Новости

14 июня 2004 года исполняется 70 лет замечательному актёру и человеку – народному артисту России Виктору Андреевичу Борцову. Сердечно поздравляем дорогого юбиляра! Вашему вниманию предлагается текст готовящегося к публикации буклета о Борцове из серии «Библиотека Малого театра». Автор (ведущий редактор литчасти Ольга Петренко) надеется, что буклет увидит свет осенью, когда Виктор Андреевич будет отмечать свой юбилей спектаклем «Волки и овцы».

ВИКТОР БОРЦОВ.
ДОБРЫЙ ЧЕЛОВЕК ИЗ ОРЕНБУРГА.

Виктор Андреевич Борцов красив, как Зевс-олимпиец – высокий рост, стать, орлиный нос, голубые глаза… Неудивительно, что многие режиссёры, с которыми сводила артиста богатая творческая судьба, шли по пути наименьшего сопротивления, предлагая ему роли романтических героев. Ещё школьником Борцову довелось сыграть и Жадова в «Доходном месте», и пушкинского Самозванца. А он мечтал о характерных ролях, о Тихоне и Кудряше. Но играл Бориса.
- Виктор Андреевич, откуда у Вас любовь к простакам? Ведь это амплуа совершенно не соответствует Вашей внешности!
- Да, это трагедия моей жизни… Ну, не трагедия – проблема. Как у каждого человека, полюбившего театр, всё началось очень рано, ещё в детском возрасте.
Виктор Борцов родился и вырос в Оренбурге. Он рано лишился матери, отца же арестовали в 1937 году – доносчик претендовал на комнату, в которой жила семья. «…Были времена, когда по улицам вели заключённых. Этапом. И с собаками. В Сибирь, пешочком. Неподалёку от нашего дома находился облсуд, где по вечерам давали концерты».
Через год Андрея Сергеевича Борцова выпустили из тюрьмы, впоследствии он работал на предприятии Заготзерна. Во время войны Андрей Сергеевич женился во второй раз. Витю в основном воспитывала бабушка.
14 июня 1941 года ему исполнилось 7 лет, а вскоре началась война. Вспоминая о тех страшных днях, многие рассказывают, как моментально опустели полки в магазинах – люди скупали всё. В основном, конечно, еду. А в Оренбург как раз привезли книги. Витя несколько часов отстоял в очереди, зажав деньги в кулачок. Он ещё не умел читать и взял первую попавшуюся книжку. Впрочем, теперь его выбор не кажется случайным — это оказалась сказка о театре.
Оренбург военных лет можно по праву назвать культурным центром Приуралья – в город, находившийся в глубоком тылу, были эвакуированы театральные коллективы со всего Советского Союза. Витя оказался благодарным зрителем – он ходил и в цирк, и в оперетту, и в кукольный театр, а позже и в драму. Виктор Андреевич до сих пор помнит свои первые театральные впечатления. Пьеса называлась «Серебряный кролик». «Это я смотрел в таком возрасте, что, когда сказали: «Я вам сейчас открою страшную тайну», я у отца спросил: «Что такое «тайна»?» Но тогда я не сказал, что буду артистом, надел, правда, бабушкино платье и станцевал канкан на крыльце, что было воспринято как заболевание». (Кстати говоря, Борцов и сегодня очень любит пританцовывать на сцене.)
Самодельный кукольный театр, радиопередачи «Театр у микрофона», «Сорочинская ярмарка», поставленная вместе с друзьями и сыгранная на коммунальной кухне у бабушки, — в конце концов, Витя пришёл в Дом пионеров, где начал заниматься в нескольких драмкружках сразу. Репертуар составляли пьесы, печатавшиеся в журнале «Пионерский затейник», — «Страшный враг», «Дружба», «Снежок»… Ставили и классику, например, «Невольниц» А.Н.Островского, где Борцову достался Мулин. «В Доме пионеров я сыграл ролей 10 комедийных, и с этого всё началось».
Причина, по которой ему перестали давать характерных персонажей, была самой банальной: мальчик сильно вырос. К этому времени он уже занимался в ТЮЗе, «где на простака назначали другого. Я очень переживал, когда мне, ученику 7-го класса, дали Жадова. По-моему, это ошибка, это говорит о том, что преподаватель ставит спектакль для себя. Поэтому я стал читать с эстрады». В свой репертуар Борцов включал стихи Твардовского, рассказы Шолохова и Виктора Ардова.
В 10-ом классе он уже выходил в небольшой роли на сцену Оренбургского областного драматического театра им. М.Горького. Там в это время служил ещё один артист, которому суждено было стать знаменитым. Борцову он запомнился ролями молодого Ленина и Петьки в пьесе о Чапаеве. Звали артиста Леонид Сергеевич Броневой.
…Решение Борцова поступать в театральное училище не удивило даже военкома, которого Виктор, как военнообязанный, должен был поставить в известность о своих планах. «В артисты? Туда тебе и дорога!» И летом 1953-го Виктор Борцов поехал в Москву.
