Новости

«К 135-летию со дня рождения Е.Д.Турчаниновой»

Е.Д.Турчанинова

АЛЕКСАНДР ПАВЛОВИЧ ЛЕНСКИЙ

Ленский! Артист, художник, новатор... Многогранное дарование Ленского всех пленяло. Удивительно тонкий, чуткий и благородный артист, он с равным искусством играл трагические, драматические и комедийные роли.
Ленский не получил большого образования. Он жил в тяжелых условиях, но благодаря упорной работе над собой стал образованнейшим человеком и был высоким авторитетом в вопросах искусства.
В «Записках» Ленского отражается замечательный артист, вдумчивый и талантливый художник, намного опередивший свое время.
С ним, как с артистом, связано много благодарных воспоминаний. Его сценические образы были полны обаяния, благородства, поражали тонкостью отделки, изяществом исполнения.
Все это достигалось простыми средствами, присущими только большим, настоящим талантам. В молодых ролях Ленский. пленял всех своею красотой, обаянием. Огромные голубые глаза его сверкали, жест был всегда красив. Он был необычайно пластичен, обладал чарующим голосом, и ни у кого не было столько поклонников и поклонниц, как у него.
Умение носить костюм, владение шпагой, знание стилей различных эпох — все сочеталось в этом великолепном артисте.
Ленский был на редкость разнообразным актером. Он блестяще играл такие роли, как Гамлет, Уриэль Акоста, Дон Сезар де Базан, Чацкий. Хорош был в пьесах Гюго, Шиллера, Шекспира. Великолепно играл в комедиях. Я помню его в комедиях «Много шума из ничего» и «Укрощение строптивой». Вместе с Федотовой он без всякой вычурности и напыщенности, с необыкновенным блеском вел шекспировские диалоги. Это было необычайно увлекательно, потому что было сдобрено искрящимся веселым умом, грацией, изящной подачей слова, тонким юмором. С тех пор прошло уже больше пятидесяти лет, а я и до сих пор вижу перед собой эти образы.
В пьесе Островского «Последняя жертва» Ленский играл роль купца, который увлекается романами Дюма и воображает, что он вроде графа Монте-Кристо. Он выходил одетый по моде и произносил французские слова. В третьем акте он заказывает ужин лакею, как истый гурман... чтобы стерляди «ворчали»... Он манит к себе этого человека и спрашивает: «Как зовут тебя?» Тот говорит: «Сакердон-с». Купец — Ленский отвечает: «Ну ступай с богом!.. Коли я теперь, трезвый, твое имя не скоро выговорю, как же я с тобой после ужина буду разговаривать?»
В пьесе «На всякого мудреца довольно простоты» Островского он играл Глумова; здесь было столько красок, что молодое поколение могло поучиться у него, как изображать эту роль. Я никогда не видала такой полноты раскрытия образа. Глумов у него был умный, злой, иронический, он знал, с кем имел дело, знал, как надо с кем разговаривать, и все время вел свою линию.
Ленский был очень требователен к себе и рано перестал играть молодые роли. Впоследствии в пьесе «На всякого мудреца довольно простоты» он играл Мамаева и был в этой роли также неподражаем.
Александр Павлович прекрасно играл характерные роли, в них он был разнообразен и умел одним штрихом обрисовать особенность каждого лица, национальность, не прибегая к шаржу. Даже эпизодическая роль в сумбатовской «Измене» в его исполнении становилась ролью первого плана. Это была роль пламенного патриота грузина Анания Глаха, кривого на один глаз, которую он играл тонко, искусно передавая в этом образе национальные черты и легко держа акцент.
В «Нефтяном фонтане» Величко и Маро, играя нефтяного короля-хищника Шиантурова, покупающего за деньги даже женскую красоту, Ленский, как многие находили, манерами и разговором напоминал миллионера Манташева, нашумевшего тогда скандальными процессами.
Я помню Ленского в его последнем создании — в пьесе «Борьба за престол» Г. Ибсена, где он играл роль епископа Николаса. Епископ Николае — страшная фигура, олицетворение злой силы, властолюбивый и циничный. Не знаю, кто другой, будучи один на сцене, умирая в течение сорока минут, мог держать всю публику в таком напряжении, как это делал Ленский.
Одной из последних лучших ролей А. П. Ленского была роль Фамусова в «Горе от ума». Но далась она ему не сразу. Он начал играть Фамусова, перейдя с роли Чацкого, и тогда получалось еще не совсем хорошо, но впоследствии, когда Александр Павлович стал старше, он целиком овладел этим образом.
Фамусов Ленского — барин грибоедовских времен. Костюм, грим, манера себя держать — все говорило о той эпохе. Какое разнообразие интонаций, какая мастерская читка знаменитых монологов, тонкие оттенки в разговорах с такими разными людьми, как Чацкий, Скалозуб, Хлестова, Тугоуховские, Лиза, Софья. Нельзя было глаз отвести от него в этой роли.
