Новости

ВАСИЛИЙ БОЧКАРЕВ: «Мне нравится будить в зрителе ребенка»

Он — вне кино, телевидения и вне всякой публичности. Толпы поклонников не бросаются к нему за автографом, а люди в вагоне метро не изучают с жадностью его лицо, напротив, это он предельно внимателен к людям. Про него можно было бы сказать: он не в обойме. Если бы не одно маленькое «но». Василий БОЧКАРЕВ — первоклассный артист, занятый в центральных ролях чуть ли не трети огромного репертуара Малого театра. Он блистателен на сцене, уважаем и обожаем театральным зрителем. Он — один из лидеров Малого театра. И при этом напрочь лишен премьерства и самолюбования.

- Когда-то давно вы признались, что работа над ролью Павла в спектакле Театра им. Станиславского «Васса Железнова» повлияла определенным образом на вашу жизнь. Павел уходил из семьи — вы ушли тогда из театра. Получается, что те или иные роли моделируют судьбу, жизнь артиста?

- Роль действительно концентрирует то, что есть в актере, выявляет все движения его души. Особенно если это жесткий театр, стирающий границу между психикой актера и его персонажем. Но сейчас мне более интересен игровой театр, когда можно подмигнуть из-под маски, когда можно смешивать жанры и не скрывать, что это — театр. Мне нравится «вытаскивать» из зрителя детство и самому как бы превращаться в ребенка, сажать всех в песочницу и говорить: «Вот смотрите, я делаю куличик!» И плакать, если куличик сломался. Где-то около 40 — 50 городов России мы объездили с Арменом Борисовичем Джигарханяном и Ирой Розановой, играя антрепризный спектакль «Любовь и кролики». И должен сказать, что все мы ошибаемся, считая нашу публику консервативной! Ни в одном театре я не почувствовал отчуждения и непонимания: зритель всегда идет на игру, он хочет участвовать в ней, быть действующим лицом.

- Интерактивный театр?

- Да, я именно за такой театр, хотя в отношении Малого театра, наверное, надо соблюдать осторожность.

- Роман с кино у вас так и не сложился? Трудно поверить, что вас не приглашают в какие-нибудь телесериалы.

- Нет, не приглашают. В детстве меня пробовали на фильм «Чук и Гек», даже не помню уже, на какую именно роль — то ли на Чука, то ли на Гека. Но я не прошел по пробам, и с тех пор отношения с кино у меня не ладятся. Я в этом плане спокоен и даже, положа руку на сердце, рад. Наверное, что-то не пришло, ведь все диктуется свыше. И потом, мне удалось избежать той ситуации, про которую одна актриса замечательно говорила: «Деньги истрачены, а позор остался».

- Но ведь и о деньгах приходится думать!

- Ну, какое-то пособие обеспечено в Малом театре. Мой родной Дом не даст умереть с голоду. И потом, возникают время от времени какие-то антрепризы. Меня больше беспокоит судьба молодых артистов, которым надо и одеться красиво, и на концерт сходить. И еще обидней за актеров старшего поколения, того же Евгения Валерьяновича Самойлова, нашу легенду. Впрочем, напоминать об этом просто безнравственно. Опять «актеры с протянутой рукой» и так далее. Пускай такие, как доктор Львов, скажут кому следует прямо в глаза: «Это — подлость!»

- Кстати, доктор Львов в спектакле Малого театра «Иванов» — одна из последних ваших работ — получился на редкость человечным, убедительным в своей искренности. Чем этот жесткий человек для вас привлекателен?

- Что мне симпатично во Львове — так это его умение называть вещи своими именами. Мне самому, как и многим другим, это несвойственно. А иногда надо говорить прямо: «Это — плохо!» или: «Вы мне несимпатичны». На это тоже нужно определенное воспитание.

- На мой взгляд, тщеславие — одно из необходимых качеств, сопутствующих актерской профессии. Жажда славы — ведь это допинг, стимул выходить на сцену и хорошо работать. Вы этого качества лишены, так говорят люди, вас хорошо знающие. Что же тогда вами движет?

- Может быть, наступает такой момент, когда «стяжание радости в сердце своем» (как говорил Серафим Саровский) является самым важным.

- Но это в жизни, а я имею в виду театр. Что для вас здесь «стяжание радости»?

- Антон Павлович Чехов говорил: «Я наслаждаюсь уважением людей». Вот когда я вижу человека, которого я уважаю, я счастлив.

- В зрительном зале?

- В зале, в театре, на улице, где угодно. Я счастлив, когда вижу красивую женщину, красивого человека или старика, и особенно старика. Мне все больше хочется вглядываться в эти лица, читать по этим рукам, морщинкам вокруг глаз.
Когда я еду в метро или в электричке, я получаю наслаждение от того, что изучаю лицо и понимаю, точно вдруг слышу отголосок внутри себя, что этот человек всю жизнь делал то, что должно, и жил по совести. И я очень много таких людей встречаю, поверьте!