В тот год курс в Щепкинском училище набирала легендарная Вера Николаевна Пашенная. Борцов поступил сразу. …Ещё в первом классе, посмотрев утренник в оперетте, он подошёл к отцу и тихо сказал: «Наверное, я буду артистом…» Напророчил!
Курс, на котором учился Борцов, помимо самого Виктора Андреевича, подарил Малому театру ещё троих замечательных мастеров — Романа Филиппова, Алексея Эйбоженко и Юрия Соломина, нынешнего художественного руководителя ГАМТ. Юрий Мефодьевич Соломин – крайне занятой человек, чьё время расписано по минутам, но о Борцове мы проговорили целый час.
«О нём надо писать большие тома, книги. Познакомились мы в 1953 году. Когда в Щепкинском училище проходят отборочные туры, абитуриентов обычно делят на десятки. Мы с Борцовым и Романом Филипповым попали в одну десятку, и потом все приёмные экзамены сдавали вместе. Виктор сразу произвёл на меня определённое впечатление, потому что он прирождённый артист, – во-первых, у него были великолепные данные, а во-вторых, я слышал, как он читал. А потом мы вместе учились четыре года, жили в общежитии — семь человек в одной комнате...
И по сегодняшний день мы не поругались, не предали друг друга, ничего этого не было. Артист он прекрасный и очень самобытный, каких не только в Малом театре, но вообще мало. Борцов самобытен во всём: вся его логика, его жизнь и психология необычны, очень честны и бескорыстны. У Виктора театр всегда стоял на первом месте. Это началось ещё со студенческой скамьи. Нет такого спектакля, который бы он не посмотрел за время учёбы. Уже работая в Малом, он ездил на все премьеры Товстоногова в тогдашний Ленинград. Он всё знает о театре, это удивительно!»
Впрочем, любовь Виктора Андреевича к искусству частенько имела курьёзные последствия.
«Когда шла сессия, — продолжает Юрий Соломин, — и на следующий день предстоял экзамен по истории КПСС или ещё что-нибудь, мы вечером и ночью готовили шпаргалки, предварительно распределив, кто что будет писать. Борцову тоже полагалось что-то написать, но его не было ни в 10, ни в 11, ни в 12 часов ночи… Он мог прийти в час, когда мы, бездыханные, без каких либо ощущений и эмоций, уже лежали по кроватям, – открывалась дверь и в проёме, свет оттуда падал, появлялся Борцов. Очень долго вздыхал, кряхтел, искал, на кого бы направить свои эмоции, – ему нужно было выговориться! Моя кровать стояла у окна. Он подходил ко мне, смотрел, потом присаживался, чтобы понять, сплю я или нет, но, в конечном счёте, всегда заговаривал. К примеру, вот это я запомнил, как он долго сидел, кряхтел, а потом сказал: «Был во МХАТе… Видел Ливанова». (Ливанов был его любимцем.) Тут все соскакивали с кроватей, начинали кричать, что мы в поту, как негры работали, писали шпаргалки!.. Борцов молча всё выслушивал, а у нас был однокурсник Игорь Карпов, старше всех, отслуживший армию, мы ему доверяли, и он говорил: «Всё, не давать ему шпаргалок, пусть как хочет, так и сдаёт!» И рано утром мы уходили, засовывая шпаргалки во все места, куда только можно было засунуть, а Виктор спал детским сном, не думая ни о каких экзаменах. И когда всё уже было позади — часов в двенадцать, после хорошего завтрака, появлялся розовый, улыбающийся Борцов и спрашивал: «Ну, как там?» Но уже были получены устраивавшие всех отметки, и мы говорили: «Ну ладно, дайте ему тоже шпаргалки!» …Честно говоря, я ему завидую, потому что столько, сколько видел он… Теперь думаешь: «Надо было в ЦДРИ пойти, в Дом актёра, посмотреть тот спектакль, другой спектакль» и так далее, и тому подобное… Борцов был свободен, как птица, он свободен и сейчас. Конечно, у него есть обязанности, есть дом, — это всё понятно. И всё равно внутренне, я вижу, он свободный человек, как Петя Трофимов говорит: «Я свободный человек!»
На сцену Малого театра Виктор Борцов впервые вышел студентом IV курса. Шло лето 1957 года, только-только началась хрущёвская оттепель. Среди реабилитированных вскоре после XX съезда оказался публицист Виктор Кин (Суровикин), расстрелянный в 1937 году. Особой популярностью пользовался в пятидесятые его роман «По ту сторону», посвящённый героям Гражданской войны на Дальнем Востоке. Был снят одноимённый фильм, а в Малом театре Андрей Александрович Гончаров поставил спектакль «Когда горит сердце». Премьера была приурочена к Международному фестивалю молодёжи и студентов в Москве. Главные роли репетировали молодые актёры Виктор Коршунов и Никита Подгорный, но в связи с их занятостью на съёмках был назначен второй состав. Юрия Соломина взяли дублёром Подгорного, Виктор Борцов разделил роль с Коршуновым.
