий квартальный надзиратель, вся особенность которого — поесть да выпить больше обычного. Но с появлением Варравина, переодетого в капитана Полутатаринова, Расплюев начинает проявлять недюжинную смекалку, до поры до времени спрятанную под тупой подобострастностью. И уж совсем другим человеком квартальный надзиратель предстает во время допроса в полицейском участке: тут Расплюев не остановится ни перед чем ради достижения собственной выгоды. Даже его начальник Ох (Виталий Коняев) уходит в тень — настолько всесильным ощущает себя Расплюев. Надо сказать, «Смерть Тарелкина» в Малом театре — это один из тех редких спектаклей, где нет проходных или неудавшихся ролей. Даже почти ничего не говорящие шестерки Расплюева — мушкатеры Качала и Шатала — цепляют глаз своей неестественной выправкой и бравыми усами. Поэтому, даже если вы посмотрели всех трех Тарелкиных и устало задаетесь вопросом, нужно идти на четвертого, мой вам совет: обязательно идите. И два с половиной часа пролетят на едином дыхании.

Валерия ГУМЕНЮК
«Театральная касса», февраль

КЛОНИРУЮТ ИХ, ЧТО ЛИ?!

Нельзя не порадоваться тому, как оригинален в своей кажущейся простоте этот хороший, своевременный и действительно нужный спектакль...

КЛОНИРУЮТ ИХ, ЧТО ЛИ?!

Заключительная пьеса трилогии Сухово-Кобылина «Смерть Тарелкина» в минувшем сезоне была представлена в трех театрах Москвы. Но постановка Театра имени М.Н. Ермоловой стала одной из самых ярких творческих удач.

И вот теперь та же пьеса, названная автором комедией-шуткой, поставлена — и, скажу сразу, серьезно, изобретательно и остро — Василием Федоровым в филиале Малого театра. Совсем в ином ключе, нежели у ермоловцев, но тоже, как было сказано еще в момент создания трилогии Сухово-Кобылина, — «комедия страшноватая, даже просто страшная».

Что же так привлекает столичные сцены в сочинении 1868 года? Да, конечно, нужен какой-то особенный, колкий ключ, чтобы «смешнота» не стала самоцелью, а обрела ярко выраженное самостоятельное, порой гротесковое, зловещее звучание, в чем-то напомнив по выразительности и смелости давний уже спектакль Театра имени Маяковского в постановке молодого тогда Петра Фоменко и с поразительным Алексеем Эйбоженко в роли Тарелкина.

«Смерть Тарелкина» удивительна по современным ассоциациям и характерам, которые нередко настолько узнаваемы, выхвачены из нынешней жизни, что так и хочется закричать: откуда они все такие берутся? Клонируют их, что ли?! Ведь сколько рядом с нами этих метафорических «клонов» — несчастный, жалкий и мерзкий в своем стремлении дорваться до денег, не дорвавшись до высоких чиновных ступеней, Тарелкин... Видим мы таких сейчас? Сколько угодно. А высоких чиновных генералов — высокомерных и гнусных Вараввиных? Их тоже более чем хватает. Они, как и мелкий и омерзительный полицейский деятель Расплюев, портят нашу жизнь. А делать это они умеют, да и власть им дана (если сами ее не схватили!) — и не уничтожишь их сразу, «клонов»-то!..

В финале спектакля просто роскошная находка: Тарелкина приглашает вся братия — чиновничья и полицейская...

Как замечал в начале жизни «Тарелкина» фельетонист и критик А. Амфитеатров, Сухово-Кобылин «имел смелость вывести на сцену весь следственный арсенал дореформенного квартала... Гениальна уже сама основная мысль автора — сделать в центре комедии в роли судебного надзирателя незабвенного Ивана Антоновича Расплюева. Шулер с тремя трепками на день — в охранителях закона у общества! И в каких отношениях!..»

Можно на сцене вести нелицеприятный разговор по-разному. У Левинского, например, в Ермоловском театре почти все персонажи — марионетки, которых дергают за веревочку, и тогда они совершают те или иные поступки в стране, представленной как своеобразный лубок. Это интересно, безусловно. Но интересен и тот «ключ», что взяли в Малом. Здесь подчеркнутая связь с А.Н. Островским — и в атмосфере, и в обрисовке характеров, и в весьма удачных «бытовизмах». Они отнюдь не снижают горькой, гневной внутренней интонации, а подчеркивают в кажущейся «простоте» скрытые кошмары — и в характерах (не только главных персонажей), и в затхлом, удушающем климате, в котором живут и действуют персонажи. В сценографии особенно хочется отметить второй акт, где действие происходит в полицейском участке (художник Юрий Гальперин). Актеры не акцентируют превосходную сатирическую остроту драматурга. Бытовизм под «замосквореченского Островского» делает еще более страшным всех и вся, что происходит и действует на сцене, — от Вараввина (А. Кудинович), Тарелкина (Д. Зеничев), Расплюева (С. Еремеев) до взяточника — полицейского начальника Оха (В. Коняев), почти «нового русского» помещика Попугайчикова (Д. Кознов), трогательной в своем примитивизме Брандахлыстовой (Ю. Ильин). Да и второстепенные персонажи тоже чутко несут главную авторскую и театральную мысль спектакля. А талантливый композитор Григорий Гоберник при этом поразительно точно решает в музыке «воздух» этой мрачной комедии-шутки.

Намеренно не выделяю тех или иных исполнителей, потому как актерскому ансамблю здесь нельзя не порадоваться. Как нельзя не порадоваться и тому, как оригинален в своей кажущейся простоте этот хороший, своевременный и действительно нужный спектакль.

Наталья ЛАГИНА
«Московская среда», 21.12.2005

НИКАКИХ УПЫРЕЙ И МЦЫРЕЙ

Да и в случае с Расплюевым (Сергей Еремеев) выражение «чрево мое взалкало» – не больше чем фигура речи. Симпатичный такой толстячок с ямочками, которому напрочь отказало чувство меры, – только и всего...

НИКАКИХ УПЫРЕЙ И МЦЫРЕЙ

А. Сухово-Кобылин. «Смерть Тарелкина». Режиссер Владимир Федоров. Малый театр

Иногда вдруг разные театры начинают одинаково реагировать на состав воздуха за окном. Кто объяснит эту химическую реакцию? Ведь в результате один за другим на сцену выходят «Гамлеты», стаями летят «Чайки», повсеместно приносятся «Последние жертвы», из «Трамваев «Желание» образуются пробки.

Но «Смерть Тарелкина» за последний год побила все рекорды – четыре постановки! В «Et cetera», Театре им. Ермоловой, Центре драматургии и режиссуры и, наконец, в Малом.

Возможно, какой-нибудь модный режиссер и подумал бы: что бы такое сотворить с пьесой, раз ты обречен прийти на финишную премьерную прямую четвертым? Но в Малом театре как раз и невозможно представить радикальные трактовки, талантливые хулиганства, визуальные эффекты и прочая, и прочая.

