Новости

АЛЕКСАНДР КЛЮКВИН: «ПАТРИОТИЗМ ОНИ ВОЗЯТ С СОБОЙ В МЕРСЕДЕСАХ»

Его голос звучит глубоко, строго и мужественно. Он ассоциируется с каналом «Россия». Потому что большинство документальных программ и фильмов второго канала, передач на военную и исторические темы, реклама и анонсы предстоящих передач не обходятся без его участия. Четкая дикция, сдержанность тона, энергичность интонаций его речи - фирменный знак «России».

Его голос звучит везде и всюду. Не только на второй кнопке, но и на ОРТ, НТВ и многих других каналах телевидения. С его помощью разговаривает по-русски знаменитый лейтенант Коломбо и обаятельное смешное существо Альф – герои популярных сериалов, а также многие, многие персонажи зарубежных художественных, телевизионных и анимационных фильмов. Озвучивая перевод иностранного текста, он дает нам понять, чем живут и дышат герои Аль Пачино, Де Ниро, Дастина Хоффмана, Питера Фалька, Майкла Дугласа, Джонни Депппа…

При этом он – один из ведущих артистов Малого театра, очень плотно занят в его репертуаре. Почти ежедневно он выходит на сцену в образах героев русской и зарубежной классической драматургии, таких как Городулин («На всякого мудреца довольно простоты», Глеб Меркулыч («Правда – хорошо, а счастье лучше»), фон Кальб («Коварство и любовь»), Дюпре («Таинственный ящик»), Андрей Прозоров («Три сестры», Беральд («Мнимый Больной»)…

Сейчас он репетирует роль смотрителя богоугодных заведений Земляники в спектакле «Ревизор», который ставит Юрий Соломин, а также готовится к съемкам в двух художественных фильмах.

Два года назад он выпустил актерский курс во ВГИКе. А еще он слагает стихи, пишет пьесы и сказки. И все это один человек - народный артист России Александр Клюквин.

- При такой невероятной занятости в театре и на телевидении когда вы находите время писать стихи и пьесы?

- На этот вопрос ответить не могу, потому, что я сам не знаю. Иногда наш художественный руководитель Юрий Мефодьевич Соломин дает мне задание поздравить кого-то в стихотворной форме. Иногда самому очень хочется что-то написать. Я задаю своему подсознанию тему. Она там крутится, крутится, крутится. И потом, вдруг возникает строка. Я ее записываю. Потом опять работает подсознание, и возникает вторая строка. Так и идет. Только надо ловить. Обычно пишется за день, два.

А вот пьесу «Сказка о самой сильной силе» я писал год. У нее оригинальный сюжет. Я его придумал. А персонажи начали вырисовываться сами. Как у Булгакова, в коробочке стали сами ходить, разговаривать. Иногда оставалось только записывать. Они все делали сами. Конечно, это дело непростое. Ведь сказка рифмованная, и размер у нее довольно сложный. Рассчитана она на зрителей лет от семи и до бесконечности. Можно поставить только для детей. Можно для детей и для взрослых. А можно только для взрослых. Правда, у пьесы получился большой размах. И чтобы ее поставить, на мой взгляд, надо много денег, чего в нашей стране, конечно, не хватает. Там много всяких волшебных превращений. Есть дракон, который на глазах из маленького превращается в большого, есть говорящая книга и так далее. Естественно, эта сказка о добре и зле и, конечно же, о любви.

Сейчас пишу вторую сказочную пьесу, если получится. Она строится на основе русской народной сказки «Марья-Моревна». Но пишется несколько трудней, чем первая, потому что не я её придумал.

- А стихи начали слагать еще в школе, наверное?

Нет. Лет до тридцати даже не догадывался, что могу писать. Более того, всегда удивлялся, как это люди подбирают слова в рифму. Может быть, толчок дала сильная страсть, любовь или какой-то стресс. А может быть, я всегда умел, только не знал, что я умею. Просто не пробовал. То есть, наверное, необходимости не было что-то писать, рифмовать. Я не профессиональный поэт. Я - актер. Стихи, конечно, стали частью моей жизни. Но, в целом, сочинительство - это мое хобби. А жизнь моя – это театр, кино, телевидение.