…Сюжет был прост — два комсомольца, Безайс (Соломин) и Матвеев (Борцов), пробираются через Сибирь на Дальний Восток, чтобы по заданию партии организовать там революционное подполье. В Хабаровске они вступают в борьбу с белогвардейцами, Матвеев лишается ноги, но продолжает сражаться, как может, — расклеивает листовки. В финале герой погибает. «Спектакль был очень сильный и яркий, он делался по заказу комитета комсомола Малого театра, чтобы там играла одна молодёжь».
Постановка пользовалась успехом и шла довольно долго, постепенно появлялись новые исполнители. Ещё студентом ввёлся на небольшую роль Ярослав Барышев. Сейчас он не только партнёр Виктора Андреевича по таким спектаклям, как «Князь Серебряный», «Волки и овцы», «Царь Фёдор Иоаннович», но ещё и сосед по гримёрке. Говоря о Борцове, Ярослав Павлович в первую очередь отмечает его замечательные личностные качества.
«Он удивительный человек – добрый, преданный, органичный. Я с ним впервые встретился в спектакле «Когда горит сердце». Борцов играл революционера, а я одного из белогвардейцев, которые должны были его арестовывать. И когда я подбежал к нему на сцене, он меня оттолкнул, и я так упал, что вывихнул руку. Боль страшная. Не знаю, как бы повёл себя кто-нибудь другой, но Борцов после спектакля посадил меня в машину, отвёз в поликлинику, сделали мне снимок, перебинтовали, и только после этого он уехал. Вот такая трогательность в этом человеке».
Несколько лет после «Когда горит сердце» Борцову давали только вводы или совсем небольшие роли: «…играли детей в «Песне о ветре», других спектаклях. Как всегда, доля начинающего артиста – играть сначала очень молодые роли, как говорится, до грудных младенцев». Впрочем, в Малом быстро разобрались с амплуа Борцова, разглядев во внешности лирического героя черты простака. Борцов стал получать характерные роли, сыграв одного за другим Горецкого в «Волках и овцах», Швандю («Любовь Яровая» Константина Тренёва) и Валерьяна в пьесе Виктора Розова «Перед ужином».
Революционный матросик Швандя, весельчак и балагур, чьим прототипом послужил знаменитый полярник Иван Папанин, был и остаётся мечтой многих комедийных артистов. Не стал исключением и Борцов.
Из интервью Виктора Андреевича оренбургской газете «Южный Урал»: «Рассказ Михаила Шолохова «О Колчаке, крапиве и прочем» в какой-то степени определил поворот в моей жизни. С этим рассказом товарищи привели меня к Игорю Ильинскому. И он сказал: «Надо готовить Швандю». Правда, Швандю я сыграл много позже, но фраза такая была».
Борцов шёл к одному из своих любимейших персонажей целых три года. За время, прошедшее со дня премьеры «Любови Яровой» (постановка Игоря Ильинского и Вениамина Цыганкова), он успел сыграть в этом спектакле второстепенные роли Рабочего, Гражданина и красноармейца Григория. …Швандя случился внезапно – заболел Виталий Дмитриевич Доронин. В театре знали, что Борцов ещё в детстве играл Швандю, но ведь в драмкружке тогда поставили не всю пьесу целиком, а только небольшую сценку!
…Он ввёлся на эту роль, сложную и разноплановую, большую по объёму, всего за два дня, поразив режиссёра и партнёров сплавом яркого комического и лирического дарования, не говоря уже о феноменальной памяти.
«…Когда я сыграл Швандю, Грузинский сказал: «Его Пашенная не раскрыла, а он сам себя раскрыл».
А вот что написал Игорь Ильинский в своей книге «Со зрителем наедине»: «В спектакле «Любовь Яровая» очень хорошо сыграл роль Шванди – роль, в которой сочетаются юмор и романтика, — актёр Малого театра Виктор Борцов. Образ молодого матроса, поднятого волной Октябрьской революции, получился у него пылким, непосредственным. В.Борцов хорошо несёт чистоту этого образа, веру в революцию».
