Новости

ТРАДИЦИОНАЛИЗМ КАК СИМВОЛ ВЕРЫ, НАДЕЖДЫ, ЛЮБВИ

VI Всероссийский театральный фестиваль «Дни А.Н.Островского в Костроме», отметивший 180-летие со дня рождения «отца русской драматургии», мой пессимизм поубавил. Этот фестиваль дал понять, что еще не все потеряно и если довериться мудрому Александру Николаевичу, то он вернет не только веру в театр, но в осмысленность жизни, какой бы у кого она ни была.
Фестиваль собрал спектакли, полярные по взглядам на творчество Мастера. И среди них были те, которые вызвали у меня особый интерес. Именно они дали толчок желанию подумать и разобраться в той странной ситуации, которая сопутствует сценической биографии нашего главного классика. И вдруг мне открылось, что ни для одного из наших корифеев Островский «своим» автором не был. Столичная интеллигенция в принципе отторгает его — ведь он для нее лишен ореола мучительной сложности. Так повелось, что питательной средой для творческих изысканий уважающего себя художника считается сильное протестное начало. Всем в драматурге, мешает цельность его мироощущения. В потоке спектаклей разных театров и режиссеров легко прослеживается одна закономерность — все постановщики единодушно игнорируют голос художника и даже прилагают усилия, чтобы освободиться от его влияния. Нам показывают сплошь игрового, динамичного, разбитного балагура, в то время как он гениальный художник, философ и тончайший психолог. Отчего же это театру так нравится делать из Островского фигуру ряженного в шутовские да балаганные одежды? Что же мы за легковесные люди, что так поверхностно и бездумно распоряжаемся наследием великого соотечественника? Бесспорным остается лишь факт, что он у нас самый репертуарный автор во все времена. И в театральной среде прижилась легенда о драматурге как о простаке, который всегда выручает самого завалящего режиссера. А про актеров и говорить нечего, у них с Александром Николаевичем никогда проблем не бывает: они точно знают, как играть Островского.
...Но вернемся к фестивалю. Приятной неожиданностью в день его открытия стал спектакль [hleb">«Трудовой хлеб» Малого театра. Можно только удивляться режиссерскому чутью А.Коршунова, который выбрал всеми забытые «сцены из жизни захолустья» и нашел к пьесе ключ, казалось, утерянный давно и навсегда. Искреннее и серьезное отношение к персонажам Островского сразу определило верный тон этого театрального действия. На сцену вышли люди, и по их осанке, манере держать себя и говорить сразу стало ясно, что внутреннее достоинство для них естественно, как дыхание. Поэтому бедность, будничную жизнь, обыденность они воспринимают как нечто несущественное, не затрагивающее основ их бытия. Ну, совсем как герои какой-нибудь высокой трагедии. С той только разницей, что они обыкновенные люди и заботы у них обыкновенные. И в том, как люди переживают их, проявляют душевные движения и чувства друг к другу, — зрителям открывается сокровенный смысл простой человеческой жизни. Не случайно вслед за Островским и Чехов в своих пьесах, и Булгаков в «Днях Турбиных» придавали тот же символический смысл образу семьи-дома. Гармония отношений каждого со всеми в «Трудовом хлебе» создавала атмосферу особой возвышенной духовности. Не монастырской, аскетичной, а живой и теплой. Ненавязчивый язык метафор выявил многомерность содержания вроде бы простенькой пьесы. Скромная цветовая гамма и неяркий, ровный свет спектакля ассоциировались с мягкой осенней погодой российской средней полосы. И музыка звучала без праздничных вскриков. И центр жизни наших героев — угол сцены, отгороженный простым столом да ширмами. Актеры здесь были на высоте. Школа Малого театра позволяла им, не отрываясь от традиций, быть современными без фальши. Старейшая актриса Г.Демина буквально загипнотизировала нас в роли кухарки Маланьи. А в этой роли играть вроде бы нечего. Маланья то самовар принесет, то чашки расставит, то любовно разгладит скатерть. А сама — вся внимание: видно, что готова в любую минуту вскочить, как молодая, да услужить чем может бедной девушке Наталье, чует сердобольная старуха, как та изводится в ожидании своего возлюбленного. В Маланье — Деминой чувствуется особый дар доброты, угаданный актрисой в обычной для пьес Островского старухе. И как становится жаль, что у нее осталось мало времени на заботу о тех, кто ей так дорог. Не всякому человеку по силам столь многотрудное служение людям. По-женски «кружевному» мастерству Г.Деминой отвечает в спектакле по-мужски крупный жест В.Баринова в роли учителя Корпелова. Актер действует без оглядки и сразу заявляет, что его героя нужно принимать таким, какой он есть: человеком с именем старозаветного мудреца Иоасафа, который ясно видит вещи и не заблуждается на свой счет. Проницательный и цепкий взгляд актера отмечает узнаваемость этого человеческого типа не по книжкам, а по жизни. Поэтому образ Корпелова, созданный Бариновым, современный без оговорок. Это знакомый нам интеллигент, опустившийся и пьющий, мастер поговорить о высоком. Он принципиально не желает жить по законам успеха и денег. И Корпелов сознательно сделал выбор в пользу своей личной свободы. Но ради любимой племянницы Наташи он готов на любые жертвы. И в нужный момент Корпелов — Баринов проявляет не только душевную чуткость, но и действует со свойственным его натуре темпераментом и напором. Потому что не для себя. В старом романтике Корпелове мы узнали родственную душу любимого всеми трагика Аркадия Несчастливцева. Досадно, что в этой постановке большая сцена в доме разбогатевшего чиновника Потрохова, к которому Корпелов приходит за деньгами для Наташи, получилась хрестоматийно плоской и смотрится здесь инородной. Подобная «накладка» — лишь свидетельство тому, как трудно избавляться от привычных клише. Но в главном спектакль состоялся и поэтическое дыхание «жизни захолустья» донес до зрителей.
Просветленный, с наивными интонациями идеалистов язык «Трудового хлеба» дал возможность по-новому оценить крепкий порядок в пьесах Островского.
Авторские уточнения того, кто кому и кем доводится, выглядевшие простой заботой о ясности сюжетных линий, теперь наполнились живым содержанием. В этом замкнутом семейном быте мы увидели основательно продуманную «модель мира» по Островскому. В каждой пьесе драматург собирает чужих, с нашей точки зрения, людей, чтобы соединить их общими интересами, чувством родства, семейными переживаниями. В «Трудовом хлебе», к примеру, за одним столом собираются: Наташа, сирота, племянница Корпелова по матери, Женя, бедная девушка, дальняя родня Наташи, кухарка Маланья, молодой человек Грун-цов, жених Жени, хозяин дома Чепурин, за которого выйдет замуж Наташа. И, конечно, дядя Наташи, учитель Корпелов. В какую сторону драматургического материка ни глянь, всё отцы и дети, если нет их, то тетушки да дяди, а при них сироты, племянники и племянницы. В каждом доме женихи с невестами, свахи, кухарки, ключницы, работники да приживалки. Всех не перечесть. Вполне символическая картина мира. И масштаб ее подсказывает, что только чувство родового начала держит жизнь и спасает ее от разрушения.

Нинель Сорокина
«Театральная жизнь» № 8 2003 г.