Новости
ЖИЗНЬ БЕЗ СОВЕСТИ — ЭТО УЖЕ НЕ ЖИЗНЬ
ЖИЗНЬ БЕЗ СОВЕСТИ — ЭТО УЖЕ НЕ ЖИЗНЬ
ЖИЗНЬ БЕЗ СОВЕСТИ — ЭТО УЖЕ НЕ ЖИЗНЬ
Зачем Юрий Соломин поставил «Власть тьмы»
Эта пьеса Льва Толстого, ставшая первым его большим драматическим произведением, неразрывно связана с Малым театром. Написанная в 1886 году и выдержавшая почти десятилетний цензурный запрет, она ставится затем одновременно на нескольких сценах, причем в Малом спектакль посетил сам автор. А еще одно незабываемое событие — постановка здесь же «Власти тьмы» в 1956 году Борисом Равенских с потрясающей актерской работой Игоря Ильинского в роли правдолюбца Акима.
НО МОЖНО ЛИ СКАЗАТЬ, что сегодняшнее обращение Юрия Соломина к пьесе Толстого, вошедшей в историю родного театра, означает лишь дань художественной традиции? Ни в коем случае! Осмелюсь утверждать: выбор именно этого литературного материала для очередной своей режиссерской работы руководитель Малого сделал прежде всего по зову жизни, в которой мы нынче находимся и которая нравственным терзаниям классика более чем вековой давности придаёт необыкновенную, острейшую актуальность.
Толстой весь возрос на нравственности. Для него неписаный закон внутри человека не ниже, а зачастую гораздо выше того, который зафиксирован в правовых уложениях. Нарушив его — неписаный,- безоглядно жизнелюбивый крестьянский сын Никита постепенно утрачивает эту свою жизнелюбивость, полностью попадая под власть тьмы, то есть духовной смерти. Становится убийцей собственного едва родившегося ребёнка.
Это происходит в пьесе, и автору важно проследить, как оно в жизни происходит. В основу «Власти тьмы» , что не раз у Толстого бывало, положен жизненный сюжет — уголовное дело крестьянина Тульской губернии Ефрема Колоскова, которого Лев Николаевич посетил в тюрьме. «В деле этом,- рассказывал писатель,- имелось именно такое же, как приведено и во «Власти тьмы» , убийство ребёнка, прижитого от падчерицы, причём виновник убийства точно так же каялся всенародно на свадьбе этой падчерицы».
Падение через тёмные лабиринты души — ниже некуда! — есть падение нравственное. И покаяние в содеянном — тоже нравственный акт. Когда душа мучается, страдает и в конце концов не выдерживает страшной тяжести — прорывается в публичном признании, хотя, казалось бы, со стороны ничто к тому человека не понуждает.
Молодой актёр Алексей Фаддеев сумел психологически убедительно провести своего Никиту от разбитного и беззаботного парня до надорванного и обессиленного в безысходных внутренних мучениях страдальца. Сперва запнётся, когда будет убеждать себя, что нет ничего особенного «в неправде божиться». Потом помутнеет душой, когда запросит у него прощения умирающий Пётр (заслуженный артист России Владимир Носик), перед которым он сам куда виноватее. А потом вдруг — наверное, неожиданно для самого себя — буквально взвоет: «Ох, скучно мне, как скучно!» И не сможет запеть любимую песню про ласточку сизокрылую, не дастся она ему, не получится у него. Кстати, трогательная песня эта, найденная среди народных и в чём-то доработанная авторами спектакля, становится удивительно тонким, пронзительным его лейтмотивом.
