Сегодня в Казани в театре Камала начинаются гастрольные показы спектаклей Государственного академического Ма́лого театра России. В течение шести дней артисты представят два премьерных спектакля в постановке художественного руководителя театра Юрия Соломина «Дальше — тишина» и гоголевскую «Женитьбу», а также «Не все коту масленица» по Островскому в постановке Виталия Иванова.

В спектаклях задействованы такие мэтры сцены, как Ирина Муравьева, Людмила Полякова, Владимир Носик, Валерий Афанасьев, Владимир Дубровский, Александр Ермаков, Александр Вершинин, Глеб Подгородинский, Виктор Низовой.

Как подчеркнула на предшествующей первому гастрольному вечеру пресс-конференции народная артистка России Людмила Полякова, спектакль «Дальше — тишина» казанские зрители увидят одними из первых в стране. После московской премьеры в марте этого года постановка вывозилась на гастроли только в Курск.

«Спектакль „Дальше — тишина“ эмоционально забирает [много сил], но он как наш гражданский подвиг, чтобы сказать людям: „Задумайтесь, не отравляйте себе жизнь, ведь мы один раз живем“. По Гоголю спектакль „Женитьба“ мы выпустили чуть раньше. Я завидую тем, кто будет смотреть этот спектакль: там такие неожиданные все женихи. Словом, приехали мы к вам с открытым сердцем и чистой душой — с хорошими такими подарками», — задорно анонсировала Полякова.

Она также подчеркнула, что Малый театр остается верным блюстителем классической театральной традиции и призналась, что модный, не знающий границ поиск форм в современном искусстве на ее взгляд необоснован.

«За поисками в современном театре не находится отклика ни здесь (показала жестом на голову — прим. Т-и), ни здесь (жест к сердцу — прим. Т-и). Я только сижу и думаю: „А зачем это? Зачем?“. Почему существуют такие театры, как ваш, Малый? Возникает эмоциональный обмен: люди тебе тебе посылают эту энергию, ты ее отдаешь. Театр еще жив! Театр жив!!! Не так, когда на потолке подвешивают без трусов... Зачем этот поиск? Я не понимаю. Я считаю, что обращаться нужно только к душе, к сердцу», — заявила народная артистка.

Ее коллега, народный артист России Владимир Носик акцентировал на давней и крепкой дружбе Малого театра и театра Камала.

«Между нашими театрами существует братская любовь, дружба. Основное для народов — та просветительская миссия, которую несут наши два театра. Малый театр сохраняет театральную культуру со времен, когда появился драматический театр, а ваш театр — национальную культуру Татарстана, татарского народа. Он несет ее и является просветителем. И это очень важно, это благое дело, которое даст хорошие плоды. И ваш театр нужен, он должен существовать. Если есть какие-то поползновения, за него надо бороться, надо объяснять, для чего нужен театр», — акцентировал Владимир Носик.

Подробнее: https://www.tatar-inform.ru/news/2019/09/10/662039...

Казань, 10 сентября, «Татар-информ», Оксана Романова

В течение четырех дней на сцене драмтеатра имени А. С. Пушкина шли гастроли Малого театра России. Знаменитые артисты представили два спектакля: «Дальше – тишина» и гоголевскую «Женитьбу». В постановках заняты народные артисты РФ Ирина Муравьева, Людмила Полякова, Владимир Носик, Валерий Афанасьев, Владимир Дубровский, Александр Ермаков.

28 и 29 июня куряне посмотрели спектакль в постановке художественного руководителя Малого театра, народного артиста СССР Юрия Соломина «Дальше – тишина» по киносценарию Вина Дельмар. Это пронзительная история о пожилых людях, которые становятся заложниками своего отношения к собственным детям. Как бы ни сильна была боль от обрушившихся на них несправедливости и вынужденной разлуки в конце жизни, безграничная любовь, уважение и привязанность друг к другу позволяют смотреть в будущее с надеждой Люси и Барклею Куперам, которых играют замечательные Людмила Полякова и Владимир Носик.
30 июня и 1 июля Малый театр показал «Женитьбу» по Николаю Гоголю. Как заметил народный артист Владимир Дубровский, «играем чистым сливочным маслом». Появление на сцене каждого персонажа куряне встречали аплодисментами. И неудивительно: состав подобрался звездный. Ирина Муравьева в роли свахи, Людмила Полякова – тетка невесты. А женихи какие! Бальтазар Бальтазарович Жевакин в исполнении Владимира Дубровского, Иван Павлович Яичница – Валерий Афанасьев...
– Лет 50 назад появилась у меня тайная мечта – состарившись, сыграть, как Фаина Раневская, в спектакле «Дальше – тишина», – рассказала народная артистка России Людмила Полякова. – Подошел юбилей – дата такая страшная, такая круглая... В январе мне исполнилось 80 лет! Подхожу к художественному руководителю Малого театра Юрию Соломину и говорю: «Дата-то какая круглая приближается, надо что-то придумать». – «Я уже думаю», – говорит он. «Так я все придумала!» – и предлагаю ему поставить спектакль «Дальше – тишина». Негатива и раздражения в обществе хватает, дети воюют с родителями, родители с детьми, братья с сестрами... Все стремятся наследство получить, сдают ДНК – выясняют, кто кому родственник... Скандалят на этих ток-шоу. А мне захотелось поговорить о любви, это самое главное наше чувство. Больше этого ничего нет! Ну сколько можно ржать? Поплачьте хоть немножко – очиститесь. Соломин, кстати, приступая к репетициям, сказал такую фразу: «Хочу, чтобы половина зала рыдала, чтобы у театра стояла «скорая помощь». И для меня самый дорогой отзыв после спектакля такой: «Первое, что сделал, посмотрев «Дальше – тишина», – позвонил родителям».

Людмила Полякова – актриса уникальная. В ее фильмографии более сотни ролей. Снималась в сериалах «Самозванцы», «Каменская», «Есенин», «Земский доктор», «Знахарка», «Палач»... Мы помним ее по небольшой, но яркой роли директора детского лагеря в «Каникулах строгого режима»... Недавно вышла книга «Мой путь к «старухам» Малого театра. Дневники. Беседы», в которой Полякова предельно откровенно поделилась воспоминаниями. «В этой книге нет лжи! – говорит она. – Все написано без купюр. Ничего не хотела бы изменить в своей жизни. Хотя считаю, что с кино у меня не сложилось. Когда приглашали на пробы, с порога спрашивала у режиссеров: «Где моя телогрейка и сапоги?» Стереотип сложился: здоровая, большая, с громким голосом... Ну кого еще предлагать играть, как не сильную женщину? Никто не догадывался, что внутри я маленькая, нежная, просто Дюймовочка».

– В штате Малого театра есть суфлер. Это дань традициям или такой специалист действительно необходим?

– Он просто незаменим на репетициях, когда текст в основном и учится. Ой, у меня такая история как-то была! Был срочный ввод в спектакль «Недоросль». На репетиции отводилось всего два дня. Можете себе представить: Фонвизин, текст какой, монологи по две страницы! До этого я не знала, как работать под суфлера. И вот сказала свой текст и то ли отвлеклась, то ли призадумалась... Слышу, суфлер начинает мне что-то быстро шепотом подсказывать. Я подошла поближе, прислушалась, и у меня вырвалось: «Да я сказала уже это!» Вот такой опыт работы с суфлером был у меня.

"Друг для друга online" (Курск), 2 июля 2019 года

Дорогие друзья!

Предлагаем вашему вниманию видеорепортаж о презентации книги Людмилы Поляковой "Мой путь к старухам Малого театра", которая прошла в Доме книги на Арбате 20 мая 2019 года.

Книга Людмилы Петровны Поляковой вышла весной 2019 года, купить её можно в Доме книги на Арбате и, конечно, в фойе Малого театра перед спектаклем или в антракте.

За большой вклад в развитие отечественной культуры и искусства, многолетнюю плодотворную деятельность указом Президента России народная артистка России Людмила Петровна Полякова награждена орденом «За заслуги перед Отечеством» III степени. От души поздравляем дорогую Людмилу Петровну с этим замечательным событием и желаем ей крепкого здоровья и новых творческих успехов!

20 мая в Доме-книги на Арбате народная артистка России Людмила Петровна Полякова представила зрителям свою книгу «Мой путь к «старухам» Малого театра». В ее основе – дневники актрисы, которые она вела многие годы. Идея издать их принадлежит театроведу Вере Анатольевне Максимовой, несколько лет назад ушедшей от нас. Книга прошла непростой путь, прежде чем попала к своим читателям. Об этом и о многом другом Людмила Петровна рассказала своим гостям. Сегодня мы предлагаем вашему вниманию репортаж телеканала "Культура" и небольшой фоторепортаж Николая Антипова, а через некоторое время выложим и полную видеозапись встречи.

Спасибо всем, кто пришел поздравить актрису с выходом книги!

[GALLERY:459]

Спектакль «Дальше - тишина» начинается с мажорного аккорда: в залитый солнцем уютный дом четы Куперов приезжают их взрослые дети. Звучит веселая музыка, мелькают модные костюмы и платья, слышен смех, тосты и непринужденная болтовня - словом, на сцене царит настоящая семейная идиллия.

Смена настроения происходит внезапно: с трудом подбирая слова, пожилой отец заводит разговор о том, что потерял работу и был вынужден заложить дом. Дела настолько плохи, что через несколько дней старики могут оказаться на улице. Оставшись наедине, Джордж (Александр Вершинин), Нелли (Александра Иванова), Кора (Алена Колесникова) и Роберт (Евгений Сорокин) на повышенных тонах выясняют отношения. Оказывается, что никому из них не хочется оплачивать новый дом для родителей, поэтому они приходят к довольно безжалостному решению - взять на себя заботу о стариках, предварительно разлучив их.

И трепетные, прожившие душа в душу на протяжении пятидесяти лет Люси (Людмила Полякова) и Барклей (Владимир Носик) смиренно принимают новые условия жизни.

В спектакле Юрия Соломина нет откровенных злодеев и подлецов. Пьесу Вини Дельмар «Уступи место завтрашнему дню» он решает как семейную драму, в которой каждый участник по-своему прав. Другое дело, что взрослые дети, эгоистично не учитывающие интересов своих родителей, выглядят малопривлекательно и очень знакомо: работа для них важнее семьи, а внутренний комфорт перевешивает чувство долга. Избегая сентиментальности, Людмила Полякова и Владимир Носик ведут свои партии негромко и сдержанно. Актриса вулканического темперамента, Людмила Полякова создает на сцене идеальное воплощение матери - нежной, проницательной и всепрощающей. Барклей Владимира Носика держит все эмоции внутри, внешне оставаясь сдержанным и ироничным. В редких, едва заметных жестах и интонациях прорываются та боль и та любовь, которой наполнен его герой.

Финальная сцена спектакля доводит мелодраму до высот трагедии. Сцена расставания стариков под песню «Му wау» Фрэнка Синатры становится прощанием с огромной, счастливо прожитой жизнью, в которой старикам, увы, больше нет места.

Алла Шевелева, "Театральная афиша", май 2019 года

Финальная фраза пьесы Уильяма Шекспира «Гамлет» – «Дальшe – тишина» – дала название знаменитому когда-то спектаклю Анатолия Эфроса с великими артистами Фаиной Раневской и Ростиславом Пляттом. Этой фразой заканчивался спектакль театра имени Моссовета, ставший легендой отечественной сцены.

Юрию Соломину, взявшему пьесу Виньи Дельмар «Дальше – тишина» для постановки в Малом театре, надо было иметь большое творческое мужество и смелость. Спектакль – прекрасный подарок к юбилею народной артистки России Людмилы Поляковой. Актриса сама попросила обратиться к этой истории, которую она связывает с другими шекспировскими героями – «Ромео и Джульеттой», но прожившими вместе долгую жизнь и волей родственников разлученных. Партнером Людмилы Поляковой стал народный артист России Владимир Носик. Дуэт актеров получился необыкновенно трепетным и эмоциональным.

А начинается всё с семейной идиллии: Люси и Барклей Купер со своими взрослыми детьми, их мужьями и женами в уютном доме собираются на домашний вечер. Приятная добрая атмосфера теплой семейной встречи с легкими танцами и яблочным пирогом. Бесконечно влюбленные друг в друга немолодые люди прожили вместе всю жизнь, не расставаясь ни на один день, вырастили пятерых детей. Но эта видимость гармонии разрушится очень быстро. Дети не готовы взять на себя заботу о престарелых родителях, герои и представить себе не могли, что на старости лет им предстоит разлучиться. Люси Купер должна будет отправиться в дом престарелых, и это будет ее первая и единственная за всю жизнь тайна от мужа.

История, которую рассказывает пьеса, сегодня еще более узнаваема. Стареющий Барклей Купер потерял работу, завод закрылся, пенсия маленькая, дом перезаложен, старики не смогли уплатить немалые проценты и, в конце концов, остались без крова. Фраза, которая звучит в кульминационный момент спектакля, жестока, но тоже очень современна: «Когда у родителей много денег, дети относятся к ним по-другому».

