Новости
ОБВАЛ ПАМЯТИ
ОБВАЛ ПАМЯТИ
ОБВАЛ ПАМЯТИ
«Безумный, безумный Генрих». Малый театр
Честно говоря, сегодня творческие особенности письма, стиля и интеллектуального направления того или иного драматурга как-то отходят на второй план. Если что-то и интересует режиссера вкупе с театром, так это сюжет, который будет подан на сцене, согласно пониманию конкретного постановщика. Наверное, в этом есть некий резон, если спектакль ориентирован на обычного зрителя и не претендует на концептуальные свершения. Для иного найдутся и иные подмостки, а также продвинутая публика. Спектакль Малого театра «Безумный, безумный Генрих» по пьесе Луиджи Пиранделло «Генрих IV» в постановке Владимира Бейлиса сделан по первому рецепту.
Пиранделло в 80-х годах минувшего столетия частенько появлялся на столичных сценах, и тогда-то в нем как раз искали что-то отличное от традиционной драматургии, от типичного хода событий и привычного образа мыслей. Достаточно вспомнить хотя бы «Шестеро персонажей в поисках автора» Анатолия Васильева, ставших в свое время сценическим событием. Да и сам Владимир Бейлис с этим автором знаком. Сегодня же приходишь, например, в Театр имени Пушкина на спектакль Михаила Бычкова «Человек, зверь и добродетель» и спустя три часа уходишь с явным ощущением незатейливой бульварной пьески, предназначенной для антрепризного чеса.
В Малом театре, по счастью, этого не случилось. Хотя все своеобразие пиранделловской драматургии тоже ушло без следа - поставлен вполне традиционный спектакль с налетом сценического «романтизма». Нельзя сказать, чтобы пьеса от этого выиграла, наоборот, в ней чуялся перебор шумной риторики и утомительная многословность, которую в подобной ситуации без особого греха можно было бы купировать. Кстати, так называемая театральность Пиранделло - вещь сомнительная. Что греха таить, во многих его пьесах персонажи и события - не более чем иллюстрация интеллектуальной авторской концепции на тему души и маски, подлинности бытия и мнимости существования и т.д. Если же режиссер дарует им абсолютную самостоятельность и самодостаточность, превращая их из «категорий» в живых людей, то они моментально начинают казаться вымученно-претенциозными, странными и устремленными к умозрительным проблемам, мало интересным современному зрителю. И если говорить о грани между безумием и нормальностью (о чем, собственно, и идет речь в пьесе), то, кажется, в период работы над подобным произведением стоит стать хоть чуточку «сумасшедшим».
По крайней мере, в сценографии Эдуарда Кочергина этот внебытовой, иллюзорный уровень существования угадывается. Причудливые островерхие ширмы, поворачиваясь вокруг своей оси, постоянно трансформируют одно и то же место действия. Огромный диск, подвешенный над сценой, вспыхивает десятками звездочек. Ну и, конечно же, музыкально-атмосферный аккомпанемент композитора Григория Гоберника рождает нужное настроение. Причем все это вращается, зажигается и звучит, словно повинуясь чьей-то неведомой воле, хотя и в, безусловно, нужный момент. И странным образом диссонирует с абсолютно традиционным поведением актеров.
Изысканный сюжет о том, как некий молодой человек, упав с лошади, на несколько лет вместе со своим поврежденным сознанием остался в ХI столетии, в эпохе германского короля Генриха IV (обретя же нормальность, предпочел это не афишировать), сегодня обращен в некий психиатрический сеанс. Проводит его доктор Дженони (С.Вещев), вместе с которым в замке спустя 20 лет собрались участники той костюмированной кавалькады: прежняя возлюбленная Генриха Матильда (О.Пашкова), ее нынешний любовник барон Тито (В.Петров), а также дочь Матильды Фрида (А.Иванова), поразительно похожая на мать. Путем психиатрических экспериментов доктор и Ко намереваются вернуть мнимому Генриху IV рассудок, не догадываясь о том, что он давно уже дурачит всех.
