Дорогие друзья!

Сегодня мы завершаем нашу ретроспективу спектаклей с участием Юрия Мефодьевича Соломина и смотрим запись трагедии «Царь Федор Иоаннович» А.К.Толстого. 31 год шел на сцене этот крепко срежиссированный спектакль, одна из вершин творчества Б.И.Равенских. И 28 лет заглавную роль в нем играл Юрий Мефодьевич.

Слово Вере Анатольевне Максимовой: «Только у больших артистов творчество цельно, и роли не противостоят, не отстоят, а окликают друг друга. Тогда в одной из самых зависимых профессий – актерской, вопреки судьбе, случаю, обстоятельствам, режиссерской воле, созданные образы таинственно выстраиваются в живую цепь, образуют нерасторжимость, варьируя и продлевая тему жизни художника.
В самых главных своих ролях Соломин говорит об отношениях личности, индивидуума со временем, с эпохой, с человеческим множеством, так же как и с безликой массой, с усредненным большинством. Среди его персонажей есть люди, со временем не совпавшие, временем погубленные. Есть отвергнутые и непонятые. Есть те, кто обогнал свое время и возвысился над ним. Есть благополучные «пользователи» времени (как, например, его комфортно расположившийся не только в собственном доме, но и в своем веке Фамусов). Есть победители и побежденные. В этом смысле «перекликаются», соотносятся друг с другом Кисельников и добрый царь Федор Иоаннович, и последний русский царь Николай II, и поэт Сирано, и великий французский лицедей, «автор театра» Мольер…
Царя Федора (1976) Соломин подготовил всего за десять дней после ухода во МХАТ Смоктуновского. Тогдашний руководитель Малого – Царев выбрал его из всех других претендентов-соревнователей. Ответственный для театра и для выдающегося спектакля ввод совершался в невероятно короткие сроки под руководством Бориса Ровенских, режиссера сверхталантливого и непредсказуемого, в полном смысле – автора спектакля, который к тому времени шел уже три сезона с огромным успехом, постепенно превращаясь в легенду.
После такого мощного первого исполнителя, как Смоктуновский, да еще репетируя с неистовым диктатором Ровенских, который, по признанию самого Соломина, хотел для Федора не его, а другого артиста, естественно было ожидать хоть каких-то повторов, влияний, следования «первообразцу».
Между тем не роль-повтор, не роль-ввод, а новое, собственное, личное творение актера оказалось представлено на суд зрителя, критики, коллектива (пребывавшего в сомнении и ожидании). Десятью годами младше Смоктуновского, Соломин выглядел на сцене молодым и привлекательным не только в золотом парадном облачении, но и в будничном кафтане из холста, в бесшумных сапожках, без шапки Мономаха, в «собственных» темнорусых волосах, не на троне, а в домашних покоях наедине с женой. Он не играл царя-мужичка или задержавшегося в детстве, слабого и наивного человека, не казался ни блаженным, ни больным, а неоспоримо царским сыном, отмеченным знаком высокого рождения. Не слабоумие или убогость, а страдальческое вопрошание, напряженная душевная работа, поиск бескровного выхода из жестокой боярской свары читались в чертах Федора – Соломина, в его широко распахнутых глазах. В простых домотканых одеждах (рубище, рубахе) он казался странником, каликой перехожим, светлым иноком.
Как и написано у автора, Алексея К. Толстого, он был добр и доверчив: знал, в чем состоит долг государя и не имел сил исполнить свое назначение.
Соломин играл совестливого русского человека – царя, не совершившего ни единого низкого поступка, не хотевшего «высшей власти», вожделенной для других. Все, что он говорил, доверчиво делясь раздумьем с собеседниками, исповедуясь перед Ириной, казалось справедливым и верным. И еще неожиданное значение для образа, для спектакля приобретала тема любви.
Этот новый Федор был достоин любви и сам глубоко и нежно любил жену. Лирический актер Соломин замечательно играл это чувство Федора к Ирине, в безраздельности которого герой находил покой и умиротворение.
Созданный для мира и тишины, для частной жизни, Федор мучился сознанием своей слабости, казнился непригодностью трону, неспособностью править огромной, заряженной ненавистью страной. Он медлил в поступках и быстро уставал от государственной работы. Но после многих исполнителей-предшественников в знаменитой роли определенно возникало ощущение, что Федор Соломина умен, безошибочно (интуитивно, как сказали бы сегодня) чувствует, что справедливо, а что нет, где свет, а где тьма.
Окружающие его люди были грешны, тупы или лживы, закоснели во властолюбии или ожесточились в многолетней борьбе, чтобы услышать и понять царя. Не способный солгать, он верил каждому, а его обманывали все. Великий гнев просыпался в нем, когда приближенные во имя «государственных» интересов России и блага династии, которая нуждалась в наследнике престола, покушались на его святыню – любовь к Ирине.
В финале спектакля царь тихо и просто снимал с головы шапку Мономаха, отказывался от трона, осознав, что власть нераздельна со злом и кровью.
В трагедии Алексея К. Толстого Соломин сыграл одного из первых русских царей. Через четырнадцать лет в полулюбительской пьесе С.Кузнецова «И аз воздам...» исполнил роль последнего Романова – Николая II».