Вот что рассказывал мне петербургский актер Чернов, видевший Ленского в роли Фамусова несколько раз: «Когда я пришел посмотреть первое исполнение роли Фамусова Ленским, то оказалось, что он играет плохо. Я сделал вид, что не успел к нему зайти, и уехал, не сказав ему ни слова. Через несколько лет я опять увидел его в этой же роли и был поражен совершенством его исполнения. Я был потрясен... Как выросла роль и что Александр Павлович из нее сделал! В чтении Ленским знаменитого монолога Фамусова были замечательные нюансы. Это была сама простота, естественность, причем не стирался и стих. Я бросился к нему на шею и сказал: «Ты по-настоящему играешь. Я к тебе тогда, в первый раз, не пришел, потому что ты плохо играл». А ведь Ленский взялся за роль Фамусова, когда уже был большим актером».
Я хочу сказать, что переход к ролям другого плана не всегда бывает сразу удачен, нужно время для перестройки и освоения нового амплуа. А большие, да еще классические роли требуют много времени для того, чтобы «обыграть» их, войти в их плоть и кровь.
Актеру в его сценической работе трудно обойтись без неудач. Знал неудачи и Ленский. Но замечательно было то, что он всегда отказывался от роли, когда чувствовал, что не может ее сыграть.
Задумал он играть Отелло. Но у него в этой роли не было настоящего трагического пафоса. На первом спектакле он почувствовал, что то, что он делает, плохо. В антракте он снял парик и сказал: «Больше играть не буду. Скажите публике об этом». Это было после третьего акта. Дисциплина в Малом театре всегда стояла на высоте. Публика не должна знать того, что творится за кулисами. Ленского стали упрашивать. Но он, как взыскательный художник, был в отчаянии от своей неудачи. Тогда к нему пришла его жена и сказала: «Сам можешь срамиться, как тебе угодно, но срамить театр ты не имеешь права. Ты должен доиграть спектакль». Александр Павлович внял ее просьбам, но больше никогда не играл Отелло.
Когда открылся наш Новый театр, в нем был поставлен «Ревизор». Ленский, занимаясь ролью городничего с талантливым актером Парамоновым, сам захотел играть эту роль. И действительно, последний монолог городничего Ленский читал потрясающе. Я никогда не слышала такого чтения. Но вот Ленский, исполняя эту роль в спектакле и сыгравши два раза, понял, что читать — это одно, а сделать всю роль — это другое, и отказался от роли, передав ее другому исполнителю. Вместо городничего у Ленского получился благородный барин.
Я видела также Ленского в бенефис Федотовой в роли Энобарба («Антоний и Клеопатра» В. Шекспира). С ним вместе Октавия Цезаря замечательно играл молодой А. И. Южин.
Драматическое искусство в школе преподавали А. П. Ленский и О. А. Правдин. Я попала в класс Ленского. Он только начал свою педагогическую деятельность, и в его преподавании на первых порах не было того, что теперь принято называть систематичностью. Ленский начал с нами работать так: он дал всем нам — и мужчинам и женщинам — выучить монолог Отелло перед сенатом. Мы его выучили, и в классе все по очереди выходили и читали.
В Александре Павловиче было много увлечения жизнью, и этим он особенно зажигал учеников. На нас действовало обаяние его личного таланта, и, несмотря на отсутствие систематичности, его уроки дали нам очень много. К каждому ученику у Александра Павловича был разный подход, но увлекал его только тот ученик, который проявлял жизнь, темперамент.
Как педагог Александр Павлович предоставлял ученику полную свободу, боясь спугнуть его индивидуальность, требовал самостоятельной работы. Для него было главное, чтобы ученик жил на сцене, горел.
Он мало обращал внимания на детали образа, ему сначала нужно было задеть внутренние струны ученика. Ленский всегда старался не показывать наглядно, не учить «с голоса», а помочь актеру самому найти нужный, верный путь. Иногда какой-то маленький штрих, переход, указанный им, зачастую незначительное изменение мизансцены наталкивали нас на нужную Дорогу.
А. П. Ленский добивался от ученика прежде всего правдивости и чувства меры. Он требовал, чтобы ученик постоянно тренировал свою наблюдательность и фантазию, настаивал на полной естественности сценического поведения. Одно из важнейших \\\\\\\\\\\\\\\'и, пожалуй, самых трудных требований Ленского мне особенно запомнилось: он вырабатывал в ученике умение слушать на сцене. Большое внимание Ленский уделял также искусству диалога, речи, следил за соблюдением характерных интонаций действующего лица в зависимости от его социального положения.