Нет, здесь постараются воссоздать быт со всей скрупулезностью. Здесь продемонстрируют вежливо-внятную русскую речь и натуралистичную игру. Сюда, как в Третьяковскую галерею, без опаски можно водить школьников.

«Смерть Тарелкина» в этом смысле не исключение. Если должна служанка Маврушка принести тухлой рыбы, дабы ни у кого не осталось сомнения, что Тарелкин «умер, ибо протух», так на сцене появится муляж рыбины. Но пахнуть, разумеется, не будет, ибо в театре все должно быть пристойно – и речь, и костюмы, и тухлая рыба.

Если стоит на сцене печка, то сквозь ее щели будет просвечивать красный огонек. Все чиновники будут одеты в подобающие мундиры, а купец Попугайчиков – в зипун и баранью шапку.

И самым радикальным приемом окажется то, что «колоссальную бабу Брандахлыстову лет под 40» играет мужчина (Юрий Ильин). Смешно играет, но смысл этой операции по перемене пола так и остается туманным.

Ни в превращении Тарелкина в Копылова, ни в обжорстве Расплюева нет ничего фантасмагорического. Дмитрий Зеничев (Тарелкин) играет эдакого человека с лица общим выраженьем: один штрих и вроде как другой человек. Хотя, может, и тот же – но в толпе все равно не признаешь.

Да и в случае с Расплюевым (Сергей Еремеев) выражение «чрево мое взалкало» – не больше чем фигура речи. Симпатичный такой толстячок с ямочками, которому напрочь отказало чувство меры, – только и всего.

Никаких фантасмагорий. Никаких «вурдалаков, упырей, мцырей». Перед нами просто дремучие, неотесанные, но по-своему очень колоритные персонажи какой-то позабытой древности. Которых так легко не ассоциировать с собой.

Подумать только, что первый постановщик посыпавшихся на нас «Смертей Тарелкина» Оскар Коршуновас увидел в этой эсхатологической сатире на российских чиновников ни много ни мало историю своего поколения.

Ольга Фукс
«Вечерняя Москва», 28 ноября 2005 г.

СМЕРТЬ ТАРЕЛКИНА. ЭПИЗОД ЧЕТВЕРТЫЙ

Режиссер Василий Федоров выбрал для постановки Малую сцену. Что для Государственного академического Малого театра, владеющего двумя роскошными сценическими площадками – основной и филиалом, весьма необычно...

СМЕРТЬ ТАРЕЛКИНА. ЭПИЗОД ЧЕТВЕРТЫЙ

Василий Федоров поставил спектакль «Смерть Тарелкина» в Малом театре

Триумфальное шествие по сценам московских театров продолжает долгое время остававшаяся в забвении последняя часть драматургической трилогии Александра Сухово-Кобылина «Смерть Тарелкина». В прошлом сезоне ее показали Театр имени Ермоловой, «Et Cetera», Центр драматургии и режиссуры. И вот переходящая «Смерть Тарелкина» появилась в Малом.

Режиссер Василий Федоров выбрал для постановки Малую сцену. Что для Государственного академического Малого театра, владеющего двумя роскошными сценическими площадками – основной и филиалом, весьма необычно.

Малая классика

На Малой сцене Малого, кроме нынешней премьеры, идут еще только два спектакля. Что и понятно. Несмотря на игру слов, пространство, атмосфера и даже, с позволения сказать, жанр «малых сцен» менее всего гармонируют со стилем одноименного театра.

Noblesse oblige, и ничего тут не попишешь.

Эксперименты в узком кругу избранной публики, уютные междусобойчики, панибратское похлопывание зрителя по плечу, все эти шалости и прелести малых сцен совсем не к лицу старейшему театру России. Впрочем, ничего этого и не предполагал спектакль Василия Федорова.

Малая сцена Малого театра оказалась уменьшенным и более скромным вариантом большой. Вполне реалистическая, хотя и мрачноватая – в духе невеселых сухово-кобылинских раздумий о судьбах родины – декорация в первом действии представляет жилую комнату с массивной печкой, замороженным окном и всяким домашним убранством. А во втором – полицейский участок, в котором, впрочем, остается неизменной давешняя печка. Актеры на личное пространство зрителей не посягают и в основном придерживаются правила четвертой стены. За исключением, конечно, самого Тарелкина, который, следуя автору, произносит последний монолог, обращаясь непосредственно к публике.

Напрашивается вопрос – зачем же, собственно, понадобилась пресловутая эстетически не оприходованная и, кстати, экономически не очень выгодная Малая сцена?

Бог знает, хотя одно весьма легкомысленное решение этой загадки предложить можно. Дело в том, что в чрезвычайно хрестоматийном, классическом, в лучшем смысле этого слова традиционном спектакле Василия Федорова рано или поздно начинает смущать одно обстоятельство. Актер Дмитрий Зеничев, с блеском исполняющий роль Тарелкина, кроме несомненного исполнительского таланта, обнаруживает недюжинное обаяние.

Что само по себе нисколько не странно и даже приятно.

Однако речь идет не о Гамлете и даже не о Хлестакове, а о Тарелкине, лысом, беззубом, зловонном и во всех, абсолютно во всех отношениях неприятном герое, который совершенно неожиданно на сцене Малого театра преображается в энергичного, симпатичного молодого человека с умеренными изъянами в моральном облике и вполне простительными слабостями.

Пожалуй, происходи действие в большом зале, верхние ярусы могли бы и не прочувствовать полной меры привлекательности этого Тарелкина. Но на Малой сцене все до одного имели возможность очароваться игрой Дмитрия Зеничева.

Ансамбль из хороших людей

Василий Федоров словно бы решил отмахнуться и забыть как кошмарный сон всю сумрачную, страшную, трагичную подоплеку пьесы Сухово-Кобылина, в которой не то что, как в гоголевском «Ревизоре», нет ни одного положительного персонажа, а, руку на сердце положа, один персонаж омерзительнее другого.

Большинство героев «Смерти Тарелкина» в спектакле Малого театра сыграны чудесными характерными артистами, без которых немыслима эта труппа, и выглядят уморительно смешными. Чего стоит одна только прачка Брандахлыстова в исполнении Юрия Ильина, появляющаяся в коротком эпизоде и вызывающая неимоверный ажиотаж публики.

Даже самого злого гения Варравина (Алексей Кудинович) не минует участь веселящего зрителей затейника, пусть на одну только сцену, но и он утрачивает образ неумолимого и непобедимого адова порождения.

Василий Федоров не счел нужным наводить ужас на своих зрителей, хотя и ставил пьесу, по праву считающуюся одной из самых жутких в русском театре. Трагична судьба ее автора, страшна подлинность испытанных им самим на собственной шкуре особенностей российского судопроизводства и совершенно чудовищна актуальность, несмотря на канувшее столетие, сухово-кобылинской сатиры и инвектив.

Сколько можно уже, в конце концов, без толку стращать людей Варравиными, Расплюевыми и Тарелкиными, и не пора ли переходить от превентивных мер к действию – например, бить медным тазом по голове, а что еще остается?

