В Малом театре представили премьеру – спектакль «1900-й. Легенда о пианисте» по книге итальянского драматурга Алессандро Барикко в постановке Ирины Леоновой.

Как, каким образом рождается музыка? Как ей научаются? Школа, консерватория, частные уроки у великих? Да, но не только. У 1900-го Дэнни Будмена Т. Д. Лемона (именно так его, подброшенного на трансатлантический лайнер «Вирджинец», звали) не было и этого. Он вырос, прожил жизнь на пароходе, ни разу не сойдя на берег (была попытка, но он не смог, не решился). Каким образом мальчик научился играть на пианино, неизвестно. Но играл он виртуозно, так, что публика первого класса рукоплескала.

Мы не слышим пианиста, мы его видим на сцене. Он не говорит, только играет на рояле. И эту роль исполняет заслуженный артист России Борис Березовский. Думаю, так и должно быть – пианист должен играть. Рассказ дан на откуп его другу-трубачу (Александр Дривень), игравшему с ним несколько лет в оркестре на том самом лайнере. Лишь только от него зрители слышат удивительную историю о пианисте. Соревнования в игре, тяга к славе, зависть – всё это не для пианиста, а тех «собратьев», оказавшихся с ним рядом – пиджаки – то один, то другой спускаются на палубу лайнера сверху.

Для пианиста существовала и существует лишь музыка. С ней он и уйдет даже в час неминуемой опасности – лайнер от времени состарился, тяготы войны не прошли даром (в 40-е на нем размещался госпиталь). Взрыв должен был уничтожить судно, что и было сделано. Но 1900-й, Дэнни Будмен Т.Д. Лемон закончил дни свои на «Вирджинце». Такая судьба, выбранная только самим пианистом. Вероятно, осознанно. Музыка была его жизнью.

Марина Абрамова, "Музыкальные сезоны", 28 июня 2021 года

В российской истории успеха «монолога для театра» (авторское определение) Алессандро Барикко «1900-й. Легенда о пианисте» ключевую роль сыграло киновоплощение. Писатель, философ, эссеист, дипломированный пианист, в молодости занимавшийся музыкальной критикой, Барикко создал свою пьесу в 1994-м. На следующий год ее впервые поставили в театре, а уже в 1998-м появился превосходный фильм Джузеппе Торнаторе, в котором главные роли исполнили актер Тим Рот и музыка Эннио Морриконе. Далее – предсказуемо: международный успех, переводы на разные языки (первый русский – Наталия Колесова, 2001) и последующий бум (например, в 2008 году пьесу почти одновременно поставили два московских театра). Спектакль Малого театра (перевод – Валерий Николаев) предлагает новый, музыкальный акцент в прочтении пьесы.

Как известно, у Барикко о ровеснике XX века, гениальном пианисте-самоучке по имени Дэнни Будмэн Т.Д.Лемон Тысяча Девятисотый (по-итальянски – Novecento, слово, предполагающее многозначный перевод), вся жизнь которого прошла на океанском лайнере, вспоминает его друг-трубач. В кинематографе изначальная монологичность, рассказ о действии предсказуемо трансформируется в собственно действие (диалог главных героев). Режиссер спектакля Ирина Леонова предлагает синтез монолога с диалогом: трубач (Александр Дривень) не играет и ноты, пианист (Борис Березовский) не произносит и слова. Идея прекрасна как с художественной, так и с «пиаровской» точки зрения: не так уж часто драматическому театру удается заполучить в спектакль столь масштабного музыканта. А когда удается – жди не только драмтеатральную, но и филармоническую публику. Свою роль сыграли и желание Березовского окунуться в стихию драмы, и давняя дружба пианиста и актера.

