С тех пор как Ю.М. Соломин возглавил Малый театр, в работе прославленного коллектива появилось много нового. Фестивали под названием «Островский в доме Островского» дают возможность познакомиться с лучшими интерпретациями пьес великого драматурга российскими театрами ... А на днях порадовал спектакль [link kaluga-plody">«Плоды просвещения» Калужского драмтеатра на сцене филиала Малого театра.
ГОРЬКИЕ ПЛОДЫ ПСЕВДОПРОСВЕЩЕНИЯ
С тех пор как Ю.М. Соломин возглавил Малый театр, в работе прославленного коллектива появилось много нового. Фестивали под названием «Островский в доме Островского» дают возможность познакомиться с лучшими интерпретациями пьес великого драматурга российскими театрами; инициатива «Всей семьёй – в театр!» позволяет существенно сэкономить на билетах и приобщить юное поколение к «древнейшему и труднейшему искусству», как характеризовал театр Виссарион Белинский; студентам в кассе театра продают два билета по цене одного; «минигастроли» (приезд на один день) других театров убеждают искушённых московских зрителей, что спектакли периферийных театров бывают интереснее московских. До сих пор с удовольствием вспоминаю мюзикл «Блоха» Тульского академического театра драмы, который удалось посмотреть несколько лет назад в Малом. А на днях порадовал спектакль [link kaluga-plody">«Плоды просвещения» Калужского драмтеатра на сцене филиала Малого театра.
Интерес к Льву Толстому никогда не утрачивался, но заметно усилился в прошлом году. Появилось много работ в связи со 100-летием отъезда писателя из Ясной Поляны и смерти его на станции Астапово. Известная формула Константина Батюшкова «Живи, как пишешь, и пиши, как живёшь» особенно применима к жизни и творчеству Толстого. А в этом году исполнилось 120 лет со времени написания его пьесы «Плоды просвещения». Но, думаю, не только эти формальные моменты побудили Калужский театр поставить пьесу.
Позднего Толстого волнует проблема ответственности правящего сословия за тяжёлую жизнь народа. Она поставлена в публицистических произведениях «Исповедь» и «Так что же нам делать?». В вопросах земельной собственности писатель стоял на стороне мужика. Вспомним его рассказы «Много ли человеку земли нужно?», «Зерно с куриное яйцо», роман «Воскресение», пьесы «Власть тьмы» и «Плоды просвещения». В них ставятся глубинные проблемы российской жизни: отношение власть предержащих к народу, проблема земельной собственности, роль интеллигенции в духовной жизни общества. И здесь можно провести параллели с современностью. Далеко не все во властных структурах думают о благе народа, стремясь преумножить свои капиталы, прирезать себе государственные земли, а интеллигенция забывает о своём высоком предназначении, ударилась в мистику, занимается химерами. Этот обличительный пафос особенно ощущается в пьесе «Плоды просвещения». Три мужика явились в Москву к помещику Звездинцеву с просьбой продать им землю с отсрочкой платежа. Но барин медлит с ответом, и его горничная Таня, невеста сына одного из мужиков, ловко использует увлечение помещика спиритизмом: во время спиритического сеанса бросает на стол прошение мужиков, и Звездинцев, думая, что такова воля вызванного им духа святого монаха, подписывает бумагу. Но это лишь канва сюжета комедии, главное в которой – взаимоотношения господ и мужиков. Счастливый конец пьесы почти случаен: если бы не сметливость горничной, отправились бы мужики в деревню несолоно хлебавши. Мысль Толстого ясна: земля должна принадлежать тем, кто её обрабатывает. И она подчёркивается режиссёром Калужского драмтеатра Александром Плетнёвым. Артист Е.Сумин, играющий Звездинцева, подписывая бумагу, торжественно восклицает: «Землю – крестьянам!», что вызывает смех и аплодисменты в зале. И пусть таких слов в пьесе нет – они вполне в духе взглядов писателя. Первым исполнителем этой роли был К.С. Станиславский, и его Звездинцев, по словам рецензента, отличался «безграничной высшей культурной глупостью». Таков он и в этом спектакле. Самоуверенным, убеждённым в своей правоте, даже вопреки всякой логике, предстаёт «теоретик» спиритизма профессор Кругосветлов в исполнении Сергея Лунина. Его герой, сетующий, как мы далеки от Европы, ходит в пробковом «колонизаторском» шлеме. Комична и жена Звездинцева (арт. Людмила Парфирова), капризная, боящаяся микробов дамочка. Зрители смеются, когда по её приказу мужиков дезинфицируют из пульверизатора. Праздными бездельниками предстают и их дети: сын Василий, член обществ велосипедистов и поощрения борзых собак, озабоченный, как бы прибрать к рукам деньги мужиков (арт. И.Корнилов), и дочь Бетси, смешливая кокетка (арт. Л.Фесенко).
