23.11.2009
Подробнее
МАЛЕНЬКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В МАЛОМ ТЕАТРЕ
Видеорепортаж Вести.ру
Малый театр обратился к творчеству Михаила Булгакова. Он представил одну из самых ожидаемых и интересных премьер нового театрального сезона Москвы – спектакль «Мольер», созданный по пьесе «Кабала святош» и написанной знаменитым автором в 1929 году.
Малый театр обратился к творчеству Михаила Булгакова. Он представил одну из самых ожидаемых и интересных премьер нового театрального сезона Москвы – спектакль «Мольер», созданный по пьесе «Кабала святош» и написанной знаменитым автором в 1929 году.
МАЛЕНЬКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В МАЛОМ ТЕАТРЕ
Видеорепортаж Вести.ру
Малый театр обратился к творчеству Михаила Булгакова. Он представил одну из самых ожидаемых и интересных премьер нового театрального сезона Москвы – спектакль «Мольер», созданный по пьесе «Кабала святош» и написанной знаменитым автором в 1929 году.
Булгакова в Малом ставят впервые. В этих стенах гораздо привычнее увидеть, скажем, классического Островского. Пьеса «Мольер» – другое её название «Кабала святош» – маленькая революция для этой академической сцены. К ней режиссёр Владимир Драгунов шел несколько лет.
«Мне кажется, что Михаилу Афанасьевичу здесь уютно. Более того, у меня достаточно радостное ощущение от работы, от того, что здесь это произошло. Потому что всё-таки он писал, что это пьеса музыки и света. И он хотел, чтобы это был красивый спектакль», - подчёркивает Владимир Драгунов.
XVII век, время правления Людовика XIV. Комедианту и сочинителю Жану Батисту Мольеру судьба преподнесла королевский подарок – стать во главе придворного театра. Мольер уже не молод, но любим публикой и женщинами. Он хочет жениться на молоденькой актрисе Арманде Бежар, но его летописец узнает страшную тайну, которая может сделать несчастными как минимум троих. Сюжет довольно прост. Но без мистического и, конечно, экзистенциального подтекста ни Булгаков, ни постановщик спектакля обойтись не могли. И над отгадками авторских ребусов предстоит поработать не только зрителю. Александру Клюквину, сыгравшему злодея-архиепископа, ближе роли комедийные. Но эта, возможно, и в день премьеры понятная не до конца, подкупает глубиной.
«Этот персонаж – как, впрочем, все у Булгакова, его можно бесконечно разгадывать и бесконечно над ним работать. И поле для деятельности предоставляется огромное», - считает народный артист России Александр Клюквин.
Говорить о том, получилась ли премьера удачной, художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин пока не берётся. Должно пройти как минимум десять спектаклей, прежде чем успех станет очевидным. Народный артист СССР сыграл в спектакле главную роль. И получилось, что в некотором смысле, эта работа автобиографична – ведь Мольер тоже руководит театром.
«Как игралось? Не могу сказать, чтобы это было легко. Но не могу сказать, чтобы это было трудно. Потому что это профессия. Но это профессия, которую мы все любим. Поэтому мы все старались. А вот стараться не надо. И для этого должно пройти время», - убеждён народный артист СССР Юрий Соломин.
«Мольер» Булгакова – это в некотором роде приговор. Актёрская судьба – всегда трагедия. Либо угождать власти и зрителю, либо быть честным с собой. Выбирать Мольеру приходится не только свою жизнь, но и смерть. И умереть он предпочитает на сцене.
Анастасия Белая
«Вести.ру», 20 ноября 2009 года
Видеорепортаж Вести.ру
Малый театр обратился к творчеству Михаила Булгакова. Он представил одну из самых ожидаемых и интересных премьер нового театрального сезона Москвы – спектакль «Мольер», созданный по пьесе «Кабала святош» и написанной знаменитым автором в 1929 году.
Булгакова в Малом ставят впервые. В этих стенах гораздо привычнее увидеть, скажем, классического Островского. Пьеса «Мольер» – другое её название «Кабала святош» – маленькая революция для этой академической сцены. К ней режиссёр Владимир Драгунов шел несколько лет.
«Мне кажется, что Михаилу Афанасьевичу здесь уютно. Более того, у меня достаточно радостное ощущение от работы, от того, что здесь это произошло. Потому что всё-таки он писал, что это пьеса музыки и света. И он хотел, чтобы это был красивый спектакль», - подчёркивает Владимир Драгунов.
XVII век, время правления Людовика XIV. Комедианту и сочинителю Жану Батисту Мольеру судьба преподнесла королевский подарок – стать во главе придворного театра. Мольер уже не молод, но любим публикой и женщинами. Он хочет жениться на молоденькой актрисе Арманде Бежар, но его летописец узнает страшную тайну, которая может сделать несчастными как минимум троих. Сюжет довольно прост. Но без мистического и, конечно, экзистенциального подтекста ни Булгаков, ни постановщик спектакля обойтись не могли. И над отгадками авторских ребусов предстоит поработать не только зрителю. Александру Клюквину, сыгравшему злодея-архиепископа, ближе роли комедийные. Но эта, возможно, и в день премьеры понятная не до конца, подкупает глубиной.
«Этот персонаж – как, впрочем, все у Булгакова, его можно бесконечно разгадывать и бесконечно над ним работать. И поле для деятельности предоставляется огромное», - считает народный артист России Александр Клюквин.
Говорить о том, получилась ли премьера удачной, художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин пока не берётся. Должно пройти как минимум десять спектаклей, прежде чем успех станет очевидным. Народный артист СССР сыграл в спектакле главную роль. И получилось, что в некотором смысле, эта работа автобиографична – ведь Мольер тоже руководит театром.
«Как игралось? Не могу сказать, чтобы это было легко. Но не могу сказать, чтобы это было трудно. Потому что это профессия. Но это профессия, которую мы все любим. Поэтому мы все старались. А вот стараться не надо. И для этого должно пройти время», - убеждён народный артист СССР Юрий Соломин.
«Мольер» Булгакова – это в некотором роде приговор. Актёрская судьба – всегда трагедия. Либо угождать власти и зрителю, либо быть честным с собой. Выбирать Мольеру приходится не только свою жизнь, но и смерть. И умереть он предпочитает на сцене.
Анастасия Белая
«Вести.ру», 20 ноября 2009 года
26.04.2009
Подробнее
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
26 апреля – день рождения народного артиста России Александра Владимировича Клюквина. Сердечно поздравляем Александра Владимировича и желаем ему хорошего самочувствия, благополучия и неиссякаемого вдохновения!
17.02.2009
Подробнее
«Звуковой архив Малого театра» «РЕВИЗОР» В МАЛОМ ТЕАТРЕ
«Звуковой архив Малого театра»
«РЕВИЗОР» В МАЛОМ ТЕАТРЕ
Передача из цикла «Театральные легенды и были» на «Радио России» с участием Юрия Соломина. Звучат отрывки из спектаклей «Ревизор» разных лет в исполнении Н.К.Яковлева, И.В.Ильинского, В.Н.Пашенной, А.С.Потапова, А.В.Клюквина, Д.Н.Солодовника…
«РЕВИЗОР» В МАЛОМ ТЕАТРЕ
Передача из цикла «Театральные легенды и были» на «Радио России» с участием Юрия Соломина. Звучат отрывки из спектаклей «Ревизор» разных лет в исполнении Н.К.Яковлева, И.В.Ильинского, В.Н.Пашенной, А.С.Потапова, А.В.Клюквина, Д.Н.Солодовника…
«Звуковой архив Малого театра»
«РЕВИЗОР» В МАЛОМ ТЕАТРЕ
Передача из цикла «Театральные легенды и были» на «Радио России» с участием Юрия Соломина. Звучат отрывки из спектаклей «Ревизор» разных лет в исполнении Н.К.Яковлева, И.В.Ильинского, В.Н.Пашенной, А.С.Потапова, А.В.Клюквина, Д.Н.Солодовника…
Автор и ведущая – Майя Романова
Эфир – 19 января 2007 года.
«Ревизор» в Малом театре (25 мин., 22 Мб)
«РЕВИЗОР» В МАЛОМ ТЕАТРЕ
Передача из цикла «Театральные легенды и были» на «Радио России» с участием Юрия Соломина. Звучат отрывки из спектаклей «Ревизор» разных лет в исполнении Н.К.Яковлева, И.В.Ильинского, В.Н.Пашенной, А.С.Потапова, А.В.Клюквина, Д.Н.Солодовника…
Автор и ведущая – Майя Романова
Эфир – 19 января 2007 года.
«Ревизор» в Малом театре (25 мин., 22 Мб)
13.12.2008
27.11.2008
Подробнее
ТВОРЧЕСКАЯ ВСТРЕЧА С АЛЕКСАНДРОМ КЛЮКВИНЫМ
6 декабря 2008 года в 12:00 «Клуб любителей аудиокниг» организует творческую встречу с народным артистом России Александром Владимировичем Клюквиным.
ТВОРЧЕСКАЯ ВСТРЕЧА С АЛЕКСАНДРОМ КЛЮКВИНЫМ
6 декабря 2008 года в 12:00 «Клуб любителей аудиокниг» организует творческую встречу с народным артистом России Александром Владимировичем Клюквиным.
Место проведения встречи: конференц-зал библиотеки-читальни им. И. С. Тургенева
Адрес: Москва, Бобров пер., д. 6, стр.1
Проезд: до ст. м. Тургеневская, далее пешком.
Подробности
6 декабря 2008 года в 12:00 «Клуб любителей аудиокниг» организует творческую встречу с народным артистом России Александром Владимировичем Клюквиным.
Место проведения встречи: конференц-зал библиотеки-читальни им. И. С. Тургенева
Адрес: Москва, Бобров пер., д. 6, стр.1
Проезд: до ст. м. Тургеневская, далее пешком.
Подробности
26.05.2008
Подробнее
МАЛЫЙ ТЕАТР - ЭТО БОЛЬШОЙ КОРАБЛЬ
МАЛЫЙ ТЕАТР - ЭТО БОЛЬШОЙ КОРАБЛЬ
На неделю он бросил якорь в нашем городе...
На неделю он бросил якорь в нашем городе...
МАЛЫЙ ТЕАТР - ЭТО БОЛЬШОЙ КОРАБЛЬ
На неделю он бросил якорь в нашем городе
Артисты Государственного Академического Малого театра начали свои гастроли в Астрахани отнюдь не с представлений. На сцене музыкального театра известные актеры, народные артисты России Ирина Муравьева, Александр Потапов, Александр Клюквин, Юрий Каюров и режиссер Владимир Бейлис в первую очередь предстали перед объективами камер, микрофонами и восхищенными взглядами журналистов местных СМИ. Астрахань артисты подобного масштаба балуют визитами не так уж часто, поэтому вопросов к ним было много.
Редкий случай - гости не позволили себя ждать: заняли места за пять минут до начала пресс-конференции. Опаздывали некоторые журналисты, заставляя краснеть своих присутствующих коллег. Артисты пользовались случаем и вспоминали знакомых и товарищей-астраханцев: у Александра Потапова, как выяснилось, первая супруга - уроженка Астрахани, так что в юности романтические чувства не раз приводили артиста в наш город. Не обошлось без имен Эммануила Виторгана, Владимира Меньшова, Бориса Невзорова... Последний, кстати, недавно пополнил труппу Малого театра.
Во время беседы занавес непрестанно подрагивал: на сцене не утихала работа хозяйственно-постановочной группы театра. Артисты привезли с собой ни много ни мало - девять фур с декорациями и костюмами. И это не для того, чтобы поразить воображение неискушенной астраханской публики, просто по-другому в Малом работать не умеют.
- Мы покажем вам четыре замечательные постановки «На всякого мудреца довольно простоты» А.Н. Островского, «Тайны мадридского двора» Э. Скриба и Е. Легуве, - представил репертуар режиссер Владимир Бейлис. - В грибоедовском «Горе от ума» занят наш худрук, народный артист России Юрий Соломин, а спектакль «Свадьба! Свадьба! Свадьба!» А.П. Чехова мы вообще очень редко вывозим на гастроли, так что для астраханских зрителей - особый подарок.
Полностью состоящий из классики репертуар несколько насторожил журналистов, по привычке, но не всегда обоснованно ищущих новаторства на сцене. Малый театр, согласно мнению некоторых критиков, - «страна изведанного», и все-таки желающих изведать ее по-прежнему находится немало. Возможно, секрет популярности именно в нестареющей классике, или в неподражаемой игре актеров, или в традициях, устоявшихся за 250 лет существования театра. Скорее всего - все причины имеют место быть.
- Малый театр - национальный русский театр. Национальные театры существуют в каждой стране, ими гордятся, - говорит Юрий Каюров, - а вот в России почему-то почти в каждом городе нам задают вопросы о новаторстве. Однажды народный артист СССР Михаил Царев назвал Малый театр большим кораблем, который вопреки бурям и штормам держит курс и продолжает идти вперед. Именно так мы и работаем. Давайте же вместе гордиться своей культурой!
- Мы часто бываем на гастролях за границей, и везде нас принимают с удовольствием, - рассказывает Александр Потапов. - Говорят, что в наш театр приходят иностранцы, чтобы услышать настоящую русскую речь, и это действительно так. Нигде не проявляется так красота русского языка, как в произведениях классиков.
На гастроли в Астрахань приехала половина труппы Малого театра - 74 артиста. Народных и заслуженных среди них - большинство. Однако в театре начисто отвергают принцип звездности: когда в спектакле выделяются несколько «звезд», а все остальные уходят на второй план.
- Мы пытаемся творить все вместе, делать не просто спектакль, а «нечто», - говорит Александр Клюквин, - и главное - это не яркие декорации, шикарные костюмы, а наша со зрителями совместная жизнь, которую мы проживаем во время спектакля.
Мнение о городе у большинства артистов пока еще ограничивается уважительным словосочетанием «красивый город». Некоторые здесь впервые, а тот, кто уже бывал, подмечает изменения.
- Когда я приезжала на фестиваль «Улыбнись, Россия!» в 2006 году, стояла невыносимая жара + 45 градусов, я почти не выходила из номера, - несколько иронически говорит Ирина Муравьева, - сейчас погода радует. Правда, набережную закрыли - это немного огорчило. Но, будем надеяться, к юбилею она преобразится.
Первая постановка - «На всякого мудреца довольно простоты» прошла с успехом. Трудно поверить, но на три часа зрители забыли о том, что они находятся в несколько неуютном зале и смотрят на, казалось бы, привычную сцену. В один миг все наполнилось жизнью: декорации, сценический круг, а неподражаемая игра актеров заставила зрителей аплодировать стоя.
Впереди у публики и артистов еще почти неделя «совместной» творческой жизни. Каждый вечер вплоть до 20 мая сцена музыкального театра будет превращаться в филиал Малого театра.
Автор: Юлия ЛЕВЧЕНКО
Источник: Волга
Дата: 15.05.2008
На неделю он бросил якорь в нашем городе
Артисты Государственного Академического Малого театра начали свои гастроли в Астрахани отнюдь не с представлений. На сцене музыкального театра известные актеры, народные артисты России Ирина Муравьева, Александр Потапов, Александр Клюквин, Юрий Каюров и режиссер Владимир Бейлис в первую очередь предстали перед объективами камер, микрофонами и восхищенными взглядами журналистов местных СМИ. Астрахань артисты подобного масштаба балуют визитами не так уж часто, поэтому вопросов к ним было много.
Редкий случай - гости не позволили себя ждать: заняли места за пять минут до начала пресс-конференции. Опаздывали некоторые журналисты, заставляя краснеть своих присутствующих коллег. Артисты пользовались случаем и вспоминали знакомых и товарищей-астраханцев: у Александра Потапова, как выяснилось, первая супруга - уроженка Астрахани, так что в юности романтические чувства не раз приводили артиста в наш город. Не обошлось без имен Эммануила Виторгана, Владимира Меньшова, Бориса Невзорова... Последний, кстати, недавно пополнил труппу Малого театра.
Во время беседы занавес непрестанно подрагивал: на сцене не утихала работа хозяйственно-постановочной группы театра. Артисты привезли с собой ни много ни мало - девять фур с декорациями и костюмами. И это не для того, чтобы поразить воображение неискушенной астраханской публики, просто по-другому в Малом работать не умеют.
- Мы покажем вам четыре замечательные постановки «На всякого мудреца довольно простоты» А.Н. Островского, «Тайны мадридского двора» Э. Скриба и Е. Легуве, - представил репертуар режиссер Владимир Бейлис. - В грибоедовском «Горе от ума» занят наш худрук, народный артист России Юрий Соломин, а спектакль «Свадьба! Свадьба! Свадьба!» А.П. Чехова мы вообще очень редко вывозим на гастроли, так что для астраханских зрителей - особый подарок.
Полностью состоящий из классики репертуар несколько насторожил журналистов, по привычке, но не всегда обоснованно ищущих новаторства на сцене. Малый театр, согласно мнению некоторых критиков, - «страна изведанного», и все-таки желающих изведать ее по-прежнему находится немало. Возможно, секрет популярности именно в нестареющей классике, или в неподражаемой игре актеров, или в традициях, устоявшихся за 250 лет существования театра. Скорее всего - все причины имеют место быть.
- Малый театр - национальный русский театр. Национальные театры существуют в каждой стране, ими гордятся, - говорит Юрий Каюров, - а вот в России почему-то почти в каждом городе нам задают вопросы о новаторстве. Однажды народный артист СССР Михаил Царев назвал Малый театр большим кораблем, который вопреки бурям и штормам держит курс и продолжает идти вперед. Именно так мы и работаем. Давайте же вместе гордиться своей культурой!
- Мы часто бываем на гастролях за границей, и везде нас принимают с удовольствием, - рассказывает Александр Потапов. - Говорят, что в наш театр приходят иностранцы, чтобы услышать настоящую русскую речь, и это действительно так. Нигде не проявляется так красота русского языка, как в произведениях классиков.
На гастроли в Астрахань приехала половина труппы Малого театра - 74 артиста. Народных и заслуженных среди них - большинство. Однако в театре начисто отвергают принцип звездности: когда в спектакле выделяются несколько «звезд», а все остальные уходят на второй план.
- Мы пытаемся творить все вместе, делать не просто спектакль, а «нечто», - говорит Александр Клюквин, - и главное - это не яркие декорации, шикарные костюмы, а наша со зрителями совместная жизнь, которую мы проживаем во время спектакля.
Мнение о городе у большинства артистов пока еще ограничивается уважительным словосочетанием «красивый город». Некоторые здесь впервые, а тот, кто уже бывал, подмечает изменения.
- Когда я приезжала на фестиваль «Улыбнись, Россия!» в 2006 году, стояла невыносимая жара + 45 градусов, я почти не выходила из номера, - несколько иронически говорит Ирина Муравьева, - сейчас погода радует. Правда, набережную закрыли - это немного огорчило. Но, будем надеяться, к юбилею она преобразится.
Первая постановка - «На всякого мудреца довольно простоты» прошла с успехом. Трудно поверить, но на три часа зрители забыли о том, что они находятся в несколько неуютном зале и смотрят на, казалось бы, привычную сцену. В один миг все наполнилось жизнью: декорации, сценический круг, а неподражаемая игра актеров заставила зрителей аплодировать стоя.
Впереди у публики и артистов еще почти неделя «совместной» творческой жизни. Каждый вечер вплоть до 20 мая сцена музыкального театра будет превращаться в филиал Малого театра.
Автор: Юлия ЛЕВЧЕНКО
Источник: Волга
Дата: 15.05.2008
26.04.2008
Подробнее
С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
26 апреля отмечает день рождения народный артист России Александр Владимирович Клюквин. Поздравляем Александра Владимировича и желаем ему крепкого здоровья, хорошего настроения и, конечно, новых ролей!
11.02.2008
Подробнее
«ДЕБЮТАНТЫ РАЗНЫХ ЛЕТ» В ДОМЕ-МУЗЕЕ М.Н.ЕРМОЛОВОЙ
В доме-музее М.Н.Ермоловой состоялся творческий вечер артистов Малого театра «Дебютанты разных лет»
«ДЕБЮТАНТЫ РАЗНЫХ ЛЕТ» В ДОМЕ-МУЗЕЕ М.Н.ЕРМОЛОВОЙ
В доме-музее М.Н.Ермоловой состоялся творческий вечер артистов Малого театра «Дебютанты разных лет»
Свой дебют вспоминали именитые актрисы Малого театра, такие как Т.Панкова, Л.Титова, недавно дебютировавшая актриса из Керчи О. Жевакина. Актёры В.Коняев, В.Бочкарёв, А.Клюквин, С.Потапов. Так же здесь присутствовали режиссер Малого театра, народный артист России В. М. Бейлис и кандидат искусствоведения, ректор Театрального училища им. М. С. Щепкина Б. Н. Любимов.
Актеры и актрисы Малого театра увлечённо вспоминали свои дебюты, некоторые из которых состоялись полвека назад. Т. Панковой особенно запомнился спектакль 2 мая 1945 года. «Тогда на спектакль пришёл Сталин, он посмотрел первый акт, затем был антракт, после которого Сталина не было 45 минут. Что было со мной, не представляете! Я тогда сильно испугалась, но оказалось, что Сталин подписывал разрешение на салют в Берлине»,- вспоминала актриса.
Василий Бочкарев рассказывает о своих дебютах
Несмотря на то, что В. Коняев на сцене Малого театра уже 50 лет, он до сих пор ощущает трепет и волнение перед ним: «Когда я прихожу в Малый театр, то появляется такое состояние: в зале хочется говорить шепотом, а когда выхожу на сцену — мои ноги трясутся».
«Каждый дебют – это открытие себя!» — говорил присутствующим В. Бочкарёв. «Вся прелесть актёрского искусства в том, что каждый спектакль — это прорыв самого себя!» Бочкарёв дебютировал в 1964 году в спектакле «Письмо» А. А. Гончарова на Малой Бронной улице. «Когда я зашёл в гримёрку, артист Б. Житников посмотрел на меня и счастливо сказал: «Я так рад за тебя! И так рад за себя! Со словами «Теперь это твоё!» Он достал обожжённую пробку для грима и подвинул ко мне чёрный облезлый парик негра», — рассказывал В.Бочкарёв.
Дебют Л. Титовой обозначился всего тремя словами: «Какой реприманд неожиданный!». Актриса вспоминала: «От этих простых слов у меня дрожали руки, слова эти приводили меня в ужас! После своих многочисленных ролей я спросила у Т. Панковой: Когда-нибудь они перестанут дрожать? На что та ответила: «Никогда!»
А. Клюквин уверял, что для него дебютов не существует. «У меня всегда как в первый раз! До сих пор выхожу на сцену, а руки холодные! Да что говорить, У Т. Панковой до сих пор глаза дебютантки! Дебют — вся наша жизнь!» — воскликнул Клюквин.
Все присутствовавшие актёры не могли не согласиться с этим восклицанием. Кому как не им знакомы трепет и душевное волнение перед очередным выходом на сцену, да и в процессе представления, зачастую, необходимо унимать дрожь в коленях и в голосе.
Александр Клюквин рассказывает о своих дебютах
В. Бочкарёв и Л.Титова, а так же актеры нового поколения О. Жевакина и С.Потапов сыграли для зрителей сцены из своих спектаклей. Играли так, что дух захватывало! Никто не сомневался, в том, что все развернувшиеся события — правда. Это мастерство — когда актёры начинают существовать нераздельно от своих героев, и из их глаз текут настоящие слёзы.
«Великая эпоха on-line», 10 февраля 2008 года
Наталья Леонова (текст и фото)
В доме-музее М.Н.Ермоловой состоялся творческий вечер артистов Малого театра «Дебютанты разных лет»
Свой дебют вспоминали именитые актрисы Малого театра, такие как Т.Панкова, Л.Титова, недавно дебютировавшая актриса из Керчи О. Жевакина. Актёры В.Коняев, В.Бочкарёв, А.Клюквин, С.Потапов. Так же здесь присутствовали режиссер Малого театра, народный артист России В. М. Бейлис и кандидат искусствоведения, ректор Театрального училища им. М. С. Щепкина Б. Н. Любимов.
Актеры и актрисы Малого театра увлечённо вспоминали свои дебюты, некоторые из которых состоялись полвека назад. Т. Панковой особенно запомнился спектакль 2 мая 1945 года. «Тогда на спектакль пришёл Сталин, он посмотрел первый акт, затем был антракт, после которого Сталина не было 45 минут. Что было со мной, не представляете! Я тогда сильно испугалась, но оказалось, что Сталин подписывал разрешение на салют в Берлине»,- вспоминала актриса.
Василий Бочкарев рассказывает о своих дебютахНесмотря на то, что В. Коняев на сцене Малого театра уже 50 лет, он до сих пор ощущает трепет и волнение перед ним: «Когда я прихожу в Малый театр, то появляется такое состояние: в зале хочется говорить шепотом, а когда выхожу на сцену — мои ноги трясутся».
«Каждый дебют – это открытие себя!» — говорил присутствующим В. Бочкарёв. «Вся прелесть актёрского искусства в том, что каждый спектакль — это прорыв самого себя!» Бочкарёв дебютировал в 1964 году в спектакле «Письмо» А. А. Гончарова на Малой Бронной улице. «Когда я зашёл в гримёрку, артист Б. Житников посмотрел на меня и счастливо сказал: «Я так рад за тебя! И так рад за себя! Со словами «Теперь это твоё!» Он достал обожжённую пробку для грима и подвинул ко мне чёрный облезлый парик негра», — рассказывал В.Бочкарёв.
Дебют Л. Титовой обозначился всего тремя словами: «Какой реприманд неожиданный!». Актриса вспоминала: «От этих простых слов у меня дрожали руки, слова эти приводили меня в ужас! После своих многочисленных ролей я спросила у Т. Панковой: Когда-нибудь они перестанут дрожать? На что та ответила: «Никогда!»
А. Клюквин уверял, что для него дебютов не существует. «У меня всегда как в первый раз! До сих пор выхожу на сцену, а руки холодные! Да что говорить, У Т. Панковой до сих пор глаза дебютантки! Дебют — вся наша жизнь!» — воскликнул Клюквин.
