Новости
САМ СЕБЕ РЕЖИССЕР
САМ СЕБЕ РЕЖИССЕР
САМ СЕБЕ РЕЖИССЕР
ЮБИЛЕЙ. БОРИСУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ ЛЬВОВУ-АНОХИНУ — 70 ЛЕТ
В изящном и тонком, с густой шевелюрой (в молодости — черной, сегодня — седой) — всегда в нем чувствовалась самостоятельность, отстояние не только от множества, но и от значительных фигур своего поколения.
Ленинградец, юноша из хорошей семьи, студент престижного ЛГИТМиКа, где было довольно своих даровитых педагогов, он бросил все, явился перед очами «хмурого Мастера» — Алексея Дмитриевича Попова, пожелав сделаться его учеником.
В многочисленной поначалу режиссерской когорте шестидесятников (еще до Любимова и Хейфеца) Львова-Анохина ставили сейчас же за Ефремовым и Эфросом. Он не уступал им в энергии возвращения на нашу сцену реального, вызывавшего доверие человека: в брезгливом неприятии системы (тогда — едва ли не интуитивном). Но в отличие от них все чаще по отношению к нему вводилась принадлежащая, казалось, лишь старикам категория культуры, вкуса, меры. В нем не было пылкой гражданственности Ефремова, истового проповедничества с подмостков. Не было пронзительного до боли ощущения современной жизни, как у Эфроса. Он был более классичен, чем его беспокойные сверстники, более гармоничен, соразмерен, чем они.
Из нынешнего дня видно, на каком уровне, как стабильно, ритмично работал Львов в ЦТКА. Потому законным, желанным для всех узнавших и принявших режиссера явилось последовавшее наконец его назначение главным в драматический театр имени К.С. Станиславского. Маленький, свой театр — после громады большого. Там нужно было соответствовать, завоевывать доверие выпестованной Поповым труппы. Здесь открывать дарования, растить их, вести к театральной звездности. Три сезона Львова-Анохина в театре имени К.С. Станиславского стали счастливыми для молодого тогда Евгения Леонова; мощного в искусстве социально-психологического портрета Александра Глазырина; для уникальной Риммы Быковой; опровергающей канон театральных амплуа Елизаветы Никищихиной, равно свободной в трагедии и фарсе; для лирической и нежной Аллы Константиновой; уже прославленного в кино, но далеко не признанного театром Евгения Урбанского; для новой в Москве актрисы мощного трагедийного темперамента Жанны Владимирской и многих других.
Уже властный при своей интеллигентной утонченности, обликом скорее поэт, ученый, Львов в собственном, на краткий срок полученном доме мог экспериментировать, «выяснять отношения» со своим профессиональным прошлым, отчего-то отказываться, что-то продолжать, открывать «новое поприще».
Ничего в театре им К.С. Станиславского у Львова не было оборвано, брошено. Замечательный складывался театр. И — все кончилось, как часто бывает, от пошлейшей внутритеатральной распри, за которой, однако, не вмешиваясь, терпеливо выжидая желанного разрыва, наблюдала власть.
Львов-Анохин ушел. Десять лет не работал нигде. Что-то делал для Большого театра. Поставил с Т. Дорониной «О женщине» Э. Радзинского, спектакли для М. Мироновой и А. Менакера. Мало кто способен подняться после столь длительного перерыва. Он — смог. Начались его годы в Московском Малом. В мощном актерском массиве щепкинцев возник остров высококультурного театра. Крепость положения режиссера в своевольной, переполненной знаменитостями, традиционно отвергавшей режиссерский диктат труппе определялась тем, как Львов относился к актеру, первостепенно его ценя, любя, оберегая. «Старики», мастера стали его опорой.
В последние годы Львов-Анохин возглавляет Новый театр. Почти загородный, живущий труднее московских. И на этом скромном поприще режиссер остается верным себе — дисциплинированный, не по возрасту, редкостно трудоспособный, окруженный учениками. Никого не повторяя, он, как и прежде, выстраивает оригинальный, изысканный репертуар, в котором «Орленок» Э. Ростана, «Письма Асперна» по повести Генри Джеймса, «Опасные связи» Ш. де Лакло, «Героическая комедия» Ф. Брукнера...
