Новости

«Листая старые подшивки»

ПОМНЮ, ВОШЕЛ ОСТУЖЕВ…

Бывало ли у вас такое: вы знаете человека очень давно, проходят годы, десятилетия, а он ничуть не меняется, и уже начинает казаться, что так будет продолжаться вечно...
Вот так и у меня. Я знаю Екатерину Ивановну Ежову всю свою жизнь. И всегда, когда бываю в центре Москвы, не могу пройти мимо этой массивной двери, чтобы не зайти и не поприветствовать ее в крошечном кабинете с высоким старинным окном, выходящим на сквер перед Большим театром. И все же, впервые произнесенная, эта .цифра ошеломила!..
Редко кому так везет: без особых терзаний и колебаний сразу найти свое место в жизни и через полвека сказать:
— Я всегда знала свое место и всегда была
счастлива.
Когда она пришла работать в Малый театр на должность секретаря отдела кадров, самого отдела как такового не было. Она им и стала, собственной персоной. По иронии судьбы она и своего первого начальника сама на работу принимала. А за все эти годы оформляла на работу... девять своих непосредственных начальников. Что ни говори, завидного в работе кадровиков мало. Зарплата скромная, а дел всегда по горло, и дела-то все хлопотные. В театре же еще сложнее. Актеры — они те же дети — считает Екатерина Ивановна.
Если и по сей день нет никакой игры в том, что театр для нее своего рода храм, святилище, то нетрудно представить себе, чем он для нее был тогда. Известные, великие люди, на которых Катя и смотреть-то боялась, мимо которых чуть дыша проходила на цыпочках, работали рядом. Одни имена заставляли замирать сердце: Яблочкина, Остужев, Пашенная! Она должна была всеми силами помогать им, а для этого требовалось очень добросовестно выполнять свои хлопотные обязанности. Сознавая свою непосредственную причастность ко всем делам и заботам театра, она трудилась не покладая рук.
Работы было много. На каждого, кто работал в Малом, надо было оформить документы. Одним из первых в отдел кадров явился А. Остужев. Катя, заикаясь от волнения, задавала ему необходимые для заполнения анкеты вопросы. Остужев обстоятельно отвечал. А когда она прошептала: «Семейное положение?»— захохотал:
— Деточка, я холост! — и показал на расстегнутый ворот рубашки.— Видите, даже пуговицу пришить некому.
Катя живо вскочила со стула:
— Так давайте я пришью!..
— Знаете, я очень счастлива тем, как сложилась моя жизнь. С такими людьми встречалась, разговаривала с ними.
Они царили на сцене, а за ее пределами оставались обычными людьми. Со своими горестями и радостями, иногда веселые и счастливые, иногда усталые и раздраженные. И тем не менее, когда в кабинет Екатерины Ивановны входили Остужев или Массалитинова, Турчанинова или другие артисты, она вставала и приветствовала их стоя.
Однажды Катя забежала в актерский буфет и присела тихонечко в уголке перекусить. В буфете было пусто. Вдруг вошла М. М. Блюменталь-Тамарина, взяла что-то в буфете, огляделась, заметила Катю и направилась к ней.
— Здравствуйте, Катенька. Я вам не помешаю? Что-то вы неважно выглядите, девочка. Похудели, побледнели,— и стала заботливо расспрашивать ее о делах, о доме...
— Откуда она могла знать про мои трудности и проблемы! Я ведь никогда никому не жаловалась, не рассказывала. Да и кто такая была я, а кто она, — Екатерина Ивановна замолкает и потом, будто отвечая самой себе, произносит:
— Они были не только великими артистами, но и великими людьми. Доброта, сердечность, отзывчивость соседствовали с ярким талантом. А может быть, эти качества как раз и питали талант?
Прошло несколько месяцев, и М. М. Блюменталь-Тамариной не стало... За эти полвека многие великие артисты ушли из жизни. Но они словно оставляли в театре частицу своей души. Что бы ни было, оставались неизменными добрые традиции театра, его высокая культура, подлинная интеллигентность всех, кто работает в нем, и в творческой и в административной его части.
