28 ноября в Центральном Доме Актёра состоялся вечер Василия Бочкарёва. Ведущим выступил заместитель директора Малого театра по творческим вопросам Борис Любимов.

Вечер был сродни встрече добрых друзей, решивших предаться воспоминаниям: на экране транслировались видеофрагменты из спектаклей с участием виновника торжества, а гости признавались в любви и бесконечном уважении, перебирали в памяти самые яркие и значимые моменты, связанные с ним. Своими
рассказами поделились главный режиссёр Малого театра Алексей Дубровский, партнёрши Василия Ивановича по сцене – Людмила Титова и Евгения Глушенко, балерина Илзе Лиепе, режиссёр Адольф Шапиро, с видеообращением выступил режиссёр Анатолий Васильев. Ярким моментом вечера стали частушки в исполнении актрис Малого театра: Евгении Глушенко, Людмилы Титовой, Ольги Жевакиной.

Сам же Василий Иванович блестяще исполнил монолог Барона из спектакля «Маленькие трагедии»: без костюма и грима, без света софитов, без сцены, которая бы отделяла его от публики. Ведь главное, что есть у Артиста - искренняя любовь к Театру, талант, мастерство и готовность к творческим экспериментам.

Предлагаем вашему вниманию фоторепортаж Евгения Люлюкина.

[GALLERY:842]

24 ноября в Зале Церковных Соборов Храма Христа Спасителя прошла торжественная церемония закрытия годовой программы XV Международного Славянского Форума искусств «Золотой Витязь» и награждение лауреатов юбилейного XXII Международного театрального форума «Золотой Витязь». За 22 года «Золотой Витязь» стал одним из крупнейших международных театральных форумов, проходящих в России. Благородная цель форума – укрепление традиций Русского реалистического психологического театра, классической театральной школы, расширение творческих связей и взаимное обогащение театральных культур, популяризация национальной классической драматургии народов России.

Спектакль Малого театра «Маленькие трагедии» А.С. Пушкина в постановке Алексея Дубровского был награждён премией «Золотой Витязь» (категория: Большая форма). За наградой на сцену вышли Алексей Дубровский, Василий Бочкарёв, Алина Колесникова и Денис Корнух.

Поздравляем!

«Маленькие трагедии» - одно из самых загадочных сочинений Александра Сергеевича Пушкина, не похожее ни на одно другое драматическое произведение. Каждая часть – предельно лаконичная по форме и максимально трагическая по своему внутреннему содержанию.

Ближайший спектакль – 6 декабря. Билеты вы можете приобрести в кассе Малого театра и на сайте.

[GALLERY:838]

"И мне снится сон: я наверху сижу, на самом балконе, и прыгаю вниз и лечу, пролетаю амфитеатр и по правому (а тогда было у нас два, разделен партер был) партеру на расстоянии так метра (я все это помню), пролетаю и вижу, что весь зал заполнен, сидят, так сказать, силуэты. Я понимаю, что это артисты, которые работали в театре. И я вылетаю на сцену. Всё, судьба была решена..."

Малый театр всегда славился сильнейшей труппой с уникальными артистами. Не удивительно, что накануне 200-летнего юбилея Исторической сцены телеканал ОТР пригласил стать героем программы "Моя история" выдающегося актёра, народного артиста России Василия Ивановича Бочкарёва.

Василий Иванович поступил в Малый в 1979 году. На его счету множество глубоких, интересных ролей, ему подвластны любые жанры. В программе Василий Иванович с теплотой вспоминает свою юность, своих учителей, партнёров по сцене и близких людей. О том, как любимый публикой и критиками артист пришёл в профессию и связал свою судьбу с Малым театром, вы узнаете из передачи "Моя история".

Посмотреть передачу вы сможете на сайте телеканала ОТР: https://otr-online.ru/programmy/moya-istoriya/vasi...

Василий Бочкарев: Не очень много актеров кино, которые держат планку определенного уровня, разнообразного уровня, в основном за ними тянутся шлейфы бывших ролей...

Дмитрий Кириллов: Октябрь 1824 года. На Петровской, а ныне Театральной площади, в особняке купца Варгина, перестроенном архитектором Осипом Бове под театр, прошло первое представление. Сколько же за 200 лет эта сцена видела великих актеров и режиссеров, шумные премьеры и провалы! Исторической сцене Малого театра уже 200 лет.
Эти стены для многих поколений артистов стали родными. Здесь закладывались лучшие традиции русского театра. Именно Малый театр стал фундаментом русской театральной школы: лучшие драматурги писали пьесы специально для Малого театра. И как бы ни менялось время, в какие бы дебри ни заводила новых режиссеров конъюнктура, Малый театр остается предан своим традициям. Здесь всегда в репертуаре найдется место бессмертным произведениям Гоголя и Гончарова, Чехова и Тургенева, Грибоедова и, конечно же, Александра Николаевича Островского, великого драматурга, ставшего поистине крестным отцом Малого театра.
Имя народного артиста России Василия Ивановича Бочкарева вот уже 45 лет в первых строчках и большими буквами печатается на афишах Государственного академического Малого театра России. Еще бы: Бочкарев – абсолютная звезда театра. Бочкарев – мощнейший артист, он давным-давно доказал своими блистательными работами, что равного ему по силе воздействия на зрителя надо еще поискать.
Василию Бочкареву подвластны все жанры, от комедии до трагедии, от триллера до мюзикла. Бочкарев работал с лучшими режиссерами страны. Его актерский талант признают не только театральные критики и зрители, но и коллеги по цеху. Ну какой смысл конкурировать с Бочкаревым? А он, кстати, за ансамблевую игру и не тянет одеяло на себя. Лучше мы будем Василием Бочкаревым восхищаться.
Василий Иванович, вы – герой «Моей истории», и я очень рад, что встретился с Вами!
Я когда-то был в театре, и «Лес» шел Островского, это было в прошлом веке практически. И такая возникла мысль: как интересно, актер, который в тот момент надел очечки, кепочку надел, раз! – и уже не Бочкарев. Пошел, что-то какие-то усики приклеил... Это только внешнее, а внутреннее какое наполнение!

