Новости

ВИКТОР КОРШУНОВ: ЖИВУ ВО ВРЕМЕНА МОИ...

ВИКТОР КОРШУНОВ: ЖИВУ ВО ВРЕМЕНА МОИ...

Борис Годунов, Петр I, шведский король Густав Васа, Лопахин в «Вишневом саде», Глумов в «На всякого мудреца довольно простоты», Сорин в «Чайке», Чугунов в «Волках и овцах»!.. Это лишь некоторые роли, сыгранные замечательным актером Малого театра, народным артистом Виктором Коршуновым. А еще он директор Малого театра и профессор Театрального училища имени М.С.Щепкина. Недавно вышла книга его воспоминаний. Он назвал ее одним словом — «Пережитое».

- Виктор Иванович, вы поступили в труппу Малого в 1952 году и, таким образом, застали легендарных «стариков». Как они встречали молодых актеров, в частности вас?

— Это были личности, я бы сказал, «глыбистые». Именно поэтому у них было особое отношение к своим молодым преемникам. Они знали, что актеры приходят и уходят, а Малый театр остается. Яблочкина, Турчанинова, Рыжова задавали благородный и строгий тон всей жизни Малого. Они охотно делились с нами историями, байками, именно так, без всякого менторства, открывали нам законы старейшей сцены. Эти рассказы воспринимались нами, словно легенды древних греков. Еще бы! Талант юной Яблочкиной отметил сам Островский. А Турчанинова в сезоне 1891-1892 годов сыграла в «Плодах просвещения» Толстого. После спектакля сам автор подозвал ее и похвалил...

— Мне казалось, что существует какой-то документ — устав, манифест или нечто подобное, в котором записаны законы Малого театра.

— Нет! Конечно, нет! В таком случае традиции превратились бы в догму, а Малый театр — в их хранилище. А театру «замузеиваться» категорически противопоказано. Наши традиции потому и живы, что они передаются от одного поколения другому. Хотя согласен с вами в том, что они могут размываться со временем. Это и побудило меня написать книгу, чтобы зафиксировать эти правила, по которым Дом Островского продолжал жить во второй половине ХХ века, не погиб в трудные 90-е годы и встретил новое тысячелетие.

— Сколько же эпох вам довелось пережить в стенах Малого театра?! Поступили на его сцену при Сталине, потом последовали «оттепель», «застой», перестройка, и вот теперь...

— У Арсения Тарковского в стихотворении «Рукопись» есть такая строка: «Я тот, кто жил во времена мои...»

— Только не «жил», а «жил и живу»! ...Вы образно назвали постперестроечный период «морем неизвестности». Какой конкретный смысл вы вкладывали в эти слова?

— И каждый из нас, и вся страна переживали в 90-е годы одно и то же: все плыли неизвестно куда, всех нас штормило. И Малый театр тоже. В его судьбе отразилось все происходившее в России. Зданию потребовался грандиозный ремонт, на который государство уже денег практически не давало. Одновременно стоял вопрос о спасении труппы. Были предложения разделить ее на две части, образовав два театра, один из которых помещался бы в здании на Театральной площади, а другой — в помещении нашего филиала на Ордынке. А репертуар? В том же самом вновь отстроенном к весне 1995 года филиале можно было огромные деньги заработать, ставя модные тогда «чернуху и порнуху».

— Но ведь вы не пошли по этому скользкому пути, почему? — А вы сами и ответили на свой вопрос. Но путь этот не просто скользкий для старейшего театра страны, он губительный. Малый театр в таком случае сошел бы с невидимых глазу опор, заложенных нашими предками.

— В 90-е годы театральный мир увлекся публичными спорами, однако ваш театр это дурное поветрие не охватило. Неужели у вас с художественным руководителем Юрием Мефодьевичем Соломиным не возникало и не возникает споров?

— Сейчас уже привыкли, что Малый театр «не штормит», а было ведь, что слаженность и неразрывность нашего с Юрой «дуэта» даже ставили в пример другим руководителям театров. Нам же она кажется естественной, потому что мы единомышленники. Нас и наши семьи связывает полувековая дружба. Это вовсе не означает, что между нами не возникают споры. Их не может не быть у достаточно разных людей. Однако каждый из нас, оставаясь самим собой, стремится найти компромиссное решение. И я считаю нашей заслугой тот факт, что удалось сохранить коллектив единым и неделимым.

— Виктор Иванович! Актер, директор, педагог — какая из этих разных театральных профессий для вас является главной?

— Безусловно, профессия актера! Остальные «выросли» из нее.

