Новости
В МАЛОМ НЕ СМАХНУЛИ ПЫЛЬ С «ТАРЕЛКИНА»
В МАЛОМ НЕ СМАХНУЛИ ПЫЛЬ С «ТАРЕЛКИНА»
В МАЛОМ НЕ СМАХНУЛИ ПЫЛЬ С «ТАРЕЛКИНА»
Образцово-показательная пьеса Сухово-Кобылина
В Малом театре поставили еще одну «Смерть Тарелкина». Четвертый спектакль по пьесе Сухово-Кобылина за этот год не добавил в московское «тарелковедение» ничего нового, считает МАРИНА Ъ-ШИМАДИНА.
Популярность мрачной фантазии Сухово-Кобылина, которая не шла на московской сцене долгие годы, а потом вдруг материализовалась сразу в трех театрах: Et Cetera, Ермоловском и Центре драматургии и режиссуры, стала чуть ли не главной темой для обсуждений в прошлом сезоне. Говорили про новый всплеск публицистического театра, про политические аллюзии (зрителям история Тарелкина живо напоминала еще не закончившийся тогда процесс Михаила Ходорковского) и удивительную свежесть и актуальность текста пьесы, написанного будто бы вчера.
Малый театр будто бы нарочно решил откреститься от всякой злободневности. Если Оскар Коршуновас в Et Cetera и Алексей Левинский в Театре имени Ермоловой каждый по-своему пытались приблизить пьесу к сегодняшнему дню: один с помощью ярких визуальных эффектов, напоминающих о модных медиатехнологиях, другой – с помощью одомашнивания пьесы и превращения ее героев в наших современников и соседей, то постановщик Василий Федоров всеми средствами подчеркивает, что все, что происходит на сцене, случилось давно и не с нами, что перед зрителями – высокая классика и относиться к ней надо соответственно – с почтительным уважением и легкой скукой. В обращении режиссера с пьесой чувствуется пиетет, который испытывает перед старинной вазой музейный работник, трепетно смахивающий с нее пыль. Актеры преподносят текст бережно, словно он может разбиться от неловкого обращения, стараются не педалировать смешные фразы, не повышать интонации и ни в коем случае не вкладывать в слова хрестоматийного теста какого-нибудь своего, неположенного смысла.
Чтобы обозначить принципиальное отличие своего «Тарелкина» от всех прочих, хранящий верность традициям Малый театр настаивает, что только у них можно увидеть классическую постановку пьесы Сухово-Кобылина. Такое определение спектакля смущает заранее. Это значит, что в нем будут правдоподобные исторические костюмы и декорации, что актеры будут говорить на старинный манер, то есть неестественными, поставленными голосами, что действие будет наполнено длинными мучительными паузами и что все происходящее на сцене будет носить отпечаток такой важности, что в голове сама собой всплывет фраза Аркашки Счастливцева: «А не удавиться ли мне?»
Так оно отчасти и было. Художник Юрий Гальперин водрузил на сцене большую круглую печку, к которой прижимаются входящие с мороза персонажи, настоящие канцелярские столы и конторки. Чиновников одели в соответствующие времени мундиры и постарались максимально подробно воспроизвести все детали пьесы. Расплюев вполне натурально выпивает три здоровых стакана водки, Маврушка притаскивает гадкую бутафорскую тухлую рыбу, а главный герой на глазах зрителей долго бреется и переодевается – так что никакого волшебного превращения Тарелкина в Копылова не происходит. Герою Дмитрия Зеничева больше всего подходит определение Чичикова «не худ и не особенно толст, не стар, но и не молод», в общем, ни мясо ни рыба. Имидж человека без лица в общем-то не противопоказан такому герою, как Тарелкин, но слишком уж ярок в памяти образ этого же персонажа, созданный другим актером Малого театра, Глебом Подгородинским, в постановке Алексея Казанцева.
Да и сама фантасмагорическая, гротескная история Сухово-Кобылина, в которой люди превращаются в «мцырей», «вуйдалаков» и «упырей», в постановке Василия Федорова выглядит как бытовая, вполне реалистическая история. Вот, мол, мелкий чиновник от тяжелой жизни решился на аферу, но дело не выгорело, поймали с поличным, с кем не бывает. Обычная тема для «Коммерсанта» столетней давности.