Все присутствовавшие актёры не могли не согласиться с этим восклицанием. Кому как не им знакомы трепет и душевное волнение перед очередным выходом на сцену, да и в процессе представления, зачастую, необходимо унимать дрожь в коленях и в голосе.
Александр Клюквин рассказывает о своих дебютахВ. Бочкарёв и Л.Титова, а так же актеры нового поколения О. Жевакина и С.Потапов сыграли для зрителей сцены из своих спектаклей. Играли так, что дух захватывало! Никто не сомневался, в том, что все развернувшиеся события — правда. Это мастерство — когда актёры начинают существовать нераздельно от своих героев, и из их глаз текут настоящие слёзы.
«Великая эпоха on-line», 10 февраля 2008 года
Наталья Леонова (текст и фото)
28.01.2008
Подробнее
«РЕВИЗОР» ПОЛУЧИЛ ПРЕМИЮ ПРАВИТЕЛЬСТВА РОССИИ
Стали известны имена лауреатов премии правительства России 2007 года в области культуры.
«РЕВИЗОР» ПОЛУЧИЛ ПРЕМИЮ ПРАВИТЕЛЬСТВА РОССИИ
Стали известны имена лауреатов премии правительства России 2007 года в области культуры. Как сообщили ИА REGNUM в пресс-службе Белого дома, премии присуждены артистам Государственного академического Малого театра России Александру Ермакову, Александру Клюквину, Эдуарду Марцевичу, Борису Невзорову, Дмитрию Солодовнику — за спектакль по пьесе Н.В. Гоголя «Ревизор».
От души поздравляем лауреатов и желаем им дальнейших творческих успехов!
Стали известны имена лауреатов премии правительства России 2007 года в области культуры. Как сообщили ИА REGNUM в пресс-службе Белого дома, премии присуждены артистам Государственного академического Малого театра России Александру Ермакову, Александру Клюквину, Эдуарду Марцевичу, Борису Невзорову, Дмитрию Солодовнику — за спектакль по пьесе Н.В. Гоголя «Ревизор».
От души поздравляем лауреатов и желаем им дальнейших творческих успехов!
31.05.2007
Подробнее
ПОЛНЫЙ АНШЛАГ, ПОЛНЫЙ ВОСТОРГ!
Помимо спектаклей, артисты Малого театра встретились с нашими актерами, дали большую пресс-конференцию, побывали на приеме у губернатора...
ПОЛНЫЙ АНШЛАГ, ПОЛНЫЙ ВОСТОРГ!
В Кемерове продолжаются гастроли Государственного академического Малого театра, приуроченные к Дням культуры Кузбасса. Помимо спектаклей, артисты Малого театра встретились с нашими актерами, дали большую пресс-конференцию, побывали на приеме у губернатора...
Фрагменты этих встреч - в нашем репортаже.
Разговор с артистами
На встрече с кемеровскими артистами разговор вел преимущественно Юрий Соломин. Он процитировал Александра Островского («Без театра нет нации»). Темпераментно выступил против театральной реформы: «В России что-то около 600 театров. Где они располагаются? Понятно, многие - так же, как ваш: в центре города, в лучшем городском здании. Отсюда понятен интерес тех, кто кричит, что российский театр гибнет. Просто этим крикунам хочется, чтобы он действительно погиб, чтобы опустели эти лучшие здания, которые кому-то очень хочется занять. Место надо».
Рассказал, как изнуряют театральную жизнь Москвы бесконечные политические митинги на Театральной площади: «Когда выступает Жириновский, спектакль вести невозможно: перекрывает своими криками. Вообще он очень талантливый актер. И режиссер тоже».
Эта мысль спровоцировала приму Музыкального театра Кузбасса Нину Черноусову выступить с экстравагантным предложением: предоставить Жириновскому Театральную площадь под его «политический театр» , принять главу ЛДПР в СТД - и пусть он там, в политических верхах, лоббирует интересы театрального сообщества. Соломин призадумался.
Потом рассказал, как на встрече с Путиным он предложил президенту осуществить грандиозный проект: отправить два старейших театра России (Малый и питерскую Александринку) в гастрольное турне. Навстречу друг другу. Из Владивостока и Калининграда. Чтобы они встретились где-нибудь в центре России...
- В Кемерове!- раздался выкрик из зала.
«В Кемерове бы они разминулись» - меланхолично пошутил директор Музыкального театра Владимир Юдельсон.
Не без гордости Юрий Соломин рассказывал о зарубежных гастролях Малого театра, который носит сегодня гордое звание «национальное достояние». Единственный из всех драмтеатров России. Молодой актер кемеровской драмы Андрей Шарыпов поинтересовался у мэтра: каковы, на его взгляд, перспективы провинциального репертуарного театра, у которого нет таких высоких титулов? Соломин отбил этот пас: «Национальным достоянием являются ВСЕ театры России, вообще русский театр как таковой, как явление. И в столицах, и в провинции».
- То есть вы там о нас постоянно думаете? - не унимался Шарыпов. Соломин согласился: да.
На этом острые углы беседы закончились. Обаятельный, хотя и постаревший «Адъютант его превосходительства» артистично рассказал о буднях своего театра и личной жизни. В частности, о том, что актерскому мастерству он, ученик великой Веры Пашенной, сегодня учится ... у своих собак. Их у него две: овчарка Маклай, который снимался в «Московской саге» и лабрадор Яшка.
Разговор с прессой
Торжественный тон пресс-конференции Юрий Соломин задал сразу. Заявлением, что гастроли по Сибири (до нас Малый театр с успехом выступил в Екатеринбурге, Тюмени и Новосибирске) - это своеобразное празднование 250-летия ГОСУДАРСТВЕННОСТИ русского театра. И хотя предложенное им Президенту России турне сорвалось, Малый с честью несет свою миссию. До Сибири, например, гастролировал в Ростове и вообще по югу России. После нас собирается в Дагестан и на Украину...
Не без юмора Юрий Мефодьевич рассказал о расспросах коллег. «Почему это именно вас назвали национальным достоянием?» - «Ребята, говорю, не обижайтесь: просто у нас люстр больше». В Малом театре больше не только люстр - здесь, наверное, одна из самых многочисленных трупп (более 200 человек), есть свой оркестр (!) и бездна «звезд» - здесь даже лакеев на «Кушать подано!» играют заслуженные и народные артисты.
На вопрос к присутствующим на встрече спонсорам - Сбербанку России, во сколько обошелся этот гастрольный тур, внятного ответа не было. Юрий Соломин заметил, что за всю 250-летнюю историю Малого у него было лишь два спонсора - императрица Елисавета и Сбербанк, а представители последнего заявили, что оценить рублем этот тур вообще невозможно.
Про Читу - родной город, где народные артисты, братья Юрий и Виталий Соломины родились и выросли, - худрук Малого сказал скупо: «Давно там не был. Правда, с интересом слежу за новостями из Читы. Вот недавнее ограбление века, например! Я ведь помню это здание банка, который обокрали».
Про свою педагогическую деятельность в Щепкинском училище тоже особенно не распространялся: «Я считаю, педагогом должен быть ЛЮБОЙ режиссер. Не понимаю названия - режиссер-постановщик. Тавтология какая-то! Все хочу выяснить, кому первому на ум пришла идея писать так на афишах».
Вопрос: «Как вы воспринимаете современные трактовки классики?» - заставил Юрия Соломина продемонстрировать целый спектакль:
- Не понимаю, зачем это надо! Достаточно просто ХОРОШО поставить пьесу. Просто ТЩАТЕЛЬНО прочитать авторские ремарки - там же все сказано! Когда у нас в «Ревизоре» Клюквин, играющий Землянику, говорит: «Дорогих лекарствий мы не употребляем... « , зал взрывается хохотом. И не надо его гримировать под Зурабова - все и так всем становится ясно!
Зачем здороваться через голову (показал, заломив локоть куда-то за ухо, как. - Прим. авт.), когда все люди и даже обезьяны здороваются так (продемонстрировал нормальное рукопожатие).
Впрочем, никого критиковать я не хочу. Приходите к нам на спектакли, и вы сами все увидите.
Разговор со зрителями
Спектакль «На всякого мудреца довольно простоты» (режиссер Владимир Бейлис) сами актеры Малого называют «визитной карточкой» своего театра. И не случайно.
Такого сочного, махрового, настоящего, густого, «вкусного» Островского мне давно не приходилось видеть.
Поразительно: спектакль идет почти три с половиной часа, но устать не успеваешь. Здесь что ни роль - то бенефисный выход артиста, что ни персонаж - то яркий, колоритный, понятный характер со своей жизненной историей, что ни диалог - то напряженный и виртуозный поединок характеров. А главное: на протяжении всего действа тебя не оставляет ощущение, что всех этих людей ты только что где-то видел. Ощущение, что смотришь на сцену, как в зеркало.
Вот Мамаев (Александр Потапов). Одышливый самодур, обожающий читать воспитательные нотации. Не с ним ли вчера мне приходилось решать вопрос в очередном начальственном кабинете? А отставной генерал Крутицкий (Борис Клюев)? Их разговор с Мамаевым до боли напомнил беседу «за круглым столом» председателей советов ветеранов - те же общие рассуждения о «воспитании молодежи», та же расплывчатая лексика, тот же угрожающий тон.
Великолепен - другого слова не подберу! - Александр Клюквин в роли Городулина.
Жовиальный пройдоха с холодными, бессмысленными глазами и вечным утробным хохотком - его хоть сейчас сажай в чиновный кабинет любого ранга (справится)! Самое удивительное, что все эти малосимпатичные типы по-своему на удивление обаятельны. И их пороки кажутся такими понятными, логичными, общеупотребительными (как говорил мне один знакомый зэк: «Не мы такие - жизнь такая»).
А юнец Глумов в исполнении Александра Вершинина? Как он умеет ловко распознать суть каждого, в секунды подобрать к каждому потенциальному покровителю свой ключик. Остроумные мизансцены без всяких слов прозрачно намекают нам то на приемчики нейролингвистического программирования, то на расхожие ходы пиар-кампании... И становится понятно, из каких недр растут все наши современные, так тщательно продуманные политтехнологии...
Интересный ход придумал режиссер: в спектакле вся прислуга карикатурно похожа на своих хозяев. И если богатая вдова Турусина (Лилия Юдина) тайком пропускает стаканчик-другой, оставаясь в полной форме, то ее лакей в каждой следующей сцене является все более и более «под шофе».
Малый театр, с позапрошлого века прозванный «домом Островского», традиционно являет нам образец высококачественной русской речи - четкой, внятной, правильной, аппетитной. Это - не удивляет. Дивит иное: как современные актеры умеют сделать архаичную и затейливую старинную речь такой «своей». И длинные монологи, которые темпераментно произносит Глумов, отнюдь не кажутся чуждыми сегодняшнему уху. И даже когда артист, забывшись, произносит «Пока, маменька!» (явно не из ХIХ века словечко!), ему прощаешь это самоволие: уж больно ладно обжит им собственный сценический образ, сидит, как костюмчик, сшитый у лучшего портного, как вторая кожа.
За недостатком места не могу остановиться на чудесных мизансценах, которых нет в пьесе Островского, но которые составляют едва не самые ударные места спектакля (утренняя зарядка Крутицкого, например. Или явления из тумана темных силуэтов турусинских приживалок)... Однако не сказать «браво!» художественному оформлению спектакля нельзя.
Говорят, Малый театр привез с собой три трейлера декораций. И каких! В «Мудреце...», например, нам предстали четыре совершенно разных барских интерьера - каждый со своим «характером». Если у Мамаевых поражают роскошные картины в золоченых рамах и мебель рококо, то у Турусиной - обилие кисеи и занавесей, вид сада за окном, белый рояль и клетка с попугаем. А у Крутицкого - охотничьи трофеи (рога, шкуры), вальяжный письменный стол с непомерными статуэтками, золото кистей и бархат занавесей...
P.S.
Когда этот текст готовился к печати, гастроли Малого театра только начались. Кемеровскую публику ждали новые встречи с другим Островским - в постановке Виталия Иванова и Сергея Женовача. На пресс-конференции народный артист России Александр Клюквин попросил: «Не надо интервью. Вы лучше напишите свое мнение о нашей работе. Честное слово, это и вам, и нам интереснее».
Я пообещала. А значит - в одном из ближайших номеров «Кузбасса» читайте рецензии на другие спектакли.
Автор: Ольга ШТРАУС
Источник: Кузбасс
Дата: 26.05.2007
В Кемерове продолжаются гастроли Государственного академического Малого театра, приуроченные к Дням культуры Кузбасса. Помимо спектаклей, артисты Малого театра встретились с нашими актерами, дали большую пресс-конференцию, побывали на приеме у губернатора...
Фрагменты этих встреч - в нашем репортаже.
Разговор с артистами
На встрече с кемеровскими артистами разговор вел преимущественно Юрий Соломин. Он процитировал Александра Островского («Без театра нет нации»). Темпераментно выступил против театральной реформы: «В России что-то около 600 театров. Где они располагаются? Понятно, многие - так же, как ваш: в центре города, в лучшем городском здании. Отсюда понятен интерес тех, кто кричит, что российский театр гибнет. Просто этим крикунам хочется, чтобы он действительно погиб, чтобы опустели эти лучшие здания, которые кому-то очень хочется занять. Место надо».
Рассказал, как изнуряют театральную жизнь Москвы бесконечные политические митинги на Театральной площади: «Когда выступает Жириновский, спектакль вести невозможно: перекрывает своими криками. Вообще он очень талантливый актер. И режиссер тоже».
Эта мысль спровоцировала приму Музыкального театра Кузбасса Нину Черноусову выступить с экстравагантным предложением: предоставить Жириновскому Театральную площадь под его «политический театр» , принять главу ЛДПР в СТД - и пусть он там, в политических верхах, лоббирует интересы театрального сообщества. Соломин призадумался.
Потом рассказал, как на встрече с Путиным он предложил президенту осуществить грандиозный проект: отправить два старейших театра России (Малый и питерскую Александринку) в гастрольное турне. Навстречу друг другу. Из Владивостока и Калининграда. Чтобы они встретились где-нибудь в центре России...
- В Кемерове!- раздался выкрик из зала.
«В Кемерове бы они разминулись» - меланхолично пошутил директор Музыкального театра Владимир Юдельсон.
Не без гордости Юрий Соломин рассказывал о зарубежных гастролях Малого театра, который носит сегодня гордое звание «национальное достояние». Единственный из всех драмтеатров России. Молодой актер кемеровской драмы Андрей Шарыпов поинтересовался у мэтра: каковы, на его взгляд, перспективы провинциального репертуарного театра, у которого нет таких высоких титулов? Соломин отбил этот пас: «Национальным достоянием являются ВСЕ театры России, вообще русский театр как таковой, как явление. И в столицах, и в провинции».
- То есть вы там о нас постоянно думаете? - не унимался Шарыпов. Соломин согласился: да.
На этом острые углы беседы закончились. Обаятельный, хотя и постаревший «Адъютант его превосходительства» артистично рассказал о буднях своего театра и личной жизни. В частности, о том, что актерскому мастерству он, ученик великой Веры Пашенной, сегодня учится ... у своих собак. Их у него две: овчарка Маклай, который снимался в «Московской саге» и лабрадор Яшка.
Разговор с прессой
Торжественный тон пресс-конференции Юрий Соломин задал сразу. Заявлением, что гастроли по Сибири (до нас Малый театр с успехом выступил в Екатеринбурге, Тюмени и Новосибирске) - это своеобразное празднование 250-летия ГОСУДАРСТВЕННОСТИ русского театра. И хотя предложенное им Президенту России турне сорвалось, Малый с честью несет свою миссию. До Сибири, например, гастролировал в Ростове и вообще по югу России. После нас собирается в Дагестан и на Украину...
Не без юмора Юрий Мефодьевич рассказал о расспросах коллег. «Почему это именно вас назвали национальным достоянием?» - «Ребята, говорю, не обижайтесь: просто у нас люстр больше». В Малом театре больше не только люстр - здесь, наверное, одна из самых многочисленных трупп (более 200 человек), есть свой оркестр (!) и бездна «звезд» - здесь даже лакеев на «Кушать подано!» играют заслуженные и народные артисты.
На вопрос к присутствующим на встрече спонсорам - Сбербанку России, во сколько обошелся этот гастрольный тур, внятного ответа не было. Юрий Соломин заметил, что за всю 250-летнюю историю Малого у него было лишь два спонсора - императрица Елисавета и Сбербанк, а представители последнего заявили, что оценить рублем этот тур вообще невозможно.
Про Читу - родной город, где народные артисты, братья Юрий и Виталий Соломины родились и выросли, - худрук Малого сказал скупо: «Давно там не был. Правда, с интересом слежу за новостями из Читы. Вот недавнее ограбление века, например! Я ведь помню это здание банка, который обокрали».
Про свою педагогическую деятельность в Щепкинском училище тоже особенно не распространялся: «Я считаю, педагогом должен быть ЛЮБОЙ режиссер. Не понимаю названия - режиссер-постановщик. Тавтология какая-то! Все хочу выяснить, кому первому на ум пришла идея писать так на афишах».
Вопрос: «Как вы воспринимаете современные трактовки классики?» - заставил Юрия Соломина продемонстрировать целый спектакль:
- Не понимаю, зачем это надо! Достаточно просто ХОРОШО поставить пьесу. Просто ТЩАТЕЛЬНО прочитать авторские ремарки - там же все сказано! Когда у нас в «Ревизоре» Клюквин, играющий Землянику, говорит: «Дорогих лекарствий мы не употребляем... « , зал взрывается хохотом. И не надо его гримировать под Зурабова - все и так всем становится ясно!
Зачем здороваться через голову (показал, заломив локоть куда-то за ухо, как. - Прим. авт.), когда все люди и даже обезьяны здороваются так (продемонстрировал нормальное рукопожатие).
Впрочем, никого критиковать я не хочу. Приходите к нам на спектакли, и вы сами все увидите.
Разговор со зрителями
Спектакль «На всякого мудреца довольно простоты» (режиссер Владимир Бейлис) сами актеры Малого называют «визитной карточкой» своего театра. И не случайно.
Такого сочного, махрового, настоящего, густого, «вкусного» Островского мне давно не приходилось видеть.
Поразительно: спектакль идет почти три с половиной часа, но устать не успеваешь. Здесь что ни роль - то бенефисный выход артиста, что ни персонаж - то яркий, колоритный, понятный характер со своей жизненной историей, что ни диалог - то напряженный и виртуозный поединок характеров. А главное: на протяжении всего действа тебя не оставляет ощущение, что всех этих людей ты только что где-то видел. Ощущение, что смотришь на сцену, как в зеркало.
Вот Мамаев (Александр Потапов). Одышливый самодур, обожающий читать воспитательные нотации. Не с ним ли вчера мне приходилось решать вопрос в очередном начальственном кабинете? А отставной генерал Крутицкий (Борис Клюев)? Их разговор с Мамаевым до боли напомнил беседу «за круглым столом» председателей советов ветеранов - те же общие рассуждения о «воспитании молодежи», та же расплывчатая лексика, тот же угрожающий тон.
Великолепен - другого слова не подберу! - Александр Клюквин в роли Городулина.
Жовиальный пройдоха с холодными, бессмысленными глазами и вечным утробным хохотком - его хоть сейчас сажай в чиновный кабинет любого ранга (справится)! Самое удивительное, что все эти малосимпатичные типы по-своему на удивление обаятельны. И их пороки кажутся такими понятными, логичными, общеупотребительными (как говорил мне один знакомый зэк: «Не мы такие - жизнь такая»).
А юнец Глумов в исполнении Александра Вершинина? Как он умеет ловко распознать суть каждого, в секунды подобрать к каждому потенциальному покровителю свой ключик. Остроумные мизансцены без всяких слов прозрачно намекают нам то на приемчики нейролингвистического программирования, то на расхожие ходы пиар-кампании... И становится понятно, из каких недр растут все наши современные, так тщательно продуманные политтехнологии...
Интересный ход придумал режиссер: в спектакле вся прислуга карикатурно похожа на своих хозяев. И если богатая вдова Турусина (Лилия Юдина) тайком пропускает стаканчик-другой, оставаясь в полной форме, то ее лакей в каждой следующей сцене является все более и более «под шофе».
Малый театр, с позапрошлого века прозванный «домом Островского», традиционно являет нам образец высококачественной русской речи - четкой, внятной, правильной, аппетитной. Это - не удивляет. Дивит иное: как современные актеры умеют сделать архаичную и затейливую старинную речь такой «своей». И длинные монологи, которые темпераментно произносит Глумов, отнюдь не кажутся чуждыми сегодняшнему уху. И даже когда артист, забывшись, произносит «Пока, маменька!» (явно не из ХIХ века словечко!), ему прощаешь это самоволие: уж больно ладно обжит им собственный сценический образ, сидит, как костюмчик, сшитый у лучшего портного, как вторая кожа.
За недостатком места не могу остановиться на чудесных мизансценах, которых нет в пьесе Островского, но которые составляют едва не самые ударные места спектакля (утренняя зарядка Крутицкого, например. Или явления из тумана темных силуэтов турусинских приживалок)... Однако не сказать «браво!» художественному оформлению спектакля нельзя.
Говорят, Малый театр привез с собой три трейлера декораций. И каких! В «Мудреце...», например, нам предстали четыре совершенно разных барских интерьера - каждый со своим «характером». Если у Мамаевых поражают роскошные картины в золоченых рамах и мебель рококо, то у Турусиной - обилие кисеи и занавесей, вид сада за окном, белый рояль и клетка с попугаем. А у Крутицкого - охотничьи трофеи (рога, шкуры), вальяжный письменный стол с непомерными статуэтками, золото кистей и бархат занавесей...
P.S.
Когда этот текст готовился к печати, гастроли Малого театра только начались. Кемеровскую публику ждали новые встречи с другим Островским - в постановке Виталия Иванова и Сергея Женовача. На пресс-конференции народный артист России Александр Клюквин попросил: «Не надо интервью. Вы лучше напишите свое мнение о нашей работе. Честное слово, это и вам, и нам интереснее».
Я пообещала. А значит - в одном из ближайших номеров «Кузбасса» читайте рецензии на другие спектакли.
Автор: Ольга ШТРАУС
Источник: Кузбасс
Дата: 26.05.2007
26.04.2007
Подробнее
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
26 апреля – день рождения народного артиста России Александра Владимировича Клюквина. С удовольствием присоединяемся к стройному хору поздравлений в адрес любимого артиста и желаем ему здоровья, благополучия и, конечно, интересных творческих предложений!
24.04.2007
Подробнее
ЖИВАЯ КЛАССИКА МАЛОГО
«Дом Островского» не разочаровал екатеринбургскую публику
ЖИВАЯ КЛАССИКА МАЛОГО
«Дом Островского» не разочаровал екатеринбургскую публику
По сложившейся традиции гастроли Малого театра в Екатеринбурге (первые после 26-летнего перерыва) предварялись многочисленными разговорами о представляющейся возможности увидеть классические произведения «так, как они написаны авторами». Руководство Малого театра поддерживает давно сложившуюся легенду, постоянно напоминая о том, что Малый - театр «актерский», избегающий столь популярных ныне режиссерских изощрений.
ПУБЛИКА верит и первым делом бросается раскупать билеты на спектакли с участием любимых и хорошо знакомых актеров: Элины БЫСТРИЦКОЙ, Юрия СОЛОМИНА, Ирины МУРАВЬЕВОЙ. Фамилии несколько подзабытых широкой публикой Василия БОЧКАРЕВА, Вячеслава ЕЗЕПОВА, Людмилы ПОЛЯКОВОЙ, пик кинопопулярности которых пришелся на 80-е годы, привлекают зрителя несколько меньше. Однако первый же вечер гастролей сразу разрушил сложившуюся легенду, удивил и заставил взглянуть на «Дом Островского» другими глазами.
«Скучная» традиционность.
Первым из пяти привезенных спектаклей Малый театр представил комедию А. Н. Островского «На всякого мудреца довольно простоты», поставленную в 2002 году. Ожидание традиционного (т. е. скучного) прочтения классической пьесы сыграло недобрую шутку с екатеринбургскими театралами. Зал вяло внимал началу истории о решившем «выбиться в люди» молодом Глумове, рассматривая роскошные декорации Энара СТЕНБЕРГА и периодически отвлекаясь на раздающиеся в зале звонки сотовых телефонов. Зритель ожидал появления своих кумиров. Первые картины не сулили ничего неожиданного. Размеренная первая сцена сменилась появлением карикатурной фигуры Нила Федосеича Мамаева в гротесковом исполнении Александра ПОТАПОВА. В тишине зала казавшийся совершенно нелепым наигрыш актера вызывал лишь смешки и недовольный шепот. Падающий на колени и с придыханиями объясняющийся с дядей Егор Глумов (Александр ВЕРШИНИН) вызывал у публики откровенное раздражение. Но действие неслось вперед, и появление Крутицкого (Бориса КЛЮЕВА) было уже встречено аплодисментами. Зал, конечно, приветствовал любимого Рошфора и Майкрофта Холмса, но именно с первой сцены Крутицкого зритель начал оттаивать. Борис Клюев, решавший свою роль отставного генерала в том же острохарактерном ключе, что и остальные участники спектакля, заставил публику наконец почувствовать общий стиль представления, предлагаемый режиссером Владимиром БЕЙЛИСОМ.
Глумящийся над миром властей предержащих Глумов попадает в мир карикатурных героев, в галерею шаржированных образов вне времени (несмотря на замечательно точные костюмы от Н. ПОВАГО). При таком общем решении спектакля все разом встало на свои места. Зритель сменил угол зрения, и с этого момента благодарный (а не язвительный, как прежде) смех в партере не умолкал. Публика с восторгом принимала все «хулиганские» находки: гимнастические упражнения крепкого Крутицкого и пародийно-клоунские попытки его слуги повторить движения хозяина, все время прерываемую чьим-нибудь появлением попытку пуститься в пляс регулярно пропускающей рюмочку кокетливой Турусиной и неловкость хмелеющего вместе со своей госпожой ее «человека», глуповато-радостную мимику Мамаевой и вытягивающегося по стойке «смирно» лежащего на медвежьей шкуре Глумова. Игрушечный же попугай, послушно клюющий что-то из рук приживалок Турусиной, и вовсе вызвал взрыв почти истерического хохота.