Запись, которую мы предлагаем вам посмотреть сегодня, сделана на телевидении в 1981 году. Партнерами Юрия Мефодьевича стали Виктор Коршунов (Борис Годунов), Галина Кирюшина (царица Ирина), Евгений Самойлов (Иван Петрович Шуйский), Виктор Хохряков (Луп-Клешнин) и другие.

Дорогие друзья!

Следующий спектакль о Великой Отечественной войне, который мы хотим предложить вам посмотреть, - это "Русские люди" К.Симонова. Постановка Бориса Равенских, оформление Евгения Куманькова. Спектакль был поставлен к 30-летию Победы, в 1975 году, критики называли его "сценическим гимном мужеству народа в борьбе с фашизмом".

М.Бабаева
«О пьесе Н.Симонова и спектакле Малого театра»
«Между 1940 и 1952 годами я написал девять пьес — лучшей из них считаю «Русские люди», — рассказывал в своей автобиографии Константин Симонов.
Эта пьеса — не только лучшее драматургическое произведение писателя. Она вошла в число трех наиболее значительных пьес о Великой Отечественной войне и встала рядом с такими значительными произведениями, как «Фронт» А.Корнейчука и «Нашествие» Л.Леонова. Созданные в 1942 году и поставленные всеми театрами нашей страны, они воевали в общем строю. Их оружием была правда, суровая и мужественная. Она волновала людей, звала на подвиг.
И сегодня, по прошествии десятилетий, возвышенная простота «Русских людей» волнует и трогает сердца не меньше, чем в то тяжелое, горестное время, когда смерть была обыденностью, когда весь народ переживал величайший подъем духовных и физических сил в беспримерной в истории человечества схватке с фашизмом.
О них, о русских людях, несмотря на все испытания — горечь отступления, гибель друзей и близких, — сохранивших волю к победе, несгибаемость духовной мощи рассказал в своей пьесе молодой Симонов.
Как и пьесу А. Корнейчука, симоновскую пьесу — от первого слова до последнего — печатали на страницах «Правды» рядом со сводками Совинформбюро. «Русских людей» читали все и везде — в тылу, после изнурительного рабочего дня, и на фронте, в коротких передышках между боями. «Хорошо помню, — вспоминал автор, — как в дни самых тяжелых неудач, мы, люди, которым надлежало через газету рассказывать народу о том, что происходит на фронте, искали и в большом количестве находили тех, рассказ о которых вселял веру в победу».
Первые наброски будущей пьесы, торопливо записываемые в свободные минуты полустершимся карандашом военного корреспондента, и стали началом этого рассказа о самых обыкновенных, встретившихся автору на нескончаемых военных дорогах людских судьбах. Из сплетения характеров, столкновения идей, жизненных фактов, истории любви и ненависти вырастает рассказанная простыми словами очевидца драматическая повесть о народном подвиге, названная двумя единственно верными, всеисчерпывающими словами — «Русские люди»... О подвиге армии, страны, народа, простых солдат, командиров, вчерашних студентов, людей всех профессий, вплоть до сугубо штатских, таких, например, как писатель Панин.
Панин — герой не главный, он один из многих. Одним из представителей этой «кабинетной» профессии, ставших военными корреспондентами, был и молодой поэт, очеркист и начинающий тогда драматург Константин Симонов. Двадцати с небольшим лет, только начав публиковаться и будучи по преимуществу лирическим поэтом, Симонов связал свою литературную и человеческую судьбу с армией. Он сам не раз называл армию своей «школой жизни».
Дни и ночи, месяцы и годы — Халхин-Гол, Монголия, война с белофиннами. С карандашом и блокнотом прошел молодой Симонов военными дорогами, сражаясь рядом с будущими героями своих романов, поэм, пьес и киносценариев. Все четыре года Великой Отечественной он был фронтовым журналистом, корреспондентом «Правды» и воинских газет. «Армия — это прежде всего люди, — говорил он,— это люди, которые первыми принимают на себя тяжелое бремя... в полном сознании того, что первая же минута войны может стать последней минутой их жизни».
«Русские люди» — первый его художественный отклик на события войны, рожденный нелегкими испытаниями, мыслями о том, как и что выявляет война в людях, в народе. Как очищает и высветляет она или, напротив, окончательно разрушает человеческие души.
Театральная судьба пьесы необыкновенна. Она была поставлена практически всеми театрами страны. Ряд спектаклей буквально потряс крупнейшими актерскими открытиями (Б.Добронравов — Сафонов и А.Грибов — Глоба во МХАТе, Д.Орлов — Глоба в Московском театре драмы и другие).
Достаточно необычен и приход молодого драматурга с новой своей пьесой в театр. Режиссер Н.Горчаков получил от автора будущей пьесы (которая предполагалась к постановке в Московском театре драмы) не полный текст, а лишь первый акт, и с ним, с этим первым действием, приступил к работе в единственном из театральных коллективов, еще не эвакуировавшемся из прифронтовой Москвы.
