К 300‑летию Российской империи в Малом театре поставили «Петра I» по пьесе Дмитрия Мережковского «Царевич Алексей». Страшнее спектакля не найти на московских подмостках. Тем паче что среди литературных источников, по которым написана сценическая версия Малого театра, кроме историософского романа Мережковского «Антихрист. Петр и Алексей» (пьеса «Царевич Алексей» поставлена по нему) упоминается пьеса Фридриха Горенштейна «Детоубийца». По ней в 1985 году в Малом театре был поставлен спектакль с Виктором Коршуновым и Василием Бочкаревым в ролях Петра и царевича Алексея. Новый спектакль о Петре подоспел ко времени – Россия всерьез озаботилась тем, чтобы, по Ломоносову, «прирастать Сибирью» и Дальним Востоком.

Царь-реформатор, державный правитель, строящий армию и флот, прорубающий в Европу «окно», – может ли быть персонаж актуальнее?

Широкому зрителю был известен именно такой Петр в исполнении Николая Симонова и Алексея Петренко на киноэкранах, для исполнителей роли Петра всегда был соблазн уйти в то пространство, где живет «Россия молодая». Признался в этом и заслуженный артист Андрей Чубченко, играющий Петра I в премьере Малого. Перед создателями спектакля задача стояла наисложнейшая, потому что Петр, изначально отлучивший царевича Алексея (Станислав Сошников) от трона и бесконечно мучающий его разговорами на эту тему, выведен у Мережковского так, что не сразу и признаешь в нем знаковую фигуру русской истории. Режиссер спектакля Владимир Драгунов, историк по первому образованию, говорил в интервью, что воспоминания о Петре, о натуре его и даже внешности очень противоречивы: одни говорят, что у него была копна волос, а другие, что он был лыс, и т. д. Андрей Чубченко создает сложный образ – жесткого, волевого правителя, но, возможно, впервые мы видим Петра, не лишенного романтических черт, едва ли не рефлексирующую личность. Несмотря ни на что, он любящий отец, озабоченный будущим сына, но уже по первому разговору с царевичем делаешь вывод, что будущее это предрешено. И не в пользу царевича Алексея. Что касается внешнего облика, Петр в исполнении Чубченко похож на реального Петра, каким мы знаем его по портретам.

Спектакль идет в декорациях Марии Утробиной, представившей Россию Петра основой для строящегося корабля. Топоры строителей, похоже, только замолкли, и впечатление такое, что ты ощущаешь запах свежего дерева. Динамичная сцена первого разговора Петра с царевичем вводит вас в действие, поселяя в душе предощущение трагедии. В самом деле, как быть отцу, который видит, что сын ничему не обучается, не желает знать воинских дел и не хочет продолжать его дело, лишь якшается со старорежимными боярами, которые мечтают о том, чтобы в России ничего не менялось, ставя палки в колеса реформам Петра? Отец ругает сына за злой нрав и упрямство: «Тебе только бы веселиться, ты царских кровей, а рассуждаешь, подобно низким холопам». А когда Алексей говорит, что готов написать отречение от российской короны, поскольку «ослаблен болезнями» и «не может управлять народом», Петр заявляет, что словам не верит. Называет сына бездельником, требует, чтобы он либо изменил свой нрав и занялся делом, либо постригся в монахи. Обвиняет в том, что он желает отцу смерти, а от этого уже шаг до обвинения в измене государству.

А у царевича никаких предчувствий, одни неизбывные детские травмы, нанесенные жестоким родителем, да неприятие отцовских реформ, сызмала воспитанное в нем матерью. Станислав Сошников играет эмоционального и нервного царского сына, дурашливого и психопатичного. Его переполняет буря чувств – любовь и ненависть к отцу, который разлучил его с матерью, заточив Евдокию Лопухину в монастырь, а все воспитательные беседы проводил от случая к случаю, словно оправдываясь перед Богом. Воспитателями назначал абы кого, хорошую карьеру сделал на Алешиных бедах пращур автора «Войны и мира» – начальник Тайной канцелярии Петр Андреевич Толстой (народный артист Валерий Афанасьев). Алеша так боится отца, что, когда посланец от него заглядывает к нему в жилище, как ребенок, прячется под одеялом. Это Алексей, наблюдая за образом жизни отца, называет его антихристом и полузверем. Как быть тому и другому – вот эту «семейную драму государственного масштаба» и предстояло распутать создателям спектакля.

Исследователи отмечают, что под влиянием представлений раскольников Мережковский действительно рисует Петра воплощенным антихристом, при этом в его романе священники-старообрядцы спорят о чистоте веры, носителем которой изображен царевич Алексей. Именно он в беседе с немецким философом Лейбницем на вопрос «Почему у вас в России все так неблагополучно?» отвечает: «Ну да, мы голые, пьяные, нищие, но в нас Христос».

Но перед этим, внимая советам приближенных, он сделает попытку спастись в Вене, но будет обманут и выдан на руки Толстому. По приказу Петра тот гонялся за Алексеем почти два года по Европе с целью вернуть его домой. Но вернуть без нажима и эксцессов. Хитрый лис выполнит приказ царя со всей точностью – в галерее образов, созданных Афанасьевым в Малом театре, этот, пожалуй, самый характерный. Ироничный прищур глаз, умение быть преданным и вашим, и нашим, давать убедительные советы и сыну, и отцу, в том числе роковой совет, стоивший жизни царевичу, в этом весь Петр Андреевич Толстой. Стоит заметить, что за поимку Алеши, за эту «первую российскую спецоперацию», как ее именуют в фильмах, Толстой получил титул графа и земли будущей Ясной Поляны. Сцена, в которой он умело подсказывает Петру, землями в какой округе его наградить, вызвала гомерический хохот в зале и сочувственные улыбки ценителей литературы. Заметим, что Толстой – единственный появляется в парике в спектакле, и то на несколько минут. Знак времени.

Предадут царевича не только «воспитатели» и священники, его любовница, крепостная девка Ефросинья (Ольга Плешкова), о счастливой семье с которой он мечтает, сдаст его, не задумываясь. Зрители смотрят спектакль в звенящей тишине, препарируя свое отношение к прошлому: поставлен «Петр I» так, что каждая сцена имеет отношение лично к тебе. И это к нам, зрителям, обращают свои вопросы про «варварскую Россию» лейб-медик Блюментрост (Константин Юдаев) и врач Аренгейм (Евгений Сорокин), когда пытаются привести в чувство царевича после 25 ударов по спине, а потом потихоньку переговариваются о «страшной русской святости» уже у его гроба.

Перед смертью Алексей признается: «Много я ругивал батюшку, может, и за дело; а надо и правду сказать: сей кузнец Россию кует из нового железа Марсова, тяжело молоту, тяжело и наковальне, зато Россия будет новая». Пророческой своей смертью царевич простил царя, но смерть его аукнулась гибелью всему роду Романовых, и спектакль Малого театра – яркое напоминание всем нам о том, какова цена умения любить и вовремя прощать.

Нина Катаева, "Учительская газета", 11 января 2022 года

https://ug.ru/tyazhelo-molotu-tyazhelo-i-nakovalne...

К 300-летию Российской империи и 350-летию первого русского императора Государственный академический Малый театр выпустил спектакль «Пётр I».

Сегодня театр всё реже называют зеркалом, отражающим реальную жизнь. Но почему тогда классика бессмертна? Почему она снова и снова возвращается на сцену, чтобы будоражить умы и сердца новых поколений зрителей? Ответ очевиден: поколения сменяются, а вечные вопросы, волнующие человечество, никуда не деваются. Никто не возьмётся подсчитать, сколько постановок уже выдержали произведения Антона Чехова и Уильяма Шекспира, Александра Островского и Генрика Ибсена, Михаила Булгакова, Жана-Батиста Мольера и Льва Толстого, и никто не скажет, сколько их ещё будет. Но наиболее веским доказательством актуальности театра, его способности отвечать на вызовы сегодняшнего дня являются пьесы, которые, пережив взлёт в момент рождения на свет, возникают на подмостках спустя десятки лет забвения. Именно такая судьба была уготована пьесе Дмитрия Мережковского «Пётр и Алексей».

Дни наши сочтены не нами

Пьеса стала авторской интерпретацией романа «Антихрист. Пётр и Алексей», написанного Мережковским в 1903–1904 годах и ставшего заключительной частью самой известной его трилогии — «Христос и Антихрист» (первые две части — «Гибель богов. Юлиан Отступник» и «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи»). Писатель, историк, философ, Дмитрий Сергеевич не мог не размышлять о противоборстве божественного и дьявольского в человеческой жизни. Итоги своих размышлений он предпочитал представлять не научным трактатом, а художественным произведением, расширяя тем самым круг своих потенциальных читателей.

В романе о Петре I и его старшем сыне Мережковский опирался на материалы по истории Петровской эпохи и старообрядчества, в недрах которого, собственно, и зародилось представление об императоре как воплощении Антихриста. События 1917 года, а затем и гибель семьи последнего русского императора заставили писателя переквалифицироваться в драматурга. Первая постановка трагедии «Царевич Алексей» состоялась в 1919 году в знаменитом Театре Корша. У известного на всю Россию антрепренёра было потрясающее чутьё на современную драматургию. В первый месяц спектакль играли буквально через день, у касс выстраивались очереди.

В Петрограде пьесу поставили на следующий год, и не где-нибудь, а в Большом драматическом театре. В роли злосчастного царевича выступал прославленный русский актёр Николай Монахов, и критика единодушно сочла её лучшей работой мастера. В его интерпретации Алексей обретал едва ли не кровную связь с другими страдальцами русской литературы — царём Фёдором Иоанновичем и князем Мышкиным. Сам Николай Фёдорович признавался, что очень любил эту роль, а спектакль считал «едва ли не лучшей, наиболее слаженной постановкой... театра за всё время его существования». Декорации к спектаклю создал Александр Бенуа, и они до сих пор считаются одной из вершин в области сценографии. Поэт Михаил Кузмин, одна из самых эпатажных звёзд Серебряного века, писал об этом творении художника: «Помимо театральности есть какое-то острое ощущение чувства природы, воздуха и именно исторического воздуха, петровского солнца». Александр Николаевич и сам был глубоко взволнован трагедией царевича, потому и работал с особым вдохновением.

Не обошла своим вниманием трагедию Мережковского и самая юная из муз, десятая. В 1922 году на киностудии «Русь» Юрий Желябужский снял по её мотивам фильм, выступив не только режиссёром, но также сценаристом и оператором. Картина, к сожалению, до наших дней не сохранилась, но современники свидетельствовали, что она производила на зрителей очень сильное впечатление.

Так счастливо поначалу складывавшая судьба пьесы к концу 1920-х годов вошла в крутое пике, получив зловещий ярлык «балласта» советской сцены. Историческая концепция Мережковского, к тому времени уже почти десять лет жившего за границей, была объявлена «чуждой и далёкой современному зрителю». Только в конце 1980-х на волне «перестройки» «Царевич Алексей» вернулся на российские подмостки. Правда, ещё не на столичные.