- А как пришло решение связать свою жизнь со сценой? И были ли сомнения, колебания в выборе профессии?

Актером решил стать в 9-ом классе. Я сыграл Змея Горыныча в школьном КВН. Потом с большим успехом прочитал «Баню» Зощенко. А, кроме того, летом я поработал на заводе и понял, что к шести утра никогда в жизни на работу ходить не смогу. Я - исключительная сова. И когда стоял около конвейера, меня просто шатало.

Ну, как и все, естественно, я думал, что играть на сцене и в кино - это очень красивая, очень творческая профессия. Жизнь – сплошной полёт. Но все оказалось не совсем просто. Когда я решил пойти в актеры, я знал только, что есть ВГИК и есть ГИТИС. Больше ничего о театральных ВУЗах не знал. Во ВГИК я как-то зашел. Понял, что там мне делать нечего. Студенты, такие раскованные, красивые, независимые, расхаживают по огромным коридорам. Я подумал пойду-ка я лучше в ГИТИС. Пришел, а там все оказались еще более крутые. Все студенты в джинсах, в джинсовых костюмах, с длинными волосами. Общаются легко, свободно, непринужденно. Понял я: не с моим рылом в этот калашный ряд. Ушел. Но мысль эту не оставил.

Пошел наниматься рабочим сцены во МХАТ. Но поскольку мало знал тогда, вместо МХАТа забрел в Малый. Это был первый театр в моей жизни, куда я пришел наниматься на работу. Может быть, это был знак судьбы. Но поскольку в тот момент монтировщики Малому театру были не нужны, я, узнав точный адрес Художественного театра, устроился на работу в его филиал. Зарабатывал очень большие по тем временам деньги, дослужился за полгода до старшего монтировщика.

А потом мама увидела объявление о том, что некто Михаил Юрьевич Романенко набирает ребят в студию для подготовки в театральный ВУЗ. Я пошел записываться в студию. Но после того, как прочитал что-то Михаилу Юрьевичу, он сказал, что мне вовсе не надо быть актером. Я стал упрашивать его, и он согласился взять меня кандидатом. Кончилось тем, что Романенко в студию меня взял. Более того, день моего прихода, 14 марта, он впоследствии объявил днем рождения студии «Гармония».

В тот же год я поступил в Щепку. Закончив, попал в Малый театр. И вот 27 лет я здесь.

- Ну, это такая общая канва. Поступил, закончил, пришел в театр. А когда действительно вы ощутили себя актером, не по тому, что в дипломе указана эта специальность, а потому, что поняли: получилось, свершилось, состоялся…

- Такие ощущения периодически наплывали волнами, и также волнами уходили. Я и сейчас не могу сказать, что я состоялся как актер. Потому что все развивается, все меняется. Михаил Иванович Царев говорил когда-то: актером становятся в 50 лет. В 60 приходит опыт. 70 лет – это актерская мудрость. А 80 – это уже маразм.

По-разному бывает. Иногда думаю, что надо бы что-то сделать, улучшить, усовершенствовать. Порой думаю, что вроде бы что-то у меня получается. Но вообще ощущать себя более-менее приличным, не самым плохим, скажем, актером начал лет, наверное, 10-15 назад. И все равно каждый день – это новый экзамен. Вот, например, сейчас закончилась репетиция. Вводили нового исполнителя в спектакль «Коварство и любовь», который идет много лет. И все эти годы я играю в этом спектакле фон Кальба. Казалось бы, мог бы на репетиции работать в пол силы. Тем более у меня голос больной, я сейчас сильно простужен. Нет же, не могу. Копытом землю рою. Зачем? Надо. Профессия такая, ничего не поделаешь.

- А кто помогает вам постигать секреты профессии? Кого вы считаете своими учителями?

