Новости

60 ЛЕТ АЛЕКСАНДРУ КОРШУНОВУ

Пишу ночью — по следам только что пережитых хороших мгновений на юбилейном спектакле Александра Коршунова «Бедность не порок». Все было, как положено в таких случаях: юбиляра встретили аплодисментами, по окончании поздравили и завалили цветами, зачитали правительственную телеграмму от Дмитрия Медведева, выступили с приветными словами коллеги, а потом все пошли «отмечать». Все как всегда, и писать, казалось бы, особо не о чем. Но на душе уж больно хорошо — и от самого Коршунова, выступившего в легендарной роли Любима Торцова, и от праздничного спектакля, не только ни в малейшей степени не состарившегося, но еще и приобретшего дополнительные актерские краски.

Особенно хороши Ольга Жевакина и Ирина Жерякова в роли «подружек» невесты. Хоть на видео снимай и показывай студентам, как надо играть небольшие рольки, в которых нет ни одного актерского «соло», но есть жизнь, характер, судьба, мастерски вплетенные в общий сценический сюжет. Впрочем, это «фирменный» знак педагогической режиссуры Коршунова: ему важнее всего на сцене не изобрести ход или сочинить концепцию, а «заглянуть в лицо», то есть посмотреть в глубину души человека. Из этой исходной установки, в равной мере профессиональной и человеческой, рождаются великолепные актерские создания в поставленных им спектаклях. Навскидку, из первых, вспомнившихся в этот вечер: Василий Бочкарев-Неизвестный («Пучина»), Валерий Баринов-Корпелов («Трудовой хлеб»), Евгения Дмитриева-Круглова и Сергей Потапов-Андрей («День на день не приходится»), Григорий Скряпкин-Митя («Бедность не порок»).

У истоков собственных актерских созданий Александра Коршунова — то же стремление к раскрытию внутренней, духовно-душевной содержательности играемых ролей. Они крупно взяты и круто замешаны: Кисельников, Досужев, Корпелов, Любим Торцов, но особенно — слесарь Егор в «Детях солнца». В каждом из них сильно бьется, яро тоскует, оглашенно ревет, скоморошничает и горько рыдает русская душа.

Не тонкие извивы интеллигентской психологии, не прихотливая игра актерского воображения, а народная почва, национальная судьба — здесь исток сценических созданий Коршунова. Роль очерчивается резко, печать характера врезывается глубоко, светотень внутреннего и внешнего отчетлива. Для разработки сценического характера берутся две-три краски и накладываются размашисто, густо, бугристо. Но упругие, сильные, грубые натуры в его исполнении всегда изнутри освещены какой-то застенчивой нежностью, сближающей и сливающей воедино личное «я» артиста с исполняемой ролью. За отдельной ролью, конкретной сценической судьбой всегда проступает свойственное ему чувство и знание России. Даже странно, откуда у московского мальчика, рожденного в семье потомственных театральных интеллигентов (а семейная родословная у Александра — на зависть), такое знание потаенных сторон жизни русского простонародья, такое осознанное чувство народности. Александр Коршунов — плоть от плоти русской демократической интеллигенции, не мыслящей свою жизнь в отрыве от общенациональной, народной судьбы. Он в высшей степени сущностный, содержательный артист, в нем глубоко вкоренена школа русского актерства, причем в том ее стиле, жанре и типе, в котором ее сохраняет и культивирует современный Малый театр.

Александру Коршунову — 60! Неужели?

Словно предвидя это восклицание, Валерий Баринов не без юмора сказал со сцены: «Саша, поверь, шестьдесят — это не страшно. Я через это прошел».

Нина Шалимова, «Петербургский театральный журнал», 13 февраля 2014