Не прекращались бомбежки, зрители, сидевшие в холодном зале в шинелях и полушубках, в любую минуту готовы были покинуть театр по сигналу боевой тревоги... И, наконец, репетиции новой пьесы по наброску, по четверти текста. Ведь, занеся этот текст в театр и торопливо условившись о следующем сроке, драматург должен был спешить, чтобы не пропустить уходившую ночью на фронт, в действующую армию, корреспондентскую машину. Ему предстояло дописывать пьесу в обстановке, весьма далекой от «кабинетной тиши», и пока полным ходом шли репетиции, пьеса эпизод за эпизодом публиковалась в «Правде» — и сразу же по всей стране появлялись спектакли... При всем различии индивидуальностей и режиссеры, и актеры были застрахованы от творческих ошибок основной особенностью симоновской пьесы — дыханием подлинности. В ней практически нет главных и неглавных персонажей. Предметом сценического рассказа стала душа народная.
О ней, об этой могучей силе народного патриотизма, несгибаемой воле к победе, о том, что не исключительностью отдельных людей, а единством всех в одной цели определяется течение событий, развитие сюжета, судьбы героев, различия характеров, и писал в 1942 году в своем специальном «письме в театр» автор К. Симонов: «Попробуйте представить себе, что вы — двадцать два человека, занятые в пьесе, — принуждены защищать от врага театральное здание, в котором вы репетируете... Когда человеку суждено драться, то даже невольно он станет именно на то место в обороне, к которому по своей природе он больше всего приспособлен и на котором он может оказать больше всего пользы».
В этом своем военном «письме в театр» драматург говорил о скромной роли своей пьесы относительно огромного эпоса, который еще будет рожден войной: «Это будет толстый том, в середину которого пьеса вплетена, как тоненькая тетрадка».
«Тоненькая тетрадка» всего в семьдесят границ машинописного текста... Но страницы ее не поблекли и сегодня. Пьесу Симонова ставят и будут ставить, не просто бережно сохраняя память о том, чем она была для советских людей в начале Великой Отечественной войны. Ее ставят и будут ставить, потому что пьеса эта не утратила своей художественной ценности, и поныне она звучит как торжественный гимн доблести и мужеству, отваге в бою и любви, любви на войне, среди грохота, пепла и смертельной опасности, любви, подобной песне, пропетой негромким, полным глубокого раздумья голосом...
Именно так звучит музыкальный лейтмотив (песня И.Катаева на слова М.Анчарова в исполнении артиста В.Никулина «Ты припомни, Россия...») спектакля «Русские люди» в Малом театре, поставленного в мае 1975 года выдающимся советским режиссером народным артистом СССР, лауреатом Государственной премии Борисом Равенских, — сдержанно, мужественно и лирично.
Равенских — режиссер масштабных театральных форм, автор спектаклей высокого патетического звучания, своеобразный интерпретатор классической драматургии, ученик Вс.Э.Мейерхольда. Среди его лучших работ — «Власть тьмы» по драме Л.Толстого, «Метель» Л.Леонова, инсценировка по роману Н.Островского «Как закалялась сталь» (сценическая композиция «Драматическая песня»).
Присутствуя на репетициях Б.Равенских, автор согласился с трактовкой своей пьесы, казалось бы, во многом отходившей от принципов «негромкости», сформулированных им самим еще в 1942 году. Спектакль, яркий, пронизанный патетической музыкой Чайковского и Рахманинова, приобретший едва ли не симфоническое звучание, строится на контрастах обыденности и пафоса. Каждая роль стала как бы увеличенным портретом симоновского героя — человека на войне. «Крупным планом» показывает спектакль и героизм, и трусость, и национальный масштаб истинно русских характеров, и мелкотравчатое малодушие потерявшихся в момент решающего выбора людишек. Садистское фиглярство Розенберга — и страшную, крысиную его в корчах смерть. Мучительные раздумья и крепчайшую веру Сафонова. Девичью нежность и беззащитность Вали — и ее же солдатскую неустрашимость перед лицом гибели. Старуху Марфу Петровну, с брезгливым презрением плюющую врагу в лицо, — и иконописную строгость красавицы Марии Николаевны, ни на секунду не теряющей самообладания перед упоенно лицедействующим фашистом...
В дни 30-летия великой Победы впервые прозвучал на сцене Малого театра этот сценический гимн мужеству народа в борьбе с фашизмом. Спектакль не сходит со сцены и сегодня, захватывая души зрителей, пробуждая память, тревожа совесть, вызывая восторг и преклонение перед подвигом народа в Великой Отечественной войне.