И вольный гений мне поработится

Для Малого театра история Отечества — тема во всех отношениях знаковая, даже фундаментальная. И знаменитой трилогией Алексея Толстого — «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Фёдор Иоаннович» и «Царь Борис» — она, разумеется, не исчерпывается. На сегодняшний день в репертуаре две постановки с исторической проблематикой — «Смута. 1609–1611» режиссёра Владимира Бейлиса по пьесе Владимира Мединского и «Большая Тройка (Ялта-45)» шведского драматурга Лукаса Свенссона в постановке Андрея Житинкина. Юбилейная дата если и становится поводом для премьеры, то, как правило, формальным. Подлинная причина всегда кроется в созвучности драматургического материала событиям сегодняшнего дня.

Пётр I, пожалуй, одна из самых неоднозначных фигур в истории России. Одни видят в нём гения, реформатора и преобразователя, определившего вектор развития страны на два столетия. Другие — злодея, не пощадившего ни народа своего, ни коренных устоев вверенной ему державы и, следовательно, столкнувшего Русь с изначально предначертанного ей пути. Представители диаметрально противоположных точек зрения отстаивают свои убеждения с равным пылом, что на самом-то деле вовсе не удивительно: выстраивать концепцию мира по чёрно-белой дихотомии легко и приятно. Трудно и больно видеть в картине этого мира единство и борьбу противоположностей. И две значимые даты нашей истории — 300-летие Российской империи и 350-летие со дня рождения того, кто эту империю заложил, — хороший повод подумать о том, что личность такого масштаба, как Пётр Великий, немыслимо красить в одну какую-то краску, ибо в ней заключена вся палитра страстей человеческих.

В 1991 году на афише Малого театра появился спектакль «Царь Пётр и Алексей», поставленный Владимиром Бейлисом по пьесе Фридриха Горенштейна «Детоубийца». Мрачная драма, до краёв наполненная жестокостью и безысходностью, написанная «самым мрачным писателем своего времени», как нельзя лучше соответствовала лихим 1990-м, перемалывавшим своими жерновами миллионы людских судеб. Роль царя в этой постановке исполнял замечательный артист Виктор Коршунов. Можно сказать, что Андрей Чубченко, исполнивший эту роль в новой постановке, получил своеобразную эстафету от своего наставника: в Щепкинском училище он осваивал азы профессии на курсе Виктора Ивановича.

Приступая к репетициям, ученик досконально изучил работу учителя: «…я пересмотрел тот спектакль в записи, — признавался в интервью Чубченко. — Но вопросы, поднимающиеся тогда, зрителю не казались настолько острыми. Тот Пётр был больше путешествием в историю, возможностью к ней прикоснуться. А наш спектакль — это больше о параллелях истории и современности. Со временем история отношений Петра и Алексея приобрела другой масштаб и в финале вышла на тему всепрощения русского человека. Несмотря на то что в Петре I было намешано кровей немало, но чувствовал он себя русским. Ведь русский — это не национальность, а состояние души».

Режиссёр Владимир Драгунов использовал драму Горенштейна как одну из «точек опоры» будущего спектакля. Однако времена изменились, потребовав иных акцентов и иной тональности. По собственному признанию режиссёра, позиция Мережковского, способного и в душе злодея распознать искру истинного страдания, ему ближе.

«В России государь, — делился режиссёр своими размышлениями в одном из интервью, — это основополагающий персонаж. Каков государь, таково развитие страны. Поэтому, когда работаешь над спектаклем, понимаешь, что действительно роль личности в истории, по крайней мере в России, колоссальна, она практически определяет всё. Только сильный правитель может удержать Россию, но его возможности небеспредельны, и сейчас, как нам кажется, наступает такое время, когда каждый думающий человек стоит перед выбором — или устраниться, как это часто бывало, или в меру своих сил не дать стране снова сползти в хаос и разруху. Так было и во времена царя Петра, так есть и сегодня, поэтому роман Дмитрия Мережковского "Антихрист. Пётр и Алексей", над сценическим воплощением которого мы все так увлечённо работали, до сих пор не утратил своей актуальности и силы».

Ужель отец меня переживёт?

Сценографическое решение спектакля масштабно, как личность главного героя: всю сцену занимает недостроенный корабль, стоящий на стапелях. И, когда из стройного переплетения балок и шпангоутов появляется Пётр, по залу проносится лёгкий вздох: портретного сходства ни капли, но понимаешь, что он мог быть и таким. Недаром же историки и антропологи до сих пор не пришли к единому мнению о его внешности. Не стоит забывать и о том, что ни роман, ни тем более пьеса, несмотря на всю серьёзность подхода к теме, не создавались Мережковским как исторический документ. И это роднит его пьесу с хрониками Шекспира. Великий бард делал героями реальных исторических деятелей, но «очеловечивал» их силой собственного таланта и воображения. В случае с историей Петра и Алексея такой подход даёт и создателям спектакля, и зрителям возможность взглянуть на героев не как на фигуры, забронзовевшие на страницах школьных учебников, а как на живых людей — страдающих, тоскующих, сомневающихся, ищущих собственную правду и отстаивающих её до конца.

Царевич Алексей в исполнении Станислава Сошникова не предатель, отвергающий волю отца, но человек, пытающийся защитить своё право жить в соответствии со своими склонностями и способностями. Он понимает, что не создан для великих государственных дел. Ему дорога личная свобода — деревенька, где можно блаженствовать в идиллической тиши с любимой женщиной. Однако это только первый, внешний слой характера царевича. На самом деле он просто неприемлет «революционного» стиля государственного правления. Ему по характеру ближе путь постепенных, медленных, пусть даже очень медленных реформ. Он и пытается объяснить отцу, что таким его Господь создал, и иным быть не может: «Нрав отменить — это надо снова в утробу матери войти и снова родиться».

А Пётр не в состоянии смириться с тем, что сын не унаследовал его натуры: «Не Бог виновен, ибо разумом тебя не обидел. Но желания ни к чему не имеешь… Я моложе тебя был, когда на царство сел. Меня швед на реформы подвигнул — без европейского опыта нам шведа было не одолеть». Алексею этот завоевательный пыл кажется дикой жестокостью. Что-то свыше ему подсказывает, что страна не готова к таким переменам, а гнуть её через колено не по нему. Он и отца-то ненавидит именно за презрение к судьбам других людей, в том числе самых близких: царевич так никогда и не простил отцу загубленной жизни его матери. А раз отцу можно идти напролом своим путём, то почему ему нельзя — своим: корабли сжечь, земли захваченные вернуть. У отца — своя правда, у сына — своя, оттого и тесно им под одним небом.

Для Петра «Россия не царство, не страна, а часть света, ни на какую другую не похожая», потому и не может он оставить Алексею, да и себе тоже, иного выбора: «Нельзя тебе так остаться, как ты желаешь — либо наследником, либо монахом». Дмитрия Мережковского, искренне пытавшегося найти в деяниях Петра I положительный идеал, больше всего волновал самый фатальный из поступков царя. Он размышлял об этом в литературно-критическом эссе «Л.Н. Толстой и Ф.М. Достоевский», написанном в 1900 году. До выхода романа «Антихрист. Пётр и Алексей» остаётся ещё четыре года, до написания пьесы «Царевич Алексей» — без малого двадцать.

«Кажется, в летописях всех человеческих преступлений, — пишет Мережковский, — не было такого, если не возмущающего, то смущающего совесть убийства, как убийство царевича Алексея. Оно ведь страшно главным образом не несомненною преступностью, а сомнительною и всё-таки возможною правотою, невинностью сыноубийцы; оно страшно тем, что тут уж никак нельзя успокоиться, решив, что это простой злодей, "разбойник вне закона"… Тут всего ужаснее вопрос: что, если Пётр должен был так поступить? что, если, поступив иначе, нарушил бы он величайшую и действительную святыню своей царской совести? Убил сына для себя? Но ведь Пётр действительно не мог, просто не умел никогда отличить себя от России: он чувствовал себя Россией, любил её, как себя, больше, чем себя».

История не имеет сослагательного наклонения. Потомки имеют дело только с фактами, многие из которых за давностью лет утратили документальные обоснования причин и следствий. Зритель вправе вынести свой собственный вердикт героям спектакля.

Виктория Пешкова, "Историк", 5 января 2022 года

https://историк.рф/posts/2022/01/05/syn-prinyal-vy...

Спектакль Малого театра "Пётр I" Д.С.Мережковского стал лауреатом VII Международного театрального фестиваля "История государства Российского. Отечество и судьбы". Диплом постановке заслуженного артиста России Владимира Драгунова присужден за "масштаб интеллектуального и нравственного осмысления проблем национальной истории". От души поздравляем всех участников и создателей спектакля и желаем новых творческих успехов!

24 декабря на основной сцене Государственного академического Малого театра состоится 200-ое представление комедии «Последняя жертва».

40-я пьеса А..Островского была написана в 1877 г. Современники отмечали, что «Последняя жертва» «изобилует новыми типами; что она по своим крупным достоинствам, по яркости бытовой речи, по драматизму положений может быть поставлена наряду с капитальнейшими вещами Островского». Спектакль Малого театра, поставленный в 2004 г., стал достойным воплощением замечательной пьесы. Печальная история купеческой вдовы решена как рассказ о настоящей любви, рождённой из мук и страданий. Великолепная литературная основа, завораживающая музыка Григория Гоберника, стильная сценография Ларисы Ломакиной, и, конечно же, превосходный актёрский ансамбль, – всё это составляющие безусловного успеха «Последней жертвы» как на подмостках Малого театра, так и во время гастролей по стране.

Спектакль был удостоен ряда престижных наград, в том числе «Золотой маски» Василию Бочкарёву.

От всей души поздравляем режиссёра-постановщика Владимира Драгунова, и весь коллектив «Последней жертвы», в особенности актёров, которые выйдут на сцену в 200-ый раз – Людмилу Титову, Людмилу Полякову, Ольгу Чуваеву, Петра Складчикова! Желаем спектаклю дальнейших успехов и творческого долголетия!

О духовном противостоянии Петра I и его сына Алексея написано немало, и сразу же вспоминается картина Николая Ге «Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе». Их противопоставляют как «Антихриста» и «носителя веры», как властного деспотичного государя и слабого безвольного наследника, не способного продолжить дело отца. Вечная тема отцов и детей разворачивается в спектакле режиссера Владимира Драгунова с безысходным трагизмом.

Обиталище Петра на сцене - гигантский корабль, строящийся на верфи и олицетворяющий государев размах в деяниях и реформах. Сын здесь - лишь гость и виноватый ответчик пред отцом за инакомыс¬лие и мягкотелость. Он - другой. Он воспитывался при матери в поняти¬ях, чуждых реформаторской деятельности Петра, он был недоволен жестким и деспотичным стилем его реформ. И страстно любил, и боялся отца. Желая вырваться из-под его власти, искал иноземного покровительства, - что завело его в гибельные дебри предательства и вины... Был обвинен в бунте и государственной измене, заключен отцом в Петропавловскую крепость, где умер в каземате от пыток...

