5 июля исполнилось 140 лет со дня рождения народного артиста Республики Николая Феодосиевича Костромского (1874 - 1938).

.

Несмотря на то, что наши знания о прошлом костромской земли ежегодно «прирастают»...

НОВОЕ ИМЯ: Н.Ф. ЧАЛЕЕВ-КОСТРОМСКОЙ.

Несмотря на то, что наши знания о прошлом костромской земли ежегодно «прирастают»: публикуются новые открытия и находки исследователей, выходят отдельные работы и целые монографии костромских краеведов, — нам известно далеко не всё о том крае, в котором живём. И на пути любовного познания костромской истории нас ещё ждут многие радости. Такой несомненной радостью для всех, любящих родную землю и тонко чувствующих русский язык, и станет новая, только что вышедшая книга нашего земляка Николая Феодосьевича Чалеева-Костромского «Воспоминания». Н.Ф. Чалеев-Костромской (1874-1938) — известный актер, народный артист РСФСР — происходил из старинного костромского дворянского рода Чалеевых. Он взял себе сценический псевдоним «Костромской» не случайно: хотя и родился Николай Феодосьевич в Петербурге, но считал своей родиной костромской край. С самого раннего детства родители привозили его на лето в костромские поместья Чалеевых — усадьбу Радионово Солигаличского уезда или усадьбу Готовцево (Спасское-Готовцево) Галичского уезда. Впоследствии, уже будучи студентом, Чалеев не раз приезжал в Готовцево — так глубоко запала в его сердце любовь к тем краям, где проводил он «дни лета среди берёз, лугов, по межам ржаных и яровых полей, по берегам сонно бегущей реки» — Тёбзы... Открыв книгу Н.Ф. Чалеева-Костромского, вдумчивый читатель наверняка предположит, что это вовсе не мемуары, а художественная проза. И будет отчасти прав: это мемуары, написанные увлекательно, талантливо, прекрасным русским языком. «Человек большой культуры, сложного жизненного и творческого опыта, Н.Ф. Костромской обладал несомненным литературным талантом. Он принадлежал к числу тех немногих мастеров театра, которые были вместе с тем несомненными мастерами литературного слова». Так 60 лет назад высказывался об этих мемуарах известный филолог и искусствовед Сергей Николаевич Дурылин. «Написаны воспоминания очень живо, хорошим языком, весьма «колоритные», и жаль, что они нигде не напечатаны. Читались бы с интересом многими и многими». Эти суждения принадлежат хорошо известному костромичам А.А. Григорову. В конце 70-х годов прошлого века вдова Н.Ф. Чалеева-Костромского, Наталья Сергеевна Стоянова — кстати, прапраправнучка А.П. Ганнибала и, стало быть, дальняя родственница А.С. Пушкина, — передала Александру Александровичу воспоминания мужа, перепечатанные ею на машинке. Объём переданного (даже без той части воспоминаний, где рассказывалось о театральной деятельности автора) был велик -до 600 страниц. А.А. Григоров увлечённо перепечатывал их на пишущей машинке около полутора лет и, стремясь поделиться радостью открытия, рассылал копии своим многочисленным корреспондентам, а когда копий не хватало — делал новые с оставшегося у него экземпляра. К своему экземпляру воспоминаний Александр Александрович написал генеалогический комментарий, названный им «Послесловие», — его читатель тоже найдёт в этой книге. Н.А. Зонтиков, автор вступительной статьи «Н.Ф. Чалеев-Костромской и его «Воспоминания»« (первой обстоятельной и интересной статьи о жизни и сценической деятельности известного артиста), отмечает: «Автор вспоминает гимназию, годы учёбы в Дерпте, своих родителей, но главным в его книге становятся живые яркие картины жизни Галичского уезда, вырастающие в обобщённый образ предреволюционной России конца XIX в. Н.Ф. Чалеев показывает дворянские усадьбы, сёла, деревни, выводит яркую галерею типов жителей уезда». А «галерея типов жителей уезда» — куда как ярка и многочисленна. Это, в первую очередь, галичские крестьяне — «добрые, повадливые», труженики: Пётр Павлович из деревни Еловки -давний приятель и друг Николая Феодосьевича, столяр-краснодеревщик, редкий мастер; Алексей Иванович из деревни Левкино — страстный охотник, медвежатник, известный не только в галичской округе, но и в Москве; столетний Устин, со своими захватывающе интересными рассказами о самом разном, что случилось за его долгую жизнь (одна глава так и называется — «Рассказ столетнего Устина о прошлом»). Автора можно было бы упрекнуть в идеализации галичского крестьянина, если бы на страницах книги мы не встречались и с противоположными «типами» — лодырями и пьяницами — такими, например, как Коля «лесинский» (т.