И далее запутанного сюжета вся эта история не идет. Пиранделловские подтексты и нюансы, безмолвные прозрения и узнавания тонут в бытовом поведении, жеманно-истерических интонациях Матильды, типовых актерских проходах по сцене туда-сюда и тому подобных банальных вещах. Единственный человек, который смог бы на ином, не всегда даже вербальном уровне, высветлить эту мрачную историю, конечно же, сам Генрих IV - Вячеслав Езепов.
И тут, конечно, стоит честно признать - артист опоздал к этой роли лет на 20. Нет, он и сегодня играет ее замечательно, темпераментно, на эмоциональном подъеме. Но меняются смыслы. Генрих - Езепов предстает человеком, умудренным всяческим жизненным опытом, в том числе и тем, который принесло с собой безумие, как ни парадоксально это прозвучит. Любовные мотивы - не более чем воспоминание и не сулят продолжения. У этого Генриха все в прошлом, и все уже понято. Он, ей-богу, ближе к какому-нибудь королю Лиру, нежели к неуспокоенному пиранделловскому персонажу. Он играет комедианта с нарумяненными щеками, заиканием и благоприобретенным нервным тиком. Его монологи звучны, осмысленны, но не выходят за уровень текста. И в этом не вина артиста, который делает все, что может, и делает по высшему разряду. Но сама история, увы, проясняется мало. Здесь вообще как бы две категории: банальное «общество» и попытка возрастного «романтического» героя, в котором эмоции смиряются рассудком...
Что же до публики, то она весьма сдержанна и аншлага не создает, несмотря на то, что со дня премьеры прошло совсем мало времени. С другой стороны, здесь нет столь шокирующих «обвалов», которые неприятно поразили в предшествующей «Касатке». И все же современный Малый театр оставляет немало вопросов, касающихся и режиссуры, и, увы, актерского уровня, и вообще некой умозрительной линии дальнейшего развития этого старейшего московского театра, которая сегодня явно выглядит пунктиром.
Ирина АЛПАТОВА
«Культура» 29 января 2009 года
«Безумный, безумный Генрих». Малый театр
Честно говоря, сегодня творческие особенности письма, стиля и интеллектуального направления того или иного драматурга как-то отходят на второй план. Если что-то и интересует режиссера вкупе с театром, так это сюжет, который будет подан на сцене, согласно пониманию конкретного постановщика. Наверное, в этом есть некий резон, если спектакль ориентирован на обычного зрителя и не претендует на концептуальные свершения. Для иного найдутся и иные подмостки, а также продвинутая публика. Спектакль Малого театра «Безумный, безумный Генрих» по пьесе Луиджи Пиранделло «Генрих IV» в постановке Владимира Бейлиса сделан по первому рецепту.
Пиранделло в 80-х годах минувшего столетия частенько появлялся на столичных сценах, и тогда-то в нем как раз искали что-то отличное от традиционной драматургии, от типичного хода событий и привычного образа мыслей. Достаточно вспомнить хотя бы «Шестеро персонажей в поисках автора» Анатолия Васильева, ставших в свое время сценическим событием. Да и сам Владимир Бейлис с этим автором знаком. Сегодня же приходишь, например, в Театр имени Пушкина на спектакль Михаила Бычкова «Человек, зверь и добродетель» и спустя три часа уходишь с явным ощущением незатейливой бульварной пьески, предназначенной для антрепризного чеса.
В Малом театре, по счастью, этого не случилось. Хотя все своеобразие пиранделловской драматургии тоже ушло без следа - поставлен вполне традиционный спектакль с налетом сценического «романтизма». Нельзя сказать, чтобы пьеса от этого выиграла, наоборот, в ней чуялся перебор шумной риторики и утомительная многословность, которую в подобной ситуации без особого греха можно было бы купировать. Кстати, так называемая театральность Пиранделло - вещь сомнительная. Что греха таить, во многих его пьесах персонажи и события - не более чем иллюстрация интеллектуальной авторской концепции на тему души и маски, подлинности бытия и мнимости существования и т.д. Если же режиссер дарует им абсолютную самостоятельность и самодостаточность, превращая их из «категорий» в живых людей, то они моментально начинают казаться вымученно-претенциозными, странными и устремленными к умозрительным проблемам, мало интересным современному зрителю. И если говорить о грани между безумием и нормальностью (о чем, собственно, и идет речь в пьесе), то, кажется, в период работы над подобным произведением стоит стать хоть чуточку «сумасшедшим».
