Дорогие друзья!

Сегодня мы завершаем нашу ретроспективу спектаклей с участием Юрия Мефодьевича Соломина и смотрим запись трагедии «Царь Федор Иоаннович» А.К.Толстого. 31 год шел на сцене этот крепко срежиссированный спектакль, одна из вершин творчества Б.И.Равенских. И 28 лет заглавную роль в нем играл Юрий Мефодьевич.

Слово Вере Анатольевне Максимовой: «Только у больших артистов творчество цельно, и роли не противостоят, не отстоят, а окликают друг друга. Тогда в одной из самых зависимых профессий – актерской, вопреки судьбе, случаю, обстоятельствам, режиссерской воле, созданные образы таинственно выстраиваются в живую цепь, образуют нерасторжимость, варьируя и продлевая тему жизни художника.
В самых главных своих ролях Соломин говорит об отношениях личности, индивидуума со временем, с эпохой, с человеческим множеством, так же как и с безликой массой, с усредненным большинством. Среди его персонажей есть люди, со временем не совпавшие, временем погубленные. Есть отвергнутые и непонятые. Есть те, кто обогнал свое время и возвысился над ним. Есть благополучные «пользователи» времени (как, например, его комфортно расположившийся не только в собственном доме, но и в своем веке Фамусов). Есть победители и побежденные. В этом смысле «перекликаются», соотносятся друг с другом Кисельников и добрый царь Федор Иоаннович, и последний русский царь Николай II, и поэт Сирано, и великий французский лицедей, «автор театра» Мольер…
Царя Федора (1976) Соломин подготовил всего за десять дней после ухода во МХАТ Смоктуновского. Тогдашний руководитель Малого – Царев выбрал его из всех других претендентов-соревнователей. Ответственный для театра и для выдающегося спектакля ввод совершался в невероятно короткие сроки под руководством Бориса Ровенских, режиссера сверхталантливого и непредсказуемого, в полном смысле – автора спектакля, который к тому времени шел уже три сезона с огромным успехом, постепенно превращаясь в легенду.
После такого мощного первого исполнителя, как Смоктуновский, да еще репетируя с неистовым диктатором Ровенских, который, по признанию самого Соломина, хотел для Федора не его, а другого артиста, естественно было ожидать хоть каких-то повторов, влияний, следования «первообразцу».
Между тем не роль-повтор, не роль-ввод, а новое, собственное, личное творение актера оказалось представлено на суд зрителя, критики, коллектива (пребывавшего в сомнении и ожидании). Десятью годами младше Смоктуновского, Соломин выглядел на сцене молодым и привлекательным не только в золотом парадном облачении, но и в будничном кафтане из холста, в бесшумных сапожках, без шапки Мономаха, в «собственных» темнорусых волосах, не на троне, а в домашних покоях наедине с женой. Он не играл царя-мужичка или задержавшегося в детстве, слабого и наивного человека, не казался ни блаженным, ни больным, а неоспоримо царским сыном, отмеченным знаком высокого рождения. Не слабоумие или убогость, а страдальческое вопрошание, напряженная душевная работа, поиск бескровного выхода из жестокой боярской свары читались в чертах Федора – Соломина, в его широко распахнутых глазах. В простых домотканых одеждах (рубище, рубахе) он казался странником, каликой перехожим, светлым иноком.
Как и написано у автора, Алексея К. Толстого, он был добр и доверчив: знал, в чем состоит долг государя и не имел сил исполнить свое назначение.
Соломин играл совестливого русского человека – царя, не совершившего ни единого низкого поступка, не хотевшего «высшей власти», вожделенной для других. Все, что он говорил, доверчиво делясь раздумьем с собеседниками, исповедуясь перед Ириной, казалось справедливым и верным. И еще неожиданное значение для образа, для спектакля приобретала тема любви.
Этот новый Федор был достоин любви и сам глубоко и нежно любил жену. Лирический актер Соломин замечательно играл это чувство Федора к Ирине, в безраздельности которого герой находил покой и умиротворение.
Созданный для мира и тишины, для частной жизни, Федор мучился сознанием своей слабости, казнился непригодностью трону, неспособностью править огромной, заряженной ненавистью страной. Он медлил в поступках и быстро уставал от государственной работы. Но после многих исполнителей-предшественников в знаменитой роли определенно возникало ощущение, что Федор Соломина умен, безошибочно (интуитивно, как сказали бы сегодня) чувствует, что справедливо, а что нет, где свет, а где тьма.
Окружающие его люди были грешны, тупы или лживы, закоснели во властолюбии или ожесточились в многолетней борьбе, чтобы услышать и понять царя. Не способный солгать, он верил каждому, а его обманывали все. Великий гнев просыпался в нем, когда приближенные во имя «государственных» интересов России и блага династии, которая нуждалась в наследнике престола, покушались на его святыню – любовь к Ирине.
В финале спектакля царь тихо и просто снимал с головы шапку Мономаха, отказывался от трона, осознав, что власть нераздельна со злом и кровью.
В трагедии Алексея К. Толстого Соломин сыграл одного из первых русских царей. Через четырнадцать лет в полулюбительской пьесе С.Кузнецова «И аз воздам...» исполнил роль последнего Романова – Николая II».

