18 июня отмечает день рождения художественный руководитель Малого театра народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин. От души поздравляем Юрия Мефодьевича и желаем ему крепкого здоровья, хорошего настроения и, конечно, еще много лет оставаться флагманом Малого театра, его силой и опорой!

Сегодня мы предлагаем вам посмотреть два спектакля, в которых Юрий Мефодьевич исполнял главные роли: "Царь Федор Иоаннович" А.К.Толстого и "Филумена Мартурано" Э. Де Филиппо.

Завтра, 18 июня, у народного артиста СССР, Героя Труда России, полного кавалера ордена «За заслуги перед Отечеством» Юрия Соломина день рождения. Ему без одного дня 87, но как же трудно встроиться в его деловой график — даже театральному обозревателю «Труда», с которым у Юрия Мефодьевича давние добрые отношения! Выпуск премьер, репетиции уже идущих спектаклей, вводы новых исполнителей, подготовка к гастролям — Соломин держит руку на пульсе Малого театра ежесекундно, служа его художественным руководителем с 1988 года.

— Юрий Мефодьевич, почему принято говорить: «Я служу в театре», а не «работаю»?

— Потому что это понятие того же рода, что служба Отечеству. Наши старые мастера служили Дому Островского всем телом и душой, передавая накопленный опыт следующему поколению. Когда я пришел в Малый после окончания Щепкинского училища, то застал в нем Елену Николаевну Гоголеву, Веру Николаевну Пашенную, Татьяну Петровну Панкову, Николая Афанасьевича Светловидова. Уж не говорю о Борисе Андреевиче Бабочкине, Михаиле Ивановиче Цареве, Михаиле Ивановиче Жарове — это была самая мощная труппа в Москве. В таком театре нельзя просто работать.

— Сейчас вновь много говорят об идеологии, хотя некоторое время само понятие это считалось отжившим. А что думаете вы на этот счет?

— Если под идеологией понимать творческую политику, то как же без нее? Это одна из главных скреп в деятельности любого творческого коллектива. Если речь о Малом театре, то у нас весь репертуар, считайте, идеологический, поскольку в основе его — классическая литература, нацеленная на сохранение и процветание русского языка, русского духа, самой России.

Вспоминаю свои отроческие годы в Чите, пришедшиеся на Великую Отечественную войну. Тогда никому в голову не могло прийти издеваться над русской литературой так, как это делают сейчас некоторые наши «продвинутые» театры, не только переписывая содержание пьес, но и заменяя их идейный смысл режиссерскими кунштюками.

— В следующем году мы будем отмечать 200-летний юбилей Александра Островского. Так хочется, чтобы к этой дате прибыло спектаклей по-настоящему глубоких, добрых, красивых — и современных.

— Постоянно твержу об этом нашему директору Тамаре Анатольевне Михайловой. И слышу в ответ: «Вы бы хоть посчитали, сколько пьес Островского идет в нашем репертуаре». Считаю — получается 15. Делать нечего, будем играть на Большой сцене и в филиале на Ордынке 15 спектаклей подряд, включив их в программу национального театрального фестиваля имени Александра Островского. Напоминая тем самым миру, в том числе не слишком дружественной к нам его части, что у русского психологического театра есть будущее.

Помните старую шутку насчет «не дождетесь»? Так вот, кроме шуток: у нас Юрий Иванович Каюров в 95 лет, Лилия Витальевна Юдина в 93 года, Ольга Александровна Чуваева в 92 года играют так, что у молодых от восхищения глаза загораются. А сами эти молодые! Сходите хотя бы на «Последний срок» Валентина Распутина, выросший из дипломного спектакля моей жены Ольги Николаевны. К сожалению, ее уже нет, и я не могу сказать, что время лечит душевные раны. Но ничей труд не пропадает бесследно, традиция живет, и это помогает выстоять.

— Ваши бы слова о ценности традиций да в уши нашим теперешним начальникам от культуры, вдруг принявшимся без разбору сливать московские театры...

— Если бы у меня был случай поговорить с главой департамента культуры Москвы Александром Кибовским, я бы ему посоветовал пройти ликбез по истории столичных коллективов. Тогда, возможно, он что-то изменил бы в своих решениях насчет объединения театров с абсолютно разной эстетикой, вроде студенческого «Моста», недавно обратившегося ко мне за помощью, и академического Театра имени Моссовета. А как можно было сгонять под одну крышу театры «Сфера» и «Эрмитаж»? Кстати, господину Кибовскому не мешало бы знать, что в театре «Сфера» почти вся труппа состоит из выпускников Щепкинского училища, поскольку худрук театра Александр Коршунов, сын прославленных Екатерины Еланской и Виктора Коршунова, преподает в этом учебном заведении. Так что если Александру Викторовичу, много игравшему и ставившему у нас, придется совсем невмоготу, буду рад вновь видеть его в стенах Малого.

— Александр Коршунов пытался вразумить сотрудников департамента культуры, но ему категорично ответили: как мы решили, так и будет.

— Как это решили?! А театральная общественность, а Союз театральных деятелей, с которым даже не посоветовались: Уж сколько раз твердили миру: культурой должны заниматься профессионалы, иначе беда. Что, на мой взгляд, уже происходит с кинопродукцией на федеральных телеканалах. Есть там сегодня фильмы уровня «Семнадцати мгновений весны» или «Адъютанта его превосходительства»? Если посмотреть навскидку пару-тройку теперешних сериалов, такое впечатление, будто сценарии пишет одна бригада поденщиков, «заселяющих» страну исключительно мошенниками и убийцами, в крайнем случае — полицейскими, которые мало чем отличаются от паханов.

Недавно мне предложили кинопроект с местом действия в Забайкалье, видно, посчитав, что раз я выходец из тех мест, то соглашусь не глядя. Как бы не так! Материал оказался настолько примитивным, что мне показалось кощунственным вновь сниматься с ним в местах, где когда-то великий Акира Куросава снимал своего «Дерсу Узала», получившего «Оскар». Сила той ленты была такова, что, приезжая в Японию, я чувствовал себя чуть ли не национальным героем, где сыгранного мной Владимира Арсеньева знали и любили все.

— А сегодня вас могут в эту самую Японию вовсе не пустить.

— Что значит — не пустить? Будь моя воля, я бы дал свободу перемещения всем, кто того хочет. Не нравится вам сейчас в России, попавшей под санкции? Езжайте куда глаза глядят. Правда, для людей, в которых живет родственное чувство к стране, давшей им жизнь, профессию, карьеру, это невероятно трудный, невозможный шаг. Впрочем, решать судьбу других не берусь, но полагаю, с моими учениками — Людмилой Поляковой, Людмилой Титовой, Василием Бочкаревым — ничего подобного бы не приключилось. Они прикипели к Малому театру на всю жизнь.

Это к вопросу о служении и просто работе...

Любовь Лебедина, "Труд", 17 июня 2022 года

https://www.trud.ru/article/17-06-2022/1417223_pro...

В Малом театре жизнь крутится вокруг бессменного худрука – Юрия Соломина. Юрий Мефодьевич ещё не обедал, строго предупреждают меня, помните, что он не обедал. Потом будет врач, помните про врача. Юрий Мефодьевич очень вежливый, он будет с вами говорить столько, сколько нужно, поэтому, пожалуйста, контролируйте время.

«А он тут, в театре, обедает?» – уточняю я. – «Он тут, в театре, живёт».

Соломин только что вернулся с Малой сцены на Ордынке – вёл генеральную репетицию. Потом к нему заходит директор с кем-то ещё – смотрят какие-то бумаги. Я подглядываю в оставшуюся приоткрытой дверь – старенький, красивый, – и немного трепещу.

Юрий Мефодьевич встречает нас в костюме. И меховых чунях, похожих на домашние. «Вы просто говорите помедленнее», – командует он мне. Впрочем, мне почти не приходится говорить, я плыву в потоке воспоминаний, смеюсь, когда он начинает играть для меня свою жизнь – как на сцене, и два раза чуть не плачу.

«Может быть, потому, что я уже старый»

– Чита была очень хорошим городом: тихим, спокойным, машин было мало. Асфальт был. Была Калининская улица асфальтированной (это сейчас Амурская, но для меня осталась Калининской). Многие другие центральные улицы были заасфальтированы, улица, где центральная площадь, мы жили там.

Ещё в Чите был очень красивый парк ОДОСА – всегда приезжали летом артисты, гастролировали. Дай бог здоровья тем, которые ещё остались живы. Я считаю, что они мне очень много помогли. Великие артисты: Шуров и Рыкунин. Они показывали настоящую эстраду.

Не то, что сейчас горлопанят по телевидению – в масках. Я не понимаю, зачем эта маска, когда уже ежу ясно, есть ли у тебя слух, и понимаешь ли ты что-то. А кого разыгрывают, не понимаю. Может быть, потому что я уже старый.

На той же улице Калинина было красивое здание напротив кинотеатра «Забайкалец» (сейчас там какое-то министерство находится). Это был клуб Забайкальской железной дороги, и отец там был хормейстером, он организовал хор. Хор пользовался большим успехом, и они даже привозили его году в 49-м в Большой театр на фестиваль. Я ещё в школе учился тогда.

Отец играл на всех струнных инструментах, и он откуда-то из деревни выбрал семейских колхозников и сделал из них ансамбль. Кто на гитаре играл, кто на скрипочке, кто на балалайке, а он играл на всех струнных инструментах.

С мамой они сначала поступали в консерваторию в Ленинграде, и их приняли. Она училась вокалу, у неё голос был хороший, меццо-сопрано, очень низкий, а отец – на дирижёрском факультете. Они проучились там полгода, и мама заболела. А у неё две старшие сестры умерли от какой-то болезни, когда они ещё в Омске жили, все здорово напугались. А она выжила. Но потеряла голос, связки. Поэтому, проучившись полгода, они уехали, потому что ей сказали, что надо лечиться. Отец сразу бросил учиться и с ней переехал в Читу. И вот, они так прожили там всю жизнь.

«Юрка, достань Витальку!»

Мама потом работала в Доме пионеров, занималась хором. Дома часто отбирала репертуар. А отец работал на нескольких предприятиях. Он приходил, сваливался, а мама: «Мефодий, послушай, я подобрала для дома пионеров материал». Он говорил: «Давай-давай». И она садилась за рояль, играла.

Если это было лето, она открывала окно (мы на первом этаже жили). Собиралась вся наша деревня, там два дома у нас было: «Иди, иди, Зинка играет и поёт!».

Когда она увлекалась, её отпускали бытовые заботы, она так красиво пела! А отец, уставший, засыпал. Она его тормошит: «Мефодий, это подходит?». Он сквозь сон: «Подходит, подходит!» (изображает полусонного отца, смеётся).

Репертуар был хороший: «У дороги чибис, у дороги чибис, он молчит, волнуется, чудак» (поёт). Они чуть ли не подпевали все, а потом аплодировали.

Сейчас смешно, конечно, и мы смеялись, но она получала аплодисменты с улицы из окна. Я сейчас очень дорожу ими.

— Это где было?

– Этого дома уже нет. На этом месте построили пятиэтажку, и мама с отцом получили в ней квартиру, на Ленинградской, Виталька там вырос с ними.

– Почему вы оба, несмотря на обилие музыки вокруг, поступали в театральное, а не музыкальное училище?

– Я не любил. Мама меня заставляла. Я ноты все знаю, я знаю музыку прекрасно, у меня хорошая память, но… И Виталька тоже сбежал. Он же моложе был меня на 6 лет. А мне уже было 18, я учился в десятом классе. Мама мне кричит: «Юрка-Юрка, иди достань Витальку, он не хочет заниматься». Я говорю: «А где он?» – «Под роялем!».