Ручной зритель.
Обильные сценические шутки, казалось бы, более присущие школе Вахтанговского театра, были прекрасно освоены актерами. Даже в столь острогротесковом рисунке каждая деталь была проработана удивительно точно. Как бесподобно менялась речь и походка Турусиной (Элины Быстрицкой) после каждой выпитой рюмочки. Как менялся и молодел взгляд Крутицкого при воспоминаниях о бурных похождениях молодости. Как четко оценивал цепким взглядом разные ситуации нелепо гогочущий по любому поводу Городулин (Александр КЛЮКВИН). В рамках найденного рисунка, оправдывавшего любой наигрыш, все актеры оказывались удивительно точны и правдивы.
Не прерывавшая смеха публика следила за собственным изображением в кривом зеркале, искренне удивляясь тому, насколько современны эти пародии на общество 1868 года. Конечно же, Глумову, снимающему с себя маску угодливого подхалима, не место на одной сцене с этими карикатурными персонажами. Оттого и спрыгивал главный герой в финале спектакля в зал, чтобы, объединившись со зрителями, оказаться комментатором образов А. Н. Островского. Мизансцена предполагала очеловечивание рисованного персонажа, и зал с удовольствием следил за процессом разоблачения и снятия масок. И пусть эти маски очень скоро будут надеты вновь, ибо автор предвидел живучесть собственных персонажей, уже подтвержденную историей, но подмигивание из-под маски, уничтожающее всякую дистанцию между партером и сценой, льстит и делает зрителя совершенно ручным.
История закончена. История продолжается. Трансформирующаяся со временем традиция Малого театра оказывается абсолютно живой и созвучной нашему времени.
Алексей БАДАЕВ, проректор по учебной работе Екатеринбургского Театрального института.
Источник: Вечерний Екатеринбург
Дата: 19.04.2007
«Дом Островского» не разочаровал екатеринбургскую публику
По сложившейся традиции гастроли Малого театра в Екатеринбурге (первые после 26-летнего перерыва) предварялись многочисленными разговорами о представляющейся возможности увидеть классические произведения «так, как они написаны авторами». Руководство Малого театра поддерживает давно сложившуюся легенду, постоянно напоминая о том, что Малый - театр «актерский», избегающий столь популярных ныне режиссерских изощрений.
ПУБЛИКА верит и первым делом бросается раскупать билеты на спектакли с участием любимых и хорошо знакомых актеров: Элины БЫСТРИЦКОЙ, Юрия СОЛОМИНА, Ирины МУРАВЬЕВОЙ. Фамилии несколько подзабытых широкой публикой Василия БОЧКАРЕВА, Вячеслава ЕЗЕПОВА, Людмилы ПОЛЯКОВОЙ, пик кинопопулярности которых пришелся на 80-е годы, привлекают зрителя несколько меньше. Однако первый же вечер гастролей сразу разрушил сложившуюся легенду, удивил и заставил взглянуть на «Дом Островского» другими глазами.
«Скучная» традиционность.
Первым из пяти привезенных спектаклей Малый театр представил комедию А. Н. Островского «На всякого мудреца довольно простоты», поставленную в 2002 году. Ожидание традиционного (т. е. скучного) прочтения классической пьесы сыграло недобрую шутку с екатеринбургскими театралами. Зал вяло внимал началу истории о решившем «выбиться в люди» молодом Глумове, рассматривая роскошные декорации Энара СТЕНБЕРГА и периодически отвлекаясь на раздающиеся в зале звонки сотовых телефонов. Зритель ожидал появления своих кумиров. Первые картины не сулили ничего неожиданного. Размеренная первая сцена сменилась появлением карикатурной фигуры Нила Федосеича Мамаева в гротесковом исполнении Александра ПОТАПОВА. В тишине зала казавшийся совершенно нелепым наигрыш актера вызывал лишь смешки и недовольный шепот. Падающий на колени и с придыханиями объясняющийся с дядей Егор Глумов (Александр ВЕРШИНИН) вызывал у публики откровенное раздражение. Но действие неслось вперед, и появление Крутицкого (Бориса КЛЮЕВА) было уже встречено аплодисментами. Зал, конечно, приветствовал любимого Рошфора и Майкрофта Холмса, но именно с первой сцены Крутицкого зритель начал оттаивать. Борис Клюев, решавший свою роль отставного генерала в том же острохарактерном ключе, что и остальные участники спектакля, заставил публику наконец почувствовать общий стиль представления, предлагаемый режиссером Владимиром БЕЙЛИСОМ.
Глумящийся над миром властей предержащих Глумов попадает в мир карикатурных героев, в галерею шаржированных образов вне времени (несмотря на замечательно точные костюмы от Н. ПОВАГО). При таком общем решении спектакля все разом встало на свои места. Зритель сменил угол зрения, и с этого момента благодарный (а не язвительный, как прежде) смех в партере не умолкал. Публика с восторгом принимала все «хулиганские» находки: гимнастические упражнения крепкого Крутицкого и пародийно-клоунские попытки его слуги повторить движения хозяина, все время прерываемую чьим-нибудь появлением попытку пуститься в пляс регулярно пропускающей рюмочку кокетливой Турусиной и неловкость хмелеющего вместе со своей госпожой ее «человека», глуповато-радостную мимику Мамаевой и вытягивающегося по стойке «смирно» лежащего на медвежьей шкуре Глумова. Игрушечный же попугай, послушно клюющий что-то из рук приживалок Турусиной, и вовсе вызвал взрыв почти истерического хохота.
Ручной зритель.
Обильные сценические шутки, казалось бы, более присущие школе Вахтанговского театра, были прекрасно освоены актерами. Даже в столь острогротесковом рисунке каждая деталь была проработана удивительно точно. Как бесподобно менялась речь и походка Турусиной (Элины Быстрицкой) после каждой выпитой рюмочки. Как менялся и молодел взгляд Крутицкого при воспоминаниях о бурных похождениях молодости. Как четко оценивал цепким взглядом разные ситуации нелепо гогочущий по любому поводу Городулин (Александр КЛЮКВИН). В рамках найденного рисунка, оправдывавшего любой наигрыш, все актеры оказывались удивительно точны и правдивы.
Не прерывавшая смеха публика следила за собственным изображением в кривом зеркале, искренне удивляясь тому, насколько современны эти пародии на общество 1868 года. Конечно же, Глумову, снимающему с себя маску угодливого подхалима, не место на одной сцене с этими карикатурными персонажами. Оттого и спрыгивал главный герой в финале спектакля в зал, чтобы, объединившись со зрителями, оказаться комментатором образов А. Н. Островского. Мизансцена предполагала очеловечивание рисованного персонажа, и зал с удовольствием следил за процессом разоблачения и снятия масок. И пусть эти маски очень скоро будут надеты вновь, ибо автор предвидел живучесть собственных персонажей, уже подтвержденную историей, но подмигивание из-под маски, уничтожающее всякую дистанцию между партером и сценой, льстит и делает зрителя совершенно ручным.
История закончена. История продолжается. Трансформирующаяся со временем традиция Малого театра оказывается абсолютно живой и созвучной нашему времени.
Алексей БАДАЕВ, проректор по учебной работе Екатеринбургского Театрального института.
Источник: Вечерний Екатеринбург
Дата: 19.04.2007
03.04.2007
Подробнее
ГЛЕБ ПОДГОРОДИНСКИЙ В КОМЕДИИ «ПРАВДА – ХОРОШО, А СЧАСТЬЕ ЛУЧШЕ»
В день 35-летия Глеба Подгородинского мы предлагаем вниманию посетителей сайта полную запись комедии А.Н.Островского «Правда – хорошо, а счастье лучше» в постановке С.Женовача. За роль Платона Зыбкина в этом спектакле актер получил Государственную премию России…
ГЛЕБ ПОДГОРОДИНСКИЙ В КОМЕДИИ «ПРАВДА – ХОРОШО, А СЧАСТЬЕ ЛУЧШЕ»
В день 35-летия Глеба Подгородинского мы предлагаем вниманию посетителей сайта полную запись комедии А.Н.Островского «Правда – хорошо, а счастье лучше» в постановке С.Женовача. За роль Платона Зыбкина в этом спектакле актер получил Государственную премию России…
1-е действие (24,9 Мб)
2-е действие (20,6 Мб)
3-е действие (23,2 Мб)
4-е действие (23,1 Мб)
Духовный стих «Кукушечка» (1,4 Мб)
Амос Панфилыч Барабошев – В.А. Низовой
Мавра Тарасовна, его мать – Е.К. Глушенко
Поликсена, дочь Барабошева – О.Г. Жевакина
Филицата, нянька Поликсены – Л.П. Полякова
Никандр Мухояров, приказчик Барабошева – С.А. Вещев
Глеб Меркулыч, садовник – А.В. Клюквин
Пелагея Григорьевна Зыбкина, вдова – Л.Г. Кичанова
Платон, ее сын – Г.В. Подгородинский
Сила Ерофеич Грознов, отставной унтер-офицер – В.И. Бочкарёв
Постановка Сергея Женовача.
Запись осуществлена осенью 2006 года на радио «Культура».
В день 35-летия Глеба Подгородинского мы предлагаем вниманию посетителей сайта полную запись комедии А.Н.Островского «Правда – хорошо, а счастье лучше» в постановке С.Женовача. За роль Платона Зыбкина в этом спектакле актер получил Государственную премию России…
1-е действие (24,9 Мб)
2-е действие (20,6 Мб)
3-е действие (23,2 Мб)
4-е действие (23,1 Мб)
Духовный стих «Кукушечка» (1,4 Мб)
Амос Панфилыч Барабошев – В.А. Низовой
Мавра Тарасовна, его мать – Е.К. Глушенко
Поликсена, дочь Барабошева – О.Г. Жевакина
Филицата, нянька Поликсены – Л.П. Полякова
Никандр Мухояров, приказчик Барабошева – С.А. Вещев
Глеб Меркулыч, садовник – А.В. Клюквин
Пелагея Григорьевна Зыбкина, вдова – Л.Г. Кичанова
Платон, ее сын – Г.В. Подгородинский
Сила Ерофеич Грознов, отставной унтер-офицер – В.И. Бочкарёв
Постановка Сергея Женовача.
Запись осуществлена осенью 2006 года на радио «Культура».
31.01.2007
Подробнее
КУ-КУ ДЛЯ ГОСПОДИНА ЧИНОВНИКА ИЗ ПЕТЕРБУРГА
Мода на Малый театр обеспечена золотым актерским запасом...
КУ-КУ ДЛЯ ГОСПОДИНА ЧИНОВНИКА ИЗ ПЕТЕРБУРГА
Мода на Малый театр обеспечена золотым актерским запасом
В минувшую субботу в Малом театре отмечали 90-летие Татьяны Петровны Панковой. Нынешняя мода на Малый не случайна.
Для юбилея выбрали «рядовой» спектакль, «На всякого мудреца довольно простоты», где Панкова играет Манефу.
Глядя на Панкову, слушая ее хрипловатый низкий голос, поражаешься ее жизнелюбию, самоиронии, юмору и одновременно – памяти, сохраняющей великие традиции Малого, традиции ремесла в том числе. И тут понимаешь, что нынешняя мода на Малый не случайна. Ремесло снова в цене, снова вызывает уважение.
В этом – одно из объяснений успеха «Ревизора» в постановке Юрия Соломина. Полгода спустя после премьеры – сумасшедшие аншлаги. Для Соломина режиссура – не поиски оригинальной формы. Режиссура для него заключена в поиске оригинального, то есть изначального, авторского смысла. «Ревизор» в Малом, как «Ревизор» у Гоголя, – это целая коллекция типов, не масок, а образов. Даже трактирный слуга (Евгений Куршинский) здесь имеет свою историю и запоминающийся характер. Тем более – Земляника (Александр Клюквин), внешне похожий на Василия Жуковского, с такими же растрепанными бачками, в сцене, предшествующей взятке, стоит, едва душа теплится, в руке дрожит цветок. Зачем цветок? Откуда цветок?.. Говоря словами Гоголя – так уж видно судьба. Без цветка его вообразить невозможно.
Премьерный спектакль Малого театра позволяет всю историю с приездом и отъездом ревизора рассказать или, вернее, увидеть глазами смотрителя училищ Хлопова (Эдуард Марцевич). Еще вернее – описывая только его реакции на происходящее. Либерал в полуваленках – таким он приходит в дом Городничего (Александр Потапов), когда тот приглашает к себе городскую верхушку, чтобы «упредить» – сказать о готовящемся визите ревизора из столицы. Впрочем, сам Городничий выходит к гостям в тапочках с милыми, детскими помпончиками. «ИнкогнИто», – по складам читает Городничий письмо от предупредительного своего товарища. «ИнкОгнито», – автоматически, тут же пугаясь своей смелости, поправляет начальника Хлопов. Когда же суетливые и вездесущие Бобчинский и Добчинский прибегают и докладывают свою историю, и если им, конечно, верить, «это и есть чиновник», Хлопов первый с шумом падает со стула. Он, конечно, либерал, и… собственно, именно поэтому новая информация заставляет его схватиться за живот и спешно оставить товарищей. Шутка, конечно, фарсовая, площадная, но очень кстати. И, кроме прочего, воспринимается еще и как привет из прошлогоднего Мольера; привет оправданный, так как Гоголь время от времени посматривал в сторону своего французского предшественника. В сцене взятки Хлопов вдруг начисто забывает собственную фамилию, пугается страшно, так же вдруг вспоминает и счастлив, как дитя.
Еще одна безусловная героиня соломинского «Ревизора» – Людмила Полякова в роли Анны Андреевны, жены Городничего. Фантастически нерастраченный государственный ум и такой же – всероссийских масштабов – темперамент. Кажется, никто и никогда не пытался всерьез отнестись к авторским «постскриптумам» – «Театральному разъезду» и «Развязке «Ревизора», где Гоголь впрямую не просто разъясняет, но буквально диктует смысл своей комедии. Соломин как будто бы решил отнестись к словам Гоголя как к режиссерской подсказке. В ожидании инкогнито из Петербурга, ревизора, чиновники начинают ревизию (собственно говоря, именно так написано у Гоголя), сами себя ревизуют. Тема внутреннего ревизора – пожалуй, и есть открытие спектакля Соломина. Да, Хлестаков – никакой не ревизор, но ревизия тем не менее проходит, всё, пусть на время, приводится в порядок, раскладывается по местам.
Этот высокий, можно сказать, философский смысл, правда, имеет еще одно объяснение, из числа «трудностей» спектакля, поставленного Юрием Соломиным и Василием Фёдоровым: в нем нет или почти нет Хлестакова. Дмитрий Солодовник пластичный, гибкий, симпатичный, но – пустой. Также впервые в Малом замечают, что Городничий по натуре – тот же Хлестаков: как Хлестаков спьяну презрительно отзывается про всяких елистратишек, так и Городничий, выдав дочь за ревизора, тут же мечтает о генеральстве, как будет ехать, а всякие городничие – сидеть и кусать локти в ожидании лошадей.
Григорий Заславский
«Независимая газета», 29.1.2007
Мода на Малый театр обеспечена золотым актерским запасом
В минувшую субботу в Малом театре отмечали 90-летие Татьяны Петровны Панковой. Нынешняя мода на Малый не случайна.
Для юбилея выбрали «рядовой» спектакль, «На всякого мудреца довольно простоты», где Панкова играет Манефу.
Глядя на Панкову, слушая ее хрипловатый низкий голос, поражаешься ее жизнелюбию, самоиронии, юмору и одновременно – памяти, сохраняющей великие традиции Малого, традиции ремесла в том числе. И тут понимаешь, что нынешняя мода на Малый не случайна. Ремесло снова в цене, снова вызывает уважение.
В этом – одно из объяснений успеха «Ревизора» в постановке Юрия Соломина. Полгода спустя после премьеры – сумасшедшие аншлаги. Для Соломина режиссура – не поиски оригинальной формы. Режиссура для него заключена в поиске оригинального, то есть изначального, авторского смысла. «Ревизор» в Малом, как «Ревизор» у Гоголя, – это целая коллекция типов, не масок, а образов. Даже трактирный слуга (Евгений Куршинский) здесь имеет свою историю и запоминающийся характер. Тем более – Земляника (Александр Клюквин), внешне похожий на Василия Жуковского, с такими же растрепанными бачками, в сцене, предшествующей взятке, стоит, едва душа теплится, в руке дрожит цветок. Зачем цветок? Откуда цветок?.. Говоря словами Гоголя – так уж видно судьба. Без цветка его вообразить невозможно.
Премьерный спектакль Малого театра позволяет всю историю с приездом и отъездом ревизора рассказать или, вернее, увидеть глазами смотрителя училищ Хлопова (Эдуард Марцевич). Еще вернее – описывая только его реакции на происходящее. Либерал в полуваленках – таким он приходит в дом Городничего (Александр Потапов), когда тот приглашает к себе городскую верхушку, чтобы «упредить» – сказать о готовящемся визите ревизора из столицы. Впрочем, сам Городничий выходит к гостям в тапочках с милыми, детскими помпончиками. «ИнкогнИто», – по складам читает Городничий письмо от предупредительного своего товарища. «ИнкОгнито», – автоматически, тут же пугаясь своей смелости, поправляет начальника Хлопов. Когда же суетливые и вездесущие Бобчинский и Добчинский прибегают и докладывают свою историю, и если им, конечно, верить, «это и есть чиновник», Хлопов первый с шумом падает со стула. Он, конечно, либерал, и… собственно, именно поэтому новая информация заставляет его схватиться за живот и спешно оставить товарищей. Шутка, конечно, фарсовая, площадная, но очень кстати. И, кроме прочего, воспринимается еще и как привет из прошлогоднего Мольера; привет оправданный, так как Гоголь время от времени посматривал в сторону своего французского предшественника. В сцене взятки Хлопов вдруг начисто забывает собственную фамилию, пугается страшно, так же вдруг вспоминает и счастлив, как дитя.
Еще одна безусловная героиня соломинского «Ревизора» – Людмила Полякова в роли Анны Андреевны, жены Городничего. Фантастически нерастраченный государственный ум и такой же – всероссийских масштабов – темперамент. Кажется, никто и никогда не пытался всерьез отнестись к авторским «постскриптумам» – «Театральному разъезду» и «Развязке «Ревизора», где Гоголь впрямую не просто разъясняет, но буквально диктует смысл своей комедии. Соломин как будто бы решил отнестись к словам Гоголя как к режиссерской подсказке. В ожидании инкогнито из Петербурга, ревизора, чиновники начинают ревизию (собственно говоря, именно так написано у Гоголя), сами себя ревизуют. Тема внутреннего ревизора – пожалуй, и есть открытие спектакля Соломина. Да, Хлестаков – никакой не ревизор, но ревизия тем не менее проходит, всё, пусть на время, приводится в порядок, раскладывается по местам.
Этот высокий, можно сказать, философский смысл, правда, имеет еще одно объяснение, из числа «трудностей» спектакля, поставленного Юрием Соломиным и Василием Фёдоровым: в нем нет или почти нет Хлестакова. Дмитрий Солодовник пластичный, гибкий, симпатичный, но – пустой. Также впервые в Малом замечают, что Городничий по натуре – тот же Хлестаков: как Хлестаков спьяну презрительно отзывается про всяких елистратишек, так и Городничий, выдав дочь за ревизора, тут же мечтает о генеральстве, как будет ехать, а всякие городничие – сидеть и кусать локти в ожидании лошадей.
Григорий Заславский
«Независимая газета», 29.1.2007
15.11.2006
Подробнее
РЕВИЗИЯ БЕЗ РЕВИЗОРА
РЕВИЗИЯ БЕЗ РЕВИЗОРА
Новое прочтение бессмертной комедии
Новое прочтение бессмертной комедии
РЕВИЗИЯ БЕЗ РЕВИЗОРА
Новое прочтение бессмертной комедии
Нынешняя премьера гоголевского «Ревизора» в постановке Юрия Соломина - явление поистине необычное. Она особая по самому ее расположению в сегодняшнем театральном пространстве, все более и более сужающемся для истинно художественного, все более и более расширяющемся для эксперимента ради эксперимента, безумной «театральности», для бесконечного выяснения «жгучей» для нас проблемы - а есть ли в России секс, можем ли мы наконец по праву вступить в мировое эротическое братство, для низменной забавы самым скабрезным матом, так и сулящим в скором времени окончательный мат целой великой отечественной культуре. Помещенный в это ошалевшее от вседозволенности пространство, новый «Ревизор» Малого театра как бы благодетельно ревизует искусством неискусство на театре. Она особая, эта премьера, еще и потому, что вносит оздоровительную паузу в оглушительный хор о режиссуре, плач по режиссуре, восторг от режиссеров, хулу на режиссеров, гимны, филиппики, молитвы, анафему нынешнему режиссерскому цеху. Ах, нужен сильный режиссер! Ах, как ужасна эта актерская режиссура! Будто Станиславский и знать не знал ничего о профессии актера, а Мейерхольд и Вахтангов в молодости не выходили на сцену в ролях, а служили бухгалтерами и инженерами. Нужна сильная режиссерская рука, без режиссера-лидера пропадают и самые лучшие актеры. Мы живем в эпоху режиссуры - так на все лады поют нынешние критики, не умеющие ценить яркие актерские труппы и все рыдающие над яркими режиссерскими трупами. Но все это не может проходить безболезненно для нынешнего театра - актеры никнут, теряют самостоятельность, утрачивают моральные критерии, становятся покорными куклами в руках бойких шоу-кукловодов. А режиссеры постепенно вырастают до фантомов. Пришпориваемые журналистскими шоу-шпорами, многие из них уже давно стали напоминать неких «всадников без головы», на всем лету подсаживающих на лихих своих скакунов столь же лихих литераторов, что смело приписывают свои фамилии к великим классическим текстам, пачкают Моцарта завистью Сальери, не задумываясь, вливают свои маленькие карьерные, политические, сексуальные заботы в бессмертные олимпийские заветы.
Премьера «Ревизора» особенна, наконец, еще и потому, что режиссер Соломин вместе со всем актерским коллективом разглядел в гоголевской комедии один из ее блистательных внутренних секретов: ревизия происходит здесь даже и без всякого ревизора - мнимого ли, подлинного ли, - чиновники уже сами ревизуют свои «ведомственные» пороки задолго до ожидаемой официальной «порки». Ведь и действительная, подлинная всесторонняя ревизия уже произошла в первой же сцене комедии, когда Городничий, а вслед за ним и весь его аппарат доверительно рассказывают друг другу о творимом беззаконии. Идет саморевизия, ревизия взаимопонимания чужих грехов, потому что таковы и грехи собственные, - вот изначальный секрет гоголевской комедии. Да и не надо никакого настоящего ревизора, он - посланец из ниоткуда, его распоряжения - всего лишь чужие приказы, а не живые глаза все видящих подельников. Именно так сыграна эта сцена сегодня в Малом, когда главный ревизор - Городничий, который и к вызванным на совет чиновникам выходит в домашних туфлях (здесь все свои) и разносит их как свой, доверительно и, как ни странно, веско, разумно, со знанием дел и делишек каждого: все увидено, все сказано... и все снова спрятано. Очень хорош здесь артист А. Потапов, играющий Городничего: в своих замечаниях чиновникам он и сам - первостатейный жулик, но он и талантливый руководитель города, ведь его живой глаз, его толковые распоряжения, поистине умнейшие наблюдения не скинешь со счетов. Актер внимательно прочел текст роли, а не текст вставных современных ассоциаций, и выяснилось, что герой его все понимает, все знает, бывает и на уроках в училищах, и у больных в палатах, и в судейских лабиринтах, дельно советует, как поправить дела. Но вместе со своими провинившимися чиновниками он и сам втянут в грехи, затянут грехами, и не сегодняшнего министра Грефа, все о чем-то умно толкующего, но и нынешний Грех играет Потапов в Городничем: давно потеряна совесть, расплескался ум, привычной стала взятка, все, что было, - прогнило, сама законная власть чревата беззаконной властностью, понимается как свой Дом, где свои - только «свои», а народ, как и у Пушкина в трагедии, так и у Гоголя в комедии, безмолвствует. Никого не надо ждать ни из Счетной палаты, ни из налоговой инспекции, ни из уголовного розыска - сами все знают про себя нерадивые чиновники, сами на себя и донесут, сами себя и оправдают, и расшевелить их может только собственный взгляд внутрь души, как хотел того Гоголь, грезящий о том, чтобы талантливый мэр, каким играет его А. Потапов, не стал постепенно обкатанным взятками старым мерином, как называет себя в финале здешний Городничий. И финал этого персонажа тоже сделан отлично - ничто не мешает в эти минуты встрече зрителя с бессмертием гоголевского текста: такие печальные глаза у этого Городничего, так и смотрят они тебе в душу, не велят они смеяться только над ним, над собою тоже велят смеяться, ведь в каждом из нас, как писал Гоголь, живет этот Городничий: толковый и глупый, наблюдательный и темный, сильный и слабый, грешный и боящийся греха, честный семьянин в своем доме и разрушающий семью людей в своем городе. И неслучайно (это подлинная победа художника спектакля А. Глазунова), что к финалу как бы мощно распахивается рисованная декорация во всю длину сцены - тихий городок читается теперь целой Россией, вся Россия слышит эти страшные, пророческие слова Городничего: «Чему смеетесь? - Над собою смеетесь!..». Какая несчастная страна
- и рассмеяться-то над собой по-настоящему никогда не сможет, тут же ведь надо и плакать - вот он, знаменитый смех сквозь слезы въяве, воочию.
А на авансцене идет тем временем шумный, многолюдный бал, бал как будто из самого лермонтовского «Маскарада», - так режиссер соединяет тему маски и лица, маски, приросшей к лицу. Но одновременно - не «фирменные» ли это гоголевские «свиные рожи»?