Василий Федоров на всякий случай с громким многообещающим звоном уронил в спектакле пару раз большое медное корыто.

Последнее китайское предупреждение, господа!

Алена Данилова

ВЗГЛЯД, 25.11.2005

ТРАДИЦИОННЫЙ ТЕАТР БЕЗ ВРЕДНЫХ ПРИМЕСЕЙ

Если чем они и поражают, так это своей дикцией - что уж тут, лучше артистов Малого никто, включая дикторов ЦТ, в стране по-русски не говорит. Мало кому удастся произнести - именно произнести, а не просвистеть - «засосаны насмерть»...

ТРАДИЦИОННЫЙ ТЕАТР БЕЗ ВРЕДНЫХ ПРИМЕСЕЙ

МАЛЫЙ ТЕАТР «СМЕРТЬ ТАРЕЛКИНА»

Пьеса А. Сухово-Кобылина. Режиссер В. Федоров. В ролях В. Коняев, Д. Зеничев, А. Кудинович и др.

Это четвертая за 2005 год смерть государственного чиновника, зафиксированная в Москве. Первый был найден на Новом Арбате, второй - в непосредственной близости от Кремля, на Тверской, третий был месяц назад обнаружен в тупике у метро «Таганская». Et Cetera, Ермоловский театр, Центр Казанцева играли старинную пьесу Сухово-Кобьиина по-разному - но все же как современный текст; Малый театр, в противоположность им, одел российских чиновников по моде девятнадцатого века. Анахронизмы тут не то что не вымарываются из текста - они смакуются, но все равно пьеса звучит как новенькая - а ведь ее ругали устаревшей даже сто с лишним лет назад, когда она только была написана. Мне могут сказать, мол, нынешняя власть вконец с колков съехала - вот и вспомнили о пьесе, которая описывает чиновников и правоохранительные органы в самых анекдотичных тонах. Сухово-Кобылин как в воду глядел, когда писал реплику своему квартальному надзирателю: «Врешь, купец Попугайчиков, не прошло еще наше время». Все так, но театры и без повода любят сообща припадать к одному первоисточнику. Театр вообще похож на «Тур де Франс», где пьеса - это трасса, и каждый проходит ее как умеет. Так вот, когда б «Тарелкины» соревновались на скорость, Малый театр оказался бы в самом хвосте. Здесь играют по старинке, как полтораста лет назад, - никуда не торопясь, ничего не форсируя, нисколько не рисуясь и не желая поразить воображение публики.

Если чем они и поражают, так это своей дикцией - что уж тут, лучше артистов Малого никто, включая дикторов ЦТ, в стране по-русски не говорит. Мало кому удастся произнести - именно произнести, а не просвистеть - «засосаны насмерть». А попробуйте выговорить «Антиох Елпидифорыч» тридцать раз подряд. Чувства меры и достоинства здешним актерам тоже не занимать - похоже, в Щепкинском училище, где фабрикуется труппа Малого, студентам имплантируют какой-то специальный орган. Вот и играют они (Дмитрий Зеничев - Тарелкина, Сергей Еремеев - Расплюева) так, словно на тормоз жмут, хотя видно же, что вполне могли бы уложить зал на лопатки; но столько в этом их самоограничении достоинства, что академичный и занудный, в сущности, спектакль начинает выглядеть очень даже убедительным.

«Афиша»

ВОКРУГ ПРОГРЕССА

Актерское существование на сцене смахивает на печной огонь — он то вспыхивает, рассыпая искры, то тихо тлеет. А «искрить» есть кому...

ВОКРУГ ПРОГРЕССА

«Смерть Тарелкина» Александра Сухово-Кобылина. Малый театр

Москву накрыла настоящая эпидемия — дружно мрут Тарелкины, порожденные некогда фантазией русского драматурга Александра Сухово-Кобылина. Первым скончался Кандид Касторович из Театра «Et Cetera» вслед за ним — ермоловский, чуть позже — в Центре драматургии и режиссуры. Теперь вот и в Малом театре, где очередную версию инсценированной смерти предложил режиссер Василий Федоров. Кстати, косвенным образом Малый театр к этой пьесе уже приобщился, поскольку заглавную роль в спектакле Центра сыграл молодой артист академической труппы Глеб Подгородинский.

О феномене нынешней сценической популярности Сухово-Кобылина (в то время, как мрут Тарелкины, рядом дружно женятся Кречинские) все уже наразмышлялись вдоволь. Его мрачноватые комедии тем и интересны, что на любой вкус хороши. Хочешь продемонстрировать актерский темперамент — пожалуйста. Хочешь окунуться в аллюзии и выйти на сцену «с думой о России» — и это вполне уместно. Главное, не переборщить, а именно это, к глубокому сожалению, в финале нынешней «Смерти Тарелкина» и случилось. Но всему свое время.

Как известно, Кандид Касторович в надгробном слове самому себе прямо заявил о том, что Тарелкин всегда шел впереди прогресса. Парадоксальным образом вокруг некоего театрального «прогресса» вертятся и многие современные постановки, пуще огня боящиеся прослыть ретроградными. Спектакль Малого театра на удивление с этим страхом разминулся. Да и собственно авангард здесь не в чести. Режиссер вкупе с художником Юрием Гальпериным решили не спорить с приметами места и времени, разместив действие в тесноватой и темной квартирке Тарелкина-Копылова с одним-единственным заиндевевшим окном в большой мир.

И в то же время это мрачноватое пространство для героев «комедии-шутки» — своеобразные подмостки. Половину пьесы Сухово-Кобылина персонажи говорят сами с собой, здесь же они ищут поддержки у публики. И естественно, находят — в виде одобрительных аплодисментов или иной выраженной реакции.

Сухово-Кобылин на собственной шкуре испытал все прелести тогдашнего российского судопроизводства. Его комедии вряд ли можно счесть оптимистическими — автор зол, саркастичен и полностью лишен сантимента. В версии Малого театра этого сарказма заметно поубавилось, хотя добродушно похохатывать тоже вроде бы не с руки. Но при определенном напряжении собственной фантазии можно предположить, что основной сценический посыл — неизменность российских реалий, весьма далеких от идеала. Что было — то и есть, пусть в несколько измененном виде.

При этом актеров здесь никто не ограничивает в проявлении собственных темпераментов и прочих сценических данных. Но это, как известно, в традициях Малого театра. Актерское существование на сцене смахивает на печной огонь — он то вспыхивает, рассыпая искры, то тихо тлеет. А «искрить» есть кому: кругленькому и весьма увлеченному ростом собственной значимости Расплюеву (Сергей Еремеев), знающему свое дело частному приставу по фамилии Ох (Виталий Коняев), буйному купцу Попугайчикову (Дмитрий Кознов), клоунски-туповатому дворнику Пахомову (Олег Мартьянов).