- Михаила Юрьевича Романенко, давшего мне первые уроки мастерства. Михаила Ивановича Царева, на курсе которого я учился в училище имени Щепкина. Нашего Художественного руководителя Юрия Мефодьевича Соломина. И, конечно же, Виталия Соломина, в спектаклях которого я работал. А вообще, если говорить по большому счету, весь Малый театр, всё Щепкинское училище и все мои товарищи – это мои учителя. Даже те, что моложе меня, даже те, которые только пришли в театр. Все равно учиться надо всегда и у всех. Что я и стараюсь делать.

- То, чему вас обучили, вы, без сомнений, передали своим ученикам во ВГИКе. Что дал вам опыт педагогической работы? И почему сейчас вы перестали преподавать?


- По нескольким причинам. Я пришел во ВГИК по приглашению Виталия Соломина. Он набирал курс и руководил им. Мне было очень интересно с ним работать. А когда его не стало, подстраиваться под кого-то я не захотел. Это, во-первых. А во-вторых: курс я выпустил, как я мог их бросить, но по природе я, видимо, не такой как иные преподаватели. Есть такая профессиональная особенность у педагогов, когда они могут переключаться с курса на курс. А я их так люблю, что сразу взять других и начать их также любить, не получается. А любить надо также. Иначе, какой смысл. И третья причина: нужно было отдавать студентам тучу времени. 4 дня в неделю по 5-6 часов плюс дорога. Дорога в одну сторону занимает 50 минут или час. Оттуда столько же. Значит, как минимум нужно 7 часов в день. Да где же я их возьму, да еще при зарплате в две с половиной тысячи рублей в месяц, которые платят педагогу. У меня ведь еще и семья есть. Потом я же еще хочу и сам успеть что-то сделать?

Но этот опыт не прошел даром и для меня, и я надеюсь, для моих учеников. Я многому научился. Сам многое понял, когда учил ремеслу ребят. Таланту научить ведь нельзя. Он или есть, или нет. Но можно обучить ремеслу. Можно отдать свой опыт и научить, допустим, как ходить по сцене, как повернуться, как говорить, как себя экономить, как себя тратить. Есть же секреты актерские. И когда я им все это отдавал, я параллельно и сам это проходил, сам для себя повторял. То есть обновил свой опыт. Кроме того, я научился у своих учеников многому. Они все – талантливые творческие люди.

Может быть, когда-нибудь поработаю еще со студентами, но только, если будет возможность набрать свой курс. А для этого необходимо, чтобы семья была обеспечена. Иначе я что-то буду делать в ущерб. Либо ученикам, либо семье, либо себе. А такое дело, как педагогика, должно быть радостным. Ему надо полностью отдаваться, иначе оно теряет смысл.

- А семья обеспечена в основном за счет дубляжа и озвучания на телевидении…

- Не только. У меня и жена работает. Она - дизайнер, декоратор интерьеров. Неплохо для женщины зарабатывает. Но я, конечно, больше приношу. Работаю на износ. Голос мой звучит везде. Мне даже самому иногда противно. Стараюсь отсеивать то, что мне не надо. Что-то получается. Многие даже говорят, что я лучше всех. Но так не бывает. У японцев есть поговорка: Нет самого сильного человека, как нет самого большого числа. Я открыт к диалогу. Если кто может лучше, пожалуйста, пусть покажет, я уступлю место или сам поучусь, а потом его поборю.

- Вы озвучиваете очень много текстов в фильмах, сериалах, телепередачах. Эта работа не выхолащивает, не отнимает силы от театра?

- Нет, наоборот, она очень помогает. Ошибка думать, что такая работа мешает большому творчеству. Она учит владеть голосом, учит, как через голос выразить состояние. Это – один из признаков ремесла. К тому же я часто озвучиваю таких артистов, как де Ниро, Аль Пачино. Хоффман…Я же с ними работаю как партнер. А у них, конечно же, есть чему поучиться.

Хотя так случается, конечно, не всегда. Потому что хороших и художественных и документальных фильмов, хорошей интересной работы попадается не так много. Я с ужасом вспоминаю, как лет 8 назад я писал бразильские и мексиканские сериалы один за другим. Надо было записать 5-6 серий в день, чтобы выработать норму и более-менее заработать. К третьей серии я уже был никакой. Бесконечный пересказ одного и того же из серии в серию. Одни и те же слова, одни и те же интонации, одно и то же выражение лица. У меня начинала чудовищно болеть голова. Я ушел. И никогда не буду браться за такую работу. Ни за какие деньги.