Это комедия, если сделать, такая комедия! И я лез, брал палку и лез. Виталька кричит: «Не хочу, не хочу-у-у». Потом она и от него отстала, потому что Виталька занимался спортом очень хорошо.

«Соломин, вот давай выучи»

– Какое ваше первое детское воспоминание?

– Самым первым я вспоминаю сразу школу. Я учился в пятой школе, она была мужская. Виталька в четвёртой учился. Четвёртая сначала была женская школа. Пятая находилась там же, где и сейчас находится (на Профсоюзной, выше Петровской – авт.), во дворе.

А с первого класса я начал учиться в школе, которая была прямо рядышком с железнодорожным вокзалом. Это была деревянная одноэтажная школа, там был садик. Нет её уже, снесли.

Но уже в третьем-четвёртом классах учился в пятой, где был эвакогоспиталь. В этом госпитале я даже выступал когда-то перед ранеными, когда учился не то в первом, не то во втором классе.

У нас была учительница Наталья Павловна Большакова. Видите, помню! Она столько хорошего сделала для всех. И для меня тоже. Это моя первая учительница.

А потом была химичка, Елизавета Ивановна. Она же завуч школы, она же классный руководитель, такая очень жёсткая женщина. У меня тоже очень много воспоминаний о ней.

Была учительница литературы. Она маленькая такая, часто ходила в пришкольном парке. И когда проходили поэтов, она всегда говорила: «Соломин, вот давай выучи». Я говорю: «А что?» – «Что захочешь». И потом, когда был русский язык или литература, она спрашивает: «Ну как?».

И вот так шло, шло, и всегда я читал то, что мы проходили. И Пушкина, и Лермонтова, и современных авторов, и так далее. А потом, один раз, это был, наверное уже класс восьмой, и мы проходили Толстого – «Война и мир», «Воскресенье». И мне сказала: «Ну, Юра, давай тоже выбери, что хочешь».

Ну, я ухватился за монолог Андрея Болконского, его монолог, когда он раненый лежит. «Небо Аустерлица». Но я его не выучил. Это такой философский, глубокий текст… Это теперь я знаю, что такое глубина для актёра, а тогда я был сопляк, мне было каких-нибудь 14 лет. Я читал, читал… И когда она меня вызвала, сказал: «Я не знаю, почему, я не выучил». Ну, она не стала глубоко копаться, почему я не выучил – она поняла. Вообще были хорошие люди педагоги.

– А одноклассники?

– Я сидел на второй парте у двери с другом Владькой Селивановым. Он был очень хороший художник у нас в Чите, и он рисовал на каких-то бумажках кадры, кадры. А я уже их прочитывал. И вот мы устраивали такое… И нам доставалось от педагогов, что мы не слушаем. Но вот таким образом я стал артистом, а он – художником.

Он был в Союзе художников у нас. Потом я как-то приезжал после училища, ещё просил Владьку, чтобы он следил за могилой отца, и вот он её подкрашивал. Хороший парень.

– Часто приезжали после школы?

– Каждый год. После первого курса, после второго, после третьего курса училища. Ехал шесть суток на поезде. Всё было очень сложно, денег было не так много, отец болел очень сильно, он уже лежал, когда я заканчивал.

К тому времени и Виталий тоже стал поступать в училище. Хотя он человек очень спортивный был, занимался спортом: боксом, коньками, хоккеем, но проявился он вот так.

Елизавета Ивановна

– А почему вы в Москву уехали поступать?

– А куда ещё? Я увидел фильм «Малый театр и его мастера» в 49-м году. И меня потрясли и театр, и артисты, и театральное училище имени Щепкина. А больше я не знал, куда.

…Тут надо опять про химичку рассказать. По физике и химии я не был специалистом. По литературе, истории – да, а это нет. И вот, она такая была… Вся такая из себя… Подойдёт к окну на четвёртом этаже, смотрит туда… «Соломин, к доске». Я туда иду, Юрка Князькин, Володька Попов (они потом учились в МАИ, инженерами стали) подсказывают, руками машут… Я чего-то пишу, весь в мелу… Она не глядя, поворачивается: «Ну, ладно, хватит».

Шла к столу, брала ручку, открывала журнал и так же, не глядя на меня: «Тебе тройки хватит?» Я: «Хватит, хватит!». Вот это я ни-ко-гда не забуду.

Когда я получил диплом об окончании школы, свернул его в трубочку и пошёл на почту. И вдруг навстречу мне Елизавета Ивановна. «Ты куда?» – «На почту». – «А что ты посылаешь?» – «Диплом, в Москву, Театральное училище имени Щепкина, Малый театр». А у меня вот здесь, сейчас не видно, был огромнейший жировик, такой красно-синего цвета. И она смотрит на меня и говорит: «С такой рожей?».

И берёт меня за руку и ведёт… Там, напротив почтамта, с другой стороны штаба округа, был какой-то госпиталь. А муж у неё был главный хирург госпиталя. И она меня за руку ведёт через площадь. Заходит, её все знают, меня тоже пропустили с ней. Она ребятам говорит: «Позовите мне мужа, пусть побольше хирургов возьмёт».

И вот я с этой рожей. Мне говорят: «Ложись». Я лёг на операционный стол, и вот её муж и несколько хирургов вырезали мне. Она им говорит: «Сделайте так шрам, чтобы не было видно потом, когда он в кино будет сниматься». Откуда она знала?…

– Чувствовала.

– Вот я сейчас говорю, и у меня комок в горле…

Прошли годы, наверное, был уже 65-й. Мы приехали на гастроли в Одессу и играли там «Ревизора», где я играл Хлестакова. А ставил спектакль Ильинский, который сам когда-то играл Хлестакова. Весь состав там был грандиозный: Владиславский, Бабочкин. И Весник играл Городничего, а я Хлестакова. Играли в оперном театре.

Сыграли, успех, успех, успех! Ну, там выпили, конечно, посидели долго. Я утром просыпаюсь – кто-то рано звонит, девять часов. А это было недалеко от пляжа. Я даже подумал мельком, когда проснулся, что надо пойти покупаться в Чёрном море. Лето, июнь…

В трубке женский голос:

Юрий Мефодьевич, это вы?

Я… А вы кто?…

А я Елизавета Ивановна.

– И вы с ней встретились в Одессе?

– Конечно. С ней и её мужем. Уже 4 года прошло, как я стал артистом и ещё 5 лет, как я работал в театре, когда его назначили главным врачом госпиталя пограничников. Потом я был у них дома.

«Витальку зарезали!»

– Это вы повлияли на брата, что он вместо спорта поступил за вами в Щепкинское?

– Не знаю. Но случилась такая неприятность, сейчас расскажу… Это был 60-й год, я уже преподавал. Виктор Коршунов, заслуженный артист, тогда тоже молодой, как художественный руководитель получил курс, и в числе ещё трёх педагогов пригласил меня быть педагогом на этом курсе. Я горжусь своими первыми учениками. Всем известный Вася Бочкарёв, Люда Полякова – мои первые ученики. И они это помнят, приходят. У меня много учеников, которые уже стали и народными, и известными, и неизвестными, но хорошими. Кто-то даже стал работать в Думе, а кто-то пошёл выше по дипломатической линии.

А Виталий закончил школу в это время и стал тоже поступать.

В Читу поехал педагог из училища (не буду называть его фамилию, потому что это был очень плохой человек, и я не хочу его популяризировать, но об этом все знают). Он был в Иркутске, Улан-Удэ, Чите и отбирал студентов, которых он бы рекомендовал к поступлению. Он знал, что я уже педагог и что я играю центральные роли, и знал, что Виталий – мой брат, но он его зарезал на первом же показе, сказал: «Нет, вам поступать не надо». И вычеркнул его из списка.

Мама звонит, плачет: «Витальку зарезали, там ваш из Москвы приехал».

Я говорю: «Так». А мы были с женой, она говорит: «Пусть приезжает к нам». Я говорю маме: «Деньги есть у тебя? Если нет – я кое-что вышлю». У меня тоже не было тогда много денег. Я 3 года только работал.

А я жил в театральном общежитии на Станиславского, в пятиэтажном доме, где музей Станиславского, дом-квартира. Малый театр получил несколько квартир, и одну из комнат в четырёхкомнатной квартире выделили нам троим – Виктору Борцову, моему сокурснику, Виталию Коняеву, который уже снимался в это время, и мне.

Короче говоря, секретарь партийной организации, она знала, что я уже женат, и знала Ольгу, мы вместе учились (Ольга работала в Театре юного зрителя), и нам дали место в этой комнате временно.

Виталька прилетел, мы привели его к себе. Они потом дружили очень, Ольга с Виталькой. Как раз это было лето, мы были в отпуску, театр, и никого не было из ребят, а мы жили. Накормили, и я говорю: «Давай репертуар». А я уже начал преподавать. Четыре часа я его мучил, и он рухнул – нервы. Ольга пришла: «Что случилось?». Я говорю: «Дай пожрать» (смеётся). Подняли его.

А на следующий день был последний конкурс в училище в 11 часов.

Я взял все его документы и пошёл пораньше, ещё к девяти часам. Поступающих было сотни, конкурс большой был в течение нескольких дней – тут вот вся площадь была в людях. И, поскольку меня уже знали, что я учился там, работаю в Малом, уже преподавать начал, я нашим девчонкам говорю: «Подложите Пашенной». Она председатель комиссии была. И они положили в дополнительный список вторым или третьим.

Я его довёл, Витальку, до… Тут вот ЦУМ не был достроен (Соломин машет рукой в окно), было только старое здание. А народу там на Неглинной, где училище, сотни! Сотни поступающих! Не пускали во двор тех, кто идёт по конкурсу. Конкурс большой был несколько дней.

А потом был перерыв, а потом после перерыва они взяли ещё списочки, вот которые добавка. Вера Николаевна Пашенная была председателем комиссии, а набирал курс Анненков, народный артист, много снимался, и курс потом у него этот был очень хороший: там Мишка Кононов, Даль, Виталька, кто-то ещё четвёртый, их сразу в театр четверых забрали. Так вот, она берёт этот список: «А это кто такой?» – «А это Виталий Соломин». Он входит.

Она держит список, спрашивает:

Здравствуй. Ты откуда?

Я из Читы.

А кто тебе Юрий?

Это мой старший брат.

Она что-то передала Анненкову и что-то на ухо ему сказала. А у Витальки были данные очень хорошие и почти мой репертуар, классический: басни, монологи, проза, отрывки из Островского. Он что-то прочитал, и она Анненкову на ухо шепнула, что надо брать. Так и взяли его. И потом он в четвёрке будущих ведущих киноактёров… Потом работал в театре очень много.

Я поступил, наверное, подло, но так меня возмутил этот Володька, который зарезал Витальку в Чите.

– Вы считаете, что подло?

– Ну, потому что брата толкать как-то неудобно… Но жалко было.

«Во-о-о-лки, во-о-о-олки»

У меня тоже история была с Верой Николаевной. Она и меня спрашивала, откуда я. Я сказал, что из Читы. И она говорит комиссии: «Ох, там столько лагерей». А я ей говорю: «Нет, Вера Николаевна, у нас только два: Дарасун и Кука». Она упала от хохота.

Олег ФёдоровФото: Олег Фёдоров

– А вы были в них?

– Да. Один раз был в «Куке» под Читой, и то меня отец увёз оттуда.

– Почему?

– Мне там не понравилось.

– И вы сбежали из лагеря?