Надо сказать, что Игорь Владимирович Ильинский очень высоко ценил талант Борцова. Помимо «Любови Яровой», Виктор Андреевич принимал участие в таких постановках Ильинского, как «Ярмарка тщеславия» (Лоренс, Уильям Доббин) и «Лес» (Пётр). Сыграл он и в «Ревизоре», где его партнёром по сцене снова стал Юрий Соломин:
«Я не могу об этом не сказать, это я рассказываю своим студентам буквально на первых занятиях. Игорь Владимирович Ильинский поставил у нас «Ревизора», я играл Хлестакова. У Борцова была небольшая роль, эпизод, – он играл слугу в трактире, когда вызывает его Хлестаков и говорит: «Дай мне поесть!» – «А вам ничего не дадут». – «Как не дадут?!» и так далее. Всего одна сцена. Это ж надо было — на эту сцену придумать такое! Борцов снимал тогда комнату, у нас не было ещё квартир. Так вот, его хозяйка пекла ему блины, и он выходил на сцену с тарелкой. Как бы его оторвали от стола, он приходил и на ходу, разговаривая с голодным Хлестаковым, поедал блины. Это Виктор придумал для себя, но это было удобно и мне как исполнителю Хлестакова, потому что, по мере того, как он ел, у меня глаза лезли на лоб и, естественно, было полное возмущение, у меня уже слюни текли, потому что я видел – сочные, смачные блины, запах замечательный… Зрительный зал умирал от хохота. И это не штучка — это характер, работа с образом. О каждой роли, которую Борцов сыграл, можно говорить подобные вещи, но эта – наиболее яркая, которая мне запомнилась. Почему? Потому что мне было очень легко после того, как он уходит, впадать в истерику, то есть решение моей следующей сцены было уже однозначно точным. Он никогда не шёл и не идёт во вред партнёру».
Все, с кем мне довелось говорить о Викторе Андреевиче Борцове, произносили ключевое слово: «органика». Чем меньше привязка персонажа к конкретному амплуа, тем интереснее работа получается у Борцова. Самому Виктору Андреевичу больше по сердцу характерные роли, однако Борцов абсолютно естествен в любых предлагаемых обстоятельствах, в чьём бы обличье он ни выходил на сцену, – трогательного беззащитного Вафли, обманутого обманщика Самсона Большова или жестокого и подлого Матвея Хомяка из «Князя Серебряного».
Кстати, о Хомяке – вот вам персонаж, полная противоположность исполнителя. Виктор Борцов – человек-праздник, редкостно обаятельный, добрый, отзывчивый, просто излучающий радость жизни. «Сейчас мы сидим в одной гримёрке, — говорит Ярослав Барышев. – Очень интересно – у него всегда какие-то новости: все фильмы он должен посмотреть, все спектакли!» Кроме того, Борцов – непревзойдённый мастер актёрской байки. Не могу отказать себе в удовольствии привести здесь один из театральных анекдотов «от Борцова»:
«Наш режиссёр Александр Четвёркин, светлая ему память, будучи дитёй, был принесён в Театр им. Станиславского и Немировича-Данченко и посажен на первый ряд. Утро, первое января какого-то года. Начинается увертюра. Потом открывается занавес и идёт снег… И вдруг он видит, как вместе со снегом сверху летит валенок, потом корзина с этим снегом и, наконец, мужик в ватнике – бубух! Ну, так как мужик этот уже, видимо, опохмелился, он ничего себе не поломал, забрал корзину и ушёл со сцены. Этот случай привёл Александра Четвёркина в театр, забыть такое было невозможно. Через много лет приезжает в Москву «Ла Скала». Четвёркин с большим трудом достаёт билет в Большой, бегает весь день, наконец, купил, садится… И начинается та же самая опера! И тоже идёт снег! С ним истерика, смех, его чуть не вывели из зала».
Эта прелестная история, скорее всего, правдива, ведь Борцов близко знал Александра Четвёркина. Вместе они выпустили два спектакля: «Свои люди – сочтёмся!», о котором будет рассказано чуть позже, и «Дядюшкин сон» по Достоевскому с уморительно смешным Эдуардом Марцевичем в роли Князя К., Ольгой Пашковой — Зинаидой и Людмилой Поляковой – Москалёвой. Борцов играл Афанасия Матвеевича, супруга героини Поляковой. Пользуясь скудоумием несчастного Князя, Москалёва решает женить его на своей дочери, а поскольку Афанасий Матвеевич ничуть не умнее потенциального зятя, с ним проводится инструктаж, чтобы ненароком не сорвать всё мероприятие. Афанасию Матвеевичу предписывается изображать немого, а на вопросы Князя, если таковые последуют, «отвечать саркастической улыбкой».
«Сцена из «Дядюшкиного сна» всегда шла на «ура», — говорит Виктор Андреевич. – Это конец 2-го акта, смех всё нарастает, а под занавес я просто выхожу – и уже аплодисменты».
Побывавшая на спектакле Инна Ульянова, партнёрша Виктора Андреевича по знаменитым «Покровским воротам», весьма эмоционально описывает свои впечатления: «Когда я увидела Борцова в «Дядюшкином сне», я ржала, как гиена. Он настолько был в этом «гумканьи» органичен! Это был не простой алкаш, это был барин. У него грандиозный серьёз, какое-то детски-козье выраженье глаз».