Сейчас на нашем телевидении широко разворачивается документальное кино. Это бывает интересно. Новые знания, новые люди, новые кадры, новые исторические данные. Но эти фильмы стали делать в определенном формате. Передачи уже пекутся, как блины. На каждом канале по 2-3 документалки в неделю. Их уже штампуют одну за другой. И они далеко не всегда радуют.

- А как происходит процесс озвучания ? Есть ли возможность изучить материал заранее. Бывают ли звуковые репетиции? И как вообще удается находить верную интонацию?

- Никаких репетиций и никакого предварительного изучения текста. Все пишется сходу. Ну, может быть, с режиссером мы минут пять поговорим, и он мне скажет, про что кино. Может быть, я быстренько пробегу текст. И все. Этого достаточно. Время как-то уплотнилось. 30-40 лет назад эта работа – озвучание документального фильма заняла бы недели две. Вначале бы читали текст, потом смотрели бы материал, потом разговаривали с режиссером и пробовали, потом начинали бы писать и писали бы по фразе. Сейчас этого делать невозможно. Не те скорости.

- А если ваше восприятие поставленной в фильме проблемы не совпадает с точкой зрения режиссера и автора, как тогда быть?

- Значит либо я говорю об этом режиссеру и автору, либо я пытаюсь свою точку зрения примирить с их позицией, либо я просто выступаю в роли исполнителя. Автор – заказчик, стало быть, он прав, это его кино. Он меня пригласил прочитать написанные им слова. Я должен уважать его точку зрения, потому что он – автор.

- А если вы категорически не согласны?

- Тогда ухожу. Меня несколько раз просили озвучить рекламу перед выборами в поддержку КПРФ, ЛДПР. Хорошие деньги предлагали. Я не стал.

- Поговорим о театре. Кем в вашем понятии является идеальный партнер на сцене?

- Идеальный партнер – это человек, для которого я значу больше, чем он сам. Это артист, способный умереть в партнере, отдать ему все. Тогда и я ему отдаю все. И получается, что мы, отдав друг другу все, становимся в два раза богаче каждый. А если я никому ни копейки не дам, то останусь один, став в два раза беднее. Идеальный партнер – тот, который своего партнера любит больше, чем себя. Наш театр знаменит такими партнерами. Каждый второй артист – именно такой. Поэтому имена называть не буду, слишком долго придется перечислять.
А какой театр вам ближе и интереснее: режиссерский или актерский?
Хороший, все равно какой. Главное, чтобы было видно, слышно, понятно. Чтобы не доставали через голову правой рукой левое ухо. Чтобы не переосмысливали классическую пьесу «по-современному». Если автор написал так, значит и ставить так надо. А если ты хочешь иначе, найди пьесу, где написано так, как ты хочешь, или напиши свою. Не надо паразитировать на авторе, не надо его подчинять себе и извлекать из него себе пользу. Когда из классики вытягивают что-нибудь жареное, желтенькое, клубничное – это ужасно противно. Это значит, что у режиссера нет сил сделать спектакль так, как была написана пьеса, и он ищет какой-то дополнительный допинг, какой-то наркотик, чтобы впрыснуть его для усиления интереса.

Когда мы были на гастролях в Марселе, в то же время там был один наш, сейчас не помню какой, российский театр со спектаклем «Ревизор». Увидев фотографии этого спектакля, я просто остолбенел: на сцене голые женщины и имитация полового акта. Я не понимаю: зачем? Хочешь про это, инсценируй «Декамерон» или что-нибудь в таком духе. Зачем же издеваться над «Ревизором»?

Поэтому для меня и режиссерский и актерский театр одинаково хорош. Легче, конечно, актерский. Интереснее – режиссерский. Вот если бы можно их соединить счастливо, было бы чудесно.

- У Вас есть роль, о которой мечтаете?

