Новости
ПЯТЬ ВОПРОСОВ О ТЕАТРЕ
Сегодня на вопросы анкеты конторы Императорских театров отвечает Народный артист России Василий Иванович Бочкарёв. Материал опубликован в газете «Малый театр»
1. Сколько нужно времени на то, чтобы актер мог усвоить роль и овладеть ею?
«Усвоить» и «овладеть» для меня очень формальные слова. Мне больше нравится «присвоить». Когда я присваиваю ощущения, ход мыслей, стиль жизни персонажа. Конечно, наши старики писали много о том, что сначала нужно вызубрить текст. Всё это так, но мне кажется, что когда начинается диалог с твоим персонажем, он строится на паузах, ощущениях, приглядке, появляется очень тонкая, интимная связь. Я протягиваю руку для диалога, а мой герой может сразу, а может и не сразу на него пойти. И этот диалог в результате и репетиционного периода, и жизни роли на сцене, длится до того момента, пока спектакль, пьеса, персонаж существуют. Диалог идёт постоянно, потому что меняется и взрослеет актёр. Мы играем некоторые спектакли, например, «Правда – хорошо, а счастье лучше» и «Мнимый больной» по 10-15 лет. И я не помню, каким этот спектакль был раньше. Мой персонаж стал другим – взрослее и мудрее. Как и в кино, работа над спектаклем заканчивается после фразы «Стоп – снято». Стоп – спектакль снят и работе над ролью конец.
2. Сколько нужно времени на перегримировку и переодевание?
Явка на спектакль за 45 минут. Но часто время не играет роли. Можно прийти заранее, но выйти на сцену – и ничего не получится. Можно прибежать, запыхавшись, и моментально включиться. Мне кажется, что всё относительно. Я понимаю перегримировку скорее как внутреннюю перестройку персонажа. Не всё зависит от внешнего грима. Хоть он, конечно, и важен иногда. Взаимоотношения с гримом и костюмом начинаются с того момента, когда мы выходим репетировать на сцену. К этому моменту должен быть обязательно подбор репетиционного костюма, чтобы персонажу было легче родиться. Палитра разнообразна, можно идти от внутреннего, а иногда надел шляпу, и ты готов выйти на сцену. Как Чарли Чаплин – ботинки, тросточка, и он готов к роли. Когда я играл царя Бориса, у меня был серьёзный грим для этой роли, но, опять же, хорошо, когда вместе с лицом гримируется душа, а когда грим сам по себе, а артист сам по себе, это всегда заметно. Многие актеры репетируют в обычном костюме, без грима. А перед выпуском пробуется парик, грим, костюмы – это даёт последнюю точку в понимании и раскрытии образа, это большое подспорье для актера – грим и костюм. У нас в театре очень хорошие цеха, и пошивочный, и гримерный, и костюмерный. Огромное им спасибо и поклон, потому что они за этим очень тщательно следят, помогают и переодеваться, и перегримировываться, шьют костюмы, и многое рождается в роли именно в тот момент, когда из своего костюма ты облачаешься в театральный, гримируешься, видишь себя в зеркале.
3. Участие режиссёра в работе актера и в постановке пьесы.
Без режиссёра, безусловно, очень сложно. Режиссер – это профессия, которая предполагает очень практические знания в области того или иного автора. Режиссёр видит картинку спектакля целиком. Варпаховский говорил, что режиссёр тянет за один конец, а актёр за другой. И вот это натяжение между актёром и режиссёром, как мне кажется, самое главное. Хотя театр сам по себе представляет союз, рождающийся из противоречий двух профессий, актёрской и режиссёрской, но в то же время эта борьба направлена не на разрушение, а на созидание, вот в чём парадокс. Например, для меня на сцене очень важна атмосфера, а только режиссёр может создать её так, чтобы спектакль был целостным. Без режиссёра театр не может существовать. Если говорить о современной режиссуре, то в последнее время для меня абсолютно ясно, что режиссёр начинает говорить о себе и сам с собой. Он даже не пытается соответствовать обращённому к нему ожиданию. Ему всё равно, кто находится в зале, он занимается самовыражением больше чем это необходимо. Но, с другой стороны, в актёрской профессии нужно быть в курсе и следить за развитием режиссёрского искусства, чтобы не упустить эту ниточку между актёром и режиссёром, о которой говорил Варпаховский. «Соавторство», «сотворчество», «сопричастность» – вот слова, которые определяют эти взаимоотношения.
