Новости
ИГРА В КЛАССИКУ
ИГРА В КЛАССИКУ
ИГРА В КЛАССИКУ
Время действия — наши дни, место действия — казенная дача, с которой за неуплату аренды выселяют вдову титулованного деятеля культуры.
Собственно, это не дача вовсе, а каменный дом в сундучно-советском стиле. Под стать ему и скульптурное изображение прежнего хозяина — величавый бюст, с которым вдова и ее сыновья не знают как поступить. Забрать некуда, отдать некому, а разбить рука не поднимается. Вокруг этого и строится сюжет спектакля «Последний идол», премьерный показ которого идет сейчас в Малом театре.
Но почему именно Малый взял в репертуар эту современную пьесу, что побудило художественного руководителя театра Юрия Соломина поместить ее на афишу рядом с классикой Островского и Горького, Фонвизина и Чехова, Грибоедова и Толстого? Может быть, кто-то догадался быстрее, но я только к середине спектакля ощутил за бытовой, в сущности, историей нечто большее, какой-то намек от автора пьесы Александра Звягинцева. И постепенно прояснилось, что перед нами разыгрывают версию «Вишневого сада» — со схожими сюжетными контурами и персонажами. Экзальтированная вдова Вера Иконникова напоминает Раневскую, ее резонерствующие сыновья Виктор и Максим смахивают на Гаева, а сторожиха Клава — на верного слугу Фирса.
Но самым неожиданным становится обязательный в этой компании Ермолай Лопахин — в обличье Инги Завидоновой, коммерческого директора дачного поселка, которая, правда, в отличие от чеховского героя, не нарезает вишневый сад под дачные участки, а заселяет освобожденный дом гастарбайтерами. Что же касается бюста, то с ним в конце концов поступают корректно: выкапывают глубокую яму и совершают захоронение — и гипсового идола, и собственного прошлого. Вполне по Антону Павловичу: кончилась прежняя жизнь, а что дальше — поди знай… Замечу, что эта остроумная, талантливая игра в классику не имеет ничего общего с ремейками, где сочинители под прикрытием формулы «по мотивам» выдают такие сюжетные загибы, от которых великие авторы переворачиваются в гробах. Пьеса Александра Звягинцева в режиссерской трактовке Владимира Драгунова тактично избегает буквальных аналогий, но — имеющий глаза да увидит. Зрители Малого в большинстве своем имеют зоркие глаза, и «Последний идол» органично вписывается в репертуар. В котором, кстати, представлен и «Вишневый сад» с его многоуважаемым шкафом.
Михаил Щербаченко, «Вечерняя Москва», 13 января 2014 года
Время действия — наши дни, место действия — казенная дача, с которой за неуплату аренды выселяют вдову титулованного деятеля культуры.
Собственно, это не дача вовсе, а каменный дом в сундучно-советском стиле. Под стать ему и скульптурное изображение прежнего хозяина — величавый бюст, с которым вдова и ее сыновья не знают как поступить. Забрать некуда, отдать некому, а разбить рука не поднимается. Вокруг этого и строится сюжет спектакля «Последний идол», премьерный показ которого идет сейчас в Малом театре.
Но почему именно Малый взял в репертуар эту современную пьесу, что побудило художественного руководителя театра Юрия Соломина поместить ее на афишу рядом с классикой Островского и Горького, Фонвизина и Чехова, Грибоедова и Толстого? Может быть, кто-то догадался быстрее, но я только к середине спектакля ощутил за бытовой, в сущности, историей нечто большее, какой-то намек от автора пьесы Александра Звягинцева. И постепенно прояснилось, что перед нами разыгрывают версию «Вишневого сада» — со схожими сюжетными контурами и персонажами. Экзальтированная вдова Вера Иконникова напоминает Раневскую, ее резонерствующие сыновья Виктор и Максим смахивают на Гаева, а сторожиха Клава — на верного слугу Фирса.
Но самым неожиданным становится обязательный в этой компании Ермолай Лопахин — в обличье Инги Завидоновой, коммерческого директора дачного поселка, которая, правда, в отличие от чеховского героя, не нарезает вишневый сад под дачные участки, а заселяет освобожденный дом гастарбайтерами. Что же касается бюста, то с ним в конце концов поступают корректно: выкапывают глубокую яму и совершают захоронение — и гипсового идола, и собственного прошлого. Вполне по Антону Павловичу: кончилась прежняя жизнь, а что дальше — поди знай… Замечу, что эта остроумная, талантливая игра в классику не имеет ничего общего с ремейками, где сочинители под прикрытием формулы «по мотивам» выдают такие сюжетные загибы, от которых великие авторы переворачиваются в гробах. Пьеса Александра Звягинцева в режиссерской трактовке Владимира Драгунова тактично избегает буквальных аналогий, но — имеющий глаза да увидит. Зрители Малого в большинстве своем имеют зоркие глаза, и «Последний идол» органично вписывается в репертуар. В котором, кстати, представлен и «Вишневый сад» с его многоуважаемым шкафом.