Василий Бочкарев: В детстве меня потрясла одна фраза, в какой-то книжке я прочитал. На ванне китайского императора было написано: «Создавай себя каждый день снова, снова и снова». Я задумался: а что это такое, каждый день себя создавать? Я же один, ну что создавать?
Дмитрий Кириллов: И вчера я тот же, и сегодня...
Василий Бочкарев: И сегодня тот же, что... Это, конечно, связано с каким-то религиозным, наверное, сознанием, которое у меня как бы развивается с детства. Я помню, как я стою на коленях и молюсь, не умея молиться, но я что-то стоял...
Дмитрий Кириллов: В коридоре?
Василий Бочкарев: Да, точно, в коридоре.
Дмитрий Кириллов: Чтобы мама и папа не видели.
Василий Бочкарев: Да, чтобы никто не видел, так тихо, и чтобы соседи не выходили. Ну это такое было своеобразное обращение к пониманию того, что существует что-то выше меня, что существует то, что за мной, наверное, следит, и от этой, можно сказать, детской наивной молитвы мне становилось легче.
Дмитрий Кириллов: А еще маленькому Васе Бочкареву становилось радостнее и легче от кривляния перед зеркалом. Ну вот любил он это дело: наблюдал, как менялись в зеркальном отражении мимика и взгляд. А еще Васю хлебом не корми, дай понаблюдать за людьми, подсмотреть их походки, ухмылки, повадки, ужимки, неуловимые черточки, чтобы схватить характер. Не знал тогда Вася, что все это лицедейством называется.
В школьном дневнике одни двойки. Бочкарева на второй год оставляют, а ему все нипочем – он любит только то, что любит: историю, к примеру, потому что про людей, живопись, потому что это про искусство, и кино, потому что только там, на белом экране, настоящая жизнь.
Василий Бочкарев: У нас был хороший двор. Тогда, после войны, как раз привозили очень многие люди с фронта, уже после фронта, 35-миллиметровую пленку, где был Disney, где были «Королевские пираты», «Три мушкетера»...
Дмитрий Кириллов: Фирменное кино.
Василий Бочкарев: Фирменное кино, да-да, голливудские черно-белые фильмы. Собирался весь двор, вешали простынку, и мы мальчишками сидели. Собирали, помню, по каким-то копейкам, чтобы вот как бы... Это не бесплатно было, это все было...
Дмитрий Кириллов: ...по-взрослому, кинотеатр.
Василий Бочкарев: Да. Это было все очень организованно, и это все объединяло.
Дмитрий Кириллов: История жизни Василия Бочкарева – золотой материал для драматургов. Незаконнорожденный ребенок, дитя любви, появившийся на свет в Сибири, он воспитывался бабушкой, которая однажды схватила Васеньку в охапку, на поезд Иркутск – Москва и повезла ребенка к папе. Так уже в 4 года Вася стал москвичом, обрел отца и самую лучшую маму на свете: Валентина Петровна Лимарова, мачеха, стала самым родным для него человеком.
Василий Бочкарев: Для меня она святая. Это просто святой человек, Валентина Петровна.
Дмитрий Кириллов: Она же была наполнена христианской любовью.
Василий Бочкарев: Да.
Дмитрий Кириллов: Будучи советским человеком.
Василий Бочкарев: Да, причем будучи из такой очень значимой семьи в Тамбове, которая вот в революцию должна была уехать, все бросить...
Дмитрий Кириллов: То есть корни вот этой глубокой веры в Бога, почитания, каких-то традиций – это все-таки у нее оттуда идет, да?
Василий Бочкарев: Да, да.
Дмитрий Кириллов: И она аккуратно дома это все старалась прививать?
Василий Бочкарев: Да, и Феодосия Федоровна, бабушка моя, которая тоже была очень религиозным человеком. И так как мы жили все-таки уже в советское время, да, они об этом говорили светлым шепотом, вот так.
Дмитрий Кириллов: Если вспомнить портретную характеристику мамы Вали и отца, что это были за люди?
Василий Бочкарев: Ну, отец был трудоголик.
Дмитрий Кириллов: Трудоголик?
Василий Бочкарев: Да, конечно. Он был просто, так сказать, одержим работой.
Дмитрий Кириллов: Он в МИСИ преподавал?
Василий Бочкарев: Да, в МИСИ преподавал, потом еще в институте научно-исследовательском работал. А мама работала инженером пищевой промышленности, она тоже уходила рано, и я так оставался, как-то с бабушкой оставался, меня водили к бабушке... Так как голодное детство было, я бабушке чуть палец не съел вместе с бутербродом...
Дмитрий Кириллов: Зачем?
Василий Бочкарев: Заглотнул...
Дмитрий Кириллов: А, она с руки дала бутерброд?
Василий Бочкарев: Ну да, а я захватил, ну так...
Дмитрий Кириллов: Кусанул бабушку.
Василий Бочкарев: Кусанул, да.
Нет, я вам скажу, что детство у меня было хорошее. Даже в Иркутске было все равно... В Иркутске была замечательная бабушка Ефимия, здесь была бабушка замечательная Феодосия... Они были настоящие такие вот русские вот в том понимании бабушки, безумно меня любили; причем, так сказать, для той же бабушки Феодосии я был неродным внуком, кажется, так сказать, а она любила меня абсолютно...
Дмитрий Кириллов: Вообще, отцу несказанно повезло, потому что я так понял, что мама ваша, которая вас просто вот к себе забрала вот так вот в сердце, она вам дала все, по-моему, все, что может дать маленькому человеку...
Василий Бочкарев: Да, абсолютно, даже больше.
Дмитрий Кириллов: Даже больше.
Василий Бочкарев: Даже больше этого. Так вот, вот если честно говорить, вспоминаю – все от Бога.
Дмитрий Кириллов: Бог послал вам их.
Василий Бочкарев: Более того, он мне послал моего первого учителя Валентина Ивановича Захода, который поставил меня на эту дорожку. Это вообще фантастика.
Дмитрий Кириллов: Как вы его нашли? Где он вас откопал?
Василий Бочкарев: Да никак не нашел. Вот студия была в школе, Сережка Шакуров, Таня ..., еще...
Дмитрий Кириллов: Типа драмкружок?
Василий Бочкарев: Драмкружок.
Дмитрий Кириллов: Так.
Василий Бочкарев: Мне скучно было, я зашел туда, они что-то там на сцене делают с серьезными так [лицами], и Валентин Иванович сидит серьезный, с ними там что-то репетирует... А я сзади сижу им [рожи строю], что-то дурака валяю. Он обернулся, говорит: «Ну что там дурака валяешь? Иди на сцену и покажи! Иди-иди-иди, выходи!» И все: я пошел, вышел – и на всю жизнь.
Дмитрий Кириллов: В старших классах, когда дело запахло керосином и нависла очередная угроза остаться на второй год, Васю спас Чарлз Дарвин. Выучить биологию Бочкарев был не в состоянии, а вот выступить в роли Дарвина – это пожалуйста.
Василий Бочкарев: Увидел портрет Дарвина, приклеил себе бороду, выучил монолог «О происхождении видов» и, значит, что-то сказал про происхождение человека.
Дмитрий Кириллов: По тексту.
Василий Бочкарев: По тексту монолога.
Дмитрий Кириллов: Так.
Василий Бочкарев: И когда я проходил уже на место, мне завуч, самый страшный такой человек, очень жесткая женщина, говорит: «Вася, ты вылитый Дарвин!»
Дмитрий Кириллов: Она же видела его.
Василий Бочкарев: Она, конечно, видела. Дело было решено.
Дмитрий Кириллов: Все годы, пока Вася учился в школе, отец места себе не находил: «Ну кем же ты будешь с такими оценками? Маляром? Штукатуром?» Но однажды в жизни Василия Бочкарева все изменилось: он потерял отца в 16 лет. Иван Васильевич тяжело заболел и однажды, уже незадолго до смерти, прикованный к постели, вызвал сына на серьезный разговор.
Василий Бочкарев: Он очень волновался, переживал, что будет со мной. И в один из последних, так сказать, приходов к нему в больницу он мне вдруг говорит: «Стоп, подожди, Вась. Здесь со мной лежит тоже больная, она актриса, и она мне сказала такую фразу: «Ваш сын похож на очень хорошего актера»».
И вот когда он мне это рассказал, я понял, что вот для его успокоения какого-то такого, знаете, чтобы как-то ему [], Господь послал этого человека и вот эту фразу. И он когда мне это сказал, я еще, так сказать... Я еще даже в кружке не был, я этим не занимался вообще... Я помню, я сбегал по лестнице больницы и что-то во мне такое, вот что-то...
Дмитрий Кириллов: Отцовское благословение.
Василий Бочкарев: Какое-то, да. А потом Валентин Иванович взял меня за руку и привел в Щепкинское училище и все.
Дмитрий Кириллов: Валентин Иванович Захода оказался настоящим крестным отцом Василия Бочкарева в профессии. Он заботился о своем ученике, ни на секунду не сомневаясь в таланте парня. И Вася оправдал его надежды, с первого же раза поступил в Театральное училище им. Щепкина в мастерскую к педагогам Виктору Ивановичу Коршунову и Юрию Мефодьевичу Соломину. Коршунов в свои 30 с небольшим тогда смотрелся уже человеком солидным, в отличие от того же Соломина, которому не было и 27 лет, и выглядел тогда педагог Юрий Мефодьевич очень уж юным.
По окончании «Щепки» Бочкарева зазывал на Таганку к себе в театр сам Любимов; ждала его в «Современник» и Галина Волчек. До прихода в Малый театр Василий Бочкарев умудрился поработать с самыми большими мастерами театральной сцены: он играл в постановках Анатолия Васильевича Эфроса и Андрея Александровича Гончарова, Леонида Викторовича Варпаховского, Бориса Львова-Анохина и Анатолия Александровича Васильева, которому, кстати, наиболее полно удалось раскрыть талант актера Бочкарева.
Но жизнь очертит круг, и стрелка на компасе судьбы однажды покажет направление – Малый театр – и все встанет на свои места: в 1979 году Василия Бочкарева принимают в труппу прославленного театра.
Помните первые дни, как вы вошли в этот театр?
Василий Бочкарев: Я могу сказать, очень замечательная история.
Дмитрий Кириллов: Вас там встречали с аплодисментами?
Василий Бочкарев: Да, не то слово. Все так были рады!
Дмитрий Кириллов: Хлеб-соль, каравай?
Василий Бочкарев: Да. Это было в мае...
Дмитрий Кириллов: 1979 год.
Василий Бочкарев: 1979 год. Идет читка «Бальзаминова», меня пригласили на роль Бальзаминова. Виктор Иванович меня встретил и говорит: «Пойдешь в Малый театр?» Я говорю: «Нет». – «А на роль?» – «Какую?» – «Бальзаминова». – «Иду!»
Дмитрий Кириллов: А, сначала сказал «не пойду»?
Василий Бочкарев: Нет-нет.
Дмитрий Кириллов: «Зачем мне Малый театр?»
Василий Бочкарев: Нет-нет, ну это большой театр, я все-таки работал, как-то привык, мне уютнее в маленьких театрах.
Дмитрий Кириллов: Но Коршунов прямо звал?
Василий Бочкарев: Да. Потом он привел к Михаилу Ивановичу Цареву, и уже Михаил Иванович Царев, который как бы уже был подготовлен и видел меня в спектакле «Прощание в июне», пригласил меня.
Значит, идет май месяц, все... Сначала я так... А я тоже слушаю Бальзаминова, Борис Александрович, по-моему, читал... Вдруг слышу: жу-жу-жу... Я думаю: что такое? Поворачиваюсь – Татьяна Петровна Панкова сидит, и у нее в руках на батарейках вентилятор, и она жу-жу-жу...
Дмитрий Кириллов: Это она себя так охлаждает.
Василий Бочкарев: Она охлаждает. Но тоже в ней какая-то демонстрация по отношению ко мне. Она потом меня любила безумно, но первое восприятие было такое: жу-жу-жу.
Первый акт кончается, подходит одна актриса и говорит: «Вася, имейте в виду, что вы среди врагов». Я говорю: «Спасибо вам большое!» Я получил такую радость, понимаете? Потому что, значит, есть с кем побороться, есть диалог...
Дмитрий Кириллов: Есть диалог, «меня заметили!».
Василий Бочкарев: Да!
Театр – это слоеный пирог, понимаете: один с радостью, другой с завистью, третий с распростертыми руками...
Дмитрий Кириллов: Обнял и тут же плюнул.
Василий Бочкарев: Тут же плюнул, да. Это живая история. И здесь надо понимать, куда ты пришел, и ко всем этим проявлениям людей относиться с любовью, с пониманием.
Очень я, конечно, волновался, честно говорю. Потом, сцена большая, это... Я помню, когда первый раз из Театра Станиславского пришел на сбор труппы в 1979 году, на сцене сидит весь синклит вообще...
Дмитрий Кириллов: Политбюро.
Василий Бочкарев: Политбюро, да-да, красавцы, все сидят: Гоголева, Быстрицкая, Любезнов – ну все, кого там нет, Царев...
Дмитрий Кириллов: Свой театр, свой спектакль идет.
Василий Бочкарев: Да-да.
Дмитрий Кириллов: Ну все тузы там, на сцене.
Василий Бочкарев: Все-все-все. И Нифонтова прекрасная... И я вам скажу, что я стоял на выборе, все-таки ждать «Современник» или идти в Малый театр.
Дмитрий Кириллов: А в «Современник» вас Гафт толкал, да? По-моему, вы же дружили?
Василий Бочкарев: Ну как, мы с ним ездили на гастроли, мы вместе с ним возили гантели на гастроли, железки, махали...
Дмитрий Кириллов: И он тогда стал Волчек шептать «забирай»?
Василий Бочкарев: Волчек много раз шептала мне, чтобы я... Я говорю: Малый театр, ну куда я пойду?
И мне снится сон: я наверху сижу, на самом балконе, и прыгаю вниз и лечу, пролетаю амфитеатр и по правому (а тогда было у нас два, разделен партер был) партеру на расстоянии так метра (я все это помню) пролетаю и вижу, что весь зал заполнен, сидят, так сказать, силуэты. Я понимаю, что это артисты, которые работали в театре. И я вылетаю на сцену. Все, судьба была решена...