Во зле у Никиты есть пособники или даже движители. Это и Анисья, которая во что бы то ни стало хочет женить его на себе, в талантливом исполнении Инны Ивановой; а самое главное — мать родная, Матрёна. Роль ее стала прямо-таки этапной для народной артистки России Ирины Муравьёвой. Дело не только в полном внешнем перевоплощении популярной актрисы, которая предстает перед зрителями совершенно неузнаваемой. Важно, что ее мастерское искусство позволяет очень впечатляюще передать бытовой, обиходный характер вселенского зла. Свои шуточки-прибауточки Муравьёва-Матрёна проговаривает абсолютно «между прочим», тогда как речь идёт о том, чтобы отравить человека. И «потрудиться» изъявляет желание — чтобы обмыть отравленного. А далее будет призывать «потрудиться» сына, когда замыслит умертвить и закопать младенца — внука своего.
Да, зло вот такое, вполне бытовое, без каких-то приподнятых театральных котурнов. И тем страшнее оно, засасывающее людей в трясину одного за другим. Какое название у этого зла? В конце концов обнаруживается с неопровержимой ясностью: деньги.
Именно деньги заставляют многих напрочь забыть нравственный закон, о котором помнит всё время, кажется, лишь убогий и косноязычный Аким. У Достоевского возник князь Мышкин с его детски незамутнённым взглядом на творящееся вокруг, а у Толстого — этот вовсе не притязательный мужичок, с трудом выражающий бередящие его мысли. Да ведь они по сути и просты до предела. Не обманывай ни в большом, ни в малом, не живи за счёт другого, не обижай других... Но как нужен кто-то в жизни, чтобы этим истинам следовал и про них напоминал!
Вы понимаете, что без явлений Акима, которого в соломинском спектакле глубоко и достоверно играет народный артист России Алексей Кудинович, без его вроде бы наивных, даже смешноватых для окружающих проповедей не произошло бы раскаяния-катарсиса, постигающего в финале заблудшего донельзя сына, готового уже и петлю себе на шею набросить от жуткого отчаяния при осознании того, что натворил.
Участникам трагических событий до поры до времени представляется, будто богатство в доме, не важно, какими средствами обретённое, всё оправдает и всё спишет. А вот ему, Акиму, не по себе. «Ты в богатстве, тае, как в сетях,- бросает он сыну в кульминационной сцене, завершающейся протестным уходом из этого дома. — В сетях ты, значит. Ах, Микишка, душа надобна!»
Кудинович проводит эту сцену тоже вроде бы как вполне бытовую, пафос его приглушён, однако тем самым впечатление не снижается, а даже усиливается. И все эти Акимовы оценки неправедной жизни — «скверность» , «пакость» , «кривьё» — словно выстрелы крайней тревоги посреди общего приноравливания к неправедности, привычки к ней и приятия ее.
Надо видеть, как еще в начале тревожно вглядывается Кудинович-Аким в лицо сына, солгавшего и не побоявшегося при этом крест на себя наложить. Надо видеть, как позднее, весь сжавшись и отвернувшись, сидит старик возле печки, пораженный гнусностью происходящего в сыновнем доме. А с каким искренним недоумением воспринимает он за несколько минут до этого откровения о грабительской сущности банковской системы, которые излагает ему Митрич — бывалый солдат, ставший теперь у разбогатевшего Никиты работником (сочный, колоритный образ создал в спектакле народный артист России Александр Потапов). По Толстому, здравым взглядом требуется поглядеть на многое из того, что несёт с собой капитализм, и тогда противоестественность считающегося нормальным станет очевидной.
Сегодня власть говорит о «правовом нигилизме» и необходимости уважать законы. Однако, во-первых, встаёт вопрос, насколько эти законы справедливы, а во-вторых, ни слова не говорится о нигилизме нравственном, который как раз по причине узаконенной несправедливости приобрел в нынешнем нашем обществе характер полного произвола. Ведь нравственные требования фактически отброшены, ликвидированы, сведены на нет. Их никто из властей предержащих и не упоминает вовсе!