Антагонизм этих двух, столь непохожих, отца и сына трагичен. Нас не склоняют встать на ту или иную сторону, а лишь показывают глубину этого антагонизма, сделавшего Петра детоубийцей. В спектакле возникает противостояние непримиримых личностей. Петр (Андрей Чубченко) - решителен, спокоен и прост, на его плечах вся Россия, и лишь конвульсии в минуты гнева выдают его переживания. Его сын Алексей (Станислав Сошников) - большеротый, курносый и бледный, мечущийся в поисках опоры и не находящий ее ни в чем - тревожный, нервный, затравленный, отчаявшийся. Так и не обретший своего пути. Преданный всеми - любимой Ефросиньей (Ольга Плешкова), манипулирующей им как ребенком, начальником тайной канцелярии Толстым (Валерий Афанасьев), князем Долгоруким (Сергей Тезов) и духовником Яковом (Владимир Сафронов). И несмотря ни на что, уже измученный пытками, до последней минуты с прощальной сыновней любовью взирающий на своего отца.

Ольга Игнатюк, «Театральная афиша Москвы», декабрь 2021 года

К 300-летию со дня провозглашения России империей Государственный академический Малый театр представил спектакль «Петр I» в постановке Владимира Драгунова.

В данном спектакле лаконичность декорации (художник-постановщик Мария Утробина) вступает в диалог с происходящим на сцене. Шпангоут корабля – без сомнения, символ петровских достижений, их слава и гордость. Но одновременно – арена для потаенных разговоров, интриг, допросов, сомнений, терзаний, наконец, – успокоения души. Географические карты, лоции, глобус – всё это технического новшества просвещённого времени и торжества науки. Однако, чтобы выбраться из лабиринта страстей человеческих, навигационных приборов ещё не придумано. Сколь жив человек, столь долго будут и его мучения, терзания.

Каркас взаимоотношений Петра Великого и царевича Алексея известен. В театре же я нечасто встречаюсь со спектаклем, когда «я в нём и про всё другое забываю», а «Пётр I» именно тот случай. И посочувствовать хочешь, и помочь, всех пытаешься понять и непременно найти выход – только без жертв. А не получается. Горюешь, злишься и рыдаешь одновременно.

Мучается отец – царь Петр I (Андрей Чубченко), мучается сын – Алексей, царевич (Станислав Сошников), и не будет никакого не то что счастливого примирения, а хоть сколь-нибудь приемлемого компромисса. Нервы обожжены у обоих, душа и нутро воспалены настолько, особенно у Алексея, что только смерть – исход конфликта. Их никому не жалко, ибо при дворе плетут интриги. Тут каждый за себя, и какой же лукавец Петр Андреевич Толстой (Валерий Афанасьев)!

Объяснить можно многое, понять меньше, простить – сложнее всего. У царевича Алексея это получилось…

Марина Абрамова, "Музыкальные сезоны", 7 ноября 2021 года

Дорогие друзья!

Вашему вниманию предлагаем новостные сюжеты, вышедшие на Первом канале, НТВ и канале Россия-Культура, посвященных выпуску спектакля "Петр I" Д.С.Мережковского в постановке Владимира Драгунова.

Государственный академический Малый театр открыл новый сезон премьерой спектакля под названием «Пётр Первый». Проделана огромная подготовительная работа по изучению материала, положенного в основу постановки. Пьеса Дмитрия Мережковского «Царевич Алексей» опирается на философско-искусствоведческие работы писателя начала ХХ века — «Л. Толстой и Достоевский», «Христос и Антихристос» и «Антихрист, Пётр и Алексей», а также пьесу Ф.Н. Горенштейна «Детоубийцы». Зрителю незаурядной исторической постановки предложена сложнейшая интеллектуальная и нравственная задача осмысления важнейшей проблемы национальной истории.

О Петре Первом в русской литературе, как русскими, так и зарубежными мыслителями написано много. Его личность и роль в истории человечества занимает умы и политиков, и простых граждан и поныне. И оценки Петру I выносят до сих пор далеко неоднозначные. Жизни Петра I посвящён огромный четырёхтомный роман писателя А. К. Толстого, серьёзный труд о Петре I создан Иваном Солоневичем, книги которого вернулись на родину после долгого запрета. Солоневич даёт портрет Петра I совсем в ином «ключе», нежели Толстой. Мы можем сказать: история жизни Петра Первого его соотечественникам известна довольно хорошо, но вот нравственные оценки его личности и деяний разнятся и до сих пор противоречивы.

Портрет Петра Великого как могучего и страстного строителя России, прорыва в западную цивилизацию, и в наши дни нуждается в осмыслении. Тем более сегодня, когда Россия берёт курс на освоение Сибири, Дальнего Востока, Северного морского пути — масштабные планы петровского размаха! Предложение обществу обратиться к роли личности в истории Петра I, поразмышлять о значении его гигантской личности для России выдвинул сегодня известный театральный режиссёр, автор многих замечательных спектаклей Малого театра, поставивший в своё время остро современную пьесу английского драматурга Алана Эйкбурна на сцене МХАТ им. М. Горького, — заслуженный артист России Владимир Николаевич Драгунов.

Сайт Малого театра умалчивает имя создателя литературной концепции спектакля «Пётр Первый». Известно только, что режиссёр положил в основу его труды Дмитрия Мережковского. Скажу сразу — именно этот факт, при печальном взгляде на современное театральное поле, вызывает особый интерес зрителя как серьёзный, интеллектуальный подход к выбору материала театральной постановки, материала, имеющего прямую перекличку с современностью, что очень важно в наше распоясавшееся время.

И вот вы в зале прекрасного исторического здания императорского театра, оформленном благородным красным бархатом удобных кресел. Здесь хорошо дышится, и вы в ожидании начала спектакля, с любовью смотрите на великолепие занавеса, ведёте с ним свой молчаливый разговор. Но вот, наконец, медленно, под звуки ненавязчивого рабочего строительного ритма пошёл занавес, открывается сцена, и вас охватывает чувство восторга — всё пространство сцены представляет собой остов строящегося корабля — это впечатляет! В вашем сознании возникает образ великого русского преобразователя России, одержимого строителя русского флота, великого труженика Петра Первого. Браво, Драгунов! Вы сразу высветили захватывающую проблематику спектакля! Направили ход развития мысли внимающего вам зрителя!

А спектакль уже идёт, и действие переносится в центр сцены: перед вами двое — отец и сын, и они ведут нелицеприятный для обоих разговор. Поначалу до сознания зрителя не сразу доходит, что взволнованный, тревожный, страдающий человек, так сильно и искренне вовлекающий вас в свои душевные терзания, — это царь, Пётр I, настолько он по-человечески близок вам.

И только вглядевшись в его лицо, передающее необычайно точное портретное сходство с императором Российским, вас поражает, что царь проявляет в разговоре с царским наследником тон, кажется, несвойственный сильным мира сего, — удивительную нежность, в которой сквозит боль израненного отцовского сердца.

Суть разговора такова: отец подозревает сына в предательстве, и это — небезосновательно, отец — в отчаянии, ибо начинает понимать, какая страшная проблема нависла над его семьёй и делом всей жизни. Действие этой сцены, где сконцентрирован сгусток важнейших проблем, идёт так динамично, что сразу становится «мотором» развития. В ходе разговора раскрывается, что сын завяз в трясине старорежимного боярства, что мечтает о гибели революционных начинаний отца, в озлобленном упрямстве Алексея Пётр видит страшную неприязнь к себе, вплоть до желания сына гибели отца. Естественность страданий Петра не оставляет зрителя равнодушным.

И здесь мы не можем не сказать об уровне актёрского мастерства заслуженного артиста России Андрея Чубченко, исполнителя роли Петра Первого. Слишком известен облик царя, чтобы вновь берущемуся за роль не доставить мучительной работы по поиску сценического портрета, тем более трудно артисту популярному. Многочасовые серии телефильма «Шеф» в этом случае сослужили не лучшую службу артисту. Но что за чудо? Перед нами на сцене явился Пётр с его стройностью и броской неповторимостью — великолепное соответствие герою. Его Пётр Первый — действительно Пётр Первый, и никто другой, с его своеобразной манерой двигаться, стремительностью походки, с его грациозностью и - великолепием всего облика. «Да, это, конечно, Пётр I», — скажет внимательный зритель, и искренне посочувствует ему, видя, как он устал и измучен, как глубоко страдает, не зная, что делать с заблудившимся сыном. Действие этой картины развивается стремительно, властно ведёт зрителя, несёт в себе заряд в будущее.

В роли Алексея выступает артист Станислав Сошников. В облике монаха с довольно бесцветным, невыразительным лицом, с смешными очками на носу, артист предстаёт юношей неустойчивой нервной системы, порой, психически неуравновешенным, мятущимся в поиске своей правды, глубоко обиженным с детства, как он думает, нелюбовью отца. Алексей культивирует в себе обиду, сравнимую, с ненавистью к отцу. Богатая палитра эмоциональных возможностей актёра позволяет ему нагнетать истерию, особенно во втором акте, что, однако, мешает ему вырваться из круга одной темы, которая в силу повторов, утомляет зал. Навязчивое упорство Алексея в нежелании выбраться из капкана, в который он сам себя загнал, не помогает ему войти в разумные пределы образа, несмотря на безудержную экспрессию, испытаниям которой он подвергает и зрителя. И зритель невольно вовлекается в круг его страданий и ищет выхода, и начинает подозревать, что дело в несовершенстве литературного текста, который сковывает развитие характера незаурядного, наделённого ярким талантом артиста.

Зритель чувствует, что во втором акте заторможены темпо-ритмы спектакля. Однако, тот накал энергии, который заложен в первом действии в разговоре монаршего отца с сыном, властно втягивает развитие событий в трагическую колею. Остро встаёт неразрешённая проблема участия Алексея в государственном строительстве, основном деле отца, – и это, в конце концов, даёт импульс к страшной развязке. Сопровождающие Петра I аккорды, звучащие где-то вдалеке, казалось, ненавязчивые, однако, именно они и тихая музыка (Шнитке) вызывают в зрителе тревогу, он вслушивается в текст с напряжённым вниманием и всё с большей опаской и беспокойством следит за судьбой Алексея. Появление возле него графа Петра Андреевича Толстого воспринимается как знак недобрый. В исполнении народного артиста России Валерия Афанасьева этот льстивый опытный царедворец, которого сам царь назначил сыну в воспитатели, никакого примирения не обеспечил, напротив — сыграл роль неприглядную, способствовал озлоблению царя против Алёши. На фоне интриганства графа Толстого ещё рельефнее выглядит глухое, трагическое одиночество страдающей души Петра I.

Справедливости ради не можем умолчать о роли женщин в этой суровой драме жизни. Их участие, казалось бы, незначительное, на поверку — существенно. Умно, деликатно ведёт свою психологически очень трудную роль молодая актриса О. Плешкова, сумевшая передать с должной долей жестокости (что впечатляет) всё коварство и значимость её отречения от недавно, казалось, любимого, несчастного Алёши.

Что же касается образа Екатерины в исполнении Н. Калининой — она и пришла как жена царя Екатерина, сошедшая в наш век с полотен русских художников XVIII века: прекрасна и убедительна.

В этом спектакле, казалось бы, плотно закрученном сложными схемами умственных построений, есть Любовь, высокое сильное чувство жестокого отца к нерадивому сыну, есть биение живого сердца, которое заставляет трепетать зрительские сердца. И за это мы благодарны большому таланту Андрея Чубченко. Сцена прощания отца с погубленным им сыном, где артист превзошёл, кажется, самого себя по степени искренности в проявлении глубокого потрясения и силе сердечного надрыва, потрясающа. Но… Сюжет оборван, дальше говорить не о чем.