Дмитрий Кириллов: ...что это Малый театр.
Василий Бочкарев: Конечно.
Дмитрий Кириллов: Кино, мы не можем без него никуда. Все артисты получают всенародное признание, когда начинают их показывать на широком экране. Сколько ты ни играй в театре, так сложилось, кино дает популярность, известность: «О, я его видел!»
Василий Бочкарев: Я вам так скажу, честно: все-таки этот роман с кинематографом закономерно, так сказать, до конца не случился. В свое время Анатолий Васильевич Эфрос сказал очень правильно: «Чтобы сниматься в кино, надо иметь на это право». И я с ним глубоко согласен. Причем это право, оно кому-то дается сразу: он органичен, он фотогеничен...
Дмитрий Кириллов: Камера его любит.
Василий Бочкарев: Как говорится, камера его любит, режиссер его любит, сниматься он снимается... Он хватает и пошел, и дальше начинается какая-то катастрофа успеха. Не очень много актеров, которые не то чтобы держат планку определенного уровня, а планку разнообразного уровня.
Дмитрий Кириллов: Каждый раз как с чистого листа чтобы было.
Василий Бочкарев: Да.
Дмитрий Кириллов: Не держат: все время шлейфы из прошлых ролей.
Василий Бочкарев: Да. Я смотрю: это было, ну ты же играл это, ну это...
Дмитрий Кириллов: Сам себя играешь...
Василий Бочкарев: Это было, это было... Ну и попал... Другое дело, это так.
А что касается меня, не знаю. Вот для меня встреча с Погодиным Олегом... Для меня было просто счастье, когда мы «Крик совы»...
Дмитрий Кириллов: «Крик совы». Ой, вы играли просто... Слушайте, ну это, честно говоря, такое чудовище... Вам сценарий понравился? Как вот получилось, что вы в «Крике совы», просто попадание в десятку?
Василий Бочкарев: Это было... Чем прекрасен кинематограф, потому что часто бывает так, что снимаешь и не знаешь, что снимаешь.
Дмитрий Кириллов: А-а-а...
Василий Бочкарев: Конечно. Ну как? Это же ведь ясно... Вот даже «Белое солнце пустыни»: должен был сниматься Юматов, потом Кузнецов снялся... Там все было не так просто, а потом вышел фильм эпохи и т. д.
Дмитрий Кириллов: А тут как было? Вам сцену только подсунули просто и снимайся, не зная в чем?
Василий Бочкарев: Да я не знаю, что-то... Короче говоря, вызвали на съемки, даже, по-моему, и не было...
Дмитрий Кириллов: ...проб?
Василий Бочкарев: Да.
Дмитрий Кириллов: А где снимали?
Василий Бочкарев: В Ленинграде, под Питером снимали в таком заброшенном туберкулезном, по-моему, санатории... В общем, это... Короче говоря, начали съемки. Честно говоря, дали какие-то сцены, я не понял ничего, сценарий и сценарий, ну что-то там... То есть ни начала, ни конца, конца нет, идут убийства, все...
Ищут костюм первый мне. Ну, я думаю этим подработать, денежки нужны... И так вдруг что-то мне так костюмерша один костюм, второй костюм, так тщательно... Я думаю...
Дмитрий Кириллов: Странно, да?
Василий Бочкарев: «Ну ладно, ну что вы, я же там появляюсь один-два раза». – «Да вы что? Это главная роль!» Я думаю: «Во хохма какая!»
Дмитрий Кириллов: Совсем не знает ничего.
Василий Бочкарев: Хохмит, не знает сценария, ничего не читала. А потом выясняется, что это действительно главная роль, т. е. она, так сказать, запечатанная...
Дмитрий Кириллов: До последнего никто не понимает.
Василий Бочкарев: До последнего никто ничего не понимал, так снимались... И потом 19 декабря, на Николин день, мороз за 30 градусов, этот ацетон, там по щелям лед идет такой, лед, а я голый и мне делают этот шрам... Толком я не знаю, что мы будем снимать, но делают шрамы, слепят... Холодина страшная... Вдруг приносят от режиссера текст. Ну, текст, я смотрю... Мама дорогая, это же простыня текста, вот такой!
Дмитрий Кириллов: А, т. е. вы так не договаривались?
Василий Бочкарев: Ничего не говорили! У меня внутри первое желание: «Вась, это что такое? Да нет, ну я... Это же невозможно, ну это просто невозможно, это невозможно!»
Дмитрий Кириллов: Вот ужас, кино.
Василий Бочкарев: Ужас. Монолог в тюрьме, холодно... И вдруг мне внутренний голос говорит: «Вася, соберись и вперед!»
Дмитрий Кириллов: «Соберись, тряпка!»
Василий Бочкарев: «Соберись, тряпка!»
Дмитрий Кириллов: «Ты что, не артист?»
Василий Бочкарев: «Давай, ты что, не артист? Ну давай потихонечку».
Дмитрий Кириллов: Были какие-то роли, от которых вам приходилось отказываться, потому что вы понимали, что это уже не туда?
Василий Бочкарев: Понимаете, все равно каждый человек состоит из разных ипостасей, хорошего и плохого, все, так что у меня не было таких. Вот даже вот этот старик, который в «Крике совы»...
Я помню, сижу в Александро-Невской лавре в столовой, и я играю действительно очень плохого, убийцу, он восемь человек убил – ну как это, артисту взять на себя этого ужасного кощея... Ну и я так взял супчик и сел, а напротив меня сел батюшка. Сидим, и я его спрашиваю... А меня мучает: ну действительно, как, ужасный человек, убийца, восемь человек зарезал, задушил... Я ем, а потом говорю: «Батюшка, можно вопрос?» Он говорит: «Ну задавай, сын мой». – «Я вот хотел узнать насчет одной молитвы. Вот я... Я не знаю, как сказать-то... Я восемь человек убил и вот, значит, хотел бы узнать вот молитву, чтобы, так сказать...» Он говорит: «Сын мой, я такой молитвы не знаю», – взял и пересел на другое место. Напугал.
Дмитрий Кириллов: Предупреждать же надо священника!
Василий Бочкарев: Ну я пробормотал, что я артист и...
Дмитрий Кириллов: Он, наверное, уже не слышал этого, да?
Василий Бочкарев: Он не слышал этого.
Дмитрий Кириллов: Когда есть сомнение, вы все-таки идете, например, к своему батюшке благословение просить, да?
Василий Бочкарев: Я на каждую роль прошу благословение.
Дмитрий Кириллов: На каждую?
Василий Бочкарев: Конечно! Я же воцерковленный человек, да. Бывает время, когда я не прихожу на службы, а так я стараюсь приходить.
Дмитрий Кириллов: Отец Алексий говорил когда-нибудь вам «не надо, не играй»? Было такое?
Василий Бочкарев: Нет. Он говорит: «Ну ты осторожно». Вот я там патриарха играю, например, снимаем сейчас в патриархии, он говорит: «Осторожнее, осторожнее, потому что вот эта мантия, это все – это все церковное...»
Дмитрий Кириллов: Митрополита когда играл, допустим, – страшно же.
Василий Бочкарев: Ну да. «Вы будьте осторожны». Я понимаю, что это сложно. Но устаешь, как ни странно, от этого очень сильно, потому что, безусловно, ряса, сан... Ну, патриарх, что тут... Это все-таки...
Дмитрий Кириллов: Побыть в его шкуре хотя бы во время съемок...
Василий Бочкарев: У-у-у... Тяжело. Я серьезно говорю, это очень физически тяжело.
Дмитрий Кириллов: Какое счастье, что вы выбрали ту профессию, в которой вам каждый день, каждую минуту интересно!
Василий Бочкарев: Конечно.
Дмитрий Кириллов: Вы когда-нибудь говорили: «Ой, какой ужас»?
Василий Бочкарев: Нет, нет.
Дмитрий Кириллов: Какое счастье!
Василий Бочкарев: Какое счастье, конечно!
Дмитрий Кириллов: «Ялта-45», толкаетесь все время там, прекрасный спектакль вышел.
Василий Бочкарев: Конечно. Очень тяжелый спектакль, хотя кажется ничего... Опять же, есть груз... Так же, как я когда играл Бориса Годунова, есть груз подлинного героя, подлинного человека.
Надо играть Бориса Годунова – надо пойти договариваться, что я использую имя Бориса Годунова, что это версия, с которой я не согласен, что он там убивал, в Угличе это все было не так... Поехал в лавру поклониться на могилу, купил цветочки, гвоздики; пришел, разговариваю, говорю, что так и так, уж тут никуда не денешься, извините, простите, я аккуратно... Сзади идут паломники, остановились, что-то говорят. Пауза. Вдруг кто-то говорит: «Смотрите-смотрите, родственник пришел!» Мне так стало хорошо!
Дмитрий Кириллов: Знак!
Василий Бочкарев: Опять благословение, я государственную премию получил. В общем, все так...
Дмитрий Кириллов: Борис Федорович благословил.
Василий Бочкарев: Борис Федорович благословил меня.
Вообще, мне повезло. Именно вот в моей жизни больше всего я ценю то, что мне повезло с теми людьми, которых я видел, с артистами, с режиссерами. Это, конечно, потрясающе. Ну какие режиссеры! Варпаховский, Гончаров, Анохин, та же Волчек, Шапиро, Женовач, Морозов, Васильев... Какая прелесть, сколько их!
И сейчас вот мы работаем, у нас вот главный режиссер новый Алексей Владимирович Дубровский – замечательный режиссер! Такое счастье, что вот так как-то... Очень волновались с уходом Юрия Мефодьевича, что будет, что будет, потому что, по театральному полю посмотреть, режиссеров очень много, которые вне палитры Малого театра.
Вот в чем сила Малого театра? Есть какие-то опорные спектакли, которые дают возможность... Там могут быть какие-то, но есть такие, на которых опирается корабль Малого театра. И надо сказать, Алексей Владимирович ряд спектаклей, которые он сделал, и «Мертвые души», и «Собачье сердце», и «Бальзаминов», и «Физики», и «Метель»... кстати говоря, это его первая была постановка... Тоже все как бы случайно, но ничего случайно не бывает, ничего случайно не бывает.
Вот мы сидим, сидит Леша Дубровский, который сделал инсценировку «Метели», Соломин, директор центра, а нужно сделать срочно вот спектакль «Метель». Соломин говорит: «Вась, ты будешь делать?» Я говорю: «Не-а». – «А кто?» Я говорю: «Он», – показываю на Дубровского. И вот случилось, и с этого момента пошло. Что это было? Это значит, это не случайность, это не случайность – это просто так надо, так надо.
Дмитрий Кириллов: Вообще, ничего в жизни нет случайного.
Василий Бочкарев: Да нет, конечно.
Дмитрий Кириллов: Вот даже главная встреча в вашей жизни, ваша Людмила, жена, – это же чудо. На всю жизнь встретились.
Василий Бочкарев: Да. Я ей очень много обязан, Людмиле Игоревне Розановой. Я очень обязан, во-первых, не только ей, я обязан именно этой семье: Игорь Борисович Розанов, Валентина Ивановна, моя теща... Это мне повезло, мне опять повезло.
Потому что они высочайшей культуры люди были. Игорь Борисович – главный хирург Боткинской больницы. Если есть свободное время, он в консерватории, классика. Мы приехали, помню, на дачу, у него на даче все время стоял проигрыватель старый и он крутил оперы, «Риголетто»... Это был...
Дмитрий Кириллов: Хороший вкус. А теща?
Василий Бочкарев: А теща – она домашняя, но она закончила Щепкинское училище.
Дмитрий Кириллов: О, своя.
Василий Бочкарев: да.
Дмитрий Кириллов: И при главвраче.
Василий Бочкарев: Она в потоке шла с Луспекаевым и... Просто так обстоятельства со здоровьем получились, что она как бы не смогла стать... А актриса она была замечательная, по крайней мере дома это были сцены все время очень живые. В общем, семья – такой живой театр, живая семья была, такая итальянская семья была.
Дмитрий Кириллов: И как здорово, вы же уже в сознательном, взрослом возрасте друг друга нашли. Это не какая-то юношеская [любовь], улыбнулся, полюбил и убежал.
Василий Бочкарев: У меня до сих пор могут быть терки, там все, но... Причем как интересно, в определенный момент эти вот... Почему я говорю, не разводитесь никогда, не разводитесь никогда: каждая следующая хуже предыдущей, это точно.
Дмитрий Кириллов: Какое счастье, что дочь не артистка!
Василий Бочкарев: Ну, я вам так скажу, что дочь и не могла быть артисткой, потому что с детства... Когда рядом стоит старинный шкаф, заполненный медицинскими книгами по хирургии...
Дмитрий Кириллов: Ну да, а дедушка – главный врач...
Василий Бочкарев: ...а дед – главный врач...
Дмитрий Кириллов: Какая артистка?
Василий Бочкарев: Какая артистка? А потом, крестный отец – хирург и т. д., и т. д., прадед – хирург... Сам Бог велел заниматься. Самая, самая ценная профессия – это медик, конечно, когда жизнь и смерть тут рядышком, когда время можно пощупать. Это самое благородное: учитель, врач и священник.
Дмитрий Кириллов: Да. Ну, артисты лечат, дают людям радость.
Василий Бочкарев: Мы как учителя.
Дмитрий Кириллов: То, что вы... Знаете как, профессиональное выгорание бывает у врачей, во всем, в любой профессии бывает. Вот вы – не выгоревший. Как это вам удалось, это загадка, но ощущение, что куража вот этого «а что будем дальше делать?», все с чистого листа...
Василий Бочкарев: Гениально говорил Александр Сергеевич: «Еще есть наслажденье Для любопытства моего».
Дмитрий Кириллов: Я вам хочу пожелать, чтобы у вас каждый день был такой, знаете, чистый лист, светлое, солнечное утро, и вы говорите: «Так, и снова начинаем все заново!»
Василий Бочкарев: Конечно! Это прекрасно!
Дмитрий Кириллов: Спасибо вам огромное!
Василий Бочкарев: Спасибо, спасибо, дорогой! Спасибо Малому театру!