«Звуковой архив Малого театра»

Алексей Дударев

«РЯДОВЫЕ»

Драматическая баллада в 2-х действиях. Перевод с белорусского автора

Часть 1 (24 Мб)

Часть 2 (19 Мб)

Часть 3 (15 Мб)

Часть 4 (19 Мб)

Часть 5 (23 Мб)

Часть 6 (24 Мб)

ФОТОГАЛЕРЕЯ

Действующие лица и исполнители:

Дугин – Эдуард Марцевич

Дервоед – Виктор Коршунов

Буштец — Юрий Васильев

Соляник – Александр Потапов

Одуванчик – Игорь Марычев

Лида – Евгения Глушенко

Вера – Алефтина Евдокимова

Люська – Елена Доронина

Женщина — Галина Кирюшина

Лейтенант – Дмитрий Писаренко

От автора — Борис Львов-Анохин

Постановка — Борис Львов-Анохин и Василий Федоров

Режиссёр (радио) — Мария Попова

Художник – Давид Боровский

Премьера – 5 февраля 1985 года

Запись 1985 года

Б.Львов-Анохин об участниках спектакля – Евгении Глушенко и Александре Потапове

Из книги Ю.Дмитриева

«Академический Малый театр. 1941-1995»

Если «Русские люди» и «Так и будет» были написаны во время войны, то пьеса белорусского писателя А.Дударева «Рядовые» — спустя почти сорок лет. В первый раз ее сыграли 5 февраля 1985 года. Ставили спектакль Б.Львов-Анохин и В.Федоров, оформлял Д.Боровский.

Московские театралы знали Дударева и по другим его пьесам: «Порог», который шел в Театре имени К.С.Станиславского, и «Вечер» — в Театре Моссовета.

События пьесы «Рядовые» происходили в 1945 году. Неподалеку от Берлина обосновался взвод под командованием старшины Дугина (Э.Марцевич). В нем бывший партизан Петро Дервоед (В.Коршунов), совсем молодой боец, которого все называют Одуванчиком (студент Щепкинского училища И.Марычев), до предела озлобленный Сергей Буштец (Ю.Васильев), Матвей Соляник (А.Потапов).

Перед тем как спектакль увидел свет рампы, режиссер говорил, что драматург поднимает существенные вопросы добра и зла, любви и ненависти, создает яркие, живые и сложные характеры. В пьесе присутствует суровая правда военных будней. Это сочетается с высоким духовным напряжением и поэтическими взлетами мыслей и чувств. Все сказанное придает пьесе философские масштабы, и хочется верить, что ее будут играть долгие годы (Львов-Анохин Б. Аншлаг. — «Советский Союз», 1985, № 10, с. 26).

Художник возвел на сцене полуразрушенную стену, по-видимому бывшего костела, а может быть старинной ратуши. Возле этой стены и расположился взвод. Здесь горы щебня, искореженные металлические конструкции. Сцену заволакивал густой дым, на заднем плане зарево пожара, оно освещало здание, которое когда-то было прекрасным. Пели соловьи, шел дождь, тучи сменялись чистым небом.

Драматург и режиссер отказались от батальных сцен, их интересовали характеры людей, то. какая перспектива их ожидает в мирных условиях. Прав был режиссер, когда писал, что суть спектакля в соединении кровавой достоверности с поэтическим ощущением мира, освободившегося от войны (Львов-Анохин Б. Аншлаг. — «Советский Союз», 1985, № 10, с. 26).