Рад возможности обратиться к читателям «Учительской газеты». Для меня учителя — люди особые. Я учился во время Великой Отечественной войны, и наши педагоги, оставляя за порогом школы свои невзгоды, сумели создать добрую семейную атмосферу. Они относились к нам как к родным, что в свою очередь порождало и добрые отношения между детьми. Если вдруг возникала между мальчишками драка, то в какой-то момент рука останавливалась, потому что вдруг вспоминалось, что у твоего «соперника» кого-то из родных нет в живых... Русский язык и литературу у нас вел Сергей Александрович, внешне походивший на Дон Кихота. Он привил нам любовь к русской словесности, вкус к декламации. Но помимо этого он постоянно будоражил наши мысли. 1942 год, победа под Сталинградом. Мы все ликуем, в классе все ходуном ходит. Входит в класс Сергей Александрович, спокойно смотрит на нас и не пляшет от радости. Кто-то неуверенно произнес: «Победа ведь...» «Да, — отвечает учитель. — Но на месте Паулюса я бы застрелился». Мы ахнули. Он говорил совсем не то, что писали в газетах или передавали по радио. Оказалось, что на событие это можно посмотреть по-другому — с позиции чести генерала, проигравшего сражение... Воспитание культуры, духовности — главная задача учителей. Но ведь та же задача и у театра.

— А каким образом вы стали педагогом?
— Получилось это само собой, на педагогическую работу меня пригласил Волков, один из ведущих режиссеров нашего театра, руководивший курсом в Щепкинском училище. Приглашение Леонида Андреевича меня очень удивило, я только три года назад выпорхнул из гнезда — Школы-студии МХАТ. И все же в душу запали его слова: «Я наблюдал за тем, как вы увлеченно относитесь к своему делу, как умеете общаться с людьми, и пришел к выводу, что вы не только сможете заниматься педагогикой, но она будет вам интересна». Предложение такого авторитетного человека мне польстило: дай, думаю, попробую.

— И как результат — несметное количество «звезд», зажженных вами на театральном и кинематографическом небосклонах: Светлана Немоляева, Людмила Крылова, Людмила Полякова, Василий Бочкарев, Валерий Баринов, Александр Домогаров, Игорь Петренко и многие-многие другие. Что касается вашей актерской судьбы, есть наверняка и неосуществленные мечты?
— Мне всегда были интересны характеры сильных людей. А потому в образах, обросших определенными стереотипами, я старался отыскать сильные струны. К примеру, Молчалин в «Горе от ума». Я категорически не хотел его играть. Я возненавидел этого Молчалина, но... пришлось полюбить. И полюбить именно за силу характера, как это ни странно звучит. Таким я его и сыграл — сильным, знающим себе цену, понимающим, в каком обществе живет. И с Чацким он не играл в поддавки, держал себя на равных, а где-то и побеждал его.
Есть, конечно, неосуществленные планы. Уже довольно давно Ричард III меня привлекал мощью своей личности, которая в смутные времена, когда подорваны основы государства и страна погружена в хаос, одерживает верх надо всеми.
И еще всегда меня мучило: какой же это силой надо обладать, чтобы заставить вдову, поднявшую на него, Ричарда, кинжал, не заколоть его, а дьявольским красноречием и изумительным актерским даром сделать ее через некоторое время своей женой?! В юности я думал, что он силой любви подчиняет Анну своей воле. Но нет! Любви там нет! Все то же лицемерие!
Однако сыграть Ричарда не случилось. Вообще, юношеские мечты редко сбываются, особенно у актеров.

— У вас есть в жизни еще одна «роль»: вы стали основателем актерской династии.
— Здесь скорее надо говорить о династии Еланских — Судаковых — Коршуновых. Я не из актерской семьи. А вот моя жена Екатерина Ильинична — дочь Клавдии Николаевны Еланской, прославленной актрисы МХАТа, и Ильи Яковлевича Судакова, не менее именитого режиссера и актера. С Катей мы учились на одном курсе Школы-студии. Она продолжила дело своего отца, стала режиссером, основав театр «Сфера». Наш единственный сын Саша работает в труппе Малого театра, ставит спектакли. Его старший сын Степан — тоже актер Малого, но увлекся режиссурой и окончил Высшие режиссерские курсы у Аллы Суриковой. Младшая дочь Саши Клавдия (ее назвали в честь прабабушки) — актриса театра «Современник». У нее был там успешный дебют в роли Даши Шатовой в нашумевшем спектакле Анджея Вайды «Бесы». Востребована она и в кино. В июне 2006 года я стал прадедом, у Степана родилась дочь Екатерина — назвали тоже в честь прабабушки.