6 ноября на телеканале «Россия-Культура» вышел новый выпуск информационно-познавательной программы «Наблюдатель», посвящённый 200-летнему юбилею Исторического здания Малого театра.

Гостями ведущего программы Андрея Максимова стали: главный режиссёр Малого театра, заслуженный артист России Алексей Владимирович Дубровский; историк театра, ректор ВТУ (института) им. М.С. Щепкина, заместитель директора Малого театра по творческим вопросам Борис Николаевич Любимов; историк театра, театровед, доктор искусствоведения Нина Алексеевна Шалимова; лауреат Государственных премий России и премии Правительства России, народный артист России Василий Иванович Бочкарёв.

Малый – уникальный театр, не похожий ни на один другой. Но в чём его отличительные черты? Если сравнить здание театра с человеком, то какой он? Какие легендарные актёры выходили на прославленные подмостки? Откуда взялся миф, что в Малом театре – сильнейшие актёры, но нет места для режиссёрского эксперимента? Каких авторов открыл Малый, как сократить пространство между гениями прошлого и современностью? Об этом вы узнаете из выпуска программы «Наблюдатель».

В выпуске показаны отрывки из спектаклей Малого театра прошлых лет: «Пучина», «Свадьба Кречинского», «Волки и овцы», «Васса Железнова».

https://smotrim.ru/video/2889108

Вчера на Исторической сцене сыграли 200-й спектакль «Мнимый больной» Ж.Б. Мольера в постановке Сергея Женовача.

Премьера состоялась в октябре 2005 года. За 19 лет спектакль стал неотъемлемой частью репертуара, а в 2007 году был удостоен премии «Золотая маска» в номинации «Спектакль большой формы».

200-й раз зрители сопереживали героям, смеялись над вечно актуальными шутками о врачах-шарлатанах и мнительных пациентах, наслаждались блистательной игрой актёров и благодарили их бурными овациями на поклонах. Народные артисты России Василий Бочкарёв (Арган), Евгения Глушенко (Белина), Людмила Титова (Туанетта) и актёр Игорь Григорьев (г-н Боннфуа) сыграли без замен все 200 спектаклей!

23 октября после поклонов на сцену вышел заведующий труппой Малого театра народный артист России Владимир Бейлис, чтобы поздравить всех участников спектакля от имени руководства.

23 октября на основной сцене Малого театра состоится 200-е представление комедии Ж.Б. Мольера «Мнимый больной».

Последняя пьеса великого драматурга рассказывает о человеке, придумывающем себе один недуг за другим. Историю ипохондрика, не умеющего разбираться в людях, Малый театр подаёт весело, озорно, динамично. По замечанию Инны Натановны Соловьёвой, «шарм этого спектакля, спокойно и приветливо впускающего в себя клоунаду, – в том, что его персонажи любят друг друга. Ну, если «любят» слишком сильное слово, то скажем: тут хорошо относятся друг к другу, что и естественно в семье хорошего человека» («Экран и сцена», декабрь 2005 г.).
«Мнимый больной» – это изысканные декорации Александра Боровского, великолепные костюмы Оксаны Ярмольник, изящно стилизованная музыка Григория Гоберника. Успех спектакля во многом обусловлен превосходным актёрским ансамблем, играющим легко, заразительно, радостно. Постановка пользуется тёплым приёмом у театральной общественности и зрителей, как в Москве, так и во время гастрольных поездок.
Сердечно поздравляем режиссёра-постановщика Сергея Женовача и весь коллектив спектакля, в особенности бессменных исполнителей, которые выйдут на сцену в 200-й раз, – Василия Бочкарёва (Арган), Евгению Глушенко (Белина), Людмилу Титову (Туанетта), Игоря Григорьева (г-н Боннфуа)! Желаем «Мнимому больному» долгой и счастливой сценической жизни!

В дни празднования 225-летнего юбилея А.С. Пушкина Малый театр показал премьеру «Маленьких трагедий» в постановке главного режиссёра Алексея Дубровского. Казалось бы, зрители давно привыкли к тому, что эти пушкинские шедевры приходят на самые разные подмостки – классические и экспериментальные – целиком, по отдельности или полным «циклом», нередко дополненным «Сценой из Фауста», но, тем не менее, заполняют театральные залы. Хотя вряд ли в ожидании чуда: для многих почти наизусть знакомый текст, широко известные сюжеты… Смею предположить, что почти всегда влекут не только имена любимых артистов, занятых в той или иной постановке, и не любопытство к некоему очередному эксперименту, а магия пушкинских строк, завораживающая красотой того самого «великого и могучего» русского языка, который уже почти покинул нас, оставив светлое воспоминание…

Спектакль Малого театра покорил с первых минут, ещё до начала «Скупого рыцаря», атмосферой тревоги приближения чего-то непоправимого, дыханием чумы. Оно повеяло мгновенно от направленных в зал рядов прожекторов, которые медленно уплыли под колосники, а вслед им появилась на сцене на фоне тёмно-серых кирпичных стен, замыкающих пространство, группа людей в чёрных плащах, в белых масках, схожих с дельартовским Чумным доктором. Их танец был подлинным искусством балета, взмахи плащей при кружении напоминали распростёртые над всем миром зловещие крылья. И возникало одновременное ощущение захватывающей красоты, изящества найденной точной формы, включения в контекст происходящего «Пира во время чумы» (не вошедшей в спектакль) и – страха ожидания… Изумительная хореография Антона Лещинского, мастерство молодых артистов и студентов Щепкинского училища заворожили зрительный зал не только утончённостью безукоризненной формы, но внятностью эмоций, отсылающих к «Пиру во время чумы» и – той благородной красотой, которой так часто недостаёт сегодня в театрах.

Художник Мария Утробина создала образ целого мира из замкнутого тремя стенами пространства, в котором один за другим появляются конкретные смертные грехи, уничтожающие не только окружающих, но едва ли не в первую очередь своих носителей.

Атмосфера «Пира во время чумы» как будто «распылена» в воздухе спектакля не только изысканной хореографией, музыкой Георга Фридриха Генделя, но и появлением из-под сцены, словно из преисподней, подвала Скупого рыцаря, заполненного сундуками; обеденного стола, за которым Сальери подсыпает яд в чашу Моцарта; статуи Командора… Нам явлены три смертных греха: алчность или корысть; гордыня, умноженная на зависть; сладострастие – пожалуй, самые «стойкие» во времени, не подверженные коренным изменениям на протяжении веков и так или иначе приводящие к трагедии, потому и воспринимаются в разные эпохи разными поколениями внятно.