Убедительны и эгоистичны дети Куперов – супруги Джордж (Александр Вершинин) и Анита (Алена Охлупина), Нелли (Александра Иванова) и ее муж Гарвей (Александр Дривень), Роберт (Евгений Сорокин), Кора (Алена Колесникова) и ее муж Билл (Александр Волков). У каждого из них своя жизнь и своя правда, оборачивающаяся, в конце концов, грандиозной несправедливостью и горькой неправдой.

Из своего теплого дома в чужой дом своих детей, где они никому не нужны, и только краткий телефонный разговор сокращает непреодолимое расстояние, затем ресторан, где состоится полное трогательных воспоминаний последнее свидание четы Куперов, вокзал, где проходит прощание (художник спектакля Александр Глазунов). Декорация реалистична, задник вполне традиционный для Малого театра – деревья и небо, улочка рядом с кафе небольшого городка, панорама Нью-Йорка, перрон вокзала. Для большего правдоподобия задник оживляется видео-проекциями, ветер шевелит листочки на деревьях, от кафе отъезжает автомобиль, отправляющийся поезд готов разлучить влюбленных.

Впрочем, иллюзию подлинности жизни создают вовсе не плывущие по небу облака за окном. Хотя отходящий от перрона поезд и беспомощно протягивающие друг другу руки Барклей и Люси под звуки пронзительной песни Фрэнка Синатры «My way» добавляют к истории, сыгранной актерами с исповедальной искренностью, ноты подлинного драматизма. История любви заканчивается историей одиночества, которого могло бы и не быть, если бы самые родные люди помогли бы родным людям.
Кстати, знаменитая финальная фраза в спектакле не звучит. Юрию Соломину вообще предлагали дать спектаклю другое название, чтобы уйти от ассоциации с предыдущими постановками. Но Юрий Мефодьевич решил оставить его прежним. «Дальше – тишина» – это то, что случится со зрителем, когда он выйдет после его спектакля», – говорит режиссер.

Это тот спектакль Малого театра, который заставляет замолчать и в тишине обратится к своему сердцу.

Галина Степанова, «Театральный мир» № 4 2019

Дорогие друзья!

20 мая (понедельник) в Доме Книги на Новом Арбате состоится презентация книги народной артистки России Людмилы Поляковой «Мой путь к «старухам» Малого театра».
В основу книги положены дневники Людмилы Петровны, которые она вела с 1956 по 1963 и с 1975 по 2012 годы. Это авторское свидетельство эпохи от актрисы, которой повезло работать в знаменитых московских театрах с выдающимися режиссерами и актерами.

Начало в 19:00.

Адрес: улица Новый Арбат, дом 8, 2 этаж, «Литературное кафе».

Вход свободный.

Актриса Людмила Полякова была влюблена во французского короля, ушла от режиссера Гончарова из-за ревности и обрела гармонию в 50-летнем возрасте. Обо всем этом народная артистка рассказала «Известиям» в преддверии премьерного показа спектакля Малого театра «Дальше — тишина...».

— Худрук театра Юрий Соломин подарил вам к юбилею роль в спектакле «Дальше — тишина...». Некогда в ней блистала Фаина Раневская. В постановке Анатолия Эфроса на сцене Театра Моссовета она играла вместе с Ростиславом Пляттом. Не сравниваете себя с легендой?

— 50 лет назад, будучи молодой артисткой, я неоднократно бывала на том спектакле. Помню, грудь была мокрой от слез, так сопереживала героине Раневской. Спектакль запал мне в душу. Я говорила себе: «Когда-нибудь мне повезет и, возможно, сыграю эту пьесу. Как только возраст подойдет». Вот он и подошел.
Тогда спектакль, созданный по сценарию фильма Виньи Дельмар, был не настолько близок нашему обществу. Казалось, что проблемы героев не наши, это где-то там на «загнивающем Западе» могут быть столь несправедливы к старикам. А сейчас эта пьеса как никогда актуальна. Я сама предложила ее Юрию Соломину. И оказалось, что и он ею совершенно заболел. «Сейчас, когда столько раздражения, столько негатива кругом, — это же прямо в десятку! Воюют братья и сестры, дети и родители. Надо что-то «кинуть» в зал, чтобы люди одумались», — сказал Юрий Мефодьевич.
У него есть «светлая мечта»: хочет, чтобы у театра стояло три скорые помощи, чтобы зрители плакали, уходя со спектакля, и говорили: «Боже мой, что же мы делаем со своей жизнью?» Театр тогда театр, когда люди могут посмотреть в глубь своей души, задуматься, как они живут, и стать лучше. Ведь мы на этой Земле лишь на одно мгновение.

— Вы, как и Фаина Раневская, доводите зрителей до слез?

— Не знаю. Я не могу сравниться гениальностью с Раневской. Не собираюсь подражать ей. У меня есть свое видение этого образа. Я настаиваю, что это спектакль о любви. По-моему, герои пьесы — Ромео и Джульетта в возрасте. Трагическая судьба двух стариков, проживших всю жизнь вместе и на старости лет разлученных детьми.
Бессмертная фраза Булгакова по сей день актуальна: «Люди как люди… только квартирный вопрос испортил их». Но в СССР мы все жили примерно одинаково, скромно, многие в коммуналках. С нынешней дорогостоящей недвижимостью и борьбой за нее не сравнится. Я не берусь никого осуждать, но знаю, что раздражение висит в воздухе.
У моей ближайшей подруги трое детей. Интеллигентнейшая семья. И что вдруг произошло, когда они стали делить имущество? Квадратные метры и барахло стали дороже любви и семьи.

— Вы так горячо переживаете?

— Я не могу смотреть телевизор. Послушайте эти ток-шоу. Это что-то страшное. Люди орут, кидаются друг на друга. Ощущение, что, если им сейчас дать дубинку или топор, они пойдут крушить всё на своем пути. Нельзя так.

— Но вы и сами бывали на телешоу.

— Поначалу побывала на одном. Почему-то казалось, что найду слова для героев, примирю враждующие стороны, все обернутся на себя и поймут, как они не правы. Такая наивная дура. Но потом смотрела это шоу и была в шоке: «Боже, неужели я такая идиотка?! Как я могла сказать эту глупость?»
Оказывается, у них сценарий. И если я говорю что-то не так, то это просто вырезают. С тех пор решила, что не буду участвовать в таких передачах.

— Вас не пугает одиночество?

— Всё нормально. Я научилась справляться со своим одиночеством и даже полюбила его. Для меня одиночество — это когда ты отдаешь отчет, что происходит с твоим близким окружением и с тобой. Я не понимаю женщин, которые считают, что если нет мужика рядом, то и жизнь не удалась.

— Держаться за мужчину — не ваше?

— Никогда. Если какой-то достойный роман, высокие чувства, тогда почему бы и нет...

Полюбить — так короля!

— Люди вашего поколения скромны во всем: в проявлении чувств, в умении одеваться, жить экономно. При этом награды принимают так, будто недостойны их.

— У меня до сих пор нет ощущения, что я что-то такое представляю из себя. И всё, что со мной случилось, воспринимаю как подарок судьбы. Я оканчивала школу рабочей молодежи. Работала машинисткой. Но начитавшись Генриха Манна, стала бредить Францией. Увлеклась французской живописью, искусством. Мне казалось, что я очень хочу быть переводчиком. Сама начала учить французский язык. И вот как-то проходя мимо «Щепки», увидела: «На вечернее отделение актерского факультета объявлен набор». Я не думала о карьере актрисы. Но то, что обучение вечером, меня заинтересовало. Это был эксперимент училища, на который я решила подписаться.

— Чистая авантюра.

— Да. Бывают моменты, когда чувствуешь себя такой интересной и знаешь, что всё у тебя получится. Пришла в училище, что-то читала, и тут вдруг Юрий Соломин зачем-то забежал на экзамены. Он был педагогом. Помню, разговор приемной комиссии: «Ну куда? Нет». «Но ее нужно взять», — настаивал он. На дневное отделение набор уже был закончен. Но меня взяли именно туда.

— А французский-то выучили?

— Конечно. И со знанием языка побывала во Франции. При любой возможности еду в Париж. Там есть мост Генриха IV. Он мой возлюбленный король (смеется). Для кого-то примером в жизни был Павлик Морозов или Павка Корчагин, а для меня ориентиром стал Генрих IV. Он преодолел всё: религиозные распри, завоевал Париж, стал великим французским правителем.

— Экие у вас предпочтения.

— Несомненно. Вкус моей юности был прекрасен. Свой жизненный путь я выстраивала интуитивно.

— В следующем году будет 30 лет, как вы служите в Малом театре.

— Уже 30? Боже мой!

— А могло быть и больше. Почему окончив Щепкинское училище, вы сразу не попали в труппу театра?

— Со второго курса мне говорили: «Наша Пашенная». Я получала именную стипендию Хмелева. Играла главные роли в дипломных спектаклях. Но когда было распределение, места в Малом не нашлось. Я откликнулась на приглашение худрука Театра на Малой Бронной Андрея Гончарова.

— Гончаров славился сложным характером.

— Несмотря на свои размеры, внутри я очень трепетно-деликатная. Терпеть не могу, когда кричат. А раздражение у Андрея Александровича — привычное дело. Вся атмосфера вокруг него была вздрюченная. Кому-то доставалось, но на меня он не срывался.

— Тогда почему не сложилось?

— У него была масса планов. Сразу предложил мне «Луну для пасынков судьбы». Но в конце концов поставил только «Судьбу-индейку», где мы с Аней Антоненко играли классных колхозниц. Потом я шутила, что этот спектакль был символическим.
Причиной ухода стала странная история, произошедшая при выпуске спектакля «Жив человек». Гончаров распределил меня на единственную женскую роль, медсестры. Героиня была неопределенного возраста, и играть ее могла бы любая актриса. И вот объявлена дата премьеры. Прихожу в театр и вижу, что играет ее одна знаменитая актриса. Никто мне не объяснил: дескать, Мила, не нервничай, успокойся, в театре такая вещь возможна. Перетерпи, всё будет нормально, просто актрисе хотелось увидеть свое имя в рецензиях...
С Малой Бронной я ушла в Театр Станиславского. Львов-Анохин (худрук театра. — «Известия») звал к себе еще после училища. А на тот момент актриса его театра Дзидра Ритенберг, жена Евгения Урбанского, уехала рожать. И театру срочно нужна была артистка.

— Такая же высокая.

— Большая. Он прислал гонцов к Гончарову. Я развернулась и ушла к Львову-Анохину. Всегда так поступаю по жизни. Театр Станиславского был театром звезд: Евгений Леонов, Петр Глебов, Нина Веселовская, Майя Менглет, Володя Коренев, Алик Филозов, Юра Гребенщиков, Жора Бурков. Ну и мы с Васей Бочкаревым (народный артист России, муж актрисы. — «Известия»). Но у театра очень странная судьба. Три года был срок любого руководителя. Спустя 15 лет я написала в заявлении: «Не хочу пересиживать очередного главного режиссера». Пошла в театр к Анатолию Васильеву («Школа драматического искусства». — «Известия»). Влюбилась. Работали, экспериментировали, искали новые формы, создавали свой театр. Но не мое это было. Я по сей день благодарна Васильеву за то, как он мордовал меня и пытался сделать героиню. А я орала: «Что вы от меня хотите? Есть Терехова, Демидова — делайте из них героинь. Как вы понять не можете, что я другая!»

— А какая?

— Они девушки, знающие себе цену, понимают про себя всё. А я до сих пор не пойму, что я такое. Знаю только, что хочу оставить как можно больше добрых эмоций. И как же приятно, когда после спектакля зрители подходят и говорят: «У меня было такое плохое настроение, но я пошел в Малый на Полякову, и день удался».

Терпение и труд

— Извилист был ваш путь в Малый театр.

— Ушла от Васильева в никуда, и вдруг появился Юрий Соломин. В очередной раз он совершил великую миссию в моей жизни. Мне было уже почти 50, на руках сын-подросток, больная мама, постоянной работы нет. И тут пригласили на съемки картины «Униженные и оскорбленные». Я играла мать главной героини, а ее играла Настасья Кински. Западная звездочка приехала сниматься в СССР. И вот на студии мы оказались за соседними гримерными столиками с Юрием Мефодьевичем. «О, привет, ну как ты?» — «Нигде. Ничего». — «В Малый театр пойдешь?» — «Я согласна!»
Вернулась я со всем своим опытом, с багажом — успела поработать с выдающимися режиссерами. В Малом театре пришло осознание, что теперь я нахожусь в полной гармонии. Больше не хочу никаких исканий. Помню первые мгновения, когда оказалась в Малом, чуть ли не плакала. Была так счастлива, что у меня есть постоянный кусок хлеба.

— В Малом были свои актрисы за 50. Соломин рисковал.

— А я ни на что не претендовала. Массовка, эпизод, всему рада. И вдруг в театре ставят «Дядюшкин сон». Главную роль Марьи Александровны Москалевой репетировала Элина Авраамовна Быстрицкая. Но случилось, что развалился Советский Союз, и ей, как человеку деятельному, нужно было спасать СССР. Она должна была с нашей командой гимнасток ехать на мировое первенство. А у театра гастроли в Казахстане по личному приглашению Назарбаева.
Что делать? Меня вызывает руководство и говорит: «Родной, всё! Надо». Я говорю: «Господь с вами, вы что? Это трехактная пьеса, 75 страниц текста!» Но Соломин сказал: «Или ты сейчас занимаешь свое положение в театре, или так и будешь играть «принеси-подай». У меня было всего пять дней, чтобы выучить текст. На гастролях я отыграла десять «Дядюшкиных снов». После этого поняла, что мне в этой жизни больше ничего не страшно.