– Нет, не успел, он меня увёз сам. Во-первых, мы были опоздавшие какие-то, и нас, человек 15, поселили в отдельный дом в лесу, потому что в самом лагере случилась вспышка какой-то болезни. Там хорошие кровати, нам приносили еду, но вокруг был лес и света не было.

И потом кто-то прибежал утром… А мы выходили все в туалет на улицу. Становились на террасе и дули. Все были мальчишки. Потом шли в комнаты, и кто-то сказал: «Ой, что я ночью видел… глаза какие-то… Волки!» И все: «Во-о-о-лки, во-о-о-олки», закричали. А волков там и правда было достаточно, что-то подъедали.

– Это какой год был?

– Сразу после войны, тяжело было. В общем, нас так и не хотели пускать в лагерь. Пионервожатые ушли в воскресенье на танцы, и как раз в этот день приехал отец. Я ему сказал: «Я убегу отсюда». И он меня тихонько забрал.

Пошёл, предупредил кого-то, не говорил, что плохо, а сказал, что просто надо домой. Мы с ним тогда ехали в Читу в вагоне военного эшелона, где везли коров, на мясо что ли. В этом вагоне, нас запхали туда. Отца знали, он, в общем, был фигурой известной.

«Ну, оставайся»

Я расскажу, как я поступил в училище. У моего отца был бесплатный железнодорожный билет, потому что он занимался художественной самодеятельностью.

Мы приехали. Я на отборочном туре читал Пушкина и других. Вере Николаевне понравилось, она меня пропустила дальше. А конкурс должен был быть на следующий день. Я когда прибежал к отцу к Большому театру, он ждал меня.

И на нём лица не было. «Что с тобой случилось?» Он говорит: «У меня украли обратные билеты, деньги на Ярославском вокзале, всё». Я ему: «Так у меня завтра конкурс…» – «Какой завтра конкурс, вот видишь, билеты на 22.50, мы уезжать должны сегодня». (А его на вокзале встретили знакомые из Читы, повели через дорогу в Министерство железных дорог и добились, чтобы позвонили в Читу и выписали новые билеты на сегодня).

«Ты, – говорит, – пойди поговори с ней, может быть, она сегодня у тебя примет…»

И вот я пошёл. Я даже не знаю, почему. Я никогда ничего не прошу ни у кого. А тут пошёл, ну, просто объяснить ситуацию с билетом.

И Вера Николаевна заседала как раз на отборочном туре, кого допустить к конкурсу. Меня секретарь спрашивает: «А вам кого?». Я говорю: «Да мне вот, Веру Николаевну. По личному вопросу». Когда мы потом с секретарём подружились, она сказала, что сразу тогда поняла: что-то случилось.

Я дождался окончания заседания комиссии, выходят режиссёры, педагоги, Вера Николаевна: «Кто меня спрашивал?» Я говорю: « Я, Вера Николаевна…» — «А ты чего?». Я говорю: «Да вот, билеты… Отца обокрали, всё украли». Она так на меня смотрела долго, а потом сказала: «Ну, оставайся».

(Соломин оборачивается и показывает на огромный в золочёной раме портрет Пашенной на стене за ним: «Это моя икона» – авт.)

«Огурица, морковька, помидори»

– Была в вашем детстве угроза войны с Китаем?

– Не было. Наоборот. После войны и во время войны в Чите, напротив Сухотино, был совхоз «Красный Китай»…

А жрать-то ведь хотелось тогда тоже. Хотя война и закончилась, но всё равно хотелось. А в совхозе огурцы, помидоры. Огурцы были самые близкие. И мы вчетвером переплывали через Ингоду, воровали огурцы и ползли… И в майку, и в майку, в майку! Однажды плыли обратно, кто-то, я не помню кто: «Я тону, я тону!». Я кричу: «Бросай огурцы-то из майки, дурак!». Вот тоже комедию снять можно.

И когда снимали «Даурию», я ездил на это место снова. Мне потом художник один из Читы прислал картину с этим местом. Как он это сделал? Точно это место, где мы купались. Так вот Ингода (показывает), а так — скалы. А там — «Красный Китай». Она у меня дома висит.

А так китайцев никто не боялся, они ходили, кричали: «Огурица, огурица, морковька, помидори». И все им кричали: «Ходи-ходи». Ходи, значит, сюда. Поэтому их звали «ходи». Так что вот с Китаем у нас были хорошие отношения.

Всем привет!

– Знаю, что вам с братом хотят присвоить звания Почётных граждан Читы.

– Да, мне и Витальке. Я не понимаю, как. Меня – я могу понять, а Витальку как? Его уже нет.

– Вы как думаете, почему только сейчас?

– Я не знаю. Может быть, под строительство нового драматического театра, под это дело…

Меня потряс наш читинский Дом офицеров. Там очень хороший директор (речь идёт о Сергее Жеребцове – авт.). Он взял к себе Читинский драмтеатр на время ремонта. Вот за это, первое, что я сделаю, когда приеду, я буду требовать, чтобы этот человек был заслуженным деятелем искусств.

Они такой провели вечер памяти Виталия, 80-летие! Прислали мне видео. Просто молодцы. А у нас на следующий день был вечер памяти назначен. И наши тоже делали, и студенты, и Виталины, и мои актёры. Наш более масштабный, но принцип был один. И я вечером смотрел Читу, а на завтра пришёл сюда. Было очень много народу, и в Чите, и здесь…

В общем, к нам относятся неплохо.

Выделенный мне час бессовестно заканчивается, и я прошу, уходя:

– Приезжайте, пожалуйста, к нам в Читу.

– Я бы приехал на открытие театра, пока хожу на ногах. Всем привет!

***

Откуда-то берётся палочка, Юрий Мефодьевич медленно выходит за нами и останавливается в дверях.

– Так, подождите, вы на сколько в Москве? На три дня? А смотреть что будете? Москву-у-у-у? (Видно, как наша отговорка для него глупа и ничтожна). Вот что, приходите лучше завтра на «Женитьбу», я сегодня на репетиции был, это такой спектакль будет!

Екатерина Шайтанова, Чита.ру, 18 апреля 2022

https://www.chita.ru/articles/174866/

Дорогие друзья!

Близится Новый год, в преддверии которого мы записали небольшое видеопоздравление нашего художественного руководителя народного артиста СССР Юрия Мефодьевича Соломина. С удовольствием делимся этим роликом с вами! С праздником!

Никто не хочет руководить театром: думают, лучше играть на сцене, уверен худрук Малого Юрий Соломин. По его мнению, многие молодые актеры испорчены телевидением, а для настоящего артиста работа — лучшее лекарство. Об этом народный артист СССР рассказал «Известиям» после премьеры спектакля «Ретро» по пьесе Александра Галина.

«Мы стали забывать о наших близких»

— Этот спектакль режиссер Василий Федоров поставил для ветеранов Малого театра. Почему сейчас?

— Мысль сделать такой спектакль появилась, как только я начал работать в театре. Когда же это произошло? О, уже полсотни лет прошло. Тогда в Малом театре еще играл мой любимый артист Иван Любезнов. Сейчас молодежь уже и не помнит, кто это такой. А мое поколение всегда уважительно относилось к «старикам». Я всё время говорю о своих учителях, которые были и моими партнерами: Вера Пашенная, Михаил Царев. Всем, что я имею на сегодняшний день, я обязан именно им. Вот и хочется мне, чтобы мои молодые коллеги тоже вспоминали, как выходили на сцену со своими старшими товарищами и учителями.

— Кого из опытных актеров хотели бы вернуть на сцену?

В спектакле еще три возрастные женские роли и два состава — всего шесть замечательных актрис. У каждой появилась возможность сыграть свой спектакль.

— Пьеса Александра Галина «Ретро» не утратила актуальности. Но почему она вас заинтересовала?

— Потому что мы стали забывать о наших близких. Мое поколение очень хорошо помнит, каково это — жить в больших семьях. Где рядом с тобой кроме родителей еще бабушки, дедушки, тетушки. Мы росли в любви и уважении к старшим. Они сделали из нас людей.

Вот я всё время кручусь в Малом театре. Воспитан не только родителями, но и этой театральной семьей. Я люблю театр, стараюсь передать эту любовь студентам.

— Вас еще и на студентов хватает?

— Конечно. Преподаю в Высшем театральном училище им. М.С. Щепкина. Среди педагогов у нас пять артистов Малого театра — народных, заслуженных. Все мои бывшие ученики.

— Вы когда-нибудь думали, что станете худруком Малого театра?

— Нет, даже помыслить не мог. Когда скончался Михаил Иванович Царев, театр уговаривал Владимира Андреева из Ермоловского театра возглавить Малый. Он с нами одной крови, можно сказать, родился здесь. Конечно, Володя согласился. Даже поставил несколько спектаклей. Я играл в одном из них.

А однажды ко мне пришли ребята и сказали: «Слушай, Володьку-то у нас забирают». Звоню ему: «Володь, что случилось? Тебя обидели здесь, что ли? Мы же к тебе относимся как к родному». А он: «Юра, ты понимаешь, я вам так благодарен за эти три года. Но мне позвонили коллеги из Ермоловского и попросили вернуться».

«Лучше играть на сцене, чем управлять театром»

— И тогда был кадровый голод? Найти худрука было проблемой?

— Да, никто не хочет руководить. Лучше играть на сцене, чем управлять театром. Так ведь проще. Меня стать руководителем тридцать лет назад попросил коллектив. И я решил, что справлюсь.

— А как вы отнеслись к тому, что действующий худрук Театра Ермоловой Олег Меньшиков простился с большой группой артистов?

— Справедливость — о ней не надо забывать. К людям нужно относиться, ставя себя на их место, потому что твое время тоже когда-то придет. Нельзя увольнять одних и тут же брать других. Вот у нас в Малом театре есть люди, которые прослужили 25, 35, а кто-то и более 50 лет. Как я с ними должен поступать? Выгнать на улицу? Куда идти артистам? В подметалы? А если они не могут, потому что здоровье не позволяет? А потом, я могу понять, что кто-то может не нравиться. Но зачем же сразу, не узнав, разделять людей на хороших и плохих. Артисту же, если есть роль, никакое лекарство не нужно. Работа лучше пилюль.

— Режиссеры, приходя в театр, хотят тут же поразить своей фантазией, удивить тем, чего зрители до этого не видели. Вас не раздражают некоторые вольности на сцене?

— Окончить институт и поставить всех вверх ногами, поменять название пьесы Островского «Волки и овцы» и назвать, например, на «Утро вечера мудренее» — зачем? Я застал время, когда [Игорь] Ильинский играл здесь Островского. Он всё играл по тексту, но на сцене была магия. Чтобы поразить зрителя, не нужно вольностей, достаточно быть большим запоминающимся актером. У нас идут спектакли, и всегда находятся зрители любящие, вновь и вновь выбирающие классику, и я рад этому.

— Не так давно в Когалыме открылся филиал Малого театра. Вам он необходим?

— Он необходим людям, которые живут и работают в Когалыме. Нефтяники ходили к нам в театр и однажды предложили: «А может, нам построить свой?» И построили. Предложили сделать там филиал. Город небольшой, 60–70 тыс. населения. Поэтому содержать там труппу нет смысла. Третий год каждый месяц, за исключением пандемии, мы выезжаем с двумя спектаклями — один для детей, второй для взрослых. С Когалымом у нас сложились очень хорошие дружеские отношения. Принимают наших артистов там всегда на высшем уровне.

— А мысли отправить в филиал молодежную труппу не возникало? Вот они бы там развивали бурную деятельность.