Режиссер выглядит сегодня нервнее, печальней, подозрительней даже к друзьям. Режиссер устал. Горечи за долгую жизнь могло быть и меньше. Авторитет Львова-Анохина, однако, и сегодня высок. Еще и как историка, театрального критика. Ему принадлежит замечательная книга о Людмиле Фетисовой, содержательность которой, высокая театроведческая «цена» лишь возрастают с годами. Львов-Анохин написал об Алисе Фрейндлих и Амвросии Бучме. Десятилетия профессионально занимаясь историей и теорией русского балета, выпустил в свет исследования о Галине Улановой, Алле Шелест. Почти легенда 60-х, Львов-Анохин живет сегодня во всю меру сил, всюду бывает, все смотрит, всем интересуется и много работает. Большая жизнь в искусстве талантливо выстроена, срежиссирована им.
Вера МАКСИМОВА
«Общая газета», 10.10.1996
ЮБИЛЕЙ. БОРИСУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ ЛЬВОВУ-АНОХИНУ — 70 ЛЕТ
В изящном и тонком, с густой шевелюрой (в молодости — черной, сегодня — седой) — всегда в нем чувствовалась самостоятельность, отстояние не только от множества, но и от значительных фигур своего поколения.
Ленинградец, юноша из хорошей семьи, студент престижного ЛГИТМиКа, где было довольно своих даровитых педагогов, он бросил все, явился перед очами «хмурого Мастера» — Алексея Дмитриевича Попова, пожелав сделаться его учеником.
В многочисленной поначалу режиссерской когорте шестидесятников (еще до Любимова и Хейфеца) Львова-Анохина ставили сейчас же за Ефремовым и Эфросом. Он не уступал им в энергии возвращения на нашу сцену реального, вызывавшего доверие человека: в брезгливом неприятии системы (тогда — едва ли не интуитивном). Но в отличие от них все чаще по отношению к нему вводилась принадлежащая, казалось, лишь старикам категория культуры, вкуса, меры. В нем не было пылкой гражданственности Ефремова, истового проповедничества с подмостков. Не было пронзительного до боли ощущения современной жизни, как у Эфроса. Он был более классичен, чем его беспокойные сверстники, более гармоничен, соразмерен, чем они.
Из нынешнего дня видно, на каком уровне, как стабильно, ритмично работал Львов в ЦТКА. Потому законным, желанным для всех узнавших и принявших режиссера явилось последовавшее наконец его назначение главным в драматический театр имени К.С. Станиславского. Маленький, свой театр — после громады большого. Там нужно было соответствовать, завоевывать доверие выпестованной Поповым труппы. Здесь открывать дарования, растить их, вести к театральной звездности. Три сезона Львова-Анохина в театре имени К.С. Станиславского стали счастливыми для молодого тогда Евгения Леонова; мощного в искусстве социально-психологического портрета Александра Глазырина; для уникальной Риммы Быковой; опровергающей канон театральных амплуа Елизаветы Никищихиной, равно свободной в трагедии и фарсе; для лирической и нежной Аллы Константиновой; уже прославленного в кино, но далеко не признанного театром Евгения Урбанского; для новой в Москве актрисы мощного трагедийного темперамента Жанны Владимирской и многих других.
Уже властный при своей интеллигентной утонченности, обликом скорее поэт, ученый, Львов в собственном, на краткий срок полученном доме мог экспериментировать, «выяснять отношения» со своим профессиональным прошлым, отчего-то отказываться, что-то продолжать, открывать «новое поприще».
Ничего в театре им К.С. Станиславского у Львова не было оборвано, брошено. Замечательный складывался театр. И — все кончилось, как часто бывает, от пошлейшей внутритеатральной распри, за которой, однако, не вмешиваясь, терпеливо выжидая желанного разрыва, наблюдала власть.