— Быстрицкая обиделась на вас?

— Нет. Дальше мы играли спектакль в паре. После были еще «Волки и овцы», где Мурзавецкую она играла в первом составе, а я во втором. Как и предрекал Соломин, у меня появилось свое место в театре и большие роли.

СПРАВКА «ИЗВЕСТИЙ»
Людмила Полякова окончила Высшее театральное училище им. М.С. Щепкина, работала в московских театрах, с 1990 года актриса Малого театра. В ее фильмографии около сотни ролей, в том числе в фильмах: «Михайло Ломоносов», «Восхождение», «Агония», «Прощание», «Хозяйка детского дома», «Бумер», «Каникулы строгого режима».

Зоя Игумнова, "Известия", 28 марта 2019 года

О премьере спектакля "Дальше - тишина" В.Дельмар рассказывают народный артист СССР Юрий Соломин и народная артистка России Людмила Полякова - на Первом канале.

Спектакль поставил Юрий Соломин по киносценарию Вины Дельмар "Дальше - тишина". Ревизор.ru снял видеосюжет о спектакле и пообщался с режиссёром.

Старики Куперы счастливо прожили 50 лет в своем большом доме, вырастили пятерых детей и ни разу не расставались. И что же дальше — хеппи-энд? Нет, дальше — тишина… только в зале всхлипывания и слезы. Стар и млад, мужчины и женщины — плакали все. Пронзительную историю «отцов и детей», любви и одиночества сыграли в Малом театре к юбилею народной артистки Людмилы Поляковой.

Она сама принесла в театр знаменитую пьесу американского драматурга Виньи Дельмар «Уступи место завтрашнему дню» и попросила Юрия Соломина, художественного руководителя Малого, ее перечитать. А он позвонил ей в слезах и сказал, что ставить будет сам. Ту самую роль мечты, которая закралась в сердце еще юной артистки Поляковой 40 лет назад, после просмотра гениального спектакля А.Эфроса в Театре Моссовета. Тогда, в 1969 году, роль Люси Купер сыграла незабвенная Фаина Раневская в дуэте с Ростиславом Пляттом (Барклей Купер), а сейчас, в 2019-м, эти роли исполнили несравненная Людмила Полякова и Владимир Носик.

На сцене семейная идиллия в тихом провинциальном американском городке. Пожилые родители готовятся к обеду с так редко навещающими их детьми, смеются, провозглашают тост «за чудесный дом». А потом признаются, что через три дня окажутся на улице: дом дважды заложен банку, проценты не выплачены, на заводе сокращение. Не беда! Ведь чета Купер вырастила заботливых и любящих детей, которые впятером смогут помочь старикам… Или не смогут… или не такие уж заботливые.
Вот тут появляются первые слезы: не у артистов, у зрителей. «Я не просил, чтобы меня рожали», — говорил младший из сыновей, Роберт Купер (Евгений Сорокин), спихивая ответственность на брата. «Да и я планировал потратить сбережения на образование дочери», — сокрушается старший, Джордж (Александр Вершинин). Сюда идеально подошла бы знаменитая фраза Дмитрия Анатольевича — «Денег нет, но вы держитесь». Только она немного из другой пьесы: не театральной, жизненной.

Впервые за 50 лет влюбленных все же разделили. Как и у Шекспира, это сделали родственники, но не со зла — просто по отдельности за стариками ухаживать проще. Да и кто уж там будет думать о чувствах, когда каждой копейке идет счет? Люси и Барклей живут в разных городах, в квартирах своих детей, но эта вынужденная клетка становится удушающей и холодной тюрьмой для каждого. Они нужны лишь друг другу, о чем тихонько шепчут в коротких телефонных разговорах.

В спектакле почти нет музыки: лишь в начале (когда семья собирается за обеденным столом) и в конце (когда Люси провожает Барклея на вокзале и под My Way Фрэнка Синатры вместе с уезжающим поездом проносится их счастливая жизнь). Все остальное время зритель завороженно следит за потрясающим взаимодействием большой группы артистов.

Такие разные дети в исполнении Александра Вершинина, Алены Колесниковой, Александры Ивановой и Евгения Сорокина своими живыми и честными эмоциями создают для зрителя объективную картинку суровой реальности. Отдельного внимания заслуживает Анита Купер, жена расчетливого Джорджа (Алена Охлупина). Одно удовольствие наблюдать, как внимательная и услужливая невестка, приютившая у себя свекровь, превращается в раздражительную и властную хозяйку дома.

Старики Куперы сумели прожить счастливую жизнь, сохранив глубокую любовь и уважение друг к другу. Все так просто читается в их глазах и тихом обращении «Дорогой, я так скучаю» или «Пожалуйста, дети, только не расстраивайте маму». Именно эта тишина с каждой минутой все сильнее сжимает сердце. Вроде и скандалов никаких нет: никто не кричит, не бьет посуду. Все хотят как лучше и удобней. А выходит, что первой и единственной тайной Люси от мужа станет ее добровольный переезд в пансионат для престарелых женщин. Не потому, что ей так хочется, а потому что так удобней ее детям.

За два с половиной часа на глазах у зрителя, подобно игрушечному калейдоскопу, меняется порядка десятка полноразмерных красочных декораций, каждая из которых создает не просто эффект вовлечения зрителя в сюжет, но и дает иллюзорное представление о теплоте домашнего очага. В финале механизм волшебного калейдоскопа ломается, и перед нами остаются влюбленные, разделенные километрами и собственными детьми. А между ними, такими живыми и любящими друг друга, проносятся (буквально по движущейся платформе сцены) дети, внуки, а затем и все персонажи этой пронзительной истории.

Юрию Соломину предлагали сменить название, чтобы уйти от ассоциаций с предыдущими постановками, но режиссер настоял на своем: «Дальше — тишина» — это то, что случится со всеми, и то, что случится со зрителем, когда он выйдет после спектакля». Как прав оказался Юрий Мефодьевич: после благодарственных аплодисментов зритель уходил молча, вытирая слезы… «Алло, мамочка? Как вы?… Нет, у меня ничего не случилось. Я просто захотел вам позвонить», — пряча красные от слез глаза, сбивчиво говорил в трубку мужчина, выходя из театра.

Иветта Невинная, "Московский комсомолец", 20 марта 2019 года

В Малом театре к юбилею народной артистки Людмилы Поляковой поставили спектакль по знаменитой американской пьесе "Дальше - тишина". В том, что в этой работе привлекает зрителей больше - пронзительный сюжет или тонкая актерская игра, разбиралась корреспондент "ТВ Центра".

10 марта на Ордынке состоялась долгожданная премьера спектакля «Дальше – тишина» В.Дельмар, над которой работала постановочная команда под руководством народного артиста СССР Юрия Соломина. Постановка приурочена к 80-летию народной артистки России Людмилы Поляковой, сыгравшую роль Люси Купер. От души поздравляем всех, кто готовил эту премьеру, и желаем новых творческих успехов, а самому спектаклю долгих лет зрительской любви и моря аплодисментов!

Фоторепортаж Николая Антипова

[GALLERY:444]

В Малом театре показали спектакль «Дальше – тишина». Впервые спектакль по пьесе Виньи Дельмар «Уступи место завтрашнему дню» в 1969 году поставил Анатолий Эфрос. Главные роли тогда исполнили Фаина Раневская и Ростислав Плятт. Нынешняя постановка приурочена к юбилею актрисы Людмилы Поляковой. Ирина Разумовская - подробнее.

«Дальше - тишина» - спектакль, который поставлен на неё. Народная артистка России Людмила Полякова сама выбрала эту пьесу и принесла в театр. Юрий Соломин, перечитав, позвонил ей в слезах. Сказал: ставить будет только сам. Пронзительную историю, которая известна многим по легендарному моссоветовскому спектаклю. Людмила Полякова видела его.

«40 с лишним лет я несла в себе эту надежду - эту надежду идею. Мне так хотелось сыграть этот образ, эту женщину. Конечно, вспоминаю незабвенную Раневскую. И помню, я совсем тогда ещё молодая артистка, я помню, я сидела и у меня была мокрая вся грудь - текли слёзы», - рассказывает народная артистка России Людмила Полякова.
Слёзы здесь наворачиваются на глаза спустя десять минут после открытия занавеса. Трогательные старики Куперы оказываются на обочине жизни. 50 лет они прожили вместе в большом доме, не расставаясь ни на один день. Вырастили пятерых детей. И теперь ни один из них не готов помочь им решить денежные и жилищные вопросы.
«Вот мы играем эту пьесу, и печально, что она стала актуальна, хотя была написана сто лет назад, и, если она поможет изменить отношение детей к родителям, мы будем счастливы, наверное», - отмечает народный артист России Владимир Носик.

Можно ли надеяться и верить во что-то, когда к тебе несправедливы собственные дети? Людмила Полякова, несмотря ни на что, видит светлое в этой истории.
«Я говорила Соломину - они Ромео и Джульетта. Ой, сейчас плакать буду. Которые прожили, сумели прожить эту жизнь», - говорит Людмила Полякова.

«Я говорю: значит так - это надо играть так, чтобы после спектакля стояли три скорых помощи спасть людей, у которых нервы не очень хорошие», - объясняет режиссёр-постановщик, художественный руководитель Малого театра, народный артист СССР Юрий Соломин.

Юрию Соломину предлагали сменить название. Чтоб уйти от ассоциаций с предыдущими постановками и экранизациями. Но режиссёр настоял на том, чтобы оно осталось прежним. «Дальше-тишина» - это то, что случится со всеми, говорит Юрий Мефодьевич. Это то - что случится со зрителем, когда он выйдет после его спектакля.

В Малом театре идут последние репетиции спектакля «Дальше – тишина». Премьера – 10 марта. В главных ролях - Владимир Носик и Людмила Полякова. Этот спектакль станет посвящением народной артистке России.

До премьеры - 10 дней. Пьесу «Дальше – тишина» в Малом ставит сам Юрий Соломин. Материал выбрали специально для Людмилы Поляковой, недавно отпраздновавшей юбилей. Актриса сама попросила взяться за эту историю, которую называет «Ромео и Джульетта спустя 50 лет». В России пьеса многим знакома благодаря теле-версии легендарного моссоветовского спектакля.

«40 с чем лет назад посмотрела этот спектакль с гениальными Фаиной Раневской и Пляттом. И я помню, я тогда им заболела - потрясающий спектакль был. Заболела актерами и темой, и у меня была легкая слабая надежда, мечта, что когда-нибудь я достигну такого возраста всё-таки», - поделилась Людимила Полякова.
Пронзительная история о двух пожилых людях, к которым слепы и несправедливы собственные дети. Героиня Людмилы Поляковой и подумать не могла, что окажется в итоге в приюте для престарелых.

Позади сцены - мультимедийный задник. На нём сменяются проекции: то американского мегаполиса, то поезда, идущего в Калифорнию. Режиссёр Юрий Соломин подчёркивает - это максимум новшеств. Здесь важна драматургия и вечная, очень болезненная на этот раз, история отцов и детей.

«Мы никого не собираемся удивлять. Только тех людей, которые придут специально, купив билеты. Не удивлять их надо. Они придут, чтобы еще раз убедиться, как вертится Земля. Как папы и мамы есть, дети хорошие и плохие», - считает Юрий Соломин.

«Мы размышляем на эту сложную тему - взаимоотношения детей и родителей, детей в этом обществе - это очень важно. Потому что театр - это один из институтов философии», - отмечает Владимир Носик.

Юрию Соломину предлагали сменить название. Чтоб уйти от ассоциаций с предыдущими постановками и экранизациями. Но режиссёр настоял на том, чтобы оно осталось именно таким. «Дальше-тишина» - это то, что случится со всеми, говорит он. В том числе со зрителем, когда он выйдет после этого спектакля.

Дорогие друзья!

Совсем недавно отметили юбилеи две любимицы публики - народные артистки России Людмила Полякова и Ирина Муравьева. И Людмила Петровна, и Ирина Вадимовна сейчас готовятся выступить в новых постановках на сцене Малого театра, в своих бенефисных спектаклях. Все это впереди, но, как говорится, хороша ложка к обеду, и поэтому было решено поздравить актрис, не дожидаясь премьер. 19 февраля, после представления комедии Н.В.Гоголя "Женитьба", в которой играют юбилярши, труппа Малого театра чествовала и призналась в любви к замечательным артисткам.

Как это было, смотрите в нашем видеорепортаже.

У народной артистки России Людмилы Поляковой большой юбилей. В этом же году, чуть позже, актриса Малого театра отметит 55-летие сценической деятельности. Празднований, правда, не любит, даже телефон грозилась выключить в день рождения. Но скоро — премьера спектакля «Дальше — тишина», выход книги «Мой путь к «старухам» Малого». Об этом и многом другом Людмила Петровна рассказала обозревателю «Культуры».