По крайней мере, в сценографии Эдуарда Кочергина этот внебытовой, иллюзорный уровень существования угадывается. Причудливые островерхие ширмы, поворачиваясь вокруг своей оси, постоянно трансформируют одно и то же место действия. Огромный диск, подвешенный над сценой, вспыхивает десятками звездочек. Ну и, конечно же, музыкально-атмосферный аккомпанемент композитора Григория Гоберника рождает нужное настроение. Причем все это вращается, зажигается и звучит, словно повинуясь чьей-то неведомой воле, хотя и в, безусловно, нужный момент. И странным образом диссонирует с абсолютно традиционным поведением актеров.
Изысканный сюжет о том, как некий молодой человек, упав с лошади, на несколько лет вместе со своим поврежденным сознанием остался в ХI столетии, в эпохе германского короля Генриха IV (обретя же нормальность, предпочел это не афишировать), сегодня обращен в некий психиатрический сеанс. Проводит его доктор Дженони (С.Вещев), вместе с которым в замке спустя 20 лет собрались участники той костюмированной кавалькады: прежняя возлюбленная Генриха Матильда (О.Пашкова), ее нынешний любовник барон Тито (В.Петров), а также дочь Матильды Фрида (А.Иванова), поразительно похожая на мать. Путем психиатрических экспериментов доктор и Ко намереваются вернуть мнимому Генриху IV рассудок, не догадываясь о том, что он давно уже дурачит всех.
И далее запутанного сюжета вся эта история не идет. Пиранделловские подтексты и нюансы, безмолвные прозрения и узнавания тонут в бытовом поведении, жеманно-истерических интонациях Матильды, типовых актерских проходах по сцене туда-сюда и тому подобных банальных вещах. Единственный человек, который смог бы на ином, не всегда даже вербальном уровне, высветлить эту мрачную историю, конечно же, сам Генрих IV - Вячеслав Езепов.
И тут, конечно, стоит честно признать - артист опоздал к этой роли лет на 20. Нет, он и сегодня играет ее замечательно, темпераментно, на эмоциональном подъеме. Но меняются смыслы. Генрих - Езепов предстает человеком, умудренным всяческим жизненным опытом, в том числе и тем, который принесло с собой безумие, как ни парадоксально это прозвучит. Любовные мотивы - не более чем воспоминание и не сулят продолжения. У этого Генриха все в прошлом, и все уже понято. Он, ей-богу, ближе к какому-нибудь королю Лиру, нежели к неуспокоенному пиранделловскому персонажу. Он играет комедианта с нарумяненными щеками, заиканием и благоприобретенным нервным тиком. Его монологи звучны, осмысленны, но не выходят за уровень текста. И в этом не вина артиста, который делает все, что может, и делает по высшему разряду. Но сама история, увы, проясняется мало. Здесь вообще как бы две категории: банальное «общество» и попытка возрастного «романтического» героя, в котором эмоции смиряются рассудком...
Что же до публики, то она весьма сдержанна и аншлага не создает, несмотря на то, что со дня премьеры прошло совсем мало времени. С другой стороны, здесь нет столь шокирующих «обвалов», которые неприятно поразили в предшествующей «Касатке». И все же современный Малый театр оставляет немало вопросов, касающихся и режиссуры, и, увы, актерского уровня, и вообще некой умозрительной линии дальнейшего развития этого старейшего московского театра, которая сегодня явно выглядит пунктиром.
