Новости
СПЕКТАКЛИ И ГОДЫ
Режиссура Александра Коршунова сродни его актерству – столь же основательна и серьезна, внутренне чиста и обращена к людям. Началась она с «Чудаков» М. Горького (1996). Репетиции велись в свободное время, никак не оплачивались, мало кем поддерживались, а репертуарные перспективы были более чем сомнительны. Иногда Александра охватывало отчаяние, и он клялся себе: «Только бы довести эту работу до показа! Никогда не буду заниматься режиссурой!» Но он превозмог сомнения. Увлек актеров замыслом, наладил творческий контакт с работниками цехов и довел дело до победного завершения. Начинавшийся как самостоятельная работа, готовый спектакль был одобрен руководством и включен в репертуар Малого театра. Дальше он уже не мыслил себя вне режиссерской профессии, в Щепкинском училище занялся преподаванием и как режиссер-педагог осуществил целый ряд дипломных постановок: «Три сестры» А.П. Чехова (2000), «Гроза» А.Н. Островского (2004), «Дни Турбиных» М.А. Булгакова (2008), «Чайка» А.П. Чехова (2011), «Гамлет» У. Шекспира (2016). Коршунов «свой» в русской классике – в Достоевском и Толстом, Чехове и Горьком, в Булгакове и Платонове, Вампилове и Шукшине, но особенно в Островском. К его пьесам он обращается постоянно: «Трудовой хлеб» (1998) и «Пучина» (2001), «День на день не приходится» (2004) и «Бедность не порок» (2006) поставлены на сцене Малого театра, «Доходное место» (2008) и «В чужом пиру похмелье» (2008) – в «Сфере». Этот репертуарный выбор принципиален для Александра Викторовича: «Островский кажется мне удивительно современным и духовно необходимым автором. Это необходимость родника, к которому можно припасть, очиститься и напитаться душой. Поэтическое начало – главное у него. Он возвращает нас к изначальным, простым и прекрасным вещам».
Естественная простота Островского таинственна в своей глубине и многих способна поставить в тупик. Но Коршунов владеет тайной простоты великого драматурга и имеет свой режиссерский ключ к его драматургии. Он не стремится ни к сочинению остроумных сценических концепций, ни к изобретению эффектных постановочных ходов – ему важнее «заглянуть в лицо», проникнуть в «состав души» персонажа. Его режиссура носит педагогический и подлинно актерский характер. Артистов он направляет «в рост», ведет к художественному раскрытию «человеческого в человеке». Вместе с ними ищет внутренних совпадений и соответствий с пьесой, добивается честной полноты существования в образе. Делает все для того, чтобы ансамбль возникал не из профессиональной «сыгранности» участников, а из единства мироощущения и согласия каждого с общим тоном игры. Отсюда – обаяние и свежесть актерских работ в его постановках. В комедии «День на день не приходится» отточенным мастерством блистали колоритный Дмитрий Кознов (Тит Титыч) и грациозная Евгения Дмитриева (Круглова), а дебютант Сергей Потапов за исполнение роли Андрея Титыча удостоился премии «Московские Дебюты».
В «Бедности не порок» опытный Кирилл Демин создал многосложный и объемный образ Африкана Савича, а юный Григорий Скряпкин отлично сыграл свою первую большую роль Мити. В «Пучине» с концертным блеском выступали Валерий Баринов (Боровцов) и Василий Бочкарев (Неизвестный), с редкой душевной деликатностью Ольга Чуваева играла Анну Устиновну Кисельникову, а ее сына Кирюшу Коршунов сыграл сам, и с такой запредельной искренностью, что остался в памяти сердечным и смысловым центром всей постановки. В «Трудовом хлебе» восхищала невероятной органичностью Галина Демина (Маланья), задававшая тон сердечной простоты всему актерскому ансамблю. На редкость хорош был Виктор Борцов в эпизодической роли барина Потрохова, одуревающего от похмельного безделья в своих роскошных покоях. Запоминался Дмитрий Зеничев, сыгравший обстоятельного лавочника Чепурина так, что в нем проглядывал будущий чеховский Лопахин. Трогательна и мила была дебютантка Ирина Леонова в роли «бедной невесты» Наташи. С лукавой и живой непосредственностью исполняли свои небольшие роли Глеб Подгородинский (Павел) и Евгения Дмитриева (Евгения). Центром ансамбля стал великолепный Валерий Баринов, сделавший из бедняка Корпелова замоскворецкого «юродивого поневоле», простака с трагическими глазами. Его шутки да прибаутки, скорострельный юморок, паясничанье да скоморошничанье – завеса, сквозь которую доносились отзвуки такого жгучего драматизма, что сердца зрителей сжимались. Спектакль, не случайно попавший в число номинантов «Золотой маски», гармонично сочетал скромность внешнего облика (кто-то назвал его «уютным ситцевым мирком») с задушевностью атмосферы. Его художественному обаянию трудно было не поддаться. Свидетельство тому – казусный случай на одном из спектаклей, очевидцем которого мне довелось стать.