«У Виктора Андреевича колоссальное чувства юмора, — говорит Александр Коршунов, — он очень хорошо чувствует юмор, великолепно им владеет и может быть безумно смешным. И это в сочетании с тем, что он может быть и очень глубоким и трогательным. Всё это свойственно качеству, которым обладают только настоящие мастера, — умению сохранить в себе детскость. Он большой ребёнок. И это качество сохраняется, сколько бы ему ни было лет. Он всегда готов к игре, готов увлекаться, реагировать на всё происходящее вокруг именно так вот — живо, по-детски, совершенно непосредственно».
Детский взгляд на жизнь, радостное мироощущение, счастье работать с великими режиссёрами – Ильинским, Равенских, Фоменко, Хейфецом… Борцов кажется баловнем судьбы? Между тем, в его жизни бывало всякое. Вот, например, что говорит Юрий Соломин: «Я помню, как ему сделали операцию, очень неудачно, он был совсем молодой тогда и буквально находился при смерти. И врачи были потрясены жизнелюбием Виктора, потому что, когда его оперировали повторно, он читал стихи, рассказывал какие-то истории и так далее. Когда бы ты с ним ни встретился, в радости или в горе, естественно, какое-то время уделялось тому или иному моменту, а потом всё равно разговор всегда переходил на творчество, и это огромнейшая заслуга Виктора. Мало научить артиста быть артистом, его ещё надо научить быть человеком в искусстве».
Что значит «быть человеком в искусстве»? Это колоссальная ответственность перед своей профессией, партнёрами, зрителями – большими и маленькими. В своё время в репертуаре Борцова были два детских спектакля – «Умные вещи» Самуила Маршака и бажовский «Каменный цветок».
Музыканта – так звали его персонажа из «Умных вещей» — Борцов играл долго, лет двадцать пять.
«У Виктора была центральная роль, — говорит Юрий Соломин, — с песнями, танцами – он прекрасно поёт, великолепно чувствует движение, пластику – и всё начинало вокруг него вертеться».
«…Довольно ответственная вещь. Моего героя, этакого разлюбовничка, на Новый год и школьные каникулы играть было очень сложно. Потом ввёлся Назаров, а я стал играть сказку в филиале. Он мне звонил и говорил: «У меня нет голоса. Может, придёте, сыграете вместо меня?» А я ему: «Нет, милый!» То есть, десять дней отдай, не греши».
Зато филиальский «Каменный цветок» давал возможность встретить Новый год в своё удовольствие: чем страшнее и помятее была физиономия злодея-приказчика Северьяна Убойцы, тем лучше. Инсценировка была сделана сразу по нескольким произведениям Бажова, и Борцов, работая над ролью, перечитал буквально все сказы, выискивая всякие интересные «словинки». Так он вышел на прелестную фразу «Дозвольте замереть в глубоком бонжуре». С такими словами Северьян раболепно склонялся перед невозмутимым князем (изумительный Виталий Коняев), пообещавшим отдать за приказчика молоденькую девушку Катю. Правда, прозвучала эта фраза только в телеверсии спектакля.
Сниматься в кино и на телевидении Борцов начал ещё в 1959 году. Среди фильмов с его участием — «Песнь о Кольцове», «Первый троллейбус», «Верьте мне, люди», «Баллада о старом оружии», «И снова Анискин», «Визит дамы», «Дневной поезд», «Гардемарины, вперёд!», «Хождение по мукам»… Перечислить все работы Виктора Андреевича Борцова просто невозможно. Но о его главной кинороли разговор особый.
…Вы можете жить в Саратове, Иркутске, Мышкине, никогда не побывать в Москве и, соответственно, в Малом театре, но при наличии телевизора вы хотя бы раз в жизни видели «Покровские ворота». За прошедшие два десятилетия фильм разлетелся на цитаты, прямо как «Горе от ума». Кто же не помнит: «Я вся такая внезапная, вся такая противоречивая», «высокие, высокие отношения», «натюрлих, Маргарита Павловна!», и – надпись на часах мужу: «Спасибо за сладостные секунды!» Этот сомнительный комплимент выгравировал по заказу дамы Савва Игнатьевич Ефимов. Кстати, фамилия Саввы в народном сознании как-то не прижилась, да и зачем она эпическому герою?! Большой, красивый, жизнерадостный и простодушный, Савва Игнатьевич – находка для любой женщины: и мастер на все руки, и подчиняется беспрекословно. Его совершенно не смущает существование бок о бок с недотёпой Хоботовым, первым мужем Маргариты Павловны. «В нём есть нечто подлинное», — говорит после знакомства с Саввой потрясённый Глеб Орлович, и с ним нельзя не согласиться.
«Покровские ворота», помимо прочих достоинств, отличает великолепный актёрский состав. Партнёрами Борцова были Олег Меньшиков, Инна Ульянова, Анатолий Равикович, Леонид Броневой, Софья Пилявская, Елена Коренева, Елизавета Никищихина, Игорь Дмитриев, Татьяна Догилева… Отдать предпочтение кому-нибудь из них было бы несправедливо, и всё же Инна Ульянова, сыгравшая Маргариту Павловну, советский вариант femme fatalе, стоит особняком.
