Новости

ЛЮДМИЛА ПОЛЯКОВА: «Я ПОСЫЛАЮ ЗАЛУ СВОЮ ЭНЕРГИЮ»

«Мне повезло, что судьба вела меня и в конце концов привела на сцену. Это мое место». Так говорит о себе народная артистка России, лауреат Государственной премии России, актриса Малого театра Людмила Полякова.

...Табличка с надписью «Л.П. Полякова» на столе в Национальном музее Карелии, за которым должны были сидеть участники пресс-конференции — актеры Малого театра, лично мне ничего не говорила. Но когда Людмила Петровна вошла в зал, я ее мгновенно узнала.
И не потому, что актриса много снималась в кино и на телевидении (таких много, но их забываешь уже на другой день после просмотра фильма), просто даже в самой маленькой роли она неповторима и запоминаема.

Прежде чем брать интервью у Людмилы Петровны, постаралась прочитать все, что о ней написано, чтобы познакомиться поближе. И обратила внимание, что Полякова везде подчеркивала случайность своего поступления в Щепкинское училище. Что отнюдь не мечтала о карьере актрисы, не брала приступом год за годом театральный вуз.

- Людмила Петровна, я не очень верю в такую случайность. Во-первых, тысячи девчонок не только проходят мимо театральных вузов, тем более московских, но и мечтают туда попасть. И это им, как правило, не удается. А во-вторых, даже если человеку и выпадает такая случайность, в нем, пусть подспудно, должна быть готовность увидеть свой шанс, воспользоваться им.

- Я поняла ваш вопрос. Здесь ситуация такая. Вы видите мои размеры? Девушка я крупная. А в те времена, когда была молодой девицей, мои размеры были вообще нестандартные: рост 1,76 метра, в те времена даже сама себе казалась каланчой ужасной. Правда, какие-то моменты были... Я коренная москвичка, жила в старом районе Москве, и был у нас, как и везде, Дом пионеров. Я ходила туда в театральный кружок, причем сама записалась, никому до меня не было дела. Как-то нашла случайно свою старую фотографию: где я, что я? Какая-то странная прическа, воротничок. А на обороте фотографии моим еще детским почерком надпись: «5-й класс. Госпожа Кукушкина». Представляете, Островский!

Потом, я очень любила стихи, знала много и в сумерках ходила по московским улицам и читала их вслух.

Потом девица выросла, и мои самые близкие родственники сказали: «Ты посмотри на себя, ну какая из тебя актриса?» Бабушка, которая меня очень любила, говорила: «Милка, ну где ж тебе найдут мужика на сцене, под твой рост?» Семья меня и убедила в моей актерской профнепригодности, и я действительно не брала сцену в голову.

У меня были тогда всякие романтические настроения. То я хотела кого-то учить. То меня, коренную москвичку, тянуло куда-то уехать. То, понимая, что если в космос я уже не успеваю, но смогу залезть в океанские глубины, отправилась учиться в Одессу. Я ведь оканчивала вечернюю школу. Сейчас немногие знают, что после восьмого класса обучение было платное, бабушка с трудом наскребла какие-то деньги и заплатили за девятый класс. Работала почтальоном, с утра разносила почту. Так что моя первая профессия — почтальон. С тех у меня страсть — «почтальонские» сумки, и где бы я ни была, покупаю именно такие.

Так вот, после окончания школы у меня были романтические поиски себя: кем только я не хотела быть! И кроме того ощутила себя барышней. Пошла на курсы, освоила машинопись, стенографию, стала учить французский язык.

Но наверху, видимо, было все определено. Я работала в тресте секретаршей, мне это нравилось. И все-таки ноги меня сами привели в один из дней к театральному училищу — мы ходили с другими секретаршами в маленькое, соседнее с училищем кафе пить в обед кофе. И вот однажды, проходя мимо училища, я увидела объявление: «Приглашаются абитуриенты на вечернее отделение». В театральных вузах не существует вечерних отделений, но тут решили провести эксперимент, он оказался единственным. И я пошла, решив, что ничего не теряю. По приколу, как это бывает иногда, когда чувствуешь себя красавицей и не слишком высокого роста. Меня сразу взяли. И виновником был Юрий Мефодьевич Соломин, тогда молодой преподаватель училища. Он был моим первым педагогом, хотя ему в то время было лет 26, и между нами не такая уж большая разница в возрасте была. Я поступила в училище в 21год, в этом возрасте мои сверстники уже оканчивали вуз.