Перед началом мое внимание привлек типичный деловой человек новой формации: дорогой клубный пиджак, златая цепь на шее и крупная золотая печатка на пальце. Войдя, полупрезрительно оглядел окружающих и, заняв свое место, стал разговаривать по мобильному телефону. Он производил впечатление глубоко нетеатрального человека и вообще казался социально опасным типом, вошедшим в зал прямо из анекдота о «новых русских». Увлекшись тем, что происходило на сцене, я забыла о его присутствии, но неожиданно он напомнил о себе. Это случилось, когда Наташа (Ирина Леонова) услышала о денежных затруднениях своего возлюбленного, вынесла на платочке деньги, объяснила, что они «заветные» (завещанные покойной матерью на приданое) и с полной доверчивостью протянула их тому, кого считала своим женихом. А он, как водится у Островского, был легкомысленным и бесчестным малым, что уже было понятно всем и каждому, кроме нее самой. В этот-то момент сугубо деловой и наверняка насквозь прагматичный персонаж из публики вдруг утратил всю свою напыщенную представительность. Ударив рукой по коленке, он отчаянно выдохнул, обращаясь к наивной героине: «Не давай!..» Вокруг, конечно, засмеялись, но смех прозвучал по-доброму. Ведь этот «нетеатральный» человек выразил вслух общее зрительское переживание: сожаление о безрассудстве неопытной девушки и стремление предостеречь ее от опрометчивого поступка. Автор, если бы видел и слышал это, мог быть доволен. На представлении его комедии произошло то, во что он крепко верил и ради чего писал свои «пьесы жизни»: пробуждение силой искусства того лучшего, что таится в каждом человеке, вне зависимости от его образования, социального статуса или финансового ценза. Собственно, это константная «сверхзадача» самого Коршунова, мировоззренческая основа его режиссуры. Он не поучает зрителей и не напирает на них с энергией записного проповедника. Патетику художественного высказывания снимает юмором, серьезность нравственного урока смягчает сердечностью тона. Он доверяет душе зрителя, верит в его способность нелицемерно откликнуться на честную игру. И зрители коршуновских спектаклей оправдывают режиссерские ожидания. «Бедность не порок» – лучшая, на мой взгляд, из его постановок Островского. Замечательно ясный мир этого спектакля, очень русский по духу, воссоздан, как написан, в жанре святочной комедии.