— Нет, зачем. Там есть руководитель филиала. Если привозить труппу, надо обеспечивать ее жильем. А это уже дополнительные расходы, причем немалые.

Малый — очень мобильный театр. Мы привозим в Когалым спектакли из репертуара театра. Туда едут на гастроли звезды Малого, любимые артисты, которых ждут. Молодежи пришлось бы начинать с нуля, а так она может показать себя в уже сложившихся постановках. Никто никогда не возражал и не отказывался ехать играть в филиале.

— Малый театр называют «заповедником». То есть только здесь можно найти классику, не изуродованную фантазией постановщика. Сюда водят школьников, которым лень читать книги, но познакомиться с учебной программой надо.

— Своих детей водят в театр люди в основном образованные, а не те, кто хочет компенсировать отсутствие книги в жизни ребенка.

Кстати, я всё хочу возобновить «Бесприданницу». Спектакль убрали из афиши года четыре назад, когда актриса ушла в декрет. За время простоя пришли в негодность декорации. Да и поток новых названий захлестнул труппу. Кто-то из молодых артистов, игравших в «Бесприданнице», за это время получил звание заслуженного. Но всё же мне хочется вернуть это произведение Островского в репертуар.

— Вы не раз упоминали, что вам важно, чтобы на сцене был хороший человек. А себя вы таковым считаете?

— Все пытаются быть хорошими, когда только начинают работать. Про меня пусть судят другие. Я могу говорить только о своих учителях.

Мне посчастливилось работать с великим Игорем Ильинским, народным артистом СССР, лауреатом трех Сталинских премий, трех орденов Ленина. В свой первый сезон в Малом театре он играл Хлестакова. Говорят, тогда на спектакль ломилась вся Москва. Поняв, что время ушло, возраст не соответствует герою, как хороший человек и артист он отказался от роли. Это очень достойный поступок.

А лет через 25 Игорь Владимирович поставил «Ревизора» и дал мне в своем спектакле роль Хлестакова, с которой сам когда-то дебютировал на этой сцене.

— А вы помните свой первый выход на сцену?

«Я бы всех распустил, мне никто не нужен»

— Конечно. Я был еще студентом. Роль моя заключалась в том, что я должен был вывезти на сцену на кресле Александру Яблочкину. До этого ее вывозил студент третьего курса, но он получил другую роль, и заменить его в спектакле выпало мне. Стоять, слушать и смотреть, как великие актеры играют, это ли ни счастье.

В первый раз всё волнительно и всё запоминается. Как загримировали, помню. Потому что, даже если ты занят в массовке, с простым лицом на освещенную сцену выходить нельзя. Надели костюм. Помню, как по радио меня впервые вызвал помощник режиссера. Я спустился в кабинет, захожу, а он берет меня за руку и говорит: «С тобой хочет познакомиться Александра Александровна Яблочкина». Я не ожидал. Она уже сидела в кресле. «А с какого вы курса?» — поинтересовалась она. «Со второго», — отвечаю. «А-а-а! Вера Николаевна Пашенная». Ей было интересно, откуда я родом, кто у меня преподает, хорошие ли педагоги в училище. А с третьим звонком она мне говорит: «Всё, давайте соберемся».

«Против Шекспира ничего не имею»

— Сейчас молодые артисты с таким же трепетом приходят в театр?

— Не все. Многие уже испорчены телевидением, где профессия часто нивелирована. До старой школы молодым еще далеко. И я говорю не только о Малом. Я как-то посмотрел работу в Вахтанговском театре Василия Семеновича Ланового. Это было потрясающе.

Мы с Васей общались. А начиналось всё с того, что он на сцене Кремлевского дворца каждый День Победы читал великую поэзию. Вася еще и вел этот концерт, а мы с Михаилом Ножкиным и еще несколькими артистами были у него на подхвате.

Недавно фотографию нашел. На ней из живых только мы с Мишкой. Грустно.

— Вы предложили учредить медаль Островского. Разве у нас нечем отмечать заслуги? Зачем еще одна медаль?

— Затем, что значки не остаются в памяти людей, а медали остаются. Мне кажется, что у нас очень много стариков, которые годами служили искусству, даже не столько в нашем театре, а по всей стране. И они всеми забыты.

Меня очень волнует провинция. Понимаете, если в столице еще кто-то может поднять шумиху вокруг нуждающегося артиста или помочь чем-то, то где-то в маленьких городах России сотни людей, которым за 80, коротают в безвестности и нужде остаток жизни. Не удивляйтесь, среди них, правда, есть и те, кто до сих пор работает. Но никогда в жизни они больше не получат правительственные награды. Да даже у нас в Москве. Вы знаете много актеров старшего поколения, которые играют? Вы уверены, что их заметят и отметят? Вот мне и хочется, чтобы правительство обратило на них внимание.

— А почему награда носит имя Островского?

— Ну не Шекспир же! Хотя я против Шекспира ничего не имею. Но потому Островский, что нет драматурга, сделавшего больше для русского театра, чем он. Не зря же памятник ему стоит перед Малым театром.

— Денежное вознаграждение должно прилагаться к этой медали?

— Ну, если вы поддержите эту идею, как работники прессы, было бы замечательно. Хотелось бы и финансово отблагодарить наших стариков, которые еще живы, не опоздать. Чтобы порадовались и осталась какая-то память о них следующему поколению. Если это случится и такая медаль появится, я буду гордиться, потому что об этом начал говорить первым.

— И вам, наверное, первому надо дать.

— Нет, мне ничего не надо, только чтобы стариков не забывали.

Справка «Известий»

Юрий Соломин окончил Высшее театральное училище им. М.С. Щепкина (курс Веры Пашенной), в 1957 году вошел в труппу Малого театра. В кинематографе дебютировал в 1960-м, сыграв главную роль в фильме «Бессонная ночь». Всесоюзную известность актеру принесла роль Павла Кольцова в телевизионном фильме «Адъютант его превосходительства». Снимался в картинах «Дерсу Узала», «Блокада», «Летучая мышь», «ТАСС уполномочен заявить…» и других. С 1988 года — художественный руководитель Малого театра. В 1990–1991 годах занимал должность министра культуры РСФСР. Народный артист СССР, полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством».

Зоя Игумнова, "Известия", 6 декабря 2021 года

https://iz.ru/1259808/zoia-igumnova/mnogie-uzhe-is...

Малый театр славится поддержанием классических традиций на сцене, а именно с этого и стоит начинать знакомство с волшебным миром искусства. И здесь, наряду с постановками для взрослых, немало детских спектаклей. Богатая афиша пополнилась еще одним известным произведением – художественный руководитель Юрий Соломин и Станислав Сошников поставили «Буратино» А.Н. Толстого.

Как известно, юные зрители – самые строгие критики. Но критиковать тут особо-то и нечего: классический и хорошо знакомый сюжет, динамика действия и своевременный интерактив – артисты уверенно держат внимание, а еще заставляют сопереживать так, что кто-то не может сдержать себя, чтобы не предупредить героя об опасности, кто-то отворачивается в самые напряженные моменты, а кто-то готов незамедлительно прийти на помощь (тут уж, родители, глядите в оба).

Впрочем, взрослым тоже будет нелишне посмотреть эту постановку, чтобы совсем иначе увидеть историю деревянного мальчика – с высоты своего жизненного опыта открываешь для себя что-то совершенно новое и замечаешь то, на что раньше никогда не обращал внимания. И некоторые фразы буквально врезаются в память именно взрослого зрителя, давая понять, что эта хорошо знакомая с детства история – совсем не детская. Если присмотреться внимательнее к действующим лицам, то у каждого найдутся свои слабости, а еще все отрицательные персонажи тут настолько обаятельные, что хочется многие их поступки просто оправдать. И это оправдание найдется, если вслушаться в текст и внимательно следить за артистами – акценты расставлены очень точно.

Вообще, на спектакль настроиться нетрудно. Даже мобильные телефоны просит отключить не абстрактный голос, а кукла – Сверчок. И получается, волшебство повсюду: невероятной красоты здание Малого театра, великолепное убранство в фойе и в зале, Сверчок, который даже не сразу дает обнаружить себя. Любые выходные при желании можно превратить в настоящий праздник.

Артисты перемещаются не только по сцене, но и по залу и нередко обращаются к юным зрителям. Все это вовлекает в действие и полностью погружает в историю. Пожалуй, главные эмоции от этой постановки – сочувствие и восторг. А что еще нужно, чтобы маленький зритель рос честным, добрым, сильным, справедливым? Много юмора и любви; конечно, не обходится без борьбы зла и добра, но самое главное, что все заканчивается хорошо! И лучший багаж, который мальчишки и девчонки, а также их родители унесут с собой после этого спектакля, – умение сопереживать, верить в лучшее, дружить и помогать другим.

Стихи, которые неоднократно звучат со сцены, написал народный артист России Александр Клюквин. Он же исполняет в спектакле роль Карабаса-Барабаса. Задействованы здесь и студенты ВТУ им. Щепкина в роли кукол, полицейских и жителей города. Вот такой синтез народных, заслуженных и учащихся порождает абсолютно живое и яркое действие для зрителя любого возраста. Добавьте к этому живую музыку. Оркестр весьма мобилен и периодически появляется на сцене, участвуя в представлении, так что дети могут еще и насладиться воочию звучанием музыкальных инструментов. А сценография Марии Рыбасовой – это тоже совмещение абсолютно, казалось бы, разных временных пластов: картонные домики и компьютерная графика в одной постановке словно снова пытаются объединить мам, пап, бабушек и дедушек, мальчишек и девчонок. А что еще нужно, чтобы выходные были нескучными, увлекательными и полезными? Пара-тройка билетов в театр и немного свободного времени! Хотя, как поет Черепаха Тортилла (Галина Микшун): «Не торопись и не спеши, не надо бегать, суетиться, лежи и воздухом дыши, и долго жизнь твоя продлится…»

mir24.tv/articles/16479103/ruki-nogi-nos-torchkom-vot-tak-veselo-zhivem-v-malom-teatre-premera-buratino-yuriya-solomina-i-stanislava-soshnikova

Дорогие друзья!
По просьбе Юрия Мефодьевича, делимся с вами видеозаписью его обращения к вам, нашим зрителям, об открытии нового сезона Малого театра.

Дорогие друзья!

В день рождения Юрия Мефодьевича мы делимся с вами двумя архивными записями, сделанными на творческих вечерах артиста в Малом театре и в Доме актера им. А.А.Яблочкиной в 2011 и 2012 годах.

Дорогие друзья!

Сегодня нашему худруку народному артисту СССР Юрию Мефодьевичу Соломину исполняется 86! Мы от души поздравляем дорогого Юрия Мефодьевича с днем рождения и желаем ему крепкого здоровья, бодрости духа и, конечно, новых творческих свершений! Незадолго до дня рождения Юрий Мефодьевич принял участие в нашем проекте "НЕсерьёзный разговор". Сегодня мы с удовольствием делимся с вами этой записью.

Худрук Малого театра Юрий Соломин и Станислав Сошников поставили «Буратино» А.Н.Толстого — красочное, захватывающее и интерактивное представление. Играть детские спектакли сложнее, чем взрослые: внимание маленьких зрителей нельзя потерять ни на минуту! Артисты Малого театра с этой задачей справились превосходно. Занавес еще не поднялся, а актеры тут же схватили маленьких зрителей за нос.

«Я здесь!» – звучит чей-то голос. Но в точке, в которую направлен прожектор, никого нет. «Я здесь!» – подсвечивается другая часть амфитеатра. «Да вот же я!» – наконец-то мы видим кукольного конферансье-сверчка, говорящего голосом народного артиста Василия Бочкарева.