Но основной дуэт, конечно же, складывается из самого Тарелкина (Дмитрий Зеничев) и генерала Варравина, он же — капитан Полутатаринов (Алексей Кудинович). Последний — спокоен до поры и полон чиновного достоинства, Тарелкин же меняет маски, пытаясь научиться жить «по понятиям» Из актерских взаимодействий, складывающихся в привычный для Малого ансамбль, из бликов света, чуть слышных музыкальных аккордов (композитор Григорий Гоберник), из перепадов настроения и прочих сценических вещей постепенно формируется действо цельное, гармоничное и удивительно стильное.

И все бы хорошо, да в финале Сухово-Кобылина решили «дожать» собственными силами. Ну не захотелось оставлять генерала Варравина — Кудиновича в отчасти униженном положении, хотя над Тарелкиным он все же одержал победу. Вот и добавили ему монолог, полный достоинства (взятый, кстати, из пьесы «Дело»), в котором тот уничижает никчемных, хилых душой и телом Тарелкиных. Хотя сам-то Варравин какими путями и интригами добился степеней известных?

А уж самая последняя сценка, кажется, и вовсе дописана Островским, а Тарелкин в очередной раз обернулся — на сей раз в Глумова. Лжепокойника отнюдь не отпускают восвояси, но, поманив ручкой, приглашают за накрытый генеральский стол — шампанского испить, да и новую авантюру сочинить.

Ирина АЛПАТОВА
«Культура», 17.11.2005

ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ В АНТРАКТЕ

В МАЛОМ НЕ СМАХНУЛИ ПЫЛЬ С «ТАРЕЛКИНА»

Образцово-показательная пьеса Сухово-Кобылина...

В МАЛОМ НЕ СМАХНУЛИ ПЫЛЬ С «ТАРЕЛКИНА»

Образцово-показательная пьеса Сухово-Кобылина

В Малом театре поставили еще одну «Смерть Тарелкина». Четвертый спектакль по пьесе Сухово-Кобылина за этот год не добавил в московское «тарелковедение» ничего нового, считает МАРИНА Ъ-ШИМАДИНА.

Популярность мрачной фантазии Сухово-Кобылина, которая не шла на московской сцене долгие годы, а потом вдруг материализовалась сразу в трех театрах: Et Cetera, Ермоловском и Центре драматургии и режиссуры, стала чуть ли не главной темой для обсуждений в прошлом сезоне. Говорили про новый всплеск публицистического театра, про политические аллюзии (зрителям история Тарелкина живо напоминала еще не закончившийся тогда процесс Михаила Ходорковского) и удивительную свежесть и актуальность текста пьесы, написанного будто бы вчера.

Малый театр будто бы нарочно решил откреститься от всякой злободневности. Если Оскар Коршуновас в Et Cetera и Алексей Левинский в Театре имени Ермоловой каждый по-своему пытались приблизить пьесу к сегодняшнему дню: один с помощью ярких визуальных эффектов, напоминающих о модных медиатехнологиях, другой – с помощью одомашнивания пьесы и превращения ее героев в наших современников и соседей, то постановщик Василий Федоров всеми средствами подчеркивает, что все, что происходит на сцене, случилось давно и не с нами, что перед зрителями – высокая классика и относиться к ней надо соответственно – с почтительным уважением и легкой скукой. В обращении режиссера с пьесой чувствуется пиетет, который испытывает перед старинной вазой музейный работник, трепетно смахивающий с нее пыль. Актеры преподносят текст бережно, словно он может разбиться от неловкого обращения, стараются не педалировать смешные фразы, не повышать интонации и ни в коем случае не вкладывать в слова хрестоматийного теста какого-нибудь своего, неположенного смысла.

Чтобы обозначить принципиальное отличие своего «Тарелкина» от всех прочих, хранящий верность традициям Малый театр настаивает, что только у них можно увидеть классическую постановку пьесы Сухово-Кобылина. Такое определение спектакля смущает заранее. Это значит, что в нем будут правдоподобные исторические костюмы и декорации, что актеры будут говорить на старинный манер, то есть неестественными, поставленными голосами, что действие будет наполнено длинными мучительными паузами и что все происходящее на сцене будет носить отпечаток такой важности, что в голове сама собой всплывет фраза Аркашки Счастливцева: «А не удавиться ли мне?»

Так оно отчасти и было. Художник Юрий Гальперин водрузил на сцене большую круглую печку, к которой прижимаются входящие с мороза персонажи, настоящие канцелярские столы и конторки. Чиновников одели в соответствующие времени мундиры и постарались максимально подробно воспроизвести все детали пьесы. Расплюев вполне натурально выпивает три здоровых стакана водки, Маврушка притаскивает гадкую бутафорскую тухлую рыбу, а главный герой на глазах зрителей долго бреется и переодевается – так что никакого волшебного превращения Тарелкина в Копылова не происходит. Герою Дмитрия Зеничева больше всего подходит определение Чичикова «не худ и не особенно толст, не стар, но и не молод», в общем, ни мясо ни рыба. Имидж человека без лица в общем-то не противопоказан такому герою, как Тарелкин, но слишком уж ярок в памяти образ этого же персонажа, созданный другим актером Малого театра, Глебом Подгородинским, в постановке Алексея Казанцева.

Да и сама фантасмагорическая, гротескная история Сухово-Кобылина, в которой люди превращаются в «мцырей», «вуйдалаков» и «упырей», в постановке Василия Федорова выглядит как бытовая, вполне реалистическая история. Вот, мол, мелкий чиновник от тяжелой жизни решился на аферу, но дело не выгорело, поймали с поличным, с кем не бывает. Обычная тема для «Коммерсанта» столетней давности.

«КоммерсантЪ», 16.11.2005

«СМЕРТЬ ТАРЕЛКИНА» НА СЦЕНЕ МАЛОГО ТЕАТРА

Ю.А. Дмитриев Академический Малый театр 1917-1941. М., 1984.

«СМЕРТЬ ТАРЕЛКИНА» НА СЦЕНЕ МАЛОГО ТЕАТРА

Ю.А. Дмитриев Академический Малый театр 1917-1941. М., 1984.

В 30-е годы Малый театр обращается и к творчеству А. Сухово-Кобылина, останавливая свое внимание на «Смерти Тарелкина» (1936 г.) и «Деле», которое пошло уже в 1940 году. «Смерть Тарелкина» вызвала широкую дискуссию и далеко не всеми была принята. Незадолго до выпуска спектакля его постановщик А. Д. Дикий говорил: «Мне, например, кажется, что реалистическая химера не только интересная, но форма единственная, выявляющая Сухово-Кобылина»3. Как химеру режиссер и ставил спектакль. Говоря о своем понимании пьесы, шире, в связи со всем творчеством драматурга, Дикий писал: «Барствующий либерал, знал ли он, чего хотел, к чему стремился? Видел ли он проблемы иной жизни? Предлагал ли что-нибудь новое, иное? Звал ли в своих произведениях к тем целям, которые уже отчасти провидела окружающая его передовая общественность? Нет. Но тем злее он ненавидел этот заколдованный круг, из которого для него не было выхода».

