Новости

ОСТРОВСКИЙ ИЗ ДОМА ОСТРОВСКОГО

ОСТРОВСКИЙ ИЗ ДОМА ОСТРОВСКОГО

В Тверском театре драмы Малый театр сыграл один из самых титулованных своих спектаклей – «Правда – хорошо, а счастье лучше», получивший в год премьеры Государственную премию России, спецприз Национальной театральной премии «Золотая маска» и ставший «гвоздем сезона». Вместе с тверской публикой в заслуженности этих наград убедился корреспондент «ТЖ».

Первоначально эта пьеса Александра Николаевича Островского имела более романтичное название – «Наливные яблоки», и именно оно стояло на афише Малого театра в 1876 году, когда ее впервые поставили на этой прославленной сцене. С перерывами театр возвращался к комедии, равно как и к другим сочинениям Островского, которые всегда составляли основу репертуара. Новое прочтение «Правды…» поя¬вилось в афише Малого 27 декабря 2002 года, и сделал его режиссер Сергей Женовач, который к тому времени уже поставил в Доме Островского «Горе от ума» Грибоедова.

«Правда – хорошо, а счастье лучше», если брать не весь период истории Тверского театра драмы, а вести отсчет с середины 1970-х годов, кажется, никогда не шла на наших подмостках. Едва ли не единственный раз историю, разворачивающуюся в декорациях яблоневого сада, рассказали тверской публике артисты Ульяновского драматического театра на состоявшемся несколько лет назад фестивале «Тверское золотое кольцо». Тем более интересно было посмотреть, каким образом эта история решена там, где литературное произведение впервые стало произведением сценического искусства.

Никакого яблоневого сада здесь нет и в помине – на сцене не увидишь ни самих деревьев, ни даже яблоневой веточки. Зато плодов – сколько угодно, они рассыпаны буквально повсюду, они обнаруживаются даже в развешанном во дворе белоснежном белье (или это не белье, а навес от солнца?). Герои чистят их ножом и бросают, надкусывают и бросают, опять чистят и опять бросают. В глубине сцены яблоки свалены в большую кучу, ими наполнены корзины, они зреют в таком изобилии, что, кажется, и не нужны уже никому, кроме садовника Меркулыча. Площадка, на которой рассыпаны фрукты, огорожена массивным забором, отделяющим пространство, принадлежащее семье купцов Барабошевых, от внешней жизни, замыкающее его на самом себе. Но это только на первый взгляд: в глухом заборе помимо больших ворот, есть калитка, ведущая в другой мир, – она периодически открывается, показывая зрителю ту правду, которую пытаются отыскать герои спектакля. У властной купчихи Мавры Тарасовны правда одна – она хочет выдать внучку за генерала, у ее беспутного сына Амоса Панфилыча – иная, и суть ее можно свести к трактирам и вину, у няньки Филицаты и вовсе третья, потому как она себе на уме, у Платона – другая. Правда же, которая почти не явлена зрителю, конечно, не сводится к песням под гитару и любовным разговорам, доносящимся с улицы, но она говорит о том, что в отличие от купеческого дома всюду жизнь. Но это отличие существовать будет до поры до времени.

Как практически всегда у Островского, в сюжете комедии определяющую роль играет любовная интрига, вокруг которой закручиваются события. Причем социальное неравенство влюбленных – Поликсены и Платона – обостряет «конфликт интересов», в пламень которого дров добавляет и сам Платон, могущий изрядно пострадать за свои правдоискательские замашки, в частности попасть в долговую яму. Герой Глеба Подгородинского – резонер, обличающий ложь, считающий себя «патриотом», а не «мерзавцем собственной жизни», как и положено, склад характера имеет нервический и вспыльчивый, он угловат и даже несколько неуклюж, что позволяет остальным персонажам смеяться над ним. Впрочем, он с достоинством осаживает обидчиков, а свои речи произносит так пламенно и с таким искренним убеждением, что его реплики, брошенные вроде бы в никуда, застывают в воздухе звенящим аккордом, не услышать который просто невозможно. И именно за это свойство героя, покушающегося на основы купеческого быта, замешенного на обмане, он и должен быть непременно наказан. Но все происходит, разумеется, иначе, потому как дело, конечно, в правде, но и не только в ней.

В свое время Вяземский в одном своем стихотворении писал:

«Нас случай свел; но не слепцом меня
К тебе он влек непобедимой силой».


Таких «случаев» у Островского два. Влюбленных сводит, вопервых, нянька Филицата, которую играет Людмила Полякова, создающая этот образ большими пастозными мазками, придающая сюжету известный авантюрный шарм и привносящая в безрадостную вроде бы историю о самодурстве изрядную долю здравого смысла. Филицата не только знает все и про всех, она воплощает истинное представление о жизни, в которой правда, само собой, важна, но счастье все равно стоит на первом месте. Не случайно и имя у нее «говорящее» – Филицата переводится как счастье. Она в отличие от многоумного Платона понимает, что образование не делает нас счастливыми, поэтому, руководствуясь иными знаниями, мудро поступает так, как должно. Сначала, что называется, на свой страх и риск, а потом, как выясняется, на общее благо.