Ирина АЛПАТОВА
«Культура» 29 января 2009 года
Дата публикации: 30.01.2009
ОБВАЛ ПАМЯТИ
«Безумный, безумный Генрих». Малый театр
Честно говоря, сегодня творческие особенности письма, стиля и интеллектуального направления того или иного драматурга как-то отходят на второй план. Если что-то и интересует режиссера вкупе с театром, так это сюжет, который будет подан на сцене, согласно пониманию конкретного постановщика. Наверное, в этом есть некий резон, если спектакль ориентирован на обычного зрителя и не претендует на концептуальные свершения. Для иного найдутся и иные подмостки, а также продвинутая публика. Спектакль Малого театра «Безумный, безумный Генрих» по пьесе Луиджи Пиранделло «Генрих IV» в постановке Владимира Бейлиса сделан по первому рецепту.
Пиранделло в 80-х годах минувшего столетия частенько появлялся на столичных сценах, и тогда-то в нем как раз искали что-то отличное от традиционной драматургии, от типичного хода событий и привычного образа мыслей. Достаточно вспомнить хотя бы «Шестеро персонажей в поисках автора» Анатолия Васильева, ставших в свое время сценическим событием. Да и сам Владимир Бейлис с этим автором знаком. Сегодня же приходишь, например, в Театр имени Пушкина на спектакль Михаила Бычкова «Человек, зверь и добродетель» и спустя три часа уходишь с явным ощущением незатейливой бульварной пьески, предназначенной для антрепризного чеса.
В Малом театре, по счастью, этого не случилось. Хотя все своеобразие пиранделловской драматургии тоже ушло без следа - поставлен вполне традиционный спектакль с налетом сценического «романтизма». Нельзя сказать, чтобы пьеса от этого выиграла, наоборот, в ней чуялся перебор шумной риторики и утомительная многословность, которую в подобной ситуации без особого греха можно было бы купировать. Кстати, так называемая театральность Пиранделло - вещь сомнительная. Что греха таить, во многих его пьесах персонажи и события - не более чем иллюстрация интеллектуальной авторской концепции на тему души и маски, подлинности бытия и мнимости существования и т.д. Если же режиссер дарует им абсолютную самостоятельность и самодостаточность, превращая их из «категорий» в живых людей, то они моментально начинают казаться вымученно-претенциозными, странными и устремленными к умозрительным проблемам, мало интересным современному зрителю. И если говорить о грани между безумием и нормальностью (о чем, собственно, и идет речь в пьесе), то, кажется, в период работы над подобным произведением стоит стать хоть чуточку «сумасшедшим».
По крайней мере, в сценографии Эдуарда Кочергина этот внебытовой, иллюзорный уровень существования угадывается. Причудливые островерхие ширмы, поворачиваясь вокруг своей оси, постоянно трансформируют одно и то же место действия. Огромный диск, подвешенный над сценой, вспыхивает десятками звездочек. Ну и, конечно же, музыкально-атмосферный аккомпанемент композитора Григория Гоберника рождает нужное настроение. Причем все это вращается, зажигается и звучит, словно повинуясь чьей-то неведомой воле, хотя и в, безусловно, нужный момент. И странным образом диссонирует с абсолютно традиционным поведением актеров.
Изысканный сюжет о том, как некий молодой человек, упав с лошади, на несколько лет вместе со своим поврежденным сознанием остался в ХI столетии, в эпохе германского короля Генриха IV (обретя же нормальность, предпочел это не афишировать), сегодня обращен в некий психиатрический сеанс. Проводит его доктор Дженони (С.Вещев), вместе с которым в замке спустя 20 лет собрались участники той костюмированной кавалькады: прежняя возлюбленная Генриха Матильда (О.Пашкова), ее нынешний любовник барон Тито (В.Петров), а также дочь Матильды Фрида (А.Иванова), поразительно похожая на мать. Путем психиатрических экспериментов доктор и Ко намереваются вернуть мнимому Генриху IV рассудок, не догадываясь о том, что он давно уже дурачит всех.