Партизан Дервоед видел, как сжигали его жену и ребенка. Он поседел от ужаса, но в то время не мог двинуться, поднять головы, выстрелить, потому что у него в сумке находились документы, определявшие судьбы сотен людей. Свой военный долг Дервоед выполнил, но счастья ему это не принесло. Теперь он молит, чтобы его вина перед родными была прощена. Но сам себя простить не может, воспоминания о виденном причиняют ему жестокие страдания. И при этом он умеет сочувствовать чужой беде, и когда в расположение части пришли две женщины, он засуетился, не знал, чем их угостить, как смягчить загрубевшие, озлобленные сердца.

Коршунов играл эту роль мощно, приподнимая своего героя над бытом, символизируя в нем народную силу, готовность все личное принести в жертву общему делу.

Старшина Дугин был ранен и теперь лишен возможности иметь детей, сам на себя он написал похоронку и отправил красавице жене. И все же сохранил светлое ощущение жизни, его улыбка способна растопить даже заледеневшее сердце. Он погибал — война есть война, — но оставлял о себе добрую память. В том Дугине. каким его показывал Марцевич, заключалась хрупкость, интеллигентность, благородство. Казалось, что он рожден для мира, но если шла война, он отдавал ей все силы и в результате жизнь.

Буштеца призвали в армию прямо из-за свадебного стола, после первой чарки вина. И он узнал, что фашисты надругались над его Люськой. Кажется, все чувства, кроме ненависти и мести, выжжены в его сердце. И когда он снова встречает Люську, у него нет сил даже для того, чтобы обнять ее, хотя умом он может понять, что она ни в чем не виновата. Так и стоял он, переполненный обидой.

Еще один солдат — Соляник — человек верующий, по-видимому, сектант-баптист. Он хороню помнил Божью заповедь «не убий!». Сам от пуль не уклонялся, не прятался за спины товарищей, но и в людей, а это значило и во врагов, не стрелял. Тем самым он давал им возможность убивать своих однополчан. Соляник был смертельно ранен осколком снаряда, перед смертью он просил у товарищей прощения, но не раскаивался в своих действиях, оставался при убеждении, что человека, кто бы он ни был, убивать нельзя.

Одуванчик очень молод, наивен. Им увлечена санитарка Лиза (Е.Глушенко), ранее знавшая мужчин, но теперь ей нужен не просто тот, с кем можно сойтись, а кого она сможет полюбить. Но Одуванчика она не увлекла: слишком энергична, напориста, активно добивается своего.

В свою очередь Лиза нравилась Буштецу, он ревновал ее, но выносил Одуванчика из огня. Сама же Лиза погибала на переправе — простая, добрая, ищущая счастья девушка, спасшая многих раненых.

Разные люди встречались в этом спектакле, и у каждого был свой характер, свои привычки, вкусы. Смотря на них, можно было представить, как сложится судьба у тех, кто останется жив.

«Звуковой архив Малого театра»

«ДОСТИГАЕВ И ДРУГИЕ» М.ГОРЬКОГО

Предлагаем вашему вниманию запись спектакля, поставленного Борисом Андреевичем Бабочкиным в 1971 году.

М.Горький

«ДОСТИГАЕВ И ДРУГИЕ»

Сцены

Часть 1 (30,7 Мб)

Часть 2 (31 Мб)

Часть 3 (26,8 Мб)

Часть 4 (35 Мб)

ФОТОГАЛЕРЕЯ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ:

Достигаев – Борис Бабочкин

Елизавета, жена Достигаева – Лилия Юдина

Алексей, сын Достигаева – Валерий Носик

Отец Павлин – Николай Анненков

Губин – Борис Телегин

Порфирий Нестрашный – Сергей Маркушев

Виктор Нестрашный – Валерий Бабятинский

Лаптев – Пров Садовский

Меланья, игуменья – Елена Гоголева

Пропотей – Роман Филиппов

Лисогонов – Сергей Харченко

Мокроусов – Геннадий Сергеев

Антонина – Людмила Щербинина

Рябинин – Юрий Каюров

Варвара Егоровна – Ольга Хорькова

Таисия – Тамара Торчинская

Александра – Людмила Пашкова

Глафира – Галина Кирюшина

Донат – Евгений Буренков

Тятин – Юрий Васильев

Ксения Булычова – Элла Далматова

Поп Иосиф – Федор Мишин

Бородатый солдат – Иван Любезнов

Калмыкова – Клавдия Блохина

Граф Бетлинг — Константин Михитаров

Постановка Б.А. Бабочкина

Художник — Т.Г. Ливанова

Премьера – 24 марта 1971 года.