е. из деревни Лесине) и его жена. Помещики Галичского уезда тоже как бы поделены на две группы, но по другому признаку: вырождающиеся, спивающиеся, гораздые на разные безобразия (и даже преступления) дворяне и — помещики-кулаки, приобретающие за бесценок у крестьян и у своего брата-помещика земли и леса, строящие «манежи» с водопроводами. Рассказывая и о хозяевах, и о прожигателях жизни, Н.Ф. Чалеев-Костромской даёт полную свободу своему сатирическому дарованию. Так, рассказывая об одном из своих предков, Сергее Александровиче Готовцеве, он как бы между прочим сообщает следующее: души в нём не чаявшим тёткам и обожавшим его старшим кузинам Сергей Готовцев, гвардейский офицер, награждённый самим Николаем I Георгиевским крестом, высылал мазь по 40 рублей баночка. «Мазь называлась «Стамбульская роза», она помогала от веснушек, угрей и прыщей, а также от выпадения волос, и содействовала увеличению или уменьшению бюста, смотря по надобности...» Кроме помещиков и крестьян в «Воспоминаниях» много и другого самого разного люда: «хитроумный питерщик-кулак» Николай Егоров, Ильюша Кириллович — портной из Кончина, «краснорожий Фёдоров» — устроитель «самотёков», коридорный загаровских номеров Семён, цыгане, барышни, приживалы и приживалки, доктора, бурмистры, горничные, монахини, благочинные и священники и сыновья священников, дьяконы и дьячки, сенные девушки, морские офицеры, трактирщики и т.д., и т.д. Но не только сатирическим и юмористическим даром награждён автор, он ещё и лирик, поэт. Об этом можно судить хотя бы по описанию Галичского озера и панораме Галича: «Огромное Галичское озеро, одно из красивейших озёр Северного края, голубой сталью, гладью и ширью легло в гористых берегах и отразило в своей голубой глуби противоположный, зелёный полянами, кудрявый лесами высокий берег, за который уходящее солнце норовило прилечь на недолгую, ещё летнюю ночь. Белыми, маленькими игрушками расставились по береговому откосу монастырь Умиления, село Туровское, рябыми пятнышками притулились к ним крошечные деревни. Город древний, церквами украшенный, опрятными домиками он окружил свой земляной Кремль». ...Какое наслаждение — язык воспоминаний, вобравший в себя и литературные, и разговорные, и специальные, и народные, и диалектные, и церковно-славянские, и устаревшие, и иностранные слова. Получился поистине золотой сплав, причём в высшей степени естественный и живой. В состав книги Н.Ф. Чалеева-Костромского, кроме мемуаров известного артиста, входит, как уже упоминалось в начале, комментарий А.А. Григорова, из которого читатель узнает, что в этих воспоминаниях историческая правда, а что вымысел. В книге впервые опубликована автобиография Н.Ф. Чалеева-Костромского, хранящаяся в РГАЛИ. Этот же архив предоставил фотографии Николая Феодосьевича, его отца, и его матери, и всей семьи — тоже публикующиеся впервые. Из музея Малого театра получена фотография Н.С. Стояновой, из музея-заповедника «Щелыково» — фотография Н.Ф. Костромского в роли царя Берендея («Снегурочка», Малый театр, 1922-23 гг.). Москвич А.А. Анкудинов по собственной инициативе разыскал могилу Н.Ф. Чалеева-Костромского на Новодевичьем кладбище и сфотографировал надгробье. Все эти, а также и другие фотографии иллюстрируют вступительную статью. Художественное оформление книги — Веры Толстовой и Сулеймана Кадыбердеева. Оригинал-макет изготовлен в ООО «ДиАр», отпечатали книгу в ООО «Промдизайн». Длительная и многотрудная подготовка текста воспоминаний нашего земляка к печати имела счастливое завершение — выход в свет замечательной книги. И в этом деле тоже не обошлось без доброй воли многих: деньги на её издание пожертвовали костромич Леонид Сергеевич Васильев, галичанин Иван Владимирович Корсун и Костромской филиал «Славянского банка» (руководитель Лариса Эдуардовна Волкова). Низкий поклон этим отзывчивым и добрым людям, которым будут благодарны ещё многие и многие поколения читателей, и не только костромичей. Выход «Воспоминаний» Н.Ф. Чалеева-Костромского -значительное событие отечественной культуры: они открывают новое имя в истории русской литературы и в то же время пополняют золотой фонд изданий о костромском крае.