… Луч света выхватывает на верхней ступени лестницы в глубине сцены сына Барона Альбера (Алексей Фаддеев), измученного невозможностью появляться на турнирах, жить одной жизнью со своими ровесниками из-за скупости отца. Рыцарский шлем пробит, взять деньги у Соломона невозможно, нужен заклад, даже вина не осталось, чтобы выпить… Растерянный взгляд Альбера, интонация разговора с Иваном – всё свидетельствует о предельном отчаянии юноши, о его готовности пойти на любое преступление, но как резко меняется лицо, как вспыхивают презрением и ненавистью глаза, когда Соломон (выразительная работа Владимира Дубровского) предлагает ему избавление от отца – склянку с ядом!.. Как минутное сомнение соблазняет мыслью вернуть Соломона, но невозможно совершить преступление. Лучше обратиться за помощью к всемогущему Герцогу.

Из-под сцены медленно появляется подвал, заставленный открытыми сундуками, полными сокровищ, и восседающий среди них Барон – на устах Василия Бочкарёва полуулыбка, заставляющая вспомнить слова Феофана Затворника о том, что «корысть есть ненасытимое желание иметь, или искание и стяжание вещей под видом пользы, затем только, чтобы сказать об них: мои». Только это – обладание – владеет всеми помыслами Барона. Прекрасный Мастер, Василий Бочкарёв ни на миг не изображает согбенного старца, которому пора уже освободить место на земле, его герой – человек, в котором ещё достаточно сил, чтобы преумножать сокровища, наслаждаться своей безграничной властью. На моей памяти едва ли не впервые слова Соломона подкреплены тем, что мы видим: «Барон здоров. Бог даст – лет десять, двадцать. И двадцать пять и тридцать проживёт он». И эта яркая краска придаёт известному сюжету странный, на первый взгляд, но и определённо фатальный оттенок. «Моё» - значит, неделимое, принадлежащее, словно от рождения данное свыше; то, что не подвластно ни возрасту, ни чину, что даёт ощущение вечной жизни. И невольно приходит на память «Холстомер» Л.Н. Толстого, где автор рассуждает о том, что «мой», «моя», «моё» определяют сущность человека, переставшего видеть разницу между одушевлённым и неодушевлённым. Когда осознаёшь это, выстраивается живая преемственность традиций гуманизма русской культуры и иначе воспринимаются слова:

Что не подвластно мне?
как некий демон
Отселе править миром я могу;
…
Мне всё послушно, я же – ничему;
Я выше всех желаний; я спокоен;
Я знаю мощь мою: с меня довольно
Сего сознанья…

Василий Бочкарёв произносит их не просто упоенно, а вдохновенно, как оправдание собственного существования, словно на наших глазах молодея, воспламеняясь собственным величием. Но как же мгновенно он теряет его, как начинают бегать глаза, когда он, обдумывая каждое слово, пытается внушить Герцогу (Михаил Мартьянов принимает Барона на фоне театральной ложи и держится несколько театрально, что оправдано стилистикой спектакля): его сын гуляка, он даже пытался убить отца. И тогда наступает трагическая развязка – смерть Барона, которую, следуя логике постановки, возможно оценить как закономерное возмездие свыше тому, кто возомнил себя властелином мира. Хрестоматийные слова Герцога: «Ужасный век, ужасные сердца!» - прозвучат не приговором, а скупой, произнесённой без пафоса констотацией. Едва ли не на все времена. Бесшумно появится один из людей в чёрном и наденет на Барона белую маску – своеобразный атрибут завершившейся жизни, а двое других унесут безжизненное тело…

Словно по контрасту с сокровищами, укрытыми от посторонних глаз в подвале, на сцене предстанет роскошь цветов в корзинах, зеркало, предметы благородной и дорогой красоты, клавесин в доме Сальери. Всё это занимает лишь часть пространства, замкнутого серыми стенами. Он войдёт в это пространство в распахнутом халате, деловито возьмёт в руки лейку и будет поливать цветы, занятый своими мыслями не о музыке, которую «разъял как труп», постигая искусство, а о потаённом, но всё более властно вырывающемся из души:

Кто скажет, чтоб Сальери гордый был
Когда-нибудь завистником презренным,
…
Никто! А ныне – я сам скажу – я ныне
Завистник. Я завидую; глубоко,
Мучительно завидую. – О, небо!
Где ж правота, когда священный дар,
Когда бессмертный гений – не в награду
Любви горящей, самоотверженья,
Трудов, усердия, молений послан –
А озаряет голову безумца,
Гуляки праздного?.. О Моцарт, Моцарт!

Михаил Филиппов, великолепный Мастер, много раз покорявший зрителей на сцене Московского театра им. Вл. Маяковского, на других сценах, на киноэкранах, недавно вступивший в труппу Малого театра, в роли Сальери предстаёт поистине неузнаваемым. Такая спокойная внешняя мощь при внутреннем иссушающем борении страстей исходит от его облика, от «проверки» созревшего решения камертоном, который каждый раз издаёт чистый звук, словно ответ на мысли Сальери, от разговора с собственным отражением в зеркале, - что становится не по себе. И невольно приходят на ум слова святителя Василия Великого, писателя и богослова: «… Хотя убоится суда, произнесённого за гордость, однако не может исцелиться от этой страсти, если не оставит всех помышлений о своей предпочтительности».

Непомерная гордыня, разъедаемая завистью к тому, кому всё дано от рождения свыше, без «трудов, усердия, моленья», словно физически душит, всё больше укрепляя мысль о том, что именно он, Сальери, призван:

Нет! Не могу противиться я доле
Судьбе моей: я избран, чтоб его
Остановить – не то мы все погибли.

Появление Моцарта (отличная работа Дениса Корнуха!) в сопровождении не Слепого скрипача, а весёлой компании людей в чёрном. Он танцует вместе с ними легко и изящно, а потом все они превращаются в воображаемого скрипача, играя на воображаемых скрипках. Именно это и становится последней каплей для Сальери: он достаёт «последний дар Изоры», яд, и, вновь проверив себя камертоном, принимает окончательное решение…

Поднимающийся из преисподней роскошно накрытый стол в трактире вновь вызовет неожиданную ассоциацию со стихотворением Г.Р. Державина, благословившего лицеиста Пушкина: «Где стол был яств, там гроб стоит…» И эта цепочка неожиданных и, казалось бы, невольно приходящих на память воспоминаний придаёт спектаклю Алексея Дубровского тот объём, что естественно вписывает его в контекст не только отечественной, но и мировой культуры.

Едва уловимые на бесстрастном лице Сальери последние сомнения; охваченное мыслями о «Реквиеме» печально-задумчивое лицо Моцарта, машинально играющего в бильбоке, почти залпом выпитая чаша с ядом – всё это говорит больше слов, заставляя зрительный зал дышать одним дыханием с героями в ожидании неизбежного. На Моцарта наденут белую маску и уведут за собой люди в чёрном, а Сальери привычным жестом возьмёт в руки камертон и, не услышав звука, будет настойчиво вызывать его. И страшно видеть человека, с ужасом вопрошающего себя: «И я не гений?» и продолжающего неистово, отчаянно бить по беззвучной «вилочке» камертона…

О последней части «Маленьких трагедий» на сцене Малого театра говорить сложнее. «Каменный гость» выстроен так же стильно, точно, как и две предыдущие истории, но… на фоне Барона-Бочкарёва и Сальери-Филиппова Дон Гуан Игоря Петренко проигрывает, в первую очередь, по части темперамента. Если вновь припомнить определения смертных грехов, нельзя не вспомнить священномученика Василия Кинешемского: «Нередко бывает, что человек не в состоянии думать более ни о чём другом: им всецело владеет демон страсти». Этого демона разглядеть в артисте не удалось: Игорь Петренко, принадлежащий к когорте любимых артистов кино, статный, красивый, казалось, если и одержим чем-то, то, скорее, не страстью, а надоевшей ему самому привычкой не пропустить мимо ни одну женщину, преумножая свою репутацию покорителя женских сердец. Искусно соблазняя Дону Анну (очень хороша Полина Долинская, проживающая по развитию сюжета медленное перерождение замкнутой чувством долга молодой женщины до интереса к незнакомцу, сменяющегося на наших глазах подлинной страстью), он действует более по распространённой славе развратника, нежели по власти демона, справиться с которой не может. И куда более темпераментными, яркими выглядят рядом с ним Лепорелло (Виктор Низовой), Дон Карлос, сдержанный лишь внешне (Александр Волков) и даже Монах (Сергей Еремеев), неистово стегающий себя плёткой в попытках усмирить чувство к прекрасной Доне Анне.

И всё же спектакль «Маленькие трагедии» по высочайшему уровню культуры; по стилю постановки; точности психологического режиссёрского решения и актёрского исполнения с глубоким проникновением в характеры вечных персонажей; изысканной красоте сценографии и костюмов; световому и музыкальному оформлению не для меня одной стал событием радостным и внушающим большие надежды.

Наталья Старосельская, журнал «Страстной бульвар,10», №1-271/2024

https://strast10.ru/

Последним по пушкинской теме, связанной с юбилеем поэта, отчитался Малый театр. «Маленькие трагедии» здесь поставил Алексей Дубровский, и это его первая работа в качестве главного режиссера Дома Островского. С премьерного показа — обозреватель «МК» Марина Райкина.

Несмотря на воскресный день и летнюю жару, зал Малого был забит, и это вполне объяснимо: вот уж где от традиции не отступают — как написано у автора, так и ставят. Перелицовка классики не приветствуется ни руководством, ни публикой. Тем не менее «Маленькие трагедии» при всей классичности формы тронуты поисками, и это им идет.

По сценографии (художник Марина Утробина) у премьерной постановки большой стиль — четыре жесткие кулисы, состаренные цветом и светом под камень, с каждой стороны сцены, да и сама сцена открыта. Золоченые рамы, люстры, подсвечники, столы с сундуками и яствами, которые бесшумно выплывают из люков. Костюмы почти исторические. И в таком парадном, добротно выполненном мастерскими Малого интерьере важное место занимает пластическая группа в черном (высокие сапоги, недлинные плащи за плечами). Лица ее участников закрывают так называемые чумные маски, мертвенно-бледные с крючковатыми вытянутыми носами.