К.Симонов

«РУССКИЕ ЛЮДИ»

Спектакль Государственного академического Малого театра СССР

Постановка Бориса Равенских

Иван Никитич Сафонов — Юрий Каюров

Марфа Петровна, его мать — Софья Фадеева

Валя Анощенко — Наталья Титаева

Александр Васильевич Васин — Николай Анненков

Иван Иванович Глоба — Роман Филиппов

Панин — Алексей Локтев

Ильин — Александр Потапов

Шура — Надежда Корункова

Харитонов — Дмитрий Павлов

Мария Николаевна, его жена — Галина Кирюшина

Козловский — Георгий Оболенский

Лейтенант — Виталий Игаров

Старик — Иван Любезнов

Семенов — Ярослав Барышев

Розенберг — Алексей Эйбоженко

Вернер — Валерий Носик

Краузе — Виталий Коняев

Раненый — Александр Овчинников

Морозов – Владимир Сафронов

От автора — Евгений Самойлов

Скачать mp3 — 8,6 Mб Сцена 1

Скачать mp3 — 8,3 Mб Сцена 2

Скачать mp3 — 10 Mб Сцена 3

Скачать mp3 — 9,5 Mб Сцена 4

Скачать mp3 — 10,7 Mб Сцена 5

Скачать mp3 — 10,6 Mб Сцена 6

Запись 1976 года.

М.Бабаева

«О пьесе Н.Симонова и спектакле Малого театра»

«Между 1940 и 1952 годами я написал девять пьес — лучшей из них считаю «Русские люди», — рассказывал в своей автобиографии Константин Симонов.

Эта пьеса — не только лучшее драматургическое произведение писателя. Она вошла в число трех наиболее значительных пьес о Великой Отечественной войне и встала рядом с такими значительными произведениями, как «Фронт» А.Корнейчука и «Нашествие» Л.Леонова. Созданные в 1942 году и поставленные всеми театрами нашей страны, они воевали в общем строю. Их оружием была правда, суровая и мужественная. Она волновала людей, звала на подвиг.

И сегодня, по прошествии десятилетий, возвышенная простота «Русских людей» волнует и трогает сердца не меньше, чем в то тяжелое, горестное время, когда смерть была обыденностью, когда весь народ переживал величайший подъем духовных и физических сил в беспримерной в истории человечества схватке с фашизмом.

О них, о русских людях, несмотря на все испытания — горечь отступления, гибель друзей и близких, — сохранивших волю к победе, несгибаемость духовной мощи рассказал в своей пьесе молодой Симонов.

Как и пьесу А. Корнейчука, симоновскую пьесу — от первого слова до последнего — печатали на страницах «Правды» рядом со сводками Совинформбюро. «Русских людей» читали все и везде — в тылу, после изнурительного рабочего дня, и на фронте, в коротких передышках между боями. «Хорошо помню, — вспоминал автор, — как в дни самых тяжелых неудач, мы, люди, которым надлежало через газету рассказывать народу о том, что происходит на фронте, искали и в большом количестве находили тех, рассказ о которых вселял веру в победу».

Первые наброски будущей пьесы, торопливо записываемые в свободные минуты полустершимся карандашом военного корреспондента, и стали началом этого рассказа о самых обыкновенных, встретившихся автору на нескончаемых военных дорогах людских судьбах. Из сплетения характеров, столкновения идей, жизненных фактов, истории любви и ненависти вырастает рассказанная простыми словами очевидца драматическая повесть о народном подвиге, названная двумя единственно верными, всеисчерпывающими словами — «Русские люди»... О подвиге армии, страны, народа, простых солдат, командиров, вчерашних студентов, людей всех профессий, вплоть до сугубо штатских, таких, например, как писатель Панин.

Панин — герой не главный, он один из многих. Одним из представителей этой «кабинетной» профессии, ставших военными корреспондентами, был и молодой поэт, очеркист и начинающий тогда драматург Константин Симонов. Двадцати с небольшим лет, только начав публиковаться и будучи по преимуществу лирическим поэтом, Симонов связал свою литературную и человеческую судьбу с армией. Он сам не раз называл армию своей «школой жизни».

Дни и ночи, месяцы и годы — Халхин-Гол, Монголия, война с белофиннами. С карандашом и блокнотом прошел молодой Симонов военными дорогами, сражаясь рядом с будущими героями своих романов, поэм, пьес и киносценариев. Все четыре года Великой Отечественной он был фронтовым журналистом, корреспондентом «Правды» и воинских газет. «Армия — это прежде всего люди, — говорил он,— это люди, которые первыми принимают на себя тяжелое бремя... в полном сознании того, что первая же минута войны может стать последней минутой их жизни».

