Новости

Я ПРИШЕЛ В ТЕАТР ПРЕПАРИРОВАТЬ ГРЕХ

Я ПРИШЕЛ В ТЕАТР ПРЕПАРИРОВАТЬ ГРЕХ

Интервью артиста Малого театра Антона Хомятова газете «Курские известия»

- Антон Романович, вы выросли в актерской семье и наверняка видели с раннего детства театр со всех сторон. Почему вы не пожелали остаться только зрителем в этом искусстве?

— Я всей душой хотел держаться подальше от театра. Хлеб актерский достается очень сурово. Но многое в жизни зависит не от нас. Расскажу вам такую историю. Однажды 13 марта – это мой день рождения – мы с мамой проснулись и рассказали друг другу один и тот же сон. Ей приснилось, как будто бы я играл шута на сцене Малого театра, а она с Иисусом Христом из зала наблюдала за мной. В свою очередь, я пересказал ей ту же историю и даже описал интерьер театра, в котором никогда в жизни до этого не был. Все произошло помимо моей воли.

- С тех пор вы приняли решение стать актером?

— Все не так просто. Мой отец был против того, чтобы кто-то еще в семье становился артистом. В те времена он снимался с Юрием Мефодьевичем Соломиным в нескольких картинах и мог запросто попросить его не брать меня на курс. Осознавая все это, я поступал тихо, чтобы никто не узнал…

— Когда вы поняли, что будете актером, в каких ролях вы себя видели? Что-нибудь сбылось?

— Скажу так: роли сбываются. Во всяком случае, я стараюсь работать честно. У меня в профессии стоят несколько иные задачи…

- Какие?

— Я человек православный, и исходя из этого, строю всю свою деятельность. Я пришел в театр препарировать грех. Мне кажется, это правильная задача для любого человека в любой профессии. Еще Николай Васильевич Гоголь сказал «не любите меня как писателя, любите меня как христианина» и «в искусстве нет иного пути, нежели обозначенный Иисусом Христом». Я полностью подписываюсь под этими словами. Во всяком случае, стараюсь жить, исходя из таких позиций.

— А как вы смотрите на то, что церковь против вашей профессии?

— Это не правильно! Один преподобный человек, ныне почивший, сказал: «Чем бы вы ни занимались, и в этом месте необходимы люди, которые несли бы слово божье».

— Какие роли вам давались сложнее всего?

— Вы знаете, мне все роли давались очень легко до 30 лет. Я делал их влет, не задумываясь ни о чем. А потом с каждым годом взросления, с каждым годом работы становилось сложнее и сложнее. По всей видимости, появились другие задачи. Да и, признаюсь, очень сложно найти режиссера, который смог бы существовать в унисон с теми внутренними ориентирами, которые сложились у тебя. Режиссерская профессия – это ответственность за человеческие души. Бывает так, что слепой ведет слепого. Для меня это страшно. Потому я в своей профессии стараюсь делать только то, за что отвечаю честно.

- Еще в театральном вузе учат максимально быстро переключаться с одной яркой эмоции на другую. Психика становится очень подвижной. А где взять необходимое равновесие для такой насыщенной внутренней жизни?

- Вы знаете, «деревянных» людей в нашу профессию не берут. Учиться оставляют студентов с уже расшатанной психикой. Эти ребята поступают в театральные вузы, чтобы не сойти с ума. А что касается внутреннего равновесия, я занимаюсь строительством дома, делаю ремонт, копаю траншеи, люблю что-нибудь сколотить.

— Сейчас человек очень сильно информационно перегружен. Бесконечный поток рекламы: «купи», «позволь себе», «достигни». Все очень жестко, прагматично и просто некогда. Кому сейчас нужен театр?

— Люди устали от разврата, устали от «купи». И нового в этом ничего нет. Две тысячи лет назад было всё то же самое. Люди приходят в театр за отдохновением.

- Вы играете в основном героев отрицательных…

- Да, я вот это вскрываю. Люди видят себя в моих персонажах.

— Готовя подобную роль, вы ищете, за что персонажа можно полюбить, принять? Или изначально идете от противного?

— Людям по своей природе нравится быть отрицательными... Если мы возьмем пьесу «Ревизор», то на сцене обнаружим семь персонажей. Почему именно столько? Потому что существуют семь смертных грехов. И когда появляется бес – я имею в виду Хлестакова, конечно же – пороки расцветают. Все это в той или иной мере есть и в человеческой природе. А жизнь наша – только борьба с пороками, исповедь. Жизнь – просьба о спасении, которая должна присутствовать и в профессии.

- Вы в силу своей профессии вынуждены заглядывать в самую суть человека. Что, по-вашему, есть истинная женственность и истинная мужественность?