И далее запутанного сюжета вся эта история не идет. Пиранделловские подтексты и нюансы, безмолвные прозрения и узнавания тонут в бытовом поведении, жеманно-истерических интонациях Матильды, типовых актерских проходах по сцене туда-сюда и тому подобных банальных вещах. Единственный человек, который смог бы на ином, не всегда даже вербальном уровне, высветлить эту мрачную историю, конечно же, сам Генрих IV - Вячеслав Езепов.
И тут, конечно, стоит честно признать - артист опоздал к этой роли лет на 20. Нет, он и сегодня играет ее замечательно, темпераментно, на эмоциональном подъеме. Но меняются смыслы. Генрих - Езепов предстает человеком, умудренным всяческим жизненным опытом, в том числе и тем, который принесло с собой безумие, как ни парадоксально это прозвучит. Любовные мотивы - не более чем воспоминание и не сулят продолжения. У этого Генриха все в прошлом, и все уже понято. Он, ей-богу, ближе к какому-нибудь королю Лиру, нежели к неуспокоенному пиранделловскому персонажу. Он играет комедианта с нарумяненными щеками, заиканием и благоприобретенным нервным тиком. Его монологи звучны, осмысленны, но не выходят за уровень текста. И в этом не вина артиста, который делает все, что может, и делает по высшему разряду. Но сама история, увы, проясняется мало. Здесь вообще как бы две категории: банальное «общество» и попытка возрастного «романтического» героя, в котором эмоции смиряются рассудком...
Что же до публики, то она весьма сдержанна и аншлага не создает, несмотря на то, что со дня премьеры прошло совсем мало времени. С другой стороны, здесь нет столь шокирующих «обвалов», которые неприятно поразили в предшествующей «Касатке». И все же современный Малый театр оставляет немало вопросов, касающихся и режиссуры, и, увы, актерского уровня, и вообще некой умозрительной линии дальнейшего развития этого старейшего московского театра, которая сегодня явно выглядит пунктиром.
Ирина АЛПАТОВА
«Культура» 29 января 2009 года
«Безумный, безумный Генрих». Малый театр
Честно говоря, сегодня творческие особенности письма, стиля и интеллектуального направления того или иного драматурга как-то отходят на второй план. Если что-то и интересует режиссера вкупе с театром, так это сюжет, который будет подан на сцене, согласно пониманию конкретного постановщика. Наверное, в этом есть некий резон, если спектакль ориентирован на обычного зрителя и не претендует на концептуальные свершения. Для иного найдутся и иные подмостки, а также продвинутая публика. Спектакль Малого театра «Безумный, безумный Генрих» по пьесе Луиджи Пиранделло «Генрих IV» в постановке Владимира Бейлиса сделан по первому рецепту.
Пиранделло в 80-х годах минувшего столетия частенько появлялся на столичных сценах, и тогда-то в нем как раз искали что-то отличное от традиционной драматургии, от типичного хода событий и привычного образа мыслей. Достаточно вспомнить хотя бы «Шестеро персонажей в поисках автора» Анатолия Васильева, ставших в свое время сценическим событием. Да и сам Владимир Бейлис с этим автором знаком. Сегодня же приходишь, например, в Театр имени Пушкина на спектакль Михаила Бычкова «Человек, зверь и добродетель» и спустя три часа уходишь с явным ощущением незатейливой бульварной пьески, предназначенной для антрепризного чеса.
В Малом театре, по счастью, этого не случилось. Хотя все своеобразие пиранделловской драматургии тоже ушло без следа - поставлен вполне традиционный спектакль с налетом сценического «романтизма». Нельзя сказать, чтобы пьеса от этого выиграла, наоборот, в ней чуялся перебор шумной риторики и утомительная многословность, которую в подобной ситуации без особого греха можно было бы купировать. Кстати, так называемая театральность Пиранделло - вещь сомнительная. Что греха таить, во многих его пьесах персонажи и события - не более чем иллюстрация интеллектуальной авторской концепции на тему души и маски, подлинности бытия и мнимости существования и т.д. Если же режиссер дарует им абсолютную самостоятельность и самодостаточность, превращая их из «категорий» в живых людей, то они моментально начинают казаться вымученно-претенциозными, странными и устремленными к умозрительным проблемам, мало интересным современному зрителю. И если говорить о грани между безумием и нормальностью (о чем, собственно, и идет речь в пьесе), то, кажется, в период работы над подобным произведением стоит стать хоть чуточку «сумасшедшим».