«Мы тогда впервые встретились в работе. Это было 21 год назад, в прошлом году на Чистых прудах отметили юбилей фильма. Меня поразила одна вещь – огромный патлатый мужчина с удивительно детским выражением глаз. Он на редкость порядочный человек во всём – в отношениях с партнёром, с режиссёром, в быту. Мне надо было играть любовь, ну, это естественно, ведь Савва Игнатьевич нравился Маргарите Павловне, — и я себя ловила на том, что мне не приходится особенно насиловать свою природу. Нет, не потому что я была влюблена, просто было приятие этой личности – наивной, в чём-то бесконечно трогательной. На съёмках меня совершенно потрясло бережное и достойное отношение Виктора Андреевича к своей профессии. Я видела, как он всегда точен, собран, знает всё, что касается дела. К концу съёмок мы подружились, потому что Броневой Лёнечка немножко другого склада, Равикович всё время был в разъездах… С Виктором мы и сейчас перезваниваемся, обмениваемся впечатлениями о спектаклях. Первый, кого я зову на свои просмотры, пробные ещё, ну, знаете, чтобы сидел «свой» человек, чтобы было понятно, — это Виктор Андреевич. Потому что у него есть и чуткость, и знание профессии, и я уверена, что если он даст какой-то совет, то это всегда «до дела». Ведь партнёрство – это не только любезность и хорошие взаимоотношения, это ещё и умение видеть. Он – видит. Он не обо всём говорит, но мимо него ничего не проходит. Он трогательный, потрясающий человек. Общаться с ним – одно удовольствие.
- Инна Ивановна, почему Маргарита Павловна, «женщина сказочного ума», предпочла человека, на несколько, если не на много, интеллектуальных ступенек ниже себя?
- Знаете, Оленька, я ведь над этим не задумывалась… Но мы ведь ещё забываем ту сторону, Хоботова – изнервлённого интеллектуала: «Тебе бы любой в редакции щелчки давал, убогий, и ты бы загнулся, если бы не я!» Хоботов говорит: «Ну да, у него же всё в руках горит!» – «Это у тебя горит, а у него всё работает!» И ведь Савва Игнатьевич ещё крепкий мужчинка! Тогда он был просто роскошный, особенно за станком. Он ещё и музыкален, паразит, «Розамунду» пел он сам. И то, что Маргарита Павловна держит обоих, это не какой-нибудь там Фрейд, это обыкновенная ситуация, поскольку Хоботов одинок, поскольку – интеллект, поскольку Рембо, Вийон и тому подобное, а у этого – дрель».
Справедливости ради замечу, что в одном из интервью Михаил Козаков дал куда менее эротичную, но тоже интересную трактовку поведения Маргариты Павловны: Хоботов – это интеллигенция, Савва Игнатьевич – простой народ, а сама Маргарита Павловна – Советская власть. В общем, «истина где-то рядом».
Начавшиеся в восьмидесятые годы перемены не могли не отразиться и на театральном репертуаре. Вместе с перестройкой пришла гласность. Пьесы и инсценировки, запрещённые в своё время по идеологическим соображениям, доставались «из стола» и предоставлялись на суд зрителей. Так, вахтанговцы показали «Брестский мир» с Ульяновым в роли Ленина (сущая правда, а звучит, как каламбур), на Таганке с успехом возродили «Живого»… Разумеется, шли и совсем современные пьесы: всем памятен резонанс, вызванный «Премией» и «Говори…». Не остался в стороне и Малый театр: режиссёр Василий Фёдоров поставил социальную комедию «Обсуждению подлежит» публициста Алексея Косенкова. Главную роль – секретаря парторганизации колхоза Ефима Захаровича Егунова – сыграл Борцов.
Сейчас этот спектакль в Малом уже не идёт, никаких записей не сохранилось, но есть возможность поговорить с Василием Евгеньевичем Фёдоровым.
«Пьеса ставилась в 1987 году, когда уже стало возможно рассуждать по поводу нашей истории. По сюжету «Обсуждению подлежит» не сильно отличалось от «Премии» — секретарь парторганизации всё ставил на свои места. Что же касается Виктора Андреевича… Тогда ещё существовал художественный совет. И все члены худсовета — а это были артисты Малого театра — в один голос сказали: если бы все играли, как Борцов! Это было очень сложно – сыграть секретаря партийной организации, тем более в то время, убедительным, достоверным, да ещё и в комедийном жанре!