- Я не настолько умен, чтобы иметь свою точку зрения. Наоборот, с каждым годом понимаю, что знаю все меньше и меньше. Что бы человек ни измышлял, это всегда заканчивается чрезвычайно печально: порабощением и крахом души. Все написано две тысячи лет назад. На любые вопросы есть простой ответ: читайте Евангелие. Вся русская литература зиждется на православии. Вся, кроме книг Льва Толстого. Преподобный Иоанн Кронштадтский сказал про него, что это «лев, рыкающий с ясной поляны и желающий кого-либо пожрать, нужно ему надеть на шею мельничный жернов и утопить в пучине морской». Толстой смеялся над непорочным зачатием Девы Марии, над Евангелием, над Библией. Нельзя отрицать его портретисткого дара, но нужно понимать, что это за существо. И я не говорю, что сам не ошибаюсь. Точно так же живу, точно так же спотыкаюсь и падаю. Единственное, мне хватает сил выходить на площадку и сознаваться перед людьми в своих собственных ошибках и в собственной ограниченности. Чем я честнее это сделаю, тем сосредоточеннее будет взгляд зрителя внутрь себя. Моя профессия – это исповедь. Хоть время диктует то, что сейчас нужно делать деньги, продажные спектакли, все имеет ценник. Я не согласен с этим!

— В Японии человек может работать кондуктором, пекарем и при этом относиться к своему делу с полной отдачей и почтением. Откуда же у русских в крови склонность к обесцениванию себя, предрасположенность говорить, что другим виднее, ценен их труд или нет…

— Знать бы, кто это придумал… У меня есть одноклассник. Его отец служил разведчиком, оканчивал серьезную школу. Сын пошел по стопам родителя. А сейчас работает на каруселях, сажает детишек на аттракцион, проверяет крепления, включает машину. Вроде бы зарабатывать надо, а что-то во внутренней жизни у человека перевернулось. С ума сошел? Как бы там ни было, для таких перемен непременно есть свои основания. Человек, работавший в разведке, теперь служит детям. Он плюнул в лицо этому миру. Разве это не подвиг?

— Кто ваш главный критик?

- Совесть.

— Есть ли в вашей жизни место суеверию?

— Какие-то пережитки имеют место быть. Если роль упала, сяду на нее. С сожалением могу сказать, что причина этого в маловерии.

— Закончите фразу: «Мне в жизни повезло в том, что…»

— …я крещенный человек.


«Курские известия», 27.08.2013

Дата публикации: 05.09.2013
Я ПРИШЕЛ В ТЕАТР ПРЕПАРИРОВАТЬ ГРЕХ

Интервью артиста Малого театра Антона Хомятова газете «Курские известия»

- Антон Романович, вы выросли в актерской семье и наверняка видели с раннего детства театр со всех сторон. Почему вы не пожелали остаться только зрителем в этом искусстве?

— Я всей душой хотел держаться подальше от театра. Хлеб актерский достается очень сурово. Но многое в жизни зависит не от нас. Расскажу вам такую историю. Однажды 13 марта – это мой день рождения – мы с мамой проснулись и рассказали друг другу один и тот же сон. Ей приснилось, как будто бы я играл шута на сцене Малого театра, а она с Иисусом Христом из зала наблюдала за мной. В свою очередь, я пересказал ей ту же историю и даже описал интерьер театра, в котором никогда в жизни до этого не был. Все произошло помимо моей воли.

- С тех пор вы приняли решение стать актером?

— Все не так просто. Мой отец был против того, чтобы кто-то еще в семье становился артистом. В те времена он снимался с Юрием Мефодьевичем Соломиным в нескольких картинах и мог запросто попросить его не брать меня на курс. Осознавая все это, я поступал тихо, чтобы никто не узнал…

— Когда вы поняли, что будете актером, в каких ролях вы себя видели? Что-нибудь сбылось?

— Скажу так: роли сбываются. Во всяком случае, я стараюсь работать честно. У меня в профессии стоят несколько иные задачи…

- Какие?

— Я человек православный, и исходя из этого, строю всю свою деятельность. Я пришел в театр препарировать грех. Мне кажется, это правильная задача для любого человека в любой профессии. Еще Николай Васильевич Гоголь сказал «не любите меня как писателя, любите меня как христианина» и «в искусстве нет иного пути, нежели обозначенный Иисусом Христом». Я полностью подписываюсь под этими словами. Во всяком случае, стараюсь жить, исходя из таких позиций.

— А как вы смотрите на то, что церковь против вашей профессии?

— Это не правильно! Один преподобный человек, ныне почивший, сказал: «Чем бы вы ни занимались, и в этом месте необходимы люди, которые несли бы слово божье».

— Какие роли вам давались сложнее всего?