4. Ваше отношение к театральной критике.
Я считаю, что критик необходим. Он тоже участник спектакля, как бы мы ни противились критической оценке со стороны. Иногда критик высказывает своё мнение, исходя из своего видения, как бы он это сделал. Но это проблема многих критиков, которые, выходя на определённый уровень профессии, начинают консультировать. Они обсуждают не то, что видят, а что хотели бы увидеть. Чтобы поберечь нервную систему, Дикий читал критику, лёжа в гамаке на даче. Критические статьи очень интересны, но не когда они пересказывают сюжет, а когда рассматривают спектакли с точки зрения выбора автора, времени написания пьесы и воплощения, не основываясь на личной фантазии или на опыте виденных раньше спектаклей. И всё-таки при всём этом критик может очень точно подсказать. Поэтому я за сопричастность, за соавторство. Без критики театрального искусства быть не может. Я не могу говорить, что меня не задевают статьи, когда меня в них ругают, обижают или, что ещё хуже, не замечают. Зато когда хвалят, то это приятно.
5. О зрителях.
Тут я могу процитировать Михаила Чехова: «Путём ряда мыслей я вызываю в себе любовь к публике и на фоне этой любви могу в одно мгновение овладеть образом». То есть выходить на зрителя нужно с расположением на сегодняшний вечер, на этот момент общения, и с пониманием того, что зритель – соучастник этого вечера, и он тоже партнёр. И к нему нужно относиться с уважением. Мы слышим зал, мы его чувствуем, он нам необходим. Он каждый вечер разный, а когда мы приезжаем на гастроли, то зритель в зале всегда с оттенком того города, где мы играем. Так что к зрителю – с любовью!
Записала Дарья Антонова
Сегодня на вопросы анкеты конторы Императорских театров отвечает Народный артист России Василий Иванович Бочкарёв. Материал опубликован в газете «Малый театр»
1. Сколько нужно времени на то, чтобы актер мог усвоить роль и овладеть ею?
«Усвоить» и «овладеть» для меня очень формальные слова. Мне больше нравится «присвоить». Когда я присваиваю ощущения, ход мыслей, стиль жизни персонажа. Конечно, наши старики писали много о том, что сначала нужно вызубрить текст. Всё это так, но мне кажется, что когда начинается диалог с твоим персонажем, он строится на паузах, ощущениях, приглядке, появляется очень тонкая, интимная связь. Я протягиваю руку для диалога, а мой герой может сразу, а может и не сразу на него пойти. И этот диалог в результате и репетиционного периода, и жизни роли на сцене, длится до того момента, пока спектакль, пьеса, персонаж существуют. Диалог идёт постоянно, потому что меняется и взрослеет актёр. Мы играем некоторые спектакли, например, «Правда – хорошо, а счастье лучше» и «Мнимый больной» по 10-15 лет. И я не помню, каким этот спектакль был раньше. Мой персонаж стал другим – взрослее и мудрее. Как и в кино, работа над спектаклем заканчивается после фразы «Стоп – снято». Стоп – спектакль снят и работе над ролью конец.
2. Сколько нужно времени на перегримировку и переодевание?
