«Листая старые подшивки»
ЧУДЕСА СЛУЧАЮТСЯ ОДНАЖДЫ
Cегодня Островский злободневен невероятно, занимая в репертуаре самое доходное место. Свои люди находят общий язык друг с другом и клятвенно обещают большие прибыли от бешеных денег. Кто-то еще пытается робко шептать, что бедность не порок, но в глубине души почти все уверены, что правда - хорошо, а счастье лучше.
«Листая старые подшивки»
ЧУДЕСА СЛУЧАЮТСЯ ОДНАЖДЫ
Cегодня Островский злободневен невероятно, занимая в репертуаре самое доходное место. Свои люди находят общий язык друг с другом и клятвенно обещают большие прибыли от бешеных денег. Кто-то еще пытается робко шептать, что бедность не порок, но в глубине души почти все уверены, что правда - хорошо, а счастье лучше.
О чем только не сочиняли спектакли по пьесам Островского. И пороки людские обличали, и власть имущих осуждали, и философствовали о загадочной русской душе, и смеялись над необразованностью именитых, и придумывали истории о великой страсти, и боролись за равенство и братство, и рассуждали о предназначении искусства, и прочее, и прочее, и прочее... И все это есть у нашего классика. Кажется, не осталось ни одной темы из его комедий, которую бы режиссеры не использовали в сценическом воплощении. Но это впечатление хотя и сильное, но обманчивое. Юрий Соломин не поддался соблазну поставить пьесу «Лес» о том, как грубы, плохи, злы богатые и как утонченны, хороши и добры бедные. Замечателен тот факт, что все эти мотивы в спектакле присутствуют, но не определяют сути «Леса» в Малом театре. Они только ненавязчиво вплетены в ткань главной истории, создают фон, на котором развивается драма людей, чьи отношения к жизни определяются их личностной человеческой сущностью.
Соломин не стал подвергать драматургию Островского модернизации. Напротив, режиссер оказался на редкость чуток и почтителен не только к слову писателя, но и к традициям воплощения его произведений на сцене вверенного ему театра. Во-первых, Юрий Соломин сохранил величественный театральный ритуал и показал «Лес» в пяти картинах, каждая из которых завершается закрытием бархатного занавеса, и смена картин с перестановкой декораций сокрыта от любопытного взгляда зрителей. Публика две-три минуты находится во власти одной лишь музыкальной темы, соответствующей эмоциональной окраске той или иной сцены. Во-вторых, режиссер и художник спектакля Энар Стренберг не отказались от рисованного задника с изображением туманно-голубой дали и водной глади, от мощных деревьев с раскидистой кроной на прозрачных тюлевых тканях, что уже не один век воплощают собой лесные кущи, от бутафорского фонтана с живой водой, который выглядит так трогательно и старомодно на фоне последних достижений сценографии - модных ныне натуральных бассейнов, где может плескаться чуть ли не вся труппа театра. Да и плоскость, изображающая фасад сине-серой усадьбы госпожи Гурмыжской, несмотря на реалистическую манеру письма, все же весьма далека от реальности настоящего дома. Стренберг через традиционные элементы декорации передает силу бутафории и утверждает тем самым высшую реальность театральности. Заданная художником традиционная декорация, уместная для классического балета или оперы и служащая оформлением в музыкальном театре, ничуть не повлияла на живой язык комедии, не заставила актеров впасть в грубоватую манеру исполнения, не нарушила, а с еще большей силой обнаружила замысел режиссера - показать через картины старинной жизни извечную драму человеческих судеб.
Если для Островского «Лес» - комедия, то для Соломина «Лес» - драма. В этом заключается главное новаторство постановки спектакля. Режиссер не смеется над персонажами, он им сочувствует и за них переживает. И в этом сострадании нет ни лицемерия, ни высокомерия, ни позы, оно искренне, душевно и глубоко. Это не значит, что «Лес» лишен юмора, что его герои вовсе не смешны, а ситуации, в которые попадают некоторые из них, не забавны. Просто становится неважно, что одни из них «плохие», а другие «хорошие» - ведь те и другие отчаянно стремятся к счастью. Но у одних это счастье какое-то мелкое, фальшивое, искусственное, а у других - подлинное, настоящее.