Эта группа — свидетели и участники всех трагедий, чьи задачи весьма разнообразны. Они беззаботные спутники праздного гуляки Моцарта, они же становятся одним «скрыпачом» с музыкально-пластическим этюдом, которого он привел в дом Сальери. Пожатия их десниц, то есть рук, тяжелы для гибнущего Дон Гуана. Но, главное, они — свидетели страстей пушкинских героев — скупость, зависть, желание обладать женщиной. Страсти, за которыми неизбежно приходит смерть в чумной маске — memento mori. И тут следует отметить работу Антона Лещинского, чья минималистичная, но изящная хореография читается как пластические комментарии к известному до боли тексту Пушкина под музыку Георга Фридриха Генделя (Sarabande Trailerized Wall Of Noise) или из всенощных бдений («Тебя, Бога, хвалим).

«Маленькие трагедии» поставлены на первых артистов Малого — Василия Бочкарёва, Михаила Филиппова, который в прошлом сезоне перешел в Малый из Театра им. Маяковского, и звезду кино и сериалов Игоря Петренко. У каждого из них — своя «маленькая трагедия» длиною в акт, что дает возможность публике оценить и подробную работу режиссера с текстом и с актерами.

Стоит ли говорить о мастерстве, с каким Василий Бочкарёв читает и играет монолог Барона из «Скупого рыцаря», — риторический вопрос. Как он владеет и управляет интонацией и, кажется, ею одной раскрашивает трагедию отца, а уже потом рыцаря, павшего жертвой собственной скупости. Довольно неожиданный эффект от монолога Барона — возникает тень сочувствия и даже жалости к нему. Паузы, интонации, которыми, как и Бочкарёв, владеет Михаил Филиппов в «Моцарте и Сальери», — лишнее напоминание современным актерам, что голос — важнейший для их профессии инструмент.

Последний акт — апогей страсти. Игорь Петренко в роли Дон Гуана отчаянно движется в сторону бездны. И осипший голос артиста, сорванный на съемках, как ни странно, шел его герою, подчеркивая мужественность. В финале герои трагедий встретятся: где-то там, одетые в белое, залитые сверху светом (кстати, очень хорошая работа Е.Виноградова). «Наверное, души их там успокоятся», — думает зритель после просмотра притчи о страсти.

***

Марина Райкина о спектакле "Маленькие трагедии" - в программе "Театральная среда" (с 30:00)

***

После спектакля несколько вопросов режиссеру Алексею Дубровскому.

— Почему лейтмотивом трех пушкинских трагедий звучит Георг Фридрих Гендель, а не, скажем, Моцарт, которому посвящена вторая трагедия? С него начинается спектакль.

— Гендель, мне кажется, абсолютно равновелик и Моцарту, и Пушкину. И как нельзя лучше подходит под все три произведения за счет своей монументальной музыки. Он очень помог мне объединить все три части этого цикла. Также хотелось уйти от иллюстративности в «Моцарте и Сальери», найти более художественный ход, чем буквальное исполнение мелодий Моцарта. В нашем спектакле Гендель вместе с группой масок — такое же действующее лицо, как и основные персонажи пьес. А может быть, и главное.

— Что для тебя было принципиальным в этой работе? Что хотел открыть сегодня в старом как мир тексте?

— «Маленькие трагедии» Александра Сергеевича предназначались в первую очередь читателю, а не зрителю. Сами по себе они чрезвычайно сложны для воплощения на сцене из-за своей гениальной минималистичности. В нашем спектакле мне хотелось сфокусировать внимание на трех главных персонажах, с которыми происходят метаморфозы. Причем гигантские метаморфозы на очень маленькой дистанции концентрированного текста. Барон, Сальери и Дон Гуан. Каждый из них одержим всеобъемлющей страстью. И каждый проходит свой путь очищения. Отсюда и белые балахоны в финале. Там, по ту сторону бытия, они уже спокойны.

— Василий Бочкарёв — Барон из «Скупого», Михаил Филиппов — Сальери и Игорь Петренко — Дон Гуан. Как я понимаю, именно на них ставился спектакль, или были варианты?

— Справиться с такими масштабными задачами можно было только в компании больших мастеров. Таких, как Василий Иванович Бочкарёв, Михаил Иванович Филиппов и уже ставший мастером Игорь Петренко. Спектакль создавался именно на этих актеров. Но у Пушкина рассыпаны бриллианты на каждой странице. И такие роли, как, например, Жид, Монах или Дон Карлос, также являются полноценными произведениями искусства и требуют большого исполнительского мастерства. Так что у нас сложилась настоящая команда единомышленников, за что я очень благодарен нашим артистам.

Кстати, любопытно, что первоначально Пушкин дал название циклу «Опыт драматических изучений». Изучение Человека, его страстей. Погрузиться в это было для нас очень интересно. Замечательно по этому поводу написала Ахматова: «Быть может, ни в одном из созданий мировой поэзии грозные вопросы морали не поставлены так резко, как в «Маленьких трагедиях» Пушкина».

— И личный вопрос для тебя — как режиссировать собственного отца — Владимира Дубровского, который занят в «Скупом рыцаре»? Это трудно или легко для тебя?

— Вполне нормально, тем более что мы с отцом работаем уже не первый раз вместе. Называем друг друга Владимир Алексеевич и Алексей Владимирович. В общем, отключается семейное и подключается профессиональное.

Марина Райкина, "Московский комсомолец", 4 июля 2024 года

https://www.mk.ru/press-center/2024/07/02/teatraln...

24 мая глава Минкультуры России Ольга Любимова вручила государственные награды выдающимся деятелям культуры и искусства. Торжественная церемония прошла в павильоне ведомства «Наша культура» в рамках Международной выставки-форума «Россия» на ВДНХ. Орденом «За заслуги перед Отечеством» III степени был награжден артист Малого театра народный артист России Василий Бочкарев. От души поздравляем Василия Ивановича с этим знаменательным событием и желаем ему крепкого здоровья и новых творческих свершений!

1 мая 2024 г. на основной сцене Малого театра состоится 300-е представление спектакля «Правда – хорошо, а счастье лучше» А.Н.Островского.

Озорная комедия о том, как в непреодолимые, казалось бы, обстоятельства вмешался Случай, была поставлена более двадцати лет назад, но и сегодня пользуется признанием театральной общественности и большой зрительской любовью – как на родных подмостках, так и во время многочисленных гастролей по стране. Составляющие успеха «Правды хорошо» – тонкая режиссура Сергея Женовача, стильная сценография Александра Боровского, со вкусом созданные костюмы (художник Оксана Ярмольник), изящное музыкальное оформление (композитор Григорий Гоберник), великолепная литературная основа, и, конечно же, превосходные актёрские работы.

«Правда – хорошо, а счастье лучше» удостоена множества престижных наград, в числе которых Государственная премия РФ, «Золотая маска» за лучший актёрский ансамбль, премия СТД «Гвоздь сезона».

От всей души поздравляем коллектив спектакля, в особенности бессменных исполнителей своих ролей Людмилу Полякову, Василия Бочкарёва и Виктора Низового с замечательным юбилеем и желаем дальнейших творческих успехов!

3 апреля указом Президента России "за большой вклад в развитие отечественной культуры и искусства, многолетнюю плодотворную деятельность" народный артист России Василий Бочкарёв награжден орденом "За заслуги перед Отечеством" III степени. От души поздравляем Василия Ивановича с этим знаменательным событием и желаем ему крепкого здоровья и новых творческих свершений!

Лауреатом премии «Звезда Театрала»-2023 в номинации «Легенда сцены» стал актер Малого театра, народный артист России Василий Бочкарев.

Василий Бочкарев – из тех мастеров, которые умеют играть смешно и великолепно. Юмор, тончайшая вязь душевных переходов в ролях комических и драматических.

«Актер в силе», он умеет почувствовать себя краской в палитре режиссера, но умеет и самостоятельно выстроить свою роль и существовать в ней самоигрально. Премьер, который долгие годы несет на себе примерно треть репертуара Малого театра. К своему 80-летнему юбилею он вышел прошлой осенью на сцену в роли профессора Преображенского.

Булгаковский герой в его исполнении обрел новые обертона и новые ассоциативные связи. «Учиться, учиться и учиться!» – грозит пальцем Преображенский своему Голему-Шарикову, а ты вдруг цепенеешь, узнавая интонацию великого экспериментатора – Владимира Ильича Ленина. Он, как и профессор Преображенский, искренне хотел усовершенствовать этот мир, и также, как профессор, успел убедиться, что благие намерения ведут в ад. От эйфории после успешного превращения собаки в человека и до осознания: «Зачем нужно искусственно фабриковать Спиноз, когда любая баба может его родить, когда угодно?» Преображенский проходит длинный путь. Как любой фанатик, он долго не хочет замечать очевидное. Кажется, что если Шарикова прописать, одеть, устроить ему культурную программу – все как-то наладится. Преображенский возится со своим подопытным как приемный родитель с проблемным усыновленным дитятком. Только все меньше веселья в его голосе, все чаще отказывает выдержка, и в веселых глазах успешного ученого все чаще мелькает страх.

Самой неожиданной сценой спектакля становится финал: профессор Преображенский выезжает давать показания милиции по поводу своего жильца Шарикова на инвалидной кресле (немедленно отсылающем к креслу Ленина в Горках). Вообразивший себя равным Создателю человек теперь полностью зависит от доброты тех, кто рядом.

Василий Иванович Бочкарев давно может считаться знатоком человеческих душ и характеров, тем «человековедом-практиком», которыми становятся пожилые священники и настоящие актеры, пропустившие через собственную душу десятки судеб. Удивительно, что, ведая тайны человеческой души и не испытывая иллюзий по поводу человечества в целом, Василий Иванович сохранил сострадание к каждому конкретному человеку.

Когда-то Николай Лесков создал образ гениального русского умельца Левши, который способен исполнить любую задачу: аглицкую блоху ли подковать или в чистке ружей русской армии разобраться. Театральный Левша, Василий Бочкарев умеет «подковать» любой образ, выставив на него собственное клеймо. Он умеет везде найтись и оказаться необходимым, мастером вне конкуренции.

– Василий Иванович, вы закончили Щепкинское училище и теперь играете в Малом театре, преподаете в этом училище. У вас нет ощущения, что судьба сделала красивый круг?