Например, «назначенный» кандидат на президентскую должность, ставший теперь избранным президентом, о главной своей задаче сказал так: «Чтобы жить было не стыдно, а комфортно». Выходит, если комфортно (то есть удобно, богато), тогда и не стыдно? Но абсолютное большинство нынешних богачей должны бы ой как стыдиться этого своего богатства, нажитого самыми что ни на есть неправедными путями. Тут толстовский Никита невинным дитём покажется. Однако про стыд и совесть какого-нибудь Абрамовича смешно даже говорить.
Больше того! Не раз приходилось слышать от современных родителей: «Да надо ли сегодня воспитывать ребенка так, чтобы жил он по совести? Если по совести, затопчут». В общем, получается, что конец всем нравственным заповедям. Иные в ходу: «Не обманешь — не проживешь» , «Умри ты сегодня, а я завтра» , «Не пойман — не вор»...
Вот почему, идя на «Власть тьмы» , я думал: а дойдет ли до ума и сердца людей спектакль о нравственности в пору тотальной, воинствующей, циничной безнравственности? Напряженная тишина зрительного зала от начала до конца действия лучше всего ответила на мой вопрос. Точно так же было и в другой вечер.
Значит, еще не всё потеряно! И, значит, не зря поставил Юрий Мефодьевич этот свой спектакль — действительно, в высшей степени актуальный и нужный.
... Когда открывается занавес, в проеме сцены — распахнувшееся во всю высь небо, созданное вместе с крестьянским двором, избой и силуэтом деревни на горизонте художником Александром Глазуновым. Оно будет и над летней землей, и над зимней, над любовными страстями людей и душераздирающими их преступлениями. Когда-то великий философ заметил, что знает только два удивляющих его чуда в жизни — «звездное небо надо мной и нравственный закон во мне». Однако что ждет человека и человечество, общество и страну, вознамерившиеся этот закон отменить, поставив вместо него всевластие собственности, «комфорта» и чистогана?
У Толстого грозно звучит: погибель.
Автор: Виктор КОЖЕМЯКО
Источник: Правда-КПРФ
Дата: 20.03.2008
Зачем Юрий Соломин поставил «Власть тьмы»
Эта пьеса Льва Толстого, ставшая первым его большим драматическим произведением, неразрывно связана с Малым театром. Написанная в 1886 году и выдержавшая почти десятилетний цензурный запрет, она ставится затем одновременно на нескольких сценах, причем в Малом спектакль посетил сам автор. А еще одно незабываемое событие — постановка здесь же «Власти тьмы» в 1956 году Борисом Равенских с потрясающей актерской работой Игоря Ильинского в роли правдолюбца Акима.
НО МОЖНО ЛИ СКАЗАТЬ, что сегодняшнее обращение Юрия Соломина к пьесе Толстого, вошедшей в историю родного театра, означает лишь дань художественной традиции? Ни в коем случае! Осмелюсь утверждать: выбор именно этого литературного материала для очередной своей режиссерской работы руководитель Малого сделал прежде всего по зову жизни, в которой мы нынче находимся и которая нравственным терзаниям классика более чем вековой давности придаёт необыкновенную, острейшую актуальность.
Толстой весь возрос на нравственности. Для него неписаный закон внутри человека не ниже, а зачастую гораздо выше того, который зафиксирован в правовых уложениях. Нарушив его — неписаный,- безоглядно жизнелюбивый крестьянский сын Никита постепенно утрачивает эту свою жизнелюбивость, полностью попадая под власть тьмы, то есть духовной смерти. Становится убийцей собственного едва родившегося ребёнка.
Это происходит в пьесе, и автору важно проследить, как оно в жизни происходит. В основу «Власти тьмы» , что не раз у Толстого бывало, положен жизненный сюжет — уголовное дело крестьянина Тульской губернии Ефрема Колоскова, которого Лев Николаевич посетил в тюрьме. «В деле этом,- рассказывал писатель,- имелось именно такое же, как приведено и во «Власти тьмы» , убийство ребёнка, прижитого от падчерицы, причём виновник убийства точно так же каялся всенародно на свадьбе этой падчерицы».