По мнению режиссера, драматурга отличал социальный пессимизм, неверие в возможность социальных изменений, и это определило форму пьесы, а затем и спектакля.
Исследователь творчества А. Дикого точно выявил суть этой постановки: «Спектакль этот, на самом деле чем-то напоминал фантазии Гойи: на сцене мелькали мерзкие рожи, люди-призраки, словно театр собрал в эти три акта весь ужас и все уродство николаевской России. Дикий блеснул выдумкой, сомкнув воедино приемы трагедии и цирка, и тем удивительнее, что бессмертная «комедия-шутка» в его толковании не зазвучала во весь голос. Действие в «Тарелкине» развивалось тяжело, резкими толчками, и была в нем какая-то отпугивающая мертвенность; силы зла неотвратимо наступали, и казалось, что из этого паноптикума, из этой покойницкой нет выхода в просторы жизни. На этот раз Дикий изменил своему жизнелюбивому таланту и его замысел не встретил сочувствия у аудитории».

Действительно, крайний пессимизм постановки встретил решительное несогласие большинства критиков и зрительской аудитории. В конце концов спектакль оказался просто скучным. К тому же режиссер заставлял персонажей постоянно апеллировать к зрительному залу, благодаря чему тарелкины и варравины чувствовали себя, по выражению критика О. Литовского, «среди советских людей как дома».
Оценивая спектакль, Б. Алперс писал: «В трактовке А. Дикого, проведенной очень последовательно и цельно, глубокий пессимизм Сухово-Кобылина не только не ока» зался непреодоленным, но и выразился с новой силой. Он обострился и перешел в общефилософский план. Сатирическая комедия из быта царского чиновничества девятнадцатого века вылилась в целое действие, в котором фигурируют образы, обобщенные до безличной схемы. Жизнь, как нелепый и трагический маскарад, похожий на кошмарные видения, где происходят невероятные вещи,— такова постановка Дикого».
Вместе с тем в спектакле талантливо были решены отдельные сцены, интересно сыгранные роли. Вот одна из таких сцен: полицейский участок, куда вызван помещик Чванкин. Он вваливается в помещение с бранью, заносчивый и уверенный в собственной неприкосновенности. На сворке он держит шесть оглушительно лающих собак. Напуганные видом Чванкина просители: нищий, старик, баба с лукошком, цыган с медведем — постепенно расходятся. Какое-то время остается медведь, но и он, обнаружив свое одиночество, бежит от рассвирепевшего Чванкина. И тогда Расплюев, оглядев с головы до ног посетителя, почти нежно произносит: «В холодную». Проходило пять минут, и на сцену выползал приниженный, подобострастный блондин, уже без собак, и со всем усердием кидался подписывать протокол допроса, непрерывно при этом кланяясь и благодаря. Расплюев милостиво угощал его пирожным, но тот застенчиво отказывался и уходил, продолжая отвешивать поклоны.

Наиболее интересным, по общему мнению, был в спектакле С. Межинский — Тарелкин, на нем «держался весь спектакль». Он проводил свою роль с замечательным техническим мастерством. Его движения отличались точностью и выразительностью. Как отмечал в своей рецензии Б. Алперс, из мелких деталей в жестах и интонациях актер создавал таинственный персонаж: «оборотня» в чиновничьем мундире, «упыря» со скользкими руками и гнилым дыханием». Сам артист так говорил о Тарелкине: «Теперь уже все человеческое в нем вытравлено. Всякий намек на проявление малейшего чувства отсутствует. Самолюбие, гордость, честь, совесть — все это чепуха. Все идет только на службу выгоде. … Тарелкин теперь, по-моему, в жестокости, в цинизме не только не уступит самому Варравину, но и перекроет, переплюнет своего учителя. Дайте только чуть-чуть оправиться и устроиться на какое-нибудь местечко, а уж там будьте спокойны: «Живого и мертвого не пожалею, прошел огонь и воду». «Он был страшен до дрожи, до омерзения, придуманный Сухово-Кобылиным человек в вицмундире, олицетворяющий чиновничью Россию, которую ненавидел автор».

Выпадал из ансамбля Н. Светловидов, игравший Расплюева. Он был больше смешон, чем страшен, скорее придурковат, чем жесток. Полицейский палач из него явно не получался.

А.В. СУХОВО-КОБЫЛИН «СМЕРТЬ ТАРЕЛКИНА»

Знаменитая «комедия-шутка» Александра Сухово-Кобылина, ставшая заключительной частью его драматической трилогии, создавалась в течение двенадцати лет, с 1857 по 1869 год...

А.В. СУХОВО-КОБЫЛИН «СМЕРТЬ ТАРЕЛКИНА»

Знаменитая «комедия-шутка» Александра Сухово-Кобылина, ставшая заключительной частью его драматической трилогии, создавалась в течение двенадцати лет, с 1857 по 1869 год.

Во все исторические эпохи эта пьеса вызывала множество нареканий, так как казалась чрезмерно злободневной. В 1892 году высшее начальство сообщило автору, что пьеса «не возбудит смеха, а произведет содрогание», и что она является «несправедливой и жестокой сатирой». Она была разрешена к представлению на сцене только в 1900 году, да и то с купюрами и переделками. В 1905 году цензор пишет: «Пьеса эта для народных театров совершенно непригодна, представляет из себя сатиру на администрацию вообще и полицию в частности». А в 1906 году «Смерть Тарелкина» вновь была запрещена, причем запрет объяснялся тем, что фраза «Всю Россию под арест» слишком современна. Полностью комедия была разрешена к игре только в 1917 году — она исполнялась в Александринском театре при режиссерском участии В.Э.Мейерхольда.

В Малом театре единственную постановку «Смерти Тарелкина» осуществил в 1936 году режиссер А.Д.Дикий. В спектакле было немало замечательных работ – С. Межинского, Н.Светловидова, В.Массалитиновой. Советская критика приняла спектакль неприязненно, так как он не вписывался в рамки «социалистического реализма». Один из рецензентов даже упрекал пьесу в том, что она «уничтожает веру в человека». На самом же деле власть опасалась непреходящей обличительной силы Сухово-Кобылина.

Сам автор считал «Смерть Тарелкина» лучшим своим творением. Незадолго до смерти он писал об этой комедии, носившей тогда сценическое название «Расплюевские веселые дни»: «Дальнобойность этой пьесы превосходит «Свадьбу Кречинского». В «Кречинском» нет такой страницы, какая явилась в «Веселых днях» в крике чиновника: «Все наше!» Я могу смело сказать, что такой страницы в России не писано. Тем более что современные политические дела говорят то же самое. Чиновники уходили и разорили страну».

Из примечаний И.Медведевой к пьесе «Смерть Тарелкина»
«Сухово-Кобылин стремился создать иллюзию несерьезности, развлекательности третьей части трилогии (отсюда и наименование: комедия-шутка), которая якобы была введена в состав пьес больше для счета, «ради любезного числа три». Для этого будто бы и были созданы в разное время написанные сцены, связанные, «как говорится, на живую нитку». Эти сведения, сообщаемые автором, не соответствуют самому существу пьесы, и даны, несомненно, для цензуры, которая сильно сомневалась в несерьезности «Смерти Тарелкина».