Предвкушение праздника охватывает уже в момент открытия занавеса, когда слышится музыка Г.В. Свиридова, и перед глазами возникает картина русской зимы. Много искрящегося белого снега, фонарь рядом с деревянным домом, льющийся на крыльцо теплый свет из окошка, роскошный писаный задник, навеянный живописными мотивами Б.М. Кустодиева. Важно, что это не зазывный баннер, выполненный механическим способом, не репродуцированная фотография и не бездушный арт-принт, а именно картина, написанная на холсте «вручную». (Художнику-постановщику Ольге Коршуновой – отдельное «браво»!) Оснащая действие шуточными игрищами и потехами, насыщая его народными песенными распевами, режиссер погружает нас в атмосферу праздничной театральности. Никакого «темного царства» – молодежь озорует, играет в снежки, забавляется примеркой масок и рядится в костюмы, распевает песни и пускается в пляс. Тон задают чудесные Ирина Жерякова и Ольга Жевакина. Их небольшие роли мастерски вплетены в общий сценический сюжет, в центре которого – любовь бедного приказчика Мити (Григорий Скряпкин) и дочери богатого купца Любови Гордеевны (Любовь Ещенко). Самодур Гордей Торцов (Дмитрий Кознов), не считаясь с чувствами молодых, задумал выдать дочь за столичного фабриканта Африкана Савича (Кирилл Демин). Кончилось бы это плачевно для влюбленных, если бы не брат Гордея – Любим Торцов, промотавший отцовское наследство, не имеющий собственного угла, тихонько попивающий «горькую» и потешающий шутовскими выходками весь Черемухин. Уж очень вовремя он бросил из толпы гостей реплику: «Брат, отдай Любушку за Митю – он мне угол даст». Когда на премьерном представлении Гордей от этих слов замер в изумлении и впал в ступор, из которого никак не мог выбраться, кто-то из зала подтолкнул его к нужному выбору, выкрикнув: «Ну, отдай же дочку!» На особо удачных спектаклях выкрик, в разных вариациях, повторялся. И всегда под дружный смех зрителей, радующихся тому, что здравый смысл возобладал. Надменный жених был изгнан, любовь Мити и Любы спасена, а маменька (Татьяна Лебедева) от радости бухнулась в ноги спасителю со словами благодарности: «Любимушка, снял ты с нашей души грех великий…»
Конечно, атмосфера русских Святок сыграла свою роль в счастливом финале, но надо отдать должное и Любиму Карпычу, проникновенно сыгранному Александром Коршуновым. Когда он, выступив вперед к рампе, с хмельной гордостью произносил: «Любим Торцов пьяница, а лучше вас всех!» – зал отвечал согласными аплодисментами. И сочувственно затихал, слыша его взывание к родственным чувствам: «Брат! и моя слеза до неба дойдет». И радовался тому, что настрадавшийся в метаниях Любим найдет «угол» в доме молодоженов и обретет, наконец, желанный покой души. Писатель Валентин Распутин высоко оценил эту работу: «Спектакль, поставленный младшим Коршуновым, дивный, красивый, праздничный, веселый и обаятельный. В него нельзя не влюбиться, нельзя не подчиниться действию от начала до конца. Это торжество таланта, вкуса и справедливости. И где там Островский, где Малый в режиссуре и игре, где музыка Свиридова, а где плясовая и песенная феерия народных сцен, не понять – всё слилось в какое-то общее величие национального духа».
Режиссура Александра Коршунова сродни его актерству – столь же основательна и серьезна, внутренне чиста и обращена к людям. Началась она с «Чудаков» М. Горького (1996). Репетиции велись в свободное время, никак не оплачивались, мало кем поддерживались, а репертуарные перспективы были более чем сомнительны. Иногда Александра охватывало отчаяние, и он клялся себе: «Только бы довести эту работу до показа! Никогда не буду заниматься режиссурой!» Но он превозмог сомнения. Увлек актеров замыслом, наладил творческий контакт с работниками цехов и довел дело до победного завершения. Начинавшийся как самостоятельная работа, готовый спектакль был одобрен руководством и включен в репертуар Малого театра. Дальше он уже не мыслил себя вне режиссерской профессии, в Щепкинском училище занялся преподаванием и как режиссер-педагог осуществил целый ряд дипломных постановок: «Три сестры» А.П. Чехова (2000), «Гроза» А.Н. Островского (2004), «Дни Турбиных» М.А. Булгакова (2008), «Чайка» А.П. Чехова (2011), «Гамлет» У. Шекспира (2016). Коршунов «свой» в русской классике – в Достоевском и Толстом, Чехове и Горьком, в Булгакове и Платонове, Вампилове и Шукшине, но особенно в Островском. К его пьесам он обращается постоянно: «Трудовой хлеб» (1998) и «Пучина» (2001), «День на день не приходится» (2004) и «Бедность не порок» (2006) поставлены на сцене Малого театра, «Доходное место» (2008) и «В чужом пиру похмелье» (2008) – в «Сфере». Этот репертуарный выбор принципиален для Александра Викторовича: «Островский кажется мне удивительно современным и духовно необходимым автором. Это необходимость родника, к которому можно припасть, очиститься и напитаться душой. Поэтическое начало – главное у него. Он возвращает нас к изначальным, простым и прекрасным вещам».