Полякова: Вcе, что можно, я уже сказала. Сейчас хочется спрятаться и просто осмыслить, что же это была за жизнь. Несмотря на возраст, мне многое еще интересно. Три дня назад вот прилетела из Барселоны, буквально из плюс двадцать — в минус двадцать. Вышла на морозный воздух, и, как птица в полете, чуть не задохнулась. Прилетела — и утром на репетицию. Потом три спектакля подряд, подготовка нового…
культура: Сколько у Вас спектаклей сейчас?
Полякова: Только Островского шесть наименований. Плюс «Женитьба» Гоголя, «Дети Ванюшина», «Горе от ума»… В феврале, если Бог даст, выпустим «Дальше — тишина». Я не тот человек, который делает ставки. Мне уже славы не нужно. Но хочу, чтобы сидящие в зале схватились за головы: «Елки-палки, что же мы делаем со своей жизнью! Это же наши отцы, матери…»
культура: Вы сами ведь предложили Соломину пьесу?
Полякова: Да-да… Был незамысловатый разговор. Вот как сейчас с вами, сидели с Юрием Мефодьевичем перед «Горе от ума». Вы же, говорю, знаете, что приближается-то… Знаю, знаю, отвечает, уже думаю, что взять. А что думать, парирую, вот пьеса… Он прочитал. И заболел ею, как я. Эта человеческая драма так нужна нынешнему обществу, так нужна! Соломин даже шутит: мечтаю, чтобы у театра три «скорые помощи» стояли. Чтобы сердца людей разрывались.
культура: Не боитесь, что Вас будут сравнивать с Раневской, а Носика, Вашего партнера, — с Пляттом? Остались ведь еще люди, которые помнят тот спектакль в театре Моссовета?
Полякова: А это — ради Бога! Пусть сравнивают. Чего мне бояться? Я сама «заболела» много лет назад, попав после училища на тот спектакль. И, хотя была еще молодой, очень эмоционально восприняла его. Рыдала весь спектакль — грудь была мокрой от слез. И так засела у меня в голове эта «Тишина», что я дала себе слово: подойдет возраст — обязательно сыграю. Тогда меня потрясла актерская игра — сейчас больше думаю о социальной направленности пьесы. Однако решаю образ совершенно по-другому. Пьеса же — о любви, а герои — Ромео и Джульетта, прожившие вместе пятьдесят лет. Всю жизнь они были вместе, как две птицы. И вдруг их разлучают… Как же это можно?!
Люди часто цепляются за родственные отношения, чувства. По-моему, это не нужно. Мне вот тоже знакомые порой говорили: что ты не попросишь сына принести картошки? Но я же могу сама! И в каком бы состоянии ни была, как бы плохо ни выглядела, иду в магазин. А на улице — один улыбнется, второй поздоровается, третий что-то доброе скажет. И сразу такое ощущение нужности… Значит, оставила я в их душах что-то… Не поверите, вспоминают работы тридцати-, сорокалетней давности. Например, несчастную «Хозяйку детского дома»…
культура: Тоже хотела о ней спросить. Для меня это был первый фильм с Вашим участием — посмотрела еще школьницей. Но лишь недавно узнала, что Вы посвятили эту работу маме…
Полякова: Да, то маме посвящала, то бабушке. Они такими несчастными были. Это такие судьбы! Ой, не могу говорить. Расплачусь, а у меня уже грим. Обе наверняка были одарены. Бабушка — та просто была великолепной рассказчицей, весь двор сбегался слушать. А она пропустит рюмочку, закурит «беломорину» — и давай травить байки.
Во время войны нашу семью эвакуировали в Муром, я была совсем крошкой, но ходила по госпиталям для выздоравливающих — читала стихи. А бабушка — еще молодая женщина, чуть за сорок, — работала на строительстве секретного аэродрома. Была даже к ордену Ленина представлена. Но отказалась — надо было срочно возвращаться в Москву, чтобы не потерять прописку.
Детство мое было, конечно, довольно печальным. «Хозяйка детского дома» помогла переосмыслить и свою жизнь, и отношения с мамой. Ну, представьте: только кончилась война, муж ушел, а она — еще молодая, с ребенком. Ей хотелось любви, нормальной семьи. И я все время чувствовала, что мешаю ей, болтаясь под ногами… Рябцева моя в «Хозяйке», помните, моталась за своим мужиком в надежде: вот сейчас все наладится, и заберу Сережу… Так и у меня с мамой не сложилось особо теплых отношений. А последнее ее десятилетие просто не помню. У нее развился диабет, она полностью ослепла, не ходила. А у меня Ваня маленький. Ужас!
культура: Дочери часто повторяют судьбу мам. К сожалению, и Ваша личная жизнь сложилась не так, как Вам того хотелось бы. И сына пришлось растить одной…
Полякова: Да, непросто было. Ваню заразили стафилококком, и никто не давал никаких гарантий — будет ли говорить, ходить… Если бы я до полутора лет не кормила его грудью, он бы вообще не выжил. И вдруг ровно в год он сделал семь шагов, сел на попу и засмеялся. А потом разговорился так, что не остановишь… Конечно, после этого я была над ним как птица. Все прощала, сама все делала…
культура: Жалеете?
Полякова: Ну, теперь уж что? Жизнь прошла. Ничего не поправишь.
культура: Вам тоже не удалось с ним стать по-настоящему близкой?
Полякова: Нет-нет, мы очень близки. Хотя можем ругаться, кричать. Но уже через две минуты будем обниматься. Да и после появления на свет своего ребенка Ваня стал со мной гораздо нежнее. Постоянно: мамулик, мамулик… Так что все хорошо. Я таскала его и в театр, и на съемки. А он стал диджеем. Его ценят. Хотя клубов сейчас уже меньше…
культура: Многие женщины, оправдывая тяжелый характер, говорят: у меня была такая сложная жизнь, никто не помогал… А вы не озлобились, по-прежнему радуетесь жизни.
Полякова: Меня даже обидеть нельзя. И в театре я никогда не конфликтовала. Очень самодостаточная. Не люблю, когда говорят, что русские женщины сильные. Да жизнь нас заставляет быть такими. Ирония моей судьбы такова, что внутри я маленькая и беззащитная. А снаружи — большая, с громким голосом.
Некоторые пугаются: осталась одинокой под старость… А я привыкла. Люблю быть одна. И даже с сыном и внучкой не могу общаться каждый день. Ненавижу долгие разговоры по телефону, посиделки с подружками. Да, это своего рода психотерапия, но я не хочу вешать на кого-то свои проблемы. Единственная моя подруга — еще с училища — живет в Париже. Когда приезжает, конечно, рассказываем, у кого что произошло…
культура: В последние годы Вы довольно часто снимались в сериалах…
Полякова: И, к сожалению, часто там роли однотипные — бесконечные бабушки, тети, свекрови, соседки-идиотки… Грех жаловаться, конечно. Я благодарна Господу за этот кусок хлеба. Но никогда в жизни у меня не было, чтобы кто-то занимался моей судьбой в кино, специально написал роль. Никогда!
Та же Рябцева в «Хозяйке детского дома» — изначально в сценарии она была алкашкой, избавившейся от ребенка… И я всегда — из любого незамысловатого сюжета, из просто «бабушки» — стремилась что-то «слепить». В «Палаче», «Улыбке пересмешника»… Потом мне уже открытым текстом стали говорить: «Людмила Петровна, роли нет, но вы же что-то сделаете?» Ну как откажешься? Зовут — и слава Богу.
Когда-то у меня были прекрасные работы — «Восхождение» Шепитько, «Михайло Ломоносов» Прошкина. Несколько лет назад с удовольствием снялась в «Каникулах строгого режима». Потом Безруков позвал в «Реальную сказку». Были и «Три сестры» Грымова, сериал «Обрыв» по Гончарову, «Господа Головлевы». А где это все? Кто видел? Обидно…
культура: Зато какая у Вас театральная судьба.
Полякова: Согласна — особая. Спасибо Леониду Викторовичу Варпаховскому — первому, кто занялся мною в театре. До этого Львов-Анохин видел во мне только комедийную артистку. А мне быть ею тогда ну совсем не хотелось. Это сейчас я все играю с удовольствием. И выходя к зрителям, испытываю кайф.
культура: Даже когда играете один и тот же спектакль много лет?
Полякова: «Один и тот же» не получается. У нас даже монтировщики это знают. Поставят декорации — и сидят где-нибудь в уголочке за кулисами… Поймаешь вдруг за этим занятием: «Василь Иваныч, в который раз смотришь-то?» — «Ну, Людмила Петровна, это же каждый раз — новый спектакль. Смотрю, как сегодня будете играть…»
У нас ведь нет, как у музыканта, инструмента. Инструмент артиста — он сам, его организм, душа. А я живу в этом обществе, в меня проникают его мысли, настроения. И я должна держать себя не только в хорошей физической форме, но и в морально-нравственной, извините за высокопарность. Читаю, смотрю, слушаю — все это оказывает влияние на мою душу, она развивается. А значит, я уже не такая, какой была 25 лет назад, когда начинала играть «Волки и овцы». Хотя рисунок и мизансцены — те же… Или вот — «Продавец дождя». За 13 лет, что играла в нем, успела выносить и родить ребенка, развестись с мужем, пережить еще какие-то волнения… Так неужели это не отразилось на моей игре?
культура: Вы несколько десятилетий вели дневник…
Полякова: И сейчас веду. А на днях как раз должна отправить книгу в печать. Большая получилась. Со множеством фотографий. В том числе с портретом внучки Александры. Обожаю ее. Третий год, но такая развитая девочка — рисует, танцует. Были с ней на фламенко — так она там такое выдала, что артисты захотели с ней сфотографироваться…
Книга, к слову, называется, «Мой путь к «старухам» Малого». Так сложилось, что у МХАТа всегда были старики, а у нас — старухи. Помню, еще Маргоша Эскина в честь какого-то моего юбилея вдруг сказала: «Ну что, Милочка, вот и ты уже «старуха» Малого». Я, конечно, тогда возмутилась «для приличия», но осознала, что действительно иду этим путем.
культура: Узнают на улице?
Полякова: Конечно. Бывает, человек увидит меня — и на лице такое счастье. Ну, думаю, значит, не напрасно все. Не зря жизнь проходит…
культура: Хотя, наверное, уже могли бы себе позволить не работать. Заслужили просто наслаждаться жизнью.
Полякова: Да что вы! Это вам не довелось общаться с нашими «старухами» Татьяной Панковой, Татьяной Еремеевой — им за 90 было, а они всё выходили на сцену. Нет-нет, артиста нельзя взять и отлучить от нее. Театр дает такой жизненный стимул, такое удовольствие. Я служу Малому верой, правдой и всем, чем только можно. И благодарна за то, что в сложный период жизни он пригрел меня.
культура: Театр для вас больше, чем работа?
Полякова: Конечно. Это мое скромное счастье, даже, извините за высокий слог, миссия. И другого у меня ничего нет.

Татьяна УЛАНОВА, «Культура» 29.01.2019

«Не клевещи, матушка, на женщин! Всякие бывают; есть и такие, что не только своим хозяйством, а хоть губернией править сумеют, хоть в Хиву воевать посылай».

Народную артистку России, лауреата Государственной премии России Людмилу Полякову называют «дважды Мурзавецкая Советского Союза», что вполне справедливо. Первый раз она вышла на сцену Московского драматического театра имени К.С. Станиславского в роли героини Островского в спектакле «Волки и овцы» в 1975 году. Было ей на тот момент тридцать пять лет. Эта постановка Леонида Варпаховского оказалась последней в его жизни. Режиссера не станет в феврале 1976 года. По признанию актрисы, «тогда, к сожалению, не получилось глубоко в себя впустить этот спектакль почти сразу умер Леонид Викторович». 25 июня 1994 года она вновь сыграет Мурзавецкую. На сей раз в Малом театре. Будет ей пятьдесят пять лет. В пьесе Островского, как известно, Меропии Давыдовне лет шестьдесят пять. Так что на момент премьер актриса была и самой молодой исполнительницей Мурзавецкой, пожалуй, впервые в истории не только советского, но и всего русского театра. Постановка Виталия Иванова с Людмилой Поляковой в главной роли в репертуаре Малого театра уже двадцать два года!

Ее органика завораживает, непосредственность восхищает. А мимика и жесты говорят порой красноречивее многих слов. Выходит ли она на сцену («Лети Ванюшина» С.А. Найденова, «Свои люди сочтемся!» А.Н. Островского), находится ли на ней («Волки и овцы», «Правда хорошо, а счастье лучше» А.Н. Островского), «ввинчивается» («Последняя жертва» А.Н. Островского), «вылетает» («Горе от ума» А.С. Грибоедова) или «выплывает» («Бешеные деньги» А.Н. Островского) в образе своих героинь, с первой же реплики Полякова моментально закручивает всех в водоворот событий, накрывая с головой своей актерской мощью и темпераментом. И сама получает удовольствие от того, что происходит, и «заражает» этим партнеров. «Мила! На меня словно девятый вал обрушился!» после одного из спектаклей скажет ей Эдуард Марцевич. «С Людмилой Петровной очень легко играть», можно услышать в ее адрес от коллег. Что уж говорить о зрителях, которые давным-давно перефразировали классика: «Откупори шампанского бутылку иль Полякову в Малом посмотри!»

