Новости

АРТИСТ, ОБОЖЖЕННЫЙ ВОЙНОЙ

Исполняется 75 лет со дня рождения народного артиста CCCР, директора Малого театра Виктора Коршунова.

Этого замечательного актера знают по фильмам «Удар, еще удар», «Доктор Вера», «Сердце Бонивура», «В мертвой петле» и по спектаклям «Волки и овцы», «Царь Борис» и многим другим в Малом театре, где он выступает с 1953 года. Его ученики, разбросанные по всей матушке России, в этот день обязательно поздравят своего мастера, который, к счастью, оправился после продолжительной болезни и теперь играет в спектаклях. Когда в назначенный час я пришла к нему на беседу, то милейшая секретарша долго разыскивала Виктора Ивановича по всему театру, ломая голову, в каком цехе он мог задержаться: хозяйство-то огромное.

- Виктор Иванович, вы с 1973 года преподаете в театральном училище имени Щепкина. Каждую весну к вам поступают сотни ребят, мечтающих стать актерами, хотя знают, что эта профессия рискованная и отнюдь не денежная. Что это — романтика, призвание или своего рода «болезнь»?
- В первую очередь это призвание, когда человек хочет что-то важное сказать со сцены, поделиться с людьми сокровенным. Мир театра — особенный, он и соприкасается с действительностью, и вместе с тем он насквозь вымышленный. Тот, кто входит в него, заболевает сценой навсегда и потом уже не может покинуть ее никогда.
- И в этот особенный мир вы погрузились в…
- В 1947 году, когда начал заниматься в драматическом кружке Дзержинского дома пионеров, куда со мной ходили Леша Эйбоженко, Гена Бортников. Я неоднократно думал, что же меня повело в эту профессию? Семья у нас была простая, актеров в роду не было. Во время войны мы, школьники, выступали с концертами в госпиталях. Фронтовики были нам бесконечно благодарны, в нас они видели своих детей. Однажды мы оказались в палате, где лежал всего один человек — тело было забинтовано, одни глаза видны. Это был тяжело раненный летчик, врачи никак не могли вывести его из комы. И вот представьте: он заплакал после нашего выступления, то есть к нему вернулись чувства. Я был настолько поражен этим, что поневоле заинтересовался столь удивительной профессией, способной в буквальном смысле слова возвращать людей с того света. Позже я сказал своему другу: война сделала из меня актера, поэтому, как ни странно, я вспоминаю ее с благодарностью. Я увидел в людях столько хорошего и необычного, что мне этого хватит на всю жизнь.
- Но ведь и в дальнейшем война как бы шла по вашим стопам, вы столько сыграли офицеров, что не счесть. Достаточно вспомнить спектакль «Берег» по Юрию Бондареву или фильм «По тонкому льду».
- Да, мне ничего не надо было придумывать, я был обожжен войной. Моя юношеская память, словно губка, впитывала все: и хорошее, и плохое. Жили мы с мамой на Сухаревке, отец ушел на фронт, и, если бы не помогали соседи, нам бы пришлось туго. Забыть такое невозможно, видимо, поэтому я никогда не мог играть подлецов, мне все время хотелось изображать положительных героев.
- Но ведь у вас никогда и не было отрицательных ролей.
- Бывали, но редко. Помню, когда я получил роль Молчалина в спектакле «Горе от ума», то пошел отказываться, не представляя, как смогу изображать приспособленца. Все свои сомнения я выложил Михаилу Цареву, а он мне так мягко и говорит: «А ты побеседуй с Евгением Симоновым, он как режиссер объяснит тебе, почему ты должен играть Молчалина». В конце концов мне пришлось смириться, а в ходе репетиций я понял: не такой уж пустой человек этот Молчалин, на котором держится вся канцелярия Фамусова.
- Виктор Иванович, как вы считаете, в нынешней жизни кого больше: чацких или молчалиных?
- К сожалению, молчалиных. Почему? Да потому, что выгоднее молчать: тебя и любить все станут, и раздражать никого не будешь.
- А Борис Годунов, которого вы играете на протяжении многих лет, — положительный герой или отрицательный?
- По-моему, это положительный образ. Ведь до сих пор ни в одном из исторических документов не доказано, будто по его приказу убили царевича Дмитрия. Все это одни предположения, но гениальный замысел Алексея Толстого оказался настолько мощным, что все ему поверили.
- Выходит, оправдывая действия Бориса Годунова на сцене, вы в какой-то степени разделяете идею монархической власти?
- Я сторонник сильной власти, но отнюдь не диктаторской. Ведь как Борис Годунов говорит: «Совета Думы я слушать рад, но только слушать их, не слушаться».
- Но ведь в свое время вы играли комиссаров, которые свергли монархию. Как в этом случае вы оправдывали их действия?