- Есть не то, чтобы роль, а образ, исторический персонаж, которого я очень хотел бы сыграть. Это Александр Меншиков, сподвижник Петра Великого. А если говорить о написанных ролях, я сейчас в таком периоде нахожусь, когда почти любую роль можно сыграть. Но это период будет длиться недолго. Может быть, еще года два-три. И наступит другая возрастная категория. Особенно в кино. На сцене еще припудриться можно, бороду наклеить. И возраст не так будет виден. А в кино уже не спрячешься. Хорошую роль хочется. Но не могу сказать, что есть какая-то конкретная роль, которая является мечтой всей моей жизни. Я вообще в это не верю. Это байки актерские, по-моему. Хотя, может быть, я не знаю, просто у меня такого нет, чтобы вот так желать какую-то роль до дрожи. Всю жизнь мечтать о ней, как Борис Андреев всю жизнь хотел сыграть короля Лира.

- А как вы поступаете, если предлагают роль, которая совсем неинтересна? В кино можно отказаться от такой работы, а в театре?

- И в театре можно отказаться. Сейчас я уже могу себе это позволить. От одной роли я отказался. Было такое. Но, если вдруг такая ситуация сложится, что роль не нравится, а играть надо, значит будем играть. На то я и артист, чтобы сделать так, чтобы эта роль была.

- А бывает так, что роль не устраивает не по творческим, а по моральным соображениям?

- А это уже вопрос не к роли, а к режиссеру. Потому что любую роль можно поставить с ног на голову. И она может стать чудовищной. Важна точка зрения, концепция. Слов самих по себе плохих нет. Есть плохой смысл, вкладываемый в эти слова. А что такое слова – сочетание звуков. Не более.

- У вас не случались роли, которые оказывали столь сильное влияние, что вызывали на не свойственные прежде поступки, изменяли что-то в характере, в поведении?

- Ну, одна роль, после которой я начал меняться, в кино у меня была. Я купил себе тренажеры, гантели, сбросил 12 кг и стал выглядеть как-то более-менее. И сейчас уже я на себя в зеркало могу смотреть без содрогания. У меня и в гримерке гантели, и дома гантели с тренажером. Я продолжаю заниматься.

- А так, чтобы сильно влияло на характер, на психику?

- Может быть, такое бывает у гениев либо у сумасшедших. Я, наверное, не тот и не другой. А потому так углубляться, чтобы роль мне что-то начала говорить, пожалуй, не могу. А потом я же над ролью работаю, а не она надо мной. Я же ее делаю, я - ее хозяин. Я на нее влияю. А она дает мне удовлетворение, если хорошо сделана. А если она будет сильно на меня влиять, то значит, я либо что-то неправильно делаю в ней, либо пора уже лечиться.

- Как вы восстанавливаетесь после спектаклей и изнуряющей работы на ТВ?

- Сейчас довольно тяжело, потому что у меня инфекция какая-то. Мне бы помолчать месяц. Или хотя бы недельку помолчать. Но нельзя. У меня каждый день спектакли. И каждый день озвучание. А вообще, когда не болен, то работа мне не в тягость. Я уже привык. Может так и надо? Организм в этот ритм вошел. Так и живет. Вместе с отпуском за год у меня набегает дней 10-12 выходных. С одной стороны, это, конечно, тяжело. Но с другой стороны, если бы я занимался не любимой работой. Но Я же не гробы делаю, не землю копаю. Я занимаюсь любимым делом. Сама работа и дает силы.

- Вы любите компании, когда есть время для этого?

- Раньше любил. Теперь уже не очень. Это от усталости, наверное. Сейчас я больше люблю побыть дома, чтобы я лежал, читал книжку или смотрел хорошее кино. Чтобы тихо было. Или чтобы только самые близкие друзья пришли. Новый год я люблю встречать вдвоем с женой. Две бутылки французского шампанского, черная икра и все. И в два часа пойти спать. Вообще я не понимаю, что это за праздник такой Новый год. Почему надо так радоваться, что пришло первое января? Не понимаю, почему обязательно надо есть и пить ночью до утра и натужно веселиться по поводу того, что кончился год. Не понимаю, почему этот день считают рубежом, этапом и кричат ура, обнимаются, целуются, запускают фейерверки. Я не понимаю этого праздника. Красивый праздник – Рождество. А Новый год – придаток к нему.