Интересно, живо сыграны все чиновники - и местный вольнодумец судья Ляпкин-Тяпкин
- Б. Невзоров, и становящийся в зависимости от обстоятельств то выше, то ниже ростом попечитель богоугодных заведений Земляника - А. Клюквин, подметки на ходу режущий и буквально и фигурально, и эротически оживленный почтмейстер Шпекин - А. Ермаков, и уездный лекарь Гибнер - В. Носик, тихо-огромный, устрашающе-безмолвный, грозно-бессильный, и городские помещики Добчинский - В. Бунаков и Бобчинский - С.Кагаков, вовсе не маленькие люди, но олицетворенная Сплетня...
А две роли в спектакле я бы назвала выдающимися - это городничиха Анна Андреевна в исполнении Л. Поляковой и смотритель училищ Хлопов, сыгранный Э. Марцевичем. И нестрашно, что они словно бы выпадают из общего актерского ансамбля - городничиха сделана артисткой в стиле фантастического реализма, смотритель училищ создан актером в манере острейшего гротеска, в то время как основной актерский состав живет в строго классических традициях Малого театра. Но, может быть, и само понятие ансамбля не заключено в равности манер и талантов, но как раз позволяет свободному выявлению разнохарактерных дарований и стилей, если все они служат единой творческой мысли.
Все будто абсолютно дисгармонично в Анне Андреевне - Поляковой: добродушное высокомерие, восторги старой девочки, зависть к любимой дочери, верность мужу и постоянное желание ему изменить, крепкая глава семьи и шаткое ее основание, аппетитное тело с неаппетитной душой, понимание всех грехов супруга и полная глухота к разумным его суждениям. Но дисгармония эта - естественное изображение неестественной натуры - прекрасно складывается в высокую гармонию опасного человеческого типа: милой хамки, добродетельной развратницы, кухарки, управляющей государством.
И особый «десерт» - исполнение Марцевичем роли Хлопова. Целая копилка комедийных приемов, драматических переживаний, трезвое понимание роли науки, о которой каждый может судить, предлагая и предлагая бесконечные реформы, и почти алкогольный ужас перед теми, кто повыше, кто спросит строго - а зачем вольнодумные мысли внушаете юношеству. В этой роли у актера смешано все - и водевиль, и драма, и ум, и маразм, и смех, и слезы, и клоунада, и пафос, и комизм, и трагизм, и тема маленького человека, органично перерастающая в тему «мелкого беса».
А вот главная роль в пьесе - одна из самых трудных ролей мирового репертуара - менее всего удалась в спектакле. У молодого актера Д. Солодовника есть уже многое для нее: «легкость в мыслях», трогательная инфантильность, лукавое удивление перед неожиданными поворотами судьбы. Но этого мало для образа Хлестакова, который также, по авторскому замечанию, живет в каждом из нас - и реальный, и нереальный, и сценически отделенный от нас, и почти физически проникающий в каждую зрительскую душу этим всеобщим желанием прилгнуть, стать чуточку выше себя, быть «на дружеской ноге» с Пушкиным. Ездить всякий день во дворец. Гоголь не хотел в Хлестакове водевильных шалостей, он мыслил здесь о чем-то собирательном - а вдруг это сам черт, обитающий в каждом гоголевском творении, под разными, подчас и человеческими личинами, - лукавый черт, путающий всех и вся в комедийном сюжете и улетающий затем в трагическую вечность, чтобы когда-нибудь возникнуть уже и самим страшным Демоном...
Режиссер говорил мне, что смотрел на Хлестакова, как видел его Гоголь, - фитюлька, пустота, ничто. Но играя пустоту, надо сделать это не пусто, не легкомысленно, играя пустоту, надо сделать это полно, серьезно, пустота - это не дырка в занавесе, это знак мышления, это заполненность черт знает чем, это жажда черт знает чего, это обволакивание символической пустотой иногда самых серьезных реальных людей. В этом спектакле, как и во многих других «Ревизорах», Хлестаков все прыгает, все скачет, то висит на люстре, то катается по роялю... Но Хлестаков вовсе не герой Чаплина, он, скорее, герой сказок Шварца, он еще и Тень.
.. .Спектакль «Ревизор» только что начинает жить. А между тем его, быть может, еще и обвинят в излишнем реализме, самое бранное сейчас это слово. Но это будет неправдой, реализм Малого театра - это вечная дружба с публикой, это романтика великого его сына - Мочалова, это героика великой его дочери - Ермоловой. Это одновременно и бережно сохраненное бессмертие Слова и любовь к яркой, зрелищно манкой театральности.
Автор: Инна ВИШНЕВСКАЯ
Источник: Литературная газета
Дата: 15.11.2006
Новое прочтение бессмертной комедии
Нынешняя премьера гоголевского «Ревизора» в постановке Юрия Соломина - явление поистине необычное. Она особая по самому ее расположению в сегодняшнем театральном пространстве, все более и более сужающемся для истинно художественного, все более и более расширяющемся для эксперимента ради эксперимента, безумной «театральности», для бесконечного выяснения «жгучей» для нас проблемы - а есть ли в России секс, можем ли мы наконец по праву вступить в мировое эротическое братство, для низменной забавы самым скабрезным матом, так и сулящим в скором времени окончательный мат целой великой отечественной культуре. Помещенный в это ошалевшее от вседозволенности пространство, новый «Ревизор» Малого театра как бы благодетельно ревизует искусством неискусство на театре. Она особая, эта премьера, еще и потому, что вносит оздоровительную паузу в оглушительный хор о режиссуре, плач по режиссуре, восторг от режиссеров, хулу на режиссеров, гимны, филиппики, молитвы, анафему нынешнему режиссерскому цеху. Ах, нужен сильный режиссер! Ах, как ужасна эта актерская режиссура! Будто Станиславский и знать не знал ничего о профессии актера, а Мейерхольд и Вахтангов в молодости не выходили на сцену в ролях, а служили бухгалтерами и инженерами. Нужна сильная режиссерская рука, без режиссера-лидера пропадают и самые лучшие актеры. Мы живем в эпоху режиссуры - так на все лады поют нынешние критики, не умеющие ценить яркие актерские труппы и все рыдающие над яркими режиссерскими трупами. Но все это не может проходить безболезненно для нынешнего театра - актеры никнут, теряют самостоятельность, утрачивают моральные критерии, становятся покорными куклами в руках бойких шоу-кукловодов. А режиссеры постепенно вырастают до фантомов. Пришпориваемые журналистскими шоу-шпорами, многие из них уже давно стали напоминать неких «всадников без головы», на всем лету подсаживающих на лихих своих скакунов столь же лихих литераторов, что смело приписывают свои фамилии к великим классическим текстам, пачкают Моцарта завистью Сальери, не задумываясь, вливают свои маленькие карьерные, политические, сексуальные заботы в бессмертные олимпийские заветы.
Премьера «Ревизора» особенна, наконец, еще и потому, что режиссер Соломин вместе со всем актерским коллективом разглядел в гоголевской комедии один из ее блистательных внутренних секретов: ревизия происходит здесь даже и без всякого ревизора - мнимого ли, подлинного ли, - чиновники уже сами ревизуют свои «ведомственные» пороки задолго до ожидаемой официальной «порки». Ведь и действительная, подлинная всесторонняя ревизия уже произошла в первой же сцене комедии, когда Городничий, а вслед за ним и весь его аппарат доверительно рассказывают друг другу о творимом беззаконии. Идет саморевизия, ревизия взаимопонимания чужих грехов, потому что таковы и грехи собственные, - вот изначальный секрет гоголевской комедии. Да и не надо никакого настоящего ревизора, он - посланец из ниоткуда, его распоряжения - всего лишь чужие приказы, а не живые глаза все видящих подельников. Именно так сыграна эта сцена сегодня в Малом, когда главный ревизор - Городничий, который и к вызванным на совет чиновникам выходит в домашних туфлях (здесь все свои) и разносит их как свой, доверительно и, как ни странно, веско, разумно, со знанием дел и делишек каждого: все увидено, все сказано... и все снова спрятано. Очень хорош здесь артист А. Потапов, играющий Городничего: в своих замечаниях чиновникам он и сам - первостатейный жулик, но он и талантливый руководитель города, ведь его живой глаз, его толковые распоряжения, поистине умнейшие наблюдения не скинешь со счетов. Актер внимательно прочел текст роли, а не текст вставных современных ассоциаций, и выяснилось, что герой его все понимает, все знает, бывает и на уроках в училищах, и у больных в палатах, и в судейских лабиринтах, дельно советует, как поправить дела. Но вместе со своими провинившимися чиновниками он и сам втянут в грехи, затянут грехами, и не сегодняшнего министра Грефа, все о чем-то умно толкующего, но и нынешний Грех играет Потапов в Городничем: давно потеряна совесть, расплескался ум, привычной стала взятка, все, что было, - прогнило, сама законная власть чревата беззаконной властностью, понимается как свой Дом, где свои - только «свои», а народ, как и у Пушкина в трагедии, так и у Гоголя в комедии, безмолвствует. Никого не надо ждать ни из Счетной палаты, ни из налоговой инспекции, ни из уголовного розыска - сами все знают про себя нерадивые чиновники, сами на себя и донесут, сами себя и оправдают, и расшевелить их может только собственный взгляд внутрь души, как хотел того Гоголь, грезящий о том, чтобы талантливый мэр, каким играет его А. Потапов, не стал постепенно обкатанным взятками старым мерином, как называет себя в финале здешний Городничий. И финал этого персонажа тоже сделан отлично - ничто не мешает в эти минуты встрече зрителя с бессмертием гоголевского текста: такие печальные глаза у этого Городничего, так и смотрят они тебе в душу, не велят они смеяться только над ним, над собою тоже велят смеяться, ведь в каждом из нас, как писал Гоголь, живет этот Городничий: толковый и глупый, наблюдательный и темный, сильный и слабый, грешный и боящийся греха, честный семьянин в своем доме и разрушающий семью людей в своем городе. И неслучайно (это подлинная победа художника спектакля А. Глазунова), что к финалу как бы мощно распахивается рисованная декорация во всю длину сцены - тихий городок читается теперь целой Россией, вся Россия слышит эти страшные, пророческие слова Городничего: «Чему смеетесь? - Над собою смеетесь!..». Какая несчастная страна
- и рассмеяться-то над собой по-настоящему никогда не сможет, тут же ведь надо и плакать - вот он, знаменитый смех сквозь слезы въяве, воочию.
А на авансцене идет тем временем шумный, многолюдный бал, бал как будто из самого лермонтовского «Маскарада», - так режиссер соединяет тему маски и лица, маски, приросшей к лицу. Но одновременно - не «фирменные» ли это гоголевские «свиные рожи»?
Интересно, живо сыграны все чиновники - и местный вольнодумец судья Ляпкин-Тяпкин
- Б. Невзоров, и становящийся в зависимости от обстоятельств то выше, то ниже ростом попечитель богоугодных заведений Земляника - А. Клюквин, подметки на ходу режущий и буквально и фигурально, и эротически оживленный почтмейстер Шпекин - А. Ермаков, и уездный лекарь Гибнер - В. Носик, тихо-огромный, устрашающе-безмолвный, грозно-бессильный, и городские помещики Добчинский - В. Бунаков и Бобчинский - С.Кагаков, вовсе не маленькие люди, но олицетворенная Сплетня...
А две роли в спектакле я бы назвала выдающимися - это городничиха Анна Андреевна в исполнении Л. Поляковой и смотритель училищ Хлопов, сыгранный Э. Марцевичем. И нестрашно, что они словно бы выпадают из общего актерского ансамбля - городничиха сделана артисткой в стиле фантастического реализма, смотритель училищ создан актером в манере острейшего гротеска, в то время как основной актерский состав живет в строго классических традициях Малого театра. Но, может быть, и само понятие ансамбля не заключено в равности манер и талантов, но как раз позволяет свободному выявлению разнохарактерных дарований и стилей, если все они служат единой творческой мысли.
Все будто абсолютно дисгармонично в Анне Андреевне - Поляковой: добродушное высокомерие, восторги старой девочки, зависть к любимой дочери, верность мужу и постоянное желание ему изменить, крепкая глава семьи и шаткое ее основание, аппетитное тело с неаппетитной душой, понимание всех грехов супруга и полная глухота к разумным его суждениям. Но дисгармония эта - естественное изображение неестественной натуры - прекрасно складывается в высокую гармонию опасного человеческого типа: милой хамки, добродетельной развратницы, кухарки, управляющей государством.
И особый «десерт» - исполнение Марцевичем роли Хлопова. Целая копилка комедийных приемов, драматических переживаний, трезвое понимание роли науки, о которой каждый может судить, предлагая и предлагая бесконечные реформы, и почти алкогольный ужас перед теми, кто повыше, кто спросит строго - а зачем вольнодумные мысли внушаете юношеству. В этой роли у актера смешано все - и водевиль, и драма, и ум, и маразм, и смех, и слезы, и клоунада, и пафос, и комизм, и трагизм, и тема маленького человека, органично перерастающая в тему «мелкого беса».
А вот главная роль в пьесе - одна из самых трудных ролей мирового репертуара - менее всего удалась в спектакле. У молодого актера Д. Солодовника есть уже многое для нее: «легкость в мыслях», трогательная инфантильность, лукавое удивление перед неожиданными поворотами судьбы. Но этого мало для образа Хлестакова, который также, по авторскому замечанию, живет в каждом из нас - и реальный, и нереальный, и сценически отделенный от нас, и почти физически проникающий в каждую зрительскую душу этим всеобщим желанием прилгнуть, стать чуточку выше себя, быть «на дружеской ноге» с Пушкиным. Ездить всякий день во дворец. Гоголь не хотел в Хлестакове водевильных шалостей, он мыслил здесь о чем-то собирательном - а вдруг это сам черт, обитающий в каждом гоголевском творении, под разными, подчас и человеческими личинами, - лукавый черт, путающий всех и вся в комедийном сюжете и улетающий затем в трагическую вечность, чтобы когда-нибудь возникнуть уже и самим страшным Демоном...
Режиссер говорил мне, что смотрел на Хлестакова, как видел его Гоголь, - фитюлька, пустота, ничто. Но играя пустоту, надо сделать это не пусто, не легкомысленно, играя пустоту, надо сделать это полно, серьезно, пустота - это не дырка в занавесе, это знак мышления, это заполненность черт знает чем, это жажда черт знает чего, это обволакивание символической пустотой иногда самых серьезных реальных людей. В этом спектакле, как и во многих других «Ревизорах», Хлестаков все прыгает, все скачет, то висит на люстре, то катается по роялю... Но Хлестаков вовсе не герой Чаплина, он, скорее, герой сказок Шварца, он еще и Тень.
.. .Спектакль «Ревизор» только что начинает жить. А между тем его, быть может, еще и обвинят в излишнем реализме, самое бранное сейчас это слово. Но это будет неправдой, реализм Малого театра - это вечная дружба с публикой, это романтика великого его сына - Мочалова, это героика великой его дочери - Ермоловой. Это одновременно и бережно сохраненное бессмертие Слова и любовь к яркой, зрелищно манкой театральности.
Автор: Инна ВИШНЕВСКАЯ
Источник: Литературная газета
Дата: 15.11.2006
28.09.2006
Подробнее
СВЕТ ХУДОЖЕСТВЕННОСТИ
СВЕТ ХУДОЖЕСТВЕННОСТИ
«Мнимый больной» в Малом театре...
«Мнимый больной» в Малом театре...
СВЕТ ХУДОЖЕСТВЕННОСТИ
«Мнимый больной» в Малом театре
Станиславский, готовясь к роли Аргана, считал, что играть её надо с задачей «хочу быть больным». Потом уточнил: «хочу, чтобы меня считали больным». Разница есть.
В первом варианте Арган - ипохондрик, желчный зануда (каким его и до и после Станиславского играли многие) — всецело сосредоточен на своих недугах. Объектом смеха становится его беспочвенная мнительность. Во втором — хитрец, притвора, сознательно испытывающий терпение домочадцев. Здесь комична не сама по себе мнимая болезнь, но мнимая проницательность обманутого обманщика. И в том и в другом варианте он остаётся несносным себялюбцем, домашним тираном, заслуживающим недвусмысленного морального урока. Это, конечно, не более чем схема. Внятная, но, как всякая схема, неживая.
У режиссёра Сергея Женовача и актёра Василия Бочкарёва мнимый больной и хочет быть больным, и хочет, чтобы его считали больным, но его себялюбие тираническим не назовёшь. Больше того. Как мотив поведения себялюбие не доминирует. Персонажем движет что-то ещё, неуловимо привлекательное.
Что именно, понимаешь не сразу. Роль развивается уклончиво, с захватывающими обертонами, и захват обеспечен оттеночной выделкой, техникой полунамёка, которую демонстрирует Бочкарёв. Оказывается, внятность, расчисленность образа-маски, законная для мольеровского театра, не исключает психологически многогранных, скользящих мотивировок и характеристик.
В том и прелесть этой актёрской работы и спектакля в целом. Живая прелесть, как сказали бы рецензенты канувших в лету времён.
Стоит лишь увериться, что Арган маниакально поглощён болезнью и чувствует себя несчастным, как он обнаруживает свойство болеть победоносно и радостно: со вкусом к жизни. Подобно полоумному Журдену, Арган обманываться рад. Только он не полоумный. Его идея-фикс — такая органическая смесь переживания и представления, что чёрт его знает, что у него на уме; где он искренен и доверчив, а где прикидывается и провоцирует; где запутался сам, а где запутывает других. Его медицинский фетишизм, его прожекты (выдать дочь за доктора против её воли, чтоб было удобнее и дешевле лечиться; самому сделаться доктором или аптекарем), разумеется, вздор. Но не бессердечная агрессия, а скорее причуда человека с живым умом и живым воображением. В иные моменты этот фантазёр способен и отвлечься от своих благоглупостей, проявить отзывчивость к близким. Мнимая болезнь подточила, но не разрушила в нём здравые основания семьянина. Другое дело, что этих оснований ему недостаточно. Аргану по-видимому наскучил бессобытийный ритуал отлаженной семейной жизни (уж такая жизнь в его доме: все вроде вместе, но врозь). А болезнь - событие. И новый ритуал, обязывающий к восстановлению остроты совместных переживаний. Глава семейства нуждается в партнёрах, в зрителях-соучастниках, чтобы разыгрывать своё представление-переживание не только для себя и не только для них. Но вместе с ними.
Иными словами, Арган — человек играющий. Что бы ни замышлял, что бы ни вытворял, практическая целесообразность его намерений и действий уступают чувству игры, азарту игры, имеющей цель только в себе самой. Вот почему он так счастлив болеть. И вот почему недвусмысленного морального урока такой Арган не очень-то заслуживает и в финале получает урок с учётом обстоятельства, если не оправдывающего все его заскоки, то по крайней мере смягчающего возмездие: поведение Аргана двусмысленно, но не двулично.
По логике спектакля (о логике жизни как-нибудь потом) двуличие с чувством игры несовместимо. А недвусмысленность как раз удел двуличных персонажей; чувство игры у них отсутствует, и никакими ухищрениями замаскировать такой изъян им не дано.
Посмотрим, как маскируется Белина, жена Аргана. На выход Евгении Глушенко, исполняющей роль этой сладкой, искренне фальшивой дамы, сочинён бессловесный променад из кулисы в кулису, эффектный и слегка шаржированный. Белина идёт долго, размеренно. И строго по прямой (в противоположность воодушевлённо-порывистым и хаотичным ритмам существования Аргана). Не идёт, а несёт себя, подаёт. Сама искусственность, расчётливость, воплощённое приличие-безразличие. Такую ничем не проймёшь, она уверена, что сама обхитрит кого угодно. Однако на игровую провокацию - мнимую смерть мужа - попадается мгновенно, пренебрегая даже видимостью скорби. Стремительность и прямолинейность, с какой она себя разоблачает, — посрамление интриганки, но и свидетельство её неспособности к игре. Не всякое притворство - игровое.
В той же ситуации Анжелика и Клеант, дочь Аргана и её возлюбленный, также не подозревающие подвоха, ведут себя совершенно иначе. Их реакция, как и у Белины, стремительна, но, в отличие от неё, внутренне подвижна, многоступенчата. Актёры Ольга Молочная и Глеб Подгородинский демонстрируют целую гамму быстрых эмоций. Сначала внезапной кончиной Аргана влюблённые искренне потрясены. Потом, когда Арган «оживает», следует взрыв столь же искренней радости, которая в конечном счёте сменяется радостью преувеличенной, игровой, свидетельствующей, что они Аргану под стать.
Чувством игры поверяется подлинность чистосердечия и здравомыслия персонажей. Те, в ком эти качества действительно есть, урезонивают мнимого больного, подшучивают над ним, но раздражаются не слишком. Не воевать же всерьёз с ребёнком, расшалившимся не в меру, переступившим черту, за которой игра неуместна. Лучше ему подыграть. И обыграть - с его же участием и по его же правилам: опять-таки вместе.
Апофеоз общего розыгрыша - финальная сцена, лжепосвящение Аргана в доктора. В обмане себя самого он участвует с тем же воодушевлением, с каким прежде
защищал свою болезнь. Ставя в роли последнюю точку, актёр - деликатно, не плюсуя - даёт отыгрыш на публику, как бы призывая не сомневаться, что завтра Арган выдумает что-нибудь новенькое.
Действие ещё не кончилось, но уже покинуло пределы сюжета пьесы, которому, впрочем, и раньше сюжет сценический не был равен; включал его в себя, не пренебрегая возможностями его интриги, но примешивая к ней свою. Так вот, на той едва уловимой грани, когда актёры, готовясь к поклонам и постановочно кланяясь, ещё находятся на территории спектакля, но всё-таки уже принадлежат себе самим, можно окончательно убедиться: игровая двусмысленность одерживает чистую победу. В чём, собственно, и заключается истинное назначение морального урока; урока, адресованного не Аргану, а нам с вами.
Игра игре рознь, однако. Да и двусмысленности разными бывают, иногда вполне отвратительными. Сколько мы видели классических комедий (хоть мольеровских, хоть каких), воплощённых на сцене с фальшивым, назойливым драйвом, с той беспричинной и беспредметной игривостью, какая способна литься только из вульгарной души. Вульгарными бывают и небесталанные, и мастеровитые люди. Умеющие завести публику, рассмешить во что бы то ни стало. Но то, что они позволяют себе на публике, - с известной отвагой и самоотдачей, - к творчеству отношения не имеет. Отвага вульгарной души не знает огранки: добровольных ограничений. Её самоотдача - не цель, а средство; когда самоотдача - цель, путь к цели предусматривает систему самозапретов. В так называемом игровом театре, да ещё если в пьесе действительно ощутимы признаки фарсовой, площадной традиции; если она и впрямь допускает элемент «турандотского» дуракаваляния, - в таком театре отсутствие самозапретов обычно проявляется более рельефно и беззастенчиво, нежели там, где притязают на серьезность и глубину. Будто сама природа комедии готова оправдать и всякий болевой приём, применённый режиссёром к пьесе, и манеру актёров шакалить, выдавая свою распущенность за раскрепощённость (якобы сегодня мы импровизируем).
В спектакле Женовача ничего подобного и близко нет. Он даже не очень смешной. То есть смешной, конечно. Но не так, чтобы очень. На каком-нибудь «№1 3», чистокровной комедии положений, смеёшься гораздо чаще и громче. А тут в основном улыбаешься.
Почему?
Есть ответ, который всегда наготове: а вот потому, что режиссёр обладает чувством меры. Ответ, однако, так себе. Не вполне удовлетворительный. Чем эту меру измерить-то7
Там, где одному достаточно улыбаться и не требовать иной эмоциональной температуры, другому чудится недобор, а третьему - так вообще перебор. Марину Тимашеву, чьё мнение мы уважаем, спектакль не очень завёл. Зато другую представительницу нашего цеха до того завёл, что был заклеймён ею как образцовая пошлость. (Не будем называть фамилию этой представительницы, поскольку её мнение, высказанное в ответах на анкету газеты «Культура» и никак не объяснённое, на фоне остальных отзывов прессы о спектакле Малого театра выглядит казусом.)
Так что же такое мера в этом конкретном случае и почему эта мера нам пришлась по душе?
Немирович-Данченко считал, что в «Мнимом больном» «всякий трюк, всякий талантливый фортель приемлем! Надо непременно смело, в стиле шалить. Хоть с импровизациями! Каскад фортелей!». В Малом так и шалят. И с фортелями, и смело. Но именно что в стиле.
Приглядимся к двум актёрам - к Людмиле Титовой и Александру Клюквину.
Титова предстаёт идеальной субреткой, можно сказать, во французском вкусе. Её служанка Туанетта чего только не вытворяет, но при этом будто сошла со старинной гравюры. Она классична. В ней и здравость, и авантюрность, и деятельная доброта, и быстрый ум. Смех, который вызывают её слова и поступки, - не животный, осмысленный. Удовольствие получаешь не столько от реприз или ситуаций, сколько от того, как они подаются актрисой, — с благородством тона. (Надо ли пояснять что такое благородный сценический тон? Теперь, наверное, надо. Хотя старик Кугель, как и другие почтенные тени русской критики, какой-нибудь Васильев-Флёров, к примеру, - завсегдатай Малого театра, коли уж писали, что у актёра благородный тон, так это и значило, что тон - благородный.) У Титовой, как и у Бочкарёва, всё решают оттенки, при очевидной масочности характера, типажа. Служанка - типаж простушки, вышедшей из низов; из простонародья, из простонародного, ярмарочного театра. Но у Мольера и после него это не совсем простолюдинка и совсем не плебейка. Века театральной практики так отшлифовали всех этих Фигаро (и в штанах, и в юбке), что их корневое и неутраченное свойство — нравственное здоровье — уже неотделимо от благоприобретённой утонченности. От тонкой игры. В Малом театре это почувствовали и передали. Такая Туанетта, какую сыграла Титова, очень подходит такому Аргану, какого сыграл Бочкарёв. Будь она хоть немного развязней, их партнёрство перестало бы отвечать требованиям игрового, сценического сюжета, стало бы уплощённым, грубым.
