Новости

195 лет назад, 26 (14) октября 1824 года, императорская труппа дала первое представление на новой сцене — в особняке купца Василия Варгина на Петровской площади. Так один из старейших отечественных театральных коллективов обрел свой дом. Театр, существенно уступавший размерами расположенному по соседству Петровскому, москвичи между собой прозвали малым. Со временем это название станет не просто именем собственным, но мировым брендом. А здание переживет несколько масштабных реконструкций, сохранив энергетику служивших здесь выдающихся артистов. Кстати, нынешние торжества проводятся в преддверии юбилейного — 265-го — сезона, стартующего в следующем, 2020 году.

Надо отдать должное императрице Елизавете Петровне: подобно своим предшественникам, при устройстве придворных празднеств она могла довольствоваться услугами заграничных гастролеров. Однако предпочла стать «крестной матерью» русской Мельпомены, подписав 10 сентября (30 августа) 1756 года указ, с которого и отсчитывает свою историю отечественный театр. Сначала труппу организовали в столице, но вскоре открыли театр и при Московском университете. Просуществовал он недолго, правда, фактически стал родоначальником первой постоянной труппы в Первопрестольной. Статус императорской она получила почти полвека спустя, а до той поры управлялась частными антрепренерами; самым успешным из них оказался Михаил Егорович Медокс. Он выстроил в 1780 году большой театр, названный Петровским по площади, на которой располагался.

В 1805-м здание сгорело дотла, осиротевшая труппа стала выступать в частных домах. Уже через год она стала императорской, но крышу над головой обрела только в 1824-м, когда дирекция арендовала у купца Василия Варгина его дом на той площади, где некогда стоял театр Медокса. В особняке имелся концертный зал, более-менее пригодный для театральных представлений, однако Василий Васильевич пригласил выдающегося архитектора Осипа Бове и не пожалел средств на перестройку здания. Работы шли два месяца, и вот «Московские ведомости» возвестили: «Дирекция Императорского Московского театра чрез сие объявляет, что в следующий вторник 14 октября сего года будет дан на новом малом театре, в доме Варгина, на Петровской площади, для открытия онаго спектакль 1-й, а именно: новая увертюра сочин. А.Н. Верстовского, впоследствии во второй раз: Лилия Нарбонская, или Обет рыцаря, новое драматическое рыцарское представление-балет...»

К 1837 году здание театра было выкуплено казной. Сведений о том, как выглядел в те времена Малый, до наших дней сохранилось немного: большая часть архивов погибла во время пожара Большого театра в 1853-м. Однако в «Описании Москвы 1826 года» сказано об «отличном убранстве внутренности: оно очень хорошо и великолепно и, как некоторые замечают, слишком золотисто». В Бахрушинском музее есть деревянный макет, дающий некоторое представление о том, каким был театр до первой перестройки, начатой в 1838-м. Работы, возглавляемые Константином Тоном, с переменным успехом шли в течение пяти лет.
Век спустя за реконструкцию и капитальный ремонт варгинского особняка взялась советская власть. Проект был подготовлен коллективом архитекторов под руководством академика А.П. Великанова, он же отвечал за ход работ. Начались они в 1940 году, в июне 1941-го, меньше чем за три недели до начала войны, с театра сняли крышу. Так он и простоял четыре года — зрительный зал и сцену заливало дождями и засыпало снегом. Строители вернулись в многострадальное здание только в январе победного 45-го. А в канун 30-й годовщины Октябрьской революции, 6 ноября 1947 года, театр уже распахнул двери первым зрителям.

Самым уязвимым местом здания всегда оставались фундаменты. Изначально они держались на мощных дубовых сваях, вбитых в топкие берега реки Неглинки: дубовая древесина в переувлаженной среде без доступа кислорода обретает крепость камня. Но когда реку заключили в трубу, уровень влажности в почве изменился, и сваи начали гнить, а само здание — медленно проседать. Укрепляли фундаменты и в 1940-е, и в 1980-е, под них заливали жидкое стекло, но кардинально решить проблему так и не удалось. Необходимость в масштабных ремонтно-реставрационных работах с каждым годом становилась все острее. Начались они в 2012-м, когда под фундамент подвели специальную платформу, а затем все здание «поставили» на 3500 бетонных свай. Это была главная, но не единственная задача. Предстояло укрепить стены, расчистить и расширить подземные пространства, создать целый ряд технических помещений, которых прежде катастрофически не хватало, восстановить внутреннее убранство зрительного зала и фойе, сохранив при этом уникальную акустику. Завершающим этапом стало полное обновление сложной системы театральной машинерии. Реконструкция, рассчитанная до 2018 года, завершилась значительно раньше — в декабре 2016-го Малый вернулся в родные стены.