Явка на спектакль за 45 минут. Но часто время не играет роли. Можно прийти заранее, но выйти на сцену – и ничего не получится. Можно прибежать, запыхавшись, и моментально включиться. Мне кажется, что всё относительно. Я понимаю перегримировку скорее как внутреннюю перестройку персонажа. Не всё зависит от внешнего грима. Хоть он, конечно, и важен иногда. Взаимоотношения с гримом и костюмом начинаются с того момента, когда мы выходим репетировать на сцену. К этому моменту должен быть обязательно подбор репетиционного костюма, чтобы персонажу было легче родиться. Палитра разнообразна, можно идти от внутреннего, а иногда надел шляпу, и ты готов выйти на сцену. Как Чарли Чаплин – ботинки, тросточка, и он готов к роли. Когда я играл царя Бориса, у меня был серьёзный грим для этой роли, но, опять же, хорошо, когда вместе с лицом гримируется душа, а когда грим сам по себе, а артист сам по себе, это всегда заметно. Многие актеры репетируют в обычном костюме, без грима. А перед выпуском пробуется парик, грим, костюмы – это даёт последнюю точку в понимании и раскрытии образа, это большое подспорье для актера – грим и костюм. У нас в театре очень хорошие цеха, и пошивочный, и гримерный, и костюмерный. Огромное им спасибо и поклон, потому что они за этим очень тщательно следят, помогают и переодеваться, и перегримировываться, шьют костюмы, и многое рождается в роли именно в тот момент, когда из своего костюма ты облачаешься в театральный, гримируешься, видишь себя в зеркале.
3. Участие режиссёра в работе актера и в постановке пьесы.
Без режиссёра, безусловно, очень сложно. Режиссер – это профессия, которая предполагает очень практические знания в области того или иного автора. Режиссёр видит картинку спектакля целиком. Варпаховский говорил, что режиссёр тянет за один конец, а актёр за другой. И вот это натяжение между актёром и режиссёром, как мне кажется, самое главное. Хотя театр сам по себе представляет союз, рождающийся из противоречий двух профессий, актёрской и режиссёрской, но в то же время эта борьба направлена не на разрушение, а на созидание, вот в чём парадокс. Например, для меня на сцене очень важна атмосфера, а только режиссёр может создать её так, чтобы спектакль был целостным. Без режиссёра театр не может существовать. Если говорить о современной режиссуре, то в последнее время для меня абсолютно ясно, что режиссёр начинает говорить о себе и сам с собой. Он даже не пытается соответствовать обращённому к нему ожиданию. Ему всё равно, кто находится в зале, он занимается самовыражением больше чем это необходимо. Но, с другой стороны, в актёрской профессии нужно быть в курсе и следить за развитием режиссёрского искусства, чтобы не упустить эту ниточку между актёром и режиссёром, о которой говорил Варпаховский. «Соавторство», «сотворчество», «сопричастность» – вот слова, которые определяют эти взаимоотношения.
4. Ваше отношение к театральной критике.
Я считаю, что критик необходим. Он тоже участник спектакля, как бы мы ни противились критической оценке со стороны. Иногда критик высказывает своё мнение, исходя из своего видения, как бы он это сделал. Но это проблема многих критиков, которые, выходя на определённый уровень профессии, начинают консультировать. Они обсуждают не то, что видят, а что хотели бы увидеть. Чтобы поберечь нервную систему, Дикий читал критику, лёжа в гамаке на даче. Критические статьи очень интересны, но не когда они пересказывают сюжет, а когда рассматривают спектакли с точки зрения выбора автора, времени написания пьесы и воплощения, не основываясь на личной фантазии или на опыте виденных раньше спектаклей. И всё-таки при всём этом критик может очень точно подсказать. Поэтому я за сопричастность, за соавторство. Без критики театрального искусства быть не может. Я не могу говорить, что меня не задевают статьи, когда меня в них ругают, обижают или, что ещё хуже, не замечают. Зато когда хвалят, то это приятно.
5. О зрителях.
Тут я могу процитировать Михаила Чехова: «Путём ряда мыслей я вызываю в себе любовь к публике и на фоне этой любви могу в одно мгновение овладеть образом». То есть выходить на зрителя нужно с расположением на сегодняшний вечер, на этот момент общения, и с пониманием того, что зритель – соучастник этого вечера, и он тоже партнёр. И к нему нужно относиться с уважением. Мы слышим зал, мы его чувствуем, он нам необходим. Он каждый вечер разный, а когда мы приезжаем на гастроли, то зритель в зале всегда с оттенком того города, где мы играем. Так что к зрителю – с любовью!
Записала Дарья Антонова
Партнеры
Информационная поддержка