Хотелось написать: грубым, как в фарсе. Но это было бы неточно. Возвращение к народной органике фарса, к домолье-ровским временам, в принципе невозможная задача. Такие примеры, как «Король Убю» или «Великолепный рогоносец», не должны сбивать с толку. Что у Жарри, что у Кроммелинка фарсовое начало нельзя принимать за Чистую монету; у этих авторов, как, скажем, и в фильмах Чаплина, оно присутствует только в качестве примеси, парадоксально обостряющей как раз ту рефлексию взгляда на мир и на человека, которая фарсу в его изначальном виде не свойственна. И даже противоположна ему. В XX веке у художника-эксцентрика, художника-абсурдиста фарс - всегда трагифарс. По этой причине попытки представить сегодня на сцене любого классического комедиографа в обход художественного опыта, которым одарил нас XX век (а это происходит сплошь и рядом); попытки вернуться к смеху беспримесному, не обеспеченному рефлексией, - тонкой игрой, -неминуемо ведут к театральной пошлости.
Александра Клюквина - он играет брата Аргана, здравомыслящего Беральда, - режиссёр наделяет правом применять приём, который после Брехта стали называть остранением, но который охотно, пусть и простодушно, применяли ещё в старину; и в Александрынском, и в том же Малом театре. Тогда это называлось «выводы из плана». Хорошие актёры уже и в те времена понимали, что «вывод из плана» - не просто апарт, не просто обращение персонажа к публике, предусмотренное автором пьесы. Но и не отсебятина, когда актёр несёт в публику всё, что ему в голову взбредет, лишь бы только рассмешить. Хорошие актёры понимали, что «вывод из плана» - не приостановка роли, но только смена ракурса, способ обострить восприятие ее скрытых свойств. Не зная таких умных слов, как «зона импровизации» и «художественная целостность спектакля», зато имея четкое понятие о благородном тоне, они умели держать себя в разумных пределах даже там, где актёрской натуре страсть как хочется распоясаться. Так держит себя и Александр Клюквин. Его «шутки, свойственные театру», линию роли не прерывают, не дают усомниться в здравомыслии Беральда, в положительном обаянии его ума. Надо же (думаешь о персонаже), как иному человеку удаётся быть и таким рассудительным, правильным, и таким нескучным, живым! (Господин Клюквин, стоит отметить, выступает в спектакле и как литератор. Его коррективы старого перевода Н.М. Минского, равно как заметные вставки-отсебятины, — не капустный самострок, но умелая литературная стилизация.)
Одни актёры, как водится, ярче, другие бледнее, но без огранки, без самоограничения не существует никто.
Теперь попробуем дать представление о характере общего ритмического рисунка, предполагающем свободу, но исключающем своеволие.
Впечатляет безупречное умение фиксировать позы, мимически обозначать ключевые моменты (попутно заигрывая с публикой, откровенно ожидая ее одобрения), чтобы затем эту статуарную пластику сменить (контрастно) вихрем водевильных пробежек. Из кулисы в кулису несётся Арган; бежит, чуть не падая, Клеант, челноком снует Туанетта... А слуги, расставляющие канделябры, медлительны, как глубоководные рыбы. Получив приказание, не бросаются его исполнять, как бы обдумывая: а стоит ли? Режиссёр составляет из них живописную группу, то возникающую, то исчезающую за стеклом парадной двери. Арган посмотрит - они стоят; посмотрит ещё раз - их нет. Ему кажется, что это наваждение. Это и есть наваждение. Сугубо театральное. Такое двуединство реальности и мнимости, такой кордебалет, движение и мимика которого включены в постановочную партитуру, при том, что на внешний ход событий эта группа в париках и ливреях не влияет никоим образом. Зато уже одним своим существованием подтверждает сверхсюжетное устремление всей затеи, претендующей быть и комедией характеров, и комедией положений, и, разумеется, комедией-балетом. А в целом — высокой комедией. То есть такой, где у комического всегда есть драматическая подоплёка. Где одно без другого не существует.
Размышляя на примере Гольдони о природе высокой комедии, Джорджо Стрелер говорит о «трепете вечности», которого необходимо добиваться на сцене. И поэтому с подозрением относится к «заведённому механизму» сценической интриги, находя, что Гольдони и сам намеренно прячет этот механизм, обволакивает действие атмосферой печали и меланхолии, «которая обычно живёт рядом с добротой». Мольер в этом отношении, конечно, не так воздушен, как венецианец. Но Женовач подходит к нему со стрелеровским ключиком.
Когда впервые открывается занавес, мы видим человека в шлафроке, сидящего в кресле у горящего камина, и тень этого человека, пляшущую на высоких дубовых стенах. Трудно вообразить, что это и есть тот самый мнимый больной, которому предстоит ломать комедию. Картина магическая, завораживающая. Не сулящая ничего смехотворного. Напротив, в ней сразу же читается отказ обслуживать «заведённый механизм» комических ситуаций. Сценическое пространство решено художником Александром Боровским с неожиданным архитектурным размахом. При том никакой помпезности, самодовольной и бессмысленной декорированности, как в провинциальной опере. Не иллюстрируя сюжет, но и не контрастируя с ним, не выдавая жанр, это пространство, напоённое воздухом и светом, устремлённое ввысь, вбирает в себя всю совокупность переливчатых настроений спектакля. Здесь можно затеряться, предаться уединённым фантазиям... Почувствовать «трепет вечности».
Сергея Женовача пресса в последнее время хвалит с редким единодушием. И с благодушием, ещё более редким для наших дней. Тут и «гармонический дар», и какая-то «особая теплота», и «милота» (тоже, видно, особая), и «лёгкое приятие жизни»... Этими ласковыми словами, этими совокупными усилиями вылеплен образ режиссёра, приятного во всех отношениях. Но таких режиссёров не бывает в природе. Блаженных среди них нет. В основе всякого лёгкого приятия, всякого лёгкого дыхания, явленного художником миру, всегда таится что-то нелёгкое. Таится, но и проступает. Светит изнутри.
Что же это светит? Как это назвать?
Поневоле вспомнишь несчастного Арто, глубоко опечаленного невозможностью улавливать и передавать словами, передавать с исчерпывающей адекватностью, всю полноту и текучесть собственных мыслей и душевных движений. Все их оттенки. Все оттенки оттенков. Его пытались утешить: месье, такое недоступно никому, это выше человеческих возможностей. Он понимал: да, выше. Но смириться всё равно не мог. И навсегда остался опечален. Арто был безумец, и безумец яростный. Но такие, как он, сжигающие себя, лишь в более концентрированном и демонстративном виде проявляют универсальность внутренней печали (и меланхолии, как добавил бы Стрелер), неотъемлемой от любого, сколь угодно гармонического дара. Надо ли в качестве примера называть «Реквием» и Сороковую симфонию Моцарта? А может быть, лучше вспомнить «Жизнь артиста», вальс Иоганна Штрауса, чьё приятие жизни уж такое, казалось бы, лёгкое, легче вроде и не бывает, всё равно обнаруживает чуткость к её диссонансам.
Когда-то, много лет назад, мы, молодые сотрудники журнала «Театр», скептически относились к тому требованию, с которым Наталья Крымова считала нужным подходить к спектаклю: спектакль должен быть художественным, а его создатели должны быть художниками. Нам казалось, что это требование не то что неправильное, а какое-то слишком правильное. Слишком простое и потому уязвимое. Теперь такой простоты стало не хватать. Теперь отмечать художественность результата, а тем более художественность намерений, не очень принято. Считается, что это манера замшелой критики, со всеми её «отражениями» и «ликованиями», критики, вычитывающей из сценического текста не формулу спектакля и не вердикт, но возможность объясниться с собеседником — художником и читателем, вывести из своего впечатления какие-то «лишние» смыслы. Между тем художественность, при всей .неотчётливости этого критерия, на чувственном уровне запечатлевается очень даже отчётливо. Вопрос лишь в том, насколько ты способен воодушевить своим чувством других. И нужно ли это тебе самому. Крымовой было нужно.
В сезоне 1992/1993 она едва ли не первой определила характер одарённости молодого режиссёра Женовача. Сначала написала у нас в «Московском наблюдателе» о его «Владимире III степени», поставленном с «фоменка-ми», тогда ещё студентами. А вскоре, испытывая к режиссёру живой интерес, ради его спектаклей «Король Лир» и «Русский свет» (трилогии по «Идиоту» Достоевского) решилась переступить порог Театра на Малой Бронной («нечистое место», по её словам).
«Роман Достоевского, - пишет Крымова, - прочитан режиссёром-художником (вот опять! Это у неё постоянно: художник или нехудожник. - Примеч. авт.), не склонным к бунту, протесту и душевному хаосу». Но, не ограничиваясь констатацией гармоничности его мировосприятия, она рассуждает как раз о цене гармоничности, которую режиссёру-художнику предстоит заплатить. Она замечает некоторые совпадения между характером персонажа (князя Мышкина) и характером режиссёра и говорит об этом как о возможном «залоге трагедии» последнего: «... взгляд Мышкина может лишь до поры до времени утишить и примирить то, что в обществе и в человеческих натурах непримиримо... Дай Бог здоровья и успеха режиссёру, но судьбой князя все же управляет Достоевский, художник беспощадный, жутковатый». Это очень верно. Ни один князь Мышкин на свете не напишет о себе хорошего романа и не поставит хорошего спектакля.
В чём же отличие гармоничности Женовача от гармоничности его героя?
Ответ Крымовой опять-таки прост: ни одна положительная идея не способна пройти те тупики и лабиринты, сквозь которые проникает свет художественности. «Еспи название «Русский свет» следует понимать как многозначительное указание на географию, на определённый национальный источник и характер света, мне это кажется указанием... по существу бессмысленным. Но гораздо важнее кажется, что и в унылых сумерках, и в блистании огней современной рыночной, рекламы сами спектакли Сергея Женовача светятся ровным, сильным светом искусства и серьёзного труда, который всякому искусству предшествует».
Многое за эти годы пережив и преодолев, сегодня Сергей Женовач, кажется, готов к чему-то такому, что и с наскока поостерегутся назвать милым.
И последнее, о чём хотелось бы сказать.
Тема болезни — болезни, возвышающей человеческий дух и обостряющей его чувствительность к непримиримым противоречиям бытия, - в современном искусстве разработана, кажется, до отказа, до пародийного вырождения. По той дороге, что проложена Достоевским, Ницше, Ван Гогом, Арто, Томасом Манном (в «Докторе Фаустусе»), сегодня бродит множество мнимых больных, в том числе драматургов и режиссёров. Эти предприимчивые симулянты слишком хорошо усвоили, что быть здоровым — некрасиво, а красиво - делать арт-бизнес, вываливая перед публикой свои грошовые психоанализы, свою бесформенную кучу подсознания. (Нечто подобное наблюдалось в десятые годы прошлого века, когда идеи серьёзных мыслителей и поэтов подхватил «уличный символизм». Когда, по словам Мандельштама, даже «половой, отражённый двойными зеркалами ресторана «Прага», воспринимался как мистическое явление».) Так вот, спектакль Женовача тем ещё хорош, что оппозиции «здоровое—больное», спекулятивно вывернутой наизнанку, возвращает её естественный смысл. Без пафоса, без полемической запрограммированности. Не специально. Что лишний раз говорит об отсутствии в этом режиссере нехудожественного расчёта.
Александра Заславская, Валерий Семеновский
«Театр», №1, 2006
«Мнимый больной» в Малом театре
Станиславский, готовясь к роли Аргана, считал, что играть её надо с задачей «хочу быть больным». Потом уточнил: «хочу, чтобы меня считали больным». Разница есть.
В первом варианте Арган - ипохондрик, желчный зануда (каким его и до и после Станиславского играли многие) — всецело сосредоточен на своих недугах. Объектом смеха становится его беспочвенная мнительность. Во втором — хитрец, притвора, сознательно испытывающий терпение домочадцев. Здесь комична не сама по себе мнимая болезнь, но мнимая проницательность обманутого обманщика. И в том и в другом варианте он остаётся несносным себялюбцем, домашним тираном, заслуживающим недвусмысленного морального урока. Это, конечно, не более чем схема. Внятная, но, как всякая схема, неживая.
У режиссёра Сергея Женовача и актёра Василия Бочкарёва мнимый больной и хочет быть больным, и хочет, чтобы его считали больным, но его себялюбие тираническим не назовёшь. Больше того. Как мотив поведения себялюбие не доминирует. Персонажем движет что-то ещё, неуловимо привлекательное.
Что именно, понимаешь не сразу. Роль развивается уклончиво, с захватывающими обертонами, и захват обеспечен оттеночной выделкой, техникой полунамёка, которую демонстрирует Бочкарёв. Оказывается, внятность, расчисленность образа-маски, законная для мольеровского театра, не исключает психологически многогранных, скользящих мотивировок и характеристик.
В том и прелесть этой актёрской работы и спектакля в целом. Живая прелесть, как сказали бы рецензенты канувших в лету времён.
Стоит лишь увериться, что Арган маниакально поглощён болезнью и чувствует себя несчастным, как он обнаруживает свойство болеть победоносно и радостно: со вкусом к жизни. Подобно полоумному Журдену, Арган обманываться рад. Только он не полоумный. Его идея-фикс — такая органическая смесь переживания и представления, что чёрт его знает, что у него на уме; где он искренен и доверчив, а где прикидывается и провоцирует; где запутался сам, а где запутывает других. Его медицинский фетишизм, его прожекты (выдать дочь за доктора против её воли, чтоб было удобнее и дешевле лечиться; самому сделаться доктором или аптекарем), разумеется, вздор. Но не бессердечная агрессия, а скорее причуда человека с живым умом и живым воображением. В иные моменты этот фантазёр способен и отвлечься от своих благоглупостей, проявить отзывчивость к близким. Мнимая болезнь подточила, но не разрушила в нём здравые основания семьянина. Другое дело, что этих оснований ему недостаточно. Аргану по-видимому наскучил бессобытийный ритуал отлаженной семейной жизни (уж такая жизнь в его доме: все вроде вместе, но врозь). А болезнь - событие. И новый ритуал, обязывающий к восстановлению остроты совместных переживаний. Глава семейства нуждается в партнёрах, в зрителях-соучастниках, чтобы разыгрывать своё представление-переживание не только для себя и не только для них. Но вместе с ними.
Иными словами, Арган — человек играющий. Что бы ни замышлял, что бы ни вытворял, практическая целесообразность его намерений и действий уступают чувству игры, азарту игры, имеющей цель только в себе самой. Вот почему он так счастлив болеть. И вот почему недвусмысленного морального урока такой Арган не очень-то заслуживает и в финале получает урок с учётом обстоятельства, если не оправдывающего все его заскоки, то по крайней мере смягчающего возмездие: поведение Аргана двусмысленно, но не двулично.
По логике спектакля (о логике жизни как-нибудь потом) двуличие с чувством игры несовместимо. А недвусмысленность как раз удел двуличных персонажей; чувство игры у них отсутствует, и никакими ухищрениями замаскировать такой изъян им не дано.
Посмотрим, как маскируется Белина, жена Аргана. На выход Евгении Глушенко, исполняющей роль этой сладкой, искренне фальшивой дамы, сочинён бессловесный променад из кулисы в кулису, эффектный и слегка шаржированный. Белина идёт долго, размеренно. И строго по прямой (в противоположность воодушевлённо-порывистым и хаотичным ритмам существования Аргана). Не идёт, а несёт себя, подаёт. Сама искусственность, расчётливость, воплощённое приличие-безразличие. Такую ничем не проймёшь, она уверена, что сама обхитрит кого угодно. Однако на игровую провокацию - мнимую смерть мужа - попадается мгновенно, пренебрегая даже видимостью скорби. Стремительность и прямолинейность, с какой она себя разоблачает, — посрамление интриганки, но и свидетельство её неспособности к игре. Не всякое притворство - игровое.
В той же ситуации Анжелика и Клеант, дочь Аргана и её возлюбленный, также не подозревающие подвоха, ведут себя совершенно иначе. Их реакция, как и у Белины, стремительна, но, в отличие от неё, внутренне подвижна, многоступенчата. Актёры Ольга Молочная и Глеб Подгородинский демонстрируют целую гамму быстрых эмоций. Сначала внезапной кончиной Аргана влюблённые искренне потрясены. Потом, когда Арган «оживает», следует взрыв столь же искренней радости, которая в конечном счёте сменяется радостью преувеличенной, игровой, свидетельствующей, что они Аргану под стать.
Чувством игры поверяется подлинность чистосердечия и здравомыслия персонажей. Те, в ком эти качества действительно есть, урезонивают мнимого больного, подшучивают над ним, но раздражаются не слишком. Не воевать же всерьёз с ребёнком, расшалившимся не в меру, переступившим черту, за которой игра неуместна. Лучше ему подыграть. И обыграть - с его же участием и по его же правилам: опять-таки вместе.
Апофеоз общего розыгрыша - финальная сцена, лжепосвящение Аргана в доктора. В обмане себя самого он участвует с тем же воодушевлением, с каким прежде
защищал свою болезнь. Ставя в роли последнюю точку, актёр - деликатно, не плюсуя - даёт отыгрыш на публику, как бы призывая не сомневаться, что завтра Арган выдумает что-нибудь новенькое.
Действие ещё не кончилось, но уже покинуло пределы сюжета пьесы, которому, впрочем, и раньше сюжет сценический не был равен; включал его в себя, не пренебрегая возможностями его интриги, но примешивая к ней свою. Так вот, на той едва уловимой грани, когда актёры, готовясь к поклонам и постановочно кланяясь, ещё находятся на территории спектакля, но всё-таки уже принадлежат себе самим, можно окончательно убедиться: игровая двусмысленность одерживает чистую победу. В чём, собственно, и заключается истинное назначение морального урока; урока, адресованного не Аргану, а нам с вами.
Игра игре рознь, однако. Да и двусмысленности разными бывают, иногда вполне отвратительными. Сколько мы видели классических комедий (хоть мольеровских, хоть каких), воплощённых на сцене с фальшивым, назойливым драйвом, с той беспричинной и беспредметной игривостью, какая способна литься только из вульгарной души. Вульгарными бывают и небесталанные, и мастеровитые люди. Умеющие завести публику, рассмешить во что бы то ни стало. Но то, что они позволяют себе на публике, - с известной отвагой и самоотдачей, - к творчеству отношения не имеет. Отвага вульгарной души не знает огранки: добровольных ограничений. Её самоотдача - не цель, а средство; когда самоотдача - цель, путь к цели предусматривает систему самозапретов. В так называемом игровом театре, да ещё если в пьесе действительно ощутимы признаки фарсовой, площадной традиции; если она и впрямь допускает элемент «турандотского» дуракаваляния, - в таком театре отсутствие самозапретов обычно проявляется более рельефно и беззастенчиво, нежели там, где притязают на серьезность и глубину. Будто сама природа комедии готова оправдать и всякий болевой приём, применённый режиссёром к пьесе, и манеру актёров шакалить, выдавая свою распущенность за раскрепощённость (якобы сегодня мы импровизируем).
В спектакле Женовача ничего подобного и близко нет. Он даже не очень смешной. То есть смешной, конечно. Но не так, чтобы очень. На каком-нибудь «№1 3», чистокровной комедии положений, смеёшься гораздо чаще и громче. А тут в основном улыбаешься.
Почему?
Есть ответ, который всегда наготове: а вот потому, что режиссёр обладает чувством меры. Ответ, однако, так себе. Не вполне удовлетворительный. Чем эту меру измерить-то7
Там, где одному достаточно улыбаться и не требовать иной эмоциональной температуры, другому чудится недобор, а третьему - так вообще перебор. Марину Тимашеву, чьё мнение мы уважаем, спектакль не очень завёл. Зато другую представительницу нашего цеха до того завёл, что был заклеймён ею как образцовая пошлость. (Не будем называть фамилию этой представительницы, поскольку её мнение, высказанное в ответах на анкету газеты «Культура» и никак не объяснённое, на фоне остальных отзывов прессы о спектакле Малого театра выглядит казусом.)
Так что же такое мера в этом конкретном случае и почему эта мера нам пришлась по душе?
Немирович-Данченко считал, что в «Мнимом больном» «всякий трюк, всякий талантливый фортель приемлем! Надо непременно смело, в стиле шалить. Хоть с импровизациями! Каскад фортелей!». В Малом так и шалят. И с фортелями, и смело. Но именно что в стиле.
Приглядимся к двум актёрам - к Людмиле Титовой и Александру Клюквину.
Титова предстаёт идеальной субреткой, можно сказать, во французском вкусе. Её служанка Туанетта чего только не вытворяет, но при этом будто сошла со старинной гравюры. Она классична. В ней и здравость, и авантюрность, и деятельная доброта, и быстрый ум. Смех, который вызывают её слова и поступки, - не животный, осмысленный. Удовольствие получаешь не столько от реприз или ситуаций, сколько от того, как они подаются актрисой, — с благородством тона. (Надо ли пояснять что такое благородный сценический тон? Теперь, наверное, надо. Хотя старик Кугель, как и другие почтенные тени русской критики, какой-нибудь Васильев-Флёров, к примеру, - завсегдатай Малого театра, коли уж писали, что у актёра благородный тон, так это и значило, что тон - благородный.) У Титовой, как и у Бочкарёва, всё решают оттенки, при очевидной масочности характера, типажа. Служанка - типаж простушки, вышедшей из низов; из простонародья, из простонародного, ярмарочного театра. Но у Мольера и после него это не совсем простолюдинка и совсем не плебейка. Века театральной практики так отшлифовали всех этих Фигаро (и в штанах, и в юбке), что их корневое и неутраченное свойство — нравственное здоровье — уже неотделимо от благоприобретённой утонченности. От тонкой игры. В Малом театре это почувствовали и передали. Такая Туанетта, какую сыграла Титова, очень подходит такому Аргану, какого сыграл Бочкарёв. Будь она хоть немного развязней, их партнёрство перестало бы отвечать требованиям игрового, сценического сюжета, стало бы уплощённым, грубым.
Хотелось написать: грубым, как в фарсе. Но это было бы неточно. Возвращение к народной органике фарса, к домолье-ровским временам, в принципе невозможная задача. Такие примеры, как «Король Убю» или «Великолепный рогоносец», не должны сбивать с толку. Что у Жарри, что у Кроммелинка фарсовое начало нельзя принимать за Чистую монету; у этих авторов, как, скажем, и в фильмах Чаплина, оно присутствует только в качестве примеси, парадоксально обостряющей как раз ту рефлексию взгляда на мир и на человека, которая фарсу в его изначальном виде не свойственна. И даже противоположна ему. В XX веке у художника-эксцентрика, художника-абсурдиста фарс - всегда трагифарс. По этой причине попытки представить сегодня на сцене любого классического комедиографа в обход художественного опыта, которым одарил нас XX век (а это происходит сплошь и рядом); попытки вернуться к смеху беспримесному, не обеспеченному рефлексией, - тонкой игрой, -неминуемо ведут к театральной пошлости.
Александра Клюквина - он играет брата Аргана, здравомыслящего Беральда, - режиссёр наделяет правом применять приём, который после Брехта стали называть остранением, но который охотно, пусть и простодушно, применяли ещё в старину; и в Александрынском, и в том же Малом театре. Тогда это называлось «выводы из плана». Хорошие актёры уже и в те времена понимали, что «вывод из плана» - не просто апарт, не просто обращение персонажа к публике, предусмотренное автором пьесы. Но и не отсебятина, когда актёр несёт в публику всё, что ему в голову взбредет, лишь бы только рассмешить. Хорошие актёры понимали, что «вывод из плана» - не приостановка роли, но только смена ракурса, способ обострить восприятие ее скрытых свойств. Не зная таких умных слов, как «зона импровизации» и «художественная целостность спектакля», зато имея четкое понятие о благородном тоне, они умели держать себя в разумных пределах даже там, где актёрской натуре страсть как хочется распоясаться. Так держит себя и Александр Клюквин. Его «шутки, свойственные театру», линию роли не прерывают, не дают усомниться в здравомыслии Беральда, в положительном обаянии его ума. Надо же (думаешь о персонаже), как иному человеку удаётся быть и таким рассудительным, правильным, и таким нескучным, живым! (Господин Клюквин, стоит отметить, выступает в спектакле и как литератор. Его коррективы старого перевода Н.М. Минского, равно как заметные вставки-отсебятины, — не капустный самострок, но умелая литературная стилизация.)
Одни актёры, как водится, ярче, другие бледнее, но без огранки, без самоограничения не существует никто.
Теперь попробуем дать представление о характере общего ритмического рисунка, предполагающем свободу, но исключающем своеволие.
Впечатляет безупречное умение фиксировать позы, мимически обозначать ключевые моменты (попутно заигрывая с публикой, откровенно ожидая ее одобрения), чтобы затем эту статуарную пластику сменить (контрастно) вихрем водевильных пробежек. Из кулисы в кулису несётся Арган; бежит, чуть не падая, Клеант, челноком снует Туанетта... А слуги, расставляющие канделябры, медлительны, как глубоководные рыбы. Получив приказание, не бросаются его исполнять, как бы обдумывая: а стоит ли? Режиссёр составляет из них живописную группу, то возникающую, то исчезающую за стеклом парадной двери. Арган посмотрит - они стоят; посмотрит ещё раз - их нет. Ему кажется, что это наваждение. Это и есть наваждение. Сугубо театральное. Такое двуединство реальности и мнимости, такой кордебалет, движение и мимика которого включены в постановочную партитуру, при том, что на внешний ход событий эта группа в париках и ливреях не влияет никоим образом. Зато уже одним своим существованием подтверждает сверхсюжетное устремление всей затеи, претендующей быть и комедией характеров, и комедией положений, и, разумеется, комедией-балетом. А в целом — высокой комедией. То есть такой, где у комического всегда есть драматическая подоплёка. Где одно без другого не существует.
Размышляя на примере Гольдони о природе высокой комедии, Джорджо Стрелер говорит о «трепете вечности», которого необходимо добиваться на сцене. И поэтому с подозрением относится к «заведённому механизму» сценической интриги, находя, что Гольдони и сам намеренно прячет этот механизм, обволакивает действие атмосферой печали и меланхолии, «которая обычно живёт рядом с добротой». Мольер в этом отношении, конечно, не так воздушен, как венецианец. Но Женовач подходит к нему со стрелеровским ключиком.