К своему окончанию спектакль приближается так, словно всё в этом мире катится в пропасть, рушится великолепно построенный остов корабля, исчезает, казалось, такой незыблемый порядок. Разваливается всё вокруг. Крах леденит душу.

Но! Удивительно. Непостижимо. Светлый, одухотворённый лик Петра Великого где-то мелькнул на миг на сцене и заставил вспомнить величественные строки Первого поэта земли русской, с которым мы, дети великой Державы, учились жить достойно, беззаветно служить Отчизне: «Тогда-то свыше вдохновенный / Раздался звучный глас Петра: / «За дело, с Богом!» Из шатра, / Толпой любимцев окружённый, Выходит Пётр, его глаза / Сияют. Лик его ужасен. Движенья быстры. Он прекрасен…» (А.С. Пушкин «Полтава»).

Обращение Владимира Драгунова к столь сложной и важнейшей теме национальной истории, особенно в наше беспечное бездумное время — дважды похвально. Не только потому, что режиссёр призвал общество быть достойным отечественной традиции принимать активное участие в судьбе Родины. Но Драгунов ещё и настаивает на продолжении необходимой русскому театру заботе о культуре жить, мыслить, творить на благо Отечества. И за это Малому театру и его мастеру режиссуры Владимиру Драгунову — низкий поклон.

Галина ОРЕХАНОВА, "Слово", No 20 (1050) 21.10.2021

https://www.gazeta-slovo.ru/publikatsii/publikatsi...

Театральная премьера – всегда большое событие, которого ждёт и труппа, и публика. В ноябре 2021 года в репертуаре Малого театра появится новый спектакль «Пётр I». Это сценическое воплощение романа Дмитрия Мережковского «Антихрист. Пётр и Алексей» о трагическом противостоянии императора Петра и его сына. Что важнее – интересы государства или простые человеческие проблемы? Как сделать выбор между своими желаниями и долгом? Ответы на эти непростые вопросы будут искать и создатели спектакля, и зрители. «ЛГ» накануне премьеры поговорила с его создателями.

Владимир Драгунов, режиссёр спектакля

– Вы и раньше ставили спектакли о царях. Откуда такой особый интерес к истории?

– В России государь – это основополагающий персонаж. Каков государь, таково развитие страны. Поэтому, когда работаешь над спектаклем, понимаешь, что действительно роль личности в истории, по крайней мере в России, колоссальна, она практически определяет всё. И это вызывает интерес, потому что наших правителей объединяет одна внутренняя сила, ум, неуёмное желание сделать свою страну мощной. Но пути достижения бывают разными.

– А почему заинтересовала именно фигура Петра?

– Это такой масштаб, который нам ещё долго предстоит постигать. Известно, что правителем он был очень неоднозначным. Но у Мережковского на него свой взгляд, это похоже на то, как придумывал своих персонажей Шекспир. Он брал реальных правителей, но привносил очень много литературного вымысла. Это не историческое исследование. Тут есть возможность поговорить о своём взгляде на историю, о своих ощущениях от масштаба фигуры.

– В Малом театре уже шёл когда-то спектакль про Петра и Алексея, но тогда в основе была драма Фридриха Горенштейна «Детоубийца». Вы выбрали роман Дмитрия Мережковского, написанный в начале прошлого века.

– Мережковский мне ближе. Кажется, что он создал более романтизированный взгляд на историю. Пётр I – личность очень сложная и неоднозначная, мало кто исследовал его подлинного. Как мне кажется, есть две стороны. Петр-государственник, строящий армию, пробивающий входы в Европу, очень бережливый, наказывающий за каждую украденную копейку. И, с другой стороны, он же, устраивающий расточительные ассамблеи, бесконечные балы, ставящий в саду римских и греческих идолов, – два разных человека. Возможно, это связано с его заболеваниями, о которых много не говорят, лишь аккуратно пишут об эпилепсии, которой он страдал.

В целом Пётр – не до конца изученный государь, которого нельзя поместить в определённые рамки. Бесспорно, он человек широко мыслящий, стремящийся сделать Россию первым государством, потому что Россия для него – его семья. Это его вотчина, которую он хотел сделать лучшей, мощной и сильной любыми путями и средствами. Он не реформатор даже, а революционер. Потому что методы его были очень жестокими. У Мережковского он прописан героем страдающим и понимающим, что безумно одинок. Он переделывал не только страну, он пытался переделать человека, сделав его своим подобием, но человека изменить невозможно.

Как я понимаю, в этом были причины размолвок с Алексеем. Он видел в сыне личность сильную и способную продолжить его дело, но у него не было мотивации. Пётр пытался всеми способами и средствами привлечь сына на свой путь, но Алексей, на мой взгляд, был совершенно другим. В трактовке Мережковского он хотел нормальной жизни в любви и достатке. Он бы, наверное, что-то делал для народа, но поднять страну на дыбы он не рассчитывал. Алексей не завоеватель по натуре, ему ближе философия неспешного развития России. А Пётр считал, что революционным путём можно всё решать.

Подлинный Пётр, судя по некоторым документам, Алексея не любил, он готовил к престолу малолетнего сына Петра, видел в нём наследника. В этом была его ошибка. Он выбрал в наследники ребёнка и до его взросления не дожил.

– Вы не добивались в своей постановке портретного сходства?

– Вы же понимаете, как много споров о том, как выглядел Пётр. Одни говорят, что у него была копна волос, другие – что он был лысым. Памятник Шемякина изначально не принимали, теперь сошлись на том, что в принципе он неплох. Пётр был очень разный. Поэтому, конечно, внешность нашего Петра – это во многом художественный вымысел, основанный на внешности исполнителя главной роли Андрея Чубченко.

– Как вам работалось с художником-постановщиком Марией Утробиной?

– Для меня Россия Петра – вся в строительных лесах. Трагедия в том, что эти леса остались и потом. Я дал ей фотографию зрительного зала Малого театра во время реконструкции. Она поняла. И через какое-то время принесла идею: Россия как строящийся корабль. Мне показалось, что это очень точная метафора. Вот так – в лесах и с надеждой, что корабль когда-нибудь поплывёт.

– Чем современного зрителя этот спектакль может привлечь?

– Если человек интересуется историей своей страны, если он думает и рефлексирует, то спектакль, основанный на исторических фактах, или подтвердит его мысли, или опровергнет, но в любом случае вызовет интерес. Если человек не задумывается о происходящем вокруг, то для него это будет красивый костюмный спектакль о жизни, о любви и о выборе.

Андрей Чубченко, заслуженный артист России, исполнитель роли Петра I

– Это первый в вашей карьере масштабный исторический персонаж?

– Нет, в кино я играл маршала Тухачевского. Был опыт погружения и в эпоху, и в материал. Я много читал, было очень интересно изучать такую масштабную и сильную личность.

– Как готовились?

– Я всегда отталкиваюсь от материала, камертон – первое прочтение пьесы. И это эмоциональное впечатление меня не подводит. Что я чувствую, как я ощущаю этого человека и как могу совместить его энергию со своей – главные вопросы. Потому что очень важна состыковка персонажа и твоих личностных составляющих.

Пётр I – это действительно масштабная личность. Когда готовился к роли, пересматривал фильмы, где его играют Николай Симонов и Алексей Петренко. Для меня это камертон и идеал, я пытаюсь соответствовать им по уровню энергетических затрат. Драматическая составляющая у Симонова и нерв и юмор Петренко – вот некий идеальный симбиоз.

Конечно, меня смущала нехватка роста, но в какой-то момент я понял, что это не самое важное. Мне очень хотелось сделать его таким, как я себе представляю, – энергичным, мощным, темпераментным. Но меня тянуло на академическое прочтение, Пётр был похож на памятник, а нужно было приблизиться к человеческому образу.

– Как вы для себя оправдали отношения Петра с сыном?

– Для меня один из важнейших вопросов был, как в Петре увидеть живого человека. У каждого героя я всегда ищу свою правду и историческое подкрепление этой правды. На мой взгляд, Пётр, конечно, понимает, что сын не способен управлять государством, но всё равно любит его. Конечно, тут это совершенно частная история, в том числе моя личная история с исполнителем роли Алексея Станиславом Сошниковым.

– Есть ли существенное различие в том, выходите вы на сцену в роли вымышленного персонажа или исторической личности?

– Я окончил курс Виктора Коршунова в Щепкинском театральном училище, работаю в театре 27 лет. Мой первый худрук – народная артистка СССР Татьяна Васильевна Доронина учила меня, что даже в маленькую роль нужно вкладываться полностью, не обращая внимания на количество слов в тексте персонажа. Я не разделяю роли на более и менее значимые. Разве что при работе над историческим персонажем есть возможность подкрепить свои знания большим количеством литературы.

– Ваш учитель Виктор Коршунов тоже играл историю отношений Петра и Алексея...

– Я видел тот спектакль, всегда любил спектакли Малого о царях. И у меня была мечта когда-нибудь попасть в этот театр и пройти исполнительскую школу. Я видел Василия Бочкарёва в роли Царя Бориса, был потрясён его работой. И великолепного Юрия Мефодьевича Соломина в роли царя Фёдора.

Когда Владимир Николаевич Драгунов предложил роль, которую играл мой учитель Виктор Коршунов, я сразу ощутил ответственность, но страха не было. Я почувствовал, что это знак от Виктора Ивановича, что это от него подарок. Конечно, перед началом репетиций я пересмотрел тот спектакль в записи. Но вопросы, поднимающиеся в произведении тогда, зрителю не казались настолько острыми. Тот Пётр был больше путешествием в историю, возможностью к ней прикоснуться. А наш спектакль – это больше о параллелях истории и современности, со временем история отношений Петра и Алексея приобрела другой масштаб и в финале вышла на тему всепрощения русского человека. Несмотря на то что в Петре I было намешано кровей немало, но чувствовал он себя русским. Ведь русский – это не национальность, а состояние души.

Беседу вела Дарья Антонова

https://lgz.ru/article/43-6806-27-10-2021/pyetr-i-...

В 1898-1900 годах Д.С. Мережковский завершил труд «Л. Толстой и Достоевский», где изложил своё отношение к двум крупнейшим русским писателям, направлявшим умы его современников. Произведение было создано в период отлучения графа Льва Толстого от церкви и содержало позицию, близкую к пониманию еретической сущности отступника от христианства, за что Мережковский снискал немало критики.

В 1903-1904 годах писатель и философ создаёт трилогию «Христос и Антихрист», завершая её романом «Антихрист. Пётр и Алексей», где высвечивает роль родоначальника графов Толстых Петра Андреевича. Дмитрий Сергеевич как будто хотел исследовать корни Льва Толстого — писателя, который «опьянил» часть русской интеллигенции так же успешно, как его далёкий предок царя Петра Первого.

Пётр Андреевич возвысился и получил графский титул за то, что погубил царевича Алексея и разгромил стоящую за ним оппозицию петровским реформам. Его роль в этом трудно переоценить.

Графы Толстые направляли России по западническому пути, отдаляя её от корневой системы и христианства. Этим был славен и первый граф Толстой — Пётр Андреевич, и граф Лев Толстой, и сподвижник Сталина граф Алексей Толстой. Но среди графов Толстых были и Алексей Константинович, автор «Князя Серебряного», и художник Фёдор Толстой.