Артисты появляются не только на сцене, но и в зрительном зале. Лиса Алиса (Наталья Калинина) и Кот Базилио (Александр Волков) спрашивают у детей, куда в очередной раз скрылся Буратино (Владимир Тяптушкин). Сам он тоже обращается к маленьким зрителям, советуется с малышами, что ему делать с пятью золотыми: идти ли немедленно к Папе Карло (Василий Дахненко) или послушаться Лису Алису и Кота Базилио и следовать в Страну дураков? «Иди домой!» – хором кричат дети, но Буратино их не слушает и направляется навстречу опасностям и приключениям, от которых предостерегал его Сверчок.

Стихи для спектакля написал артист Александр Клюквин. Он же исполняет роль Карабаса-Барабаса. Тучный директор кукольного театра появляется в партере. Куклы, которых играют студенты Театрального института им. М.С.Щепкина, приходят в ужас. Карабас-Барабас не жалеет для них плетки. А вот для зрителей он не жалеет ласковых слов, ведь «у этих девочек и мальчиков есть денежки в карманчиках». «У тебя есть монетка?» – заискивающе спрашивает Карабас маленькую девочку, сидящую на коленях у мамы. Это шестилетняя Тоня – маленькая актриса. Девочка дает монетку добренькому дядечке, тот кладет ее в карман, зло хохочет и поднимается на сцену. Девочка бежит за ним: «Дяденька, отдайте мою монетку!». «Нет! – хохочет Карабас. – Я же ее отобрал – теперь это моя монетка». Малыши в зрительном зале негодуют. Тут и там слышатся крики: «Отдай монетку!», «Так нечестно!»... Детей перекрикивают Дуремар (Александр Наумов), Арлекин (Игнатий Кузнецов), Кот Базилио и Лиса Алиса. Они защищают Карабаса, но злой директор театра уступает зрителям (ведь их больше!), отдает малышке монетку, а та, уходя со сцены, показывает ему язычок.

Отдельного восхищения заслуживает сценография Марии Рыбасовой. Кроме подвижных разноцветных домиков, в одном из которых Буратино из полена превращается в мальчика, использованы интерактивные возможности. Когда Буратино, наказанный Мальвиной (Анастасия Горячева), сидит в чулане, по экрану на авансцене ползет огромный четырехглазый паук. Полупрозрачность первого экрана позволяет видеть другой экран, по которому ползет такой же жирный паук в другом направлении. Оба плетут огромную паутину. Взгляд завораживает старый пруд черепахи Тортилы (Галина Микшун), который обволакивает пар. В нем и восседает тетушка Тортила.

В спектакле звучит живая музыка в исполнении оркестра Малого театра. Музыканты в красных костюмах, темно-бордовых жилетах и красных колпаках, с бубном, контрабасом, баяном и другими инструментами органично вписываются в спектакль.

Спектакль худрука Малого театра Юрия Соломина и Станислава Сошникова понравится не только маленьким, но и взрослым зрителям. Сказка про Страну дураков, наивного, доброго, но простоватого Буратино, хитрых Кота Базилио и Лису Алису, желающих заполучить не свои золотые, про грозного Карабаса-Барабаса, истязающего своих подчиненных, – актуальна для любого возраста.

Карина Липская, "Московский комсомолец", 16 июня 2021 года

Завораживающий, таинственный, смешной и немного страшный, поучительный и очень увлекательный... Пожалуй, именно такими качествами должен обладать идеальный детский спектакль. «Буратино», поставленный Юрием Соломиным и Станиславом Сошниковым, близок к желаемому идеалу. Именно поэтому представление интересно не только детям, но и взрослым.

Поворачивается сценический круг, открывая то тесную каморку доброго Карло (Александр Ермаков), то городскую площадь, полную пестро¬го и шумного народа - музыкантов, танцующих кукол и артистичных проходимцев вроде лисы Алисы (Ольга Жевакина) и кота Базилио (Алексей Коновалов). Открытое пространство заполняется разноцветными домиками и расписными деревьями (сценограф Мария Рыбасова). Улочки превращаются в дорогу, полную приключений и соблазнов, поджидающих простодушного бедолагу Буратино (Владимир Тяптушкин) на каждом шагу. А наградой за все передряги становится встреча с черепахой Тортиллой.

Сказочные декорации дополняют волшебные проекции. Гладь пруда переливает¬ся лазурью и изумрудом. Тортилла (Галина Микшун), величественно всплывающая из глубины, похожа на императрицу на троне. Преисполненная мудрости и чувства собственного достоинства, она не только дарит заветный ключик, но и учит уму-разуму. Деревянному человечку, в буквальном смысле слова прошедшему огонь и воду, теперь не страшен даже сам Карабас-Барабас. Колоритный злодей, азартно играемый Александром Клюквиным, упивается своей властью до последнего момента и не на шутку грозит арестом доблестным героям. «Не получится!» - раздается смелый детский голос из зала. Буратино для современных детей - символ свободы. Спектакль по мотивам знаменитой сказки Алексея Толстого идет на основной сцене Малого. Посещение этого театра - торжественное событие и особый праздник. Не исключено, что для многих малышей поход на «Буратино» станет самым первым таким праздником в жизни.

И как настоящее сокровище будет храниться изысканная программка, похожая на занимательную книжку-игрушку, где кроме действующих лиц и исполнителей напечатан еще и краткий театральный словарик, и правила зрительского этикета.

Елена Губайдуллина

"Театральная афиша столицы", май 2021 года

27 марта, в Международный день театра, в Инженерном корпусе Третьяковки показали полнометражные документальные фильмы Дениса Бродского «Его Величество Актёр» и «Память крови», посвященные художественному руководителю Малого театра, народному артисту СССР Юрию Соломину. Так в театре и галерее отметили 85-летие всенародно любимого артиста, которое пришлось на разгар пандемии – 18 июня 2020 года. Фильмы представили сам Юрий Соломин, режиссёр Денис Бродский и актёры Малого театра Людмила Титова и Александр Клюквин.

В центре картины «Память крови» (2018) – рассказ о гастролях Малого театра в Чите, городе детства Юрия Соломина. Через 45 лет разлуки с родным городом артист встречается с земляками, вспоминает о своих родителях, учителях, друзьях.

Фильм сделан в подчеркнуто камерной манере, Юрий Мефодьевич на наших глазах как бы знакомится с городом заново. «Дело в том, что я как уехал в 1953 году, потом только пару раз и приезжал, – рассказывал он на премьере фильма. – Поезда до Читы шли более шести с половиной суток, у родителей не было таких денег, а потом не стало отца, Виталька (Виталий Соломин – младший брат Юрия) учился в школе, и мама одна не могла все тащить…». Позднее сыновья перевезли маму в Москву. Не складывалось и с гастролями: однажды все было запланировано по высшему разряду, но худрук попал в больницу, труппа улетела без него. На продолжительное время Соломину запретили перелеты. А недавно гастроли в Чите отменили из-за пожаров и дыма.

Показать на экране эмоции человека после долгой разлуки с малой родиной – задача сложнейшая. Денису Бродскому и оператору Алексею Галкину удалось найти единственно верную интонацию и не сфальшивить ни кадром.

Снимать начали в аэропорту, потом в самолете, и взаимопонимание с главным героем, который, наравне с авторами, был инициатором картины, установилось сразу. Заработала та самая «память крови», которая всех нас начинает волновать на определенном этапе жизни, заставляя вспоминать события детства и юности, сопоставлять с собой нынешним, радоваться или казнить себя…

Гастроли Малого театра, который привез в 2017 году землякам Соломина три спектакля по Островскому: «Не все коту Масленица», «Сердце не камень» и «Волки и овцы», в картине проходят фоном. Главное – мы видим глаза Его Величества Актера – глаза царя Федора, Феди Протасова, Мольера, глаза «Адьютанта его превосходительства», Арсеньева из «Дерсу Узала», майора Звягинцева из «Блокады», и в них отражается драма его невыдуманной жизни. Съемки велись у трехэтажного дома, где вначале жила семья Соломиных, у пятиэтажки, где Юрий Мефодьевич пообщался с жильцами, у роддома, из которого они с отцом принесли Виталия, на центральной площади, у почты, с которой выпускник 5-й школы отправил заветное письмо-заявку в училище имени Щепкина.

Снимали также в школе и у Дома пионеров, где актер впервые вышел на сцену, у кинотеатра «Родина», где Мефодий Викторович, отец, смотрел «Бессонную ночь» – первый фильм с участием старшего сына. Ну, а в Доме офицеров – в необыкновенно душевной атмосфере состоялся творческий вечер Юрия Соломина. Актера и режиссера узнавали на улицах, подходили, радостно приветствовали. В школе, где учился, встретил земляка из параллельного класса, с которым бесконечно говорили о чем-то... И камера Алексея Галкина беспристрастно фиксировала все это, дав возможность зрителям самим сделать выводы.

Чита подарила кинематографистам и кадр, без которого картина бы не состоялась. Когда, по предложению Юрия Соломина, приехали на смотровую площадку, с которой, как на ладони, видна Чита, увидели пса, обычную дворовую собаку, которая сидела и в одиночестве взирала на город. Ветер трепал ее шерсть, и какая-то грусть была разлита в воздухе… Ну, что тут скажешь, Юрий Мефодьевич – собачник, у него до сих пор наворачиваются слезы на глазах, когда говорит о Маклае, который снимался с хозяином в «Московской саге». У Соломина на тот момент на даче жили три пса, под предводительством Валета, и раз в неделю худрук непременно их навещал. Зрители видят эти трогательные кадры.

Редкий режиссер назовет свой фильм «некомфортным» для восприятия, Денис Бродский не боится такого определения. Еще и пояснит, почему, наряду с Чайковским, использует музыку Губайдуллиной. Для достижения диссонанса, когда задействованы не только музыкальные инструменты, но и звуки окружающей жизни, например, скрипы, ведь вспоминать прошлое трудно, порой крайне болезненно.

После просмотра я услышала реплику одного из зрителей: «Зачем он так, снял просто реквием?..». Похоже, фильм попал в этого зрителя. Виктор Гюго ценил сердечную доброту наравне с гениальностью. Авторам фильма удалось показать это редкое качество в талантливом человеке.

На плакате к фильму они изобразили фрагмент знаменитой фрески Микеланджело «Сотворение Адама», где летящий в бесконечном пространстве Бог-Отец протягивает руку навстречу будущему человеку, почти касаясь ее. И тело Адама пробуждается к жизни, получая свою бессмертную душу…

***

Юрию Соломину фильм показали в Малом театре, на большом экране. И ему захотелось перед зрительским показом кое-что прокомментировать.

Там, где цветет багульник

«…В Чите, прежде всего, мне пришлось искать могилу своего отца. Я объехал много городов и стран, но такого кладбища не видел нигде. Чита лежит как бы в чаше – вокруг горы и сопки, и когда мы приехали – 15 мая, там цвел багульник… Кто-нибудь видел, как он цветет?.. Это огромнейшие кусты розового цвета, от которых все вокруг становится розовато-зеленоватым. Помню, как восьмиклассниками мы бегали в лес и ели эти цветки, это было так вкусно!.. Ощущение осталось на всю жизнь. И когда мы подлетали к Чите, и я увидел цветущий багульник, для меня это стало первым потрясением. А вторым – то, как пол-Читы помогало мне искать могилу отца. Главная благодарность, конечно, директору Читинского театра Юрию Ивановичу и всему коллективу, нашли – за неделю.