«Бес попутал, - шутит сегодня Людмила Петровна, - пошла на актерский вместо иняза».
Ее первыми подмостками была простая табуретка в госпитале под Муромом, куда во время войны эвакуировалась семья. Первыми зрителями выздоравливающие солдаты госпиталя, в котором работала мама. «А где наша маленькая артистка?» постоянно слышалось из какой-нибудь палаты. И трехлетняя кроха с карими глазами-бусинками, в сшитом бабушкой пальто с огромными карманами, залезала, частенько не без помощи взрослых, на «сцену» и с выражением читала: «Был у майора Деева товарищ майор Петров...» После выступления карманы пальто наполнялись печеньем, сахаром, кусочками шоколада.
Там же, в Дмитриевской Слободе, были и ее первые «гастроли». Девочка обладала феноменальной памятью и моментально запоминала все, что услышит. И щедро делилась этим не только с солдатами, но и с деревенскими жителями. Порой, устав от выступления, так и засыпала в чьей-нибудь избе. «Милку-артистку свою ищете?» спрашивали соседи пришедших с работы маму и бабушку. И подсказывали, где найти.

«Милкой я стала с легкой руки бабушки. Меня иначе и не называли. Лома, во дворе, в школе. Спустя годы до смешного доходило. В совершенно неожиданных местах могла услышать: «Милка-а-а! Ух ты, какая стала!» И поначалу не сразу понимала, что это обращаются ко мне. Ведь я уже давным-давно Людмила Петровна».

В 1946 году вернулись из эвакуации в Москву, в две небольшие комнаты в доме по 3-му Лаврскому переулку: в одной жили бабушка и тетя со своими детьми, в другой шестиметровой, где с трудом помещались две кровати, небольшой стол и этажерка Мила с мамой. Здесь будущая народная артистка России проживет до второго курса института. «Я запрещаю себе возвращаться в раннее детство и юность», скажет актриса в одном из интервью. Слишком рано ей пришлось столкнуться с проблемами, которые не по силам ребенку. От окружающей действительности спасала большая черная тарелка старенького репродуктора. Она знала наизусть все оперные партии, как женские, так и мужские. Пыталась исполнить их маме или бабушке. «Ой, Милка, замолчи!» слышала в ответ. Взрослым было не до ее выступлений. Им бы накормить ребенка да во что-нибудь одеть и обуть... Тяжелое было время, когда не жили, а выживали. Девочка придумала свой мир с принцами и королями, замками и дворцами, куда посторонним вход был строго воспрещен. В ее личное пространство органично вписывалась Мария Ивановна Бабанова Маленький принц и Роза, Оле-Лукойе. И, конечно же, Хозяйка Медной горы.

«Чудится, не чудится,

Не бойся ничуть.

Сбудется, не сбудется,

Меня не забудь.

Не забудь, не забудь.

Меня не забудь», -
в который раз слушая радиопостановку, пела она вместе с актрисой.

А в десять лет сыграла Кукушкину в комедии Александра Николаевича Островского «Доходное место». И не в своих фантазиях, а на сцене. В конце 1940-х в Уголке Дурова, что находился напротив ее дома, были различные кружки Дома пионеров, в их числе и театральный. Педагогам бы обратить внимание на ее голос низкий альт с выраженным грудным регистром, который через несколько лет превратится в глубокое контральто, но до того ли им было. Ходят дети в кружок и хорошо, главное, что не болтаются по улице.
«Ба, может, мне стать артисткой?» закинула она «пробный шар» бабушке.
«Да ты в зеркало-то на себя посмотри! Бабушка хотела уберечь любимую внучку от разочарований. Девчонки все маленькие, а ее Милка вымахала будь здоров какой высокой. С кем играть-то будешь? Где ж тебе мужика-то на сцене найдут? »
«Я когда-нибудь попытаюсь поступить в театральное», напишет она в дневнике, который начала вести в двенадцать лет.
В силу сложившихся обстоятельств ей придется заканчивать учебу в школе рабочей молодежи и работать почтальоном. Первую же зарплату она потратит в книжном магазине на Кузнецком Мосту в отделе «Подписные издания». И пустая этажерка в крохотной комнатушке будет постепенно заполняться книгами: Генрих Манн, Анатоль Франс, Константин Паустовский, Рэй Брэдбери, Эрих Мария Ремарк.
«Я не способен ходить по радуге, Изабелла, говорю я. Но очень хотел бы научиться. А кто способен?
Она шепчет мне на ухо:
- Никто.
- Никто? И ты тоже нет?
Изабелла качает головой.
- Никто, повторяет она. Но достаточно, если человек об этом тоскует», прочтет Полякова в «Черном обелиске»,
и в ее дневнике появится запись: «Никто не способен ходить по радуге, но достаточно, если человек об этом тоскует».

После окончания школы начались поиски себя. Думала поступать в иняз, но отправилась работать педагогом-воспитателем в Павловский Посад. Детишки ходили за ней табунами: «Людмила Петровна, Людмила Петровна!..» И Людмила Петровна, которой на тот момент было всего лишь восемнадцать лет,
с удовольствием увлекала малышню в волшебный мир Паустовского, Брэдбери, пересказывая им то, что читала сама. И порой ловила себя на мысли: действительно ли она это прочитала или, может, придумала? Восхищение новым педагогом не понравилось директору школы.
Через какое-то время пришлось вернуться в Москву. Потом была Одесса и попытка поступить на океанографический факультет. По признанию актрисы, ее, коренную москвичку, все время тянуло куда-нибудь уехать.
Из Одессы вернулась ни с чем — экзамены в институт закончились, жить было негде, работать с московской пропиской не брали.
Однажды, гуляя по Москве (а она любила бродить по центральным улочкам и переулкам в сумерках, читая про себя стихи любимых поэтов), Мила Полякова остановится перед главным входом филиала Большого театра. В тот вечер давали «Демона». Билеты остались только на третий ярус. После спектакля, проходя по коридору, она совершенно случайно бросила взгляд на огромное зеркало. Оттуда на нее глянула стройная высокая девушка с темно-русыми волосами, собранными в хвост, огромными карими глазами и улыбкой на губах. Что-то загадочное было в этой незнакомке. «Боже мой! Какое интересное лицо...» пожалуй, впервые увидела себя со стороны будущая актриса. А ведь ей говорили, что она некрасивая.

«Думаю о том, что когда-нибудь выйду на сцену!» напишет Мила в дневнике... и пойдет работать на авиазавод. Потом освоит стенографию, машинопись и решит в совершенстве выучить французский язык и все-таки поступить в иняз. Аля начала запишется на вечерние курсы при институте и устроится на работу секретарем-машинисткой в Главгаз СССР на Неглинной. И каждый день в обеденный перерыв будет ходить в небольшое кафе в то время единственное в Москве, где подавали настоящий эспрессо. Белый воротничок на блузке и чашка ароматного напитка были из другой жизни, отличной от той, которой по-прежнему жили все обитатели дома в 3-м Лаврском переулке. Ведь «никто не способен ходить по радуге, но достаточно, если человек об этом тоскует». Не исключено, что Людмила Петровна стала бы переводчицей, если бы однажды на дверях соседнего с кафе двухэтажного здания она не увидела объявление о наборе абитуриентов на вечернее отделение. В тот год первый и единственный раз в Щепкинском училище (а в здании располагалось именно оно) был подобный набор. «Судьба!» словно шепнул ей кто-то свыше. «А что я теряю?» подумала про себя. И прочитала Дмитрия Кедрина. Почему именно его, Людмила Петровна не могла объяснить ни тогда, ни сегодня, но поэма полузабытого поэта 1930-х годов произвела впечатление на приемную комиссию. И ее приняли. Но не на вечернее, а на... дневное отделение.

«На моем прослушивании каким-то образом оказался Юрий Соломин. Ему было тогда двадцать шесть лет. Виктор Иванович Коршунов набирал свой первый курс и пригласил педагогом Юрия Мефодьевича. Как мне потом рассказали, увидев меня, Соломин побежал куда-то наверх: «Там такая девка на вечернее поступает! Ее срочно надо к нам забрать!» И меня «забрали». Для начала я «побрыкалась»: мол, это все здорово, но на дневном не могу учиться, мне себя кормить надо. Первый год давали подработать. Я уединялась в какой-нибудь комнатенке и на машинке перепечатывала бумаги. А со второго курса получала повышенную стипендию имени Хмелева. Через два месяца учебы поняла, что больше никуда не хочу, это мое место. Ведь на сцене могу быть кем угодно: царицей, служанкой, красавицей, дурнушкой. Метания закончились».
Во время учебы Полякова играла Анисью в отрывке из романа Мамина-Сибиряка «На золотом дне», репетировала Жанну д'Арк в «Жаворонке» Жана Ануя. Однажды получила совершенно неожиданное предложение от Николая Александровича Анненкова сыграть одну из женских ролей в дипломном спектакле его курса «Макар Дубрава» по одноименной пьесе Александра Корнейчука.

«Ему такая деваха была нужна, которой среди его студенток не оказалось. Позвал меня. Репетируя у Анненкова, на своих сокурсников посматривала свысока: мол, вы тут дети еще, а тому меня искусство! С Николаем Александровичем у меня будут еще истории. Какое-то время мы жили с ним не только в одном доме на улице Немировича-Данченко (теперь Глинищевский переулок), но и в одном подъезде, только на разных этажах. Иду иногда после репетиции, тяжеленные сумки с продуктами, оттягивают руки, дома у меня больная мама и маленький ребенок, мне бы до вечернего спектакля успеть обед сварить и накормить их. А на улице гуляет Николай Александрович. Здороваемся. И он начинает мне читать Державина! Анненков меня называл деточкой и почему-то Леночкой, хотя я ему говорила, что я Милочка. Когда пришла в Малый театр, мы с ним играли в постановке «Царь Борис». Он Луп-Клешнина, я Марию Нагую. Перед своим выходом Николай Александрович сидел в Ермоловском фойе и слушал по трансляции мою сцену. И как только я выходила, он вставал навстречу и говорил: «Деточка! Вы - мой камертон! Теперь я знаю, как мне (!) играть сцену».

В театральном мире есть свои приметы. Верить в них или нет это личное дело каждого, но... Одной из дипломных работ студентки Поляковой была Донья Лаура в спектакле, поставленном по пьесе Самуила Алешина «Тогда в Севилье (Дон Жуан)». Для педагогов старейшей школы Малого театра это было довольно-таки смелое решение: легенда о великом обольстителе в интерпретации Алешина долгое время находилась под запретом цензуры еще бы, ведь советский драматург утверждал, что Дон Жуан был... женщиной!
По задумке режиссера спектакля Донья Лаура Поляковой должна была стремительно выбегать на сцену И на самом первом показе она вдруг понимает, что не то что выбежать, даже выйти не сможет ее держит длинный шлейф. Разбираться, что случилось, времени не было спектакль уже идет. Рванула изо всех сил... и упала прямо на сцене. «Это конец!» промелькнуло в голове. «Мила, тебя ждет большое будущее! услышала после показа. Упасть на сцене хорошая примета». Будущее очень скоро дало о себе знать.
«Судьба, ма тант, судьба; а судьба индейка», произносил от лица Аполлона Мурзавецкого Георгий Бурков.
«Только?» — вопрошала она Мурзавецкая.
«Судьба индейка, я вам говорю, вот и все».
И как тут было не рассмеяться? Ведь ее саму в Московский драматический театр имени К.С. Станиславского привела именно «Судьба-индейка».
После окончания училища Людмилу Петровну пригласили в Малый. Более того, чуть ли не со второго курса Полякову иначе как «вторая Пашенная» И не называли.
«Сравнение с Верой Николаевной, конечно же, льстило. Будучи первокурсницей, я участвовала в спектакле «Остров Афродиты», хотя студентов занимали в массовках, как правило, со второго курса. Главную роль Ламбрини Кирьякули играла Вера Николаевна Пашенная, я была одной из плакальщиц. Так вот, когда она выходила на сцену, меня словно электрическим разрядом ударяло. Пашенная еще ничего не говорила, просто шла из глубины сцены и теребила край плаща, а у меня уже мурашки бежали по телу. Я физически ощущала, как на меня надвигается что-то невероятно мощное! Это был шок! Так что сравнение льстило. Но второй Пашенной я быть не хотела. В молодости мне казалось, что знаю все, что будет, со мной в Малом.

В те времена молодые актеры порой годами ждали главные роли, выходили на сцену в небольших эпизодиках. А мне хотелось играть все и сразу. Мудрый Виктор Иванович Коршунов однажды сказал: «Постарайся сохранить в себе все, потому что по-настоящему играть ты начнешь после пятидесяти». И ведь прав оказался, прав. Но кто в двадцать пять лет думает о том, что будет в пятьдесят?!»