«Русские люди» — первый его художественный отклик на события войны, рожденный нелегкими испытаниями, мыслями о том, как и что выявляет война в людях, в народе. Как очищает и высветляет она или, напротив, окончательно разрушает человеческие души.

Театральная судьба пьесы необыкновенна. Она была поставлена практически всеми театрами страны. Ряд спектаклей буквально потряс крупнейшими актерскими открытиями (Б.Добронравов — Сафонов и А.Грибов — Глоба во МХАТе, Д.Орлов — Глоба в Московском театре драмы и другие).

Достаточно необычен и приход молодого драматурга с новой своей пьесой в театр. Режиссер Н.Горчаков получил от автора будущей пьесы (которая предполагалась к постановке в Московском театре драмы) не полный текст, а лишь первый акт, и с ним, с этим первым действием, приступил к работе в единственном из театральных коллективов, еще не эвакуировавшемся из прифронтовой Москвы.

Не прекращались бомбежки, зрители, сидевшие в холодном зале в шинелях и полушубках, в любую минуту готовы были покинуть театр по сигналу боевой тревоги... И, наконец, репетиции новой пьесы по наброску, по четверти текста. Ведь, занеся этот текст в театр и торопливо условившись о следующем сроке, драматург должен был спешить, чтобы не пропустить уходившую ночью на фронт, в действующую армию, корреспондентскую машину. Ему предстояло дописывать пьесу в обстановке, весьма далекой от «кабинетной тиши», и пока полным ходом шли репетиции, пьеса эпизод за эпизодом публиковалась в «Правде» — и сразу же по всей стране появлялись спектакли... При всем различии индивидуальностей и режиссеры, и актеры были застрахованы от творческих ошибок основной особенностью симоновской пьесы — дыханием подлинности. В ней практически нет главных и неглавных персонажей. Предметом сценического рассказа стала душа народная.

О ней, об этой могучей силе народного патриотизма, несгибаемой воле к победе, о том, что не исключительностью отдельных людей, а единством всех в одной цели определяется течение событий, развитие сюжета, судьбы героев, различия характеров, и писал в 1942 году в своем специальном «письме в театр» автор К. Симонов: «Попробуйте представить себе, что вы — двадцать два человека, занятые в пьесе, — принуждены защищать от врага театральное здание, в котором вы репетируете... Когда человеку суждено драться, то даже невольно он станет именно на то место в обороне, к которому по своей природе он больше всего приспособлен и на котором он может оказать больше всего пользы».

В этом своем военном «письме в театр» драматург говорил о скромной роли своей пьесы относительно огромного эпоса, который еще будет рожден войной: «Это будет толстый том, в середину которого пьеса вплетена, как тоненькая тетрадка».

«Тоненькая тетрадка» всего в семьдесят границ машинописного текста... Но страницы ее не поблекли и сегодня. Пьесу Симонова ставят и будут ставить, не просто бережно сохраняя память о том, чем она была для советских людей в начале Великой Отечественной войны. Ее ставят и будут ставить, потому что пьеса эта не утратила своей художественной ценности, и поныне она звучит как торжественный гимн доблести и мужеству, отваге в бою и любви, любви на войне, среди грохота, пепла и смертельной опасности, любви, подобной песне, пропетой негромким, полным глубокого раздумья голосом...

Именно так звучит музыкальный лейтмотив (песня И.Катаева на слова М.Анчарова в исполнении артиста В.Никулина «Ты припомни, Россия...») спектакля «Русские люди» в Малом театре, поставленного в мае 1975 года выдающимся советским режиссером народным артистом СССР, лауреатом Государственной премии Борисом Равенских, — сдержанно, мужественно и лирично.

Равенских — режиссер масштабных театральных форм, автор спектаклей высокого патетического звучания, своеобразный интерпретатор классической драматургии, ученик Вс.Э.Мейерхольда. Среди его лучших работ — «Власть тьмы» по драме Л.Толстого, «Метель» Л.Леонова, инсценировка по роману Н.Островского «Как закалялась сталь» (сценическая композиция «Драматическая песня»).