Грустная и одновременно тоскливо тревожная мелодия предшествует открытию занавеса. Эта лирическая тема спектакля звучит в самых напряженных моментах сценического действия, когда герои решают жизненно важные проблемы, а беззаботно веселый мотив сопровождает те сцены, в которых персонажи проявляют свои не лучшие качества, превращаясь в жалких комедиантов, неумело и неталантливо разыгрывающих придуманные ими же роли. Григорий Гоберник сочинил для «Леса» две основные музыкальные темы. Они и определили жанровую направленность сценического повествования, где радость и печаль неразлучны друг с другом.
В «Лесе» все хотят быть счастливыми - помещица Гурмыжская, ее дальняя родственница, бедная девушка Аксюша, ее жених Петр, купец Восмибратов, Аркашка Счастливцев и Геннадий Несчастливцев, даже ключница Улита. Все стремятся достигнуть желаемого. Правда, пути к идеалу у героев такие же разные, как и они сами.
Вот богатая красавица Раиса Гурмыжская Ирины Муравьевой. Она не из тех женщин, которые легко переходят из разряда молодых в разряд молодящихся. Вдова еще полна сил, обаятельна, игрива, неглупа и временами до жалости суетлива. Ведь время-то ее уходит. Уже давно прошла молодость, и она искренне убеждена, что брак с молодым румяным шалопаем Алексеем Булановым (А. Фаддеев) принесет ей простое женское счастье. Да, она покупает свою личную жизнь, свое фальшивое счастье за деньги от продажи леса. Оскорбляет Несчастливцева, унижает Аксюшу, потакает наушничеству Улиты. Гурмыжская прекрасно понимает, когда и где ведет себя недостойно, но поступить по-другому не хочет и не может. У нее нет времени. Еще год-другой - и будет никому не нужна, а ей так хочется пожить всласть.
Несчастная Аксюша страдает от любви к Петру. И еще больше она страдает оттого, что ее счастье тоже зависит от денег. Подобно васнецовской Аленушке сидит она в мрачном заповедном лесу со своими страшными невеселыми мыслями и приходит к решению, что подлинное счастье и есть настоящая жизнь, а если счастья нет, то и жизнь не нужна. Аксюша Инессы Рахваловой не лишена юношеского максимализма и самоотверженности, но спасает ее в этой жизни только чудо, а чудеса случаются лишь однажды...
А для бродячих актеров Счастливцева и Несчастливцева счастье - это театр, которому они служат, это свобода, которую им дает искусство. В сущности неважно, хорошие они актеры или нет, но именно театр сделал их сердца по-настоящему бескорыстными. Для Соломина служение театру - великая миссия. Режиссер видит в актерах благородных рыцарей из Ламанчи. Мир не станет лучше от этих вечных странников - Дон-Кихота и его верного Санчо, - но они способны заставить людей посмотреть на самих себя со стороны и в глубине души устыдиться собственной мелочности, пошлости, эгоизма. Режиссер убежден в шекспировском афоризме «весь мир - театр» и уверен, что все мы поигрываем свои роли в жизни. У одних это получается талантливо, у других - бездарно. Одни достойны восхищения, другие - жалости, но все без исключения нуждаются в понимании. Ведь заповеден не лес, заповедна душа, и столько в ней низкого, и столько высокого, что и осуждать никого невозможно, только понять и простить. И такой персонаж есть в «Лесе» Малого театра - это Карп. Карпу Евгения Самойлова известна высшая мудрость: плоха ли, хороша ли жизнь, а пройдет она быстро, будто ее и не было.
В «Лесе» Юрия Соломина причудливо и смело переплелись мотивы, на первый взгляд, не очень-то свойственные драматургии Островского. Но Соломин дал спектаклю живое дыхание, насытил его атмосферой современной драмы и таким образом сделал сценическую версию «Леса» близкой драматургии Чехова. «Лес» Юрия Соломина пронизан щемящей грустью, тоской по идеальному и, конечно же, искренней верой...
Если для режиссера-постановщика «Леса» принципиально важно было показать драму через психологию людей, то автора спектакля «Бешеные деньги» В. Иванова такие тонкости не интересовали вовсе.
Островский написал «Бешеные деньги» в 1869 году, на год раньше «Леса». Здесь взгляд Островского на жизнь более предметен и прост: герои не очень сложны, сюжет почти банален, мораль не слишком глубока. Островский смеется над промотавшимися бездельниками, в таком же промотавшемся обществе приветствует безродный буржуазный класс деловых людей, рьяно и напористо сколачивающих свой капитал, порицает женскую спесь и легкомысленное желание быть счастливой только с тем, у кого туго набит кошелек.