Автор: А. СОЛОВЬЕВА
Источник: Северная правда
Дата: 15.02.2007

Готовится к изданию книга воспоминаний известного русского актера, народного артиста РСФСР Николая Чалеева, выступавшего под сценическим псевдонимом Костромской...

В КОСТРОМЕ ИЗДАДУТ «ВОСПОМИНАНИЯ» АКТЕРА НИКОЛАЯ КОСТРОМСКОГО

Готовится к изданию книга воспоминаний известного русского актера, народного артиста РСФСР Николая Чалеева, выступавшего под сценическим псевдонимом Костромской. Эта книга открывает предполагаемую серию «Костромская библиотека». О книжной премьере «KB» рассказала научный редактор ООО «Инфопресс» Антонина СОЛОВЬЕВА.

- Антонина Васильевна, как актер, родившийся в Петербурге, выступавший в московском Малом театре, связан с Костромой?

- Николай Феодосьевич считал своей родиной костромской край. По происхождению он принадлежал к старинному дворянскому роду Чалеевых. Ребенком его привозили в родовую усадьбу Родионове в Солигаличском уезде и в принадлежащую его отцу усадьбу Готовцево в Галичском уезде. Он на всю жизнь полюбил эти места. Став актером, он работал в драмтеатре имени Островского в разные сезоны до 1917 года. А его сценическое имя Костромской эту связь с костромской землей закрепляет.

- Как чалеевские «Воспоминания» попали вам в руки?

- Воспоминания о своей жизни Николай Феодосьевич начал писать в 1932 году. Они так и остались незаконченными, потому что 1938 году Чалеев умер. В его мемуарах, дающих широкую картину русской жизни рубежа XIX-XX веков, соединились отличный слог, лиризм, сатира и юмор. В конце 70-х годов вторая жена Чалеева Наталья Сергеевна Стоянова, прапраправнучка Ганнибала и, значит, дальняя родственница Пушкина, передала машинописную копию рукописи «Воспоминаний» специалисту по истории русского дворянства, костромскому краеведу Александру Григорову. А в начале 80-х годов ее перепечатал историк Николай Зонтиков. Именно с его экземпляра «Воспоминаний» была подготовлена книга.

- Когда планируется выход книги?

- Мы очень надеемся, что в декабре. Почти год она ждала своего часа, и вот теперь при спонсорской поддержке Костромского филиала «Славянского банка» стало возможно ее издание. Презентация книги будет проходить в ГЦТМ им А.А.Бахрушина в Москве и в Костромском драмтеатре им. А.Н. Островского.

Автор: Екатерина СМИРНОВА
Источник: Костромские ведомости
Дата: 21.11.2006

«К 135-летию со дня рождения Е.Д.Турчаниновой»

Е.Д.Турчанинова

НИКОЛАЙ ФЕДОСЕЕВИЧ КОСТРОМСКОЙ

«К 135-летию со дня рождения Е.Д.Турчаниновой»

Е.Д.Турчанинова

НИКОЛАЙ ФЕДОСЕЕВИЧ КОСТРОМСКОЙ

Первое впечатление от человека редко остается неизменным, тем более если с этим человеком проводишь долгие годы в совместной работе в театре. Вот почему так приятно вспомнить Николая Федосеевича Костромского. Он был «без обмана» во всем — ив своем творчестве и в жизни. Простота в обращении, воспитанность, чувство собственного достоинства, присущие ему, были не выработанными, не привитыми, а родились с ним, были органичны для него, прошли с ним по жизни и не умерли с его последним днем, а оставили воспоминания, которые греют тех, кто его знал, любил и уважал, соприкасаясь с ним в жизни и в работе.