Первоначальный замысел пьесы был связан с литературным прототипом Тарелкина – Хлестаковым, и пьеса была обозначена в дневниковых записях Сухово-Кобылина названием «Хлестаков, или Долги». По-видимому, первоначально тема Тарелкина сводилась к его тарантасу, то есть к непрерывному укрытию от преследующих кредиторов».

Из книги Натальи Старосельской «Сухово-Кобылин»
«Смерть Тарелкина» – вершина творчества А.В.Сухово-Кобылина, его лучшая, поистине пророческая пьеса, которая на протяжении вот уже почти ста пятидесяти лет остается удивительно современной, живой, наполненной многими и многими гениально предугаданными параллелями, ассоциациями, мотивами».

«В пьесах Сухово-Кобылина царство лорда Беспорядка не ведает границ, опрокидывает нормы морали, переступает пределы дозволенного в человеческом общении и общежитии. Реальная жизнь оказывается оборотничеством; в «Смерти Тарелкина» живые подменяют мертвых, сильные – слабых, плоть – дух, и ничему человеческому просто не остается места. Веселье оборачивается нешуточными слезами, слова утрачивают изначальный смысл. За карнавально-добродушной личиной лорда Беспорядка проглядывают совсем не маскарадные клыки вампиров».

«Сухово-Кобылин не переоценил «дальнобойность» своей «комедии-шутки» – »Смерть Тарелкина» поразила именно тем, что доказала на практике: во все времена найдутся среди зрителей те, кому есть на что обидеться.

Они, те, кого мы называем сегодня классиками, просто лучше других понимали, что в наследство нам и нашим потомкам перейдут все те же извечные парадоксы бытия, все те же беды и пороки общества. Но знали ли они – в каких обличьях явятся нам эти беды и пороки? Нет. Не станем преувеличивать их предчувствий и предощущений.

Может быть, Сухово-Кобылин, проживший очень долгую жизнь, в чем-то оказался прозорливее Достоевского. Во всяком случае, иллюзий он не питал и знал, что настоящее время, подлинный расцвет его Расплюева – впереди».

Из статьи И.Медведевой «Три драматурга»
«Время написания трилогии – это был период страшного душевного потрясения и мучительных обстоятельств, связанных с загадочным убийством француженки Луизы Симон-Деманш, любовницы Сухово-Кобылина, которая на протяжении многих лет была самым близким ему человеком. Дело с привлечением Сухово-Кобылина то в качестве обвиняемого, то свидетеля длилось семь лет, и душевное равновесие светского человека и кабинетного ученого было потеряно. Была утрачена свобода (хотя заключение в тюрьмах было недолгим); обстоятельства доводили до отчаяния, но вместе с тем обострились и чувства, и взгляды.

«Жизнь начинаю постигать иначе… Труд, труд и труд… Да будет это начало – началом новой эпохи в моей жизни… — писал Сухово-Кобылин в своем дневнике, будучи заключен в тюрьму. – Мое заключение жестокое – потому, что безвинное – ведет меня на другой путь, и потому благодатное…»

В это тяжелое время в сознании и душевном строе Сухово-Кобылина и произошел некий сдвиг, пробудивший в нем художника, заставивший его посмотреть на мир глазами не только познающими, но сострадающими и разоблачающими, хотя, может быть, аспект видения и был слишком жестоким».

В Москве появилась четвертая версия «Смерти Тарелкина»

СМЕРТЬ ТАРЕЛКИНА. МАЛЫЙ ТЕАТР. ПРЕССА О СПЕКТАКЛЕ

Мода на вурдалаков

В Москве появилась четвертая версия «Смерти Тарелкина»

Нынешний год в театральной Москве впору окрестить годом Александра Сухово-Кобылина. Аж четыре театра взялись за постановку его редко шедшей комедии-шутки «Смерть Тарелкина». Последним в марафон смертей включился любимый драматургом Малый театр.

Если верить, что в загробной жизни могут сохраняться чувства и память, то автор «Смерти Тарелкина» сейчас может торжествовать. Тридцать с лишним лет своей жизни он потратил на то, чтобы увидеть на сцене свою третью пьесу. Ходил по инстанциям, марал рукопись, рассказывал всем, кто желал слушать, что именно этот трагифарс, а не суперпопулярная «Свадьба Кречинского» есть его лучшее произведение. Слушатели снисходительно отмахивались, а потом записывали в дневниках, мемуарах и письмах о странном ослеплении Александра Сухово-Кобылина, который так высоко ставит свой злобный пасквиль на чиновничью Россию, к тому же сатиру давным-давно устаревшую. Появившись в 1900 году на сцене Суворинского театра, пьеса Сухово-Кобылина особого успеха не имела, а когда на премьере какая-то горячая душа стала звать автора, его пристыдили: «Автор, батенька, давно умер!» Хотя Сухово-Кобылин был жив, здрав и даже, несмотря на преклонный возраст и полную огорчений жизнь, зимой купался в проруби.

В 2005 году четыре московских театра практически одновременно принялись за постановку этой крайне редко (за весь век пальцев руки хватит) шедшей пьесы. В Et Сetera приглашенный литовский режиссер Оскарас Коршуновас поставил вариант элегантной шахматной партии, которую разыгрывает монументальный Варравин – Александр Калягин и простоватый малый Тарелкин – Владимир Скворцов. Алексей Левинский устроил офицерскую палатку прямо на сцене Театра имени Ермоловой и пустил рефреном к действию неотразимые песенные хиты типа «Кирпичиков». В Центре Казанцева создали веселое представление в духе студенческого капустника. Наконец, последним в хор трактовок и прочтений включился Малый театр, выпустивший «Смерть Тарелкина» на сцене филиала.

Спектакль Малого театра кажется заблудившимся во времени и пространстве. Постановочные приемы, приметы актерской игры точно вытащили из морозильной камеры. А уж режиссерская концепция Василия Федорова и вовсе взята из указаний цензуры почти столетней давности («в пьесе изображается давно отошедшее время»).

Когда-то автор мечтал об актере для Тарелкина, который, подобно французскому комику Левассеру, мгновенно будет преображаться из Тарелкина в Копылова и обратно. В Малом театре Тарелкин (Дмитрий Зеничев) долго бреется, надевает на голову подобие чулка, переодевается. Фантасмагорическое преображение в умершего соседа подано как вполне житейская история из лет давно минувших, когда один чиновник переоделся в другое лицо, чтобы скрыться от кредиторов и подурачить начальство.

Для придания достоверности происходящему на сцену честно выносят и тухлую рыбу, которой Тарелкин набивает свой фальшивый гроб, – ободранная голова щуки печально смотрит в зал. Служанка Мавруша (Маргарита Фомина) вносит блюдо с цельным заливным, которое сжирает ненасытный Расплюев (Сергей Еремеев). Он же демонстрирует цирковой номер, один за другим выпивая четыре стакана водки, один другого больше.

Фарсовая история о том, как ретивые следователи приняли мошенника за вурдалака, упыря и мцыря, рассказывается со всей академической серьезностью.