Сделать это было непросто, потому что кладбище – без каких-либо загородок – находится на одной из сопок. Ты идешь в лес, видишь одну могилу, вторую – тропинок нет, начинается тайга. Но на каждой могиле – ухоженной, неухоженной – поверьте мне, цветет багульник. Когда в Москве я в первый раз увидел, как продают эти недорогие венички, какая-то женщина еще спросила: “Зачем вы палочки-то покупаете”?! А я пять этих “палочек” принес домой, поставил в воду, и они расцвели… Не берусь описать то чувство, которое рождается во мне, когда смотрю на этот цветок. Вот с таким чувством и приземлился в Чите в 2017 году.

Отметки за роли

Говорил о багульнике, а думал о том, с какой легкостью забываем то хорошее, что было в нашей жизни, и хватаемся за новое, хотя не знаем, что из этого получится.

Впрочем, нашему поколению уже кое-что понятно: не могу смотреть телевизор, летом имел возможность ознакомиться досконально, до сих пор не могу прийти в себя. Что преподносят молодежи!.. Не за себя волнуюсь – за правнуков: когда Федя и Юра вырастут, будет еще хуже, но не будет уже меня.

Во время поездки постоянно вспоминал свое детство. Настоящим чудом были люди. Помню, как меня волновало, почему мой отец не воевал, мне так хотелось, чтобы у него была медаль «За отвагу». Потом узнал, что не он один. Умный человек меня успокоил: “Не волнуйся, коренных жителей специально оставляли в Забайкалье, потому что в 400 км от Читы, на границе с Китаем, стояла Квантунская армия, союзник Германии. А эти люди, которым было за 45 и более, знали местные горы, леса и реки, и в случае чего могли быть проводниками”. Позднее перепроверил информацию, все так и было.

Воспитывали нас, считаю, справедливо, не натаскивали на «гениальность», а развивали постепенно, меня и сейчас устраивают наши учебники и литературные пособия. С фильмами и гастролями мне довелось объехать пол-Европы, и на вопрос, что такое Забайкалье, всегда говорил: “Что такое Крым, представляете? Так вот, в учебнике по географии у нас было написано, что Забайкалье превосходит Южный берег Крыма по прозрачности воздуха и количеству солнечных лучей в году”. Мои коллеги по Малому театру подтвердят, какой прекрасный май встретил нас здесь.

А мои учителя! Наталья Павловна Большакова – гений педагогики – учила нас с первого по четвертый класс. Окончив школу, мы долго бегали к ней, и приходили, когда приезжали. Помню, когда приехал в Читу с первым своим фильмом “Бессонная ночь”, где играли Грибов, Любезнов, Тутышкин, она повела меня в свой 4-й класс и сказала: “Понаблюдай вот за этим мальчиком и той девочкой, может, тебе пригодится”. Я понаблюдал, ничего не понял, а она рассказала историю: однажды приходит в класс, а там все на головах. Она их успокоила и спрашивает, что случилось. И та самая девочка с возмущением сообщает, что тот самый мальчик написал ей любовное письмо, и она не знает, что с ним делать… Наталья Павловна на автомате берет письмо, ручку и начинает исправлять ошибки и расставлять запятые. А потом говорит: “Ну, что, Володя, с синтаксисом есть проблемы, но, в общем, неплохо, ставлю «4», а по литературе – «5»”. И выводит в журнале… А мне она до самой кончины писала письма после каждого нового фильма и ставила отметки за роли. Вот какие были у нас учителя.

Елизавета Ивановна Кулакова – учительница химии, наш классный руководитель и завуч, была очень строгой. Вызывала меня к доске раз в четверть.

Подходила к окну, и, смотря вниз с четвертого этажа, говорила: “Ну, артист, иди к доске”. А я – ни в химии, ни в физике ни-ни, и два моих друга-отличника, сидевшие на первой парте (один в 80-х стал лауреатом Госпремии, космосом занимался), изо всех сил мне подсказывали. Она наверняка слышала, но мужественно смотрела вниз. Потом, не глядя на меня, шла к столу, брала ручку: “Тройки хватит?”. Я радостно кивал: “Да-да-да!”

Когда я окончил школу, в последний день она меня спросила: “Ты куда поедешь-то?”. “В Москву, – говорю, – в училище имени Щепкина”. И тараторю, что еще в 49-м увидел документальный фильм “Малый театр и его мастера” и обалдел: Вера Пашенная (моя учительница впоследствии), Яблочкина, Турчанинова, Остужев, Ильинский… “С таким лицом?” – спрашивает она. Действительно, косметическую операцию давно нужно было сделать... Елизавета Ивановна берет меня за руку и ведет в госпиталь Забайкальского военного округа, где ее муж был главврачом. “Надо убрать это безобразие, он же артистом будет!”. Врачи собрали консилиум, посовещались, и я запомнил, как она говорила мужу: “Вот здесь, по морщинкам все сделай, чтобы шрама не было видно потом на экране…”.

В Москву я приехал со свежим шрамом. Курс набирала Вера Николаевна Пашенная. Когда я сказал, что из Читы, она отреагировала: “Ой, я там была, там очень много лагерей”. “Нет, – говорю, – Вера Николаевна, только два”, – и называю два пионерлагеря. Комиссия упала под стол.

Так мы поговорили с ней, и что-то произошло… Я и сегодня называю среди главных своих учителей этих трех женщин: Наталью Павловну Большакову, Елизавету Ивановну Кулакову и Веру Николаевну Пашенную.

Как я нашел родной дом в Чите

Когда мне предложили проводить до дома, в котором я жил и где провел первые месяцы Виталий, я отказался. Было воскресенье, я шел, и ноги сами вели меня к нему, и все вокруг было как будто бы так, как раньше. Вот переулок, вот улица Калинина, сейчас она называется Амурской. Я пошел по ней и – точно подошел к своему дому. Но все же засомневался, потому что не узнал его, а потом увидел наших ребят – Василия Бочкарева и Володю Дубровского. Разговорились, и я стал рассказывать, что, насколько помню, это был единственный дом в округе с трехстворчатыми окнами. Когда-то Чита была купеческим городом, и здесь осталось много деревянных домов с огромными срубами. И мне понравилось, что они реставрируются, не уничтожается старина. Вот и наш дом был деревянный, а теперь оштукатурен, покрашен, имеет хороший вид. А вон там, на углу, так и есть, Дом актера. А внизу Читинка, речушка, где все купались.

Спускались мы к ней по металлической лестнице, сейчас ее вроде нет, говорю ребятам: “Давайте поищем”. И пошли мы в обход, зашли во двор, а там какое-то новое учреждение, большое, солидное, и к нему ведет асфальтированная дорожка. Спрашиваю у женщины: “Вот у этого дома была лестница?”. Она отвечает: “Да она и есть, вот же она!”. Оказалось, что вход на нее со двора, и тут я удостоверился, что, конечно же, это наш дом.

Потом мы отправились на поиски родильного дома, где появился на свет Виталька. Все-таки я тогда был солидный человек, мне было семь лет, поэтому сказал, что все помню, роддом где-то недалеко. На мое счастье, водитель оказался читинцем, сказал, что покажет, где это, и подвез меня к какому-то зданию. Смотрю: похоже, но не то. Я помнил, что роддом был в одном из старых домов, и там были большие деревянные двери. И тут водитель говорит, что неподалеку есть еще один. Проехал чуть-чуть, завернул на параллельную улицу и подъехал к дому.

Я вышел из “рафика”, и меня как будто магнитом потянуло к двери. Это была ТА дверь – старая, шершавая, покрашенная, с которой краска сошла, но все равно было видно, что дерево шикарное. Таким образом, я отыскал этот дом, который, как оказалось, остался в моей памяти.

Мне сообщили, что после войны здесь было медучилище, а сейчас – Забайкальское министерство культуры. Нас встретили, пригласили зайти, показали дом. И, знаете, после этого я внутренне стал спокойный, и даже подумал: “Ну и слава Богу, так оно и есть”.

Документальные фильмы имеют смысл, если снимаются по зову сердца, а не за деньги и не для юбилеев. Денис Бродский и Алексей Галкин сняли именно такой фильм, даже не знаю, как их благодарить. За время работы у них сложилась целая съемочная группа, успеха им!..».

Нина Катаева, "Столетие", 30 марта 2021 года

27 марта в Третьяковке прошла серия уникальных кинопоказов, приуроченных к Всемирному дню театра и юбилею народного артиста СССР Юрия Мефодьевича Соломина. Во-первых, зрители смогли увидеть подборку документальных материалов из коллекции РГАКФД о Малом театре с 1914 по 1974 год. А во-вторых - два фильма режиссера Дениса Бродского «Его Величество Актёр» и «Память крови». Обе работы были представлены народными артистами России Людмилой Титовой и Александром Клюквиным, а перед вторым фильмом на сцену поднялся сам Юрий Мефодьевич.

Мы от души благодарим наших коллег из Третьяковской галереи за этот прекрасный праздничный день и надеемся на новые совместные творческие проекты!

Фоторепортаж Евгения Люлюкина

[GALLERY:569]

В уходящем году огромное внимание читателей «Историка»привлекали материалы о телефильме «Адъютант его превосходительства»режиссёра Евгения Ташкова. А под Новый год мы приготовили для вас подарок — беседу с народным артистом СССР Юрием Соломиным.

— Юрий Мефодьевич, вашу встречу с Евгением Ташковым действительно можно назвать судьбоносной?

— Безусловно. Мы с капитаном Кольцовым больше полувека идём по жизни рука об руку. И в кино, и в театре у меня впоследствии было немало интересных и, признаюсь, профессионально гораздо более сложных и, быть может, важных для меня, как для артиста, ролей, но для нескольких поколений зрителей я, наверное, навсегда останусь адъютантом его превосходительства. Папина сестра, тётя Катя — надо, правда, понимать, что она была уже очень пожилой, — когда дошло до сцены ареста, закричала на всю квартиру: «Люди добрые, что же это делается, Юрку нашего арестовали!» У многих простых людей с кино складывались какие-то совершенно трепетные отношения. Мне ведь до сих пор письма пишут! Дома их целый чемодан на антресолях и ещё парочка на даче. Вот недавно написал мальчишка откуда-то с Урала: его бабушка фильм по телевизору смотрела, он пару кадров глянул и так и прикипел к экрану.

— И всё решил счастливый случай?

— Точнее, удачный ракурс фотопробы. Как Ташков разглядел во мне Кольцова, до сих пор удивляюсь. Интуиция у него была потрясающая. Без этого качества в режиссуре, как мне кажется, делать нечего. У Ташкова весь рабочий стол был завален фотопробами. Играть я должен был эпизод. Когда я вошёл, он в очередной раз раскладывал замысловатый «пасьянс», перекладывая снимки претендентов и так, и эдак.

— Но на роль вас так и не утверждали!

— Ташков долго пробивал мою кандидатуру, и каждый раз худсовет стоял насмерть: мол, не может быть в нашем кино герой с такой «негероической» внешностью. Режиссёр пытался объяснить им, что в разведчике в первую очередь важны не мускулы — он не собирался снимать боевик, а интеллект, воля, умение логически мыслить и принимать решения. Но стереотип в то время был очень прочным. Я и сам прекрасно понимал, что на супермена не тяну. И даже не слишком этому обстоятельству огорчался, поскольку думал, что в театре меня всё равно не отпустят. Раньше ведь с этим строго было. Одно дело — короткий эпизод и совсем другое — главная роль в пятисерийной картине. Впрочем, претензии у худсовета были не только ко мне, но и к другим артистам. И, если их недоверие к Тане Иваницкой, которая не была профессиональной актрисой, ещё можно было как-то понять, то в отношении такого мастера, как Владислав Стржельчик, это выглядело странно. Но Ташков, человек мягкий и тактичный, когда хотел, мог быть упрямым и жёстким. И он подарил мне эту роль — одну из главных в моей жизни. Терпение, видимо, лопнуло, и он заявил: я буду снимать тех, кого считаю нужным, или вообще снимать не буду. А его ведь и так еле уговорили взять эту картину — несколько режиссёров отказалось, а тут такое: время идёт, съёмка стоит, а студия должна план выполнять!