- Наверное, многие верят в Новый год как в сказку. Связывают с его наступлением надежды, мечты, новые планы…

- Так Новый год здесь не причем. Там ничего такого особенного нет. Просто очередной этап работы. Мы сами его создаем.. Я, например, свои надежды связываю с весной. Или с началом осени. Потому что именно весна для меня –начало новых работ, новых съёмок, время театральных премьер, начало гастролей. А осень – это начало работы в театре. Начало новых репетиций, подход к новой работе, разбор новых пьес. А все, что между осенью и весной – это текущая работа.

Новый год - семейный праздник, как мне кажется. Но я вообще больше люблю старый Новый год . Может, потому что он не имеет отношения к государству вообще. Мне нравятся негосударственное праздники. А все, что относится к государству, я не люблю. Чиновников не люблю. Протоколы не люблю. Вообще, это давно известно, - самая большая беда в России - это чиновники. Чиновники, потом – милиция и только потом бандиты и организованная преступность. Я в такой последовательности их ставлю. Потому что организованная преступность она хотя бы по-своему честна. А милиция только называется милицией, а на самом деле – это организованная преступность, закрытая законом. Чиновник же - та же самая организованная преступность, но закрытая законом и имеющая огромную власть.

- Что с этим делать?

- Не знаю. Страна перевёртышей. Непредсказуемая страна. Нами давно управляют нечестные люди. Троечники по своей сути. Отличники – люди, которые овладели специальностью, свою профессию не променяют ни на что. Они будут ею заниматься. А троечники всегда идут в общественную работу.

- А вам разве не доводилось заниматься общественной работой?

- Это была тяжелая повинность, неприятная обязанность. Работать секретарем комсомольской организации театра было для меня так ненужно, так неинтересно, так скучно. Но время такое было. Надо было. Молодому актеру в 25 лет трудно спорить со старшими коллегами. Если директор театра сказал «надо», как сказать «нет». Но, Слава Богу, что я по этому пути не пошел. Значит, надеюсь, я не троечник.

Хотя я успел в партии 11 лет побыть, искренне веря в коммунистическую идею. Может, закрывая от себя то, что я видел. Не желая это видеть. Я по натуре оптимист. Вот и сейчас даже, видя, что вокруг происходит, иногда ловлю себя на мысли, что я верю в возможность того, что будет что-то хорошее. Иногда думаю, может, я что-то не понимаю, и нами все-таки правильно управляют. И президент все знает и точную политику ведет.

Иногда хочется верить. Но большей частью я не верю, потому что чаще всего нас дурят, обманывают, нас обворовывают. Крадут всё, что можно, все, кто хочет. И только нам нельзя. Потому что мы не милиция, не чиновники и не бандиты. Мы - граждане. Нам воровать нельзя. А им можно, потому что у них есть власть и оружие. Нет у народа великого уравнителя – кольта. Нет в стране продажи оружия. А если бы народ владел оружием, они бы не стали вести себя так разнузданно. Потому что вооруженный народ – это сила. Если народ берет оружие и оборачивает его против власти, значит он властью не доволен. А сейчас они наши слова за оружие не считают. И наше недовольство полностью игнорируют.

- Вы внимательно следите за всем, что происходит в стране?

- Это беда моя. Меня так раздражает, что люди многого не понимают и что наш народ порой ведет себя, как стадо. Я в ужасе от вечно смеющихся лиц на «Кривом зеркале» или на «Смехопанараме». Подобные программы идут по 6 часов в день на трех-четырех каналах. Они превратят народ в смеющихся идиотов. Эта катастрофа. То, что творят эти люди на сцене, а они называют себя артистами, вообще не совместимо с человеческим. Они сняли все свои тормоза. Юмор ниже плинтуса. Как можно так себя не уважать, чтобы говорить такую пошлость. После этого надо рот с мылом мыть.