Мне говорят: «Не может быть, чтобы вы не хотели стать актрисой?!» Ну не было такого, чтобы я из года в год поступала, проваливалась и снова шла сдавать экзамены, убедив себя, что мое будущее только в театре. Меня тогда привлекала больше сама жизнь.

Более того, когда Юрий Мефодьевич Соломин вместе с Виктором Ивановичем Коршуновым перетащили меня на дневное отделение, я сопротивлялась как могла, мне надо было работать, наша семья жила очень скромно. Но они помогли мне найти работу, а со второго курса я получала именную стипендию имени Хмелева, которая, как потом выяснилось, была выше, чем моя будущая зарплата молодой актрисы.

- Вы учились в Щепкинском училище, а это прямой путь в Малый театр. Но вы туда не пошли...

- Меня туда приглашали. Но свой выбор я сделала сознательно. Как так получилось? Буквально со второго курса на меня повесили ярлык «Пашенная», тогда как раз умерла Вера Николаевна Пашенная, актриса Малого театра. И я поняла, что судьба моя в Малом театре, если я пойду туда, уже определена, мне придется идти по этой «тропинке», и ни шагу в сторону.

Но когда показывался наш курс на выпуске, выяснилось, что у меня есть выбор. А Малый театр мне был уже хорошо известен. Тогда он был совсем не то же самое, что сейчас. У нас сегодня очень хорошо и качественно играет молодежь — 25 — 27 — 30 лет. Что такое Малый театр в 1964 — 1965 годы, когда мы оканчивали училище? Молодой актер там 10 — 15 лет мог играть (дай Бог, если ему повезет), какой-нибудь ввод, эпизодик с несколькими словами. В те годы было принято, что молодые актеры, пока не пройдут определенный этап, не могут претендовать на ведущие роли. А в других театрах, я была уверена, у ног моих будет весь мир.

Сегодня я не жалею ни о чем, в том числе и о том, что в те годы после окончания училища не пошла в Малый театр, но бесконечно благодарна судьбе, что все-таки вернулась на круги своя — в Малый театр. Вернулась в очень непростой период своей жизни. Был такой момент, когда мы с режиссером Анатолием Васильевым пытались даже создавать свой театр, после успеха «Серсо», «Вассы Железновой». Но, как это бывает, все красиво начинается и странно заканчивается. Театр наш не состоялся, и я осталась вообще нигде. И тут вновь на моем пути оказался Юрий Мефодьевич Соломин. И я через два дня после нашей встречи была принята в Малый театр.

Мой другой учитель Виктор Иванович Коршунов, говорил мне: «Ты начнешь играть после 50 лет. Сумей только не растерять себя». В этом возрасте я и пришла в Малый, коллеги шутят: «Вот и все. Вот ты и заняла свое место». Однако перед этим я уже побывала в стольких интересных ситуациях и положениях, с гастролями объездила полмира, много интересного сыграла в кино. Но вот настали 90-е годы. Вы, конечно, знаете, что это такое для нашей страны. А у меня в то время были на руках ребенок, больная мама. И меня как ту шлюпочку в океане подобрали, накормили, обогрели.

Но и после этого там, наверху, кто-то не дремал. Настрадавшись, намучавшись, я была в то время благодарна за все, что мне давали, — будь то эпизод или ввод. Но случилось непредвиденное. Спектакль «Дядюшкин сон» театр повез на гастроли в Казахстан, а гастроли были на правительственном уровне, о срыве не могло быть и речи. Однако ведущая наша актриса Элина Авраамовна Быстрицкая поехать по каким-то личным причинам не смогла. Вызывает меня наше руководство, и Виктор Иванович Коршунов говорит: «Родной (есть у него такая присказка), надо сыграть «Дядюшкин сон». Я в ужасе: трехактная пьеса, 75 страниц личного текста у моей героини Марии Александровны Москалевой. А у меня всего шесть дней. Но опять-таки кто-то свыше сказал: надо! И я не отказалась, каким-то образом все это выдержала и сыграла подряд даже 10 раз. Это были совершенно незабываемые спектакли. Они сразу перевернули и меня, и мою жизнь, и ситуацию.