Сегодня представители рода по-прежнему являются частью политического истеблишмента (к нему относится, например, Пётр Олегович Толстой) — так силён в нём политический талант.

Малый театр 18 сентября 2021 года представил премьеру сценической версии произведения Д.С. Мережковского, назвав спектакль «Петр Первый». Создатель спектакля — Владимир Драгунов, сосредоточился на личности царя, исследуя его чудовищную расправу над сыном, но также акцентировал внимание на роли графа Толстого в совершенном преступлении.

Декорации в форме корпуса корабля напоминают нам о ключевой роли царя-создателя флота в истории. Аромат дерева, доносящий со сцены, создаёт чувственное восприятие государственного строительства, охватившего Русь. На фоне этого перед нами разворачивается семейная трагедия, которая приведёт к прекращению династии Романовых: и род прямых потомков Петра вскоре пресечётся, и последний представитель династии Николай Романов будет умерщвлён с детьми в страшных муках при безмолвии народа.

Царь Пётр в исполнении Андрея Чубченко — это богобоязненный отец семейства, создавший благосостояние своей семьи и радеющий за своё наследство. Любовь к блудному сыну от нелюбимой жены долго не даёт ему сделать то, к чему склоняется его разум — лишить наследника жизни. Если бы не Пётр Толстой, такой Пётр не поднял бы руки на сына.

Потрясающей душу сценой было прощание Петра с царевичем Алексеем в каземате. Каждый жест актёра, наполненный отеческой нежностью и мужской лаской, обещал примирение. Но примирение в христианском смысле, а не государственном — не дадут царю царица Екатерина и сподвижники царя простить нерадивое чадо, которое поставит их благосостояние под вопрос.

Пётр на сцене Малого театра — не Бог и не Антихрист, но человек… У его второго сына уже прорезывается зубик, и ничто не предвещает пресечения рода. Но и сам царь, и его народ заплатит за своего правителя, который мечтал лишь о военной славе страны, отказываясь слышать зов крови (помимо царевича Алексея, он расправлялся и с другими членами семьи) и глас народа.

Гениальной находкой Владимира Драгунова было приглашение на роль царевича актёра Станислава Сошникова. Сошников не столь похож на царевича с его утонченными чертами лица, добрыми умными глазами и обликом «как у монастырских служек» — он более напоминает Петра III и Павла I, жертв будущих кровавых заговоров против Романовых, которые предрекают Петру I за детоубийство.

Царевич Алексей разрывается между любовью к отцу и ненавистью к нему за то, что погубил его мать и ломает хребет народу. Чудесное озарение и свет, возникающий у царевича Мережковского при улыбке, Сошников «включает» при дворе, когда ему нужно обаять родителя ради спасения.

В целом, актёр трактует образ царевича как жертвенный и трагический, жизненная слабость которого постепенно преобразуется в силу пророческой смерти, достигая апогея в момент казни. Загнанный в угол, подвергнутый моральным и физическим пыткам, приговорённый окружением царя к смерти, царевич Алексей прощает отца, предвидя его грядущую трагедию. И откуда берётся в этом жалком очкарике такая духовная сила в момент кульминации?!

Потрясающе обаятельны актёры Малого театра, но самый обаятельный из них — Валерий Афанасьев, которому выпало сыграть графа Петра Толстого. Природный ум учёного и эстета, чутьё лукавого царедворца указывают ему путь сначала от стрельцов к царю, затем к обновлению России по западному пути, необходимой частью которого является расправа над царевичем. Когда требуется — он сочиняет и декламирует стихи, когда нужно — подкупает любовниц, когда выгодно — ползает на четвереньках, притворяясь пьяным.

Не сходит спокойная улыбка с уст графа — все теряются, но только не он. Едва Пётр начинает говорить о милостях — как тотчас Пётр Андреевич указывает ему на Ясную Поляну, которую приглядел. Так и стали графы Толстые «из Ясной поляны».

«Иуда Толстой», — говорит верный слуга Иван Афанасьевич Алексею в произведении Мережковского. «Толстой — умный человек; но когда с ним говоришь, следует держать камень за пазухой», — увещевал Пётр сына, и всё же пошёл на поводу у его холодного расчётливого ума. «Достойный ученик Николы Маккиавеля» спокойно подал царю воду, чтобы тот омыл облитые кровью сына руки.

«Пётр Первый» в Малом театре обращает наш взор к одному из наиболее значительных эпизодов русской истории и ставит вопросы о сегодняшнем дне, напоминая о необходимости морали во власти и обществе. Такова традиционная роль русского театра, и его флагман — Малый театр России, снова и снова исполняет её на сцене.

Сильная литературная основа, блестящая работа режиссёра и неизменно гениальная актёрская игра, способная выразить тончайшие оттенки драматургии — визитная карточка Малого. Но спектакль «Пётр Первый» — выстрел в массовое сознание современной России, мощный призыв к духовному осмыслению греха и возврату к семейным ценностям.

Источник: http://www.e-vesti.ru/ru/malyj-teatr-postavil-vopros-o-roli-grafov-tolstyh-v-istorii

Малый театр выпускает спектакль «Петр I» по роману Дмитрия Мережковского к 300-летию со дня провозглашения России империей и 350-летию со дня рождения Петра I, которые будут отмечаться в 2022 году. Премьера спектакля состоится на Исторической сцене Малого театра 2 ноября 2021 года.

- Только сильный правитель может удержать Россию, но его возможности не беспредельны, и сейчас, как нам кажется, наступает такое время, когда каждый думающий человек стоит перед выбором – или устраниться, как это часто бывало, или в меру своих сил не дать стране снова сползти в хаос и разруху, – считает режиссер спектакля Владимир Драгунов. - Так было и во времена царя Петра, так есть и сейчас, поэтому роман Дмитрия Мережковского «Антихрист. Петр и Алексей», над сценическим воплощением которого мы все так увлеченно работали, до сих пор не утратил своей актуальности и силы.

Известно, что Алексей Петрович не поддерживал отца, осуждал изменения, которые казались Петру необходимыми, искал поддержки хулителей царя для его свержения. Но спектакль не рассказывает об однозначном противостоянии Петра и Алексея. Тут у всех своя правда, характер, судьба, каждого героя по-человечески жаль. Петр ставит во главу угла благополучие государства. Алексей, напротив, ищет счастья в вольной жизни, жаждет взаимной любви, ожидает рождения наследника, пусть и незаконного.

- Зрителю предстоит самому решить, чья история ему ближе – властного, но по-своему любящего правителя-отца или ищущего своей правды сына, - говорят создатели спектакля.

В постановке заняты Андрей Чубченко (Петр Великий), Валерий Афанасьев (Петр Толстой), Станислав Сошников (царевич Алексей), Ольга Плешкова (Ефросинья, любовница Алексея) и др. Художник-постановщик спектакля – Мария Утробина.

https://www.intermedia.ru/news/362299?utm_source=y...

В актив Владимиру Драгунову следует записать прежде всего изрядную гражданскую смелость: посреди нашего жестокого века феминизма и харассмента режиссер позволил себе восславить исключительно мужское начало. Пьеса Гоголя «Игроки» не предусматривает женских ролей. Но, оказывается, можно воплотить шедевр и без чаровниц, хотя вовсе без них спектакль получился бы уж очень вызывающе однополярным.
Кто она, эта прекрасная (и одновременно ужасная) Незнакомка? Помолодевшая пушкинская Дама Пик? Восставшая из гроба Панночка (поскольку отчасти напоминает юную Варлей)? Или — в рифму «Варлей» — тетка Чарлея, переодевшегося Калягина, лихо отплясывающая с хромым, нет, уже не Козаковым, а молодым цветущим Игорем Петренко: своей «фирменной», ювелирно крапленой колоде центральный персонаж дал человеческое имя Аделаида Ивановна… Эта инфернальная красотка-мечта влечет его в головокружительном танце, чтобы в финале обернуться кошмаром несбывшихся грез.
Гоголевские «Игроки» на сцене Малого в постановке Владимира Драгунова — событие на фоне нынешнего кромешного засилья экспериментальной публицистики и дурной социальности. Актуальность ведь не в нарочитом обмакивании публики в окрошку совпадений прошлого и настоящего, а в созвучии вечности. Мгновенно вспоминается коротенький рассказ Шукшина о неискушенном читателе, открывшем для себя и спешащем поделиться озарением: кто изрекает в бессмертной поэме Гоголя самые пронзительные, святые слова о родине, о беззаветном служении отечеству, кто верховодит в бричке, лихо мчащей, как птица-тройка, неведомо куда? Пассажиры и извозчики — отпетые собакевичи и тяпкины-ляпкины, коробочки и плюшкины… В «Игроках» ух какие патриотические, до дрожи пробирающие слова произносят шулеры, жулики, прохиндеи, проходимцы — один другого пригожее и исчаднее. До прямых аллюзий в этой очень современной интерпретации доходит крайне редко, однако весьма хлестко и прицельно, пусть и хохмачески, когда переодевшийся чиновником-взяточником мошенник Замухрышкин (А.Дубровский) под сурдинку советует сообщникам: «Денег нет, но вы держитесь».

«Игроки» (принято считать) — неподходящая для постановки классика: не «Ревизор», не «Женитьба», где вольготно разгуляться тупым городничим, их расфуфыренным женам и манерным дочерям или засидевшимся невестам. Но, оказывается, есть куда более существенные и притягательные мотивы для оживления комедии двухвековой давности: констатация неподвижности страны и неизменности ее пороков. Эта магия обломовской дремы и напропалую спящей с открытыми глазами державы завораживает и захватывает почище кружения рулетки в казино.

Но что значат правильные мысли и смелые идеи без актерского ювелирного, с лихим куражом, огранивания? Об ансамбле исполнителей следует сказать особо. Вернувшийся в Щепкинский дом Игорь Петренко убедительно вылепливает раннего, недооформившегося, ищущего себя — будущего Чичикова, который пока неуверенно пробует, примеряет один из вариантов быстрого криминального обогащения. Если бы Гоголь не сочинил «Мертвые души», можно было бы гадать: что станется с начинающим авантюристом? Вполне прописанный впоследствии Павел Иванович изначально прочерчен, предвосхищен эскизом этого пугающе обаятельного характера.
Я — давний поклонник Глеба Подгородинского. В нынешней роли он себя превзошел: буквально каждая клеточка его тела участвует в каскаде превращений-метаморфоз. Наблюдая за ним и его сообщниками-партнерами (В.Зотов, М.Фоменко, н.а. В.Афанасьев, М.Филатов), видишь галерею двойников не только «Игрока» Достоевского, не только эру относительно недавних московских казино, но и приверженцев азарта иного свойства — матерых, офшорных, форбсовских. К чести участников фантасмагории (хороши и слуги: С.Сошников и А.Наумов), они не допускают откровенной переклички с пошлыми теперешними аналогами, а таят потенции в глубине, отсюда мгновенно возникающие между зрительным залом и сценой доверие и взаимопонимание: на подмостках (то есть на подиуме, в президиуме, на трибуне — над попранными лузерами) ни единого положительного персонажа, а внимают действиям и откровениям лощеных жуликов сплошь обманутые и горячо аплодирующие мерзавцам остальные (дольщики, вкладчики и т.д.).