По-толстовски, по принципу резкого контраста, пятнадцати господам противопоставлены в спектакле пятнадцать зависимых от них мужиков и слуг. Первый мужик (арт. М.Пахоменко), наиболее словоохотливый, с явным удовольствием произносит «городские» словечки: «двистительно», «хворменно», «сходственно», второй (арт. М.Кузнецов), грубоватый и правдивый, не говорит лишнего, третий, самый старший (арт. В.Голоднов) – робкий и суетливый. Запоминается и Таня в исполнении Д.Кузнецовой, симпатизирующая мужикам и шумно радующаяся своей удаче. Прекрасно играет роль кухарки И.Шуркина. Мне довелось увидеть в этой роли А.П. Зуеву в спектакле Художественного театра, которая неодобрительно, с насмешкой рассказывала мужикам о привычках и нравах господ. А здесь кухарка негодует, кричит, но за внешней грубостью раскрывает характер доброй женщины, жалеющей и мужиков, и спившегося отставного повара. На неё всегда интересно смотреть. Камердинер Фёдор Иванович в исполнении В.Смородина – человек с чувством собственного достоинства, не заискивающий перед господами, симпатизирующий крестьянам и Тане. Комичен добродушный буфетчик Яков (арт. И.Кумицкий), объясняющий мужикам, что такое «макровы», т.е. микробы. Но не все слуги симпатичны. Ещё Некрасов указывал, что «люди холопского звания – сущие псы иногда». Таков в пьесе и в спектакле лакей Григорий (арт. З.Машненков), нагло пристающий к Тане, считающий себя не хуже господ, уверенный в своей неотразимости.
Запоминается сцена спиритического сеанса. В красивом зале-ротонде, уставленном бюстами учёных (интересная работа художника М.Железнякова), собрались господа и слуги, и все вместе, включая кухарку, стоя поют по-латыни «Гаудеамус Игитур». (Невольно по ассоциации вспомнил героя повести Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели» Фому Опискина, заставлявшего мужиков изучать французский язык.) А после гимна Звездинцев и Кругосветлов начинают нести наукообразную ахинею. Отношение Толстого к спиритизму легко понять не только из контекста пьесы. Самый автобиографический герой писателя Константин Левин в романе «Анна Каренина» рассуждает, что вера господ в «столоверчение» и спиритизм – такая же глупость, как вера в «привороты», леших и домовых. Это было характерно для России конца ХIX – начала ХХ вв., когда рушились старые, казалось бы, непоколебимые общественные воззрения, а новые только возникали. И в наше время, когда прежняя идеология всячески дискредитируется, а новая не создана, образовавшийся вакуум заполняется всяческими суевериями, верой в сверхъестественное, о чём часто сообщается в современных СМИ. Так что и этой гранью пьеса и спектакль повёрнуты к современности.
На мой взгляд, не все сцены решены удачно. Так, старый повар, мучающийся похмельным синдромом, просящий у кухарки рюмочку, должен вызывать осуждение и сочувствие. В этом спектакле повар в рваной тельняшке бесшабашно пляшет на плите, горланя «Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг». Артист с длинными волосами и хриплым голосом напоминает Никиту Джигурду. Некоторые зрители смеются в этом месте, но, думаю, эта сцена должна вызывать иные эмоции. Сцены с мужиками подчас недостаточно динамичны, крестьяне почти всегда сидят на банкетке, лицом к зрителю. Непонятно, почему третий, самый старый мужик не носит бороду. Это не характерно для той эпохи. У Толстого в этом робком крестьянине в конце пьесы появляется чувство достоинства, когда он парирует упрёки барыни, а здесь этого не замечаешь.
Но эти спорные моменты не портят впечатления о ярком, интересном спектакле, подтверждением чему были громкие аплодисменты и цветы благодарных зрителей.
Александр МАКЕЕВ,
кандидат филологических наук
«Литературная Россия», 7 февраля 2011 года