Львов-Анохин ушел. Десять лет не работал нигде. Что-то делал для Большого театра. Поставил с Т. Дорониной «О женщине» Э. Радзинского, спектакли для М. Мироновой и А. Менакера. Мало кто способен подняться после столь длительного перерыва. Он — смог. Начались его годы в Московском Малом. В мощном актерском массиве щепкинцев возник остров высококультурного театра. Крепость положения режиссера в своевольной, переполненной знаменитостями, традиционно отвергавшей режиссерский диктат труппе определялась тем, как Львов относился к актеру, первостепенно его ценя, любя, оберегая. «Старики», мастера стали его опорой.
В последние годы Львов-Анохин возглавляет Новый театр. Почти загородный, живущий труднее московских. И на этом скромном поприще режиссер остается верным себе — дисциплинированный, не по возрасту, редкостно трудоспособный, окруженный учениками. Никого не повторяя, он, как и прежде, выстраивает оригинальный, изысканный репертуар, в котором «Орленок» Э. Ростана, «Письма Асперна» по повести Генри Джеймса, «Опасные связи» Ш. де Лакло, «Героическая комедия» Ф. Брукнера...
Режиссер выглядит сегодня нервнее, печальней, подозрительней даже к друзьям. Режиссер устал. Горечи за долгую жизнь могло быть и меньше. Авторитет Львова-Анохина, однако, и сегодня высок. Еще и как историка, театрального критика. Ему принадлежит замечательная книга о Людмиле Фетисовой, содержательность которой, высокая театроведческая «цена» лишь возрастают с годами. Львов-Анохин написал об Алисе Фрейндлих и Амвросии Бучме. Десятилетия профессионально занимаясь историей и теорией русского балета, выпустил в свет исследования о Галине Улановой, Алле Шелест. Почти легенда 60-х, Львов-Анохин живет сегодня во всю меру сил, всюду бывает, все смотрит, всем интересуется и много работает. Большая жизнь в искусстве талантливо выстроена, срежиссирована им.
Вера МАКСИМОВА
«Общая газета», 10.10.1996
Дата публикации: 10.10.1996
САМ СЕБЕ РЕЖИССЕР
ЮБИЛЕЙ. БОРИСУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ ЛЬВОВУ-АНОХИНУ — 70 ЛЕТ
В изящном и тонком, с густой шевелюрой (в молодости — черной, сегодня — седой) — всегда в нем чувствовалась самостоятельность, отстояние не только от множества, но и от значительных фигур своего поколения.
Ленинградец, юноша из хорошей семьи, студент престижного ЛГИТМиКа, где было довольно своих даровитых педагогов, он бросил все, явился перед очами «хмурого Мастера» — Алексея Дмитриевича Попова, пожелав сделаться его учеником.
В многочисленной поначалу режиссерской когорте шестидесятников (еще до Любимова и Хейфеца) Львова-Анохина ставили сейчас же за Ефремовым и Эфросом. Он не уступал им в энергии возвращения на нашу сцену реального, вызывавшего доверие человека: в брезгливом неприятии системы (тогда — едва ли не интуитивном). Но в отличие от них все чаще по отношению к нему вводилась принадлежащая, казалось, лишь старикам категория культуры, вкуса, меры. В нем не было пылкой гражданственности Ефремова, истового проповедничества с подмостков. Не было пронзительного до боли ощущения современной жизни, как у Эфроса. Он был более классичен, чем его беспокойные сверстники, более гармоничен, соразмерен, чем они.
Из нынешнего дня видно, на каком уровне, как стабильно, ритмично работал Львов в ЦТКА. Потому законным, желанным для всех узнавших и принявших режиссера явилось последовавшее наконец его назначение главным в драматический театр имени К.С. Станиславского. Маленький, свой театр — после громады большого. Там нужно было соответствовать, завоевывать доверие выпестованной Поповым труппы. Здесь открывать дарования, растить их, вести к театральной звездности. Три сезона Львова-Анохина в театре имени К.С. Станиславского стали счастливыми для молодого тогда Евгения Леонова; мощного в искусстве социально-психологического портрета Александра Глазырина; для уникальной Риммы Быковой; опровергающей канон театральных амплуа Елизаветы Никищихиной, равно свободной в трагедии и фарсе; для лирической и нежной Аллы Константиновой; уже прославленного в кино, но далеко не признанного театром Евгения Урбанского; для новой в Москве актрисы мощного трагедийного темперамента Жанны Владимирской и многих других.