Михаил Щербаченко, «Вечерняя Москва», 13 января 2014 года
Дата публикации: 13.01.2014
ИГРА В КЛАССИКУ
Время действия — наши дни, место действия — казенная дача, с которой за неуплату аренды выселяют вдову титулованного деятеля культуры.
Собственно, это не дача вовсе, а каменный дом в сундучно-советском стиле. Под стать ему и скульптурное изображение прежнего хозяина — величавый бюст, с которым вдова и ее сыновья не знают как поступить. Забрать некуда, отдать некому, а разбить рука не поднимается. Вокруг этого и строится сюжет спектакля «Последний идол», премьерный показ которого идет сейчас в Малом театре.
Но почему именно Малый взял в репертуар эту современную пьесу, что побудило художественного руководителя театра Юрия Соломина поместить ее на афишу рядом с классикой Островского и Горького, Фонвизина и Чехова, Грибоедова и Толстого? Может быть, кто-то догадался быстрее, но я только к середине спектакля ощутил за бытовой, в сущности, историей нечто большее, какой-то намек от автора пьесы Александра Звягинцева. И постепенно прояснилось, что перед нами разыгрывают версию «Вишневого сада» — со схожими сюжетными контурами и персонажами. Экзальтированная вдова Вера Иконникова напоминает Раневскую, ее резонерствующие сыновья Виктор и Максим смахивают на Гаева, а сторожиха Клава — на верного слугу Фирса.
Но самым неожиданным становится обязательный в этой компании Ермолай Лопахин — в обличье Инги Завидоновой, коммерческого директора дачного поселка, которая, правда, в отличие от чеховского героя, не нарезает вишневый сад под дачные участки, а заселяет освобожденный дом гастарбайтерами. Что же касается бюста, то с ним в конце концов поступают корректно: выкапывают глубокую яму и совершают захоронение — и гипсового идола, и собственного прошлого. Вполне по Антону Павловичу: кончилась прежняя жизнь, а что дальше — поди знай… Замечу, что эта остроумная, талантливая игра в классику не имеет ничего общего с ремейками, где сочинители под прикрытием формулы «по мотивам» выдают такие сюжетные загибы, от которых великие авторы переворачиваются в гробах. Пьеса Александра Звягинцева в режиссерской трактовке Владимира Драгунова тактично избегает буквальных аналогий, но — имеющий глаза да увидит. Зрители Малого в большинстве своем имеют зоркие глаза, и «Последний идол» органично вписывается в репертуар. В котором, кстати, представлен и «Вишневый сад» с его многоуважаемым шкафом.
Михаил Щербаченко, «Вечерняя Москва», 13 января 2014 года
Время действия — наши дни, место действия — казенная дача, с которой за неуплату аренды выселяют вдову титулованного деятеля культуры.
Собственно, это не дача вовсе, а каменный дом в сундучно-советском стиле. Под стать ему и скульптурное изображение прежнего хозяина — величавый бюст, с которым вдова и ее сыновья не знают как поступить. Забрать некуда, отдать некому, а разбить рука не поднимается. Вокруг этого и строится сюжет спектакля «Последний идол», премьерный показ которого идет сейчас в Малом театре.
Но почему именно Малый взял в репертуар эту современную пьесу, что побудило художественного руководителя театра Юрия Соломина поместить ее на афишу рядом с классикой Островского и Горького, Фонвизина и Чехова, Грибоедова и Толстого? Может быть, кто-то догадался быстрее, но я только к середине спектакля ощутил за бытовой, в сущности, историей нечто большее, какой-то намек от автора пьесы Александра Звягинцева. И постепенно прояснилось, что перед нами разыгрывают версию «Вишневого сада» — со схожими сюжетными контурами и персонажами. Экзальтированная вдова Вера Иконникова напоминает Раневскую, ее резонерствующие сыновья Виктор и Максим смахивают на Гаева, а сторожиха Клава — на верного слугу Фирса.
Но самым неожиданным становится обязательный в этой компании Ермолай Лопахин — в обличье Инги Завидоновой, коммерческого директора дачного поселка, которая, правда, в отличие от чеховского героя, не нарезает вишневый сад под дачные участки, а заселяет освобожденный дом гастарбайтерами. Что же касается бюста, то с ним в конце концов поступают корректно: выкапывают глубокую яму и совершают захоронение — и гипсового идола, и собственного прошлого. Вполне по Антону Павловичу: кончилась прежняя жизнь, а что дальше — поди знай… Замечу, что эта остроумная, талантливая игра в классику не имеет ничего общего с ремейками, где сочинители под прикрытием формулы «по мотивам» выдают такие сюжетные загибы, от которых великие авторы переворачиваются в гробах. Пьеса Александра Звягинцева в режиссерской трактовке Владимира Драгунова тактично избегает буквальных аналогий, но — имеющий глаза да увидит. Зрители Малого в большинстве своем имеют зоркие глаза, и «Последний идол» органично вписывается в репертуар. В котором, кстати, представлен и «Вишневый сад» с его многоуважаемым шкафом.
Михаил Щербаченко, «Вечерняя Москва», 13 января 2014 года
Дата публикации: 13.01.2014
Художественный руководитель Малого театра —
народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин
Партнеры
Информационная поддержка
Оценка качества услуг учреждений культуры