Запись, которую мы предлагаем вам посмотреть сегодня, сделана на телевидении в 1981 году. Партнерами Юрия Мефодьевича стали Виктор Коршунов (Борис Годунов), Галина Кирюшина (царица Ирина), Евгений Самойлов (Иван Петрович Шуйский), Виктор Хохряков (Луп-Клешнин) и другие.

Дорогие друзья!

Следующий спектакль о Великой Отечественной войне, который мы хотим предложить вам посмотреть, - это "Русские люди" К.Симонова. Постановка Бориса Равенских, оформление Евгения Куманькова. Спектакль был поставлен к 30-летию Победы, в 1975 году, критики называли его "сценическим гимном мужеству народа в борьбе с фашизмом".

М.Бабаева
«О пьесе Н.Симонова и спектакле Малого театра»
«Между 1940 и 1952 годами я написал девять пьес — лучшей из них считаю «Русские люди», — рассказывал в своей автобиографии Константин Симонов.
Эта пьеса — не только лучшее драматургическое произведение писателя. Она вошла в число трех наиболее значительных пьес о Великой Отечественной войне и встала рядом с такими значительными произведениями, как «Фронт» А.Корнейчука и «Нашествие» Л.Леонова. Созданные в 1942 году и поставленные всеми театрами нашей страны, они воевали в общем строю. Их оружием была правда, суровая и мужественная. Она волновала людей, звала на подвиг.
И сегодня, по прошествии десятилетий, возвышенная простота «Русских людей» волнует и трогает сердца не меньше, чем в то тяжелое, горестное время, когда смерть была обыденностью, когда весь народ переживал величайший подъем духовных и физических сил в беспримерной в истории человечества схватке с фашизмом.
О них, о русских людях, несмотря на все испытания — горечь отступления, гибель друзей и близких, — сохранивших волю к победе, несгибаемость духовной мощи рассказал в своей пьесе молодой Симонов.
Как и пьесу А. Корнейчука, симоновскую пьесу — от первого слова до последнего — печатали на страницах «Правды» рядом со сводками Совинформбюро. «Русских людей» читали все и везде — в тылу, после изнурительного рабочего дня, и на фронте, в коротких передышках между боями. «Хорошо помню, — вспоминал автор, — как в дни самых тяжелых неудач, мы, люди, которым надлежало через газету рассказывать народу о том, что происходит на фронте, искали и в большом количестве находили тех, рассказ о которых вселял веру в победу».
Первые наброски будущей пьесы, торопливо записываемые в свободные минуты полустершимся карандашом военного корреспондента, и стали началом этого рассказа о самых обыкновенных, встретившихся автору на нескончаемых военных дорогах людских судьбах. Из сплетения характеров, столкновения идей, жизненных фактов, истории любви и ненависти вырастает рассказанная простыми словами очевидца драматическая повесть о народном подвиге, названная двумя единственно верными, всеисчерпывающими словами — «Русские люди»... О подвиге армии, страны, народа, простых солдат, командиров, вчерашних студентов, людей всех профессий, вплоть до сугубо штатских, таких, например, как писатель Панин.
Панин — герой не главный, он один из многих. Одним из представителей этой «кабинетной» профессии, ставших военными корреспондентами, был и молодой поэт, очеркист и начинающий тогда драматург Константин Симонов. Двадцати с небольшим лет, только начав публиковаться и будучи по преимуществу лирическим поэтом, Симонов связал свою литературную и человеческую судьбу с армией. Он сам не раз называл армию своей «школой жизни».
Дни и ночи, месяцы и годы — Халхин-Гол, Монголия, война с белофиннами. С карандашом и блокнотом прошел молодой Симонов военными дорогами, сражаясь рядом с будущими героями своих романов, поэм, пьес и киносценариев. Все четыре года Великой Отечественной он был фронтовым журналистом, корреспондентом «Правды» и воинских газет. «Армия — это прежде всего люди, — говорил он,— это люди, которые первыми принимают на себя тяжелое бремя... в полном сознании того, что первая же минута войны может стать последней минутой их жизни».
«Русские люди» — первый его художественный отклик на события войны, рожденный нелегкими испытаниями, мыслями о том, как и что выявляет война в людях, в народе. Как очищает и высветляет она или, напротив, окончательно разрушает человеческие души.
Театральная судьба пьесы необыкновенна. Она была поставлена практически всеми театрами страны. Ряд спектаклей буквально потряс крупнейшими актерскими открытиями (Б.Добронравов — Сафонов и А.Грибов — Глоба во МХАТе, Д.Орлов — Глоба в Московском театре драмы и другие).
Достаточно необычен и приход молодого драматурга с новой своей пьесой в театр. Режиссер Н.Горчаков получил от автора будущей пьесы (которая предполагалась к постановке в Московском театре драмы) не полный текст, а лишь первый акт, и с ним, с этим первым действием, приступил к работе в единственном из театральных коллективов, еще не эвакуировавшемся из прифронтовой Москвы.