Решение сделать музыку главным акцентом спектакля не во всем пошло ему на пользу. Первая половина пьесы отчасти напоминает не лучшую литературно-музыкальную композицию, в которой драма и музыка существуют скорее формально, не прорастают друг в друга, не образуют нового качества. Многое меняет ключевая сцена музыкального поединка главного героя и «изобретателя джаза» Джелли Мортона. Кажется, ради нее все и задумывалось. На сцене, перевоплощаясь то в одного, то в другого, царит Борис Березовский. Пьесы (согласно сюжету) становятся все сложнее, и в итоге «афроамериканский виртуоз» играет фрагмент одного из этюдов Шарля Алькана, а наш самородок – кульминацию «Вальса» Равеля. В этот момент спектакль неумолимо превращается в концерт с запрограммированными бурными и продолжительными аплодисментами.

Уже одни упомянутые сочинения говорят о музыкальном решении спектакля. Его автор – Роман Мартынов (он же и второй исполнитель главной роли) – стажировался у Бориса Березовского в РАМ имени Гнесиных. Идея Мартынова – в полном отсутствии правдоподобия и иллюстративности: акцент сделан на классику, причем такую, которую просто так не выучишь и по слуху не сыграешь. Практически вся звучащая музыка написана в XX веке. Главный автор – Морис Равель, рядом с ним Дебюсси, Скрябин и другие. В конце пьесы ради музыки немного «повольничали» и с оригиналом. У Барикко герою, который остается на обложенном динамитом и приговоренном к смерти судне, чудится, будто на входе в рай и ад ему, взамен оторванных, дают две правые руки. В спектакле – две левые, и сделано это ради фрагмента Концерта для левой руки с оркестром Равеля, которым все и завершается. В паре случаев условность решения подчеркнута использованием музыки, написанной позже описываемых событий. Oblivion Пьяццоллы – сладкая косточка популярной классики рядом с эстетскими пьесами вроде «Желания» Скрябина, «Отражений в воде» Дебюсси или «Виселицы» нашего-сами-понимаете-Мориса. Рядом с классикой – самая разнообразная музыка. Выделяются две пьесы в изумительных обработках Арта Тейтума – Tea for Two и Tiger Rag. Их включение – очевидная параллель фильму: у Торнаторе, помимо оригинальной музыки Морриконе, звучат, например, подлинные аранжировки Джелли Ролла Мортона.

Именно в возможности предельного стилистического разнообразия, видимо, и состояла главная творческая мотивация Бориса Березовского. В концерте классического типа подобных перевоплощений и раздвоений (вспомним ключевую сцену) не выдержит никакой Боливар – а великолепная пьеса и ситуация драматического спектакля эту возможность дают. И уж точно в классическом концерте пианиста вместе с роялем во время игры не вращают по сцене. Простой и эффектный прием подсказан самой пьесой: в одном из эпизодов Новеченто вместе с роялем и трубача в буквальном смысле шатает по кораблю во время океанского шторма.

«Когда не знаешь, что – это джаз», – одна из знаменитых цитат пьесы Барикко. Вопрос впрямую относится к самой постановке. Что перед нами? Спектакль? Концерт? Но дело даже не в формальном ответе. Драматическая часть постановки и Александр Дривень как ее проводник, пожалуй, не уравновешивают музыкальную. Важнейшие философские мотивы не то чтобы проваливаются – доносятся несколько формально. Прежде всего это касается ключевой идеи Барикко: пианист, которого нет, страшится суши вовсе не по прозаическим причинам, вроде отсутствия документов, дома и т.д. Корабль и клавиши фортепиано означают для него конечность пространства, а именно она и дает настоящую свободу. Бесконечность пугает его, на суше на миллионах клавиш играет Бог. Главными причинами дефицита драмы в драме можно считать и режиссерские акценты, и самого актера. Своей пластичностью и даже эксцентричностью Александр Дривень напоминает молодого Виталия Соломина (вот бы возобновить с ним пьесу Василия Ливанова «Мой любимый клоун», в которой когда-то блистали Виталий Мефодьевич, а вместе с ним Александр Клюквин, Наталья Вилькина). Но когда эксцентрика заканчивается, внешнее движение останавливается и приходит время тихого и главного, – слова оказываются гораздо бледнее звуков.

Михаил Сегельман, "Музыкальная жизнь"