В. Иванов верно почувствовал незамысловатость развития действия в «Бешеных деньгах» и хорошо закрученную интригу пьесы, но комедию ставить не стал, а поставил водевиль с элементами детектива.
В этой истории под названием «Бешеные деньги» есть все: козни злодея Глумова, сюжет о том, как бесприданница Лидия Чебоксарова, одержимая идеей подороже продать свою сказочную красоту, получила место скромной экономки в доме собственного мужа. Мораль сей «басни» такова: деньги надо зарабатывать, а не искать где попало.
Художник спектакля А. Глазунов разместил на поворотном круге апартаменты Чебоксаровых, городскую улицу и комнату в домике Василькова. Гостиная Чебоксаровых обставлена богатой мебелью, украшена позолоченными зеркалами, завешана гобеленами с купидонами, заставлена фарфоровыми вазами с цветами. Городская улица с картонными домами и фигурками людей искрится разноцветными фонарями. Комната же в доме Василькова бедна и неказиста. А над всем этим царствует безвкусная реклама! Многочисленные вывески с виньетками сообщают о новом креме для похудения, о галантерейных и мучных товарах, о часах поставщика Двора Его Величества Павла Буре, о премьере в Малом театре «Эмилии Галотти» и так далее. Безусловно, что на приобретение всех этих радостей жизни тратятся бешеные деньги, которые нужны решительно всем.
Господа Кучумов, Телятев, Глумов - одного поля ягоды, хотя у каждого своя индивидуальность. Кучумов В. Баринова - мужчина в летах, похотлив и хвастлив безмерно. Телятев В. Бабятинского легкомысленный ловелас и невыносимый болтун. Глумов К. Демина - субъект болезненно раздражительный и вечно пребывающий в плохом расположении духа. Этой мужской компании веселых и порочных людей под стать главная героиня Лидия Чебоксарова в исполнении С. Амановой. Барышня Чебоксарова не гнушается ни чьими ухаживаниями - ни стариков, ни молодых повес. Даже ее расторопная мамаша Надежда Антоновна, и та временами смотрит на Лидию Юрьевну глазами, полными ужаса.
Лидия Чебоксарова носит себя по сцене как бесценный сосуд, правда, с весьма сомнительным содержимым. Личины меняет легко. Сбросив маску томной барышни, Лидия превращается в злую, алчную, хищную и скандальную женщину, жаждущую поклонения, роскоши и, главное, бешеных денег. Лидия с таким самозабвением и страданием в голосе произносит: «Я как бабочка... Без золотой пыльцы жить не могу», - что становится ясно - искательница злата ни перед чем не остановится. Сложно представить, что Лидия боится погубить свою честь. Эта красотка с таким жаром наступает на всякого, у кого могут быть деньги, что в финальное раскаяние поверить нельзя.
А что же муж - Савва Геннадьич Васильков? Он поначалу тоже бешеный, правда, от распирающих его необузданных чувств к Чебоксаровой. Ничем от других поклонников он не отличается. Похож на всех сразу, и на Телятева, и на Глумова. Главное его достоинство - это сумасшедшая любовь. После женитьбы Васильков немного успокаивается, а к финалу, после всех оскорблений, нанесенных неблагодарной женой, так и вовсе превращается в человека с железной волей.
Актеры не стремятся разобраться в характерах своих героев, ведь, кажется, нюансы водевилю не нужны... Режиссер В. Иванов написал картины нравов московской жизни красками яркими и бесхитростными. В спектакле герои падают в обморок, гоняются друг за другом с пистолетами, истошно кричат, срывают с себя одежды. Здесь главное - вовремя принять нужную позу: притвориться больной, заломить руки от скорби или закатить глаза от возмущения. Здесь актуальность пьесы словно потонула в море внешних эффектов, свойственных водевилю. Так что с точки зрения содержания «Бешеных денег» в Малом театре драматургия Островского несколько потеряла, с точки же зрения театральной формы - безусловно приобрела.
Два спектакля - «Лес» и «Бешеные деньги» - оказались явлениями нетрадиционными, любопытными и способными вызвать споры на самых разных уровнях. Если в конце XX века жанры сценических версий по комедиям Островского оказываются столь разнообразными, то это значит только одно - Островский по-прежнему продолжает быть объектом исследований и материалом для самых дерзких театральных экспериментов.
Жанна ФИЛАТОВА
«Театральная жизнь» 1998, №7