– Хотелось бы верить, что все в жизни происходит не случайно и осмысленно, что судьба ведет. Что-то меня двигало, и в результате я работаю в своем родном театре и преподаю в стенах, где сам учился. Как-то глупо звучит, когда произносишь: «Я люблю Малый театр». Но я действительно люблю его. Хотя само понятие «Малый театр» – очень широкое. Как и в любом большом организме, тем более имеющем такую большую историю, в нем много всего намешано. И у каждого есть свой манок, который его держит. Я люблю людей, которые здесь работают и работали, которых я знал, которых уже нет. Хочу я этого или не хочу, но я их чувствую, а если я их чувствую, значит, я уже связан с ними.

А в Щепкинское училище меня давно звали преподавать, но я очень боялся. И до сих пор боюсь. Я пошел преподавать после 60 лет, после того как получил пенсионное удостоверение. Смешно, но удостоверение как бы подтолкнуло меня: Вася, а чего бы не попробовать рассказать студентам, что ты делал до пенсии?.. Потом само пространство «Щепки» полно воспоминаниями: вот тут на площадке, в шестьдесят втором году стояли Олег Даль, Виталий Соломин... А в этой аудитории, когда мы с артисткой Поляковой играли отрывок «На золотом дне», обвалился потолок, упал на голову экзаменаторов... И т.д.

К годам высокой зрелости накапливаешь нежность, грусть и многочисленные истории. А главное, появляется страх помешать, сбить, оборвать этот маленький росточек у человека, который еще ничего не знает.

– Что бы вам хотелось передать студентам из своих умений, из своего опыта?

– Самое главное – укрепить их связь друг с другом. Заложить в них ощущение одиночества в коллективе, необходимое в нашей профессии. Вот так: одинокий, но в коллективе. Есть мое пространство художника, но оно вливается в такой общий большой поток. Чтобы они все были вместе и в то же время осознавали свою отдельность, прежде всего во взаимоотношении со своими дарованиями, своими личными фантазиями, своим личным опытом. Я считаю, что студенту нужно с самого начала осознавать свою неповторимость. Это мое мнение. Потому что когда студент напряжен, когда он зажат, то ему очень трудно заставить работать свою истинную фантазию, искреннее чувство. Мне важно, чтобы они не имитировали «понимание» или «переживание», «работоспособность». Потому что это страшно, когда учатся играть на публику, изображать «правильного студента». Надо научиться не бояться своего неумения, научиться работать с ним. В театре высший актерский пилотаж: вдруг сбросить с себя броню штампов, умений, приспособлений и ощутить себя новичком и дилетантом. Кстати, великие старики Малого театра это умели. Скажем, Елена Николаевна Гоголева не боялась снова стать ученицей в своих взаимоотношениях с новым режиссером, сказать, что этого она не умеет, а этому только будет учиться... Вообще, я считаю, что в педагогике важно терпение: ждать пока само произойдет. И не подгонять. Студентов надо держать ну, примерно, как птичку в руке: и чтобы не улетела, и чтобы не задушить.

Ольга Егошина, "Театрал", 2023 №12

В юности он занимался борьбой и весил 100 килограммов, но увлечение театром изменило и его взгляды на жизнь, и внешний облик. Братьям Верникам Василий Иванович рассказывает о том, почему знаменитый театральный режиссер Андрей Гончаров был чрезвычайно настойчив в желании заполучить Бочкарева в свою труппу, как повлияла на его карьеру судьбоносная встреча с легендарным Анатолием Васильевым и почему несколько лет спустя он решил уйти в Малый театр. А еще – об уроках мастерства от режиссера радио Эмиля Верника, отца Игоря и Вадима.

Смотреть на сайте Smotrim.ru

Дирекция премии зрительских симпатий «Звезда Театрала» объявила имена троих лауреатов в самой почетной номинации «Легенда сцены». Победители в этой категории выбираются редколлегией журнала «Театрал» и утверждаются Общественным советом премии. Одним из лауреатов 2023 года стал народный артист России Василий Бочкарев. От души поздравляем Василия Ивановича с этим знаменательным и замечательным событием и желаем ему крепкого здоровья и новых творческих свершений!

https://teatral-online.ru/news/34380/

14 октября в Новом Щепкинском фойе Малого театра после спектакля "Собачье сердце" М.А.Булгакова состоялась новая встреча со зрителями из цикла "Диалог времен", в которой приняли режиссёр-постановщик заслуженный артист России Алексей Дубровский и исполнители центральных ролей народный артист России Василий Бочкарёв, артисты Игорь Петренко и Владимир Тяптушкин. Провела встречу заведующая Мемориальной квартирой А.И.Сумбатова-Южина Вера Тарасова. Фоторепортаж - Евгения Люлюкина.

[GALLERY:711]

Три главные актерские работы минувшего сезона

Переломный в жизни страны сезон 1916/1917 года К.С. Станиславский провел в репетициях «Села Степанчикова». Любимая роль полковника Ростанева, которую он играл и блистательно играл еще в Обществе искусства и литературы, – в этот раз была для руководителя МХТ наполнена особым смыслом. Целью, которую поставил перед собой, было так сыграть доброго человека, чтобы остановилась война (длящаяся уже не первый год Первая Мировая и та, – еще не начавшаяся гражданская). Великая задача была слишком велика даже для большого артиста Станиславского. Ростанева в этот раз он не сыграет. И после него вообще откажется от новых ролей, сравнив себя с женщиной, чей ребенок умер в утробе и которая теперь не может и не хочет детей... Можно сколько угодно говорить о непомерности требований к себе-артисту у создателя Художественного театра, но очевидно, что в переломные времена художник обязан ставить задачи на пределе сил и выше этого предела. Актер «с веселыми глазами» Станиславский верил, что мир спасет и преобразит доброта. В богатом актерскими удачами сезоне 2022/2023 особняком стоят три актерские работы, в которых предложены пути преобразования мира – Музыкой, Наукой и Подвижничеством.

Великий экспериментатор

Премьеру «Собачьего сердца» в Малом театре показали к 80-летнему юбилею Василия Бочкарева, сыгравшего профессора Преображенского. Выбор актера на главную бенефисную роль был и предсказуемым, и абсолютно точным. Один из лучших актеров Москвы, Василий Иванович Бочкарев давно может считаться знатоком человеческих душ и характеров, тем «человековедом-практиком», которым становятся пожилые священники и настоящие актеры, пропустившие через собственную душу десятки судеб. Удивительно, что, ведая тайны человеческой души и не испытывая иллюзий по поводу человечества в целом, Василий Иванович сохранил сострадание к каждому конкретному человеку. Даже к тому, что решил вмешаться в Божий промысел и создать «нового Homo sapiens».

Малый театр всегда славился умением «воскресить дух времени». Москва 1920-х годов в спектакле Алексея Дубровского увидена через призму театра революционной эпохи. Сценограф Мария Утробина построила декорацию в виде башни Татлина, отсылая в первую очередь к конструктивистским спектаклям Мейерхольда, но и ко всем футуристическим проектам «преобразования мира», где первым шагом должны были стать расписные холсты-видения будущего, которые бы закрыли от глаз трудящихся церкви, дворцы, усадьбы до тех пор пока их бы не снесли и не выстроили дома мечты. Эпоха 1920-х годов осознавала себя в театральных формах уличной культуры: театрализованные шествия, суды над театральными героями, новый «прикид» представителей власти. В спектакле Малого театра бодро шагают под революционные песни группы трудящихся в кожанках, бушлатах, красных косынках. Пациенты профессора Преображенского, его коллеги, революционная троица из Домкома во главе со Швондером (Михаил Мартьянов) – все они сыграны актерами Малого театра именно как персонажи, гротескно заостренные и точно вписанные в очень конкретный исторический период. Даже Шарик (Владимир Тяптушкин) с его лохматой шубейкой и висячими ушами точно отсылает к первым детским спектаклям, которыми так гордились созданные Советской властью для воспитания «нового человека» детские театры.

Рисуя своего профессора Преображенского Василий Бочкарев точно воссоздает облик дореволюционного профессора с его мягким «м-аасковским» говором, шляпе пирожком на голове, щеголеватым джентльменством в отношении с домашней прислугой и врачебной грубоватостью с ассистентом, с его «Gaudeamus igitur» и точным сознанием своего высокого места в медицинской иерархии мира. Но этот внешний слой скрывает пласт более важный – врача-фанатика, который уверен в своем праве не только лечить людей, но и – по образцу Творца – стать создателем нового человека. Столкнувшись у дома с добродушной дворняжкой Шариком, профессор кормит его колбасой и одновременно планирует дерзкую операцию по пересадке в тело собаки человеческого «гипофиза». Плод эксперимента – «новый человек» Шариков получает комнату в доме профессора. И теперь необходимо социализировать нового обитателя.

«Учиться, учиться и учиться!» – грозит пальцем Преображенский своему Голему, а ты вдруг цепенеешь, узнавая интонацию великого экспериментатора – Владимира Ильича Ленина. Он, как и профессор Преображенский, искренне хотел усовершенствовать этот мир, и также, как профессор, успел убедиться, что благие намерения ведут в ад. От эйфории после успешного превращения собаки в человека и до осознания: «Зачем нужно искусственно фабриковать Спиноз, когда любая баба может его родить, когда угодно?» Преображенский проходит длинный путь. Как любой фанатик, он долго не хочет замечать очевидное. Кажется, что если Шарикова прописать, одеть, устроить ему культурную программу – все как-то наладится. Преображенский возится со своим подопытным как приемный родитель с проблемным усыновленным дитятком. Только все меньше веселья в его голосе, все чаще отказывает выдержка, и в веселых глазах успешного ученого все чаще мелькает страх.

К счастью, в отличие от руководителя новой страны, профессор Преображенский, увидев, что эксперимент идет не в том направлении, в каком задумывалось, сумел его быстро завершить. Хотя операция по обратному превращению Шарикова в собаку и похожа больше на бессудную бандитскую расправу, чем на проявления высокой науки.

Самой неожиданной сценой спектакля становится финал: профессор Преображенский выезжает давать показания милиции по поводу своего жильца Шарикова на инвалидной кресле (немедленно отсылающем к креслу Ленина в Горках). Вообразивший себя равным Создателю человек теперь полностью зависит от доброты тех, кто рядом.

Ольга Егошина, Театрал-Онлайн, 4 сентября 2023 года

полный текст статьи

Дорогие друзья!