В литературных дискуссиях о «Мертвых душах» недалекие критики высказывались в том смысле, что среди гоголевских образов не сыщешь позитивного. На что умные истолкователи возражали: такой есть, это сам автор, подметивший, запечатлевший тайное и очевидное. Кстати, Гоголь присутствует в декорации — не среди «Игроков», а на возвышении: его бюст помещен на книжный шкаф, откуда сатирик пристально наблюдает за своими порождениями и статичными — будто из музея мадам Тюссо — фигурами в глубине сцены (художник С.Бенедиктов). Зачем нужны восковые истуканы в энергичной, напряженной, нервными рывками двигающейся колготне? Куклы не только оттеняют и расширяют группу «активистов», но и наталкивают на мысль о повсеместности закулисных кукловодов, манипулирующих человеческими страстями.

Владимир Драгунов шел к аллегорическому фарсу сквозь стажировки на Бронной и в театре Спесивцева, сквозь исторические дебри Радзинского и акварели Чехова, перенимал опыт своего учителя — Сергея Яшина, а тот принял эстафету у великого Андрея Александровича Гончарова. Масштаб личности колосса в полной мере отражен недавно выпущенной под редакцией Натальи Старосельской книгой «Гончаров репетирует» — это расшифровка уникально сохранившихся стенограмм репетиций в Театре Маяковского. Церемония открытия мемориальной доски Мастеру (на доме, где он жил, на Бронной) собрала птенцов его гнезда — цвет режиссуры: Женовач, Каменькович, Карбаускас, Хейфец, Иоффе, Андреев… Отсутствовали (по уважительным причинам) разве что Трушкин и Богомолов.

Несомненна связь свежей постановки Яшина со студентами ГИТИСа военной прозы Виктора Астафьева и «Игроков» Драгунова, хотя материал при первом сопоставлении кажется разножанровым: пространство госпиталя, где умирают «проклятые и забытые» солдаты Великой Отечественной, несоизмеримо с границами комнаты, где мечут банк и закусывают икоркой наживающиеся на человеческих несчастьях прохиндеи. Но и в госпитале, где, казалось бы, не должно быть выгадывания на крови, происходит аналогичное — облапошивание, издевательство, вымогательство. Хочешь эвакуироваться в тыл? Снимай драгоценный крестик. Жаждешь отзывчивости? Полагайся на себя, а не на медперсонал. То, что Гоголь по лексической причине XIX века не мог высказать открыто и без многоточий, Астафьев рубит сплеча ненормативным матерком. Это не спекулятивные, прикольные ужимочки паинькой пишущего государственный диктант Шнура, а естественная по отношению к упырям-обиралам народная речь. А чего стоит монолог одного из раненых о первом убитом им немце! А эпизод переливания православной крови мусульманину! А диалог смершевца и не прячущегося за чужие спины смельчака — о забитом своим же советским офицером до смерти доходяге-новобранце!
Но вернемся в захватывающую тлетворную атмосферу схватки за бешеные деньги, за большой куш. Поверженный герой, брошенный коварной изменщицей Аделаидой Ивановной («госпожой Удачей»? — Н.Калинина), клянет себя, а заодно лживое общество, где норовят обмануть, но не быть при этом обманутыми (философия всегдашняя, не сиюминутная)… Но с чего красавчик впал в пессимизм? Разве такие, как он, смеют унывать? В его загашнике — заветная крапленая панацея. Что случилось-то? Вор у вора увел энную сумму? Вот уж не трагедия! Перед ним — непаханое поле деятельности! Скольких лохов-баранов — уже не раз обманутых государством, церковью, друзьями и близкими — можно еще остричь!

…Виртуально дарил толкователю гоголевских метафор Владимиру Драгунову счастливую майку, привезенную мною из Лас-Вегаса. На ней значится (перевожу с английского): «Играй, играй, играй, поешь, играй, играй, загляни в магазин, пошопингуй, играй, играй, играй…» Эту надпись надо слегка изменить: «Ставь, одержимо ставь новые спектакли, поешь — и снова ставь…»

Андрей Яхонтов, "Московский комсомолец", 6 декабря 2019 года

На сцене – номер люкс вполне респектабельного отеля где-то в провинции. Китч и некоторая отсталость от современных тенденций ощущаются в тяжелых дубовых панелях, солидных переплетах книг за стеклом старого массивного книжного шкафа, бархат и лак столов придают основательность всему происходящему, выдают прочный уклад жизни, и только бюстик самого Гоголя на верху шкафа подсказывает, что на зрелище стоит взирать немного отстраненно и объемно. В этом отеле – лучшему в неизвестном городе заезжему асу-игроку Ихареву отвели лучший номер. Именно здесь его и ждет оглушительнейшее фиаско.

Режиссер Владимир Драгунов переносит действие пьесы Николая Гоголя «Игроки» в современные реалии. Но не в столичные, а, скорее, уездные, губернские города, куда ха тек и новейшие веяния еще не все успели, а вот пускать пыль в глаза стилем «дорого-богато» умеют в совершенстве.

Местной элите – «звездам» шулерства брошен серьезный вызов – в город прибыл известнейший картежник и плут карточного стола Ихарев. Обыграть его – дело чести, предмет будущих приятнейших воспоминаний, и повод для законной гордости слаженной команды. Но проблема в том, что сойтись с ним в честном бою – невозможно. В открытом шулерстве он непобедим, причем сам же это и подтверждает, поражая их именной колодой – Аделаидой Ивановной. Ее режиссер также очеловечит – выпустив на сцену томную и таинственную даму, в изящном платье (Наталья Калинина). Принять другого обманщика в свои ряды нельзя – гордость не позволяет, рядом с ним одним местные звезды потеряют свой блеск, потускнеют и проиграют, поэтому к желанию обыграть чужака, примешивается желание слегка унизить столичную штучку, забредшую на территорию их успеха.

Для победы нужно изменить тактику, и местные мастера разыгрывают как по нотам хитрую историю с благородным отцом, непутевым сыном, ласками и сказками для отвлечения внимания.

Режиссер предоставил актерам все пространство пьесы для самовыражения, превратив практически все роли в маленькие актерские бенефисы. Ихарев – Игорь Петренко играет человека, одержимого одной, но всепоглощающей страстью – доказать свое превосходство над окружающими. Жизнь его иначе настолько пуста, что вся энергия и сила уходят на бесконечное совершенствование колоды и игры. Любое свободное пространство нужно заполнить собой, так как это единственный способ что-то как-то из себя представлять. Еще не успев войти, он разворачивается хищной стальной пружиной – есть ли в здешнем городе игроки? А дальше все идет по накатанной – азарт, гордыня, абсолютное довольство собой – и, как итог, проигрыш не только огромной суммы, но и сокрушительный удар по самолюбию.

Его противники – также ярки и колоритны. Швохнев (Василий Зотов) демонстрирует повадки и манеры истинного джентльмена, не очень, впрочем, понимая, что это такое на самом деле, псевдополковник Кругель (Михаил Фоменко) – образец солдафонства и военной «простоты». Разумеется, напускной и всячески подчеркиваемой. Псой Стахич Замухрышкин, в обаятельнейшем исполнении Алексея Дубровского, и вовсе представляет собой такое невообразимое существо, так отвлекает внимание Ихарева, что уж выманить деньги можно и безо всякой игры.

Но триумф лицедейства и эксцентрики – Утешительный Глеба Подгородинского – в образе продумано все – от грима до голоса, его персонаж ошеломляет напористостью, легкостью, гибкостью и почти мгновенным внедрением в ближайшие душевные друзья. Все это отыгрывается каскадом ужимок, голосовых модуляций, какой-то особой суетливо-уверенной пластикой мелкого беса, запутывающего, сбивающего, накрепко затягивающего путами.

В каждом из персонажей без труда угадываются герои бесконечных детективных сериалов сегодняшнего дня – спектакль мягко и исподволь склоняет к сравнению дня нынешнего и вчерашнего и не находит в них особых отличий. Желание обмануть ближнего, поймать там, где сосед отвлекся, придумать хитрую интригу ради своей цели, демонстрация собственного превосходства и унижение проигрыша, когда больше отыграться тебе совершенно нечем. В финале спектакля молчаливая Аделаида Ивановна, шелестя шелками, станцует со своим хозяином медленное танго с привкусом холодной ненависти. Все детали, из которых можно собрать с равным успехом гения зла, добра или пустоты, полной лишь самомнения и подлости идеально подходят. Мелкие времена, как известно, порождают мелкие цели. Ну, так ведь и свою изумительную пьесу Николай Васильевич Гоголь писал не о картежниках.

Юлия Кулагина,"Театрон", 11 октября 2019 года

На сцене Малого театра вальяжно расположились гоголевские «Игроки». Владимир Драгунов поставил их в строгой манере, свойственной академическим подмосткам, не прибегая к трюкачеству и штукарству.

По словам режиссера, идея вернуть комедию в репертуар Малого за последнее время возникала не раз, но материализовать ее не получалось: пьеса не давалась в руки — ждала «своего» Ихарева. И вот, наконец, дождалась. Главную роль в спектакле играет Игорь Петренко, вернувшийся в прошлом году в родной театр.
Малый для «Игроков» — дом в буквальном смысле слова: здесь почти 180 лет назад началась их долгая и, в общем-то, счастливая сценическая судьба.

«Воспреемниками» гоголевской комедии стали Михаил Щепкин и Пров Садовский, восхитившие московскую публику в первой постановке. С тех пор пьеса увлекала своим азартом многих. Не углубляясь в анналы истории, вспомним лишь спектакль Романа Виктюка конца 70-х, где блистали Калягин, Гафт, Марков, Лазарев, Терехова, и «Игроки XXI» Сергея Юрского начала 90-х с Филатовым, Евстигнеевым, Невинным, Теняковой и тем же Калягиным. Емкий пластичный текст легко и свободно отражал разные по своей сущности времена, не утрачивая изначальной остроты и злободневности.

Сегодня зрителю, заинтересовавшемуся «Игроками», тоже есть из чего выбирать. Олег Меньшиков, возглавив театр им. Ермоловой, перенес туда спектакль, поставленный Галиной Дубовской для собранного им «Товарищества 814» еще в 2002 году. С 2007-го эта пьеса занимает прочное место в репертуаре «Студии театрального искусства» Сергея Женовача. И уже совсем недавно, в 2017 году, к ней обратились сразу два театра: у Игоря Яцко в «Школе драматического искусства» компанию Александру Филиппенко, играющему Ихарева, составляют... актрисы, а в «Театре на Юго-Западе» Олег Анищенко сочинил мистический триллер в булгаковском стиле.

Чем же, при таком разнообразии форм и подходов, привлекает спектакль Малого театра? Точностью и чувством меры в отражении сегодняшних реалий. Минут через пятнадцать после начала действия у зрителей возникает ощущение, что они оказались в шкуре доверчивого обывателя на мастер-классе «Как не дать мошеннику обвести тебя вокруг пальца» — слишком явно происходящее на сцене соотносится с окружающей действительностью. Ведь искателей, жаждущих поэксплуатировать наши деньги, здоровье, силы, время, с каждым днем становится только больше. Впрочем, и Николай Васильевич, если вдуматься, сочинял пьесу не про картежников.