— Владислава Стржельчика руководство сочло слишком благородным для белого генерала?

— Совершенно верно. Их не убеждало даже внешнее сходство Владислава Игнатьевича с прототипом его персонажа — генералом Май-Маевским. Между тем он, как настоящий мастер, шёл не столько от внешности, сколько от правды характера. Он тщательнейшим образом изучил всё, что можно было раздобыть о Май-Маевском, читал воспоминания белых генералов, в том числе и барона Петра Врангеля, сменившего Антона Деникина в должности командующего Добровольческой армией (и меня, кстати, этим заразил), несколько раз перечитывал «Белую гвардию» Михаила Булгакова. Финальная сцена в тюрьме получилась такой пронзительной исключительно благодаря выдающемуся таланту Владислава Игнатьевича. Он играл не по сценарию, а так, как сам чувствовал эту ситуацию. И представьте, когда встал вопрос о государственной премии, его чуть не вычеркнули из списка: мол, как же можно награждать артиста, сыгравшего отрицательную роль! И снова не обошлось без вмешательства Ташкова.

— Считается, что детей на площадке «переиграть» практически невозможно. Как вам работалось с самым юным из коллег — Сашей Милокостым?

— «Переиграть» не стоит и пытаться, а вот сделать так, чтобы между вами сложились доверительные отношения, совершенно необходимо. Не раз убеждался в том, что дети, как правило, абсолютно включаются в то, что им предстоит сыграть. И Саша не был в этом смысле исключением. Он прекрасно умел передать драматизм ситуации. Если помните, в самом начале фильма есть сцена, когда на поезд нападают ангеловцы и Мирон Осадчий пытается отобрать шубу, которой укрыта бредящая в горячке Юрина мама. По сценарию Саша кричит «Не трогать маму!» и вцепляется в Мирона, а тот вытаскивает его в коридор и выталкивает из вагона. Так вот Саша, позабыв обо всём на свете, упирался так, что далеко не слабый Витя Павлов, игравший Мирона, никак не мог вытащить его из купе. Он тогда чуть всю сцену не сорвал.

— Вам не жаль, что от цензурных ножниц пострадала любовная линия вашего героя?

— Вы, наверное, удивитесь, но нет — не жаль. Всё самое важное для наших героев мы с Таней сыграли, и в картине это есть. Ведь главное для этих двоих — любой ценой сохранить чистое, искреннее чувство, несмотря на весь кошмар, который их окружает. Ташков прекрасно понимал, что цензоры будут смотреть картину очень придирчиво — тема уж больно «неудобная» — и нужно будет чем-то второстепенным пожертвовать, чтобы сохранить главное. Не сочтите меня ханжой, но я убеждён: не всё в отношениях двоих должно выноситься на всеобщее обозрение. Должна быть недосказанность. У зрителя должно оставаться пространство для собственных мыслей. Думаю, именно это у нас и получилось.

— Зрители очень надеялись на продолжение любимого фильма. Почему режиссёр не поддался на уговоры?

— Мне тоже немного жаль, что продолжения не получилось. У Павла Макарова помимо «Адъютанта генерала Май-Маевского» была ещё одна книга воспоминаний — «Партизаны Таврии», о событиях Великой Отечественной войны, участником которых ему довелось стать. И она, как мне кажется, в каком-то смысле даже интереснее «Адъютанта». Однако слишком много было препятствий. Во-первых, финал картины не предполагал дальнейшего развития событий. Во-вторых, у Ташкова с самого начала сложились непростые отношения со сценаристами — он почти полностью переписал сценарий, но в титрах их фамилии всё равно стоят. Разумеется, они хотели писать сценарий и для продолжения, и Евгений Иванович не мог не понимать, что ему опять придётся всё переделывать. Он был человеком исключительной честности и порядочности, и все эти закулисные игры ему претили. Снимать он не стал, хотя получал тысячи писем от зрителей с просьбой о продолжении.

— Роль Славина в «ТАСС уполномочен заявить» тоже оказалась для вас неожиданным подарком судьбы?

— Да, в нашей профессии очень многое зависит от счастливого случая. Я люблю эту картину и рад, что она вышла, хоть и было много сложностей во время съёмок. Но там подобралась замечательная компания актёров: Тихонов, Глузский, Засухин, Петренко, Юматов, Куравлёв. И картина в итоге оказалась со своим лицом. Её до сих пор любят.

— У вашего героя и на этот раз был реальный прототип?

— Да, это Вячеслав Кеворков, близко друживший с Юлианом Семёновым, правда, в то время он уже был генералом. Он мне очень помог в работе, ведь снова, как и в «Адъютанте», нужно было в первую очередь показать работу мысли, механику словесных поединков, то есть ту самую интеллектуальную игру, которая во многом и составляет суть работы разведчика.

— Что, по вашему мнению, роднит капитана Кольцова с полковником Славиным?

— Любовь к своей земле и профессионализм. Это настоящие офицеры, защитники Отечества, для которых важны не деньги, не привилегии. Нет таких денег, которые достойны столь опасной и сверхнапряжённой работы! Посвящать ей судьбу можно только, если ты крепко любишь страну, которой служишь. И таким героям мне посчастливилось дать жизнь.

Виктория Пешкова, журнал "Историк"

Премьерный спектакль Малого театра «Последний срок» – история о разрыве родственных связей, когда люди забывают о своих корнях.

Постановка основана на повести Валентина Распутина, изданной в 1970 году.

В 1960-е была острой проблема массового отъезда сельской молодежи в города и вымирания деревень. Уехавшая молодёжь изменяла образ жизни, начинала мыслить иначе, забывала о семье. Эта проблема всегда актуальна – проблема непонимания родных людей, сложных отношений между родителями и детьми. А ещё противоречия взглядов новых городских жителей, выросших в деревне.

Так что понятно и логично, что «Последний срок» появился в репертуаре Малого театра.

Режиссёры-постановщики спектакля: народный артист СССР Юрий Соломин и заслуженный деятель искусств России Ольга Соломина.

Сюжет пьесы начинается с тревожного события: взрослые дети приезжают в родную деревню, получив телеграмму от брата Михаила о скорой смерти матери. Дочери оплакивают мать, но оказывается, что она не умерла. Более того, увидев детей, старуха Анна находит силы встать с кровати. Она очень соскучилась по детям и рада, что наконец-то приехали Люся, Илья и Варя, и Анна может с ними поговорить.

Но нет одной дочери – Таньши, и Анна волнуется за неё.

Дети рады, что мать ожила. Через пару дней Люся, Илья и Варя уезжают, ведь у них свои дела, работа, личная жизнь, а к деревне не каждый день подходит паром. Скорее всего, это была их последняя встреча с матерью.

Анна остается с сыном Михаилом, невесткой и внучкой. Все понимают: если старухе станет плохо, если она умрёт, то уже никто не приедет.

Встреча взрослых детей в доме матери стала для них серьёзным испытанием. И не все его выдержали: приехавшие Люся и Варя поругались с Михаилом, обвинили в том, что он и его жена плохо ухаживают за старушкой. В ответ брат предлагает им забрать мать к себе, но женщины не готовы к этому и отказываются.

Долгожданная встреча с детьми принесла Анне горькое разочарование и стала сигналом «последнего срока».

Алёна Колесникова, сыгравшая Анну, смогла передать тоску матери по детям, непонимание, почему дети редко пишут и годами её не навещают. Душевные переживания за любимую дочку Таньшу, которая так и не появилась.

Убедительно исполнили роли детей Анны Алексей Коновалов (Михаил), Наталья Калинина (Люся), Наталья Хрусталёва (Варя), Станислав Сошников (Илья).

Екатерина Васильева создала яркий образ Миронихи – пожилой соседки, которая осталась совсем одна после переезда детей в город.

В целом актёрам удалось выразить идеи выдающегося писателя–«деревенщика».

Замечательные декорации для спектакля созданы под руководством художника-постановщика Владимир Ерешко. На заднем плане красивый речной пейзаж, пасущиеся на лугу коровы. На сцене деревянный дом, баня, массивный стол с лавками, старый колодец. Предметы быта, посуда, одежда персонажей – всё это передает уклад деревенской жизни.

Быстро происходят изменения на сцене с помощью световых эффектов: в начале сумрачный вечер, потом солнечное утро, позже жаркий день.

В спектакле звучит известная песня «Течёт река Волга» Марка Фрадкина на стихи Льва Ошанина в исполнении Людмилы Зыкиной. Хотя Распутин описал деревню в Иркутской области, именно эта песня так верно передаёт настроение и грусть героев. Перенос места действия в другой регион возможен, ведь такие события могли происходить (и происходили) в любом регионе страны.

«Последний срок» помогает правильно расставить жизненные приоритеты. У многих зрителей, наверняка, возникло желание чаще общаться (хотя бы по телефону) с родными – родителями, братьями, сестрами, другими родственниками.

Надо отметить, что творчество и гражданская позиция Валентина Распутина близки коллективу Малого театра. Писатель долгие годы сотрудничал с театром, был там желанным гостем. И не раз был инициатором гастролей труппы в своём родном городе Иркутске.

«Последний срок» показали 18 ноября на сцене на Большой Ордынке в рамках XVIII Международного театрального форума «Золотой Витязь».

Перед спектаклем состоялась церемония награждения художественного руководителя Государственного академического Малого театра Юрия Соломина. Президент форума «Золотой Витязь» Николай Бурляев вручил Юрию Мефодьевичу почетный диплом «За выдающийся вклад в развитие Международного театрального форума «Золотой витязь».

Ольга Королёва, "Мир новостей", 28 ноября 2020 года

На XVIII Международном театральном форуме «Золотой Витязь» Золотой диплом „За верность традициям русского психологического, реалистического театра“ был присужден за спектакль „Последний срок“ народному артисту СССР, художественному руководителю Малого театра Юрию Соломину и заслуженному деятелю искусств России, профессору Ольге Соломиной (посмертно). Поздравляем Юрия Мефодьевича и весь коллектив спектакля и желаем крепкого здоровья и новых творческих успехов!

В Малом театре накануне открытия нового 265-го сезона кипит работа. Репетиции идут на большой сцене и в филиале на Ордынке. Артисты соскучились по работе, по общению друг с другом. Накопилась масса вопросов, поэтому дверь кабинета художественного руководителя народного артиста СССР Юрия Мефодьевича Соломина не закрывается. Я тоже попросилась к нему на интервью. Хотелось узнать о его настроении во время продолжающейся пандемии, изменившей график работы театра, а также о будущих премьерах.

Встретил меня Юрий Мефодьевич весьма радушно, с улыбкой, слегка поиронизировав начет трости, на которую опирался, а я тут же вспомнила фильм 1984 года «Берег его жизни» о Миклухо-Маклае, недавно показанный по каналу «Культура», где Соломин сыграл заглавную роль и в третьей серии так же ходил с тросточкой.

Соломин: Я тоже посмотрел этот фильм, вернувшись домой после напряженного трудового дня. И представьте, усталость как рукой сняло. На сердце стало тепло и радостно, как будто мысленно перенесся в то далекое время, ощутив рядом своих замечательных партнеров Евгения Самойлова, Игоря Горбачева, Руфину Нифонтову, Всеволода Сафонова, Людмилу Титову, сыгравшую жену Маклая Маргарет...

