В Малом театре несчастье – ушла из жизни Людмила Анатольевна Пашкова. В следующем году актриса должна была отметить сразу два юбилея: 80 лет со дня рождения и 55 лет творческой деятельности.

Путь Людмилы Пашковой в искусство был предопределён с самого рождения. Отец будущей актрисы, Анатолий Колеватов, был директором Театра им. Ленинского комсомола, мама, народная артистка РСФСР Лариса Пашкова, служила в Театре им. Е.Б.Вахтангова. Решив пойти по её стопам, Людмила поступила в ВТУ им. Б.В.Щукина на курс Л.М.Шихматова, где вместе с ней учились Никита Михалков, Анастасия Вертинская, Николай Бурляев.

С 1967 г. Людмила Анатольевна Пашкова служила в Малом театре. Ярко выраженная характерная актриса, она создала целую галерею разнообразных по масштабу и жанру, но всегда убедительных и достоверных работ в спектаклях современного и классического репертуара.

Первой значительной ролью Людмилы Пашковой стала двуличная Регина из «Привидений» Г.Ибсена. За ней последовали Славка («Доктор философии» Б.Нушича), Абигайль («Стакан воды» Э.Скриба), Нинучча («Рождество в доме сеньора Купьелло» Э. Де Филиппо), Шура Булычёва («Достигаев и другие» М.Горького), Эстель и Жизель («Мамуре» Ж.Сармана), Мария («Агония» М.Крлежи), Атаманша («Снежная королева» Е.Шварца), Бабушка Невесты («Умные вещи» С.Я.Маршака), Ренэ («Жизнь и любовь господина де Мольера» («Кабала святош») М.А.Булгакова) и многие другие работы. Всего на счету Людмилы Пашковой более 30 ролей – причём важнейшее место в её творческом багаже принадлежит героиням А.Н.Островского.

Великий драматург дал актрисе возможность продемонстрировать самые разные грани таланта, создавать образы, непохожие один на другой. Пустенькая Глафира к финалу «Пучины» вырастает в трагическую фигуру. Варвара («Гроза») при всей своей внешней непокорности не собирается бунтовать открыто. Анна Ивановна (телеспектакль «Бедность не порок»), наоборот, готова постоять и за себя, и за близких друзей. Лариса Епишкина («Не было ни гроша, да вдруг алтын») груба и напориста, а Ефросинья Потаповна озабочена только подсчётом денег, затраченных на званый обед, и не замечает, как рушится жизнь её племянника Карандышева («Бесприданница»). В каждой из этих работ проявились сценическое обаяние, заразительный темперамент, склонность к гротеску, блестящее чувство юмора и богатая фантазия артистки.

Главной из ролей, созданных Людмилой Пашковой на подмостках Малого, стала ещё одна героиня А.Н.Островского – Фетинья Мироновна Епишкина в комедии «Не было ни гроша, да вдруг алтын». Властная дремучая баба, некоронованная царица «скотного двора», Фетинья страстно мечтает поскорее сбыть с рук засидевшуюся в девках строптивую дочь. Чужое, пусть и мимолётное, счастье возмущает её до глубины души, пробуждая зависть и жажду мщения. Единственный человек, перед которым трепещет Епишкина, – это её собственный супруг Истукарий Лупыч. Роль Фетиньи Мироновны по праву считалась бенефисом Пашковой, несомненной удачей актрисы. Людмила Анатольевна играла с видимым удовольствием, ярко и сочно, создавая удивительно живой, правдоподобный и узнаваемый во все времена характер.

Пашкова снималась в кино и на телевидении. На её счету участие в музыкальной комедии Г.Юнгвальд-Хилькевича «Адам и превращения Евы», картинах Д.Томашпольского «Джоник» и «Об этом лучше не знать», российско-французской ленте «Француз Серёжа», телеспектакле «Барсуки», сериалах «Кром» и «Путешествие» и в ряде других проектов.

Прощаясь с Людмилой Анатольевной Пашковой, мы благодарим её за беззаветную преданность искусству Малого театра, с которым была связана вся творческая жизнь актрисы, за прекрасные роли, служившие украшением наших спектаклей. Выражаем глубокие соболезнования родным и близким и всем поклонникам творчества Людмилы Анатольевны. Светлая память и вечный покой!

Коллектив Малого театра

Дорогие друзья!

В преддверии юбилея Юрия Мефодьевича Соломина мы начинаем показ спектаклей с его участием и тех, что были поставлены им на сцене Малого театра. Первый из них драма А.Н.Островского «Пучина», в которой Юрий Мефодьевич сыграл роль Кирюши Кисельникова.
Спектакль был поставлен в 1973 году режиссером П.П.Васильевым. Партнерами Юрия Мефодьевича были Е.Н.Гоголева (Анна Устиновна), И.А.Любезнов (Боровцов), А.М.Торопов (Переярков), Б.Ф.Горбатов (Турунтаев), В.А.Сафронов (Погуляев), Н.В.Подгорный (Неизвестный) и другие.