На первый взгляд сценография и костюмы, придуманные Станиславом Бенедиктовым, отстоят от времени, заданного драматургом, примерно на полвека с хвостиком. Но затем понимаешь: действие передвинуто гораздо дальше. Гоголевская «комната при трактире» изящно трасформирована в гостиную элитного загородного отеля нестоличного разлива: обшитые дубовыми панелями стены, огромные зеркала, мебель, светильники добротны, основательны и «старомодны» ровно настолько, чтобы не грешить против хорошего тона. С костюмами персонажей происходит примерно такая же метаморфоза — стоит артистам снять пиджаки, как их не отличишь от обитателей бизнес-центра средней руки.

И собрались в этом провинциальном «Метрополе» сплошь люди деловые, серьезные. Даром что мошенники чистой воды. Душа-человек Утешительный (филигранная эксцентриада Глеба Подгородинского), вальяжный Швохнев с повадками «истого джентльмена» (Василий Зотов), полковник Кругель (Михаил Фоменко), бравирующий солдафонством, впрочем, явно напускным. Это шулерское трио превратило карточную игру в бизнес. Они не игроки, теми движет азарт, страсть, а предприниматели, у которых все построено на точном расчете. Не зря же все их подвиги основаны на комбинациях отнюдь не карточных. Они прекрасно понимают: одолеть Ихарева (Игорь Петрнеко) в «честном бою» за зеленым сукном не получится. Но и принять его в свою компанию им не с руки — самолюбие не позволит рядом с орлом вороном себя чувствовать. Поэтому Ихарев для них не партнер, а конкурент, которого необходимо уничтожить, дабы выжить самому.

Этот не лишенный некоторого пижонства харизматик им даже симпатичен. Но бизнес есть бизнес. Чтобы заполучить его денежки, приходится привлечь подручных: Глов-старший (Валерий Афанасьев) вышел в амплуа «благородного отца», Глов-младший (Максим Филатов) — простака, а Замухрышкин (Алексей Дубровский) оказался блистательным шутом. Водевиль с элементами откровенной буффонады разыгран как по нотам. Можно даже сказать, вдохновенно — объегорить талантливого, почти гениального человека людишкам средненьким особенно сладко и заманчиво. Никакой мистики, ничего инфернального. Хорошо продуманная операция по обезвреживанию противника.

А что же Ихарев? Петренко играет человека, имеющего одну, но пламенную страсть — доказать свое превосходство над окружающими. Причем, однократного доказательства — выигранных 80 тысяч, которые обеспечили бы и его, и детей, и даже внуков — ему недостаточно. Правда, потомства пока нет, и, похоже, оно ему без надобности. Когда жизнь пуста и бесцельна, ее необходимо чем-нибудь заполнить, и демонстрация собственной незаурядности прекрасно для этого подходит. Гордыня его неутолима. Она затмевает весь белый свет, заполняет его существо целиком, не оставляя ни единого просвета для какого бы то ни было чувства.

Аделаида Ивановна по традиции воспринимается как «муза» Ихарева, вдохновляющая его на новые подвиги за карточным столом. Здесь же она скорее «Галатея», созданная талантливым и усердным «Пигмалионом». «Почти полгода трудов. Я две недели после того не мог на солнечный свет смотреть», — не без гордости признается он. Заветная колода для него — лишь универсальная «отмычка», которой Ихарев надеется отпереть ворота счастья. Но он и сам не знает, что рассчитывает за ними увидеть. Наталья Калинина играет натуру страстную, чувственную и, вместе с тем, мстительную. Ее Аделаида не прощает предательства. Лишенная автором возможности изъясняться словами, она вкладывает всю силу обуревающего ее презрения в пластический диалог (хореография Натальи Цыбульской) со своим неблагодарным создателем.

В спектакле Малого театра фирменный гоголевский гротеск смягчен, чертовщинка нейтрализована. На сцене разворачивается простая человеческая история, вглядевшись в которую, каждый из сидящих в зале может увидеть и собственное отражение.

Виктория Пешкова, "Культура", 3 октября 2019 года

Дорогие друзья!

22 сентября в Малом театре вновь пошли гоголевские «Игроки». О премьере рассказывают новости «Культуры» и Вести.ру

Дорогие друзья!
2 апреля состоялась первая читка пьесы Н.В.Гоголя «Игроки». Первый раз комедия была поставлена в Малом театре 5 февраля 1843 года с участием легендарного Михаила Семеновича Щепкина. Через 56 лет, в 1899 году, «Игроков» поставил А.П.Ленский и с тех пор Миалый театр к этому шедевру гоголевской драматургии не обращался.

Нынешняя постановка «Игроков», которая осуществляется в год, когда мы отмечаем 210 лет со дня рождения писателя, поручена режиссеру Владимиру Драгунову.
На первой репетиции участников приветствовал художественный руководитель театра Юрий Соломин, о своем видении постановки рассказали Владимир Драгунов и художник Станислав Бенедиктов.
В спектакле заняты: Игорь Петренко, Глеб Подгородинский, Василий Зотов, Михаил Фоменко, Валерий Афанасьев, Максим Филатов, Алексей Дубровский, Станислав Сошников, Александр Наумов и Наталья Калинина.

Подробности – в нашем видеорепортаже.

Спектакль получился необыкновенно свободным. Быть может, потому, что эту пьесу ставили здесь более 130 лет назад, и нынешнее прочтение не обременено традициями собственных трактовок, на него не давит авторитет академических канонов. Опытный режиссер и педагог Владимир Драгунов привлек к «Тартюфу» молодежь, но актеров не назвать новичками — многие отлично известны публике по спектаклям и сериалам. Лихая команда упивается игрой, заразительно рассказывая поучительную историю о том, как легко потерять здравый смысл, допустив к власти самозванца и попав под его влияние. Играют то, что написал автор, — умную, но бесхитростную комедию с вечными характерами, скроенными из пороков и благих намерений, с остроумным текстом и бойкими репликами. Избегают грубых социальных аллюзий и не перезагружают классику новомодными мыслями. Оказывается, отойдя от новаторства, можно приблизиться к современности.

Театральное сочинение Малого — прозрачное и ясное, как сам сюжет. Итак, почтенный вельможа, отец семейства Оргон, пригласил в дом негодяя Тартюфа, прикинувшегося святошей. Ханжа и лицемер прижился, ловко прибрал хозяина к рукам. А он, простодушный, в своем любимце души не чает, готов выдать за него дочь, выгнать несговорчивого дерзкого сына, поручить на хранение аферисту чужую кассу, завещать ему все имущество. Чудесную комедию играют быстро и динамично, посмеиваясь над забавной интригой, сочиняя звонкие характеры, получая явное наслаждение от переполоха, захватившего дом. Взволнованную суету передает и замечательная сценография Станислава Бенедиктова. На сцене выстроен богатый дворцовый зал, обращенный к зрителям длинной светлой стеной. Хлопают ставни, распахиваются двери, за ними — красочные интерьеры. Герои внутри комнаты, оказавшись в оконных проемах, словно попадают в кадр, потом выбегают с «экранов» на авансцену, поближе к зрителям, где длинный стол и несколько стульев завершают композицию. Художница по костюмам Валентина Комолова придумала добротные наряды, стилизованные под эпоху Мольера. Кафтаны с манжетами, рубашки с жабо, длинные платья с оборками и кружевами. Яркие мелодии Григория Гоберника поддерживают неунывающий театральный праздник. В этой обаятельной атмосфере первозданно звучит мольеровское слово. Так, как принято в Малом — четко, разборчиво, эмоционально, со вкусом и без всякой архаики.

Заглавный герой появляется не сразу, ближе к середине пьесы. А пока — члены семьи с чадами и домочадцами выражают (довольно бурно) свое отношение к подселению лживого пройдохи. С такой характеристикой Тартюфа, впрочем, не согласна мать Оргона — госпожа Пернель, настойчиво и гневно пресекающая всякую критику кумира, который «клеймит безнравственность и славит добродетель». Татьяна Лебедева уверенно передает ханжеский нрав и несгибаемый характер этой дамы почтенных лет. Эльмира, жена Оргона, в исполнении Ирины Леоновой — умна, красива и необыкновенно лукава. Экспрессивная служанка Дорина (отличная актерская работа Инны Ивановой) успевает все: высмеять наглого прохвоста, как истинная домоправительница, поймать и разнести новости. Веселая притворщица вертит хозяевами, самоотверженно защищает честь семьи и мирит молодых влюбленных. Без ее советов и поддержки никак не обойтись по-детски капризной и настырной наследнице Мариане (Дарья Новосельцева) и ее жениху Валеру (Александр Наумов) — инфантильному и нелепому увальню, беспомощному не только в делах сердечных. С романтическим пафосом обличает плута Тартюфа сын Оргона Дамис (Максим Хрусталев), а брат Эльмиры Клеант (Василий Зотов) увещевает шурина рассудительно и серьезно.

Режиссер поставил спектакль, в котором нет провалов и пустоты, на едином дыхании. Однако при всех запоминающихся характерах и актерской удали заставляет постичь «синдром Тартюфа» как явление общечеловеческое, вне времени и пространства, прекрасный дуэт Виктора Низового (Оргон) и Глеба Подгородинского в заглавной роли. В его гадком самозванце перемешаны настоящая страсть и надменная невозмутимость, гнев и смирение, несокрушимая сила, способная покорить окружающих, и нежная слабость, он — исчадие ада и обаятельный паинька. Многоликая природа этого мимикрирующего хамелеона подается актером иронично, с лицедейским куражом.

Сцена соблазнения Тартюфа (Эльмира назначает ему свидание, свидетелем которого должен стать ее муж) — одна из лучших. Проходимец словно чувствует подстроенную ловушку и скорое разоблачение, но долгая безнаказанность подсказывает, что отчаянная Эльмира, решившаяся на розыгрыш, и Оргон, без пяти минут рогоносец, — не смогут стать ему достойными соперниками. Он как всегда выйдет сухим из воды, применив привычное покаяние и прикинувшись обиженным. Леонова и Подгородинский показывают высокий класс актерской игры, виртуозно «управляя» своими порывами. Отвращение и влечение, боязнь и страсть. А под столом, спрятавшись за край скатерти, тугодум Оргон, не желающий верить, что обольстителем жены становится собственноручно созданный «идол». Выразительное лицо Оргона-Низового передает гамму переживаний, описанию неподвластных. Прозрение приходит поздно — он уже подписал завещание, назначив владельцем всего нажитого гнусного мошенника. Низовой играет наивного трогательного простака, добровольно ослепшего безумца, с подобострастием и на разный лад вопрошающего: «Как Тартюф?» Этой затуманенностью рассудка он и страшен.

В финале порок наказан, справедливость торжествует. Король во всем разобрался: Тартюфу грозит кара, Оргону даровано возвращение доверия и всех материальных благ, а с чувством вины он справится самостоятельно. Хвалу благородной власти возносит туповатый судебный пристав господин Лояль (Станислав Сошников), и зал взрывается смехом. Вера в победу добра оказалась нужна современной публике. Как и ясный спектакль, зрелищный и красивый, умеющий просто говорить о сложном. Выходишь в отличном настроении. Разве этого мало?

Елена ФЕДОРЕНКО, «Культура», 27 июня 2018 года

Пьеса Мольера, сыгранная в Малом театре, не утратила актуальности по сей день

В Малом театре состоялась премьера комедии Мольера «Тартюф». Последний раз «Тартюфа» в Малом ставили в 1884 году с Александром Ленским и Гликерией Федотовой в главных ролях. Станиславский назвал тогда Ленского лучшим из виденных им когда-либо Тартюфов. На этот раз режиссер-постановщик Владимир Драгунов решил взяться за Мольера с молодым составом труппы.