Когда впервые открывается занавес, мы видим человека в шлафроке, сидящего в кресле у горящего камина, и тень этого человека, пляшущую на высоких дубовых стенах. Трудно вообразить, что это и есть тот самый мнимый больной, которому предстоит ломать комедию. Картина магическая, завораживающая. Не сулящая ничего смехотворного. Напротив, в ней сразу же читается отказ обслуживать «заведённый механизм» комических ситуаций. Сценическое пространство решено художником Александром Боровским с неожиданным архитектурным размахом. При том никакой помпезности, самодовольной и бессмысленной декорированности, как в провинциальной опере. Не иллюстрируя сюжет, но и не контрастируя с ним, не выдавая жанр, это пространство, напоённое воздухом и светом, устремлённое ввысь, вбирает в себя всю совокупность переливчатых настроений спектакля. Здесь можно затеряться, предаться уединённым фантазиям... Почувствовать «трепет вечности».
Сергея Женовача пресса в последнее время хвалит с редким единодушием. И с благодушием, ещё более редким для наших дней. Тут и «гармонический дар», и какая-то «особая теплота», и «милота» (тоже, видно, особая), и «лёгкое приятие жизни»... Этими ласковыми словами, этими совокупными усилиями вылеплен образ режиссёра, приятного во всех отношениях. Но таких режиссёров не бывает в природе. Блаженных среди них нет. В основе всякого лёгкого приятия, всякого лёгкого дыхания, явленного художником миру, всегда таится что-то нелёгкое. Таится, но и проступает. Светит изнутри.
Что же это светит? Как это назвать?
Поневоле вспомнишь несчастного Арто, глубоко опечаленного невозможностью улавливать и передавать словами, передавать с исчерпывающей адекватностью, всю полноту и текучесть собственных мыслей и душевных движений. Все их оттенки. Все оттенки оттенков. Его пытались утешить: месье, такое недоступно никому, это выше человеческих возможностей. Он понимал: да, выше. Но смириться всё равно не мог. И навсегда остался опечален. Арто был безумец, и безумец яростный. Но такие, как он, сжигающие себя, лишь в более концентрированном и демонстративном виде проявляют универсальность внутренней печали (и меланхолии, как добавил бы Стрелер), неотъемлемой от любого, сколь угодно гармонического дара. Надо ли в качестве примера называть «Реквием» и Сороковую симфонию Моцарта? А может быть, лучше вспомнить «Жизнь артиста», вальс Иоганна Штрауса, чьё приятие жизни уж такое, казалось бы, лёгкое, легче вроде и не бывает, всё равно обнаруживает чуткость к её диссонансам.
Когда-то, много лет назад, мы, молодые сотрудники журнала «Театр», скептически относились к тому требованию, с которым Наталья Крымова считала нужным подходить к спектаклю: спектакль должен быть художественным, а его создатели должны быть художниками. Нам казалось, что это требование не то что неправильное, а какое-то слишком правильное. Слишком простое и потому уязвимое. Теперь такой простоты стало не хватать. Теперь отмечать художественность результата, а тем более художественность намерений, не очень принято. Считается, что это манера замшелой критики, со всеми её «отражениями» и «ликованиями», критики, вычитывающей из сценического текста не формулу спектакля и не вердикт, но возможность объясниться с собеседником — художником и читателем, вывести из своего впечатления какие-то «лишние» смыслы. Между тем художественность, при всей .неотчётливости этого критерия, на чувственном уровне запечатлевается очень даже отчётливо. Вопрос лишь в том, насколько ты способен воодушевить своим чувством других. И нужно ли это тебе самому. Крымовой было нужно.
В сезоне 1992/1993 она едва ли не первой определила характер одарённости молодого режиссёра Женовача. Сначала написала у нас в «Московском наблюдателе» о его «Владимире III степени», поставленном с «фоменка-ми», тогда ещё студентами. А вскоре, испытывая к режиссёру живой интерес, ради его спектаклей «Король Лир» и «Русский свет» (трилогии по «Идиоту» Достоевского) решилась переступить порог Театра на Малой Бронной («нечистое место», по её словам).
«Роман Достоевского, - пишет Крымова, - прочитан режиссёром-художником (вот опять! Это у неё постоянно: художник или нехудожник. - Примеч. авт.), не склонным к бунту, протесту и душевному хаосу». Но, не ограничиваясь констатацией гармоничности его мировосприятия, она рассуждает как раз о цене гармоничности, которую режиссёру-художнику предстоит заплатить. Она замечает некоторые совпадения между характером персонажа (князя Мышкина) и характером режиссёра и говорит об этом как о возможном «залоге трагедии» последнего: «... взгляд Мышкина может лишь до поры до времени утишить и примирить то, что в обществе и в человеческих натурах непримиримо... Дай Бог здоровья и успеха режиссёру, но судьбой князя все же управляет Достоевский, художник беспощадный, жутковатый». Это очень верно. Ни один князь Мышкин на свете не напишет о себе хорошего романа и не поставит хорошего спектакля.
В чём же отличие гармоничности Женовача от гармоничности его героя?
Ответ Крымовой опять-таки прост: ни одна положительная идея не способна пройти те тупики и лабиринты, сквозь которые проникает свет художественности. «Еспи название «Русский свет» следует понимать как многозначительное указание на географию, на определённый национальный источник и характер света, мне это кажется указанием... по существу бессмысленным. Но гораздо важнее кажется, что и в унылых сумерках, и в блистании огней современной рыночной, рекламы сами спектакли Сергея Женовача светятся ровным, сильным светом искусства и серьёзного труда, который всякому искусству предшествует».
Многое за эти годы пережив и преодолев, сегодня Сергей Женовач, кажется, готов к чему-то такому, что и с наскока поостерегутся назвать милым.
И последнее, о чём хотелось бы сказать.
Тема болезни — болезни, возвышающей человеческий дух и обостряющей его чувствительность к непримиримым противоречиям бытия, - в современном искусстве разработана, кажется, до отказа, до пародийного вырождения. По той дороге, что проложена Достоевским, Ницше, Ван Гогом, Арто, Томасом Манном (в «Докторе Фаустусе»), сегодня бродит множество мнимых больных, в том числе драматургов и режиссёров. Эти предприимчивые симулянты слишком хорошо усвоили, что быть здоровым — некрасиво, а красиво - делать арт-бизнес, вываливая перед публикой свои грошовые психоанализы, свою бесформенную кучу подсознания. (Нечто подобное наблюдалось в десятые годы прошлого века, когда идеи серьёзных мыслителей и поэтов подхватил «уличный символизм». Когда, по словам Мандельштама, даже «половой, отражённый двойными зеркалами ресторана «Прага», воспринимался как мистическое явление».) Так вот, спектакль Женовача тем ещё хорош, что оппозиции «здоровое—больное», спекулятивно вывернутой наизнанку, возвращает её естественный смысл. Без пафоса, без полемической запрограммированности. Не специально. Что лишний раз говорит об отсутствии в этом режиссере нехудожественного расчёта.
Александра Заславская, Валерий Семеновский
«Театр», №1, 2006
27.04.2006
Подробнее
АЛЕКСАНДР КЛЮКВИН: «ПАТРИОТИЗМ ОНИ ВОЗЯТ С СОБОЙ В МЕРСЕДЕСАХ»
АЛЕКСАНДР КЛЮКВИН: «ПАТРИОТИЗМ ОНИ ВОЗЯТ С СОБОЙ В МЕРСЕДЕСАХ»
Его голос звучит глубоко, строго и мужественно. Он ассоциируется с каналом «Россия»...
Его голос звучит глубоко, строго и мужественно. Он ассоциируется с каналом «Россия»...
АЛЕКСАНДР КЛЮКВИН: «ПАТРИОТИЗМ ОНИ ВОЗЯТ С СОБОЙ В МЕРСЕДЕСАХ»
Его голос звучит глубоко, строго и мужественно. Он ассоциируется с каналом «Россия». Потому что большинство документальных программ и фильмов второго канала, передач на военную и исторические темы, реклама и анонсы предстоящих передач не обходятся без его участия. Четкая дикция, сдержанность тона, энергичность интонаций его речи - фирменный знак «России».
Его голос звучит везде и всюду. Не только на второй кнопке, но и на ОРТ, НТВ и многих других каналах телевидения. С его помощью разговаривает по-русски знаменитый лейтенант Коломбо и обаятельное смешное существо Альф – герои популярных сериалов, а также многие, многие персонажи зарубежных художественных, телевизионных и анимационных фильмов. Озвучивая перевод иностранного текста, он дает нам понять, чем живут и дышат герои Аль Пачино, Де Ниро, Дастина Хоффмана, Питера Фалька, Майкла Дугласа, Джонни Депппа…
При этом он – один из ведущих артистов Малого театра, очень плотно занят в его репертуаре. Почти ежедневно он выходит на сцену в образах героев русской и зарубежной классической драматургии, таких как Городулин («На всякого мудреца довольно простоты», Глеб Меркулыч («Правда – хорошо, а счастье лучше»), фон Кальб («Коварство и любовь»), Дюпре («Таинственный ящик»), Андрей Прозоров («Три сестры», Беральд («Мнимый Больной»)…
Сейчас он репетирует роль смотрителя богоугодных заведений Земляники в спектакле «Ревизор», который ставит Юрий Соломин, а также готовится к съемкам в двух художественных фильмах.
Два года назад он выпустил актерский курс во ВГИКе. А еще он слагает стихи, пишет пьесы и сказки. И все это один человек - народный артист России Александр Клюквин.
- При такой невероятной занятости в театре и на телевидении когда вы находите время писать стихи и пьесы?
- На этот вопрос ответить не могу, потому, что я сам не знаю. Иногда наш художественный руководитель Юрий Мефодьевич Соломин дает мне задание поздравить кого-то в стихотворной форме. Иногда самому очень хочется что-то написать. Я задаю своему подсознанию тему. Она там крутится, крутится, крутится. И потом, вдруг возникает строка. Я ее записываю. Потом опять работает подсознание, и возникает вторая строка. Так и идет. Только надо ловить. Обычно пишется за день, два.
А вот пьесу «Сказка о самой сильной силе» я писал год. У нее оригинальный сюжет. Я его придумал. А персонажи начали вырисовываться сами. Как у Булгакова, в коробочке стали сами ходить, разговаривать. Иногда оставалось только записывать. Они все делали сами. Конечно, это дело непростое. Ведь сказка рифмованная, и размер у нее довольно сложный. Рассчитана она на зрителей лет от семи и до бесконечности. Можно поставить только для детей. Можно для детей и для взрослых. А можно только для взрослых. Правда, у пьесы получился большой размах. И чтобы ее поставить, на мой взгляд, надо много денег, чего в нашей стране, конечно, не хватает. Там много всяких волшебных превращений. Есть дракон, который на глазах из маленького превращается в большого, есть говорящая книга и так далее. Естественно, эта сказка о добре и зле и, конечно же, о любви.
Сейчас пишу вторую сказочную пьесу, если получится. Она строится на основе русской народной сказки «Марья-Моревна». Но пишется несколько трудней, чем первая, потому что не я её придумал.
- А стихи начали слагать еще в школе, наверное?
Нет. Лет до тридцати даже не догадывался, что могу писать. Более того, всегда удивлялся, как это люди подбирают слова в рифму. Может быть, толчок дала сильная страсть, любовь или какой-то стресс. А может быть, я всегда умел, только не знал, что я умею. Просто не пробовал. То есть, наверное, необходимости не было что-то писать, рифмовать. Я не профессиональный поэт. Я - актер. Стихи, конечно, стали частью моей жизни. Но, в целом, сочинительство - это мое хобби. А жизнь моя – это театр, кино, телевидение.
- А как пришло решение связать свою жизнь со сценой? И были ли сомнения, колебания в выборе профессии?
Актером решил стать в 9-ом классе. Я сыграл Змея Горыныча в школьном КВН. Потом с большим успехом прочитал «Баню» Зощенко. А, кроме того, летом я поработал на заводе и понял, что к шести утра никогда в жизни на работу ходить не смогу. Я - исключительная сова. И когда стоял около конвейера, меня просто шатало.
Ну, как и все, естественно, я думал, что играть на сцене и в кино - это очень красивая, очень творческая профессия. Жизнь – сплошной полёт. Но все оказалось не совсем просто. Когда я решил пойти в актеры, я знал только, что есть ВГИК и есть ГИТИС. Больше ничего о театральных ВУЗах не знал. Во ВГИК я как-то зашел. Понял, что там мне делать нечего. Студенты, такие раскованные, красивые, независимые, расхаживают по огромным коридорам. Я подумал пойду-ка я лучше в ГИТИС. Пришел, а там все оказались еще более крутые. Все студенты в джинсах, в джинсовых костюмах, с длинными волосами. Общаются легко, свободно, непринужденно. Понял я: не с моим рылом в этот калашный ряд. Ушел. Но мысль эту не оставил.
Пошел наниматься рабочим сцены во МХАТ. Но поскольку мало знал тогда, вместо МХАТа забрел в Малый. Это был первый театр в моей жизни, куда я пришел наниматься на работу. Может быть, это был знак судьбы. Но поскольку в тот момент монтировщики Малому театру были не нужны, я, узнав точный адрес Художественного театра, устроился на работу в его филиал. Зарабатывал очень большие по тем временам деньги, дослужился за полгода до старшего монтировщика.
А потом мама увидела объявление о том, что некто Михаил Юрьевич Романенко набирает ребят в студию для подготовки в театральный ВУЗ. Я пошел записываться в студию. Но после того, как прочитал что-то Михаилу Юрьевичу, он сказал, что мне вовсе не надо быть актером. Я стал упрашивать его, и он согласился взять меня кандидатом. Кончилось тем, что Романенко в студию меня взял. Более того, день моего прихода, 14 марта, он впоследствии объявил днем рождения студии «Гармония».
В тот же год я поступил в Щепку. Закончив, попал в Малый театр. И вот 27 лет я здесь.
- Ну, это такая общая канва. Поступил, закончил, пришел в театр. А когда действительно вы ощутили себя актером, не по тому, что в дипломе указана эта специальность, а потому, что поняли: получилось, свершилось, состоялся…
- Такие ощущения периодически наплывали волнами, и также волнами уходили. Я и сейчас не могу сказать, что я состоялся как актер. Потому что все развивается, все меняется. Михаил Иванович Царев говорил когда-то: актером становятся в 50 лет. В 60 приходит опыт. 70 лет – это актерская мудрость. А 80 – это уже маразм.
По-разному бывает. Иногда думаю, что надо бы что-то сделать, улучшить, усовершенствовать. Порой думаю, что вроде бы что-то у меня получается. Но вообще ощущать себя более-менее приличным, не самым плохим, скажем, актером начал лет, наверное, 10-15 назад. И все равно каждый день – это новый экзамен. Вот, например, сейчас закончилась репетиция. Вводили нового исполнителя в спектакль «Коварство и любовь», который идет много лет. И все эти годы я играю в этом спектакле фон Кальба. Казалось бы, мог бы на репетиции работать в пол силы. Тем более у меня голос больной, я сейчас сильно простужен. Нет же, не могу. Копытом землю рою. Зачем? Надо. Профессия такая, ничего не поделаешь.
- А кто помогает вам постигать секреты профессии? Кого вы считаете своими учителями?
- Михаила Юрьевича Романенко, давшего мне первые уроки мастерства. Михаила Ивановича Царева, на курсе которого я учился в училище имени Щепкина. Нашего Художественного руководителя Юрия Мефодьевича Соломина. И, конечно же, Виталия Соломина, в спектаклях которого я работал. А вообще, если говорить по большому счету, весь Малый театр, всё Щепкинское училище и все мои товарищи – это мои учителя. Даже те, что моложе меня, даже те, которые только пришли в театр. Все равно учиться надо всегда и у всех. Что я и стараюсь делать.
- То, чему вас обучили, вы, без сомнений, передали своим ученикам во ВГИКе. Что дал вам опыт педагогической работы? И почему сейчас вы перестали преподавать?
- По нескольким причинам. Я пришел во ВГИК по приглашению Виталия Соломина. Он набирал курс и руководил им. Мне было очень интересно с ним работать. А когда его не стало, подстраиваться под кого-то я не захотел. Это, во-первых. А во-вторых: курс я выпустил, как я мог их бросить, но по природе я, видимо, не такой как иные преподаватели. Есть такая профессиональная особенность у педагогов, когда они могут переключаться с курса на курс. А я их так люблю, что сразу взять других и начать их также любить, не получается. А любить надо также. Иначе, какой смысл. И третья причина: нужно было отдавать студентам тучу времени. 4 дня в неделю по 5-6 часов плюс дорога. Дорога в одну сторону занимает 50 минут или час. Оттуда столько же. Значит, как минимум нужно 7 часов в день. Да где же я их возьму, да еще при зарплате в две с половиной тысячи рублей в месяц, которые платят педагогу. У меня ведь еще и семья есть. Потом я же еще хочу и сам успеть что-то сделать?
Но этот опыт не прошел даром и для меня, и я надеюсь, для моих учеников. Я многому научился. Сам многое понял, когда учил ремеслу ребят. Таланту научить ведь нельзя. Он или есть, или нет. Но можно обучить ремеслу. Можно отдать свой опыт и научить, допустим, как ходить по сцене, как повернуться, как говорить, как себя экономить, как себя тратить. Есть же секреты актерские. И когда я им все это отдавал, я параллельно и сам это проходил, сам для себя повторял. То есть обновил свой опыт. Кроме того, я научился у своих учеников многому. Они все – талантливые творческие люди.
Может быть, когда-нибудь поработаю еще со студентами, но только, если будет возможность набрать свой курс. А для этого необходимо, чтобы семья была обеспечена. Иначе я что-то буду делать в ущерб. Либо ученикам, либо семье, либо себе. А такое дело, как педагогика, должно быть радостным. Ему надо полностью отдаваться, иначе оно теряет смысл.
- А семья обеспечена в основном за счет дубляжа и озвучания на телевидении…
- Не только. У меня и жена работает. Она - дизайнер, декоратор интерьеров. Неплохо для женщины зарабатывает. Но я, конечно, больше приношу. Работаю на износ. Голос мой звучит везде. Мне даже самому иногда противно. Стараюсь отсеивать то, что мне не надо. Что-то получается. Многие даже говорят, что я лучше всех. Но так не бывает. У японцев есть поговорка: Нет самого сильного человека, как нет самого большого числа. Я открыт к диалогу. Если кто может лучше, пожалуйста, пусть покажет, я уступлю место или сам поучусь, а потом его поборю.
- Вы озвучиваете очень много текстов в фильмах, сериалах, телепередачах. Эта работа не выхолащивает, не отнимает силы от театра?
- Нет, наоборот, она очень помогает. Ошибка думать, что такая работа мешает большому творчеству. Она учит владеть голосом, учит, как через голос выразить состояние. Это – один из признаков ремесла. К тому же я часто озвучиваю таких артистов, как де Ниро, Аль Пачино. Хоффман…Я же с ними работаю как партнер. А у них, конечно же, есть чему поучиться.
Хотя так случается, конечно, не всегда. Потому что хороших и художественных и документальных фильмов, хорошей интересной работы попадается не так много. Я с ужасом вспоминаю, как лет 8 назад я писал бразильские и мексиканские сериалы один за другим. Надо было записать 5-6 серий в день, чтобы выработать норму и более-менее заработать. К третьей серии я уже был никакой. Бесконечный пересказ одного и того же из серии в серию. Одни и те же слова, одни и те же интонации, одно и то же выражение лица. У меня начинала чудовищно болеть голова. Я ушел. И никогда не буду браться за такую работу. Ни за какие деньги.
Сейчас на нашем телевидении широко разворачивается документальное кино. Это бывает интересно. Новые знания, новые люди, новые кадры, новые исторические данные. Но эти фильмы стали делать в определенном формате. Передачи уже пекутся, как блины. На каждом канале по 2-3 документалки в неделю. Их уже штампуют одну за другой. И они далеко не всегда радуют.
- А как происходит процесс озвучания ? Есть ли возможность изучить материал заранее. Бывают ли звуковые репетиции? И как вообще удается находить верную интонацию?
- Никаких репетиций и никакого предварительного изучения текста. Все пишется сходу. Ну, может быть, с режиссером мы минут пять поговорим, и он мне скажет, про что кино. Может быть, я быстренько пробегу текст. И все. Этого достаточно. Время как-то уплотнилось. 30-40 лет назад эта работа – озвучание документального фильма заняла бы недели две. Вначале бы читали текст, потом смотрели бы материал, потом разговаривали с режиссером и пробовали, потом начинали бы писать и писали бы по фразе. Сейчас этого делать невозможно. Не те скорости.
- А если ваше восприятие поставленной в фильме проблемы не совпадает с точкой зрения режиссера и автора, как тогда быть?
- Значит либо я говорю об этом режиссеру и автору, либо я пытаюсь свою точку зрения примирить с их позицией, либо я просто выступаю в роли исполнителя. Автор – заказчик, стало быть, он прав, это его кино. Он меня пригласил прочитать написанные им слова. Я должен уважать его точку зрения, потому что он – автор.
- А если вы категорически не согласны?
- Тогда ухожу. Меня несколько раз просили озвучить рекламу перед выборами в поддержку КПРФ, ЛДПР. Хорошие деньги предлагали. Я не стал.
- Поговорим о театре. Кем в вашем понятии является идеальный партнер на сцене?
- Идеальный партнер – это человек, для которого я значу больше, чем он сам. Это артист, способный умереть в партнере, отдать ему все. Тогда и я ему отдаю все. И получается, что мы, отдав друг другу все, становимся в два раза богаче каждый. А если я никому ни копейки не дам, то останусь один, став в два раза беднее. Идеальный партнер – тот, который своего партнера любит больше, чем себя. Наш театр знаменит такими партнерами. Каждый второй артист – именно такой. Поэтому имена называть не буду, слишком долго придется перечислять.
А какой театр вам ближе и интереснее: режиссерский или актерский?
Хороший, все равно какой. Главное, чтобы было видно, слышно, понятно. Чтобы не доставали через голову правой рукой левое ухо. Чтобы не переосмысливали классическую пьесу «по-современному». Если автор написал так, значит и ставить так надо. А если ты хочешь иначе, найди пьесу, где написано так, как ты хочешь, или напиши свою. Не надо паразитировать на авторе, не надо его подчинять себе и извлекать из него себе пользу. Когда из классики вытягивают что-нибудь жареное, желтенькое, клубничное – это ужасно противно. Это значит, что у режиссера нет сил сделать спектакль так, как была написана пьеса, и он ищет какой-то дополнительный допинг, какой-то наркотик, чтобы впрыснуть его для усиления интереса.
Когда мы были на гастролях в Марселе, в то же время там был один наш, сейчас не помню какой, российский театр со спектаклем «Ревизор». Увидев фотографии этого спектакля, я просто остолбенел: на сцене голые женщины и имитация полового акта. Я не понимаю: зачем? Хочешь про это, инсценируй «Декамерон» или что-нибудь в таком духе. Зачем же издеваться над «Ревизором»?
Поэтому для меня и режиссерский и актерский театр одинаково хорош. Легче, конечно, актерский. Интереснее – режиссерский. Вот если бы можно их соединить счастливо, было бы чудесно.
- У Вас есть роль, о которой мечтаете?
- Есть не то, чтобы роль, а образ, исторический персонаж, которого я очень хотел бы сыграть. Это Александр Меншиков, сподвижник Петра Великого. А если говорить о написанных ролях, я сейчас в таком периоде нахожусь, когда почти любую роль можно сыграть. Но это период будет длиться недолго. Может быть, еще года два-три. И наступит другая возрастная категория. Особенно в кино. На сцене еще припудриться можно, бороду наклеить. И возраст не так будет виден. А в кино уже не спрячешься. Хорошую роль хочется. Но не могу сказать, что есть какая-то конкретная роль, которая является мечтой всей моей жизни. Я вообще в это не верю. Это байки актерские, по-моему. Хотя, может быть, я не знаю, просто у меня такого нет, чтобы вот так желать какую-то роль до дрожи. Всю жизнь мечтать о ней, как Борис Андреев всю жизнь хотел сыграть короля Лира.
- А как вы поступаете, если предлагают роль, которая совсем неинтересна? В кино можно отказаться от такой работы, а в театре?
- И в театре можно отказаться. Сейчас я уже могу себе это позволить. От одной роли я отказался. Было такое. Но, если вдруг такая ситуация сложится, что роль не нравится, а играть надо, значит будем играть. На то я и артист, чтобы сделать так, чтобы эта роль была.
- А бывает так, что роль не устраивает не по творческим, а по моральным соображениям?
- А это уже вопрос не к роли, а к режиссеру. Потому что любую роль можно поставить с ног на голову. И она может стать чудовищной. Важна точка зрения, концепция. Слов самих по себе плохих нет. Есть плохой смысл, вкладываемый в эти слова. А что такое слова – сочетание звуков. Не более.
- У вас не случались роли, которые оказывали столь сильное влияние, что вызывали на не свойственные прежде поступки, изменяли что-то в характере, в поведении?
- Ну, одна роль, после которой я начал меняться, в кино у меня была. Я купил себе тренажеры, гантели, сбросил 12 кг и стал выглядеть как-то более-менее. И сейчас уже я на себя в зеркало могу смотреть без содрогания. У меня и в гримерке гантели, и дома гантели с тренажером. Я продолжаю заниматься.
- А так, чтобы сильно влияло на характер, на психику?
- Может быть, такое бывает у гениев либо у сумасшедших. Я, наверное, не тот и не другой. А потому так углубляться, чтобы роль мне что-то начала говорить, пожалуй, не могу. А потом я же над ролью работаю, а не она надо мной. Я же ее делаю, я - ее хозяин. Я на нее влияю. А она дает мне удовлетворение, если хорошо сделана. А если она будет сильно на меня влиять, то значит, я либо что-то неправильно делаю в ней, либо пора уже лечиться.
- Как вы восстанавливаетесь после спектаклей и изнуряющей работы на ТВ?
- Сейчас довольно тяжело, потому что у меня инфекция какая-то. Мне бы помолчать месяц. Или хотя бы недельку помолчать. Но нельзя. У меня каждый день спектакли. И каждый день озвучание. А вообще, когда не болен, то работа мне не в тягость. Я уже привык. Может так и надо? Организм в этот ритм вошел. Так и живет. Вместе с отпуском за год у меня набегает дней 10-12 выходных. С одной стороны, это, конечно, тяжело. Но с другой стороны, если бы я занимался не любимой работой. Но Я же не гробы делаю, не землю копаю. Я занимаюсь любимым делом. Сама работа и дает силы.