С первого момента знакомства, как только вы видели устремленный на вас взгляд его спокойных, пытливых и добрых глаз, вы с доверием протягивали ему руку, как бы чувствуя, что это» первое впечатление вас не обманет. В его взгляде, в его спокойной манере держаться была серьезность человека пытливой мысли, мысли, направленной на понимание глубины вещей и явлений.

Николай Федосеевич Чалеев, Костромской по сцене, родился в 1874 году в семье, где детям должно было быть обеспечено радостное детство, которого очень многие в те далекие годы были лишены. И это радостное детство у него было. И не нужно, казалось бы, ему пытливо смотреть в жизнь, доискиваться ее значения, а просто бы пользоваться жизнью. Но в том-то и дело, что и Николай Федосеевич и его отец — вся его семья принадлежала к людям, которым было тесно в рамках своего круга. Все они были люди дела, жаждали приносить пользу отечеству, любили свою родину и служили ей так, как понимали эту службу все честные русские люди.

Отец Николая Федосеевича был моряком. Служба на флоте была традиционной в их семье. Романтика моря, романтика парусного флота была у них в крови. И когда флот перевели на котлы и пар, отец Николая Федосеевича не протестовал против того, что сыновья избрали другие профессии.

Старший брат Николая Федосеевича — талантливый инженер и талантливый музыкант-любитель. Любитель потому, что отдаться исключительно своему влечению к музыке не смел: инженер — это серьезное мужское дело, в этом заложена польза для государства, а музыка (вся семья была музыкальна и увлечена музыкой) хоть и замечательное занятие, но это не главное. Так тогда многие смотрели на искусство.
Тем большим потрясением было для отца желание второго сына, Николая, стать актером. «Я не виню отца за то, что избираемый мною путь казался ему глупой затеей лодыря», — пишет сам Николай Федосеевич.

В те времена очень многие не понимали общественно-воспитательного значения театра, как не понимали и того, что артистический труд нелегкий, напряженный и неустанный.
Убедить отца в серьезности избираемого пути Костромскому было трудно, он понимал, что огорчает отца. «Я любил своего отца за его крепкий характер, за ту честность, с которой неудобно жить людям на свете», — писал он. Но Николай Федосеевич — сын своего отца, у него тоже крепкий характер, он настоял на своем решении сделаться актером и в 1901 году поехал в Москву держать экзамен в школу Художественного театра. Из тридцати семи экзаменующихся принят один, и этот один — Николай Федосеевич Чалеев.

Заветная мечта исполнилась — он ученик школы Художественного театра.
С трепетом он переступает порог театра. Он ждет откровений от всех этих людей, создавших Художественный театр.

Он будет актером, он будет за занавесом, а там, в зрительном зале, будет дышать этот невидимый им многоликий зритель, и в его дыхании он будет улавливать то, ради чего будет выносить на сцену всего себя.

Со всей серьезностью Костромской отдается урокам сценического искусства, с волнением гримируется, исполняет бессловесные роли в толпе, пытается создавать образы в этих ролях, внося во все пыл молодости и веры в искусство.

Соприкоснувшись с работой театра, он понимает, что у всех серьезных служителей искусства, независимо от направления театров, в которых они работают, есть единый план творчества — быть правдивым на сцене, уметь создавать образы живых людей, уметь перевоплощаться.

Николай Федосеевич понимает, что быть актером — это значит много работать, не полагаясь только на свои способности, быть актером — это значит быть широко развитым человеком, много читать. В сфере литературы и искусства актер должен быть как у себя дома. Трудиться над большим и малым, ибо в искусстве нужно и большое и малое, важное и не важное. Он понимает, что искусство требует высокой техники, большой черновой работы. Без техники искусство ограничено, это любительщина. Нужно уметь победить в себе все недостатки, всю беспомощность и уже только тогда дерзать что-то делать на сцене. Голос, дикция необходимы актеру, как и умение владеть своим телом, умение сделать все это послушным проводником выражаемых на сцене чувств, страстей и действий. И Николай Федосеевич учится всему: он усердно посещает уроки балетмейстера Большого театра Монохина и фехтует у француза Понса, понимая необходимость всего этого для актера.