Из камеры несется надрывающий душу вопль заключенного Тарелкина, страдающего от жажды. Приглашенного свидетелем дворника Пахомова (Олег Мартьянов) бьют в пах вполне натуралистично. Единственным проблеском юмора в спектакле по комедии-шутке становится появление мещанки Людмилы Брандахлыстовой, которую довольно лихо играет актер Юрий Ильин. Скромное обаяние ушедшего быта, старательно восстанавливаемое Малым театром, оказывается решительно не достаточным для предлагаемых драматургом задач.

Смотря на московские постановки «Смерти Тарелкина», ощущаешь себя чем-то вроде Агафьи Тихоновны, размышляющей о женихах: если бы нос от одного, да губы от другого… Если бы Варравина–Калягина да добавить к Тарелкину–Подгородинскому, да соединить элегантность Коршуноваса с юмором Казанцева, да добавить обаяния Левинского и основательности Малого театра, то спектакль бы получился ну просто отличный!

Ольга Егошина
Новые известия, 9 ноября 2005 года

ВАСИЛИЙ ФЕДОРОВ: «ЭТО СПЕКТАКЛЬ О СЕГОДНЯШНЕЙ РОССИИ»

Поначалу мы польстились на тот «фейерверк», который есть в пьесе, на форму, текст. Но, начав работать, стали искать природу существования этого спектакля. На поиск сути у нас ушло очень много сил и эмоций....

ВАСИЛИЙ ФЕДОРОВ: «ЭТО СПЕКТАКЛЬ О СЕГОДНЯШНЕЙ РОССИИ»

- Василий Евгеньевич, почему, на Ваш взгляд, сразу несколько театров обратились сейчас к «Смерти Тарелкина»?

- Эта пьеса просто дождалась своего часа. И не случайно. История моих взаимоотношений со «Смертью Тарелкина» началась давно. Я ставил ее еще на третьем курсе ГИТИСа, когда мало кто к ней обращался. У Сухово-Кобылина есть эпиграф к пьесе: «Если вы меня спросите, где я видел подобное, я скажу: нигде… и везде». Несмотря на свою нереальность, фантасмагоричность, «Смерть Тарелкина» основана на конкретике и узнаваемости. Она напоминает о сегодняшнем отношении к жизни, власти. И о том, что если человек задумывает что-то противозаконное, он уже не считается ни с чем. Всё в «Тарелкине» происходит по-русски беспредельно — именно так, как сейчас. Эта пьеса долго не ставилась при царском режиме — якобы потому что там представлены в неприглядном виде власть предержащие. Но, как мы помним, в «Ревизоре» власть предержащие показаны еще похлеще. Однако «Ревизор» все-таки шел, а «Смерть Тарелкина» — нет. А все потому, что у Сухово-Кобылина есть некоторые вещи, которые не читаются впрямую, а заложены между строк. Мистическое что-то. Даже церковь была в свое время против «Тарелкина», ведь там идет игра со смертью.

И еще в пьесе заложена важная мысль. Когда ты хочешь отомстить и изобретаешь самую гениальную аферу, все равно найдется тот, кто придумает нечто еще более изощренное. Ни в коем случае нельзя уподобляться, отвечать злом на зло, подлостью на подлость — такой ком наворачивается, который трудно будет потом остановить.

Мне было интересно найти в каждом герое нечто человеческое. Подлец – это результат. Даже из монолога Расплюева, где он говорит о своем обжорстве, следует, что у него есть какая-то проблема. Бывает, человек выпьет в поезде и начинает рассказывать соседу по купе какие-то сокровенные вещи. Мы так этот монолог и выстраиваем…

- Да ведь Расплюев вполне собой доволен!

- Это если идти по первопутку. А если отойти в сторону, то совсем недоволен.

- Вот Вы вспоминали Гоголя, говорили о мистике «Тарелкина». Но вместе с тем Ваше решение скорее в бытовом ключе.

- Правильно, и если говорить о режиссерской задаче, мне и хотелось эту невозможность, фантасмагорию приземлить, сделать узнаваемой и похожей. Поэтому и выбран такой ход.

- Но тогда пьеса становится еще страшнее!

- Безусловно. Некоторые сцены, если их просто прочесть, — цирк неуемный, причем не самого высокого пошиба, фарс… Но если уйти от условности: дескать, мы играем, что с нас взять, а постараться по-настоящему вжиться в ситуацию, то получается намного серьезнее и страшнее.

- И потому у Вас такая по-достоевски трагичная Брандахлыстова?

- Я думаю, что Юрий Ильин сумеет сыграть ее убедительно. Далеко не всякая женщина сможет так откровенно отобразить женскую суть.

- Да, ведь сам Сухово-Кобылин говорил, что Брандахлыстову может играть мужчина. Но в любой пьесе хочется кому-то сопереживать. А здесь решительно некому.

- Я надеюсь, что, если обратиться к монологу Расплюева, то даже ему можно будет посочувствовать. Зритель должен понять, что этот человек не просто сволочь, что у него есть какая-то личная боль…

- Но история Расплюева начинается гораздо раньше, ведь «Смерть Тарелкина» — последняя пьеса в трилогии.

- Мы не делаем «Тарелкина» как продолжение. Это абсолютно самостоятельный спектакль.

- Два главных героя пьесы – Варравин и Тарелкин – враги. И вместе с тем в финале создается впечатление, что Варравину его противник близок и понятен, и что у него самого в прошлом были какие-то схожие обстоятельства.

- Я пытался эту историю, помимо сюжета, замешать на каких-то чисто личных отношениях. Это отношения учителя и ученика. «Я же тебя сделал, я же тебе всё дал!» А ученик предает учителя. Вот отсюда Кудинович, играющий Варравина, берет эмоцию на финальный монолог. Чем дороже человек, тем больнее от него оскорбление. И у Тарелкина тоже есть личное отношение к Варравину: меня обманул тот, на кого я пахал всю жизнь!

- Расскажите немного об исполнителях, занятых в спектакле.

- Актеры у меня играют очень хорошие, талантливые, мы с ними прошли большой и сложный путь. Поначалу мы польстились на тот «фейерверк», который есть в пьесе, на форму, текст. Но, начав работать, стали искать природу существования этого спектакля. На поиск сути у нас ушло очень много сил и эмоций. И я должен сказать, что артисты поняли: наскоком «Смерть Тарелкина» не возьмешь. Они очень честно пытались добиться наилучшего результата. Это был коллективный поиск. И я благодарен им за то, что во время этого поиска мы объединились в команду.

Сергей Еремеев — очень умный артист, органичный и податливый, настоящий профессионал. Леша Кудинович – необычайно творческий человек, на него можно положиться во всех ситуациях. Рита Фомина давно не играла значительных ролей, но сохранила огромную работоспособность, она очень талантлива. Дмитрий Зеничев — высокопрофессиональный, думающий артист. Никогда не подведет в работе Виталий Коняев. Во время репетиционного процесса он своим ответственным отношением к общему делу служил примером для всех. Коняев пользуется уважением, к нему прислушиваются, присматриваются другие артисты, и в критические моменты, которые бывают в любой работе, он вел себя точно и мудро, чем очень мне помог. Все работали с отдачей, желанием, огоньком.