Спектакль имел большой успех, а роль Кисельникова стала одной из самых ярких в сценической карьере Юрия Мефодьевича. Вот что пишет о его исполнении в своей книге театровед В.А.Максимова: «Соломин – актер крупных планов не только в кинематографе, но и на драматической сцене. Он может выдержать их сколько угодно и будет неизменно притягательным, обаятельным, манящим, потому что при самом требовательном всматривании в игре его (в «Пучине» тихой, ровной, мучительно постепенной в нарастании трагизма) не найти ни мгновения пустоты.
Его крупные, молчаливые планы, пленительное лицо артиста, переменчивая, подвижная мимика, чередования боли, страха, внезапной надежды; то добрые, то безумные «запредельные» глаза его оказались первостепенно важны в роли.
Углубляясь в образ, Соломин сыграл Кисельникова много сложнее, чем написано в пьесе. Он лишь начал с известной, повторяющейся в веках ситуации – «среда заела». С изматывающей искренностью воссоздал капитуляцию чистого, но слабого человека, исход в домашний ад, в пучину, в яму жизни; унижение отвергнутого и не любимого. <…>

Пронзительная правда унылых будней проступала в игре Соломина. Бедность и нищета были поняты и представлены им как человеческое страдание и унижение, но еще и как «благодатная» почва, на которой произрастают обман и преступление. Несчастье нищеты Соломин соединял с подлостью и грязью, кошмаром повсеместного обмана. <…>

В Кисельникове артист увидел больше, чем историю слабого человека. Сотворенной ролью прикоснулся к нашим общим национальным бедам, слабостям и тайнам русского характера, вобравшего в себя терпение, доверчивость, многообразные таланты, благородство, доброту, но и рефлексию, бездействие созерцательности, слабую волю, неизбывное обломовское «не хочется», «не буду»… <…>

Неотступно прослеживал актер, как меркнет человек и зябнет его душа; как страшен «озноб души», когда «боль жизни… могущественнее интереса к жизни»…
Когда-то характерам, подобным Кисельникову, гениальный философ Василий Розанов дал исключительную по точности характеристику. «Русский мечтатель» слушает «неумолчный шум в душе… и существует для разговоров. Не для дела же?... Даже больше, чем пищу... любит мечту свою». В нем – «...отсутствие всякой внешней энергии, воли к бытию… а на конце всего: бедные мы человеки!». Вслед за Розановым герой Соломина мог бы повторить: «Я пришел в мир, чтобы видеть, а не совершить». Мог бы и спросить себя: «Что же ты любишь?» – и ответить: «Мечту свою» (Сб. Розанов В. Избранное. Мюнхен,. 1970. С. 67).
По рождению Кисельников не интеллигент, но Соломин сыграл предтечу русских интеллигентов. Неожиданные, необъяснимые в старом Замоскворечье, были в герое деликатность, благородство, чуткость к прекрасному, доброта, но и слабость, и доверчивость, и беспечность – положительные и отрицательные свойства, присущие известному сословию, которое во времена написания Островским «Пучины» лишь зарождается, еще только будет, а утвердится в России на рубеже ХIХ–ХХ веков, под малопонятным европейцу названием «интеллигенция». <…>

С мучительной неспешностью, с изматывающей душу зрителя постепенностью, подробно играл Соломин, не пропуская ни единого этапа страдания и падения героя. <…>

По-разному можно играть безумие. У Кисельникова в финале спектакля – оно улыбчивое, блаженное. Его герой, который в компании разорившегося тестя теперь торгует на площади тряпьем и старыми вещами, ничего не помнит, никого не узнает – благообразный, с добрым лицом, с «запредельными», как у праведника на иконе, глазами. Никогда прежде он не был так спокоен и умиротворен, как сейчас, когда говорит о «двух жилеточках», старом утюге, о «кулечке гвоздиков», которые насобирал для продажи.
Ничего пугающего, чрезмерного, надрывного в помешательстве его нет. Страдание превысило меру, и человек убежал в безумие, как в возвращенное детство, и теперь почти счастлив. Бог или судьба послали ему в утешение полное бесчувствие. И улыбка у него – дитяти беспамятного, у которого нет прошлого. Но от такой невозмутимости и благостности веет ужасом. И песенка-бормотание, которой научил тесть-жулик, – «Талан – доля, иди за мной…» – отдает жутью. <…>

В отличие от сегодняшнего актерского большинства Соломин не отказывается от старого понятия «амплуа» и сам себя определяет «неврастеником». Взрывной, легко возбудимый, умеющий передать муку человеческой рефлексии, надрыв и трагическую надсаду, он сыграл множество людей, чья душевная жизнь обострена до предела. Однако он никогда не играл человеческую аномалию, безумие, болезнь в буквальном, медицинском смысле. Его врожденный вкус, строгость самоконтроля, особенная художественная деликатность этого не позволяют. Погружение в болезнь, в боль ему, актеру и человеку, не свойственно. И в этом смысле он – в юности простодушно открытый, полный надежд, сегодня – куда более жесткий, ожесточившийся, трудно идущий на контакты, но по-прежнему деятельный и четкий, избежавший всех погибельных соблазнов сцены, умеющий постоять за себя и за свое дело, опасный противник, – в неврастеники не годится.
В безнадежном финале «Пучины» есть свет. Актер не переступает черты, несет в себе светлый образ молодого Кисельникова и заставляет нас вспомнить, какой прелестный, легкий, веселый, душевно чистый человек был в юности этот недоучившийся московский студент, погубленный плохими людьми, подлой средой и собственной слабостью, но еще и честностью, добротой, доверчивостью, миражами мечты».

К счастью, этот замечательный спектакль был записан на пленку и у многих поколений театралов есть возможность увидеть и прочувствовать игру замечательных актеров.