Не прекращались бомбежки, зрители, сидевшие в холодном зале в шинелях и полушубках, в любую минуту готовы были покинуть театр по сигналу боевой тревоги... И, наконец, репетиции новой пьесы по наброску, по четверти текста. Ведь, занеся этот текст в театр и торопливо условившись о следующем сроке, драматург должен был спешить, чтобы не пропустить уходившую ночью на фронт, в действующую армию, корреспондентскую машину. Ему предстояло дописывать пьесу в обстановке, весьма далекой от «кабинетной тиши», и пока полным ходом шли репетиции, пьеса эпизод за эпизодом публиковалась в «Правде» — и сразу же по всей стране появлялись спектакли... При всем различии индивидуальностей и режиссеры, и актеры были застрахованы от творческих ошибок основной особенностью симоновской пьесы — дыханием подлинности. В ней практически нет главных и неглавных персонажей. Предметом сценического рассказа стала душа народная.
О ней, об этой могучей силе народного патриотизма, несгибаемой воле к победе, о том, что не исключительностью отдельных людей, а единством всех в одной цели определяется течение событий, развитие сюжета, судьбы героев, различия характеров, и писал в 1942 году в своем специальном «письме в театр» автор К. Симонов: «Попробуйте представить себе, что вы — двадцать два человека, занятые в пьесе, — принуждены защищать от врага театральное здание, в котором вы репетируете... Когда человеку суждено драться, то даже невольно он станет именно на то место в обороне, к которому по своей природе он больше всего приспособлен и на котором он может оказать больше всего пользы».
В этом своем военном «письме в театр» драматург говорил о скромной роли своей пьесы относительно огромного эпоса, который еще будет рожден войной: «Это будет толстый том, в середину которого пьеса вплетена, как тоненькая тетрадка».
«Тоненькая тетрадка» всего в семьдесят границ машинописного текста... Но страницы ее не поблекли и сегодня. Пьесу Симонова ставят и будут ставить, не просто бережно сохраняя память о том, чем она была для советских людей в начале Великой Отечественной войны. Ее ставят и будут ставить, потому что пьеса эта не утратила своей художественной ценности, и поныне она звучит как торжественный гимн доблести и мужеству, отваге в бою и любви, любви на войне, среди грохота, пепла и смертельной опасности, любви, подобной песне, пропетой негромким, полным глубокого раздумья голосом...
Именно так звучит музыкальный лейтмотив (песня И.Катаева на слова М.Анчарова в исполнении артиста В.Никулина «Ты припомни, Россия...») спектакля «Русские люди» в Малом театре, поставленного в мае 1975 года выдающимся советским режиссером народным артистом СССР, лауреатом Государственной премии Борисом Равенских, — сдержанно, мужественно и лирично.
Равенских — режиссер масштабных театральных форм, автор спектаклей высокого патетического звучания, своеобразный интерпретатор классической драматургии, ученик Вс.Э.Мейерхольда. Среди его лучших работ — «Власть тьмы» по драме Л.Толстого, «Метель» Л.Леонова, инсценировка по роману Н.Островского «Как закалялась сталь» (сценическая композиция «Драматическая песня»).
Присутствуя на репетициях Б.Равенских, автор согласился с трактовкой своей пьесы, казалось бы, во многом отходившей от принципов «негромкости», сформулированных им самим еще в 1942 году. Спектакль, яркий, пронизанный патетической музыкой Чайковского и Рахманинова, приобретший едва ли не симфоническое звучание, строится на контрастах обыденности и пафоса. Каждая роль стала как бы увеличенным портретом симоновского героя — человека на войне. «Крупным планом» показывает спектакль и героизм, и трусость, и национальный масштаб истинно русских характеров, и мелкотравчатое малодушие потерявшихся в момент решающего выбора людишек. Садистское фиглярство Розенберга — и страшную, крысиную его в корчах смерть. Мучительные раздумья и крепчайшую веру Сафонова. Девичью нежность и беззащитность Вали — и ее же солдатскую неустрашимость перед лицом гибели. Старуху Марфу Петровну, с брезгливым презрением плюющую врагу в лицо, — и иконописную строгость красавицы Марии Николаевны, ни на секунду не теряющей самообладания перед упоенно лицедействующим фашистом...
В дни 30-летия великой Победы впервые прозвучал на сцене Малого театра этот сценический гимн мужеству народа в борьбе с фашизмом. Спектакль не сходит со сцены и сегодня, захватывая души зрителей, пробуждая память, тревожа совесть, вызывая восторг и преклонение перед подвигом народа в Великой Отечественной войне.