Падение через тёмные лабиринты души — ниже некуда! — есть падение нравственное. И покаяние в содеянном — тоже нравственный акт. Когда душа мучается, страдает и в конце концов не выдерживает страшной тяжести — прорывается в публичном признании, хотя, казалось бы, со стороны ничто к тому человека не понуждает.
Молодой актёр Алексей Фаддеев сумел психологически убедительно провести своего Никиту от разбитного и беззаботного парня до надорванного и обессиленного в безысходных внутренних мучениях страдальца. Сперва запнётся, когда будет убеждать себя, что нет ничего особенного «в неправде божиться». Потом помутнеет душой, когда запросит у него прощения умирающий Пётр (заслуженный артист России Владимир Носик), перед которым он сам куда виноватее. А потом вдруг — наверное, неожиданно для самого себя — буквально взвоет: «Ох, скучно мне, как скучно!» И не сможет запеть любимую песню про ласточку сизокрылую, не дастся она ему, не получится у него. Кстати, трогательная песня эта, найденная среди народных и в чём-то доработанная авторами спектакля, становится удивительно тонким, пронзительным его лейтмотивом.
Во зле у Никиты есть пособники или даже движители. Это и Анисья, которая во что бы то ни стало хочет женить его на себе, в талантливом исполнении Инны Ивановой; а самое главное — мать родная, Матрёна. Роль ее стала прямо-таки этапной для народной артистки России Ирины Муравьёвой. Дело не только в полном внешнем перевоплощении популярной актрисы, которая предстает перед зрителями совершенно неузнаваемой. Важно, что ее мастерское искусство позволяет очень впечатляюще передать бытовой, обиходный характер вселенского зла. Свои шуточки-прибауточки Муравьёва-Матрёна проговаривает абсолютно «между прочим», тогда как речь идёт о том, чтобы отравить человека. И «потрудиться» изъявляет желание — чтобы обмыть отравленного. А далее будет призывать «потрудиться» сына, когда замыслит умертвить и закопать младенца — внука своего.
Да, зло вот такое, вполне бытовое, без каких-то приподнятых театральных котурнов. И тем страшнее оно, засасывающее людей в трясину одного за другим. Какое название у этого зла? В конце концов обнаруживается с неопровержимой ясностью: деньги.
Именно деньги заставляют многих напрочь забыть нравственный закон, о котором помнит всё время, кажется, лишь убогий и косноязычный Аким. У Достоевского возник князь Мышкин с его детски незамутнённым взглядом на творящееся вокруг, а у Толстого — этот вовсе не притязательный мужичок, с трудом выражающий бередящие его мысли. Да ведь они по сути и просты до предела. Не обманывай ни в большом, ни в малом, не живи за счёт другого, не обижай других... Но как нужен кто-то в жизни, чтобы этим истинам следовал и про них напоминал!
Вы понимаете, что без явлений Акима, которого в соломинском спектакле глубоко и достоверно играет народный артист России Алексей Кудинович, без его вроде бы наивных, даже смешноватых для окружающих проповедей не произошло бы раскаяния-катарсиса, постигающего в финале заблудшего донельзя сына, готового уже и петлю себе на шею набросить от жуткого отчаяния при осознании того, что натворил.
Участникам трагических событий до поры до времени представляется, будто богатство в доме, не важно, какими средствами обретённое, всё оправдает и всё спишет. А вот ему, Акиму, не по себе. «Ты в богатстве, тае, как в сетях,- бросает он сыну в кульминационной сцене, завершающейся протестным уходом из этого дома. — В сетях ты, значит. Ах, Микишка, душа надобна!»
Кудинович проводит эту сцену тоже вроде бы как вполне бытовую, пафос его приглушён, однако тем самым впечатление не снижается, а даже усиливается. И все эти Акимовы оценки неправедной жизни — «скверность» , «пакость» , «кривьё» — словно выстрелы крайней тревоги посреди общего приноравливания к неправедности, привычки к ней и приятия ее.