12 апреля, отмечая юбилей Александра Николаевича Островского, мы провели очередную встречу со зрителями из цикла "Диалог времен". В ней приняли участие народный артист России Василий Бочкарев, заместитель художественного руководителя Малого театра заслуженный артист России, лауреат премии Правительства России Алексей Дубровский, артистка Анастасия Дубровская, профессор ГИТИСа Нина Шалимова, директор Архангельского театра драмы им. М.В.Ломоносова Сергей Самодов. Ведущая - заместитель художественного руководителя Малого театра Александра Соломина. Сегодня мы предлагаем вам полную запись этого чрезвычайно важного для нас мероприятия.

От души поздравляем народных артистов России Валерия Афанасьева, Василия Бочкарева и Владимира Носика с присуждением премии Министерства обороны России в области культуры и искусства за исполнение центральных ролей в спектакле "Большая тройка (Ялта-45)" Л.Свенссона. Желаем Валерию Алексеевичу, Василию Ивановичу и Владимиру Бенедиктовичу крепкого здоровья и новых творческих свершений!

Церемония состоялась 24 марта в Центральном академическом театре Российской Армии.

Василий Иванович Бочкарев:
«Для нас большая честь - получить эту премию. Это значит, наш труд отмечен. Поверьте, создать то время, время 45-го года, время Ялтинской конференции, было очень сложно. Нам пришлось прикоснусь к большим личностям - Сталину, Рузвельту, Черчиллю. Это была большая ответственность».

Владимир Бенедиктович Носик:
«Историческая память очень важна для всех нас. Спектакль «Большая тройка» воскрешает дух отечества. Это дань памяти тем, кто в 45-м году принес победу, пройдя через тяжелейшую войну».

[GALLERY:682]

От души поздравляем народного артиста России Василия Ивановича Бочкарева с присуждением театральной премии "Фигаро" в номинации «За служение русскому национальному театру». Желаем Василию Ивановичу крепкого здоровья и новых творческих свершений на родных подмостках!

Российская Национальная актёрская премия имени Андрея Миронова «Фигаро» основана в Санкт-Петербурге 1 июня 2010 года. Учредителем Премии является «Санкт-Петербургский театр «Русская антреприза» имени Андрея Миронова» при содействии Правительства Санкт-Петербурга. Является профессиональной премией и присуждается за высшие достижения в области актерского драматического искусства. Создана по инициативе учредителя театра, народного артиста России Рудольфа Фурманова, в связи со 100-летием со дня рождения н.а. СССР Марии Владимировны Мироновой (7 января 2011 года) и 70-летием со дня рождения её сына, корифея русской сцены, народного артиста России Андрея Александровича Миронова (8 марта 2011 года). Присуждение Премии осуществляется ежегодно — 8 марта, в день рождения А. А. Миронова.

15 марта в Малом театре (сцена на Большой Ордынке) состоялось возобновление спектакля «Сердце не камень» Александра Островского в постановке Владимира Драгунова. Одна из самых загадочных и необычных пьес драматурга, за всю свою сценическую историю не имевшая хоть одной по-настоящему легендарной театральной интерпретации, наконец, получила шанс заявить о себе и снискать любовь у публики. Правда, для этого пришлось поиграть с переменой времени действия.

Островский и модерн — казалось бы, что здесь может быть общего? Однако Владимир Драгунов вместе с художниками Марией Рыбасовой и Оксаной Ярмольник, композитором Григорием Гоберником создали концептуальный спектакль, в котором визуальная стилистика начала XX века удивительно гармонично сочетается со словом русского Шекспира. На сцене нет и намека на привычные интерьеры купеческого дома, вместо этого — шикарное убранство особняка Каркунова, вдохновленное творчеством Уильяма Морриса. А во втором акте вместо реалистического изображения бульвара под монастырской стеной — загадочный, зловещий лес на заднике. На протяжении всего спектакля сцена погружена в полутьму — душная атмосфера пьесы передается в том числе и через оформление. Костюмы безупречно красивы, правда, отсылают совсем не к Островскому, а скорее к Чехову. И это тоже не просто так — режиссер-постановщик Владимир Драгунов справедливо считает, что именно в этом произведении, как ни в какой другом драматург близок к эстетике Антона Павловича и даже Федора Михайловича Достоевского.

Отдельного слова заслуживает музыка — если в обычных постановках драматического театра она выполняет служебную функцию, то здесь она — на первом плане. Ее зловеще-угловатые интонации, сумрачный колорит плюс эпизоды, выраженные в хорале струнных составляют невероятный и максимально яркий саундтрек, не уступающий визуальной части и актерским работам.

Центральной темой постановки Владимира Драгунова стало, прежде всего, противопоставление порока и чистоты, порядочности и безнравственности. Даже для Островского, у которого эти мотивы поднимаются в каждом произведении, в «Сердце не камень» их контраст вырастает до космических масштабов. Еще один важный смысловой стержень спектакля — отношения человека с Богом. Разумеется, в советское время идеологические принципы не позволяли звучать ему в полную силу. И даже в фильме Леонида Пчелкина 1989 года, где заняты Иннокентий Смоктуновский, Олег Табаков, Елена Яковлева, эта тема рушится под напором слишком академично-реалистической картинки. Но в спектакле Малого театра она стала практически ведущей — за счет определенного переосмысления образа Веры Филипповны, которую здесь играют как стойкую, непоколебимую натуру.

Постановка, в отличии от экранного предшественника, динамична и развивается в сумасшедшем темпе — зритель с нетерпением ждет раскрытия главной интриги (хотя она здесь не одна): оставит ли Каркунов наследство своей молодой жене и выдержит ли Вера Филипповна его условие быть верной мужу всю жизнь, даже после его смерти? Один из последних эпизодов спектакля выглядит просто обезоруживающе: Вера Филипповна честно объявляет своему мужу, что ей не нужны миллионы Потапа Потапыча и что она пойдет замуж. Купец ошарашен, он собирается убить жену и направляет на нее пистолет. Но осознав благородство ее души и то, сколько горя за 15 лет брака он причинил ей, Каркунов бросается на колени перед Верой Филипповной. Незабываемое впечатление оставляет финал, придуманный режиссером — погружаясь в темноту Каркунов истово начинает молиться, а Вера Филипповна — выхваченная светом, постепенно как будто бы растворяется во мраке…

Конечно же «премьер», козырь этого спектакля — неповторимый Василий Бочкарев в главной роли. Его герой — не разваливающийся, живущий по архаичным купеческим понятиям старикашка-самодур (как его играли по традиции всегда — таким же он предстает в фильме 1989 года), а куражистый и обаятельный мужчина, любящий покутить по трактирам, но уже начинающий задумываться о вечном. За столь легкой и как будто бы несерьезной оболочкой скрывается человек, совершивший множество грехов. Каркунов держит взаперти жену уже пятнадцать лет, заставляя ее терпеть все свои прихоти. Он не думает о завтрашнем дне — лишь в финале герой Бочкарева прозревает и плачет от осознания того, как он вел себя в течение всей жизни.

Вера Филипповна в интерпретации Лидии Милюзиной — в прямом смысле святая девушка, живущая по христианским заповедям. Ее стержень — поддержка Бога, именно она не дает ей поддаваться всевозможным искушениям, которые подстерегают героиню повсюду. Актриса играет сдержанно, строго, оставляя все переживания и эмоции героини внутри. Лишь только один раз она позволит себе проявить беспокойство — когда Ераст придет к ней с разговором о том, что нужно жить для себя, а не для других, и предложит ей свои чувства…

Интересно увидеть актера Глеба Подгородинского в несколько необычным для него отрицательном амплуа. В «Сердце не камень» он играет племянника Потапа Потапыча, Константина, который мечтает забрать все наследство дяди себе. Этот мерзкий персонаж у Островского — пьяница, а в спектакле Драгунова — наркоман. Для совершения новых мерзких поступков он неоднократно в течении действия постановки высыпает из заветного перстня на руке порошок и втягивает его и таким образом, заводится. То, что он под чем-то видно по его неадекватной пластике, истерично-возбужденной манере разговора.

Роль приказчика Ераста можно исполнить по-разному: этакий бедный дурак, который ради денег готов сделать подлость и соблазнить жену Каркунова, затем искренне раскаивающийся в своем поступке; любящий Веру Филипповну молодой человек, желающий с помощью плана Каркунова-младшего, стать с ней ближе… Василий Зотов отказался от обоих вариантов прочтения. Его Ераст — ловелас, «красавец мужчина», которому под силу завоевать не только простодушную Ольгу, любящую интрижки на стороне (куражистая Наталья Калинина) жену Константина, но и сдержанную, недоступную Веру Филипповну. После осознания совершенного он раскаивается, да, но ему не веришь. А в финале спектакля, когда он уже разбогател и стал видным женихом, герой Зотова приходит к жене Каркунова и намекает на себя в качестве главного ее поклонника. Этот момент можно сыграть как истинную любовь героя, мечтающего быть с милой ему девушкой. Но Зотов не так прост, чтобы сыграть такую наивность. Тут он — искуситель, пытающийся отвести Веру от пути истинного.

Таким же демоном, только в женском обличьи предстает Аполлинария Панфиловна в гротескно-зловещем исполнении Анастасии Дубровской. Это не веселая купчиха Островского, а настоящий Мефистофель в юбке.

Колоритен выдающийся характерный актер Малого Владимир Дубровский в роли подрядчика Исай Данилыча, умного и изворотливого.

Самая необычная фигура пьесы Островского, которая вообще несколько выбивается из персонажей его творчества —странник Иннокентий, который на самом деле оказывается личностью из мира криминала. Этот антик — человек недюжинных «способностей»: может впихнуть в себя литры алкоголя и еды. А самое святое дело для него — обворовать кого-нибудь. Если раньше эту роль играли мужчины богатырского типажа, то в нынешнем спектакле Малого она досталась Дмитрию Кривошееву, обладающему стройной комплекцией тела. Зато актер берет харизмой, а не животом: этот уголовник украдет не только деньги, но и сердце — Кривошеев чертовски обаятелен.

Финал спектакля оставляет вопрос: за кого же пойдет Вера Филипповна? За Ераста? Очень навряд ли. Она точно не захочет вступать в близкие отношения с человеком, который однажды ее предал. Истосковавшаяся по любви героиня ждет достойного мужчину, который сможет подарить ей счастье. Ведь сердце — действительно не камень…

Филипп Геллер

"Без Фальши", 23 марта 2023 года

https://bezfalshi.ru/?p=6373