Его способности, его серьезное отношение к работе замечены Художественным театром, и он быстро движется вперед. Позже с группой актеров, возглавлявшейся Мейерхольдом, «Он уезжает в провинцию и работает уже как актер в Дерпте (ныне Тарту), Херсоне, Николаеве, Севастополе, Тифлисе, Рязани, Костроме, Баку, Орле.

«Я стал актером, я ушел от прежней жизни за занавес, — говорил о себе Костромской. — Я нашел новый мир и стал чужим человеком прежнему моему миру. Он почти отвернулся от меня — я стал отщепенцем. Я стал сродни Аркашке. Я ушел из дому с отцовским заветом, что актеры часто умирают под забором. Такова была жизнь, такова мораль. С заветом отца я работал много, напряженно, и сцена не была мне мачехой».
Только в 1918 году Николай Федосеевич попадает в Москву, в театр Корша, а через год приглашается в Малый театр, где и работает в течение двадцати лет до конца жизни. Он умер 3 ноября 1938 года.

Самым характерным в творчестве Николая Федосеевича была всегда тщательная продуманность создаваемого образа. Если в начале своей жизни, избирая артистический путь, он говорил: «Жить не значит строить карьеру», — то и на протяжении долгих лет работы в театре он не думал об этом. Про Костромского можно смело сказать, что для него работать — не значило делать карьеру. Положение приходило к нему само, как результат его способностей и безукоризненно честного отношения к своему Труду.
Он не приноравливался ко вкусам зрителя, не заискивал перед ним, чтобы «сорвать аплодисменты», не старался угождать критикам, а следовал в создании сценических образов своему художественному чутью, той интуиции, которая редко обманывает истинного художника сцены. Правда создаваемого образа, художественная его законченность были для него выше похвал.

Его Осип в «Ревизоре» вызывал самые противоречивые отзывы в печати. И если одни писали: «С Осипом в спектакле несколько перемудрили. Таким степенным и полным достоинства, каким показал его Костромской, его следовало бы играть не в кафтане, а в ливрее...», то другие находили его точным и правдивым: «Осип, презирающий своего вертопраха барина и намного превосходящий его умом и пониманием людей». Третьи его тоже хвалят, но упрекают, что он дает его «недостаточно пожилым», ибо им кажется, что гоголевский Осип—человек уже очень немолодой, степенный, знающий себе цену.
Кого же на самом деле воплощал в своем Осипе Костромской?
Да, он плут, но какой плут? Плут ума, потому что барин — вертопрах, и плутовство Осипа необходимо, чтобы выручать барина и себя, «благополучно унести ноги» из создавшегося положения, когда его ничтожный барин обманывает весь город. Осип Костромского был, конечно, пожилой, и в каждом движении, всем обликом был дворовый — человек особой касты, дворовый, уже познавший столичную жизнь и в какой-то мере уже развращенный ею. (Совершенно другое воплощение дворового, неиспорченного жизнью города, было у Николая Федосеевича в пьесе И. С. Платона «Аракчеевщина».)

Костромской прекрасно знал жизнь во всех ее видах, от барских покоев до жизни мужиков, умел наблюдать, погружаться в тишь деревенских ночей, любил природу, разговаривал с мужиками, умел быть их другом и все это многообразие лиц и встреч умел обобщать в типы, позже воплощая их на сцене. Его Звездинцев в «Плодах просвещения» Л. Толстого был барин в каждой интонации, движении, со всеми присущими Звездинце-ву особенностями, странностями, со смешными, светлыми и темными сторонами характера. Он — живой человек и человек своей среды. Мужик Костромского в пьесе И. Евдокимова «Бабушка из Семигорья» был настоящим мужиком, трогательным, правдивым, живым и волнующим, словно выхваченным из жизни. Постановка же Костромского «Бабушка из Семигорья» — это великолепная картина реалистической жизни советской деревни.
Николай Федосеевич умел наблюдать и пытливо всматриваться в создаваемый образ, что самое главное в творчестве актера. Он глубоко раскрывал социальную сущность своего героя во всей его полноте — вот почему творчество Костромского было всегда убедительно и художественно.