Мне показалось, что картина ничуть не устарела, поскольку мой герой был заражен идеей воспитания отнюдь не дикого населения Новой Гвинеи, где он прожил несколько месяцев, с помощью русских переселенцев. Заметьте - мирных переселенцев, не имеющих намерений захватить чужую территорию, в отличие от военных конфликтов, разгорающихся в XX и XXI веках на Востоке и на Балканах. А какой провидческий диалог Маклая с царем Александром III, который говорит: «Идея переселения русских варягов замечательная, но иностранные державы вновь будут обвинять нас в завоевании новых земель». Разве это не напоминает придуманную западными СМИ аннексию Россией Крыма? Самое интересное заключается в том, что за год до съемок я ставил в Болгарии свой первый спектакль по пьесе Островского «Лес». Страшно волновался, плохо спал... И вот однажды поздним вечером, посмотрев в окно, увидел напротив гостиницы Дом русской книги с освещенными окнами и решил пойти туда, чтобы взять какую-нибудь книгу и таким образом скоротать бессонные ночи. И вдруг натолкнулся на «Берег его жизни», где были документальные записи самого Маклая. Ночь напролет читал и по сути заболел этим удивительным человеком, решив сделать сериал о его смелости и бесстрашии, благородстве и бескорыстии, поскольку он хотел спасти папуасов от истребления. Но!.. Благородные идеи так и остались на бумаге...

- Ведь у вас тоже есть свои берега, и доплыть до них было делом чести, несмотря на спасительный природный дар. Вы стоите на капитанском мостике огромного театрального корабля, направляя его к берегам русской классики, отлично понимая, что штурмы и бури неизбежны.

- Я скажу так: Божий дар может исчезнуть, если его не питать постоянной работой над собой, решить успокоиться на достигнутом, используя знакомые штампы. Очень много зависит от педагога, открывшего твой внутренний мир и научившего ни при каких сложных обстоятельствах не сдаваться. Всю свою жизнь я следую заветам легендарной актрисы и педагога Веры Николаевны Пашенной. Делаю все, чему она нас учила, никогда не забывая, что артист, уходя со сцены, должен оставлять кусочек сердца, что ноги связаны с сердцем, а сердце с мозгами. Она никогда не показывала, только объясняла. Например, в любом застолье во время спектакля есть свой звук. Один в кругу друзей и совсем другой среди чужих людей. К этому я пришел только через двадцать лет. Поэтому во время репетиций стараюсь меньше показывать, больше объяснять, хотя это стоит много крови.

Когда я был начинающим актером, то в спектакле Бориса Бабочкина играл молодого человека, приехавшего из Москвы в гости к деду, которого играл Михаил Жаров. У Бориса Андреевича постоянно что-то болело, он был не в духе, то и дело без причины раздражался, кричал на меня, заставляя по несколько раз повторять выход с брошенным на стол портфелем. И тут меня взяла злость. Наплевав на авторитеты, я утрировано скопировал рисунок, показанный Бабочкиным. Все опешили, а Михаил Иванович Жаров упал от хохота, что меня и спасло.

- Испытывали вы когда-нибудь сильный страх в работе над ролью чуждого вам амплуа? Будто стоите на краю бездны и можете в любой момент сорваться?

- Чувство тревоги, связанное с возможной неудачей, не покидает любого актера во время репетиций над новой ролью. Это естественно, но бывают случаи, когда обстоятельства оказываются выше твоих желаний. Именно такое случилось со мной во время ввода на роль царя Федора вместо Иннокентия Смоктуновского. Стоящий во главе Малого театра Михаил Царев узнав, что во МХАТе Олег Ефремов хочет поставить «Царя Федора Иоанновича» со Смоктуновским. тут же распорядился заменить его. Вызвали режиссера Бориса Равенских, который нехотя, спустя рукава начал репетировать, больше занимаясь световым оформлением, звуком, но не мною. Два дня промелькнули незаметно, оставалось семь дней до моей премьеры. 27 сентября навсегда врезалось в мою память, оставив ощущение содранной кожи и обнаженных нервов. Равенских настаивал, чтобы в этот вечер играл Смоктуновский, а уже потом, в следующие дни, как получится. Оставалось четыре часа до начала спектакля, повисшего в воздухе. Машину Смоктуновскому не подавали, заключительный монолог царя Федора не слушали, моя жена Ольга сидела в зале, закрыв лицо руками, я не понимал, на каком нахожусь свете, администратор то и дело заглядывал в зал и спрашивал, кто будет играть, поскольку длинная очередь у кассы требовала ответа. И тут художник Евгений Иванович Куманьков положил всему этому беспределу в отношении меня конец: «Или сегодня, или никогда!» - категорично заявил он. Администратор побежал успокаивать толпу, объявив, что играть будет «Адъютант Его Превосходительства». Михаил Иванович Жаров весь спектакль сидел в первом ряду и, аплодируя, встал, а за ним весь зал. Возврата билетов не последовало...

Этот спектакль часто посещали служители церкви, и однажды я спросил у одного из них: «Где находится душа?» Тот посмотрел на меня в большом недоумении и ответил: «Где же ей быть, как не в сердце». Теперь понятно, почему умершего человека хоронят на третий день, именно в это время душа покидает тело усопшего. Поэтому я часто повторяю своим студентам Щепкинского училища: «Душа обязана трудиться. С пустой душой большим актером не станешь, разве только марионеткой». В этом году в связи с пандемией я отправил всех студентов в марте по домам. Парень из Риги не уехал на родину, потому что не смог бы вернуться обратно из Латвии, девушка из Таджикистана тоже осталась в Москве. С 13 сентября они будут сдавать мастерство, иначе стипендию не получат, хотя двое студентов на коммерческом отделении покинут училище, так как не могут больше платить 459 тысяч рублей в год.

- Вы отпускаете молодых актеров на сьемки?

- Отпускаю, конечно, потому что жизнь в Москве очень дорогая и на маленькую зарплату не проживешь даже при кассе взаимопомощи.

- Тем не менее вы открыли на Дальнем Севере в городке Когалым на 50 тысяч жителей свой филиал. Значит, деньги на это у театра есть, ведь билеты на самолет туда стоят дорого...

- Это нам нефтяники помогают. Три года назад выстроили театральное здание с вывеской «Малый театр», выделили 17 квартир. Поэтому актеры, приезжая туда со спектаклями, могут жить в них. В сентябре планируем показать там шесть постановок, в октябре тоже шесть, если пандемия схлынет. Благодаря нам в городке открыли музыкальную школу для детишек, и это радует.

- Ну, а на стационаре какие сюрпризы ожидают поклонников Малого театра?

- Предстоящий 265-й сезон мы должны открыть спектаклем «Большая тройка», рассказывающий о встрече в Ялте 1945 года трех лидеров великих держав: Сталина, Рузвельта, Черчилля. Предполагаю, в нем будет много хроники, поэтому портретные гримы не понадобятся. Достанем из запасников три готовых спектакля, законсервированных из-за пандемии. Это «Физики» Фридриха Дюрренматта, «Варвары» Максима Горького и «Рождество в доме сеньора Купьелло» Эдуардо де Филиппо. То, что два зала на Театральной площади и на Ордынке будут заполняться на 50 процентов, оптимизма в экономическом плане не добавляет, но пока Министерство культуры помогает, творческий процесс в Доме Островского будет продолжаться. Потому что для артистов нет большего счастья, чем играть на сцене, перевоплощаясь в художественные образы и помогая зрителям преодолевать трудности. В конце туннеля всегда есть свет.

Любовь Лебедина,"Страстной бульвар, 10" (Выпуск №2-232/2020)

К юбилею народного артиста СССР Юрия Соломина Малый театр совместно с Третьяковской галереей покажут фильмы «Его Величество Актёр» и «Память крови». Показы пройдут 17 и 19 ноября в Инженерном корпусе Третьяковской галереи. Начало в 19:00.

Фильмы представят Народный артист СССР, Художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин, актёры Малого театра и создатели.

Билеты можно приобрести в кассах и на сайте Третьяковской галереи.

***

17 ноября — 19:00

"Его Величество Актёр"

12+

Россия. 2020, 60 мин.

Режиссёр Денис Бродский

О фильме:

Юрий Соломин — всенародно любимый артист, режиссер, театральный педагог. Более 30 лет руководит Малым театром, одним из старейших театров России.

Мы встретимся с нашим героем в очень важный и волнительный для него период времени. Заканчивается большая реконструкция Исторической сцены и Малый готовится к открытию.

Съемочный период фильма длился более года. Вы увидите то, что обычно скрыто от глаз зрителей. Мы приглашаем вас в мир театра, сцены и закулисья, где правит Его Величество Актер!

19 ноября — 19:00

"Память крови"

12+

Россия. 2018, 60 мин.

Режиссёр Денис Бродский

О фильме:

Главный герой фильма - народный артист СССР Юрий Соломин отправляется с гастролями Малого театра в Читу, город своего детства.

Фильм является не только хронологией событий, это - фильм-размышление, фильм-воспоминание о родителях, учителях, друзьях, это общение с коллегами, учениками, домашними животными, встречи со зрителями; и все это - верная, непреходящая память большого человеческого сердца...

Дорогие друзья!
Малый театр приступает к репетициям детского спектакля по мотивам сказки Алексея Толстого "Золотой ключик, или Приключения Буратино". Ставит спектакль - художественный руководитель народный артист СССР Юрий Соломин. 17 сентября состоялась первая читка. Предлагаем вашему вниманию наш небольшой видеосюжет и фоторепортаж Николая Антипова.

[GALLERY:549]

18 июня художественный руководитель Малого театра, режиссер, народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин отмечает 85-летие. Пять лет назад 80-летие любимого руководителя театр отмечал с размахом. Труппа, коллеги и друзья Соломина устроили для него большой праздник.

В этом году торжество вынужденно перенесено в режим онлайн. Малый театр подготовил новый документальный фильм, состоящий из четырех частей и раскрывающий грани феномена Юрия Соломина – актера, режиссера, педагога и руководителя – «Малый театр Юрия Соломина». Несмотря на то, что фильм к юбилею готовился в «полевых условиях» и актерам пришлось самостоятельно записывать свои воспоминания, ценность фильма – не в качестве отснятого материала, а в искренности слов, нежности признаний, глубине воспоминаний, а также кадрах хроники с участием юбиляра.

О любимом друге и учителе расскажут выпускники Юрия Соломина разных лет, его партнеры по сцене и молодые коллеги. В подготовке фильма принимали участие народные артисты России Василий Бочкарев, Людмила Полякова, Владимир Дубровский, Светлана Аманова, Людмила Титова, Елена Харитонова, Алена Охлупина, Владимир Носик, Александр Клюквин, Александр Ермаков, заслуженные артисты России Виктор Низовой, Глеб Подгородинский, Алексей Фаддеев, артисты Ольга Жевакина, Михаил Мартьянов, Карина Саханенко и Алена Колесникова, режиссер Стефано Де Лука.

Авторы идеи - Дарья Антонова, Татьяна Крупенникова

Режиссёр - Денис Бродский

Режиссёр монтажа - Евгений Павлов

Редакторы, подбор фотоматериала - Ирина Джения, Ольга Петренко, Максим Редин

В фильме использованы фотографии Александра Россоловского, Евгения Люлюкина, Николая Антипова, из личного архива Людмилы Нелиновой, из архива Малого театра.