Новости

«Памяти Бориса Ивановича Равенских»

Татьяна Еремеева ВСПОМИНАЮ БОРИСА РАВЕНСКИХ

Сравнительно недавно канал «Культура» порадовал нас удивительным документальным фильмом «Драматическая песня». Это действительно был рассказ о «драматической песне» большого режиссера Бориса Ивановича Равенских. Нельзя не восхититься, с какой любовью и как глубоко сказали о судьбе этого режиссера ее авторы: Татьяна Забозлаева, Александра Равенских, Константин Орозалиев.

Борис Иванович был человеком тяжелой судьбы, кочевал по разным театральным коллективам, но мне кажется – именно в Малом театре в своей поразительной работе «Власть тьмы» он сполна выразил все свое творческое нутро. Спектакль этот просто нельзя забыть. Совсем недавно в одной встрече с мало знакомыми мне людьми я услышала вдруг от одного из них, что «Власть тьмы» для него – самый потрясающий спектакль последних лет. А прошло – сколько?– без малого тридцать лет. Прочитав эту «залежавшуюся» пьесу Толстого, которая пугала коллектив Малого театра своею мрачностью, Равенских создал спектакль о победе света над тьмой, о торжестве христианских призывов к добру. И небольшой коллектив участников, долго сомневавшийся и робевший, смог сполна раскрыть свой богатый талант, несмотря на недобрую атмосферу «незыблемых традиций».

Жизнь Бориса Ивановича складывалась сложно. Он встречался с противодействием группы актеров, несогласных с его методами работы, ему было трудно стать для Малого театра своим, да он и не стремился к этому, умел жить сам по себе. Он жил своими творческими планами. А в планах, как я услышала от него в Ясной поляне, был и «Борис Годунов» Пушкина.
Я имела счастье играть в его последнем спектакле «Возвращение на круги своя» И. Друцэ. Спектакль о судьбе Толстого. Знакомая с Борисом Ивановичем только издали, я стала свидетельницей его творческих мук. Помню его в поисках решений, в раздумьях и огорчениях, в неудовлетворенности, в минуты воодушевления, а подчас добродушной радости. Всегда непосредственный, всегда одержимый будущим своим созданием, он мог быть отсутствующим, усталым – это означало, что решение еще не пришло, что он ищет, думает, ловит.

Сложный авторский текст и огромная ответственность за саму фигуру Толстого заставляли его то впадать в отчаяние и неверие, то радоваться каждой светлой мысли. И я увидела, как однажды, отринув все колебания (а на колебания порой уходили недели), он в течение какого-то часа-двух решил финал спектакля, поставив гениальную точку. «Как показать уход и смерть Толстого? – рассуждал он. – Это театр – не быт. Я не хочу видеть на сцене постель, лекарства, врачей. Толстой должен умереть творцом, мыслящим до последней минуты». И вот: захлопнулись двери, огни мчащегося поезда, гудки… Толстой ушел. Длинный волчий тулуп. Трудно, медленно он идет вперед, к зрителю. На него направлен яркий луч прожектора. Звучит последний монолог Толстого – о солнце.
«Смотрел на удивительный солнечный закат. В нагроможденных облаках просвет, и там, как красный неправильный уголь, солнце… И подумал: нет, этот мир не шутка, не юдоль испытания только и перехода в мир лучший, вечный, а это один из вечных миров, который прекрасен, радостен и который мы не только можем, но должны сделать прекраснее и радостнее для живущих с нами и для тех, кто после нас будет жить в нем».

Луч света постепенно сужается, остается только на лице, глазах, на лбу… Как недавнее воспоминание Толстого звучит Шопен… Мы слышим: «Вот и конец. И ничего… Как просто и как хорошо». Луч постепенно тухнет. Всё.
Я помню, как все, кто присутствовал на репетиции, были буквально потрясены этим решением, которое не потребовало ни повторов, ни поправок. Это было то, что объясняется одной фразой: «Все гениальное просто».

Татьяна Еремеева,
Народная артистка России, актриса Малого театра


Благодарим Галину Борисовну Ровенских за предоставленный материал