— Вы знаете, мне все роли давались очень легко до 30 лет. Я делал их влет, не задумываясь ни о чем. А потом с каждым годом взросления, с каждым годом работы становилось сложнее и сложнее. По всей видимости, появились другие задачи. Да и, признаюсь, очень сложно найти режиссера, который смог бы существовать в унисон с теми внутренними ориентирами, которые сложились у тебя. Режиссерская профессия – это ответственность за человеческие души. Бывает так, что слепой ведет слепого. Для меня это страшно. Потому я в своей профессии стараюсь делать только то, за что отвечаю честно.

- Еще в театральном вузе учат максимально быстро переключаться с одной яркой эмоции на другую. Психика становится очень подвижной. А где взять необходимое равновесие для такой насыщенной внутренней жизни?

- Вы знаете, «деревянных» людей в нашу профессию не берут. Учиться оставляют студентов с уже расшатанной психикой. Эти ребята поступают в театральные вузы, чтобы не сойти с ума. А что касается внутреннего равновесия, я занимаюсь строительством дома, делаю ремонт, копаю траншеи, люблю что-нибудь сколотить.

— Сейчас человек очень сильно информационно перегружен. Бесконечный поток рекламы: «купи», «позволь себе», «достигни». Все очень жестко, прагматично и просто некогда. Кому сейчас нужен театр?

— Люди устали от разврата, устали от «купи». И нового в этом ничего нет. Две тысячи лет назад было всё то же самое. Люди приходят в театр за отдохновением.

- Вы играете в основном героев отрицательных…

- Да, я вот это вскрываю. Люди видят себя в моих персонажах.

— Готовя подобную роль, вы ищете, за что персонажа можно полюбить, принять? Или изначально идете от противного?

— Людям по своей природе нравится быть отрицательными... Если мы возьмем пьесу «Ревизор», то на сцене обнаружим семь персонажей. Почему именно столько? Потому что существуют семь смертных грехов. И когда появляется бес – я имею в виду Хлестакова, конечно же – пороки расцветают. Все это в той или иной мере есть и в человеческой природе. А жизнь наша – только борьба с пороками, исповедь. Жизнь – просьба о спасении, которая должна присутствовать и в профессии.

- Вы в силу своей профессии вынуждены заглядывать в самую суть человека. Что, по-вашему, есть истинная женственность и истинная мужественность?

- Я не настолько умен, чтобы иметь свою точку зрения. Наоборот, с каждым годом понимаю, что знаю все меньше и меньше. Что бы человек ни измышлял, это всегда заканчивается чрезвычайно печально: порабощением и крахом души. Все написано две тысячи лет назад. На любые вопросы есть простой ответ: читайте Евангелие. Вся русская литература зиждется на православии. Вся, кроме книг Льва Толстого. Преподобный Иоанн Кронштадтский сказал про него, что это «лев, рыкающий с ясной поляны и желающий кого-либо пожрать, нужно ему надеть на шею мельничный жернов и утопить в пучине морской». Толстой смеялся над непорочным зачатием Девы Марии, над Евангелием, над Библией. Нельзя отрицать его портретисткого дара, но нужно понимать, что это за существо. И я не говорю, что сам не ошибаюсь. Точно так же живу, точно так же спотыкаюсь и падаю. Единственное, мне хватает сил выходить на площадку и сознаваться перед людьми в своих собственных ошибках и в собственной ограниченности. Чем я честнее это сделаю, тем сосредоточеннее будет взгляд зрителя внутрь себя. Моя профессия – это исповедь. Хоть время диктует то, что сейчас нужно делать деньги, продажные спектакли, все имеет ценник. Я не согласен с этим!

— В Японии человек может работать кондуктором, пекарем и при этом относиться к своему делу с полной отдачей и почтением. Откуда же у русских в крови склонность к обесцениванию себя, предрасположенность говорить, что другим виднее, ценен их труд или нет…

— Знать бы, кто это придумал… У меня есть одноклассник. Его отец служил разведчиком, оканчивал серьезную школу. Сын пошел по стопам родителя. А сейчас работает на каруселях, сажает детишек на аттракцион, проверяет крепления, включает машину. Вроде бы зарабатывать надо, а что-то во внутренней жизни у человека перевернулось. С ума сошел? Как бы там ни было, для таких перемен непременно есть свои основания. Человек, работавший в разведке, теперь служит детям. Он плюнул в лицо этому миру. Разве это не подвиг?

— Кто ваш главный критик?

- Совесть.

— Есть ли в вашей жизни место суеверию?

— Какие-то пережитки имеют место быть. Если роль упала, сяду на нее. С сожалением могу сказать, что причина этого в маловерии.

— Закончите фразу: «Мне в жизни повезло в том, что…»

— …я крещенный человек.


«Курские известия», 27.08.2013

Дата публикации: 05.09.2013