«КоммерсантЪ», 16.11.2005
Образцово-показательная пьеса Сухово-Кобылина
В Малом театре поставили еще одну «Смерть Тарелкина». Четвертый спектакль по пьесе Сухово-Кобылина за этот год не добавил в московское «тарелковедение» ничего нового, считает МАРИНА Ъ-ШИМАДИНА.
Популярность мрачной фантазии Сухово-Кобылина, которая не шла на московской сцене долгие годы, а потом вдруг материализовалась сразу в трех театрах: Et Cetera, Ермоловском и Центре драматургии и режиссуры, стала чуть ли не главной темой для обсуждений в прошлом сезоне. Говорили про новый всплеск публицистического театра, про политические аллюзии (зрителям история Тарелкина живо напоминала еще не закончившийся тогда процесс Михаила Ходорковского) и удивительную свежесть и актуальность текста пьесы, написанного будто бы вчера.
Малый театр будто бы нарочно решил откреститься от всякой злободневности. Если Оскар Коршуновас в Et Cetera и Алексей Левинский в Театре имени Ермоловой каждый по-своему пытались приблизить пьесу к сегодняшнему дню: один с помощью ярких визуальных эффектов, напоминающих о модных медиатехнологиях, другой – с помощью одомашнивания пьесы и превращения ее героев в наших современников и соседей, то постановщик Василий Федоров всеми средствами подчеркивает, что все, что происходит на сцене, случилось давно и не с нами, что перед зрителями – высокая классика и относиться к ней надо соответственно – с почтительным уважением и легкой скукой. В обращении режиссера с пьесой чувствуется пиетет, который испытывает перед старинной вазой музейный работник, трепетно смахивающий с нее пыль. Актеры преподносят текст бережно, словно он может разбиться от неловкого обращения, стараются не педалировать смешные фразы, не повышать интонации и ни в коем случае не вкладывать в слова хрестоматийного теста какого-нибудь своего, неположенного смысла.
Чтобы обозначить принципиальное отличие своего «Тарелкина» от всех прочих, хранящий верность традициям Малый театр настаивает, что только у них можно увидеть классическую постановку пьесы Сухово-Кобылина. Такое определение спектакля смущает заранее. Это значит, что в нем будут правдоподобные исторические костюмы и декорации, что актеры будут говорить на старинный манер, то есть неестественными, поставленными голосами, что действие будет наполнено длинными мучительными паузами и что все происходящее на сцене будет носить отпечаток такой важности, что в голове сама собой всплывет фраза Аркашки Счастливцева: «А не удавиться ли мне?»
Так оно отчасти и было. Художник Юрий Гальперин водрузил на сцене большую круглую печку, к которой прижимаются входящие с мороза персонажи, настоящие канцелярские столы и конторки. Чиновников одели в соответствующие времени мундиры и постарались максимально подробно воспроизвести все детали пьесы. Расплюев вполне натурально выпивает три здоровых стакана водки, Маврушка притаскивает гадкую бутафорскую тухлую рыбу, а главный герой на глазах зрителей долго бреется и переодевается – так что никакого волшебного превращения Тарелкина в Копылова не происходит. Герою Дмитрия Зеничева больше всего подходит определение Чичикова «не худ и не особенно толст, не стар, но и не молод», в общем, ни мясо ни рыба. Имидж человека без лица в общем-то не противопоказан такому герою, как Тарелкин, но слишком уж ярок в памяти образ этого же персонажа, созданный другим актером Малого театра, Глебом Подгородинским, в постановке Алексея Казанцева.
Да и сама фантасмагорическая, гротескная история Сухово-Кобылина, в которой люди превращаются в «мцырей», «вуйдалаков» и «упырей», в постановке Василия Федорова выглядит как бытовая, вполне реалистическая история. Вот, мол, мелкий чиновник от тяжелой жизни решился на аферу, но дело не выгорело, поймали с поличным, с кем не бывает. Обычная тема для «Коммерсанта» столетней давности.