Жажда работы отправила выпускницу на показы в московские театры. И ее везде брали. Пока она размышляла над тем, с кем из режиссеров связать свою творческую судьбу, в училище пришел Андрей Гончаров, возглавлявший в то время Театр на Малой Бронной (единственный, куда она еще не дошла с показом). И увидел Полякову в дипломном спектакле «Варвары», где она играла Надежду Монахову.
В отличие от странной, манкой белокурой красавицы Татьяны Дорониной, блиставшей в этой роли на сцене БЛТ, Монахова Поляковой была, скорее, языческой богиней, словно вылепленной скульптором, с чуть суровым лицом и абсолютно детской наивной улыбкой, застывшей на губах. Ее красота манила не меньше доронинской, взгляд завораживал, виолончельный голос (вот оно ее глубокое контральто), полный нежности и любви, в какие-то моменты набирал мощь и взмывал куда-то ввысь. «Настоящая любовь ничего не жалеет, ничего не боится...»

«Приглашая в театр, Андрей Александрович обещал главную роль в знаменитой американской пьесе «Луна для пасынков судьбы», а в итоге в первый сезон я сыграла лишь в спектакле «Судьба-индейка» по пьесе Анатолия Софронова. Только потом оценила юмор моей жизни: пригласил на «Луну для пасынков судьбы», а дал « Судьбу-индейку».
В Московский драматический театр имени К.С. Станиславского Полякова пришла в 1965 году. Борис Львов-Анохин предложил ей ввестись на роль Марты Кушаковой в спектакль «Энциклопедисты» вместо Дзидры Ритенбергс, которая в то время ждала ребенка. Второй работой стала Александра в постановке «Серафим, или Три главы из жизни Крамольникова».
«Борис Александрович занимал меня в комедиях, а я рвалась страсти какие-нибудь поиграть. Но он не пускал и лишь хохотал в ответ на мои мольбы. Я же, в те времена высокая, худая, романтическая девушка, мыслила себя кем угодно, только не комедийной артисткой!»
В 1968 году режиссера из театра «ушли». На его место пришел другой, потом еще один... И так продолжалось на протяжении всех восемнадцати лет, что там проработала актриса: каждые три года менялся главреж или директор, а иногда оба сразу. А это значит, появлялись новые правила и концепция театра, иное видение репертуара. Порой она не выдерживала и писала заявление об уходе, объясняя свой поступок тем, что не хочет «пересиживать» очередного главного режиссера. Но потом остывала и вновь включалась в работу. Сыграла у Екатерины Еланской Розу в «Маленьком принце» и Маленького Джона в музыкальном спектакле «Робин Гуд».
Ее жизнь круто изменилась, когда в 1972 году в театр пришел Леонид Варпаховский и принес пьесу американского драматурга Ричарда Нэша «Продавец дождя». Он стал первым режиссером, доверившим актрисе драматическую роль.

«Леонид Викторович, был очень верным человеком. Я называла. его последним джентльменом театра. Когда он ставил «Маскарад» в Малом, мы, студенты, должны были, играть в массовке гостей на балу. Естественно, специально для нас костюмы не шили подбирали из того,
что есть. Для меня подходящего платья не нашли, в спектакль я не. попала и очень переживала по этому поводу. Уж как об этом узнал Леонид Викторович, мне неведомо, но он подошел и сказал.: «Милочка, не расстраивайтесь! Мы с вами обязательно в этой жизни встретимся». И первое, что он сделал, придя к нам в театр, попросил привести артистку Полякову. Дирекция даже не восприняла это всерьез: «Да перестаньте. Вон у нас и Веселовская, и Менглет...» Но Леонид Викторович был непреклонен - единственную в пьесе женскую роль будет играть Полякова.
В этом спектакле все сошлось: и мои внешние данные, и мечты о прекрасной жизни, и неверие в себя все пришлось к месту, мы с моей героиней Лиззи просто совпали. Перед премьерой он отвел меня в сторонку и вкрадчиво сказал: «Милочка, а ведь утром вы проснетесь знаменитой. Все будут говорить: «А вы видели Полякову в «Продавце дождя»?» Все так и случилось. Спектакль и правда имел большой успех.
В пьесе есть такая сцена, (я наконец-то дорвалась до трагических моментов!): девушка, некрасивая и никому не нужная, приезжает из города, где ей должны были сосватать жениха. А над ней посмеялись! И, вернувшись домой, она начинает об этом рассказывать. Леонид Викторович предложил мне сесть в кресло-качалку и, монотонно раскачиваясь взад-вперед, без лишних эмоций поведать обо всем, что произошло. «Так не бывает! воскликнула я. Вы только представьте себе, как ее там оскорбили! И монотонно поведать?!» Стала размахивать руками, семимильными шагами ходить по сцене. Варпаховский терпеливо ждал. Наконец, утомившись, сама села в эту качалку. «Так вы, говорю, хотите, чтобы я просто раскачивалась?» и вдруг поняла, что именно так и надо! Когда у человека болит душа, он не будет кричать.
Но самое удивительное случилось еще позже: через год он задумал ставить «Волки и овцы» и предложил мне высокой и тощей играть дородную барыню Мурзавецкую, которая держала в кулаке весь уезд. Теперь уже я недоумевала, почему его выбор пал именно на Полякову. Он аргументировал это так: «Молочка, в «Продавце дождя» вы были белым лебедем Одеттой, а здесь будете черным Одиллией». Мы выпустили спектакль, но играла я в нем недолго. И только спустя много лет после смерти Варпаховского, уже работая в Малом театре, я снова получила эту роль. Наконец-то все случилось так, как он хотел. Это очень важно в нужный момент встретиться с человеком, который задаст такую планку, ниже которой ты уже не опустишься. Это гамбургский счет в профессии».
А потом в жизни Людмилы Поляковой появился режиссер Анатолий Васильев. Первой их совместной работой стал спектакль «Первый вариант «Вассы Железновой» по пьесе Максима Горького.

«В «Вассе» я играла идиотку Наталью. Ее коронная фраза: «Жить надо вукрепленных городах, где много полиции и войско есть». Как же интересно было разбирать эту дуру!»
«Наталья (Л. Полякова), - напишет в 1978 году в журнале «Театр» критик Полина Богданова, - шныряет из комнаты в комнату, подсматривает и подслушивает, всегда появляется, когда назревает очередной взрыв. Делает вид, что пришла для того, чтобы всех усмирить и привести к согласию, а на самом деле стравляет людей, подзуживает, науськивает на драки, сохраняя при этом абсолютно наивное, «святое» выражение лица».
Через семь лет после выхода васильевской «Вассы» сначала на Москву, а потом и на половину мира обрушится «Серсо».
Почему в 1985 году этот спектакль произвел эффект разорвавшейся бомбы? Почему на него невозможно было попасть? Почему счастливчики, посмотревшие раз, приходили вновь и вновь? Быть может, потому, что такова была реальность 1980-х: ничего не могло произойти из того, о чем мечталось, чего хотелось. Потому что мы не верили в страну, в Бога, в судьбу, в себя, наконец. Не верили в возможность что-то изменить. В этом были едины все поколения и те, кому двадцать, и сорок, и шестьдесят.
Почему сегодня, по прошествии стольких лет, так остро не хватает того «Серсо» на крошечной площадке Театра на Таганке (кажется, она называлась тогда Малой сценой), той веранды или террасы, того стола с белой скатертью и красными бокалами? Может быть, потому, что, несмотря на то что изменились время, страна, мы остались прежними и у нас ничего нет, кроме самих себя?

«...Каждый... один.

Я один, ты один, она одна.

Мы одни», - именно так говорил тогда Петушок.

«Я никогда не предам «Серсо». Всегда буду тосковать по белой скатерти, красным бокалам и уникальному энергетическому объему этого спектакля. «Серсо» лучшее из всего, что со мной когда-либо происходит».

Были сумасшедшие гастроли по странам и континентам, фантастический успех, признание в любви Джульетты Мазины и Федерико Феллини, аудиенция у Папы Римского Иоанна Павла II, тепло его рук и слова: «У вас все будет хорошо!», произнесенные на русском языке.
Сказка закончилась через четыре года. За пять минут. Ровно столько понадобилось Людмиле Петровне, чтобы написать заявление об уходе. И, только выйдя из театра на улицу, она поняла, что не знает, как ей теперь жить дальше. Работы нет, денег тоже. Дома старенькая больная мама и сын-школьник. На дворе конец непонятного 1989 года. За несколько съемочных дней в фильме «Униженные и оскорбленные» она ухватилась, как утопающий за соломинку. Гонорар, полученный за работу, можно будет растянуть на месяц, а если повезет, то и на два.

«Приезжаю на Студию имени Горького и буквально сталкиваюсь с Юрием Соломиным, своим ангелом-хранителем. Тогда он уже был худруком Малого театра. «Ты как, где?» забросал он меня вопросами. «Никак и нигде». И вкратце рассказываю свою историю. «Ну а если в Малый?» - подмигнул он мне. «Слабо!» честно отвечаю я. «У тебя звания какие-нибудь есть?» «Нет, я просто Полякова». «Просто Полякова это хорошо, это уже звание», а сам смеется. Не знаю, как Юрию Мефодьевичу это удалось, а тогда же были еще худсоветы, парткомы, месткомы, но в труппу я была зачислена за два дня. В Малый пришла, не претендуя ни на что. Измучилась до такой степени, что хотела, страшно сказать, только одного покоя. Будут мне давать какие-нибудь эпизоды и хорошо... Слава Богу, есть крыша над головой и кусок хлеба. Но жизнь удивительным образом переменилась».

Полноправной жительницей «Дома Островского», а именно так называют Малый театр, Людмила Петровна стала 1 января 1990 года. Ввелась на роль Настасьи Ивановны в постановке «Живой труп» Л.Н. Толстого, сыграла Мавру Денисовну в «Дикарке» А.Н. Островского и Н.Я. Соловьева, Евдокию Федоровну в спектакле «Царь Петр и Алексей», поставленном по пьесе Ф.Н. Горенштейна «Детоубийца», за достаточно короткий срок ввелась на госпожу Простакову («Недоросль» Д.И. Фонвизина). А потом началось ее совершенно фантастическое восхождение.

Это произошло в сентябре 1993 года. После традиционного сбора труппы театр отправился на гастроли в Алма-Ату с двумя спектаклями «Вишневый сад» и «Дядюшкин сон». И вдруг в один из дней заболевает исполнительница роли Москалевой. Другая актриса, которая могла бы ее заменить, уехала в срочную загранкомандировку. Отменять спектакль нельзя Малый был приглашен лично Нурсултаном Назарбаевым.

«Вызывает меня Виктор Иванович Коршунов: «Родной! Надо сыграть «Дядюшкин сон». Я в ужасе. Трехактная пьеса, Москалева практически на протяжении всего спектакля, находится на сцене, текста даже трудно себе представить сколько. «Да вы что?!» И слышу: «Родной! Или ты сейчас занимаешь свое место в театре, или так и будут одни эпизодики». Я фаталистка. Решилась. В конце концов, ну что я теряю? У меня было семьдесят пять страниц личного текста и шесть (!) дней. А дальше происходит следующее. Усадив в центре репетиционного зала режиссера-постановщика Александра Четверкина, я, «наматывая круги» вокруг стола, за которым он сидел, как заклинание, твердила одно: «Вы мне сейчас ничего не говорите, не объясняете, ни про задачу, ни про действия, только подаете реплики! Пошли?» И, услышав в ответ: «Да», устроилась напротив него. У нас с ним было по два дня на каждый акт. Прилетаем в Алма-Ату. С самолета сразу в театр времени на полноценный прогон спектакля нет. Мне показывают разводку мизансцен, и я пытаюсь запомнить, откуда выходить и куда уходить. Если учесть, что «Дядюшкин сон» я еще не видела и дело происходит на чужой площадке, а не в родном Малом, где помогают и стены, и сцена, можно представить мое состояние. А вечером уже спектакль переносить его нельзя, потому что все эти дни шел один «Вишневый сад». Как я сыграла не помню!»

«Мила! На меня словно девятый вал обрушился», зайдя к ней в номер после спектакля, - скажет Эдуард Марцевич, игравший старого Князя. А дальше произошло то, после чего, по признанию Людмилы Петровны, ее можно смело заносить в Книгу рекордов Гиннесса. Обстоятельства сложились так, что «Дядюшкин сон» шел десять (!) вечеров подряд. В один из них Александр Потапов, исполнявший в очередь с Виктором Борцовым роль мужа Марьи Александровны, со свойственной ему непосредственностью произнесет: «Ничего не могу понять: ты гений или ты г...?»

Единственное, за что все эти дни опасалась актриса, так это за свой голос. Ее Марья Александровна женщина темпераментная, эдакий Хлестаков в юбке, обстряпывая свои делишки, «пешком по сцене не ходит» и при этом всегда что-то говорит. Нагрузка на связки огромная. Каждый спектакль как военное положение. Утро начиналось со звонка Виктора Ивановича Коршунова: «Мила, ты как?» Полякова прокашливалась и отвечала: «Ну, ничего, вроде смогу». На десятом спектакле присутствовал сам Назарбаев. Правительственной ложи в театре не было, поэтому сидел он где-то в третьем или четвертом ряду. После спектакля на сцену вынесли корзину роз, и капельдинер, наклонившись к актрисе, прошептал на ухо: «Вам лично от президента». Услышав эти слова, Людмила Петровна женщина эмоциональная, а на сцене еще более непосредственная, чем в жизни тут же нашла глазами Назарбаева в зале и буквально уставилась на него. Видит, он кивает: мол, да, это от меня.
Через какое-то время в одном из своих интервью Людмила Петровна скажет: «После этого мне на сцене уже не страшно ни-че-го!»