А дальше все пошло как по накату. И Виктор Иванович Коршунов произнес тогда историческую фразу: «Родной, вот ты и заняла свое место». Я вас уверяю, если бы я пошла в Малый театр сразу после училища, еще неизвестно, выдержала бы я это испытание — эти 20 лет сидения за кулисами в ожидании роли, участие в массовках. Я пришла в Малый уже сформировавшимся человеком, знавшим про театральную жизнь все.

- Вы много играете и играли. Но есть роль, о которой вы мечтали и в которой так и не удалось выйти на сцену?

- Не люблю этого вопроса, который так любят почему-то задавать журналисты. Нет, нет и нет. Я довольно всем и считаю: то, что Бог дает, даже если это хреновина, я должна сделать достойно. Даже если это ради куска хлеба. Ну не сыграла я Медею, и что из этого? Зато сыграла десятки других ролей. У меня в театре в текущем репертуаре 10 названий — я играю и чистую комедию, и чистую трагедию. В спектакле «Царь Борис» у меня роль Марии Нагой, матери убиенного царевича Димитрия. Это такая трагедия!

Я отношусь к себе спокойно. Театр, кино, телевидение — это прежде всего моя работа. Важно, что мне дают роли. И, слава Богу, что дают. А что хотела бы сыграть? Я не в таком положении как, например, Женя Миронов, который сегодня имеет театр, приглашает режиссеров. Юрий Мефодьевич Соломин ко мне хорошо относится, но мне в голову не придет придти к нему и заявить, что я хочу сыграть какую-то роль.

Вот недавно он меня вызвал и сказал: «Мила, «Дети Ванюшина» надо сыграть». Нет проблем. Надо, значит, надо. Но дальше начинается уже моя кухня, моя работа — над ролью и собой, чтобы это стало нужным и необходимым. А так, что мечтать? О чем сожалеть? Что не сыграла Золушку или Белоснежку?

Когда-то ко мне попал незамысловатый сценарий фильма «Хозяйка детского дома», где я играла какую-то алкашку, бросившую ребенка. И вот спустя 25 лет ко мне походят люди и напоминают об этой роли, значит, она задела, запомнилась, не оставила равнодушным. А для меня это была судьба моей мамы. Она очень хотела личного счастья. После войны они с отцом не сошлись, и всю жизнь она искала свое женское счастье. А я за это время выросла. Мама очень тяжело болела перед смертью, и я сделала все, что нужно, что должна была, но связи глубокой между нами не было. И играя в фильме судьбу другой женщины, попыталась сказать: нельзя бросать никого — ребенка или котенка, если ты его приручил.

- Знаю, что уже 40 лет вы ведете дневники. Не хотите опубликовать?

- И кто такое написал? Нет, не хочу. Это мое личное дело. Проходит какой-то период, многие события стираются из памяти, а я могу достать свои записи за 1963 или 1973 год и вспомнить: о, оказывается, как интересно было тогда. Сейчас, правда, реже пишу. Но дневники — это моя исповедь, ведь не каждому будешь рассказывать, что с тобой происходит, что у тебя на душе, а здесь я могу, не стесняясь в выражениях, откровенно рассказать о каком-то моменте своей жизни, выплеснуть эмоции.

У меня, например, была трудная ситуация с сыном, как у всех родителей, сейчас он уже взрослый, все нормализовалось. А тогда он был подростком, контакты рушились, и я не понимала, что с ним делать: «Мама! Не входить в мою комнату без стука!» Какие-то вещи меня ранили, обижали. Да и время было сложное — 90-е годы.

Так что да, дневники пишу. Но это личное, интимное, не хочу навязывать свое мнение о ком-то. Я могу говорить только о себе. Вот об инаугурации Путина не пишу.

- Но инаугурация, кроме историков, мало кого будет интересовать. А воспоминания актрисы Малого театра о времени и о себе — другое дело. Вот вы снимались у одного из интереснейших русских режиссеров ХХ века, может быть, не менее знакового, чем Андрей Тарковский, — у Ларисы Шепитько в «Восхождении». Какой она осталась в ваших воспоминаниях?