Ни шаржа, ни нажима, ни фальши или излишнего сентимента Александр Павлович не допускал. Как-то он навел жестокую критику на мою походку:
— Ну как вы выходите? Разве так ходят?!
— А как надо ходить? — спросила я в большом смущении.
— А вы смотрите... и учитесь.
Ленский сам умел и учил молодежь преодолевать свои физические недостатки,— конечно не такие, как хромота, горб, а такие, которые можно \\\\\\\\\\\\\\\'исправить. Он часто говорил: «Вы видите, какие у меня безобразные руки и ноги». Сам он был чрезвычайно красив, а руки и ноги у него действительно были некрасивые.
Получая роль, я иногда просила Ленского, как своего учителя, прослушать меня. Он соглашался: «Пожалуйста, приходите». Я приходила к нему, читала роль. Он говорил:
— Ну, что же, тон верный, работайте.
А когда я спрашивала: —Как же работать? — Он отвечал: — Находите сами. Ничего, ничего, у вас, дружок, выйдет.
Это имело и хорошие и плохие стороны. Плохо, что молодежь работала без помощи и поддержки. Хорошее же заключалось в том, что молодые актеры учились сами творить. Если пришедший в театр новый актер был человеком способным, он тут же на практике постигал самые основные вещи: актер должен говорить в тон, надо смотреть в глаза партнеру, нельзя мешать партнеру, отвлекать внимание зрителя во время его сцены разными своими «штучками». Нам говорили: «Вы не понимаете, что делаете. Смотрите, как люди делают». Предлагали наблюдать жизнь людей, изучать психологию того или иного лица, определять характерность образа и т. д., но до всего остального мы должны были доходить самостоятельно.
С именем Александра Павловича Ленского связан мой первый успех на сцене Малого театра. Моя первая удачная роль — Таня в «Плодах просвещения» Л. Толстого. Я исполняла ее в 1891 году в сорокалетний юбилей Рыкаловой. В этом спектакле играли: Федотова, Никулина, Музиль, Рыбаков, Макшеев, Садовский, Садовская и другие, и среди них — я, только что выпущенная из школы. От страха и радости я чуть с ума не сошла. В этой роли я имела честь получить одобрение от Толстого. Единственный упрек был тот, что я худа для русской девушки, а тон у меня, по мнению Толстого, был подходящий.
После третьего акта я услышала в зрительном зале свою фамилию. Ленский вывел меня на авансцену и оставил одну. Он сделал жест, как бы представляя меня как свою ученицу.
К 1898 году при Малом театре сгруппировалось большое количество талантливой молодежи из окончивших Высшие театральные курсы в 1891, 1892 и 1893 годах. В целях усовершенствования эта молодежь была направлена для участия в спектаклях в открывшемся тогда Новом театре.
У Ленского были еще замечательные черты — он увлекался талантливыми людьми, независимо от того, чьими учениками они были,— его или другого преподавателя. Так, например, Н. Яковлев и Ф. Парамонов — ученики О. А. Правдина, сыграли много блестящих ролей у Ленского во время его режиссерства в Новом театре.
Открыли мы театр спектаклем «Ревизор», потом ставили «Сон в летнюю ночь», «Снегурочку». Последний спектакль имел большой успех и держался очень долго в репертуаре. Репетировали мы его целых полтора месяца!
Большую роль в постановке наших спектаклей сыграл Ленский, взявший на себя художественное руководство в Новом театре. Он был не только режиссером, постановщиком и учителем, но и сам писал эскизы для костюмов, делая макеты декораций,— он был нашей душой, нашим вдохновителем. Он сделал эскизы декораций и костюмов для пьес «Козьма Захарьич Минин-Сухорук», «Снегурочка» Островского и «Разрыв-трава» Гославского.
Ленский создал замечательный проект памятника Гоголю, который не был принят только из-за отсутствия средств на сооружение памятника. Он прекрасно писал картины, был скульптором. Его талант был разносторонен и проявлялся во всех видах искусства.
Александр Павлович был неподражаемым мастером и подлинным художником грима. Средства его были скупы, но он достигал ими большой выразительности: жженая пробка, парик и наклейки (борода или усы) — вот и весь его грим! А вместе с тем мы часто не узнавали его до тех пор, пока он не заговорит.
Александр Павлович ввел много преобразований в театре и технических — начиная с вертящейся сцены, и в постановочной части. Идеи Ленского развил К. С. Станиславский, который считал его своим учителем, высоким образцом искусства и актером огромного мастерства. Как много мог бы сделать для театра Ленский, если бы ему были даны возможности нашего, советского времени, когда каждая инициатива, каждая замечательная мысль находят поддержку у правительства!
Мы, ученики Ленского, вспоминаем своего учителя с благодарностью и восхищением.
Он служил нам ярким примером человеческого достоинства, беззаветной любви и преданности своему делу и полнейшего бескорыстия.