В старейшем театре столицы, где всё меряется десятилетиями и сопоставляется с историческими лекалами, поставить спектакль на новое поколение актеров — большая смелость. В афише значатся Виктор Низовой (Оргон), Татьяна Лебедева (госпожа Пернель), Ирина Леонова (Эльмира), Василий Зотов (Клеант), Инна Иванова (Дорина). В роли Тартюфа — любимец зрителей Глеб Подгородинский. Новое поколение кумиров Малого театра уже имеет свою армию поклонников. О билетах на премьерные спектакли надо позаботиться заранее.

Зрители, пришедшие в филиал на Большой Ордынке, были уверены, что увидят бережное обращение с классикой — и не ошиблись. Действие спектакля происходит в Париже, в доме вельможи Оргона. На службе в храме он приветил набожного Тартюфа. Пригласил святошу в дом и жестоко поплатился за свою доверчивость…
Глеб Подгородинский с первого же появления на сцене старается вызвать у зрителей если не сострадание, то хотя бы сочувствие к своему персонажу. В рваной хламиде, с бичом в руке, демонстрирует истерзанное тело. И если бы не слуга, носящий за ним цивильную одежду, можно было бы поверить в самоистязание Тартюфа.

Открыть глаза семейству решается служанка Оргона Дорина. Только она может резко и прямо говорить с хозяином. Инна Иванова играет служанку не столько бойкой, сколько экспрессивной. В ней много желания вывести мошенника на чистую воду, ее не пугает гнев Оргона. Эта девушка идет по жизни с девизом «не могу молчать».

Справиться с лжецом своими методами предлагает Эльмира. Ирина Леонова хотя и играет соблазнительницу поневоле, провоцируя Тартюфа на откровенные признания, делает это деликатно, в традициях Малого театра. Виктор Низовой — актер с большой палитрой эмоций. Слепец Оргон, попавший в секту Тартюфа, растворился в ней и поглупел. Дочь Мариану (Дарья Новосельцева) выдает за афериста, сына Дамиса (Максим Хрусталев) выгоняет из дома.

Народный художник России Станислав Бенедиктов воссоздал на сцене роскошные интерьеры. Стены дома Оргона украшают гобелены с изображением сцен из жизни французских вельмож. Окна и двери всё время нараспашку, а за портьерами скрываются любопытные слуги. Длинный стол, за которым некогда собиралась дружная семья, становится сценой для блистательного лжеца.

Художница по костюмам Валентина Комолова придумала множество интересных нарядов — от малиновых бархатных ливрей слуг до изящных нарядов героинь. Настроение, подходящее эпохе, создается музыкой Григория Гоберника. Оценить постановку пьесы, не утратившей актуальности за 350 лет, можно в филиале Малого театра на Большой Ордынке.

Зоя Игумнова, "Известия", 30 мая 2018 года

В филиале Малого театра на Большой Ордынке состоялась премьера комедии Мольера «Тартюф» в постановке Владимира Драгунова. Сценография Станислава Бенедиктова. Композитор – Григорий Гоберник.

И ведь не даром в обширном наследии господина де Мольера «Тартюф» занимает чуть ли не главенствующее место. Не знаю, как там в «европах», а на российских подмостках эта пьеса одна из самых популярных. Уж больно узнаваемый образ этот самый «святоша» по имени Тартюф. В какие одежды не ряди – наглую сущность изощренного пройдохи не укроешь. В Малом театре не стали искать легких путей, представляя Тартюфа в современном обличье. Сценография и костюмы приближены к временам Людовика ХIV: роскошная архитектура и гобелены вовсе не мешают воспринимать происходящее как событие сегодняшнего дня. Антиклерикальная направленность комедии Мольера нынче очень даже ко двору. Хотя, казалось бы, где Франция далекого века и где мы…

Давно в театре не приходилось видеть и слышать такого живого восприятия публикой старинной пьесы. Впрочем, в этом театре какой-то особый зритель, всегда готовый быть соучастником происходящего на сцене. Особенно, если артисты играют Островского, Мольера, Гоголя, Грибоедова. Их гениальные пьесы настолько хороши, что не требуют изощренных режиссерских решений, лишь бы артисты соответствовали. В «Тартюфе» соответствуют, поэтому яркий динамичный спектакль без занудства смотрится на одном дыхании.

Заглавного героя играет Глеб Подгородинский, кажется, самой природой созданный для этой роли. Первое появление на сцене, и вся его подлая сущность налицо. Притворяясь святошей, он творит самые паскудные дела: обманывает, предает, ворует, не скрывает похотливого бесстыдства. Только вот то ли такой уж наивный, то ли просто дурак, господин Оргон (Виктор Низовой) и его мамаша госпожа Пернель (Татьяна Лебедева) упорствуют, обожая этого самовлюбленного и наглого прохвоста. Наглядная картина нравов! Вот Дорина, хоть всего-навсего горничная, а быстро разобралась что к чему. Инна Иванова прекрасно играет эту роль, создавая образ умной и преданной прислуги. Тоже, знаете ли, не всегда так случается и сегодня…

Хозяйка дома Эльмира Ирины Леоновой сумела не подпасть под влияние Тартюфа, отважно «бросаясь на амбразуру» ради спокойствия и благополучия семьи. Тут что ни образ, то история на все времена. Очень интересно.

Ирина ШВЕДОВА, "Московская правда", 12 мая 2018 года

В Доме Островского – Малом академическом театре – Жан Батист Мольер не просто желанный гость, он уже давно здесь свой. Его комедии, наполненные радостью бытия, мощным драйвом и верой в победу добра, не раз совершали чудесные превращения с артистами, делали их счастливыми, а творчество светлым и позитивным.

Вот и на премьере "Тартюфа" в филиале Малого театра на Ордынке переполненный зал заражался силой чувств действующих лиц, искрометным юмором и смелыми находками. Ни модного гламура, ни дешевой пошлости в спектакле В.Н. Драгунова не было. А было легкое дыхание артистов, остроумное лицедейство, мощная энергетика и виртуозная пластика. В очередной раз мне пришлось убедиться в том, что русский театр Дель–Арте, взятый от французов и итальянцев держится на скрепах ансамблевости, и если это есть в спектакле, то все пазлы сходятся, так как истинное партнерство ничем не заменишь, ни инсталляциями, ни перформансами. Более того, сценография С.Б. Бенедиктова помогала исполнителям в бесконечном кружении по анфиладам комнат, где из окон можно выпрыгивать и впрыгивать обратно, двери-вертушки захлопываются перед носом самых любопытных, а у стен есть уши, и все тайное становится явным. Но это ничуть не смущает заговорщиков, готовых придумывать что-то экстравагантное и "пудрить мозги" недругам. А если конкретно - изворотливому словно уж Тартюфу, играющему на святости и покаянии.

Известную комедию Мольера "Тартюф" невозможно реализовать без актера, способного прожить роль искусного приспособленца и сладострастного соблазнителя, изображающего из себя праведника и бескорыстного служителя церкви, неукоснительно следующего заветам святого писания. Вместе с тем исполнителю этого образа Г.В. Подгородинскому пришлось искать что-то свое, то рациональное зерно, которое поможет прорасти скрытому злу и презрению к "мелкотравчатым" людишкам, не способным мыслить масштабно. Для такой сверхзадачи все средства хороши, любая маска может пригодиться, главное убедительно играть. И Тартюф Подгородинского лицедействует откровенно, нагло, появляясь на публике со следами шрамов на обнаженной спине, оставленных после самоистязаний ради умерщвления плоти. Оказывается духовность можно приобрести и физическими средствами, недаром за "праведником" по пятам следует личный секретарь, записывая все его изречения для потомков. Тем не менее Тартюфа влечет красота Эльмиры, жены хозяина дома в исполнении И.Ю. Леоновой. По собственному опыту он знает, - женщины любят ушами, поэтому, оставшись с ней наедине, окутывает ее сладостным елеем, убеждая в том, что, как мужчина не может устоять перед прекрасной нимфой. Кажется, еще чуть-чуть и Эльмира покориться гипнотическому сеансу сердцееда… Но ее гордость уязвлена, и она хочет отыграться, придумывая смелый эксперимент, связанный с разоблачением святоши в присутствии мужа.

Пока же, вернувшийся после двухдневного отъезда Оргон не может успокоиться по поводу оставленного им Тартюфа и устраивает допрос горничной Дорине в креативном исполнении И.В. Ивановой - не обижали ли тут без него посланного ему Богом брата… Но бойкая, острая на язычок служанка не думает оправдываться и сражу же переходит в наступление, обвиняя хозяина в чрезмерной заботе о здоровье приблудного Тартюфа, который ведет себя будто мессия, посланный всевышним укреплять дух домочадцев и не перечить ему.

Надо отметить, что и в этой комедии, как и во всех других Мольер отдает должное слугам, в частности проворной и сообразительной Дорине, возглавляющей коалицию против лживого пророка и призывающей дочь Оргона Мариану (актриса Д.С. Новосельцева) и ее возлюбленного Валера (актер А. М. Наумов) не сдаваться, "держать хвост пистолетом", несмотря на новую кандидатуру жениха в лице Тартюфа.

Главная интрига заключается в том, что практичный Тартюф покорил дубоватого Оргона, открывшего ему глаза на мир, представленный из навозной кучи. Даже когда хозяину рассказывают, будто новоиспеченный оракул пытался соблазнить его жену, - в пустой голове Оргона это не укладывается. Ведь разоблаченный Тартюф все вину берет на себя, горько кается в недостойном поведении, "посыпает голову пеплом", готовый понести заслуженное наказание и навсегда исчезнуть из гостеприимного дома. Бесхитростный и прямолинейный Оргон настолько поражен такой неслыханной откровенностью и самобичеванием, что в его голове все путается и его начинает трясти, как в лихорадке. Не помня себя, он хватает за ноги поверженного грешника, валит его на пол, и они, крепко сцепившись, катаются по паркету гостиной не в силах разъединиться. Эта фарсовая сцена, решенная режиссером в ключе буффонады, вызывает в зале бурю восторга и гром аплодисментов.

И опять в который раз хитроумный Тартюф "выходит сухим из воды", поскольку расставленные им сети способны затянуть кого угодно, и жертва не посмеет пикнуть. Вместе с тем самонадеянный Тартюф не учел практичной смекалки жены Оргона, уговорившей мужа стать живым свидетелем подстроенного ею свидания с Тартюфом. Можете вообразить, что с ним творится, когда он, сидя под столом, слышит, страстные речи святоши, собирающегося наставить ему рога. Тут инстинкт собственника срабатывает на все сто процентов, и обманщик посрамлен, прощения ему не будет. Но как спасти имение, доставшееся Тартюфу по завещанию прежде влюбленного в него Оргона? Финал пьесы настолько сказочный, что в него невозможно поверить: благородный король спасает от разорения семейство Оргона и отправляет мошенника в тюрьму. Наверное, только в комедиях так бывает, когда справедливость торжествует над злом, но в это очень хочется верить.

Любовь Лебедина, "Деловая Трибуна", 11 мая 2018 года