Конфликт в пьесе был вот в чём: заболевает секретарь парторганизации, на ком держался весь этот колхоз. Моментально начинается полный развал и разброд, и он, тяжело больной человек, подымается с больничной койки, идёт на собрание, где должны выбирать нового председателя колхоза, а тот такой плохой, присланный из райкома. И вот он решает во что бы то ни стало остановить этого претендента. Начинался спектакль с того, что лежит полумёртвый Ефим Захарович, к нему приходит и.о. секретаря парторганизации и рассказывает, как всё в колхозе плохо. Борцов приподнимался на постели: “Надои снизили?” – “Снизили…” – “Ох…” – и падал навзничь. Потом он вскакивал во весь рост на больничной койке – он же большой такой — и говорил: “Раздевайся!” Жора Оболенский раздевался до трусов, Борцов напяливал его одежду на себя, одежда трещала, и он шёл в таком виде спасать колхоз, а Жоре вместо Борцова делали сонный укол перед операцией. Пьеса очень хорошо написана, там много комических ситуаций. Допустим, приходил студент-практикант, которому без разницы было, кому делать укол. И он делал укол Жоре, и тут звучал духовой оркестр. Играл Борцов дивно. Настоящий социальный герой, но очень искренний, большой и беззащитный. …Говорить о нём можно бесконечно. Например, он очень точно играл физическое самочувствие, это немногие могут. Когда у его персонажа случался сердечный приступ – как это передашь? Борцов просто нагибался вперёд и застывал. И сидел так минут пять. То есть, у человека что-то «схватило», и он не может ни двинуться, ни пошевелиться, — это было так точно! Вокруг него бегали, он что-то говорил, отдавал какие-то распоряжения, ситуация была смешная, зал смеялся. Не случайно я говорю: если бы все играли, как Борцов! Потому что он очень искренний, убедительный и небезразличный и всегда точно понимает и ощущает жанр. Работая с ним, можно быть уверенным, что если ты, как постановщик, определился со своей целью, через него можно всё донести».
Сегодня в репертуаре Виктора Борцова пять ролей. Самая маленькая из них – князь Мстиславский в «Царе Фёдоре Иоанновиче» (помимо Мстиславского, Борцов в разные годы вводился на Федюка Старкова, князя Туренина и Красильникова). Кроме того, Виктор Андреевич играет в трёх постановках по Островскому, идущих на трёх сценах Малого театра: на основной это «Волки и овцы» (Лыняев), в филиале – «Свои люди – сочтёмся!» (Самсон Большов) и на малой сцене филиала – «Трудовой хлеб» (Потрохов). Плюс Вафля в «Дяде Ване». Вот об этих работах хотелось бы поговорить подробнее.
Свою первую чеховскую роль Виктор Борцов сыграл непростительно поздно. Так уж случилось, что Чехов, чьи ранние пьесы предназначались именно для Малого, смог занять достойное место в репертуаре нашего театра только в конце прошлого века – в 1988 году Борис Морозов поставил «Лешего», а в 1993-м Сергей Соловьёв – «Дядю Ваню». В соловьёвском спектакле, тонком, изящном и неторопливом, пронизанном осенней чеховской тоской и горечью крушения надежд, Борцов сыграл Илью Ильича Телегина, «по причине рябого лица» прозванного Вафлей. Этот Вафля – одинокий обедневший помещик, сразу после свадьбы брошенный женой и отдавший всё своё состояние её детям, рождённым вне брака. Имение, в котором разворачивается действие пьесы, принадлежало когда-то дяде Ильи Ильича, и теперь он приживал у Войницких.
Добрый, трогательный и наивный идеалист, привыкший ставить чужие интересы выше собственных, Телегин-Вафля вобрал в себя черты не только своего «предшественника» Дядина-Вафли, но и Ивана Ивановича Орловского – Сонино «крёстненький» и оговорка Елены Андреевны, назвавшей Телегина Иваном Ивановичем, — прямая отсылка ко «всеобщему утешителю» из «Лешего». Но, в отличие от персонажей «Лешего», борцовский Вафля изначально чувствует всю бесперспективность попыток примирить близких ему людей, и его восторженная реплика «Погода очаровательная, птички поют, живём мы все в мире и согласии – чего ещё нам?» так и повисает в воздухе.
Из почти трёх часов, что идёт спектакль, Борцов находится на сцене от силы минут тридцать, а все Вафлины реплики могли бы уместиться на полутора-двух страничках. Но для создания образа Борцову достаточно нескольких точных штрихов. Вот Вафля, держась на почтительном расстоянии от Серебряковых, появляется в саду; на нём измятый мешковатый костюм и нелепая панама. Большой и неуклюжий, он всё время жмётся по углам, боясь показаться назойливым и помешать. Порой в нём просыпается чувство собственного достоинства, и Вафля начинает отстаивать перед дядей Ваней свои наивные идеалы или давать отповедь Елене Андреевне, не знающей его имени-отчества. Но в большинстве случаев он просто покорно тушуется, не будучи в состоянии противостоять ни грубости дяди Вани, ни хамству Астрова. Есть что-то детское в том, как во время беспорядочной пальбы дяди Вани по профессору Серебрякову Вафля пытается спастись, взобравшись на садовую скамейку.
Борцов играет изумительно, лишний раз подтверждая старую театральную истину, что маленьких ролей не бывает. Его Вафля – такая же бесспорная удача спектакля, как дядя Ваня Юрия Соломина, Серебряков Юрия Каюрова или старая нянька Марина Елизаветы Солодовой.