«КоммерсантЪ», 16.11.2005
Дата публикации: 16.11.2005
В МАЛОМ НЕ СМАХНУЛИ ПЫЛЬ С «ТАРЕЛКИНА»
Образцово-показательная пьеса Сухово-Кобылина
В Малом театре поставили еще одну «Смерть Тарелкина». Четвертый спектакль по пьесе Сухово-Кобылина за этот год не добавил в московское «тарелковедение» ничего нового, считает МАРИНА Ъ-ШИМАДИНА.
Популярность мрачной фантазии Сухово-Кобылина, которая не шла на московской сцене долгие годы, а потом вдруг материализовалась сразу в трех театрах: Et Cetera, Ермоловском и Центре драматургии и режиссуры, стала чуть ли не главной темой для обсуждений в прошлом сезоне. Говорили про новый всплеск публицистического театра, про политические аллюзии (зрителям история Тарелкина живо напоминала еще не закончившийся тогда процесс Михаила Ходорковского) и удивительную свежесть и актуальность текста пьесы, написанного будто бы вчера.
Малый театр будто бы нарочно решил откреститься от всякой злободневности. Если Оскар Коршуновас в Et Cetera и Алексей Левинский в Театре имени Ермоловой каждый по-своему пытались приблизить пьесу к сегодняшнему дню: один с помощью ярких визуальных эффектов, напоминающих о модных медиатехнологиях, другой – с помощью одомашнивания пьесы и превращения ее героев в наших современников и соседей, то постановщик Василий Федоров всеми средствами подчеркивает, что все, что происходит на сцене, случилось давно и не с нами, что перед зрителями – высокая классика и относиться к ней надо соответственно – с почтительным уважением и легкой скукой. В обращении режиссера с пьесой чувствуется пиетет, который испытывает перед старинной вазой музейный работник, трепетно смахивающий с нее пыль. Актеры преподносят текст бережно, словно он может разбиться от неловкого обращения, стараются не педалировать смешные фразы, не повышать интонации и ни в коем случае не вкладывать в слова хрестоматийного теста какого-нибудь своего, неположенного смысла.
Чтобы обозначить принципиальное отличие своего «Тарелкина» от всех прочих, хранящий верность традициям Малый театр настаивает, что только у них можно увидеть классическую постановку пьесы Сухово-Кобылина. Такое определение спектакля смущает заранее. Это значит, что в нем будут правдоподобные исторические костюмы и декорации, что актеры будут говорить на старинный манер, то есть неестественными, поставленными голосами, что действие будет наполнено длинными мучительными паузами и что все происходящее на сцене будет носить отпечаток такой важности, что в голове сама собой всплывет фраза Аркашки Счастливцева: «А не удавиться ли мне?»
Так оно отчасти и было. Художник Юрий Гальперин водрузил на сцене большую круглую печку, к которой прижимаются входящие с мороза персонажи, настоящие канцелярские столы и конторки. Чиновников одели в соответствующие времени мундиры и постарались максимально подробно воспроизвести все детали пьесы. Расплюев вполне натурально выпивает три здоровых стакана водки, Маврушка притаскивает гадкую бутафорскую тухлую рыбу, а главный герой на глазах зрителей долго бреется и переодевается – так что никакого волшебного превращения Тарелкина в Копылова не происходит. Герою Дмитрия Зеничева больше всего подходит определение Чичикова «не худ и не особенно толст, не стар, но и не молод», в общем, ни мясо ни рыба. Имидж человека без лица в общем-то не противопоказан такому герою, как Тарелкин, но слишком уж ярок в памяти образ этого же персонажа, созданный другим актером Малого театра, Глебом Подгородинским, в постановке Алексея Казанцева.
Да и сама фантасмагорическая, гротескная история Сухово-Кобылина, в которой люди превращаются в «мцырей», «вуйдалаков» и «упырей», в постановке Василия Федорова выглядит как бытовая, вполне реалистическая история. Вот, мол, мелкий чиновник от тяжелой жизни решился на аферу, но дело не выгорело, поймали с поличным, с кем не бывает. Обычная тема для «Коммерсанта» столетней давности.
