Сергей Васильевич Васильев родился в семье московского мещанина в 1827 году. Он рано лишился отца и с шести лет был отдан в Воспитательный дом. В 1839 году мальчика определяют в Московское театральное училище. Он обучается музыке, танцам, занимается в классе Щепкина декламационным искусством. Вскоре после окончания училища Васильев зачислен в труппу Малого театра.

В первые годы артист выступает в основном в водевильных ролях. Прирожденная живость, непосредственность, музыкальность, столь необходимые в водевиле, а также юмор, разностороннее комическое дарование приносят молодому артисту успех у публики. Писатель П. Д. Боборыкин сравнивал его с прославленными актерами В. И. Живокини и П. М. Садовским и считал, что по богатству мимики, интонаций он не уступает ни одному из них.

До 1853 года Васильев сыграл 150 ролей в водевилях и только семь в русском классическом репертуаре. Но и в его комедийных ролях сказывалось глубокое сочувствие судьбе «маленького» человека, защита его прав.

С приходом в театр А. Н. Островского начинается новый этап творческой биографии артиста. В его репертуаре появляются драматические роли, и он пользуется в них не меньшим успехом, чем в ролях комедийных. Игра Васильева делается еще более естественной и правдивой, техника — более отточенной. Актер был мастером скупой, лаконичной характеристики, несколькими штрихами умел передавать суть персонажа, Характер дарования Васильева был очень близок Островскому. Драматург уделял ему много внимания, сам проходил с ним роли в своих пьесах. На прощальном обеде в честь Васильева Островский назвал его «самым желанным исполнителем».

В репертуаре Островского Васильев сыграл множество ролей разнообразного характера, от Бородкина до Бальзаминова. Высшим достижением актера стала роль Тихона Кабанова в драме «Гроза». В этой роли раскрылся драматический талант артиста, его глубокий психологизм. Васильев вызывал сочувствие к своему герою. Несмотря на униженное положение, на тщательно скрываемое желание «загулять», в Тихоне пробивалось живое человеческое чувство к Катерине. Он не мог понять, что происходит в ее душе, но по-своему сочувствовал ей. Это сочувствие было особенно сильно в сцене покаяния Кате-рины. С подлинным драматизмом проходила финальная сцена, когда Тихон — Васильев с бессильным отчаянием бросал Кабанихе: «Маменька, вы ее погубили! Вы! Вы!»

Среди гоголевских ролей большой интерес представляет роль Хлестакова, исполненная Васильевым в 1858 году. Ему удалось лучше, чем Шумскому, передать полнейшее легкомыслие, наивную пустоту героя — именно то, что Гоголь определил словами «без царя в голове».

У Шумского современники замечали некоторое лукавство, порой проскальзывавший плутоватый взгляд. В Хлестакове Васильева было «много простодушного увлечения и искренней наивности. Он играл его очень молодым, легко отдающимся всякому впечатлению и, как скоро овладеет им, не знающим уже никакого удержу. Всего более он выдвигал крайнее легкомыслие Хлестакова, заставляющее его беспечально переносить затруднительное положение, в котором он очутился без денег в незнакомом городе, и так же беззаботно принять на себя навязанную ему обстоятельствами опасную роль чиновника, приехавшего из Петербурга для ревизии. Убедившись, что его действительно считают ревизором, он все больше и больше входит в эту роль и уже ничем не ограничивает свою разыгравшуюся фантазию». В сцене вранья не было никакого расчета, нарочитости: Хлестаков — Васильев просто выкладывал под влиянием какого-то вдохновения все, что приходило ему в голову.

С верным ощущением смысла всей пьесы проводил Васильев сцену представления чиновников. Он и не подозревает, что деньги, которые он с каждым разом все бесцеремоннее просит у них взаймы,— это взятки, предназначенные грозному ревизору. Неведение Хлестакова усиливало комизм ситуации и точно передавало суть гоголевской сцены. Такое решение находит опору в самом тексте пьесы.

Судьба Васильева трагична. Он уходит со сцены в расцвете творческих сил: из-за болезни глаз, начавшейся в 1855 году, он начал постепенно слепнуть. Свой последний бенефисный спектакль, 27 января 1861 года, артист играл уже почти совсем слепым. Через год он умер.

В памяти современников С. В. Васильев остался как один из талантливейших актеров московского театра.

Асеев Б.Н., Образцова А.Г., ред. Русский драматический театр. С.215.


Васильев Сергей Васильевич

Васильев Сергей Васильевич — выдающийся представитель талантливой актерской семьи Васильевых (1826 — 62), учился в московской театральной школе, откуда выпущен на сцену Малого театра. Первоначально играл почти исключительно в царивших в ту пору водевилях и почитался молодым комиком и простаком. Комизм его, яркий и заразительный, никогда не опускался до грубости и буффонады. Даже в водевильных ролях Васильев умел находить и передавать черты жизненной правды. В водевилях русских авторов и из русской жизни («Простушка и воспитанная», «Что имеем не храним») Васильев ярко проявил свою способность сценического бытоизображения и через них как бы подошел к исполнению ролей в комедиях Островского , в которых развернулся, наконец, его талант, и которые — прочная основа его славы. Истинное торжество Васильева начинается с роли Бородкина в «Не в свои сани не садись». После одной из фраз Бородкина театр — рассказывает в своих воспоминаниях Горбунов — «зашумел, раздались аплодисменты, в ложах и креслах замелькали белые платки». «Это не игра, это священнодействие», — сказал один из зрителей, верно выражая мнение театрального большинства. И сам Островский в одной застольной речи заявил, что в Васильеве «он нашел самого желанного исполнителя, одного из тех исполнителей, которые редко выпадают на долю драматических писателей, и о которых они мечтают, как о счастии». Роль Тихона Кабанова («Гроза») Васильев передавал с большим драматизмом. Некоторые театральные критики и оставившие мемуары зрители ставят Васильева в этой роли даже выше Мартынова ; во всяком случае, они оба вызывали не только смех, но и слезы. По признанию такого судьи, как Пров Садовский, Васильев был не только прекрасным Хлестаковым, но и ««единственным»«. С водворением в репертуаре Островского для Васильева начиналась блестящая пора. Таланту его была дана, наконец, достойная пища. Но на него обрушилось большое несчастие — слепота. В 1861 году ему, уже слепому, был дан прощальный бенефис. Сохранилось несколько описаний этого грустного спектакля, производящих очень сильное впечатление. Васильев оставил сцену, но прожил вдали от нее недолго. См. статью Д. Коропчевского в «Ежегоднике Императорских театров» (1895 — 1896 годов).

Н. Эфрос