…И конечно же, любимый автор Борцова, — Александр Николаевич Островский. В репертуаре Малого театра его пьесы занимают особое место. «Мне кажется, – говорит Виктор Андреевич, — что сейчас кроме Островского вообще ничего не надо ставить». Артист, чьё имя – Виктор Борцов – словно взято у самого драматурга, в своё время играл Петра в «Лесе», Досужева в «Доходном месте», Ахова («Не всё коту масленица»). Первой «островской» ролью Борцова стал бесшабашный Клавдий Горецкий. А спустя сорок с лишним лет «Волки и овцы» вернулись в репертуар Виктора Андреевича – в постановке, осуществлённой режиссёром Виталием Ивановым, артист сыграл одного из центральных персонажей, богатого помещика Михаила Борисовича Лыняева. Человек серьёзный и ответственный, Лыняев считает своим долгом присматривать за соседкой, молодой вдовой Купавиной, поскольку, по его мнению, «женщины ничего не знают, ничего не умеют, без опеки жить не могут». (Надо сказать, что поведение Купавиной только подтверждает правоту этих слов.) Лыняев неглуп, а должность почётного мирового судьи даёт ему независимость. В разговоре с ним Меропа Мурзавецкая, фактическая хозяйка губернии, даже не пытается привычно ханжить, ведь Лыняев видит её насквозь. Именно он произносит слова, вынесенные в заголовок пьесы: «Да разве кругом нас люди живут? Волки да овцы. Волки кушают овец, а овцы смиренно позволяют себя кушать».
Первое же появление Лыняева — Борцова заставляет вспомнить уайльдовских джентльменов – он хорош собой, элегантен и невозмутим. А главное – убеждённый холостяк. От женщин Лыняев бежит, как от чумы, подозревая их в коварном намерении насильно женить его на себе. Что, собственно, и происходит. Лыняева «кушает» Глафира, бедная родственница Мурзавецкой. Действует она в открытую, со всеми деталями и подробностями рассказывая Михайле Борисовичу, как могла бы его завлечь, будь на то её воля. Лыняев, даром что ленивый и «ожирелый», с удовольствием включается в игру: после общения с Купавиной так приятно поговорить с умной женщиной, да ещё и хорошенькой! «Волки и овцы», спектакль яркий, красочный и очень смешной, стоит посмотреть второй, третий, четвёртый раз хотя бы из-за знаменитой сцены обольщения. Лыняев слушает Глафиру с неподдельным интересом; ему кажется, что игра всё ещё идёт на равных, и он не замечает, что ловушка захлопнулась. Точно так же мы, зрители, не замечаем, как Борцов по ходу роли меняет амплуа — классический резонёр оборачивается простаком!
«Борцов настоящий Актёр, — говорит Ярослав Барышев, играющий Беркутова, — смотришь на него и радуешься. Он органичен сам по себе, а вдобавок ещё старается быть очень подлинным в деталях. В «Волках и овцах» он обязательно красит бороду, чтобы выглядеть помоложе. А потом приходят костюмеры и начинают ругаться разными словами, потому что воротнички после первого же спектакля становятся рыжими от грима».
«С Виктором Андреевичем всегда очень легко, — добавляет Александр Коршунов, исполнитель роли Мурзавецкого, — и в то же время ответственно, чтобы рядом с ним не оказаться фальшивым. В определённом смысле Борцов для меня критерий органики. Ему надо соответствовать».
В сегодняшнем «островском» репертуаре Виктора Борцова купец Большов из спектакля «Свои люди – сочтёмся!» (режиссёр Александр Четвёркин) занимает особое место. В большинстве пьес драматурга, разбирая того или иного персонажа, следует плясать от печки, то бишь от имени героя. Однако «Самсон Силыч Большов» – такое же имя-обманка, как, скажем, «Сила Ерофеич Грознов» в «Правде – хорошо, а счастье лучше». В отсылке к библейскому персонажу заключены уязвимость и двойственность замоскворецкого купца: Самсон Большов совсем не то, чем кажется самому себе. Он абсолютно искренен, когда распекает стряпчего Рисположенского (великолепная работа Владимира Носика) за пристрастие к «рюмочке», хотя для самого Самсона Силыча трезвость тоже не является нормой жизни. Лежащая в основе сюжета афера – объявить себя банкротом, чтобы не расплачиваться с кредиторами, — вызвана исключительно жадностью Большова. «Самсон Силыч купец богатейший, — рассуждает приказчик Лазарь Елизарыч, — …всё это дело… так, для препровождения времени затеял». Однако погоня за барышом не мешает Большову оставаться по-своему совестливым человеком: «У меня кредиторы богатые, что им сделается!» — говорит он в своё оправдание.
Двойственность персонажа читается и в его манере одеваться: вернувшись из города,