Уже властный при своей интеллигентной утонченности, обликом скорее поэт, ученый, Львов в собственном, на краткий срок полученном доме мог экспериментировать, «выяснять отношения» со своим профессиональным прошлым, отчего-то отказываться, что-то продолжать, открывать «новое поприще».
Ничего в театре им К.С. Станиславского у Львова не было оборвано, брошено. Замечательный складывался театр. И — все кончилось, как часто бывает, от пошлейшей внутритеатральной распри, за которой, однако, не вмешиваясь, терпеливо выжидая желанного разрыва, наблюдала власть.
Львов-Анохин ушел. Десять лет не работал нигде. Что-то делал для Большого театра. Поставил с Т. Дорониной «О женщине» Э. Радзинского, спектакли для М. Мироновой и А. Менакера. Мало кто способен подняться после столь длительного перерыва. Он — смог. Начались его годы в Московском Малом. В мощном актерском массиве щепкинцев возник остров высококультурного театра. Крепость положения режиссера в своевольной, переполненной знаменитостями, традиционно отвергавшей режиссерский диктат труппе определялась тем, как Львов относился к актеру, первостепенно его ценя, любя, оберегая. «Старики», мастера стали его опорой.
В последние годы Львов-Анохин возглавляет Новый театр. Почти загородный, живущий труднее московских. И на этом скромном поприще режиссер остается верным себе — дисциплинированный, не по возрасту, редкостно трудоспособный, окруженный учениками. Никого не повторяя, он, как и прежде, выстраивает оригинальный, изысканный репертуар, в котором «Орленок» Э. Ростана, «Письма Асперна» по повести Генри Джеймса, «Опасные связи» Ш. де Лакло, «Героическая комедия» Ф. Брукнера...
Режиссер выглядит сегодня нервнее, печальней, подозрительней даже к друзьям. Режиссер устал. Горечи за долгую жизнь могло быть и меньше. Авторитет Львова-Анохина, однако, и сегодня высок. Еще и как историка, театрального критика. Ему принадлежит замечательная книга о Людмиле Фетисовой, содержательность которой, высокая театроведческая «цена» лишь возрастают с годами. Львов-Анохин написал об Алисе Фрейндлих и Амвросии Бучме. Десятилетия профессионально занимаясь историей и теорией русского балета, выпустил в свет исследования о Галине Улановой, Алле Шелест. Почти легенда 60-х, Львов-Анохин живет сегодня во всю меру сил, всюду бывает, все смотрит, всем интересуется и много работает. Большая жизнь в искусстве талантливо выстроена, срежиссирована им.
Вера МАКСИМОВА
«Общая газета», 10.10.1996
ЮБИЛЕЙ. БОРИСУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ ЛЬВОВУ-АНОХИНУ — 70 ЛЕТ
В изящном и тонком, с густой шевелюрой (в молодости — черной, сегодня — седой) — всегда в нем чувствовалась самостоятельность, отстояние не только от множества, но и от значительных фигур своего поколения.
Ленинградец, юноша из хорошей семьи, студент престижного ЛГИТМиКа, где было довольно своих даровитых педагогов, он бросил все, явился перед очами «хмурого Мастера» — Алексея Дмитриевича Попова, пожелав сделаться его учеником.
В многочисленной поначалу режиссерской когорте шестидесятников (еще до Любимова и Хейфеца) Львова-Анохина ставили сейчас же за Ефремовым и Эфросом. Он не уступал им в энергии возвращения на нашу сцену реального, вызывавшего доверие человека: в брезгливом неприятии системы (тогда — едва ли не интуитивном). Но в отличие от них все чаще по отношению к нему вводилась принадлежащая, казалось, лишь старикам категория культуры, вкуса, меры. В нем не было пылкой гражданственности Ефремова, истового проповедничества с подмостков. Не было пронзительного до боли ощущения современной жизни, как у Эфроса. Он был более классичен, чем его беспокойные сверстники, более гармоничен, соразмерен, чем они.