«Смерть Тарелкина» написана почти 150 лет назад, а как будто сегодня. При всей ирреальности там ничего не выдумано. Все так и было, а сейчас происходит в тысячу раз хуже.


ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ В АНТРАКТЕ

«СМЕРТЬ ТАРЕЛКИНА» НА СЦЕНЕ МАЛОГО ТЕАТРА

Из статьи Б.Ростоцкого «Малый театр в советские годы» в книге «Малый театр СССР, 1917-1974», М., ВТО, 1983.

Премьера — 31 октября 1936 года. Постановщик – А.Д.Дикий, Художник – Н.П.Прусаков, Композитор – В.А.Оранский...

«СМЕРТЬ ТАРЕЛКИНА» НА СЦЕНЕ МАЛОГО ТЕАТРА

Из статьи Б.Ростоцкого «Малый театр в советские годы» в книге «Малый театр СССР, 1917-1974», М., ВТО, 1983.

Премьера — 31 октября 1936 года. Постановщик – А.Д.Дикий, Художник – Н.П.Прусаков, Композитор – В.А.Оранский.

Смелым опытом обращения к классике явилась постановка «Смерти Тарелкина» А. Д. Диким в 1936 году. Смелость этой попытки заключалась уже в самом выборе пьесы, столь редко ставившейся на сцене и как правило, не находившей театрального воплощения, соразмерного огромной силе присущего ей гневного пафоса обличения античеловечности бюрократического деспотизма. Смелостью была и та неожиданная зрелищно яркая форма, к которой прибег режиссер.
Дикий искал сценического стиля постановки в щедром, изобретательном и даже вызывающе дерзком использовании средств откровенно балаганно-площадного зрелища. Нет необходимости пояснять, насколько оправданным было применение подобного рода выразительных средств и приемов в сценической реализации комедии-шутки Сухово-Кобылина.
Современная спектаклю критика не простила Дикому его смелости. Приметы суженного представления о возможностях социалистического реализма, столь явственно проявившиеся в дальнейшем, на рубеже 40—50-х годов, начали давать о себе знать уже в эту пору.
В спектакле, осуществленном Диким на сцене Малого театра, были преувеличения и крайности. Но критика выступала не просто против них, а фактически зачеркивала всю работу режиссера. По сути дела отрицалась сама возможность применения средств балаганно-площадной зрелищности, с ее угловатостью, гиперболизмом, метафоричностью, контрастной резкостью переходов, вызывающим соединением патетики и буффонности. Выступая с обвинительными тирадами в адрес режиссера, обвиняя его в формализме, в декадентстве,- в реставрации символизма и тому подобных грехах, критики упирали на то, что в издании своей трилогии 1869 года автор на заглавном листе пометил: «Писал с натуры А. Сухово-Кобылин». При этом невозможность отхода от «натуры» трактовалась узко, догматически, в очевидном противоречии с поэтикой «Смерти Тарелкина», а какое бы то ни было отступление от «правдоподобия» рассматривалось как нечто абсолютно недопустимое.
Режиссер справедливо подчеркивал особые свойства пьесы, требующие и от постановщиков, и от актеров «.особой формы спектакля, выражающей органические свойства драматурга». Но именно в той мере, в какой между пьесой и ее сценическим воплощением было достигнуто гармоническое соответствие, спектакль и становился предметом критических атак. Характерно, что наиболее неприязненно воспринявшие работу А. Дикого критики закономерно приходили и к отрицанию возможности и целесообразности постановки «Смерти Тарелкина» на советской сцене. Так, один из критиков, утверждая, что в пьесе Сухово-Кобылина якобы «...уничтожается не только российская бюрократия, но и вера в человека», приходил к выводу, что «...едва ли советскому театру имеет смысл заниматься ее воскрешением».
Тем не менее в опубликованных отзывах достаточно высоко (а порой и весьма высоко!) оценивалось актерское исполнение. В статьях выделялась талантливая и даже виртуозная игра С. Б. Межинского — Тарелкина, В. О. Массалитиновой — Брандахлыстовой, А. И. Зражевского — Варравина, Н. А. Светловидова — Расплюева. При этом актерское исполнение резко противопоставлялось режиссерскому замыслу. Получалось, что актеры достигали немалой силы выразительности... вопреки режиссуре.
На самом деле вряд ли это было (да и вряд ли могло быть!) так. Вернее другое. Как ни очевидны были отдельные просчеты постановщика (например, действительно вычурное в отдельных сценах оформление художника Н. П. Прусакова), именно ориентация режиссера на органическое единство реальности и фантасмагории, вне которого нет подлинной атмосферы трагической и буффонной в одно и то же время комедии-шутки Сухово-Кобылина, и создавала надежную предпосылку для обретения артистами высокой меры сатирического звучания созданных ими образов.
Можно не сомневаться, что уроки спектакля не прошли бесследно. Они помогли уяснить не только всю силу тех возможностей, которыми располагал коллектив театра в работе над классикой, но и важнейшее условие их реализации – четкость и энергию режиссерского замысла, нацеленного на раскрытие характерных особенностей пьесы.

«СМЕРТЬ ТАРЕЛКИНА» В МАЛОМ ТЕАТРЕ

В прошлом сезоне пьесу Сухово-Кобылина «Смерть Тарелкина», фантасмагорический фарс, рассказывающий об ужасах полицейского государства и не появлявшийся на московских сценах долгие годы, вдруг поставили сразу в трех театрах...

«СМЕРТЬ ТАРЕЛКИНА» В МАЛОМ ТЕАТРЕ

В прошлом сезоне пьесу Сухово-Кобылина «Смерть Тарелкина», фантасмагорический фарс, рассказывающий об ужасах полицейского государства и не появлявшийся на московских сценах долгие годы, вдруг поставили сразу в трех театрах — Et Cetera, Театре имени Ермоловой и Центре драматургии и режиссуры. В этом году к троице «Тарелкиных» прибавится еще один — в Малом театре. Но если спектакль Оскараса Коршуноваса проходит по ведомству авангардного театра, у Алексея Левинского действие пьесы перенесено почти что в наши дни, а Алексей Казанцев вместе с компанией молодых актеров превратил «Тарелкина» в отвязную черную комедию, новая постановка Малого представит последнюю часть знаменитой трилогии Сухово-Кобылина в ее классическом варианте. Не склонный к экспериментам режиссер Василий Федоров считает, что эта удивительная пьеса с ее необыкновенно острым, образным языком ничуть не устарела и не нуждается в осовременивании. Спектакль, поставленный в камерной, интимной манере, будет идти на Малой сцене театра. В главных ролях — Алексей Кудинович, Дмитрий Зеничев и Сергей Еремеев.

«Коммерсантъ-Weekend» (приложение к изданию «Коммерсантъ»), 03.11.2005