Надо видеть, как еще в начале тревожно вглядывается Кудинович-Аким в лицо сына, солгавшего и не побоявшегося при этом крест на себя наложить. Надо видеть, как позднее, весь сжавшись и отвернувшись, сидит старик возле печки, пораженный гнусностью происходящего в сыновнем доме. А с каким искренним недоумением воспринимает он за несколько минут до этого откровения о грабительской сущности банковской системы, которые излагает ему Митрич — бывалый солдат, ставший теперь у разбогатевшего Никиты работником (сочный, колоритный образ создал в спектакле народный артист России Александр Потапов). По Толстому, здравым взглядом требуется поглядеть на многое из того, что несёт с собой капитализм, и тогда противоестественность считающегося нормальным станет очевидной.
Сегодня власть говорит о «правовом нигилизме» и необходимости уважать законы. Однако, во-первых, встаёт вопрос, насколько эти законы справедливы, а во-вторых, ни слова не говорится о нигилизме нравственном, который как раз по причине узаконенной несправедливости приобрел в нынешнем нашем обществе характер полного произвола. Ведь нравственные требования фактически отброшены, ликвидированы, сведены на нет. Их никто из властей предержащих и не упоминает вовсе!
Например, «назначенный» кандидат на президентскую должность, ставший теперь избранным президентом, о главной своей задаче сказал так: «Чтобы жить было не стыдно, а комфортно». Выходит, если комфортно (то есть удобно, богато), тогда и не стыдно? Но абсолютное большинство нынешних богачей должны бы ой как стыдиться этого своего богатства, нажитого самыми что ни на есть неправедными путями. Тут толстовский Никита невинным дитём покажется. Однако про стыд и совесть какого-нибудь Абрамовича смешно даже говорить.
Больше того! Не раз приходилось слышать от современных родителей: «Да надо ли сегодня воспитывать ребенка так, чтобы жил он по совести? Если по совести, затопчут». В общем, получается, что конец всем нравственным заповедям. Иные в ходу: «Не обманешь — не проживешь» , «Умри ты сегодня, а я завтра» , «Не пойман — не вор»...
Вот почему, идя на «Власть тьмы» , я думал: а дойдет ли до ума и сердца людей спектакль о нравственности в пору тотальной, воинствующей, циничной безнравственности? Напряженная тишина зрительного зала от начала до конца действия лучше всего ответила на мой вопрос. Точно так же было и в другой вечер.
Значит, еще не всё потеряно! И, значит, не зря поставил Юрий Мефодьевич этот свой спектакль — действительно, в высшей степени актуальный и нужный.
... Когда открывается занавес, в проеме сцены — распахнувшееся во всю высь небо, созданное вместе с крестьянским двором, избой и силуэтом деревни на горизонте художником Александром Глазуновым. Оно будет и над летней землей, и над зимней, над любовными страстями людей и душераздирающими их преступлениями. Когда-то великий философ заметил, что знает только два удивляющих его чуда в жизни — «звездное небо надо мной и нравственный закон во мне». Однако что ждет человека и человечество, общество и страну, вознамерившиеся этот закон отменить, поставив вместо него всевластие собственности, «комфорта» и чистогана?
У Толстого грозно звучит: погибель.
Автор: Виктор КОЖЕМЯКО
Источник: Правда-КПРФ
Дата: 20.03.2008
Дата публикации: 20.03.2008
ЖИЗНЬ БЕЗ СОВЕСТИ — ЭТО УЖЕ НЕ ЖИЗНЬ
Зачем Юрий Соломин поставил «Власть тьмы»
Эта пьеса Льва Толстого, ставшая первым его большим драматическим произведением, неразрывно связана с Малым театром. Написанная в 1886 году и выдержавшая почти десятилетний цензурный запрет, она ставится затем одновременно на нескольких сценах, причем в Малом спектакль посетил сам автор. А еще одно незабываемое событие — постановка здесь же «Власти тьмы» в 1956 году Борисом Равенских с потрясающей актерской работой Игоря Ильинского в роли правдолюбца Акима.