Из нынешнего дня видно, на каком уровне, как стабильно, ритмично работал Львов в ЦТКА. Потому законным, желанным для всех узнавших и принявших режиссера явилось последовавшее наконец его назначение главным в драматический театр имени К.С. Станиславского. Маленький, свой театр — после громады большого. Там нужно было соответствовать, завоевывать доверие выпестованной Поповым труппы. Здесь открывать дарования, растить их, вести к театральной звездности. Три сезона Львова-Анохина в театре имени К.С. Станиславского стали счастливыми для молодого тогда Евгения Леонова; мощного в искусстве социально-психологического портрета Александра Глазырина; для уникальной Риммы Быковой; опровергающей канон театральных амплуа Елизаветы Никищихиной, равно свободной в трагедии и фарсе; для лирической и нежной Аллы Константиновой; уже прославленного в кино, но далеко не признанного театром Евгения Урбанского; для новой в Москве актрисы мощного трагедийного темперамента Жанны Владимирской и многих других.
Уже властный при своей интеллигентной утонченности, обликом скорее поэт, ученый, Львов в собственном, на краткий срок полученном доме мог экспериментировать, «выяснять отношения» со своим профессиональным прошлым, отчего-то отказываться, что-то продолжать, открывать «новое поприще».
Ничего в театре им К.С. Станиславского у Львова не было оборвано, брошено. Замечательный складывался театр. И — все кончилось, как часто бывает, от пошлейшей внутритеатральной распри, за которой, однако, не вмешиваясь, терпеливо выжидая желанного разрыва, наблюдала власть.
Львов-Анохин ушел. Десять лет не работал нигде. Что-то делал для Большого театра. Поставил с Т. Дорониной «О женщине» Э. Радзинского, спектакли для М. Мироновой и А. Менакера. Мало кто способен подняться после столь длительного перерыва. Он — смог. Начались его годы в Московском Малом. В мощном актерском массиве щепкинцев возник остров высококультурного театра. Крепость положения режиссера в своевольной, переполненной знаменитостями, традиционно отвергавшей режиссерский диктат труппе определялась тем, как Львов относился к актеру, первостепенно его ценя, любя, оберегая. «Старики», мастера стали его опорой.
В последние годы Львов-Анохин возглавляет Новый театр. Почти загородный, живущий труднее московских. И на этом скромном поприще режиссер остается верным себе — дисциплинированный, не по возрасту, редкостно трудоспособный, окруженный учениками. Никого не повторяя, он, как и прежде, выстраивает оригинальный, изысканный репертуар, в котором «Орленок» Э. Ростана, «Письма Асперна» по повести Генри Джеймса, «Опасные связи» Ш. де Лакло, «Героическая комедия» Ф. Брукнера...
Режиссер выглядит сегодня нервнее, печальней, подозрительней даже к друзьям. Режиссер устал. Горечи за долгую жизнь могло быть и меньше. Авторитет Львова-Анохина, однако, и сегодня высок. Еще и как историка, театрального критика. Ему принадлежит замечательная книга о Людмиле Фетисовой, содержательность которой, высокая театроведческая «цена» лишь возрастают с годами. Львов-Анохин написал об Алисе Фрейндлих и Амвросии Бучме. Десятилетия профессионально занимаясь историей и теорией русского балета, выпустил в свет исследования о Галине Улановой, Алле Шелест. Почти легенда 60-х, Львов-Анохин живет сегодня во всю меру сил, всюду бывает, все смотрит, всем интересуется и много работает. Большая жизнь в искусстве талантливо выстроена, срежиссирована им.
Вера МАКСИМОВА
«Общая газета», 10.10.1996
Дата публикации: 10.10.1996
Художественный руководитель Малого театра —
народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин
Партнеры
Информационная поддержка
Оценка качества услуг учреждений культуры