Маргарита Марутян
«Учительская газета», 10 марта 2009


Дата публикации: 18.03.2009
ВИКТОР КОРШУНОВ: ЖИВУ ВО ВРЕМЕНА МОИ...

Борис Годунов, Петр I, шведский король Густав Васа, Лопахин в «Вишневом саде», Глумов в «На всякого мудреца довольно простоты», Сорин в «Чайке», Чугунов в «Волках и овцах»!.. Это лишь некоторые роли, сыгранные замечательным актером Малого театра, народным артистом Виктором Коршуновым. А еще он директор Малого театра и профессор Театрального училища имени М.С.Щепкина. Недавно вышла книга его воспоминаний. Он назвал ее одним словом — «Пережитое».

- Виктор Иванович, вы поступили в труппу Малого в 1952 году и, таким образом, застали легендарных «стариков». Как они встречали молодых актеров, в частности вас?

— Это были личности, я бы сказал, «глыбистые». Именно поэтому у них было особое отношение к своим молодым преемникам. Они знали, что актеры приходят и уходят, а Малый театр остается. Яблочкина, Турчанинова, Рыжова задавали благородный и строгий тон всей жизни Малого. Они охотно делились с нами историями, байками, именно так, без всякого менторства, открывали нам законы старейшей сцены. Эти рассказы воспринимались нами, словно легенды древних греков. Еще бы! Талант юной Яблочкиной отметил сам Островский. А Турчанинова в сезоне 1891-1892 годов сыграла в «Плодах просвещения» Толстого. После спектакля сам автор подозвал ее и похвалил...

— Мне казалось, что существует какой-то документ — устав, манифест или нечто подобное, в котором записаны законы Малого театра.

— Нет! Конечно, нет! В таком случае традиции превратились бы в догму, а Малый театр — в их хранилище. А театру «замузеиваться» категорически противопоказано. Наши традиции потому и живы, что они передаются от одного поколения другому. Хотя согласен с вами в том, что они могут размываться со временем. Это и побудило меня написать книгу, чтобы зафиксировать эти правила, по которым Дом Островского продолжал жить во второй половине ХХ века, не погиб в трудные 90-е годы и встретил новое тысячелетие.

— Сколько же эпох вам довелось пережить в стенах Малого театра?! Поступили на его сцену при Сталине, потом последовали «оттепель», «застой», перестройка, и вот теперь...

— У Арсения Тарковского в стихотворении «Рукопись» есть такая строка: «Я тот, кто жил во времена мои...»

— Только не «жил», а «жил и живу»! ...Вы образно назвали постперестроечный период «морем неизвестности». Какой конкретный смысл вы вкладывали в эти слова?

— И каждый из нас, и вся страна переживали в 90-е годы одно и то же: все плыли неизвестно куда, всех нас штормило. И Малый театр тоже. В его судьбе отразилось все происходившее в России. Зданию потребовался грандиозный ремонт, на который государство уже денег практически не давало. Одновременно стоял вопрос о спасении труппы. Были предложения разделить ее на две части, образовав два театра, один из которых помещался бы в здании на Театральной площади, а другой — в помещении нашего филиала на Ордынке. А репертуар? В том же самом вновь отстроенном к весне 1995 года филиале можно было огромные деньги заработать, ставя модные тогда «чернуху и порнуху».

— Но ведь вы не пошли по этому скользкому пути, почему? — А вы сами и ответили на свой вопрос. Но путь этот не просто скользкий для старейшего театра страны, он губительный. Малый театр в таком случае сошел бы с невидимых глазу опор, заложенных нашими предками.

— В 90-е годы театральный мир увлекся публичными спорами, однако ваш театр это дурное поветрие не охватило. Неужели у вас с художественным руководителем Юрием Мефодьевичем Соломиным не возникало и не возникает споров?

— Сейчас уже привыкли, что Малый театр «не штормит», а было ведь, что слаженность и неразрывность нашего с Юрой «дуэта» даже ставили в пример другим руководителям театров. Нам же она кажется естественной, потому что мы единомышленники. Нас и наши семьи связывает полувековая дружба. Это вовсе не означает, что между нами не возникают споры. Их не может не быть у достаточно разных людей. Однако каждый из нас, оставаясь самим собой, стремится найти компромиссное решение. И я считаю нашей заслугой тот факт, что удалось сохранить коллектив единым и неделимым.

— Виктор Иванович! Актер, директор, педагог — какая из этих разных театральных профессий для вас является главной?

— Безусловно, профессия актера! Остальные «выросли» из нее.