А все потому, что нет президентской программы по культуре. Дураками управлять легче, проще. А чтобы управлять умными, самим надо быть культурными людьми. А тогда нельзя быть троечниками. Не могут троечники управлять культурными людьми. Ума и знаний не хватит.

Вообще, я понял: построение коммунизма возможно в одной отдельно взятой семье. Если каждый в своей семье построит счастливое общество, то будет коммунизм. Вот к этому и следует стремиться каждому. И не надо болеть за всё человечество. И каким-то сверх патриотом тоже быть не к чему. Я вообще не вполне понимаю, что означает странное для меня понятие патриотизм. Почему березка с этой стороны границы лучше, чем с той? Почему «Жигули» лучше, чем «Рено» или «Мерседес». Только потому, что они наши? Неужели человек, который живет здесь, лучше того, что живет за линией границы только потому, что он на этой стороне. А если он станет жить там, он сразу станет хуже? Это какие-то политические игры. Надо как-то управлять нами. Управляют и патриотизмом тоже.

Я люблю свой театр, я люблю своих родных и друзей. Я люблю своих коллег, свою жену, дочь, собаку. Но причем здесь патриотизм? Вообще что это такое? Отдать жизнь за Родину – это красиво. Но не за Родину я отдам жизнь, если понадобится. И уж, во всяком случае не за правительство и не за государство. А, а за тех, кого я здесь люблю и кого я защищаю. Для меня любой человек в Соединенных штатах, которого я не знаю, априори хороший, пока он не доказал обратное. А того, кого я вижу у себя во дворе вечно пьяным и разговаривающим только матом, я не могу считать хорошим и не могу любить. Хоть он и наш, родной. Но я не хочу с ним родниться. Мой патриотизм – это те, кого я знаю и люблю. Вот это моя родина.

- И как быть? Мы что-то можем изменить?

- Можем. Если каждый в своей семье, в своем ближайшем окружении сделает так, чтобы всем было хорошо, так всем и будет хорошо. Свобода каждого человека, как известно, заканчивается там, где начинается свобода другого. Этому следовать тяжело, но попытаться можно. И еще существует одна, неопровержимая для меня истина: делай, что должно, и будь, что будет. Это два принципа, по которым я стараюсь жить. Не всегда, конечно, получается.

- Но у людей публичных профессий ответственность больше, чем, у других. Поступки известных, популярных людей более заметны, к их словам больше прислушиваются.

- Возможно, кто-то прочитает нашу беседу и задумается. Для этого я и говорю. И потому я намеренно резок в своих высказываниях. Я не исключаю, что именно эта резкость кого-то привлечет, и человек возьмет и задумается: А почему он так говорит. А вдруг есть какая-то причина? Почему подросток убивает своих родителей, спящих ночью. Есть простой ответ: он сволочь или дегенерат. Но есть и другие объяснения. Может, родители этого мальчишки в свое время сделали что-то такое, чего он не может забыть. Он может жить, только освободившись от этого. Либо убив себя, либо убив их.

Есть разные причины, которые толкают нас на те или другие поступки. У каждого свои. Есть одинаковые обстоятельства, но мотивация поступков у каждого своя. В мировой литературе есть всего, не помню точно, то ли 26, то ли 30 сюжетов. Все остальное – это варианты. Все пьесы укладываются в 25-30 сюжетов. Нюансы только разнятся. Также и в жизни. Есть много стран на земле, и в них живет множество людей. И все они разные. Каждый дышит по-своему. И на каждого падает различное количество снега и дождя. И каждый слышит различные звуки и видит все иначе. Все разные. Почему всех этих разных ставят строем и заставляют ходить в ногу. Не понимаю. И почему надо обязательно быть патриотом, если кто-то сверху объявил, что это хорошо. Ну, ты объявил, ты и будь. Вот сам и покажи пример. Лет 15 побудешь патриотом не потому, что ты у власти, а потому, что ты действительно патриот, я увижу это и скажу себе: да, наверное, он прав. Но ты вначале личным примером покажи. Все наши большие начальники декларируют нам, что они самые большие патриоты. Но почему-то они никак с нашим народом не общаются. У них стены, у них машины, у них охрана. У них патриотизм там, в Мерседесе своем. Патриотизм для себя самих. Все идет к тому, как было раньше. Они делают вид, что управляют, а мы делаем вид, что слушаемся.