«Вернувшись с гастролей в Москву, я продолжала играть. И на одном из спектаклей в мизансцене, где Князь, обращаясь к Москалевой, называет ее разными именами, я вдруг понимаю, что не знаю, как меня зовут. Поворачиваюсь к Саше Коршунову и очень тихо, как показалось, спрашиваю: «Саша, как меня зовут?» «Людмила Петровна!» слышу в ответ. «Не-е-ет! Ее, ее как зовут?» «Марья Александровна!» И я отвечаю Эдику: «Я Марья Александровна!!!» После спектакля в гримерную прибежал режиссер: «Людмила Петровна! Достоевский нас простит. Включите эту фразу!» И с тех пор на каждом спектакле спрашивала, как меня зовут. Было сложно первый год, потому что текст еще держали я бесконечно вставляла: «Господи, Боже мой!» Такой насыщенной работы давно не было. Она сразу перевернула и меня, и мою жизнь, и ситуацию. Виктор Иванович Коршунов произнес тогда историческую фразу: «Родной, вот ты и заняла свое место».

В декабре 1993 года вновь премьера. Спектакль «Царь Борис» А.К. Толстого. На протяжении четырнадцати лет Полякова была исполнительницей роли царицы Марии Федоровны Нагой, в иночестве Марфы.
«Роль царицы Марии, матеры убиенного Дмитрия, когда-то играла Ермолова. После премьеры Георгий Свиридов целует меня и говорит: «Деточка! Разве такие, как ты, еще бывают?»
Трагедию женщины, потерявшей единственного сына и одержимой жаждой мести тому, кого считает виновным в его гибели, актриса играла, как сказали бы в старину, на разрыв аорты.
Повседневное занятие Мурзавецкой (коронная роль Людмилы Петровны) «охота» на окружающих. Единственный, кто не становится ее жертвой, племянник, которого любит до умопомрачения. Она ругает его, спорит, даже порой угрожает, но справиться с ним не может. Нервное постукивание ладонью по столу в самом начале спектакля выдает Меропию Давыдовну с головой. Болит душа за непутевого, постепенно спивающегося Аполлошу. Что ни сделаешь ради того, чтобы поскорее женить этого неслуха, а заодно и чужое имение к рукам прибрать, да и дела свои пошатнувшиеся поправить. Взяв жертву на прицел, Мурзавецкая Поляковой откровенно забавляется окружающих-то она всерьез не воспринимает, играет с ними как кошка с мышками, о «набожности» своей вспоминает так, на всякий случай: «Кажется, и не замолить мне, что я нынче нагрешила. Бабу малоразумную обманула, все равно, что малого ребенка». Охота прекращается, да и то на время, лишь в случае крайней опасности для себя. Обиды благодетельница не прощает. «Вот золотой-то человек!» умиляется она Беркутовым в разговоре с Чугуновым. И тут же без всякого перехода тоном, не предвещающим ничего хорошего: «Я его в поминанье запишу. Запиши его ко мне в поминанье, да и к себе запиши!»
«Мурзавецкая особая статья! Ведь есть традиции исполнения Малого театра. Старуха такая, строит всех: «Бу-бум, бу-бум». А здесь она так ласково: «Боже мой! Какое счастье, я вижу тебя! Что случилось? Что ты говоришь! Все устроим!» Она всех объемлет».
Мурзавецкая Поляковой сродни брызгам шампанского: яркая, темпераментная, лукавая и обольстительная, вызывающая где легкую улыбку, а где и гомерический хохот.
«Я испытываю такое состояние азарта! Потому что все так фантастически, все так вкусно и сочно», говорила актриса, играя Анну Андреевну в постановке Юрия Соломина «Ревизор».
Премьера гоголевской комедии состоялась 6 октября 2006 года. А летом, будучи в отпуске, Людмила Петровна внезапно сорвалась со своей любимой дачи и улетела в Рим. Что ее подтолкнуло к этому, она и сама не может объяснить, но словно кто-то свыше сказал: «Надо!» Зашла в Caffe Greco, которое так любил Николай Васильевич Гоголь и где за одним из столиков, если верить легенде, работал над «Мертвыми душами». Выпив чашку ароматного капучино, вышла на улицу и, встав напротив входа, про себя прочитала весь текст Анны Андреевны. И на фразе «Но этого не может быть, Антоша: он обручился с Машенькой...» у актрисы появилось такое ощущение, словно Николай Васильевич сказал ей: «На верном пути».
«Все будто абсолютно дисгармонично в Анне Андреевне Поляковой, - напишет в рецензии на спектакль Инна Вишневская, - добродушное высокомерие, восторги старой девочки, зависть к любимой дочери, верность мужу и постоянное желание ему изменить, крепкая глава семьи и шаткое ее основание, аппетитное тело с неаппетитной душой, понимание всех грехов супруга и полная глухота к разумным его суждениям. Но дисгармония эта естественное изображение неестественной натуры прекрасно складывается в высокую гармонию опасного человеческого типа: милой хамки, добродетельной развратницы, кухарки, управляющей государством».
Людмила Полякова актриса «вне амплуа». Комедия, трагедия, драма, трагикомедия ей подвластен любой жанр. Будучи послушной режиссерской воле, она все равно создает свою
партитуру роли, ничего не нарушая и не разрушая, и порой складывается впечатление, что это не актриса играет написанный автором персонаж, а драматург списывал с нее своих героинь. Настолько точно ее попадание в каждый из образов. Что грибоедовская Хлёстова, что волжские купчихи или замоскворецкие барыни Александра Николаевича Островского, что гоголевская Анна Андреевна. Такая разная, разная русская классика. Благодаря столь несхожим режиссерским школам, которые были в жизни актрисы до прихода в Малый театр, сегодня она виртуозно разбирается в мастерстве постановок, с чемто соглашается, что-то внутренне отвергает, а иногда и предлагает что-то свое.
Так получилось со спектаклем «Дети Ванюшина». Ее искренняя, доверчивая, а где-то и наивная Арина Ивановна, принимая всех и каждого в семейном разладе, отвечает за все беды, разом посыпавшиеся на ее гнездо, которое она столько лет покрывала, словно раскинутыми крыльями гигантской птицы, своей любовью. И в самые тяжелые дни, из последних сил пытаясь сохранить то, что еще не так давно называлось большой и дружной семьей, основной удар берет на себя. Любовь, любовь к ближнему к мужу, с которым прожила сорок лет, к детям, ставшим такими вопреки воспитанию родителей: «Кто у нас детей-то сделал такими? Откуда они? Наши ли?» заставляет ее саму взять грех на душу и не признаться мужу в том, что их младший сын вор. Она и только она опора своему Ванюшину. Где черпать ей, женщине набожной, ежесекундно сталкивающейся с нарушением и христианских заповедей «не прелюбодействуй», «не укради», и простых человеческих ценностей, силы? Только в молитве. «А ты молись, - говорит ей Ванюшин. - Я люблю, мне легче, когда ты молишься».
Молитву Оптинских старцев для своей героини принесла на одну из репетиций сама Людмила Петровна и предложила ее режиссеру.
Со дня премьеры в финале первого действия, слушая голос актрисы: «Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить все, что принесет мне наступающий день. Дай мне всецело предаться воле Твоей святой. На всякий час сего дня во всем наставь и поддержи меня. Какие бы я ни получал известия в течение дня, научи меня принять их со спокойной душою и твердым убеждением, что на все святая воля Твоя», который постепенно сливается с «Великим славословием», зрители плачут.
«Недаром говорят: театр храм. Ведь он наполнен человеческими страстями и чувствами. Здесь люди плачут и смеются, перерождаются. Театр никогда не учит плохому, только хорошему. Наш Малый я абсолютно серьезно называю храмом. Не люблю идти на сцену с центрального входа, иду задним и обязательно смотрю наверх. И ощущаю, что где-то там, под колосниками, собрались все, кто раньше здесь работал».
Как знать, быть может, «собравшиеся под колосниками» с интересом наблюдают за теми, кто сегодня выходит на сцену. Если это так, то, глядя на Полякову, они могут быть спокойны: их роли в надежных руках.
Ее «втируша» (идиома Людмилы Петровны) Глафира Фирсовна («Последняя жертва» А.Н. Островского), «ввинчиваясь» в дом Тутиной, моментально усыпляет бдительность и Михевны, и самой Юлии, да уж чего греха таить и зрителей. Первая тут же выбалтывает тайну, вторая дает рублевую бумажку на извозчика, с оговоркой «если вы не обидитесь», и обе не против, чтобы гостья пристроилась к «шкапчику»: и рюмочку пропустить, и закусить. Зрители, наблюдая за происходящим на сцене и слыша «елейные речи» Глафиры Фирсовны, поначалу лишь умиляются: «Какая милая, заботливая тетушка!»
«Милая тетушка» на самом деле слова в простоте не скажет, если нет ей от этого никакой пользы. Хитрая, изворотливая героиня Поляковой сводит, разводит, сплетничает и интригует. И все это с милой улыбкой на устах. Где самолюбие свое потешит, где на жизнь заработает.
«Глафира Фирсовна человек без корней, перекати-поле, у которой такой способ существования. По своей природе Глафира человек предприимчивый, тем более жизнь заставляет так поступать. Мы же не знаем досконально ее материальную базу, понятно, что она человек нуждающийся. С голоду не умирает, но жить-то надо. Вот она и говорит Флору Федулычу: «Зима сейчас настанет, просто не в чем людям показаться...»
Шуба, обещанная Прибытковым, ей, конечно же, не помешает, но разве может она сравниться с полученным удовольствием от того спектакля, режиссером которого предстоит стать Глафире Фирсовне! Ох, зря Флор Федулыч держит свою дальнюю родственницу вместо бульварных газет. «Этакого представления разве скоро дождешься?» нотки досады слышатся в ее голосе, словно речь идет не о человеческой жизни, а о несостоявшихся гастролях Патти.
Сколько таких Глафир, которых хлебом не корми, дай только «пляски на костях» устроить, шагает рядом с нами?
Людмила Полякова полностью разделяет золотое правило Михаила Щепкина: «Священнодействуй или убирайся вон!», а от себя добавляет: «Если ты через рампу не летишь это халтура». Наверное, именно поэтому с ней интересен любой спектакль, каким бы по счету он ни был первый, третий, десятый, сотый, четырехсотый и сколько бы лет ни шел год, два, двадцать два.
«У меня не бывает такого, что, встав утром в день спектакля, я говорю себе: «Боже, у меня сегодня «Последняя жертва», или «Волки и овцы», или я Филицату играю». Так что в магазин идет или квартиру убирает вовсе не Мурзавецкая, а Людмила Полякова. Но, как только наступает время вечернего спектакля, всегда ощущаю мгновение скорого выхода. И внутри словно клапан какой-то открывается. Выхожу на сцену и все, уже ничего не существует, что было на протяжении целого дня. Вот я Филицата, сижу, чищу яблоко и с таким наслаждением, с таким удовольствием рассказываю про этот дом, про то, что у нас происходит, про свою воспитанницу, про бабушку, которая ее тиранит. Я не знаю, это какая-то чертовщина, наверное. Потому что я одновременно и она, и я. И это доставляет мне наслаждение».
А за кулисами она порой удивляется, если слышит: «Ой, Мила, вот что хотел спросить. Хотя потом, тебе же сейчас на сцену выходить». Иногда отшучивается: «Спрашивай, что хотел, я еще здесь!»
То, что актриса называет чертовщиной, на театральном языке именуется перевоплощением, которое, увы, с каждым днем все реже и реже можно увидеть на современной сцене. Малый театр счастливое исключение.
Филицата Людмилы Поляковой («Правда хорошо, а счастье лучше» А.Н. Островского) неуемная хлопотунья, знающая правду про всех обитателей дома, в котором живет уже сорок лет, готовая в любой момент броситься на помощь своей воспитаннице, защитить ее от бабки-самодурки, несмотря на угрозу быть изгнанной. Ведь пока есть такая Филицата, стоит дом, зреют яблоки в саду, и кажется, что ее руки, аккуратно снимающие кожуру с яблок, оградят от всех бед и невзгод. А уж имея в них столь мощное оружие, как правда, добиться счастья не так трудно стоит только напомнить хозяйке о том, что она глубоко запрятала в самые потаенные уголки своей памяти. Что Филицата Поляковой с радостью и делает. Порой так соп Ъгю, аж дух захватывает. И у партнеров на сцене, и у сидящих в зале зрителей.
Кто-то из актеров после окончания спектакля долго не может выйти из образа. Людмила Петровна переключается моментально. Это не значит, что актриса больше не думает о роли думает, анализирует, как прошел спектакль, прокручивает в голове, что сегодня получилось лучше, что хуже.
В Малом знают принцип Поляковой: «Если театру надо, значит, сделаю!» Актриса не задает лишних вопросов, а тут же включается в работу В «Горе от ума» ввод был не просто срочный, а мгновенный. Либо отменять спектакль, а на сцене уже стоят декорации, либо Полякова спасет, благо она играет в нем. Но то княгиня Тугоуховская, а тут Хлёстова.
Времени у нее было ровно столько, сколько прошло от звонка со словами «Мила, выручай!» (а он раздался в половине шестого вечера) до начала второго акта. От силы три часа. Текст она начала учить в машине. В гримерной каждый делал свое дело: гримеры и костюмеры одевали актрису, гримировали, что-то закалывали, где-то подшивали, иногда спрашивали: «Так хорошо?» Людмила Петровна учила текст. До конца первого акта оставались считанные минуты. «Девочки, веер, веер принесите!»
«Мне повезло, Всевышний наградил феноменальной памятью, у меня с детства откладывалось все, что услышу. Тексты я запоминаю быстро. Ноу Грибоедова стихи, а это немного сложнее.
Если что-то забудешь, своими словами уже не скажешь. Поэтому подстраховалась: один, из монологов Клестовой написала на пластинах веера. В конце концов, его можно будет держать в руках раскрытый и, если что, подсмотреть».
«Легко ли в шестьдесят пять лет тащиться мне к тебе, племянница?» - «влетев» на сцену, как ни в чем не бывало произнесла она, словно играла Хлёстову со дня премьеры.
И сразу бал прибрала к своим рукам. Она, она правит бал, а не Фамусов. Что ей гости, когда вся Первопрестольная пляшет под ее дудку виртуозного кукловода и главной интриганки, знающей все и про всех. Яд так и капает с ее языка:
«Москва, вишь, виновата», а посмевший выразить недовольство городом Чацкий моментально становится пешкой в ее игре, хотя «по-христиански так, он жалости достоин». Лукавства «не мастерица я полки-то различать», как и кокетства - «над старостью смеяться грех», Хлёстовой-Поляковой не занимать. Шекспировские страсти и размах, с которыми она вершит чужие судьбы, сводит и разводит людей, словно переставляет фигурки на шахматной доске, никак не вяжутся с понятием «старость». Как и ее азарт во время спора. Последнее слово все равно должно остаться за ней.
«...Ни одна Хлёстова, написала актриса Малого театра Татьяна Панкова в своей книге «Моих друзей заветных имена...», не приближалась к уровню Варвары Осиповны Массалитиновой. В этой роли актриса как на своеобразный «шампур» виртуозно нанизывала весь текст и поступки своей героини. Я знаю только одно исключение Людмила Полякова. Потому, может быть, что для Людмилы Петровны это был срочный ввод, она доверилась, прежде всего, своей интуиции. Так или иначе, создается ощущение присутствия у актрисы этого «шампура», сродни массалитиновскому. Хлёстова Поляковой пришла на бал с чувством сознания своего превосходства над окружающими. Самовлюбленная улыбка не сходит с ее лица. Да и «затеряться» среди гостей Хлёстовой-Поляковой трудно, с ее-то фактурой. Но вы не найдете в образе, созданном актрисой, статуарности и речей, где звучала бы нарочитая декламационность. Зато сколько в ней живости, юмора. В споре с Фамусовым о крепостных душах Хлёстова-Полякова искренне удивлена. Ей возражают! Ведь ее героине, посетительнице всех балов и гостиных, известно все доподлинно. Органика актрисы восхищает и завораживает. И здесь не только опыт и мудрость, но, прежде всего, талант замечательной актрисы».
«Я все люблю играть, потому что я просто люблю играть. Это мой способ жизни. Для меня сцена более реальная вещь, чем окружающая действительность».
Не зря говорят, что есть талант, а есть дар. Последний дается избранным. Людмила Полякова из их числа. Не исключено, что именно поэтому и характер у нее не актерский. Были времена, когда «кусали» ее очень больно, но она не сопротивлялась и не боролась. Потому что не любит, не умеет и не хочет. Просто отходит в сторону, и все. Она никогда не просила и до сих пор не просит для себя ролей.
«Мне нужно, чтобы режиссер первый был заинтересован. Ведь он делает спектакль, у него есть концепция, в которую, как краски, вливаются актеры».
А вот отдать свою роль другой это актриса может. Так произошло с Мурзавецкой. Полякова сыграла уже несколько премьерных спектаклей, когда ее пригласил к себе в кабинет Виктор Иванович Коршунов. «Родной, услышала она. Ты понимаешь, в чем дело. Нифонтова давно ничего не играет. У нее только один «Обрыв». Как ты отнесешься к тому, что она будет репетировать Мурзавецкую?» «Да ради Бога! не задумываясь, ответила Полякова. Пусть играет!»
Людмила Петровна не растрачивает себя на склоки, интриги, зависть и сплетни, не выясняет отношений ни с коллегами, ни с режиссерами. Как бы ни было больно и обидно, она принимает все как есть. Много лет актриса не имела никакого звания. Другие ходят по инстанциям и «выбивают» их сами себе. Полякова нет. «Милка, ну народ-то тебя любит!» говорила ей мама.
«Я берегу себя, живу по своим правилам. Кант сказал: «Меня потрясает звездное небо над головой и нравственный закон внутри меня». И еще: у Бога никогда не просят добавки. Надо быть благодарным за то, что дал».
Как там у Анны Андреевны Ахматовой?
«А те, с кем нам разлуку Бог послал,
Прекрасно обошлись без нас и даже
Все к лучшему...»
«Я придумала праздник... предательства «Останний день лята». В последний день лета вспоминаю всех, кто меня предал, а таких было немало. Я фаталистка и верю, что это было необходимо, что эти муки привели меня к успеху, к новым чувствам, к новым людям. В этот день я всех прощено. У меня есть профессия, которую я обожаю, и, кроме нее, мне ничего не нужно. Мне повезло, что судьба вела мет и, в конце концов, привела на сцену. Это мое место».
Глядя на таких разных ее героинь, невольно ловишь себя на мысли, что почему-то именно Людмилу Петровну хочется увидеть в роли Люси Купер («Дальше тишина» В. Дельмара), или Бабушки из пронзительной пьесы Алехандро Касоны «Деревья умирают стоя», или Татьяны Марковны Бережковой («Обрыв» И.А. Гончарова). Как знать!.