За двадцать лет работы в Малом театре он сыграл пятьдесят ролей, преимущественно классического репертуара. И невозможно в этом дружеском воспоминании о нем рассказать подробно о том, как он играл каждую из этих ролей, но мне все-таки хотелось бы остановиться на двух, чтобы показать ширину диапазона его творчества. Первая из них — это Восьмибратов в пьесе Островского «Лес».

Добролюбов говорит об Островском: «Островский открыл страну до его времени в подробности неизвестную и никем еще из путешественников не описанную». А лежала эта страна прямо против Кремля, по ту сторону Москвы-реки, и называлась Замоскворечьем. Островский поднял пласты русской истории, широкими сочными мазками описал русскую жизнь. С необыкновенной зоркостью и знанием он в своих пьесах выразил приход нового класса промышленников и увядание, обнищание, умирание, оскудение, уход в прошлое дворянства. Он дал все их типические черты, раскрыл их психологический мир. В «Лесе» даны картины оскудения и упадка дворянства, быт Восьмибратовых — будущих Лопахиных Чехова, вскрыть процессы общественной жизни тех лет. Это — не только частности быта, а жизнь целого ряда общественных слоев. Костромской не спорил с Островским, а смело шел за его гением. Он сильно, широко, красочно и убедительно жил жизнью Восьмибратова, и было ясно, что Островский не сочувствовал ни Мурзавецким, ни Восьмибратовым, заставляя задуматься над трагедией русской жизни.

Не могу не вспомнить и профессора Горностаева — Костромского в «Любови Яровой» К. Тренева. В создании этого образа очень легко совершить ошибку — сделать его человеком, чуждым советской жизни. Но Костромской сумел вывести его на верную дорогу. Его Горностаев — человек своей среды, один из честных русских интеллигентов, ошеломленных грандиозностью революционных событий. Но в силу непоколебимой честности и любви к родине он решительно становится на сторону новой жизни. «А где же граждане? Здесь должны быть граждане!»— восклицал Костромской. И вы были уверены в том, что у Горностаева — Костромского есть интересное будущее.

Николай Федосеевич всю жизнь неустанно работал и как актер и как воспитатель молодежи, отдавая ей весь пыл, всю страстную напряженность своей любви к Искусству с большой буквы; работал и как режиссер-постановщик над пьесами: «Альбина Мегурская» Н. Шаповаленко, «Бабушка из Семигорья» И. Евдокимова, «Сон в летнюю ночь» В. Шекспира, «Мстислав. Удалой» И. Прута, — занимая в этих спектаклях главным образом молодежь. Ставил он и в группе под руководством Ф. Н. Каверина, отделившейся от Малого театра, «Федьку-есаула» Б. Ромашова. Успех этой постановки помог молодому коллективу получить стационар. У них же Костромской ставил -»Бронзовый идол» Г. Павлова. Николай Федосеевич преподавал мастерство актера в Училище имени Щепкина.
В своих постановках он занимал главным образом молодых артистов — свежие силы театра. Он верил в молодежь и спешил ей передать свой опыт, знания, стремился влить в нее то серьезное, благоговейное отношение к театру, искусству, каким он был полон сам. Он был добряк, но бывал и вспыльчив, когда видел, что ученики на уроках или молодые актеры на репетициях бывали «пустые», несобранные, неподготовленные «к сценическому действу».

С особенной любовью он ставил в Малом театре «Сон в летнюю ночь» Шекспира. Шекспир — эта громада, еще до конца не познанная, не исчерпанная, вызывающая и сейчас противоречивые суждения, — увлек Костромского. Спектакль «Сон в летнюю ночь» радовал сочными красками образов, чудесно подобранной музыкой, лиричностью любовных сцен, великолепным распределением ролей, верным звучанием и утверждал Костромского как опытного большого режиссера.

В 1928 году Николай Федосеевич Костромской был удостоен звания заслуженного артиста республики, а в 1937 году награжден Орденом Трудового Красного Знамени и ему было присуждено звание народного артиста РСФСР. Он был всегда трудолюбив, неутомим, талантлив, жизнерадостен и жалел лишь об одном: «жизнь к старости подло быстра».