Прямая речь

Юрий Соломин, народный артист СССР, художественный руководитель Государственного академического Малого театра России:
— Я служу в Малом театре больше шестидесяти лет. Говорить о нем и легко, и очень трудно, ведь он не место работы, а моя судьба. Были времена, когда Малый именовали «вторым университетом» — для своего зрителя этот театр становился школой жизни, местом, где человек учился понимать природу человеческих переживаний. Таким «учебным заведением» он остается и сегодня. Достижения цивилизации облегчают только бытовую сторону существования, а душевная по-прежнему остается сложной и труднопостижимой. В XXI веке мы страдаем от тех же проблем, что и герои Пушкина и Фонвизина, Островского и Гоголя, Тургенева, Чехова, Толстого. Чтобы попробовать в них разобраться, человек и приходит в театр. Во всяком случае, к нам, в Малый, ведь здесь, как и сто, и двести лет назад, все подчинено закону, который когда-то потрясающе сформулировала мой педагог — выдающаяся русская актриса Вера Николаевна Пашенная: уходя со сцены, артист должен оставлять на ней кусочек своего сердца...
Для кого-то это, наверное, звучит слишком пафосно. Но мы действительно так живем. Не только заслуженные и народные, но и те, кто выходит с репликой «кушать подано». В «Бесприданнице» много лет играл слугу замечательный артист. Всего и дела — вынести поднос с шампанским и бокалами. Но как он расставлял на столе бокалы, как открывал бутылку, как орудовал крахмальной салфеткой — каждый жест, поворот, наклон головы работал на характер персонажа, пусть и весьма скромного. Никогда не забуду: на «Вишневом саде», где Фирса играл Валерий Носик, заплакал в финале какой-то мальчик. Он никак не мог успокоиться, и маме пришлось увести его из зала. Я услышал плач, вызвал из-за кулис Валеру, еще не успевшего разгримироваться, он обнял малыша, и тот успокоился.

Но чудо, творящееся на сцене, невозможно без десятков людей, которых зритель никогда не видит, — гримеров, костюмеров, бутафоров. Все напитки, употребляемые персонажами по ходу действия, до начала спектакля «готовят» наши реквизиторы. Представьте, что может произойти с актером, если вместо крепкого чая роль коньяка «сыграет» подкрашенная вода из-под крана. Если забыть положить в нужное место, к примеру, такой «пустяк», как ручка или платок, вся сцена может пойти наперекосяк. Зритель вряд ли догадывается, сколь многое зависит, скажем, от суфлера. У нас работал уникальный мастер — Иосиф Иванович Дарьяльский. Он мог подсказать артисту не слово даже — звук. В свое время самому Станиславскому суфлировал, и тот подарил ему фотографию с надписью: «Уберете суфлерскую будку — уйду из театра».
Мы недавно пережили грандиозную реставрацию пополам с ремонтом. Все, от дирекции до капельдинеров, волновались, переживали, как перенесут это «вторжение» родные наши стены, им почти два века. А строители, с которыми мы бок о бок прожили несколько лет, успокаивали: «Все сделаем как надо. Мы же понимаем, на каком объекте работаем». Эти люди не были завзятыми театралами, но многие с удовольствием приходили на спектакли и постепенно начинали понимать, что наши тревоги и опасения — не капризы «артистических натур», что это здание для всех нас не просто место работы, но дом родной, здесь наша большая семья живет уже не одно поколение.
Перед предыдущей реконструкцией старики просили строителей: «Вы только крышу не поднимайте, чтобы не улетели души тех, кто отдал этому дому свою жизнь». Я их понимаю. Сам очень переживал по этому поводу. К нашему общему счастью, строители использовали специальные технологии, которые позволили отремонтировать кровлю, не вскрывая ее. Но больше всего тревог вызывало состояние фундаментов — театр-то возведен на топком месте. Старые деревянные сваи заменили новыми, по какой-то самой современной технологии, а для надежности еще и бетонную плиту под них подвели. Так что наши родные стены простоят еще не одно столетие.