На стенах в фойе М. Н. Ермоловой — портреты великих актеров. Знакомые прекрасные лица встречают нас всюду: и в других фойе, в коридорах, в театральном музее.
— Посмотрите на это фото,— просит Екатерина Ивановна.— Видите, это Михаил Иванович Царев, совсем молодой. Фотография сделана в 1943 году. Михаил Иванович во фронтовой бригаде читает бойцам стихи Константина Симонову А это Жаров, Ильинский, Гоголева — тоже выступают перед бойцами.
С первых дней войны в Малом театре были организованы фронтовые бригады. Ездили по воинским частям. Проводили дополнительные спектакли в выходные дни и на собранный от этих выступлений миллион рублей построили эскадрилью «Малый театр — фронту». И по сей день бережно хранит Екатерина Ивановна маленький памятный значок; самолетик с этой надписью.
Осенью 1941 года среди ночи Екатерине Ивановне позвонили по телефону домой. Срочно понадобились списки всех, кто работал в театре, для эвакуации. И она продиктовала на память фамилии, имена, отчества, года рождения и адреса всех до единого.
Она и теперь может это сделать. Да еще и безошибочно назвать точную дату, когда человек пришел работать в театр, И никакого чуда здесь нет. Необычно лишь, пожалуй, отношение к любому порученному ей делу.
...Недавно Екатерину Ивановну вызвали в суд. Она выступала в качестве свидетеля. Группа преступников занималась подделыванием трудовых книжек. Одна из записей гласила, что они работали в Малом театре. Екатерину Ивановну попросили опознать обвиняемых. Она заявила, что видит этих людей впервые. Тогда один из них, цепляясь за соломинку, выкрикнул, что, дескать, давно это было, больше 20 лет назад. Она добавила, что работает в отделе кадров театра 50 лет. Выходило, таким образом, что «работала» компания в Малом чуть ли не до революции. Но не столько сам факт подделки возмутил Екатерину Ивановну и даже не столько безграмотные слова «государственново малаго» на оттиске от самодельной печати, сколько то, что на нем было пропущено слово «академический»!..
Болит ее душа за неуважение к театру среди некоторых современных зрителей. Темпы, скорости, ритм современности — все это понятно. В театр мы идем прямо с работы. И все-таки каждое посещение театра, убеждена она, особенно Малого, должно оставаться для каждого зрителя событием.
Настоящий ценитель театра и обувь сменную не забудет — ковры ведь в нем, дорогой паркет! И в перерыв не понесется сломя голову занимать очередь в буфет. И не побежит в гардероб за своим пальто, не дождавшись окончания спектакля. И любое такое оскорбление театру — это оскорбление ей, лично ей.
Екатерина Ивановна вспоминает один эпизод: молодая талантливая артистка все чаще стала появляться в театре в брюках. Ну и что такого? Брюки, бесспорно, удобная вещь, они ей идут... Но однажды к ней подошла ее наставница, народная артистка СССР Е. Гоголева, и мягко заметила:
— Мне кажется, с тех пор, как вы стали носить брюки, у вас изменилась походка. Вы стали ходить слишком большими шагами. Боюсь, что вам будет трудно отвыкать. Как же вы будете играть баронессу Штраль?..
После этого артистка ни разу больше не пришла в театр в брюках.
В любом возрасте актрисы Малого театра очаровательны и женственны. Сколько умов пытались и пытаются разгадать секреты этого непреходящего обаяния и молодости в любом возрасте!
— Душечка,— учила много лет назад Екатерину Ивановну В. Рыжова,— никогда не говорите свой возраст! Никто не должен его знать. Нам не столько лет, сколько в паспорте, а столько, на сколько мы выглядим. Давайте же всегда выглядеть по меньшей мере моложе от пяти до двадцати лет...

Лейла АЛИЕВА
«Театральная жизнь», март 1986