Драматическая хроника «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» подобна величественным многофигурным композициям Сурикова, словно переливающимся через ограничивающие полотна рамы...
НА ВОЛНЕ СМУТЫ
Драматическая хроника «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» подобна величественным многофигурным композициям Сурикова, словно переливающимся через ограничивающие полотна рамы. Но Малый театр не побоялся этой сложности, и режиссер Владимир Драгунов поставил «Дмитрия Самозванца».
Перед нами – вереница лиц и характеров. Здесь люди всех сословий, из царских палат действие переносится на площадь, а оттуда в простую избу, а потом в монастырскую келью… Но Островский не был бы Островским, если бы это были просто картинки прошлого, если бы в пьесе не было живой и горькой правды. Именно поэтому пьеса и сейчас может послужить пособием для тех, кто пытается захватить власть.
Основной конфликт заложен в названии: столкновение двух политиков, противников, обладателей двух диаметрально противоположных мировоззрений. Дмитрий Самозванец на протяжении пьесы власть теряет, а Василий Шуйский прибирает ее к рукам. Дмитрий хочет внести в российскую жизнь новшества и перемены, Шуйский мечтает вернуться к старому. Дмитрием руководят эмоции и импульсы, у Шуйского во всем холодный, трезвый расчет. Дмитрий готов прощать врагов. Шуйский не забывает и не прощает – никому и ничего. За каждым из них стоят определенные силы. И, занятые своей борьбой, они все глубже погружают Россию в состояние смуты.
Загадочная мелодия флейты (композитор Григорий Гоберник) уводит зрителя в глубину веков. Господствующий цвет – тревожный, красный, на его фоне проступают контуры старинных зданий, изображенных словно на обгоревших листах бумаги. Это и пожар смуты, и напоминание о том, что все, что мы видим, – лишь чудом уцелевшие страницы летописи. Скупая сценография Ларисы Ломакиной лишь обозначает место действия, как в шекспировском театре над сценой висели надписи: «лес», «дворец», «берег моря». Необычайным и смелым новшеством для Малого театра кажутся и безбородые бояре (при том, что костюмы приближены к эпохе). А потому игра артистов в классической, подробной и обстоятельной реалистической манере идет несколько вразрез с условностью оформления спектакля.
У Бориса Невзорова (Василий Шуйский), безусловно, положительное обаяние. И несколько парадоксальным кажется, что ему поручена роль Василия Шуйского, которого еще Пушкин окрестил «лукавым царедворцем». Того самого, который, по выражению Василия Ключевского, «шагу не ступил, не солгав». Который при всех царях плел крамолы и заговоры, но выживал, потому что предавал своих сообщников. Который, наконец, недобросовестно вел следственное дело о гибели царевича Дмитрия…
Впрочем, одно дело – Шуйский исторический, и совсем другое – сценический. В чем состоит смысл назначения на эту роль актера с имиджем простого «справного мужика» из рассказов наших писателей-деревенщиков? По-видимому, в том, что режиссер хотел в какой-то мере поспорить с Островским и представить Шуйского на самом деле тем самым русским мужиком, который если и хитрит и подличает, так только во имя блага народа и отечества. Материал, однако, сопротивляется, и положительного героя из Шуйского не получилось, а получился политик, на удивление современного типа. И современность его – в том цинизме, который ради благозвучия обозначают словом «прагматизм».
Во-первых, Шуйский прекрасно понимает, что такое «пиар», хотя и не знает такого слова: у Шуйского есть специальные люди – пропагандисты и агитаторы, сеющие в народе нужные Шуйскому идеи и настроения. Во-вторых, четко сознает, на кого может опереться, кто обижен или недоволен нынешним режимом. В-третьих, умеет сталкивать людей между собой и провоцировать конфликты, подталкивая легкомысленного Дмитрия на заведомо непопулярные решения. А в-четвертых, не гнушается никем и ничем для совершения переворота, прибегая к помощи «сидельцев бражных тюрем» и «цепных воров с Варварского крестца». И в-пятых, знает, каким надо казаться – своим в доску. Так что тот самый «справный мужик» в итоге оказывается маской для одурачивания мужиков настоящих.