Вот Мавра Тарасовна захотела для важности поставить у ворот унтер-офицера. Героиня Людмилы Поляковой приводит в дом Силу Грознова, с которым купчиха крутила роман в далекой юности, и воспоминания о нем еще не остыли. Грознов – второй «случай». Василий Бочкарев, играющий бывшего военного, появляется как немощный старик, но посмотришь, а он совсем не старик – он парень бравый, он молодцевато закручивает несуществующий ус, он гордо выпячивает грудь, полностью оправдывая свое имя. Своего Грознова артист лепит, пользуясь мельчайшими нюансами, основные из которых – жест и богатая палитра интонаций, которые в данном случае приобретают характерологический смысл. Ключевая сцена спектакля – это встреча унтер-офицера и Мавры Тарасовны в изумительном исполнении Евгении Глушенко. Ее героиня из деспотичной купчихи преображается в нежную, заботливую и любящую даму. Гнев она меняет на милость, ставит на место падкого на удовольствия сына и милостиво разрешает молодым соединиться – их счастье теперь обеспечено. И это преображение составляет особый интерес, равно как и вообще наблюдение над работой занятых в спектакле артистов.

Режиссерское присутствие в постановке неявно. Сергей Женовач, доверяя такой мощной актерской команде, делает вместе с ней общее дело – показывает зрителю Островского, придумавшего таких героев, что играть их одно удовольствие. Не прибегая к пафосу, а его в спектакле нет вовсе, артисты подают своих персонажей с хитрецой, исполнители ироничны, что открывает им иные возможности для раскрытия образов, тем более что и текст Островского этой иронии весьма способствует – едва ли не каждую фразу сразу же хочется записать и запомнить. А когда в финале спектакля Сила Ерофеич Грознов говорит: «Честь имею поздравить Платона Иваныча и Поликсену Амосовну! Тысячу лет жизни и казны несметное число!» – он имеет в виду не деньги, а детишек, намекая на это движением руки. И вместе с ним хочется крикнуть: «Ура!», хотя даже крик этот актеры Малого театра превратили в трепетный выдох.


Евгений Петренко
«Тверская жизнь», 19 апреля 2013 года

Дата публикации: 23.04.2013
ОСТРОВСКИЙ ИЗ ДОМА ОСТРОВСКОГО

В Тверском театре драмы Малый театр сыграл один из самых титулованных своих спектаклей – «Правда – хорошо, а счастье лучше», получивший в год премьеры Государственную премию России, спецприз Национальной театральной премии «Золотая маска» и ставший «гвоздем сезона». Вместе с тверской публикой в заслуженности этих наград убедился корреспондент «ТЖ».

Первоначально эта пьеса Александра Николаевича Островского имела более романтичное название – «Наливные яблоки», и именно оно стояло на афише Малого театра в 1876 году, когда ее впервые поставили на этой прославленной сцене. С перерывами театр возвращался к комедии, равно как и к другим сочинениям Островского, которые всегда составляли основу репертуара. Новое прочтение «Правды…» поя¬вилось в афише Малого 27 декабря 2002 года, и сделал его режиссер Сергей Женовач, который к тому времени уже поставил в Доме Островского «Горе от ума» Грибоедова.

«Правда – хорошо, а счастье лучше», если брать не весь период истории Тверского театра драмы, а вести отсчет с середины 1970-х годов, кажется, никогда не шла на наших подмостках. Едва ли не единственный раз историю, разворачивающуюся в декорациях яблоневого сада, рассказали тверской публике артисты Ульяновского драматического театра на состоявшемся несколько лет назад фестивале «Тверское золотое кольцо». Тем более интересно было посмотреть, каким образом эта история решена там, где литературное произведение впервые стало произведением сценического искусства.

Никакого яблоневого сада здесь нет и в помине – на сцене не увидишь ни самих деревьев, ни даже яблоневой веточки. Зато плодов – сколько угодно, они рассыпаны буквально повсюду, они обнаруживаются даже в развешанном во дворе белоснежном белье (или это не белье, а навес от солнца?). Герои чистят их ножом и бросают, надкусывают и бросают, опять чистят и опять бросают. В глубине сцены яблоки свалены в большую кучу, ими наполнены корзины, они зреют в таком изобилии, что, кажется, и не нужны уже никому, кроме садовника Меркулыча. Площадка, на которой рассыпаны фрукты, огорожена массивным забором, отделяющим пространство, принадлежащее семье купцов Барабошевых, от внешней жизни, замыкающее его на самом себе. Но это только на первый взгляд: в глухом заборе помимо больших ворот, есть калитка, ведущая в другой мир, – она периодически открывается, показывая зрителю ту правду, которую пытаются отыскать герои спектакля. У властной купчихи Мавры Тарасовны правда одна – она хочет выдать внучку за генерала, у ее беспутного сына Амоса Панфилыча – иная, и суть ее можно свести к трактирам и вину, у няньки Филицаты и вовсе третья, потому как она себе на уме, у Платона – другая. Правда же, которая почти не явлена зрителю, конечно, не сводится к песням под гитару и любовным разговорам, доносящимся с улицы, но она говорит о том, что в отличие от купеческого дома всюду жизнь. Но это отличие существовать будет до поры до времени.