- Вы очень много играете в театре, спектаклей 10 — 15 в месяц, наверное?

- 10 — 15 спектаклей — это только в Малом театре, а еще в Театре «Школа современной пьесы» у Райхельгауза, еще в антрепризе. Получается 20 — 25 спектаклей в месяц.

- Это же большие энергетические затраты. Откуда берутся силы?

- Все очень просто. Актерская профессия — это образ жизни. И сам порой не знаешь, откуда что берется. Приходишь на спектакль усталый, выходишь на сцену — играешь замечательно. Ведь я занимаюсь этим 40 лет, и помимо меня здесь уже есть что-то наработанное. В Малом театре все согрето, «намолено», эти стены тебе сами все дают. Ведь то, что было когда-то артистом выплеснуто, не исчезает, сохраняется. Вот Елена Николаевна Гоголева, которая в последние годы уже с трудом передвигалась, выезжала в «Холопах» на коляске и три с половиной часа сидела в этой коляске на сцене. Что можно было после этого еще сыграть? А она играла в последнем акте с Руфиной Нифонтовой так, как будто это было начало спектакля. Откуда только силы брались?! Потом она вставала, мы с Женей Глушенко ее поддерживали — в ней уже ничего не было, одна сила духа!

- На дом, на семейные обязанности силы остаются?

- Ну конечно! Артисты — счастливые люди. Если у тебя внутри что-то «варится», если ты обдумываешь роль, например, можно при этом чем угодно заниматься — копать, колоть дрова, стоять в очереди, а при этом у тебя внутри будет идти процесс.

- А семья большая?

- У меня есть любимая теща, жена, дочь, и еще есть собака. Дочь Оля учится на втором курсе Медицинской академии.

- Значит, актерская профессия ее не заинтересовала?

- У нас сильные медицинские корни: и дедушка, и прадед ее были известнейшими хирургами, и жена моя в этом деле человек вполне осведомленный.
В нашей семье воспитание дочери заключалось только в одном: все проблемы, которые возникали, по любой теме — они были известны дочери, раскрыты перед ней с первого дня рождения. И на протяжении всех девятнадцати лет мы ни из чего не делали тайны.
Конечно, каждый актер, общаясь с ребенком, репетирует, обновляет свою непосредственность, свою органичность, забитую разными ролями. Для любого артиста дети, внуки — это та репетиционная комната, в которой зарождаются какие-то интересные персонажи и, главное, находятся ответы на многие важные вопросы.

- Отношения с женой — это тоже репетиционная комната?

- Я не могу сказать, что это не так. К тому же моя жена, Людмила Розанова, сама актриса, она работает в Театре им.Станиславского. У нас были большие баталии, с этим связанные: она репетирует, я репетирую, и мы друг на друге репетируем... Значит, надо было нам пройти через все эти жизненные моменты, и мы их прошли. Мы живем вместе уже 22 года и семь лет назад обвенчались.

- Поколение вашей дочери любопытно ли, понятно ли вам?

- Нам нравятся совершенно разные вещи. Например, вот недавно они смотрели передачу «За стеклом», а я не могу это смотреть, потому что меня с детства приучили за другими не подглядывать. Но что поделаешь, теперь все — на продажу.
Я уже не говорю про музыкальные пристрастия, они тоже различны, и это понятно. А нравится в дочери и ее друзьях то, что они очень серьезно относятся к своей учебе. Нагрузки у них сейчас огромные, и на учебу уходит почти все время.

- У вас на гримировальном столике лежат книги. Вы много читаете?

- Без книг и жить нельзя. Конечно, в первую очередь, это книги по искусству, воспоминания. И большой объем религиозной литературы, жития святых. Вот, например, замечательная книга Пестова «Современная практика православного благочестия». Естественно, Библия, — было бы даже странно, если бы ее не было. Ну а про классику и говорить нечего, я обожаю Бунина, Чехова...
Я говорил про «стяжание радости»: вдруг отчего-то становится так хорошо на душе, и думаешь, где, у кого же это или нечто похожее было, — а, у Александра Сергеевича, конечно. Или у Бродского. Оно само позовет.

- Кинофильмы оставляют похожие впечатления?

- Да, конечно. Вот недавно на гастролях включил телевизор, а там – «Белый Бим Черное ухо». Это же потрясающий фильм! Видишь, как все просто, предельно просто, без всякого антуража сделано и сразу, по прямой тропке, идет прямо в сердце.

- Вопрос последний, и самый нехороший, потому что не оставляет места для компромисса: если бы вам пришлось выбирать между домом и профессией, куда бы позвало вас сердце?

- «Но только лиры милой не отдам!» Я так скажу. Раньше я выбрал бы, конечно, профессию. Но сейчас, в свои 59, мне говорить это как-то несерьезно. Мне хочется ответить так: нет, я все-таки останусь дома, хотя внутренне и содрогнусь.


14 — 20 февраля 2002 г.
Беседу вела Алла АНУФРИЕВА