.
Лада Акимова

Накануне 80-летнего юбилея "КП" рассказывает об актрисе, у которой можно многому поучиться

Страшно жаль, что актеров у нас знают прежде всего, по фильмам. 28 января исполнится 80 лет артистке Людмиле Поляковой. Ну помните, Собачиха, такая колоритная бабка-знахарка из «Бумера», она еще спала с открытыми глазами. Музыка из этого кино про бандитов потом долго играла на всех мобилах страны. Если отмотать вглубь, можно вспомнить настоящую мать Сережи из сериала «Хозяйка детского дома», русопятую тетку в платочке, которая сначала сдала сына в детдом, а потом стала требовать у Гундаревой его обратно. После этой роли тетки, встречаясь с Поляковой где-нибудь в очереди в магазин, принимались ее корить: ты зачем, дура такая, сына в детдом сдала? А если о самой вершине кинотворчества - то это роль в «Восхождении» ЛарисыШепитько. Первом советском фильме, удостоившемся победы на Берлинале. Кто видел - тот не забудет пробирающую до дрожи сцену казни Демчихи, укрывавшей партизан. Никаких спецэффектов и плясок с бубнами. Крупным планом белое лицо Демчихи с закушенной губой, глаза, видящие невидимое и инстинктивное движение головой, словно человек пытается сбросить с себя дурной сон. Даже пересказать-то нечего. Страшно и просто.
Говорят, что тогда Шепитько заставила Полякову вторгнуться в те сферы, кудаобычно актеров не засылают. Актрису по-киношному казнили ровно на том месте, где в войну чуть не замерзла насмерть ее мать. Может быть, и все, что произошло потом неслучайно. Шумный успех, обещание новых ролей. И автокатастрофа, оборвавшая жизнь режиссера...
Так Людмила Полякова осталась - прежде всего - театральной актрисой.

- Это моя великая актриса, - ласкового говорит художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин, делая ударение на слове «великая».

- Конечно, великая, - притворно соглашается она. - Приходится с таким ростом.

В детстве она считала себя некрасивой. Однажды Люда заикнулась бабушке, что хотела бы играть на сцене, а бабушка сурово ответила: «Посмотри на себя, дылда». Она посмотрела: гренадерские метр семьдесят пять, огромные плечи, простецкое лицо. Сказать что-другое было некому. Дома царили неустроенность, проблемы, бедность. А матери, в общем, не было до нееособого дела. Точь-в-точь, как той самой героине из «Хозяйки детского дома», с разницей, что в детдом Люду не сдавали.
Она закончила школу рабочей молодежи, потом - хотела быть учителем и преподавала в лесной школе, пыталась стать океанографом, чуть не уехала за тридевять земель строить Братскую ГЭС, но благо - бабушка вмешалась.

- Знаете, в жизни бывают моменты, как в сказке. Если бы бабушка меня не поймала тогда, когда я на стройку собиралась, может быть и не было бы меня.

- И много таких моментов у вас было?

- Много. То, что судьба меня ведет, я к восьмидесяти годам, слава богу, поняла.
Например, судьба вела ее в 1959 году по улице, когда вдруг Людмила, может быть, впервые за всю двадцатилетнюю жизнь, почувствовала себя необыкновенно красивой. Одновременно с возникшим чувством озарения перед глазами возникло объявление о наборе в «Щепку». Она пошла и поступила. «Такая девушка к нам поступает, ну такая девушка!», - радовался один из членов приемной комиссии, молодой Юрий Соломин. А его не понимали. Что за девушка-то такая особенная? Ей бы марфушенек играть, да и немолодая к тому же: Люда поступила в возрасте, когда обычные студенты заканчивают учиться... Даже спустя годы, когда после гастролей в Германии ее признают самой красивой актрисой из всех, кого видели немцы, она не испытает ничего подобного тому озарению, случившемуся летом 1959 года.
Актрисы боятся стареть, скрывают свой возраст и морщины. И на безусловный комплимент «Великая старуха» - так называли легендарных актрис Малого театра - Яблочкину, Турчанинову, Рыжову - многие современные и не молодые актрисы обижаются. Людмила Полякова другая. Комплимент «Молодая великая старуха» - принимает с благодарностью.

- Твое время придет, когда ты постареешь, - говорил мастер на курсе. И был прав.
Что бы Малый театр без нее делал - непонятно. Если не знать, а просто посмотреть в афишу на год, можно подумать, что Полякова - это кто-то из молодых: играет каждый вечер, без выходных, не бережет себя как иные... Ходит легенда, что когда у Людмилы Петровны забрали одну роль, посчитав, что 13 ролей - это как-то чересчур, она возмущалась так, что стены тряслись.

- Но тяжело ведь играть каждый день?

- И это тоже зависит от того, как посмотреть. Сначала тяжело. А когда идешь домой вечером после спектакля и думаешь: Люда, а много ли таких, кто в здравом уме, в трезвой памяти и каждый день на сцене? - становится и легко и приятно. Быть актрисой - мой главный подарок. Так скажите, можно ли быть недовольной?
Прошли времена и мы не помним культовый спектакль «Серсо», потрясший европейцев так, что восторженная Джульетта Мазина не постеснялась целовать Поляковой руки. Или невероятно модный в столице «Продавец дождя», от которого шумела вся Москва, на который шли мужчины, чтобы посмотреть на Полякову, медленно и эротично распускавшую длинные-предлинные волосы...

- Я не питаю иллюзий. Но то, что считалось важным в молодости, ушло, и теперь важным кажется совсем другое.
Трогательно смотреть, как она называет «Васенькой» своего бывшего мужа, народного артиста Василия Бочкарева, с которым играют в одном театре и на одной сцене. Трогательно видеть, как они опекают друг друга.

- Так отчего же вы развелись, - недоумевают друзья и знакомые, глядя на их отношения.
Оба пожимают плечами. Поговаривали, что муж увлекся Натальей Варлей, а может быть, тому были другие причины.

- Вы извините, что я так эмоционально говорю. У нас репетицию отменили. Я вам энергию сбрасываю. Ни о чем я не жалею. Живу одна. Но в этом есть свои прелести. Какие? Себя познавать, например.
Как и у всякого человека, которого вела и оберегала судьба - она не простая актриса. Есть в ней то, чего нет у многих: и мудрость, и талант, и удивительная гармония. Не зря же говорят, что ей можно просто выходить на сцену и люди будут аплодировать. Полякову любят, к ней тянутся. Есть у нее то, чему хочется научиться. Например, умению прощать. Раз в год в последний день лета она вспоминает всех, кто ее предал и обидел. Все мы знаем, что сложнее всего научиться прощать самых близких, тех, за которых пережила своими ролями и смерть и расставание.

- Тяжело ли - вы спрашиваете? Вот только не надо себя жалеть. Русские женщины всегда были сильными. Я не помню, чтобы когда-то было легко. Тяжело было всегда. Но в этом и радость. Что-то преодолела: что-то не смогла.

- А как преодолевать?

- Научу. Я, например, заядлая банщица. Каждую неделю хожу в Сандуны. У нас там общество девчонок собирается, мы парильщиков знаем. Всю усталость как рукой снимает. Так что, миленький друг, идите-ка в баню! Да и мне собираться надо.

Евгения Коробкова, "Комсомольская правда", 27 января 2019 года