Новости

Интервью, которое мы предлагаем Вашему вниманию, вначале задумывалось, как ответы на вопросы посетителей нашего форума, адресованные Василию Ивановичу Бочкареву и содержащие замечания и пожелания к спектаклю «Делец».

«Смотрела «Делец». Роскошно играет В.И.Бочкарев, да и все остальные тоже…
Но только портят впечатления реплики о Газпроме и прочих реалиях сегодняшнего дня. Это выбивает из колеи и театрального духа действа».
[right">(Из отзыва о спектакле)[/right">

В.БОЧКАРЕВ. Что касается «Дельца» и некоторых замечаний по поводу моей реплики о «Газпроме» - так эта реприза есть и у Бальзака. Я позволил себе лишь только сократить «газовую промышленность», заменив на более емкое и актуальное сегодня - Газпром. Так что, в данном случае, все замечания – к прозорливому Бальзаку. Я бы хотел еще сказать о своих партнерах, которым я очень признателен. Потому что театр – это все-таки коллективное творчество. И любая реакция – будь то смех, или какая-то другая – она, конечно, исходит не от одного актера. Я бы хотел только одного – чтобы наше общение было как можно чаще. Отличительная черта театра в том, что каждый вечер – он неповторим. И мы занимаемся таким делом, которое уходит от сегодня. Завтра уже не будет ничего подобного. Поэтому, если вдруг вам не понравился какой-то спектакль, не спешите от него отворачиваться, а посмотрите его через некоторое время - в этом есть особое удовольствие. Это все-таки не кинематограф. И ни один спектакль не похож на другой.

- В этом и есть основное и главное отличие театра от кино?

В.БОЧКАРЕВ. Конечно. В спектакле нет фиксации. Он меняется даже по прошествии нескольких лет. Ведь все мы живые люди: кто-то из актеров становится старше, мудрее. Например, играл я в театре Бальзаминова и через некоторое время почувствовал, что играть эту роль больше не могу – просто потому, что стал старше… Я помню, как Евгений Павлович Леонов долгое время играл Лариосика в театре Станиславского в «Днях Турбиных». И ему было уже далеко за сорок. У него был смешной парик. И было видно, конечно, что это пожилой человек. Он даже не играл, а только чуть показывал Лариосика, намекал на него. Евгений Павлович, конечно, был великий мастер. И вот этот намек на Лариосика - он, конечно, дорогого стоил… Есть роли, которые начинаешь понимать и чувствовать только по прошествии нескольких спектаклей. Сыграть поверхностно их невозможно, а глубина появляется только тогда, когда есть возможность постоянно совершенствоваться в роли. Поэтому, мне кажется, что репетиции уже идущих спектаклей не должны прекращаться. Я за то, чтобы спектакли обновлялись время от времени. И, учитывая замечания, обновлялись бы актерские задачи и приспособления. Потому что спектакли изнашиваются и свежий воздух им просто необходим. Взять того же «Дельца». Конечно же, спектакль изменился за то время, которое он идет. Со временем, может быть, появилось много лишнего, но вместе с тем, появилось и много ценного – и тут помог зритель, который активно реагирует. Зритель воспринял - актер стремится зафиксировать момент. Два, три спектакля на этом продержится, а потом утрачивается это, но появляется что-то другое, новое. Естественно, партитура спектакля меняется – по сравнению с той партитурой, в которой был выпущен премьерный спектакль. Так что, репетировать уже идущий спектакль – очень полезно и актеру, и самому театру.

- Вернемся к «Дельцу». Ваша реплика «Кто в наше время не мечтает стать президентом?» вызывает неизменно смех в зрительном зале

В.БОЧКАРЕВ. Опять же, это есть у Бальзака. Однажды мы играли в тот день, когда были президентские выборы. Ну, я и добавил одно слово. Получилось - «Кто сегодня не мечтает стать президентом?».

- Именно этот спектакль допускает такие вольности со стороны актеров?

В.БОЧКАРЕВ. Да, именно «Делец». И этот импровизационный ход – он был заложен с самого начала. Здесь надо отдать должное режиссеру Владимиру Николаевичу Драгунову, который изначально нам это позволил. Конечно, существуют определенные рамки. Иначе, в этой свободе можно далеко зайти. Но момент внутренней провокации, подначивания партнера и зрителей - это должно быть обязательно, потому что это комедия. Она должна быть очень живой и современной. Самое замечательное и самое трудное – когда спектакль сделан так, что ты не видишь, что это спектакль. Когда нет имитации чувств. Зритель стал умный и опытный. Он высчитывает то, что будет, по крайней мере, на три-четыре шага вперед. И ему это скучно. Но, если его держат в напряжении и предлагают «работать» каждую секунду вместе с актерами - мне кажется, что именно в этом театр. Говорят, что в этом истоки площадного театра. И в «Дельце» присутствует такой карнавальный ход, когда стирается грань между зрительным залом и актерами - насколько возможно, конечно. Я думаю, что и старики Малого этим пользовались в свое время. Потому что те пьесы, которые были написаны Островским – они были их жизнью. Они были очень современны. И Садовский говорил со сцены тем языком, на котором говорили на улице. И это было здорово! Ведь простота – это высшее, что есть в театре. Это от сердца к сердцу. От души к душе. Радость донести до зрителя. Люди сопоставляют, думают, реагируют, выходят из зрительного зала обновленные. Для меня – это счастье. Так было в «Свадьбе Кречинского», когда из зала шел понимающий нас смех – не просто гогот. Зал правильно реагировал на ту партитуру, которую точно выстроил режиссер этого спектакля Виталий Мефодьевич Соломин. В традициях Малого театра всегда существовала радостная направленность на встречу со зрителем. Культивировалось праздничное отношение к каждому вечеру, когда зритель приходит в театр. И, что самое главное - что всегда отличало актеров Малого театра – доверительность актера к зрителю.
О доверии актеров и зрителей можно очень много рассказывать. Основной принцип – это получение радости. И мы должны помочь зрителю видеть эту радость. А когда человек радуется – он ближе к самому себе. И вот, в разрушении этих самых заборов, которые мы сами же и нагородили, и которые нам мешают осознать, что мы едины – в этом я вижу современную задачу театра.