«КоммерсантЪ», 16.11.2005
Образцово-показательная пьеса Сухово-Кобылина
В Малом театре поставили еще одну «Смерть Тарелкина». Четвертый спектакль по пьесе Сухово-Кобылина за этот год не добавил в московское «тарелковедение» ничего нового, считает МАРИНА Ъ-ШИМАДИНА.
Популярность мрачной фантазии Сухово-Кобылина, которая не шла на московской сцене долгие годы, а потом вдруг материализовалась сразу в трех театрах: Et Cetera, Ермоловском и Центре драматургии и режиссуры, стала чуть ли не главной темой для обсуждений в прошлом сезоне. Говорили про новый всплеск публицистического театра, про политические аллюзии (зрителям история Тарелкина живо напоминала еще не закончившийся тогда процесс Михаила Ходорковского) и удивительную свежесть и актуальность текста пьесы, написанного будто бы вчера.
Малый театр будто бы нарочно решил откреститься от всякой злободневности. Если Оскар Коршуновас в Et Cetera и Алексей Левинский в Театре имени Ермоловой каждый по-своему пытались приблизить пьесу к сегодняшнему дню: один с помощью ярких визуальных эффектов, напоминающих о модных медиатехнологиях, другой – с помощью одомашнивания пьесы и превращения ее героев в наших современников и соседей, то постановщик Василий Федоров всеми средствами подчеркивает, что все, что происходит на сцене, случилось давно и не с нами, что перед зрителями – высокая классика и относиться к ней надо соответственно – с почтительным уважением и легкой скукой. В обращении режиссера с пьесой чувствуется пиетет, который испытывает перед старинной вазой музейный работник, трепетно смахивающий с нее пыль. Актеры преподносят текст бережно, словно он может разбиться от неловкого обращения, стараются не педалировать смешные фразы, не повышать интонации и ни в коем случае не вкладывать в слова хрестоматийного теста какого-нибудь своего, неположенного смысла.
Чтобы обозначить принципиальное отличие своего «Тарелкина» от всех прочих, хранящий верность традициям Малый театр настаивает, что только у них можно увидеть классическую постановку пьесы Сухово-Кобылина. Такое определение спектакля смущает заранее. Это значит, что в нем будут правдоподобные исторические костюмы и декорации, что актеры будут говорить на старинный манер, то есть неестественными, поставленными голосами, что действие будет наполнено длинными мучительными паузами и что все происходящее на сцене будет носить отпечаток такой важности, что в голове сама собой всплывет фраза Аркашки Счастливцева: «А не удавиться ли мне?»
Так оно отчасти и было. Художник Юрий Гальперин водрузил на сцене большую круглую печку, к которой прижимаются входящие с мороза персонажи, настоящие канцелярские столы и конторки. Чиновников одели в соответствующие времени мундиры и постарались максимально подробно воспроизвести все детали пьесы. Расплюев вполне натурально выпивает три здоровых стакана водки, Маврушка притаскивает гадкую бутафорскую тухлую рыбу, а главный герой на глазах зрителей долго бреется и переодевается – так что никакого волшебного превращения Тарелкина в Копылова не происходит. Герою Дмитрия Зеничева больше всего подходит определение Чичикова «не худ и не особенно толст, не стар, но и не молод», в общем, ни мясо ни рыба. Имидж человека без лица в общем-то не противопоказан такому герою, как Тарелкин, но слишком уж ярок в памяти образ этого же персонажа, созданный другим актером Малого театра, Глебом Подгородинским, в постановке Алексея Казанцева.
Да и сама фантасмагорическая, гротескная история Сухово-Кобылина, в которой люди превращаются в «мцырей», «вуйдалаков» и «упырей», в постановке Василия Федорова выглядит как бытовая, вполне реалистическая история. Вот, мол, мелкий чиновник от тяжелой жизни решился на аферу, но дело не выгорело, поймали с поличным, с кем не бывает. Обычная тема для «Коммерсанта» столетней давности.
«КоммерсантЪ», 16.11.2005
Дата публикации: 16.11.2005
Художественный руководитель Малого театра —
народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин
Партнеры
Информационная поддержка
Оценка качества услуг учреждений культуры