- Это вопрос сложный, потому что люди в кожанках были разные. Были среди них и подлинные интеллигенты, которые служили идее. Другое дело, что они могли заблуждаться, совершать ошибки, но помыслы-то у них были благородные. Потому я и любил своего героя в фильме «Необыкновенное лето». В какой-то мере он был идеалист. Я тоже верил, что коммунизм может победить в нашей стране, чего уж тут лукавить. Это наше прошлое, и отказываться от него нельзя, иначе может получиться, что мое поколение и ваше прожили жизнь напрасно. Ведь сумел же наш народ объединиться и победить фашизм.
- А вам не кажется, что русский народ способен объединяться только во время большой беды?
- Не думаю. Главная беда заключается в том, что мы не умеем использовать духовный потенциал своего народа. Возьмите, например, послевоенные годы: люди после Победы могли не только восстановить разрушенное хозяйство, но и пойти дальше, превратить страну в ведущую державу мира. Но их опять загнали в ярмо тоталитаризма. В результате победители стали жить во сто крат хуже побежденных. Или, к примеру, в 90-е годы, когда объявили демократию и народ, поверив, стал грудью на защиту Белого дома. А потом и пошло, и поехало: ваучеры, несправедливая приватизация, огромное число людей, оказавшихся за чертой бедности, и так далее. Народ не может бесконечно верить в абстрактные идеи, если не чувствует конкретную заботу о себе.
- Вы-то как директор огромного театрального коллектива знаете, сколь трудно руководить людьми, если они не верят? Наверное, поэтому стараетесь выполнять все свои обещания.
- К сожалению, наши актеры не получают тех денег, какие получали прежние артисты императорского театра. Мы с Юрием Соломиным пытаемся как-то облегчить материальное положение своих коллег, придумываем разные надбавки и ничего не утаиваем от них. В начале каждого сезона отчитываемся перед труппой, как были потрачены деньги, заработанные от продажи билетов. Сейчас поговаривают о реформе репертуарного театра, о передаче его в частные руки. Если это произойдет, то русский театр рухнет и вряд ли возродится вновь.
- Как я понимаю, для вас это не просто красивые слова, поскольку с вами работают ваш сын и внук, и в Малом театре образовалась актерская династия Коршуновых. Вы как глава семейства отвечаете за них?
- Морально отвечаю, но все решать за них я не могу. Захотел сын заниматься режиссурой — пожалуйста, только я ему сказал: твои спектакли не должны быть хуже других. Александр и без меня это отлично понимает и никогда не пользуется своими родственными связями.
- Наверное, гены тут тоже сыграли немалую роль?
- Саша хорошо рисовал и мог бы стать художником, но его потянуло сначала в актерство, а потом в режиссуру. Кстати, особый глаз художника, пусть и не состоявшегося, помогает ему видеть сценическое пространство по-своему.
- Виктор Иванович, а вот когда в семье все люди творческие, в том числе ваша жена Екатерина Еланская — художественный руководитель театра «Сфера», — наверное, это непросто?
- И не говорите. Слишком уж много бывает боли, когда мы собираемся вместе и обсуждаем наши проблемы, которые кажутся неразрешимыми. Но потом мы сообща начинаем утешать друг друга. Одним словом, театр.
- Вы-то в молодости ревновали свою жену?
- Я и сейчас ее ревную.
- А она?
- Не знаю. По крайней мере вида не подает. Она у меня умница.
- Вы завидуете ее самостоятельности?
- Я восхищен ею, а что касается зависти, то обычно завидую двум вещам: знанию иностранных языков и владению музыкальными инструментами.
- А богатым людям завидуете?
- Иногда, но когда представляю, что всю свою жизнь они тратят на цифры, то мне так тошно становится… Вместе с тем и без денег никак нельзя. Это вечная дилемма. К примеру, когда в Москву приезжают мои ученики и заходят ко мне, то часто задают один и тот же вопрос: «Вот вы говорили о чести, о порядочности в искусстве, о служении высоким идеалам, а на деле все выглядит иначе, не так, как вы нас воспитывали». На что я им отвечаю: минуточку, я вас учил, какими надо быть, но при этом никогда не говорил, что вы будете работать в идеальных театрах, где нет ни зависти, ни соперничества, ни подлости. Поэтому вам выбирать, по какому пути идти: интриг и бесчестных поступков ради карьеры или, отбросив всю эту грязную шелуху, своим трудом добиваться успеха. Лично я постоянно нахожусь в состоянии выбора и не стыжусь этого.

Лебедина Любовь
Труд №223 за 24.11.2004