- Вы любите компании, когда есть время для этого?
- Раньше любил. Теперь уже не очень. Это от усталости, наверное. Сейчас я больше люблю побыть дома, чтобы я лежал, читал книжку или смотрел хорошее кино. Чтобы тихо было. Или чтобы только самые близкие друзья пришли. Новый год я люблю встречать вдвоем с женой. Две бутылки французского шампанского, черная икра и все. И в два часа пойти спать. Вообще я не понимаю, что это за праздник такой Новый год. Почему надо так радоваться, что пришло первое января? Не понимаю, почему обязательно надо есть и пить ночью до утра и натужно веселиться по поводу того, что кончился год. Не понимаю, почему этот день считают рубежом, этапом и кричат ура, обнимаются, целуются, запускают фейерверки. Я не понимаю этого праздника. Красивый праздник – Рождество. А Новый год – придаток к нему.
- Наверное, многие верят в Новый год как в сказку. Связывают с его наступлением надежды, мечты, новые планы…
- Так Новый год здесь не причем. Там ничего такого особенного нет. Просто очередной этап работы. Мы сами его создаем.. Я, например, свои надежды связываю с весной. Или с началом осени. Потому что именно весна для меня –начало новых работ, новых съёмок, время театральных премьер, начало гастролей. А осень – это начало работы в театре. Начало новых репетиций, подход к новой работе, разбор новых пьес. А все, что между осенью и весной – это текущая работа.
Новый год - семейный праздник, как мне кажется. Но я вообще больше люблю старый Новый год . Может, потому что он не имеет отношения к государству вообще. Мне нравятся негосударственное праздники. А все, что относится к государству, я не люблю. Чиновников не люблю. Протоколы не люблю. Вообще, это давно известно, - самая большая беда в России - это чиновники. Чиновники, потом – милиция и только потом бандиты и организованная преступность. Я в такой последовательности их ставлю. Потому что организованная преступность она хотя бы по-своему честна. А милиция только называется милицией, а на самом деле – это организованная преступность, закрытая законом. Чиновник же - та же самая организованная преступность, но закрытая законом и имеющая огромную власть.
- Что с этим делать?
- Не знаю. Страна перевёртышей. Непредсказуемая страна. Нами давно управляют нечестные люди. Троечники по своей сути. Отличники – люди, которые овладели специальностью, свою профессию не променяют ни на что. Они будут ею заниматься. А троечники всегда идут в общественную работу.
- А вам разве не доводилось заниматься общественной работой?
- Это была тяжелая повинность, неприятная обязанность. Работать секретарем комсомольской организации театра было для меня так ненужно, так неинтересно, так скучно. Но время такое было. Надо было. Молодому актеру в 25 лет трудно спорить со старшими коллегами. Если директор театра сказал «надо», как сказать «нет». Но, Слава Богу, что я по этому пути не пошел. Значит, надеюсь, я не троечник.
Хотя я успел в партии 11 лет побыть, искренне веря в коммунистическую идею. Может, закрывая от себя то, что я видел. Не желая это видеть. Я по натуре оптимист. Вот и сейчас даже, видя, что вокруг происходит, иногда ловлю себя на мысли, что я верю в возможность того, что будет что-то хорошее. Иногда думаю, может, я что-то не понимаю, и нами все-таки правильно управляют. И президент все знает и точную политику ведет.
Иногда хочется верить. Но большей частью я не верю, потому что чаще всего нас дурят, обманывают, нас обворовывают. Крадут всё, что можно, все, кто хочет. И только нам нельзя. Потому что мы не милиция, не чиновники и не бандиты. Мы - граждане. Нам воровать нельзя. А им можно, потому что у них есть власть и оружие. Нет у народа великого уравнителя – кольта. Нет в стране продажи оружия. А если бы народ владел оружием, они бы не стали вести себя так разнузданно. Потому что вооруженный народ – это сила. Если народ берет оружие и оборачивает его против власти, значит он властью не доволен. А сейчас они наши слова за оружие не считают. И наше недовольство полностью игнорируют.
- Вы внимательно следите за всем, что происходит в стране?
- Это беда моя. Меня так раздражает, что люди многого не понимают и что наш народ порой ведет себя, как стадо. Я в ужасе от вечно смеющихся лиц на «Кривом зеркале» или на «Смехопанараме». Подобные программы идут по 6 часов в день на трех-четырех каналах. Они превратят народ в смеющихся идиотов. Эта катастрофа. То, что творят эти люди на сцене, а они называют себя артистами, вообще не совместимо с человеческим. Они сняли все свои тормоза. Юмор ниже плинтуса. Как можно так себя не уважать, чтобы говорить такую пошлость. После этого надо рот с мылом мыть.
А все потому, что нет президентской программы по культуре. Дураками управлять легче, проще. А чтобы управлять умными, самим надо быть культурными людьми. А тогда нельзя быть троечниками. Не могут троечники управлять культурными людьми. Ума и знаний не хватит.
Вообще, я понял: построение коммунизма возможно в одной отдельно взятой семье. Если каждый в своей семье построит счастливое общество, то будет коммунизм. Вот к этому и следует стремиться каждому. И не надо болеть за всё человечество. И каким-то сверх патриотом тоже быть не к чему. Я вообще не вполне понимаю, что означает странное для меня понятие патриотизм. Почему березка с этой стороны границы лучше, чем с той? Почему «Жигули» лучше, чем «Рено» или «Мерседес». Только потому, что они наши? Неужели человек, который живет здесь, лучше того, что живет за линией границы только потому, что он на этой стороне. А если он станет жить там, он сразу станет хуже? Это какие-то политические игры. Надо как-то управлять нами. Управляют и патриотизмом тоже.
Я люблю свой театр, я люблю своих родных и друзей. Я люблю своих коллег, свою жену, дочь, собаку. Но причем здесь патриотизм? Вообще что это такое? Отдать жизнь за Родину – это красиво. Но не за Родину я отдам жизнь, если понадобится. И уж, во всяком случае не за правительство и не за государство. А, а за тех, кого я здесь люблю и кого я защищаю. Для меня любой человек в Соединенных штатах, которого я не знаю, априори хороший, пока он не доказал обратное. А того, кого я вижу у себя во дворе вечно пьяным и разговаривающим только матом, я не могу считать хорошим и не могу любить. Хоть он и наш, родной. Но я не хочу с ним родниться. Мой патриотизм – это те, кого я знаю и люблю. Вот это моя родина.
- И как быть? Мы что-то можем изменить?
- Можем. Если каждый в своей семье, в своем ближайшем окружении сделает так, чтобы всем было хорошо, так всем и будет хорошо. Свобода каждого человека, как известно, заканчивается там, где начинается свобода другого. Этому следовать тяжело, но попытаться можно. И еще существует одна, неопровержимая для меня истина: делай, что должно, и будь, что будет. Это два принципа, по которым я стараюсь жить. Не всегда, конечно, получается.
- Но у людей публичных профессий ответственность больше, чем, у других. Поступки известных, популярных людей более заметны, к их словам больше прислушиваются.
- Возможно, кто-то прочитает нашу беседу и задумается. Для этого я и говорю. И потому я намеренно резок в своих высказываниях. Я не исключаю, что именно эта резкость кого-то привлечет, и человек возьмет и задумается: А почему он так говорит. А вдруг есть какая-то причина? Почему подросток убивает своих родителей, спящих ночью. Есть простой ответ: он сволочь или дегенерат. Но есть и другие объяснения. Может, родители этого мальчишки в свое время сделали что-то такое, чего он не может забыть. Он может жить, только освободившись от этого. Либо убив себя, либо убив их.
Есть разные причины, которые толкают нас на те или другие поступки. У каждого свои. Есть одинаковые обстоятельства, но мотивация поступков у каждого своя. В мировой литературе есть всего, не помню точно, то ли 26, то ли 30 сюжетов. Все остальное – это варианты. Все пьесы укладываются в 25-30 сюжетов. Нюансы только разнятся. Также и в жизни. Есть много стран на земле, и в них живет множество людей. И все они разные. Каждый дышит по-своему. И на каждого падает различное количество снега и дождя. И каждый слышит различные звуки и видит все иначе. Все разные. Почему всех этих разных ставят строем и заставляют ходить в ногу. Не понимаю. И почему надо обязательно быть патриотом, если кто-то сверху объявил, что это хорошо. Ну, ты объявил, ты и будь. Вот сам и покажи пример. Лет 15 побудешь патриотом не потому, что ты у власти, а потому, что ты действительно патриот, я увижу это и скажу себе: да, наверное, он прав. Но ты вначале личным примером покажи. Все наши большие начальники декларируют нам, что они самые большие патриоты. Но почему-то они никак с нашим народом не общаются. У них стены, у них машины, у них охрана. У них патриотизм там, в Мерседесе своем. Патриотизм для себя самих. Все идет к тому, как было раньше. Они делают вид, что управляют, а мы делаем вид, что слушаемся.
- То есть можно делать только свое не очень большое дело…
А так и надо. Каждый должен делать именно свое дело. А когда человек задумывается о судьбах мира – это значит, он ищет возможность отлынивать от работы. Делать надо то дело, которому ты научен. И делать так, чтобы людям, которые рядом с тобой, как можно чаще было хорошо.
Самые плохие часы в моей жизни, когда я обижаю близкого человека. Хуже нет. Когда я ссорюсь с женой, в запале мне поначалу кажется, что я прав. А потом через минуты 2-3, я отхожу и думаю: зачем же я это сделал? И знаю же перед ссорой, что могу быть не прав и что потом трудно будет извиняться, признавать свою неправоту, но ссорюсь. Отчего? А Бог его знает. Потому что, наверное, не идеальный человек. У каждого свои тараканы. И во мне, наверное, сидит большой таракан, который иногда мной управляет. Но надо же стараться не даваться этому таракану. Я стараюсь. Если все будут стараться, то и все будут без тараканов. Они когда-нибудь сдохнут от голода.
- Чем занимается ваша дочь? Вы не жалеете, что она не пошла по вашим стопам?
- Дочь заканчивает Иняз и чем будет заниматься, пока неизвестно. Хочет работать с людьми. Видит себя в общественной работе, но пока не определилась. А что не стала актрисой, не жалею. Женщинам в театре очень тяжело. Особенно если нет очень яркого, выраженного, броского, мощного таланта. Если в большой пьесе написано 30 ролей, так из них 20 мужских и только 10 женских. При этом одна женская главная, а все остальные второстепенные, если вообще есть главная женская роль. А актеров в труппе, как правило, одинаковое количество, что женщин, что мужчин. И как тут быть? Это тяжелая профессия. Если без нее жить не можешь, дышать невозможно, тогда надо идти. А если можешь жить и дышать, не стремись на сцену. Дочь, слава Богу, поняла это.
- У вас много друзей?
- Мало. Это большая проблема. И не только моя, я думаю. Когда человек говорит, что у него очень много друзей, он лжет. Это все равно, что сказать, что у меня очень много жен, которых я люблю. Если Бог дает тебе любовь – один, максимум два раза в жизни, это уже огромная удача. Это счастье. Точно также, если Бог дает тебе настоящую дружбу. Это бывает очень редко. Товарищей, знакомых, людей, которых я искренне люблю, у меня много. Но чтобы я мог назвать их друзьями. Нет, не уверен, что это так.
- Но хотя бы один есть?
Не могу ответить на этот вопрос утвердительно. Точно так же, как не могу ответить на этот вопрос отрицательно. Это сложно поддается определению. Я пытаюсь иногда сам себе ответить на этот вопрос. Но не могу. Потому что безответная любовь бывает, а безответной дружбы нет. Нельзя дружить с человеком, который тебя на дух не переносит. Любить его можно, а дружить с ним не получается. Это все очень взаимосвязано.
Да и времени нет дружить всерьез. Работы очень много и семью нельзя обижать. Раньше я не совсем понимал, чем для меня является семья. А теперь точно знаю, что семья значит очень много. И надо думать, что с этой семьей будет в будущем. А уже подходит время, когда я понимаю, что могут быть внуки. То есть семья разрастается, продлевается во времени дальше.
У меня в жизни два равных вектора, которые иногда переплетаются друг с другом, иногда соперничают, иногда один уходит вперед, иногда второй. Есть работа, и есть семья. По значимости они почти одинаковы для меня. Почти. Все же семья посильнее вектор, чем работа, мне кажется. У меня все подчинено вот этим двум векторам. Все остальное меня меньше интересует. Хорошо или плохо, не знаю. Но так получилось.
Беседовала Наталия Пашкина.
«Общество и Здоровье», №1 2006
Его голос звучит глубоко, строго и мужественно. Он ассоциируется с каналом «Россия». Потому что большинство документальных программ и фильмов второго канала, передач на военную и исторические темы, реклама и анонсы предстоящих передач не обходятся без его участия. Четкая дикция, сдержанность тона, энергичность интонаций его речи - фирменный знак «России».
Его голос звучит везде и всюду. Не только на второй кнопке, но и на ОРТ, НТВ и многих других каналах телевидения. С его помощью разговаривает по-русски знаменитый лейтенант Коломбо и обаятельное смешное существо Альф – герои популярных сериалов, а также многие, многие персонажи зарубежных художественных, телевизионных и анимационных фильмов. Озвучивая перевод иностранного текста, он дает нам понять, чем живут и дышат герои Аль Пачино, Де Ниро, Дастина Хоффмана, Питера Фалька, Майкла Дугласа, Джонни Депппа…
При этом он – один из ведущих артистов Малого театра, очень плотно занят в его репертуаре. Почти ежедневно он выходит на сцену в образах героев русской и зарубежной классической драматургии, таких как Городулин («На всякого мудреца довольно простоты», Глеб Меркулыч («Правда – хорошо, а счастье лучше»), фон Кальб («Коварство и любовь»), Дюпре («Таинственный ящик»), Андрей Прозоров («Три сестры», Беральд («Мнимый Больной»)…
Сейчас он репетирует роль смотрителя богоугодных заведений Земляники в спектакле «Ревизор», который ставит Юрий Соломин, а также готовится к съемкам в двух художественных фильмах.
Два года назад он выпустил актерский курс во ВГИКе. А еще он слагает стихи, пишет пьесы и сказки. И все это один человек - народный артист России Александр Клюквин.
- При такой невероятной занятости в театре и на телевидении когда вы находите время писать стихи и пьесы?
- На этот вопрос ответить не могу, потому, что я сам не знаю. Иногда наш художественный руководитель Юрий Мефодьевич Соломин дает мне задание поздравить кого-то в стихотворной форме. Иногда самому очень хочется что-то написать. Я задаю своему подсознанию тему. Она там крутится, крутится, крутится. И потом, вдруг возникает строка. Я ее записываю. Потом опять работает подсознание, и возникает вторая строка. Так и идет. Только надо ловить. Обычно пишется за день, два.
А вот пьесу «Сказка о самой сильной силе» я писал год. У нее оригинальный сюжет. Я его придумал. А персонажи начали вырисовываться сами. Как у Булгакова, в коробочке стали сами ходить, разговаривать. Иногда оставалось только записывать. Они все делали сами. Конечно, это дело непростое. Ведь сказка рифмованная, и размер у нее довольно сложный. Рассчитана она на зрителей лет от семи и до бесконечности. Можно поставить только для детей. Можно для детей и для взрослых. А можно только для взрослых. Правда, у пьесы получился большой размах. И чтобы ее поставить, на мой взгляд, надо много денег, чего в нашей стране, конечно, не хватает. Там много всяких волшебных превращений. Есть дракон, который на глазах из маленького превращается в большого, есть говорящая книга и так далее. Естественно, эта сказка о добре и зле и, конечно же, о любви.
Сейчас пишу вторую сказочную пьесу, если получится. Она строится на основе русской народной сказки «Марья-Моревна». Но пишется несколько трудней, чем первая, потому что не я её придумал.
- А стихи начали слагать еще в школе, наверное?
Нет. Лет до тридцати даже не догадывался, что могу писать. Более того, всегда удивлялся, как это люди подбирают слова в рифму. Может быть, толчок дала сильная страсть, любовь или какой-то стресс. А может быть, я всегда умел, только не знал, что я умею. Просто не пробовал. То есть, наверное, необходимости не было что-то писать, рифмовать. Я не профессиональный поэт. Я - актер. Стихи, конечно, стали частью моей жизни. Но, в целом, сочинительство - это мое хобби. А жизнь моя – это театр, кино, телевидение.
- А как пришло решение связать свою жизнь со сценой? И были ли сомнения, колебания в выборе профессии?
Актером решил стать в 9-ом классе. Я сыграл Змея Горыныча в школьном КВН. Потом с большим успехом прочитал «Баню» Зощенко. А, кроме того, летом я поработал на заводе и понял, что к шести утра никогда в жизни на работу ходить не смогу. Я - исключительная сова. И когда стоял около конвейера, меня просто шатало.
Ну, как и все, естественно, я думал, что играть на сцене и в кино - это очень красивая, очень творческая профессия. Жизнь – сплошной полёт. Но все оказалось не совсем просто. Когда я решил пойти в актеры, я знал только, что есть ВГИК и есть ГИТИС. Больше ничего о театральных ВУЗах не знал. Во ВГИК я как-то зашел. Понял, что там мне делать нечего. Студенты, такие раскованные, красивые, независимые, расхаживают по огромным коридорам. Я подумал пойду-ка я лучше в ГИТИС. Пришел, а там все оказались еще более крутые. Все студенты в джинсах, в джинсовых костюмах, с длинными волосами. Общаются легко, свободно, непринужденно. Понял я: не с моим рылом в этот калашный ряд. Ушел. Но мысль эту не оставил.
Пошел наниматься рабочим сцены во МХАТ. Но поскольку мало знал тогда, вместо МХАТа забрел в Малый. Это был первый театр в моей жизни, куда я пришел наниматься на работу. Может быть, это был знак судьбы. Но поскольку в тот момент монтировщики Малому театру были не нужны, я, узнав точный адрес Художественного театра, устроился на работу в его филиал. Зарабатывал очень большие по тем временам деньги, дослужился за полгода до старшего монтировщика.
А потом мама увидела объявление о том, что некто Михаил Юрьевич Романенко набирает ребят в студию для подготовки в театральный ВУЗ. Я пошел записываться в студию. Но после того, как прочитал что-то Михаилу Юрьевичу, он сказал, что мне вовсе не надо быть актером. Я стал упрашивать его, и он согласился взять меня кандидатом. Кончилось тем, что Романенко в студию меня взял. Более того, день моего прихода, 14 марта, он впоследствии объявил днем рождения студии «Гармония».
В тот же год я поступил в Щепку. Закончив, попал в Малый театр. И вот 27 лет я здесь.
- Ну, это такая общая канва. Поступил, закончил, пришел в театр. А когда действительно вы ощутили себя актером, не по тому, что в дипломе указана эта специальность, а потому, что поняли: получилось, свершилось, состоялся…
- Такие ощущения периодически наплывали волнами, и также волнами уходили. Я и сейчас не могу сказать, что я состоялся как актер. Потому что все развивается, все меняется. Михаил Иванович Царев говорил когда-то: актером становятся в 50 лет. В 60 приходит опыт. 70 лет – это актерская мудрость. А 80 – это уже маразм.
По-разному бывает. Иногда думаю, что надо бы что-то сделать, улучшить, усовершенствовать. Порой думаю, что вроде бы что-то у меня получается. Но вообще ощущать себя более-менее приличным, не самым плохим, скажем, актером начал лет, наверное, 10-15 назад. И все равно каждый день – это новый экзамен. Вот, например, сейчас закончилась репетиция. Вводили нового исполнителя в спектакль «Коварство и любовь», который идет много лет. И все эти годы я играю в этом спектакле фон Кальба. Казалось бы, мог бы на репетиции работать в пол силы. Тем более у меня голос больной, я сейчас сильно простужен. Нет же, не могу. Копытом землю рою. Зачем? Надо. Профессия такая, ничего не поделаешь.
- А кто помогает вам постигать секреты профессии? Кого вы считаете своими учителями?
- Михаила Юрьевича Романенко, давшего мне первые уроки мастерства. Михаила Ивановича Царева, на курсе которого я учился в училище имени Щепкина. Нашего Художественного руководителя Юрия Мефодьевича Соломина. И, конечно же, Виталия Соломина, в спектаклях которого я работал. А вообще, если говорить по большому счету, весь Малый театр, всё Щепкинское училище и все мои товарищи – это мои учителя. Даже те, что моложе меня, даже те, которые только пришли в театр. Все равно учиться надо всегда и у всех. Что я и стараюсь делать.
- То, чему вас обучили, вы, без сомнений, передали своим ученикам во ВГИКе. Что дал вам опыт педагогической работы? И почему сейчас вы перестали преподавать?
- По нескольким причинам. Я пришел во ВГИК по приглашению Виталия Соломина. Он набирал курс и руководил им. Мне было очень интересно с ним работать. А когда его не стало, подстраиваться под кого-то я не захотел. Это, во-первых. А во-вторых: курс я выпустил, как я мог их бросить, но по природе я, видимо, не такой как иные преподаватели. Есть такая профессиональная особенность у педагогов, когда они могут переключаться с курса на курс. А я их так люблю, что сразу взять других и начать их также любить, не получается. А любить надо также. Иначе, какой смысл. И третья причина: нужно было отдавать студентам тучу времени. 4 дня в неделю по 5-6 часов плюс дорога. Дорога в одну сторону занимает 50 минут или час. Оттуда столько же. Значит, как минимум нужно 7 часов в день. Да где же я их возьму, да еще при зарплате в две с половиной тысячи рублей в месяц, которые платят педагогу. У меня ведь еще и семья есть. Потом я же еще хочу и сам успеть что-то сделать?
Но этот опыт не прошел даром и для меня, и я надеюсь, для моих учеников. Я многому научился. Сам многое понял, когда учил ремеслу ребят. Таланту научить ведь нельзя. Он или есть, или нет. Но можно обучить ремеслу. Можно отдать свой опыт и научить, допустим, как ходить по сцене, как повернуться, как говорить, как себя экономить, как себя тратить. Есть же секреты актерские. И когда я им все это отдавал, я параллельно и сам это проходил, сам для себя повторял. То есть обновил свой опыт. Кроме того, я научился у своих учеников многому. Они все – талантливые творческие люди.
Может быть, когда-нибудь поработаю еще со студентами, но только, если будет возможность набрать свой курс. А для этого необходимо, чтобы семья была обеспечена. Иначе я что-то буду делать в ущерб. Либо ученикам, либо семье, либо себе. А такое дело, как педагогика, должно быть радостным. Ему надо полностью отдаваться, иначе оно теряет смысл.
- А семья обеспечена в основном за счет дубляжа и озвучания на телевидении…
- Не только. У меня и жена работает. Она - дизайнер, декоратор интерьеров. Неплохо для женщины зарабатывает. Но я, конечно, больше приношу. Работаю на износ. Голос мой звучит везде. Мне даже самому иногда противно. Стараюсь отсеивать то, что мне не надо. Что-то получается. Многие даже говорят, что я лучше всех. Но так не бывает. У японцев есть поговорка: Нет самого сильного человека, как нет самого большого числа. Я открыт к диалогу. Если кто может лучше, пожалуйста, пусть покажет, я уступлю место или сам поучусь, а потом его поборю.
- Вы озвучиваете очень много текстов в фильмах, сериалах, телепередачах. Эта работа не выхолащивает, не отнимает силы от театра?
- Нет, наоборот, она очень помогает. Ошибка думать, что такая работа мешает большому творчеству. Она учит владеть голосом, учит, как через голос выразить состояние. Это – один из признаков ремесла. К тому же я часто озвучиваю таких артистов, как де Ниро, Аль Пачино. Хоффман…Я же с ними работаю как партнер. А у них, конечно же, есть чему поучиться.
Хотя так случается, конечно, не всегда. Потому что хороших и художественных и документальных фильмов, хорошей интересной работы попадается не так много. Я с ужасом вспоминаю, как лет 8 назад я писал бразильские и мексиканские сериалы один за другим. Надо было записать 5-6 серий в день, чтобы выработать норму и более-менее заработать. К третьей серии я уже был никакой. Бесконечный пересказ одного и того же из серии в серию. Одни и те же слова, одни и те же интонации, одно и то же выражение лица. У меня начинала чудовищно болеть голова. Я ушел. И никогда не буду браться за такую работу. Ни за какие деньги.
Сейчас на нашем телевидении широко разворачивается документальное кино. Это бывает интересно. Новые знания, новые люди, новые кадры, новые исторические данные. Но эти фильмы стали делать в определенном формате. Передачи уже пекутся, как блины. На каждом канале по 2-3 документалки в неделю. Их уже штампуют одну за другой. И они далеко не всегда радуют.
- А как происходит процесс озвучания ? Есть ли возможность изучить материал заранее. Бывают ли звуковые репетиции? И как вообще удается находить верную интонацию?
- Никаких репетиций и никакого предварительного изучения текста. Все пишется сходу. Ну, может быть, с режиссером мы минут пять поговорим, и он мне скажет, про что кино. Может быть, я быстренько пробегу текст. И все. Этого достаточно. Время как-то уплотнилось. 30-40 лет назад эта работа – озвучание документального фильма заняла бы недели две. Вначале бы читали текст, потом смотрели бы материал, потом разговаривали с режиссером и пробовали, потом начинали бы писать и писали бы по фразе. Сейчас этого делать невозможно. Не те скорости.
- А если ваше восприятие поставленной в фильме проблемы не совпадает с точкой зрения режиссера и автора, как тогда быть?
- Значит либо я говорю об этом режиссеру и автору, либо я пытаюсь свою точку зрения примирить с их позицией, либо я просто выступаю в роли исполнителя. Автор – заказчик, стало быть, он прав, это его кино. Он меня пригласил прочитать написанные им слова. Я должен уважать его точку зрения, потому что он – автор.
- А если вы категорически не согласны?
- Тогда ухожу. Меня несколько раз просили озвучить рекламу перед выборами в поддержку КПРФ, ЛДПР. Хорошие деньги предлагали. Я не стал.