Владимир Дубровский, народный артист России:
— Не помню, кто первым сравнил театр с храмом, но здание, в котором располагается Малый, действительно место «намоленное». Возникло оно не по чьему-то указу, а, можно сказать, по велению сердца. Существует легенда, что фабрикант Василий Варгин по окончании Зарубежного похода русских войск побывал в Париже и самое сильное впечатление на него произвела площадь перед Пале-Роялем и легендарная «Комеди Франсез». Этим, якобы, и объясняется его решение перестроить свой особняк на тогдашней Петровской площади — в нем изначально существовал достаточно вместительный по тем временам концертный зал — под нужды московской императорской труппы. Видимо, Василий Васильевич очень любил театр — переделку помещений он осуществил на собственные средства. К сожалению, судьба этого великодушного человека сложилась трагически: текстильный магнат, поставлявший сукно русской армии, стал жертвой темных интриг по линии военного ведомства. Как потом выяснилось, обвинения против Варгина были сфабрикованы, но дело пересмотрели лишь незадолго до кончины мецената. Казалось бы, дух обиженного купца мог бродить по закоулкам некогда принадлежавших ему владений, но нет, такое ощущение, что он, напротив, оберегает этот дом от бед.
Во время октябрьских событий 1917-го в нашем здании засели большевики, а напротив, в «Метрополе», — кадеты. Но театр пострадал не столько от уличных перестрелок, сколько от, мягко говоря, бесцеремонного поведения революционных масс. Существует и легенда, связанная с вождем мирового пролетариата. Считалось, что он у нас вроде бы не бывал. Но старожилы утверждали: товарищ Ульянов после выступления в Большом театре воспользовался подземным переходом, тогда еще существовавшим между зданиями, чтобы спастись от эсеров, намеревавшихся его арестовать. А уже после революции Ленин однажды инкогнито смотрел спектакль «Старик» по пьесе Горького.

Эти стены сохранили энергетику огромного количества талантливых людей. В гримерной, которую я занимаю, прежде сидели Евгений Яковлевич Весник, Роман Сергеевич Филиппов, а до них — Борис Васильевич Телегин. Весника, кстати, сразу по окончании Щепкинского училища в труппу не взяли: его отца — известного инженера, первого директора завода «Криворожсталь» — расстреляли в 37-м, а сыну «врага народа» не место было в, так сказать, «литерном театре». Выйти на нашу сцену он смог только в середине 60-х.
Впрочем, и в те годы Малый сохранял особое положение. Я еще застал, а в труппе служу ровно полвека, времена, когда в царской ложе — сейчас в ней пульт осветителей — сидели «высокопоставленные» зрители или счастливчики, сумевшие как-то достать туда билет. Ну, а правительственная ложа — она справа, если смотреть на сцену из зала — и теперь, бывает, не пустует: к ней до сих пор ведет отдельный вход. Напротив, в директорской, любил сиживать Сталин. Мхатовцы рассказывают, что он шестнадцать раз смотрел у них «Дни Турбиных». В нашем театре у вождя был свой фаворит — «Любовь Яровая». Как говорили мне «старики», он устраивался в соседней комнате с бумагами и выходил в ложу, когда на сцене появлялся Швандя, о чем Сталина заранее предупреждал его адъютант Власик. После ремонта в импровизированном «кабинете» все восстановили, как было. Это тоже часть нашего прошлого.

Но самое легендарное из исторических помещений, конечно же, гримерная у выхода на сцену — здесь готовилась к выходу Елена Николаевна Гоголева, а до того — Александра Александровна Яблочкина. Иногда пользовались гримерной и другие великие актрисы — Вера Николаевна Пашенная, Евдокия Дмитриевна Турчанинова, Варвара Николаевна Рыжова. А в начале минувшего века комната служила кабинетом Александру Ивановичу Южину, возглавлявшему тогда Малый. Здесь бывали Гнедич, Чехов, Станиславский и, говорят, даже Лев Толстой. Она и сейчас обставлена мебелью, помнящей многих из тех, кто писал историю Малого театра.
А вот покрытие сцены меняли, и не раз. Похвастаться, что сегодня мы стоим на досках, которые видели наших великих предшественников, начиная с Щепкина, увы, не получится. В театре даже возникла традиция — перед очередным ремонтом сотрудники разбирают на память дощечки. Поэтому не исключено: доски, помнящие Щепкина, где-нибудь могли и сохраниться.

Виктория Пешкова, "Культура", 24 октября 2019 года