Естественная простота Островского таинственна в своей глубине и многих способна поставить в тупик. Но Коршунов владеет тайной простоты великого драматурга и имеет свой режиссерский ключ к его драматургии. Он не стремится ни к сочинению остроумных сценических концепций, ни к изобретению эффектных постановочных ходов – ему важнее «заглянуть в лицо», проникнуть в «состав души» персонажа. Его режиссура носит педагогический и подлинно актерский характер. Артистов он направляет «в рост», ведет к художественному раскрытию «человеческого в человеке». Вместе с ними ищет внутренних совпадений и соответствий с пьесой, добивается честной полноты существования в образе. Делает все для того, чтобы ансамбль возникал не из профессиональной «сыгранности» участников, а из единства мироощущения и согласия каждого с общим тоном игры. Отсюда – обаяние и свежесть актерских работ в его постановках. В комедии «День на день не приходится» отточенным мастерством блистали колоритный Дмитрий Кознов (Тит Титыч) и грациозная Евгения Дмитриева (Круглова), а дебютант Сергей Потапов за исполнение роли Андрея Титыча удостоился премии «Московские Дебюты».
В «Бедности не порок» опытный Кирилл Демин создал многосложный и объемный образ Африкана Савича, а юный Григорий Скряпкин отлично сыграл свою первую большую роль Мити. В «Пучине» с концертным блеском выступали Валерий Баринов (Боровцов) и Василий Бочкарев (Неизвестный), с редкой душевной деликатностью Ольга Чуваева играла Анну Устиновну Кисельникову, а ее сына Кирюшу Коршунов сыграл сам, и с такой запредельной искренностью, что остался в памяти сердечным и смысловым центром всей постановки. В «Трудовом хлебе» восхищала невероятной органичностью Галина Демина (Маланья), задававшая тон сердечной простоты всему актерскому ансамблю. На редкость хорош был Виктор Борцов в эпизодической роли барина Потрохова, одуревающего от похмельного безделья в своих роскошных покоях. Запоминался Дмитрий Зеничев, сыгравший обстоятельного лавочника Чепурина так, что в нем проглядывал будущий чеховский Лопахин. Трогательна и мила была дебютантка Ирина Леонова в роли «бедной невесты» Наташи. С лукавой и живой непосредственностью исполняли свои небольшие роли Глеб Подгородинский (Павел) и Евгения Дмитриева (Евгения). Центром ансамбля стал великолепный Валерий Баринов, сделавший из бедняка Корпелова замоскворецкого «юродивого поневоле», простака с трагическими глазами. Его шутки да прибаутки, скорострельный юморок, паясничанье да скоморошничанье – завеса, сквозь которую доносились отзвуки такого жгучего драматизма, что сердца зрителей сжимались. Спектакль, не случайно попавший в число номинантов «Золотой маски», гармонично сочетал скромность внешнего облика (кто-то назвал его «уютным ситцевым мирком») с задушевностью атмосферы. Его художественному обаянию трудно было не поддаться. Свидетельство тому – казусный случай на одном из спектаклей, очевидцем которого мне довелось стать.
Перед началом мое внимание привлек типичный деловой человек новой формации: дорогой клубный пиджак, златая цепь на шее и крупная золотая печатка на пальце. Войдя, полупрезрительно оглядел окружающих и, заняв свое место, стал разговаривать по мобильному телефону. Он производил впечатление глубоко нетеатрального человека и вообще казался социально опасным типом, вошедшим в зал прямо из анекдота о «новых русских». Увлекшись тем, что происходило на сцене, я забыла о его присутствии, но неожиданно он напомнил о себе. Это случилось, когда Наташа (Ирина Леонова) услышала о денежных затруднениях своего возлюбленного, вынесла на платочке деньги, объяснила, что они «заветные» (завещанные покойной матерью на приданое) и с полной доверчивостью протянула их тому, кого считала своим женихом. А он, как водится у Островского, был легкомысленным и бесчестным малым, что уже было понятно всем и каждому, кроме нее самой. В этот-то момент сугубо деловой и наверняка насквозь прагматичный персонаж из публики вдруг утратил всю свою напыщенную представительность. Ударив рукой по коленке, он отчаянно выдохнул, обращаясь к наивной героине: «Не давай!..» Вокруг, конечно, засмеялись, но смех прозвучал по-доброму. Ведь этот «нетеатральный» человек выразил вслух общее зрительское переживание: сожаление о безрассудстве неопытной девушки и стремление предостеречь ее от опрометчивого поступка. Автор, если бы видел и слышал это, мог быть доволен. На представлении его комедии произошло то, во что он крепко верил и ради чего писал свои «пьесы жизни»: пробуждение силой искусства того лучшего, что таится в каждом человеке, вне зависимости от его образования, социального статуса или финансового ценза. Собственно, это константная «сверхзадача» самого Коршунова, мировоззренческая основа его режиссуры. Он не поучает зрителей и не напирает на них с энергией записного проповедника. Патетику художественного высказывания снимает юмором, серьезность нравственного урока смягчает сердечностью тона. Он доверяет душе зрителя, верит в его способность нелицемерно откликнуться на честную игру. И зрители коршуновских спектаклей оправдывают режиссерские ожидания. «Бедность не порок» – лучшая, на мой взгляд, из его постановок Островского. Замечательно ясный мир этого спектакля, очень русский по духу, воссоздан, как написан, в жанре святочной комедии.