Надо сказать, что Борис Невзоров, влекомый логикой роли, во всем этом убедителен и достоверен. А если мы в какие-то моменты не можем понять, искренен его Шуйский или фальшив, то это, может быть, так и нужно, поскольку актер играет человека, который сам был хорошим актером и умел одурачить даже самых прожженных и матерых своих соперников.
Дмитрий же, в исполнении Алексея Фаддеева, искренен во всем, а потому во всем и проигрывает. Он хочет прощать и миловать, но в стране, которая еще хорошо помнит Ивана Грозного, этого никто не может оценить. В пьесе несколько раз всплывает имя Грозного, которое нависает над эпохой, как тень. И люди вспоминают о нем со страхом и почтением. И в конце Самозванец прозревает: «Вам нужен Грозный!» Не доброты от царя ждут люди, а твердой руки. Не христианской милости, а величия и строгого соблюдения обрядов. А именно этого молодому царю и не хватает – он не заботится, как бы мы сегодня сказали, об имидже, он хочет быть героем, а не казаться им. Простых людей больше всего волнует внешнее благочестие, а царь, видите ли, постом ест телятину. Не случайно режиссер вкладывает Дмитрию в уста подлинные слова Самозванца – выстраданное обвинение русским в отсутствии подлинной веры. Фаддеев – один из немногих сегодня молодых актеров, которым удаются романтические ноты, он ярко играет и любовь, и негодование, и отчаяние, заражая своими чувствами зрительный зал.
Все окружающие Дмитрия и Шуйского стремятся разыграть собственную карту. Пожалуй, только царица Марфа, сильно сыгранная Татьяной Лебедевой, бескорыстно стремится помочь Самозванцу – своему мнимому сыну. Сподвижник Дмитрия Петр Басманов (Владимир Богин) хочет сохранить мир и порядок методами Ивана Грозного, казня людей налево и направо. Родовитые бояре пытаются урвать свой кусок от пирога власти. Им, конечно же, принадлежит главная роль в возведении Самозванца на престол. Правда, вскоре бояре списывают его со счетов и начинают думать о новом кандидате в цари. Шуйский кажется им вполне подходящим – до поры до времени. Знатные поляки, в том числе и невеста молодого царя, Марина Мнишек (Наталья Верещенко), разумеется, все поставили на Дмитрия и пытаются извлечь из ситуации как можно большую выгоду. Секретарь Лжедмитрия, строгий и сдержанный Бучинский (Василий Дахненко), работает на Папу Римского. То ли он помогает Дмитрию, то ли следит за ним… Фанатику католичества противостоит ревнитель православия дьяк Осипов (Сергей Кагаков). Он считает себя мучеником за веру, но сам кипит яростью и ненавистью ко всему иноземному…
Довольно загадочной кажется фигура Калачника, темпераментно сыгранного Антоном Хомятовым: с одной стороны, это человек из народа – поборник православной веры, мститель за брата, с другой – «человек в штатском», тайный агент Шуйского, провокатор и шпион. Похоже на то, что его торговля калачами только «прикрытие». Один раз за весь спектакль мы видим лоток на его плече, да и то пустой. Калачник называет себя «народом», но он, пожалуй, ох как непрост…
А что же простой народ? В массе своей он растерян, простодушен и доверчиво воспринимает все, что ему говорят. Именно на доверчивость народную надеется Василий Шуйский – и выигрывает. Самозванец же со всем своим романтическим геройством остается для народа безнадежно чужим – просто потому, что не умеет найти подход к массам. А массы, направляемые умелыми руками, неуклонно движутся к бунту – вполне беспощадному, но не совсем бессмысленному. Во всяком случае, бунт имеет немалый смысл для того, кто его разжигает. И всех персонажей увлекает за собой мощный поток Смуты. Кто-то идет ко дну, кому-то удается удержаться на плаву, но мы-то знаем: это ненадолго, стихия не пощадит никого…
Но где, в самом деле – где тот герой, который, позабыв о собственных меркантильных интересах, примется за спасение России от смуты и хаоса, лжи и коррупции? Что ж, не стоит отчаиваться. Ведь у Островского есть пьеса и о Козьме Минине…
Татьяна Семашко
«Политический журнал», 2 апреля 2007