Новости

КАРМАННЫЕ ДИНОЗАВРЫ

С начала сезона Малый театр взял бойкий темп: только в октябре здесь представят три премьеры. На фоне классического наследия — «Бесприданницы» Островского и пушкинской «Пиковой дамы» — несколько особняком стоит пьеса скандального Жана Кокто. Его «Священных чудовищ» на сцене филиала на Ордынке ставит Антон Яковлев.

Это не ужастик и не фантастика: чудовища — лишь образное «обзывательство». Так героиня пьесы именует корифеев сцены, настоящих, великих артистов, внушающих праведный трепет. От того монстры и священны. Однако и у сакральных идолов в закулисной жизни случаются более чем прозаичные интриги. Счастливая судьба актрисы и директора театра Эстер (Ирина Муравьева) делает резкий зигзаг после того, как однажды к ней в гримерку приходит поклонница, начинающая артистка Лиан (Полина Долинская). Девушка изображает из себя любовницу мужа Эстер, премьера Комеди Франсез. Обман раскрывается очень скоро, но впечатленная этой выходкой прима решает взять дерзкую девушку в ученицы и поселить у себя дома. С этого момента «сюжет из театральной жизни» неминуемо развивается по сценарию банального любовного треугольника.

Но Жан Кокто не был бы авангардистом, если бы в своих пьесах изображал бытовые любовные злоключения. Вероятно, поэтому его «Священные чудовища» носят иной подзаголовок — «живой портрет одной пьесы». Герои Кокто в закулисной жизни не могут отделаться от своего актерства, изображая «неистовство любви» и «обнаженную душу», выражаясь до смешного высокопарно. Артисты противоречат сами себе и удивляют каждым последующим поступком, делая сюжет совершенно непредсказуемым. Театр уродует их, лишая способности жить простыми человеческими чувствами.

Однако для Антона Яковлева «священные чудовища» — прозвище ласковое. Не монстры, а динозавры, вымирающий вид, герои великой уходящей эпохи — со старыми ценностями и мягкими сердцами. «Остерегайтесь театра в жизни!.. Величие театра в том, что его мертвецы встают в финале. Но жертвы тех, кто делает из жизни театр, никогда не поднимутся в конце», — фраза для Кокто, писавшего в 1940 году, знаковая. Эту манифестацию Эстер — Муравьева не только произносит на публику, но и делает моральным законом, чем и отличается от своего двойника из пьесы.

Она прямодушна, бесконечно добра, нежна, как ее кремовые костюмы с жемчужными нитями, светлый дом с большими окнами, уставленный цветами, и улыбка Жанны Самари. Знаменитая картина кисти Ренуара украшает гостиную. По замыслу режиссера, это портрет самой Эстер. Но как бы органично не смотрелась на сцене Ирина Муравьева, она вынуждена играть одно и то же — всепрощающее и легковерное сердце без оттенков и полутонов. Сглаживая характеры, режиссер заостряет углы любовной фигуры, но тем же нивелирует конфликт правды и лжи, так тесно соседствующих в чисто актерской истории.

Герой Александра Ермакова, несмотря на подлую измену, своей бесхребетностью вызывает лишь сочувствие. Зато стерва Лиан — само коварство. Типаж любовницы стандартный: откровенное платье, красные губы, наглые интонации. Это зло отталкивает грубыми интонациями и однозначно корыстными мотивами. Поселившись в доме Эстер, Лиан меняет обстановку под себя. Гостиная становится темной, холодной, импрессионистический задник сменяет белая стена, портрет исчезает, а вместо уютных белых кресел появляются черные стулья. Но все-таки справедливость восторжествует, злодейка будет изгнана, а сквозь белый задник вновь проступит старый живописный интерьер.

Антон Яковлев катастрофу одомашнил, чудовищ приручил, сделал их карманными и милыми. Бенефисная роль Ирины Муравьевой, выбеленная и отлакированная, выглядит как подарок актрисе. Однако без противоречивых характеров размышление о хрупкой границе между жизнью и театром превращается в бесхитростный спектакль, не выходящий за рамки семейного происшествия.

Анна ЧУЖКОВА, «Культура», №38 2012