Предвкушение праздника охватывает уже в момент открытия занавеса, когда слышится музыка Г.В. Свиридова, и перед глазами возникает картина русской зимы. Много искрящегося белого снега, фонарь рядом с деревянным домом, льющийся на крыльцо теплый свет из окошка, роскошный писаный задник, навеянный живописными мотивами Б.М. Кустодиева. Важно, что это не зазывный баннер, выполненный механическим способом, не репродуцированная фотография и не бездушный арт-принт, а именно картина, написанная на холсте «вручную». (Художнику-постановщику Ольге Коршуновой – отдельное «браво»!) Оснащая действие шуточными игрищами и потехами, насыщая его народными песенными распевами, режиссер погружает нас в атмосферу праздничной театральности. Никакого «темного царства» – молодежь озорует, играет в снежки, забавляется примеркой масок и рядится в костюмы, распевает песни и пускается в пляс. Тон задают чудесные Ирина Жерякова и Ольга Жевакина. Их небольшие роли мастерски вплетены в общий сценический сюжет, в центре которого – любовь бедного приказчика Мити (Григорий Скряпкин) и дочери богатого купца Любови Гордеевны (Любовь Ещенко). Самодур Гордей Торцов (Дмитрий Кознов), не считаясь с чувствами молодых, задумал выдать дочь за столичного фабриканта Африкана Савича (Кирилл Демин). Кончилось бы это плачевно для влюбленных, если бы не брат Гордея – Любим Торцов, промотавший отцовское наследство, не имеющий собственного угла, тихонько попивающий «горькую» и потешающий шутовскими выходками весь Черемухин. Уж очень вовремя он бросил из толпы гостей реплику: «Брат, отдай Любушку за Митю – он мне угол даст». Когда на премьерном представлении Гордей от этих слов замер в изумлении и впал в ступор, из которого никак не мог выбраться, кто-то из зала подтолкнул его к нужному выбору, выкрикнув: «Ну, отдай же дочку!» На особо удачных спектаклях выкрик, в разных вариациях, повторялся. И всегда под дружный смех зрителей, радующихся тому, что здравый смысл возобладал. Надменный жених был изгнан, любовь Мити и Любы спасена, а маменька (Татьяна Лебедева) от радости бухнулась в ноги спасителю со словами благодарности: «Любимушка, снял ты с нашей души грех великий…»
Конечно, атмосфера русских Святок сыграла свою роль в счастливом финале, но надо отдать должное и Любиму Карпычу, проникновенно сыгранному Александром Коршуновым. Когда он, выступив вперед к рампе, с хмельной гордостью произносил: «Любим Торцов пьяница, а лучше вас всех!» – зал отвечал согласными аплодисментами. И сочувственно затихал, слыша его взывание к родственным чувствам: «Брат! и моя слеза до неба дойдет». И радовался тому, что настрадавшийся в метаниях Любим найдет «угол» в доме молодоженов и обретет, наконец, желанный покой души. Писатель Валентин Распутин высоко оценил эту работу: «Спектакль, поставленный младшим Коршуновым, дивный, красивый, праздничный, веселый и обаятельный. В него нельзя не влюбиться, нельзя не подчиниться действию от начала до конца. Это торжество таланта, вкуса и справедливости. И где там Островский, где Малый в режиссуре и игре, где музыка Свиридова, а где плясовая и песенная феерия народных сцен, не понять – всё слилось в какое-то общее величие национального духа».
Партнеры
Информационная поддержка