- То есть можно делать только свое не очень большое дело…

А так и надо. Каждый должен делать именно свое дело. А когда человек задумывается о судьбах мира – это значит, он ищет возможность отлынивать от работы. Делать надо то дело, которому ты научен. И делать так, чтобы людям, которые рядом с тобой, как можно чаще было хорошо.

Самые плохие часы в моей жизни, когда я обижаю близкого человека. Хуже нет. Когда я ссорюсь с женой, в запале мне поначалу кажется, что я прав. А потом через минуты 2-3, я отхожу и думаю: зачем же я это сделал? И знаю же перед ссорой, что могу быть не прав и что потом трудно будет извиняться, признавать свою неправоту, но ссорюсь. Отчего? А Бог его знает. Потому что, наверное, не идеальный человек. У каждого свои тараканы. И во мне, наверное, сидит большой таракан, который иногда мной управляет. Но надо же стараться не даваться этому таракану. Я стараюсь. Если все будут стараться, то и все будут без тараканов. Они когда-нибудь сдохнут от голода.

- Чем занимается ваша дочь? Вы не жалеете, что она не пошла по вашим стопам?

- Дочь заканчивает Иняз и чем будет заниматься, пока неизвестно. Хочет работать с людьми. Видит себя в общественной работе, но пока не определилась. А что не стала актрисой, не жалею. Женщинам в театре очень тяжело. Особенно если нет очень яркого, выраженного, броского, мощного таланта. Если в большой пьесе написано 30 ролей, так из них 20 мужских и только 10 женских. При этом одна женская главная, а все остальные второстепенные, если вообще есть главная женская роль. А актеров в труппе, как правило, одинаковое количество, что женщин, что мужчин. И как тут быть? Это тяжелая профессия. Если без нее жить не можешь, дышать невозможно, тогда надо идти. А если можешь жить и дышать, не стремись на сцену. Дочь, слава Богу, поняла это.

- У вас много друзей?

- Мало. Это большая проблема. И не только моя, я думаю. Когда человек говорит, что у него очень много друзей, он лжет. Это все равно, что сказать, что у меня очень много жен, которых я люблю. Если Бог дает тебе любовь – один, максимум два раза в жизни, это уже огромная удача. Это счастье. Точно также, если Бог дает тебе настоящую дружбу. Это бывает очень редко. Товарищей, знакомых, людей, которых я искренне люблю, у меня много. Но чтобы я мог назвать их друзьями. Нет, не уверен, что это так.

- Но хотя бы один есть?

Не могу ответить на этот вопрос утвердительно. Точно так же, как не могу ответить на этот вопрос отрицательно. Это сложно поддается определению. Я пытаюсь иногда сам себе ответить на этот вопрос. Но не могу. Потому что безответная любовь бывает, а безответной дружбы нет. Нельзя дружить с человеком, который тебя на дух не переносит. Любить его можно, а дружить с ним не получается. Это все очень взаимосвязано.

Да и времени нет дружить всерьез. Работы очень много и семью нельзя обижать. Раньше я не совсем понимал, чем для меня является семья. А теперь точно знаю, что семья значит очень много. И надо думать, что с этой семьей будет в будущем. А уже подходит время, когда я понимаю, что могут быть внуки. То есть семья разрастается, продлевается во времени дальше.

У меня в жизни два равных вектора, которые иногда переплетаются друг с другом, иногда соперничают, иногда один уходит вперед, иногда второй. Есть работа, и есть семья. По значимости они почти одинаковы для меня. Почти. Все же семья посильнее вектор, чем работа, мне кажется. У меня все подчинено вот этим двум векторам. Все остальное меня меньше интересует. Хорошо или плохо, не знаю. Но так получилось.


Беседовала Наталия Пашкина.
«Общество и Здоровье», №1 2006