Присутствуя на репетициях Б.Равенских, автор согласился с трактовкой своей пьесы, казалось бы, во многом отходившей от принципов «негромкости», сформулированных им самим еще в 1942 году. Спектакль, яркий, пронизанный патетической музыкой Чайковского и Рахманинова, приобретший едва ли не симфоническое звучание, строится на контрастах обыденности и пафоса. Каждая роль стала как бы увеличенным портретом симоновского героя — человека на войне. «Крупным планом» показывает спектакль и героизм, и трусость, и национальный масштаб истинно русских характеров, и мелкотравчатое малодушие потерявшихся в момент решающего выбора людишек. Садистское фиглярство Розенберга — и страшную, крысиную его в корчах смерть. Мучительные раздумья и крепчайшую веру Сафонова. Девичью нежность и беззащитность Вали — и ее же солдатскую неустрашимость перед лицом гибели. Старуху Марфу Петровну, с брезгливым презрением плюющую врагу в лицо, — и иконописную строгость красавицы Марии Николаевны, ни на секунду не теряющей самообладания перед упоенно лицедействующим фашистом...

В дни 30-летия великой Победы впервые прозвучал на сцене Малого театра этот сценический гимн мужеству народа в борьбе с фашизмом. Спектакль не сходит со сцены и сегодня, захватывая души зрителей, пробуждая память, тревожа совесть, вызывая восторг и преклонение перед подвигом народа в Великой Отечественной войне.

Ю.Дмитриев

Из книги «Академический Малый театр. Хронологические очерки, спектакли, роли. 1941-1995»

К 30-летию Победы театр решил показать события Великой Отечественной войны, героизм советских солдат, жертвы, которые приносил народ ради победы над фашизмом. Выбор пал на пьесу К.Симонова «Русские люди», ставившуюся еще в военные годы и имевшую большой успех.

Известно, что Симонов называл эту пьесу своей любимой. Написал он ее между фронтовыми поездками в 1942 году. Пьесу отличала большая искренность. Узнав, что Малый театр принял пьесу к постановке, драматург еще раз отредактировал ее, уточнил и углубил некоторые характеры.

Поставил спектакль Б.Равенских, оформил художник Е.Куманьков. Премьера состоялась в 1975 году.

Раздумывая о спектакле, режиссер представлял его в виде монументального героико-романтического полотна, по жанру близкого к народной трагедии. Ему хотелось максимально укрупнить образы, доведя их до степени поэтических обобщений. Но он зачастую прибегал к внешней монументальности, к эффектам ради эффектов.

Художник использовал в качестве основного принципа оформления экраны, на которые проецировались фотографии, прямо контрастные происходящему на сцене. По ходу действия показывались тяжелейшие испытания, выпавшие на долю небольшой воинской части, попавшей в окружение, а на экранах проецировались радостные лица детей. «И в результате содержание общеизвестной пьесы соотносилось с «сегодняшним днем» . Становилось ясным, ради чего приносились огромные жертвы, которые потребовала война.

В процессе работы режиссер стремился, чтобы мизансцены достигали метафорической значимости. То же самое касалось и действующих лиц. Так, юная разведчица Валя (Н.Титаева) ассоциировалась с вечно юной березкой. Мать Сафонова (С.Фадеева) приобретала выразительность Матери-Родины с известного плаката. Предатель обнимал одной рукой советского человека, в другой руке держал кинжал.

В спектакле представала небольшая группа советских людей в тяжелейших условиях окружения. Люди находились на пределе возможностей, а режиссер, вместе с художником, одевал их в яркие красные одежды, тем самым символизируя уверенность в победе советских воинов.

Художник построил для игры строгие марши лестниц и площадки, похожие на пьедесталы, а в движениях актеров постоянно проявлялась скульптурность. Так стояла безмолвная русская мать Харитонова (Г.Кирюшина), потерявшая сына и отомстившая за него, как смогла. Застывал с тяжело раненной Валентиной, держа ее на руках, военфельдшер Глоба (Р.Филиппов). Скоро он погибал и сам.

При изображении фашистов режиссер вместе с актерами стремились к плакатности, карикатурности. Это касалось Розен-берга (А.Эйбоженко), Вернера (В.Носик), Краузе (В.Коняев).

Пожалуй, только Н.Анненков, изображая бывшего штабс-капитана Васина, ставшего начальником штаба подразделения, которым командовал Сафонов (Ю.Каюров), не стремился к плакатности. Васин приходил в отряд Сафонова, осознавая безнадежность его положения. Он давно привык быть в тени, но сейчас готов к бою, понимая, что он станет для него последним. Им двигал высокий патриотизм русского человека. Анненков играл легко и тонко, у него, если применять музыкальные термины, в игре присутствовала мягкая тушировка. Он затаенно хранил в себе и опасения, и боль, и былые обиды. И только короткое рыдание выдавало его волнение при получении должности начальника штаба. И в этот миг отдаленно, чуть слышно, но четко проносилась в воздухе мелодия старинного вальса, «и вдруг таким явственным делался ее скорбный лиризм».