По крайней мере, в сценографии Эдуарда Кочергина этот внебытовой, иллюзорный уровень существования угадывается. Причудливые островерхие ширмы, поворачиваясь вокруг своей оси, постоянно трансформируют одно и то же место действия. Огромный диск, подвешенный над сценой, вспыхивает десятками звездочек. Ну и, конечно же, музыкально-атмосферный аккомпанемент композитора Григория Гоберника рождает нужное настроение. Причем все это вращается, зажигается и звучит, словно повинуясь чьей-то неведомой воле, хотя и в, безусловно, нужный момент. И странным образом диссонирует с абсолютно традиционным поведением актеров.
Изысканный сюжет о том, как некий молодой человек, упав с лошади, на несколько лет вместе со своим поврежденным сознанием остался в ХI столетии, в эпохе германского короля Генриха IV (обретя же нормальность, предпочел это не афишировать), сегодня обращен в некий психиатрический сеанс. Проводит его доктор Дженони (С.Вещев), вместе с которым в замке спустя 20 лет собрались участники той костюмированной кавалькады: прежняя возлюбленная Генриха Матильда (О.Пашкова), ее нынешний любовник барон Тито (В.Петров), а также дочь Матильды Фрида (А.Иванова), поразительно похожая на мать. Путем психиатрических экспериментов доктор и Ко намереваются вернуть мнимому Генриху IV рассудок, не догадываясь о том, что он давно уже дурачит всех.
И далее запутанного сюжета вся эта история не идет. Пиранделловские подтексты и нюансы, безмолвные прозрения и узнавания тонут в бытовом поведении, жеманно-истерических интонациях Матильды, типовых актерских проходах по сцене туда-сюда и тому подобных банальных вещах. Единственный человек, который смог бы на ином, не всегда даже вербальном уровне, высветлить эту мрачную историю, конечно же, сам Генрих IV - Вячеслав Езепов.
И тут, конечно, стоит честно признать - артист опоздал к этой роли лет на 20. Нет, он и сегодня играет ее замечательно, темпераментно, на эмоциональном подъеме. Но меняются смыслы. Генрих - Езепов предстает человеком, умудренным всяческим жизненным опытом, в том числе и тем, который принесло с собой безумие, как ни парадоксально это прозвучит. Любовные мотивы - не более чем воспоминание и не сулят продолжения. У этого Генриха все в прошлом, и все уже понято. Он, ей-богу, ближе к какому-нибудь королю Лиру, нежели к неуспокоенному пиранделловскому персонажу. Он играет комедианта с нарумяненными щеками, заиканием и благоприобретенным нервным тиком. Его монологи звучны, осмысленны, но не выходят за уровень текста. И в этом не вина артиста, который делает все, что может, и делает по высшему разряду. Но сама история, увы, проясняется мало. Здесь вообще как бы две категории: банальное «общество» и попытка возрастного «романтического» героя, в котором эмоции смиряются рассудком...
Что же до публики, то она весьма сдержанна и аншлага не создает, несмотря на то, что со дня премьеры прошло совсем мало времени. С другой стороны, здесь нет столь шокирующих «обвалов», которые неприятно поразили в предшествующей «Касатке». И все же современный Малый театр оставляет немало вопросов, касающихся и режиссуры, и, увы, актерского уровня, и вообще некой умозрительной линии дальнейшего развития этого старейшего московского театра, которая сегодня явно выглядит пунктиром.
Ирина АЛПАТОВА
«Культура» 29 января 2009 года
Дата публикации: 30.01.2009
Художественный руководитель Малого театра —
народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин
Партнеры
Информационная поддержка
Оценка качества услуг учреждений культуры