Как практически всегда у Островского, в сюжете комедии определяющую роль играет любовная интрига, вокруг которой закручиваются события. Причем социальное неравенство влюбленных – Поликсены и Платона – обостряет «конфликт интересов», в пламень которого дров добавляет и сам Платон, могущий изрядно пострадать за свои правдоискательские замашки, в частности попасть в долговую яму. Герой Глеба Подгородинского – резонер, обличающий ложь, считающий себя «патриотом», а не «мерзавцем собственной жизни», как и положено, склад характера имеет нервический и вспыльчивый, он угловат и даже несколько неуклюж, что позволяет остальным персонажам смеяться над ним. Впрочем, он с достоинством осаживает обидчиков, а свои речи произносит так пламенно и с таким искренним убеждением, что его реплики, брошенные вроде бы в никуда, застывают в воздухе звенящим аккордом, не услышать который просто невозможно. И именно за это свойство героя, покушающегося на основы купеческого быта, замешенного на обмане, он и должен быть непременно наказан. Но все происходит, разумеется, иначе, потому как дело, конечно, в правде, но и не только в ней.

В свое время Вяземский в одном своем стихотворении писал:

«Нас случай свел; но не слепцом меня
К тебе он влек непобедимой силой».


Таких «случаев» у Островского два. Влюбленных сводит, вопервых, нянька Филицата, которую играет Людмила Полякова, создающая этот образ большими пастозными мазками, придающая сюжету известный авантюрный шарм и привносящая в безрадостную вроде бы историю о самодурстве изрядную долю здравого смысла. Филицата не только знает все и про всех, она воплощает истинное представление о жизни, в которой правда, само собой, важна, но счастье все равно стоит на первом месте. Не случайно и имя у нее «говорящее» – Филицата переводится как счастье. Она в отличие от многоумного Платона понимает, что образование не делает нас счастливыми, поэтому, руководствуясь иными знаниями, мудро поступает так, как должно. Сначала, что называется, на свой страх и риск, а потом, как выясняется, на общее благо.

Вот Мавра Тарасовна захотела для важности поставить у ворот унтер-офицера. Героиня Людмилы Поляковой приводит в дом Силу Грознова, с которым купчиха крутила роман в далекой юности, и воспоминания о нем еще не остыли. Грознов – второй «случай». Василий Бочкарев, играющий бывшего военного, появляется как немощный старик, но посмотришь, а он совсем не старик – он парень бравый, он молодцевато закручивает несуществующий ус, он гордо выпячивает грудь, полностью оправдывая свое имя. Своего Грознова артист лепит, пользуясь мельчайшими нюансами, основные из которых – жест и богатая палитра интонаций, которые в данном случае приобретают характерологический смысл. Ключевая сцена спектакля – это встреча унтер-офицера и Мавры Тарасовны в изумительном исполнении Евгении Глушенко. Ее героиня из деспотичной купчихи преображается в нежную, заботливую и любящую даму. Гнев она меняет на милость, ставит на место падкого на удовольствия сына и милостиво разрешает молодым соединиться – их счастье теперь обеспечено. И это преображение составляет особый интерес, равно как и вообще наблюдение над работой занятых в спектакле артистов.

Режиссерское присутствие в постановке неявно. Сергей Женовач, доверяя такой мощной актерской команде, делает вместе с ней общее дело – показывает зрителю Островского, придумавшего таких героев, что играть их одно удовольствие. Не прибегая к пафосу, а его в спектакле нет вовсе, артисты подают своих персонажей с хитрецой, исполнители ироничны, что открывает им иные возможности для раскрытия образов, тем более что и текст Островского этой иронии весьма способствует – едва ли не каждую фразу сразу же хочется записать и запомнить. А когда в финале спектакля Сила Ерофеич Грознов говорит: «Честь имею поздравить Платона Иваныча и Поликсену Амосовну! Тысячу лет жизни и казны несметное число!» – он имеет в виду не деньги, а детишек, намекая на это движением руки. И вместе с ним хочется крикнуть: «Ура!», хотя даже крик этот актеры Малого театра превратили в трепетный выдох.


Евгений Петренко
«Тверская жизнь», 19 апреля 2013 года

Дата публикации: 23.04.2013