- Не только Лариса, там была целая компания — Элем Климов, Андрей Смирнов. Они были молодыми режиссерами, окончившими ВГИК и считающими себя талантами, а мы молодыми актерами, и тоже талантливыми. Недавно в Выборге прошел фестиваль, получилось так, что мы оказались там с Гостюхиным. Плотников, сыгравший главную роль в «Восхождении», не смог поехать. И после просмотра фильма, которому исполнилось 30 лет, мы с Гостюхиным как два идиота обнялись и рыдали на плече друг у друга. У нас было ощущение, что мы всё сами пережили — эти снега, казнь, путь на Голгофу.

Такой страсти, такой самоотдачи как у Шепитько я больше ни у кого не встречала, ни у одного режиссера, хотя работала со многими и в кино, и в театре... И потом эти метаморфозы — на съемках Лариса прямо в ботинках влезала в валенки 45 размера, в огромный тулуп. А потом на премьере в Доме кино на сцене появлялась потрясающая женщина: элегантный костюм, тонкие пальцы в кольцах, окружающий ее аромат духов... Это была женщина необыкновенной красоты, темперамента, души, ума. Ее ранняя трагическая гибель — большая потеря для искусства.

В своем фильме о Распутине Элем Климов предложил мне большую роль, но я ждала тогда ребенка и не могла сниматься. После долгих мытарств фильм изрезали, как и вырезали эту роль, а потом положили на полку. Но когда Лариса начала снимать «Восхождение», Элем Климов сказал, что Демчиха — это только Полякова. Андрей Смирнов, когда снимал фильм «Жила-была одна баба», не мог предложить мне главную роль, у героини другой возраст, но все равно пригласил в фильм, сказав: пусть чисто символически, но я должна была там быть. Так замкнулся круг.

Вообще мне повезло с этими встречами — с талантливыми самобытными мастерами и людьми. Они дали мне самоощущение, самоуважение. А это важно.

Что касается дневников... Может быть, и... опубликую. Если я найду нужную форму, как и с чем это связать, чтобы люди, прочитав их, могли сказать: а-а-а, вот как, оказывается, это было.

- Не так давно вы отметили юбилей, впереди 25-летие вашей работы в Малом театре, я читала, что вас называет уже молодой старейшиной Малого.

- Я считаю, что времени нет. Возраст — это столько лет, на сколько ты себя ощущаешь. Посмотрите на меня — скажете, что мне 74-й год? Вот и все. А зачем я буду об этом думать? Сейчас чувствую иногда — то здесь болит, то там, но я мужественно себе говорю: тебе 73 года, что ты хочешь? Слава Богу, кофейку выпьешь и придешь в себя. Надо жить, вокруг ведь столько прекрасного и интересного. Вот сидим мы с вами в гримерке, за окном голубое небо, кусочек гостиницы виден... И осознаешь, что ты впервые в Карелии, в Петрозаводске.

- Считают, что актеры как вампиры должны во время спектакля подпитываться энергией из зрительного зала.

- Неправильно считают. Я не подпитываюсь энергией зала. Я посылаю ему свою энергию, и зрители не обязательно и не всегда мне отвечают. Но когда эта связь налаживается, тогда происходит энергообмен между актером и зрителями, важный для обеих сторон.

Про ваш зал я скажу, что он трудный, предназначен для музыкального театра, в нем есть оркестровая яма. Мы привыкли у себя в Малом, что зрители рядом, 10 минут спектакля — и они наши. А у вас зал далеко от сцены. В этом, впрочем, и заключаются трудности гастролей. Василий Бочкарев сидел на вчерашнем спектакле («Горе от ума») в зале и пришел к выводу, что петрозаводский зритель очень благодарный. Хотя нас уверили, что в зале было хорошо слышно, это не так. Тем не менее зрители слушали, боясь шелохнуться, откликались. Но, кажется, захватить их целиком не удалось. Хотя, может быть, причина в том, что у вас народ северный, более сдержанный в выражении эмоций.



Наша беседа состоялась перед началом спектакля по пьесе А. Островского «Правда — хорошо, а счастье лучше», в котором Людмила Полякова играла роль няни Фелицаты, организатора всех интриг, в результате которых молодые герои получали это самое счастье. Она была именно такой, русской во плоти и крови няней, которая и должна быть в пьесе Островского. И такой, какой ее могла сыграть только актриса Малого театра. Петрозаводчане, не сдерживая эмоций, каждый ее выход встречали горячими аплодисментами.

Автор: Валентина Чаженгина
Дата: 14.05.2012 г.
Интернет-журнал «Лицей»