- Поговорим о театре. Кем в вашем понятии является идеальный партнер на сцене?
- Идеальный партнер – это человек, для которого я значу больше, чем он сам. Это артист, способный умереть в партнере, отдать ему все. Тогда и я ему отдаю все. И получается, что мы, отдав друг другу все, становимся в два раза богаче каждый. А если я никому ни копейки не дам, то останусь один, став в два раза беднее. Идеальный партнер – тот, который своего партнера любит больше, чем себя. Наш театр знаменит такими партнерами. Каждый второй артист – именно такой. Поэтому имена называть не буду, слишком долго придется перечислять.
А какой театр вам ближе и интереснее: режиссерский или актерский?
Хороший, все равно какой. Главное, чтобы было видно, слышно, понятно. Чтобы не доставали через голову правой рукой левое ухо. Чтобы не переосмысливали классическую пьесу «по-современному». Если автор написал так, значит и ставить так надо. А если ты хочешь иначе, найди пьесу, где написано так, как ты хочешь, или напиши свою. Не надо паразитировать на авторе, не надо его подчинять себе и извлекать из него себе пользу. Когда из классики вытягивают что-нибудь жареное, желтенькое, клубничное – это ужасно противно. Это значит, что у режиссера нет сил сделать спектакль так, как была написана пьеса, и он ищет какой-то дополнительный допинг, какой-то наркотик, чтобы впрыснуть его для усиления интереса.
Когда мы были на гастролях в Марселе, в то же время там был один наш, сейчас не помню какой, российский театр со спектаклем «Ревизор». Увидев фотографии этого спектакля, я просто остолбенел: на сцене голые женщины и имитация полового акта. Я не понимаю: зачем? Хочешь про это, инсценируй «Декамерон» или что-нибудь в таком духе. Зачем же издеваться над «Ревизором»?
Поэтому для меня и режиссерский и актерский театр одинаково хорош. Легче, конечно, актерский. Интереснее – режиссерский. Вот если бы можно их соединить счастливо, было бы чудесно.
- У Вас есть роль, о которой мечтаете?
- Есть не то, чтобы роль, а образ, исторический персонаж, которого я очень хотел бы сыграть. Это Александр Меншиков, сподвижник Петра Великого. А если говорить о написанных ролях, я сейчас в таком периоде нахожусь, когда почти любую роль можно сыграть. Но это период будет длиться недолго. Может быть, еще года два-три. И наступит другая возрастная категория. Особенно в кино. На сцене еще припудриться можно, бороду наклеить. И возраст не так будет виден. А в кино уже не спрячешься. Хорошую роль хочется. Но не могу сказать, что есть какая-то конкретная роль, которая является мечтой всей моей жизни. Я вообще в это не верю. Это байки актерские, по-моему. Хотя, может быть, я не знаю, просто у меня такого нет, чтобы вот так желать какую-то роль до дрожи. Всю жизнь мечтать о ней, как Борис Андреев всю жизнь хотел сыграть короля Лира.
- А как вы поступаете, если предлагают роль, которая совсем неинтересна? В кино можно отказаться от такой работы, а в театре?
- И в театре можно отказаться. Сейчас я уже могу себе это позволить. От одной роли я отказался. Было такое. Но, если вдруг такая ситуация сложится, что роль не нравится, а играть надо, значит будем играть. На то я и артист, чтобы сделать так, чтобы эта роль была.
- А бывает так, что роль не устраивает не по творческим, а по моральным соображениям?
- А это уже вопрос не к роли, а к режиссеру. Потому что любую роль можно поставить с ног на голову. И она может стать чудовищной. Важна точка зрения, концепция. Слов самих по себе плохих нет. Есть плохой смысл, вкладываемый в эти слова. А что такое слова – сочетание звуков. Не более.
- У вас не случались роли, которые оказывали столь сильное влияние, что вызывали на не свойственные прежде поступки, изменяли что-то в характере, в поведении?
- Ну, одна роль, после которой я начал меняться, в кино у меня была. Я купил себе тренажеры, гантели, сбросил 12 кг и стал выглядеть как-то более-менее. И сейчас уже я на себя в зеркало могу смотреть без содрогания. У меня и в гримерке гантели, и дома гантели с тренажером. Я продолжаю заниматься.
- А так, чтобы сильно влияло на характер, на психику?
- Может быть, такое бывает у гениев либо у сумасшедших. Я, наверное, не тот и не другой. А потому так углубляться, чтобы роль мне что-то начала говорить, пожалуй, не могу. А потом я же над ролью работаю, а не она надо мной. Я же ее делаю, я - ее хозяин. Я на нее влияю. А она дает мне удовлетворение, если хорошо сделана. А если она будет сильно на меня влиять, то значит, я либо что-то неправильно делаю в ней, либо пора уже лечиться.
- Как вы восстанавливаетесь после спектаклей и изнуряющей работы на ТВ?
- Сейчас довольно тяжело, потому что у меня инфекция какая-то. Мне бы помолчать месяц. Или хотя бы недельку помолчать. Но нельзя. У меня каждый день спектакли. И каждый день озвучание. А вообще, когда не болен, то работа мне не в тягость. Я уже привык. Может так и надо? Организм в этот ритм вошел. Так и живет. Вместе с отпуском за год у меня набегает дней 10-12 выходных. С одной стороны, это, конечно, тяжело. Но с другой стороны, если бы я занимался не любимой работой. Но Я же не гробы делаю, не землю копаю. Я занимаюсь любимым делом. Сама работа и дает силы.
- Вы любите компании, когда есть время для этого?
- Раньше любил. Теперь уже не очень. Это от усталости, наверное. Сейчас я больше люблю побыть дома, чтобы я лежал, читал книжку или смотрел хорошее кино. Чтобы тихо было. Или чтобы только самые близкие друзья пришли. Новый год я люблю встречать вдвоем с женой. Две бутылки французского шампанского, черная икра и все. И в два часа пойти спать. Вообще я не понимаю, что это за праздник такой Новый год. Почему надо так радоваться, что пришло первое января? Не понимаю, почему обязательно надо есть и пить ночью до утра и натужно веселиться по поводу того, что кончился год. Не понимаю, почему этот день считают рубежом, этапом и кричат ура, обнимаются, целуются, запускают фейерверки. Я не понимаю этого праздника. Красивый праздник – Рождество. А Новый год – придаток к нему.
- Наверное, многие верят в Новый год как в сказку. Связывают с его наступлением надежды, мечты, новые планы…
- Так Новый год здесь не причем. Там ничего такого особенного нет. Просто очередной этап работы. Мы сами его создаем.. Я, например, свои надежды связываю с весной. Или с началом осени. Потому что именно весна для меня –начало новых работ, новых съёмок, время театральных премьер, начало гастролей. А осень – это начало работы в театре. Начало новых репетиций, подход к новой работе, разбор новых пьес. А все, что между осенью и весной – это текущая работа.
Новый год - семейный праздник, как мне кажется. Но я вообще больше люблю старый Новый год . Может, потому что он не имеет отношения к государству вообще. Мне нравятся негосударственное праздники. А все, что относится к государству, я не люблю. Чиновников не люблю. Протоколы не люблю. Вообще, это давно известно, - самая большая беда в России - это чиновники. Чиновники, потом – милиция и только потом бандиты и организованная преступность. Я в такой последовательности их ставлю. Потому что организованная преступность она хотя бы по-своему честна. А милиция только называется милицией, а на самом деле – это организованная преступность, закрытая законом. Чиновник же - та же самая организованная преступность, но закрытая законом и имеющая огромную власть.
- Что с этим делать?
- Не знаю. Страна перевёртышей. Непредсказуемая страна. Нами давно управляют нечестные люди. Троечники по своей сути. Отличники – люди, которые овладели специальностью, свою профессию не променяют ни на что. Они будут ею заниматься. А троечники всегда идут в общественную работу.
- А вам разве не доводилось заниматься общественной работой?
- Это была тяжелая повинность, неприятная обязанность. Работать секретарем комсомольской организации театра было для меня так ненужно, так неинтересно, так скучно. Но время такое было. Надо было. Молодому актеру в 25 лет трудно спорить со старшими коллегами. Если директор театра сказал «надо», как сказать «нет». Но, Слава Богу, что я по этому пути не пошел. Значит, надеюсь, я не троечник.
Хотя я успел в партии 11 лет побыть, искренне веря в коммунистическую идею. Может, закрывая от себя то, что я видел. Не желая это видеть. Я по натуре оптимист. Вот и сейчас даже, видя, что вокруг происходит, иногда ловлю себя на мысли, что я верю в возможность того, что будет что-то хорошее. Иногда думаю, может, я что-то не понимаю, и нами все-таки правильно управляют. И президент все знает и точную политику ведет.
Иногда хочется верить. Но большей частью я не верю, потому что чаще всего нас дурят, обманывают, нас обворовывают. Крадут всё, что можно, все, кто хочет. И только нам нельзя. Потому что мы не милиция, не чиновники и не бандиты. Мы - граждане. Нам воровать нельзя. А им можно, потому что у них есть власть и оружие. Нет у народа великого уравнителя – кольта. Нет в стране продажи оружия. А если бы народ владел оружием, они бы не стали вести себя так разнузданно. Потому что вооруженный народ – это сила. Если народ берет оружие и оборачивает его против власти, значит он властью не доволен. А сейчас они наши слова за оружие не считают. И наше недовольство полностью игнорируют.
- Вы внимательно следите за всем, что происходит в стране?
- Это беда моя. Меня так раздражает, что люди многого не понимают и что наш народ порой ведет себя, как стадо. Я в ужасе от вечно смеющихся лиц на «Кривом зеркале» или на «Смехопанараме». Подобные программы идут по 6 часов в день на трех-четырех каналах. Они превратят народ в смеющихся идиотов. Эта катастрофа. То, что творят эти люди на сцене, а они называют себя артистами, вообще не совместимо с человеческим. Они сняли все свои тормоза. Юмор ниже плинтуса. Как можно так себя не уважать, чтобы говорить такую пошлость. После этого надо рот с мылом мыть.
А все потому, что нет президентской программы по культуре. Дураками управлять легче, проще. А чтобы управлять умными, самим надо быть культурными людьми. А тогда нельзя быть троечниками. Не могут троечники управлять культурными людьми. Ума и знаний не хватит.
Вообще, я понял: построение коммунизма возможно в одной отдельно взятой семье. Если каждый в своей семье построит счастливое общество, то будет коммунизм. Вот к этому и следует стремиться каждому. И не надо болеть за всё человечество. И каким-то сверх патриотом тоже быть не к чему. Я вообще не вполне понимаю, что означает странное для меня понятие патриотизм. Почему березка с этой стороны границы лучше, чем с той? Почему «Жигули» лучше, чем «Рено» или «Мерседес». Только потому, что они наши? Неужели человек, который живет здесь, лучше того, что живет за линией границы только потому, что он на этой стороне. А если он станет жить там, он сразу станет хуже? Это какие-то политические игры. Надо как-то управлять нами. Управляют и патриотизмом тоже.
Я люблю свой театр, я люблю своих родных и друзей. Я люблю своих коллег, свою жену, дочь, собаку. Но причем здесь патриотизм? Вообще что это такое? Отдать жизнь за Родину – это красиво. Но не за Родину я отдам жизнь, если понадобится. И уж, во всяком случае не за правительство и не за государство. А, а за тех, кого я здесь люблю и кого я защищаю. Для меня любой человек в Соединенных штатах, которого я не знаю, априори хороший, пока он не доказал обратное. А того, кого я вижу у себя во дворе вечно пьяным и разговаривающим только матом, я не могу считать хорошим и не могу любить. Хоть он и наш, родной. Но я не хочу с ним родниться. Мой патриотизм – это те, кого я знаю и люблю. Вот это моя родина.
- И как быть? Мы что-то можем изменить?
- Можем. Если каждый в своей семье, в своем ближайшем окружении сделает так, чтобы всем было хорошо, так всем и будет хорошо. Свобода каждого человека, как известно, заканчивается там, где начинается свобода другого. Этому следовать тяжело, но попытаться можно. И еще существует одна, неопровержимая для меня истина: делай, что должно, и будь, что будет. Это два принципа, по которым я стараюсь жить. Не всегда, конечно, получается.
- Но у людей публичных профессий ответственность больше, чем, у других. Поступки известных, популярных людей более заметны, к их словам больше прислушиваются.
- Возможно, кто-то прочитает нашу беседу и задумается. Для этого я и говорю. И потому я намеренно резок в своих высказываниях. Я не исключаю, что именно эта резкость кого-то привлечет, и человек возьмет и задумается: А почему он так говорит. А вдруг есть какая-то причина? Почему подросток убивает своих родителей, спящих ночью. Есть простой ответ: он сволочь или дегенерат. Но есть и другие объяснения. Может, родители этого мальчишки в свое время сделали что-то такое, чего он не может забыть. Он может жить, только освободившись от этого. Либо убив себя, либо убив их.
Есть разные причины, которые толкают нас на те или другие поступки. У каждого свои. Есть одинаковые обстоятельства, но мотивация поступков у каждого своя. В мировой литературе есть всего, не помню точно, то ли 26, то ли 30 сюжетов. Все остальное – это варианты. Все пьесы укладываются в 25-30 сюжетов. Нюансы только разнятся. Также и в жизни. Есть много стран на земле, и в них живет множество людей. И все они разные. Каждый дышит по-своему. И на каждого падает различное количество снега и дождя. И каждый слышит различные звуки и видит все иначе. Все разные. Почему всех этих разных ставят строем и заставляют ходить в ногу. Не понимаю. И почему надо обязательно быть патриотом, если кто-то сверху объявил, что это хорошо. Ну, ты объявил, ты и будь. Вот сам и покажи пример. Лет 15 побудешь патриотом не потому, что ты у власти, а потому, что ты действительно патриот, я увижу это и скажу себе: да, наверное, он прав. Но ты вначале личным примером покажи. Все наши большие начальники декларируют нам, что они самые большие патриоты. Но почему-то они никак с нашим народом не общаются. У них стены, у них машины, у них охрана. У них патриотизм там, в Мерседесе своем. Патриотизм для себя самих. Все идет к тому, как было раньше. Они делают вид, что управляют, а мы делаем вид, что слушаемся.
- То есть можно делать только свое не очень большое дело…
А так и надо. Каждый должен делать именно свое дело. А когда человек задумывается о судьбах мира – это значит, он ищет возможность отлынивать от работы. Делать надо то дело, которому ты научен. И делать так, чтобы людям, которые рядом с тобой, как можно чаще было хорошо.
Самые плохие часы в моей жизни, когда я обижаю близкого человека. Хуже нет. Когда я ссорюсь с женой, в запале мне поначалу кажется, что я прав. А потом через минуты 2-3, я отхожу и думаю: зачем же я это сделал? И знаю же перед ссорой, что могу быть не прав и что потом трудно будет извиняться, признавать свою неправоту, но ссорюсь. Отчего? А Бог его знает. Потому что, наверное, не идеальный человек. У каждого свои тараканы. И во мне, наверное, сидит большой таракан, который иногда мной управляет. Но надо же стараться не даваться этому таракану. Я стараюсь. Если все будут стараться, то и все будут без тараканов. Они когда-нибудь сдохнут от голода.
- Чем занимается ваша дочь? Вы не жалеете, что она не пошла по вашим стопам?
- Дочь заканчивает Иняз и чем будет заниматься, пока неизвестно. Хочет работать с людьми. Видит себя в общественной работе, но пока не определилась. А что не стала актрисой, не жалею. Женщинам в театре очень тяжело. Особенно если нет очень яркого, выраженного, броского, мощного таланта. Если в большой пьесе написано 30 ролей, так из них 20 мужских и только 10 женских. При этом одна женская главная, а все остальные второстепенные, если вообще есть главная женская роль. А актеров в труппе, как правило, одинаковое количество, что женщин, что мужчин. И как тут быть? Это тяжелая профессия. Если без нее жить не можешь, дышать невозможно, тогда надо идти. А если можешь жить и дышать, не стремись на сцену. Дочь, слава Богу, поняла это.
- У вас много друзей?
- Мало. Это большая проблема. И не только моя, я думаю. Когда человек говорит, что у него очень много друзей, он лжет. Это все равно, что сказать, что у меня очень много жен, которых я люблю. Если Бог дает тебе любовь – один, максимум два раза в жизни, это уже огромная удача. Это счастье. Точно также, если Бог дает тебе настоящую дружбу. Это бывает очень редко. Товарищей, знакомых, людей, которых я искренне люблю, у меня много. Но чтобы я мог назвать их друзьями. Нет, не уверен, что это так.
- Но хотя бы один есть?
Не могу ответить на этот вопрос утвердительно. Точно так же, как не могу ответить на этот вопрос отрицательно. Это сложно поддается определению. Я пытаюсь иногда сам себе ответить на этот вопрос. Но не могу. Потому что безответная любовь бывает, а безответной дружбы нет. Нельзя дружить с человеком, который тебя на дух не переносит. Любить его можно, а дружить с ним не получается. Это все очень взаимосвязано.
Да и времени нет дружить всерьез. Работы очень много и семью нельзя обижать. Раньше я не совсем понимал, чем для меня является семья. А теперь точно знаю, что семья значит очень много. И надо думать, что с этой семьей будет в будущем. А уже подходит время, когда я понимаю, что могут быть внуки. То есть семья разрастается, продлевается во времени дальше.
У меня в жизни два равных вектора, которые иногда переплетаются друг с другом, иногда соперничают, иногда один уходит вперед, иногда второй. Есть работа, и есть семья. По значимости они почти одинаковы для меня. Почти. Все же семья посильнее вектор, чем работа, мне кажется. У меня все подчинено вот этим двум векторам. Все остальное меня меньше интересует. Хорошо или плохо, не знаю. Но так получилось.
Беседовала Наталия Пашкина.
«Общество и Здоровье», №1 2006
26.04.2006
Подробнее
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ
26 апреля отмечает 50-летний юбилей народный артист России Александр Владимирович Клюквин. Поздравляем актера и желаем ему крепкого здоровья, хорошего настроения и, конечно, новых ролей!
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ
26 апреля отмечает 50-летний юбилей народный артист России Александр Владимирович Клюквин. Человек необыкновенного обаяния и таланта, Александр Клюквин уже одним своим появлением на сцене вызывает улыбку и восторженный гул в зале. Каждая его роль – это маленький шедевр и не важно, кого представляет актер – гоф-маршала фон Кальба или Ивана Иваныча Городулина, садовника Меркулыча или адвоката Дюпре, Андрея Прозорова или Беральда, Матвея Потрохова или Землянику – все эти образы надолго остаются в памяти зрителей и манят их снова и снова в Малый театр. А стоит ли говорить, какой популярностью пользуется актер, озвучивший Альфа, среди современной молодежи? Кажется, излишне. Поздравляем Александра Владимировича с юбилеем и желаем ему крепкого здоровья, хорошего настроения и, конечно, новых ролей!
26 апреля отмечает 50-летний юбилей народный артист России Александр Владимирович Клюквин. Человек необыкновенного обаяния и таланта, Александр Клюквин уже одним своим появлением на сцене вызывает улыбку и восторженный гул в зале. Каждая его роль – это маленький шедевр и не важно, кого представляет актер – гоф-маршала фон Кальба или Ивана Иваныча Городулина, садовника Меркулыча или адвоката Дюпре, Андрея Прозорова или Беральда, Матвея Потрохова или Землянику – все эти образы надолго остаются в памяти зрителей и манят их снова и снова в Малый театр. А стоит ли говорить, какой популярностью пользуется актер, озвучивший Альфа, среди современной молодежи? Кажется, излишне. Поздравляем Александра Владимировича с юбилеем и желаем ему крепкого здоровья, хорошего настроения и, конечно, новых ролей!
23.11.2009
МАЛЕНЬКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В МАЛОМ ТЕАТРЕ
Видеорепортаж Вести.ру
Малый театр обратился к творчеству Михаила Булгакова. Он представил одну из самых ожидаемых и интересных премьер нового театрального сезона Москвы – спектакль «Мольер», созданный по пьесе «Кабала святош» и написанной знаменитым автором в 1929 году.
Малый театр обратился к творчеству Михаила Булгакова. Он представил одну из самых ожидаемых и интересных премьер нового театрального сезона Москвы – спектакль «Мольер», созданный по пьесе «Кабала святош» и написанной знаменитым автором в 1929 году.
26.04.2009
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
26 апреля – день рождения народного артиста России Александра Владимировича Клюквина. Сердечно поздравляем Александра Владимировича и желаем ему хорошего самочувствия, благополучия и неиссякаемого вдохновения!
17.02.2009
«Звуковой архив Малого театра» «РЕВИЗОР» В МАЛОМ ТЕАТРЕ
«Звуковой архив Малого театра»
«РЕВИЗОР» В МАЛОМ ТЕАТРЕ
Передача из цикла «Театральные легенды и были» на «Радио России» с участием Юрия Соломина. Звучат отрывки из спектаклей «Ревизор» разных лет в исполнении Н.К.Яковлева, И.В.Ильинского, В.Н.Пашенной, А.С.Потапова, А.В.Клюквина, Д.Н.Солодовника…
«РЕВИЗОР» В МАЛОМ ТЕАТРЕ
Передача из цикла «Театральные легенды и были» на «Радио России» с участием Юрия Соломина. Звучат отрывки из спектаклей «Ревизор» разных лет в исполнении Н.К.Яковлева, И.В.Ильинского, В.Н.Пашенной, А.С.Потапова, А.В.Клюквина, Д.Н.Солодовника…
27.11.2008
ТВОРЧЕСКАЯ ВСТРЕЧА С АЛЕКСАНДРОМ КЛЮКВИНЫМ
6 декабря 2008 года в 12:00 «Клуб любителей аудиокниг» организует творческую встречу с народным артистом России Александром Владимировичем Клюквиным.
26.05.2008
МАЛЫЙ ТЕАТР - ЭТО БОЛЬШОЙ КОРАБЛЬ
МАЛЫЙ ТЕАТР - ЭТО БОЛЬШОЙ КОРАБЛЬ
На неделю он бросил якорь в нашем городе...
На неделю он бросил якорь в нашем городе...
26.04.2008
С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
26 апреля отмечает день рождения народный артист России Александр Владимирович Клюквин. Поздравляем Александра Владимировича и желаем ему крепкого здоровья, хорошего настроения и, конечно, новых ролей!
11.02.2008
«ДЕБЮТАНТЫ РАЗНЫХ ЛЕТ» В ДОМЕ-МУЗЕЕ М.Н.ЕРМОЛОВОЙ
В доме-музее М.Н.Ермоловой состоялся творческий вечер артистов Малого театра «Дебютанты разных лет»
28.01.2008
«РЕВИЗОР» ПОЛУЧИЛ ПРЕМИЮ ПРАВИТЕЛЬСТВА РОССИИ
Стали известны имена лауреатов премии правительства России 2007 года в области культуры.
31.05.2007
ПОЛНЫЙ АНШЛАГ, ПОЛНЫЙ ВОСТОРГ!
Помимо спектаклей, артисты Малого театра встретились с нашими актерами, дали большую пресс-конференцию, побывали на приеме у губернатора...
26.04.2007
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
26 апреля – день рождения народного артиста России Александра Владимировича Клюквина. С удовольствием присоединяемся к стройному хору поздравлений в адрес любимого артиста и желаем ему здоровья, благополучия и, конечно, интересных творческих предложений!
03.04.2007
ГЛЕБ ПОДГОРОДИНСКИЙ В КОМЕДИИ «ПРАВДА – ХОРОШО, А СЧАСТЬЕ ЛУЧШЕ»
В день 35-летия Глеба Подгородинского мы предлагаем вниманию посетителей сайта полную запись комедии А.Н.Островского «Правда – хорошо, а счастье лучше» в постановке С.Женовача. За роль Платона Зыбкина в этом спектакле актер получил Государственную премию России…
31.01.2007
КУ-КУ ДЛЯ ГОСПОДИНА ЧИНОВНИКА ИЗ ПЕТЕРБУРГА
Мода на Малый театр обеспечена золотым актерским запасом...
27.04.2006
АЛЕКСАНДР КЛЮКВИН: «ПАТРИОТИЗМ ОНИ ВОЗЯТ С СОБОЙ В МЕРСЕДЕСАХ»
АЛЕКСАНДР КЛЮКВИН: «ПАТРИОТИЗМ ОНИ ВОЗЯТ С СОБОЙ В МЕРСЕДЕСАХ»
Его голос звучит глубоко, строго и мужественно. Он ассоциируется с каналом «Россия»...
Его голос звучит глубоко, строго и мужественно. Он ассоциируется с каналом «Россия»...
26.04.2006
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ
26 апреля отмечает 50-летний юбилей народный артист России Александр Владимирович Клюквин. Поздравляем актера и желаем ему крепкого здоровья, хорошего настроения и, конечно, новых ролей!
Художественный руководитель Малого театра —
народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин
Главная
Новости
Изменения в афише
Премьеры
Гастроли
Репертуар
Отзывы
Фестиваль "Островский в доме Островского"
Малый ТВ
Газета "Малый театр"
Открытая информация
Партнёры
О театре
Попечительский совет
Руководство театра
Актёры
Режиссеры
Художники
Оркестр
Репертуарный отдел
Режиссёрский отдел
Пресс-служба
Музейно-информационный центр
Художественно-постановочная часть
Мемориальная квартира А.И. Сумбатова-Южина
Филиал в Когалыме
Щепкинское училище
История
Здание Малого театра
Репертуар с 1824 г.
Театральное училище
Спектакли
Труппа театра с 1824 года
Труппа театра с 1917 года
Актеры
Режиссеры
Художники
Звуковой архив
1941-1945
Щелыково
Библиотека Малого театра
Правила вежливости и этикета
Публикации
Памятник А.Н. Островскому
Партнеры
Информационная поддержка
Как добраться?© 2024 Пресс-служба:
press@maly.ru
Заказ билетов (web-касса) (495) 624-40-46
Оценка качества услуг учреждений культуры
Адрес театра:
Москва, Театральный проезд д. 1
телефон: (495)624-42-01
Мы в соцсетях:
Партнёры:
Информационная поддержка