Рад возможности обратиться к читателям «Учительской газеты». Для меня учителя — люди особые. Я учился во время Великой Отечественной войны, и наши педагоги, оставляя за порогом школы свои невзгоды, сумели создать добрую семейную атмосферу. Они относились к нам как к родным, что в свою очередь порождало и добрые отношения между детьми. Если вдруг возникала между мальчишками драка, то в какой-то момент рука останавливалась, потому что вдруг вспоминалось, что у твоего «соперника» кого-то из родных нет в живых... Русский язык и литературу у нас вел Сергей Александрович, внешне походивший на Дон Кихота. Он привил нам любовь к русской словесности, вкус к декламации. Но помимо этого он постоянно будоражил наши мысли. 1942 год, победа под Сталинградом. Мы все ликуем, в классе все ходуном ходит. Входит в класс Сергей Александрович, спокойно смотрит на нас и не пляшет от радости. Кто-то неуверенно произнес: «Победа ведь...» «Да, — отвечает учитель. — Но на месте Паулюса я бы застрелился». Мы ахнули. Он говорил совсем не то, что писали в газетах или передавали по радио. Оказалось, что на событие это можно посмотреть по-другому — с позиции чести генерала, проигравшего сражение... Воспитание культуры, духовности — главная задача учителей. Но ведь та же задача и у театра.

— А каким образом вы стали педагогом?
— Получилось это само собой, на педагогическую работу меня пригласил Волков, один из ведущих режиссеров нашего театра, руководивший курсом в Щепкинском училище. Приглашение Леонида Андреевича меня очень удивило, я только три года назад выпорхнул из гнезда — Школы-студии МХАТ. И все же в душу запали его слова: «Я наблюдал за тем, как вы увлеченно относитесь к своему делу, как умеете общаться с людьми, и пришел к выводу, что вы не только сможете заниматься педагогикой, но она будет вам интересна». Предложение такого авторитетного человека мне польстило: дай, думаю, попробую.

— И как результат — несметное количество «звезд», зажженных вами на театральном и кинематографическом небосклонах: Светлана Немоляева, Людмила Крылова, Людмила Полякова, Василий Бочкарев, Валерий Баринов, Александр Домогаров, Игорь Петренко и многие-многие другие. Что касается вашей актерской судьбы, есть наверняка и неосуществленные мечты?
— Мне всегда были интересны характеры сильных людей. А потому в образах, обросших определенными стереотипами, я старался отыскать сильные струны. К примеру, Молчалин в «Горе от ума». Я категорически не хотел его играть. Я возненавидел этого Молчалина, но... пришлось полюбить. И полюбить именно за силу характера, как это ни странно звучит. Таким я его и сыграл — сильным, знающим себе цену, понимающим, в каком обществе живет. И с Чацким он не играл в поддавки, держал себя на равных, а где-то и побеждал его.
Есть, конечно, неосуществленные планы. Уже довольно давно Ричард III меня привлекал мощью своей личности, которая в смутные времена, когда подорваны основы государства и страна погружена в хаос, одерживает верх надо всеми.
И еще всегда меня мучило: какой же это силой надо обладать, чтобы заставить вдову, поднявшую на него, Ричарда, кинжал, не заколоть его, а дьявольским красноречием и изумительным актерским даром сделать ее через некоторое время своей женой?! В юности я думал, что он силой любви подчиняет Анну своей воле. Но нет! Любви там нет! Все то же лицемерие!
Однако сыграть Ричарда не случилось. Вообще, юношеские мечты редко сбываются, особенно у актеров.

— У вас есть в жизни еще одна «роль»: вы стали основателем актерской династии.
— Здесь скорее надо говорить о династии Еланских — Судаковых — Коршуновых. Я не из актерской семьи. А вот моя жена Екатерина Ильинична — дочь Клавдии Николаевны Еланской, прославленной актрисы МХАТа, и Ильи Яковлевича Судакова, не менее именитого режиссера и актера. С Катей мы учились на одном курсе Школы-студии. Она продолжила дело своего отца, стала режиссером, основав театр «Сфера». Наш единственный сын Саша работает в труппе Малого театра, ставит спектакли. Его старший сын Степан — тоже актер Малого, но увлекся режиссурой и окончил Высшие режиссерские курсы у Аллы Суриковой. Младшая дочь Саши Клавдия (ее назвали в честь прабабушки) — актриса театра «Современник». У нее был там успешный дебют в роли Даши Шатовой в нашумевшем спектакле Анджея Вайды «Бесы». Востребована она и в кино. В июне 2006 года я стал прадедом, у Степана родилась дочь Екатерина — назвали тоже в честь прабабушки.

Маргарита Марутян
«Учительская газета», 10 марта 2009


Дата публикации: 18.03.2009