НО МОЖНО ЛИ СКАЗАТЬ, что сегодняшнее обращение Юрия Соломина к пьесе Толстого, вошедшей в историю родного театра, означает лишь дань художественной традиции? Ни в коем случае! Осмелюсь утверждать: выбор именно этого литературного материала для очередной своей режиссерской работы руководитель Малого сделал прежде всего по зову жизни, в которой мы нынче находимся и которая нравственным терзаниям классика более чем вековой давности придаёт необыкновенную, острейшую актуальность.
Толстой весь возрос на нравственности. Для него неписаный закон внутри человека не ниже, а зачастую гораздо выше того, который зафиксирован в правовых уложениях. Нарушив его — неписаный,- безоглядно жизнелюбивый крестьянский сын Никита постепенно утрачивает эту свою жизнелюбивость, полностью попадая под власть тьмы, то есть духовной смерти. Становится убийцей собственного едва родившегося ребёнка.
Это происходит в пьесе, и автору важно проследить, как оно в жизни происходит. В основу «Власти тьмы» , что не раз у Толстого бывало, положен жизненный сюжет — уголовное дело крестьянина Тульской губернии Ефрема Колоскова, которого Лев Николаевич посетил в тюрьме. «В деле этом,- рассказывал писатель,- имелось именно такое же, как приведено и во «Власти тьмы» , убийство ребёнка, прижитого от падчерицы, причём виновник убийства точно так же каялся всенародно на свадьбе этой падчерицы».
Падение через тёмные лабиринты души — ниже некуда! — есть падение нравственное. И покаяние в содеянном — тоже нравственный акт. Когда душа мучается, страдает и в конце концов не выдерживает страшной тяжести — прорывается в публичном признании, хотя, казалось бы, со стороны ничто к тому человека не понуждает.
Молодой актёр Алексей Фаддеев сумел психологически убедительно провести своего Никиту от разбитного и беззаботного парня до надорванного и обессиленного в безысходных внутренних мучениях страдальца. Сперва запнётся, когда будет убеждать себя, что нет ничего особенного «в неправде божиться». Потом помутнеет душой, когда запросит у него прощения умирающий Пётр (заслуженный артист России Владимир Носик), перед которым он сам куда виноватее. А потом вдруг — наверное, неожиданно для самого себя — буквально взвоет: «Ох, скучно мне, как скучно!» И не сможет запеть любимую песню про ласточку сизокрылую, не дастся она ему, не получится у него. Кстати, трогательная песня эта, найденная среди народных и в чём-то доработанная авторами спектакля, становится удивительно тонким, пронзительным его лейтмотивом.
Во зле у Никиты есть пособники или даже движители. Это и Анисья, которая во что бы то ни стало хочет женить его на себе, в талантливом исполнении Инны Ивановой; а самое главное — мать родная, Матрёна. Роль ее стала прямо-таки этапной для народной артистки России Ирины Муравьёвой. Дело не только в полном внешнем перевоплощении популярной актрисы, которая предстает перед зрителями совершенно неузнаваемой. Важно, что ее мастерское искусство позволяет очень впечатляюще передать бытовой, обиходный характер вселенского зла. Свои шуточки-прибауточки Муравьёва-Матрёна проговаривает абсолютно «между прочим», тогда как речь идёт о том, чтобы отравить человека. И «потрудиться» изъявляет желание — чтобы обмыть отравленного. А далее будет призывать «потрудиться» сына, когда замыслит умертвить и закопать младенца — внука своего.
Да, зло вот такое, вполне бытовое, без каких-то приподнятых театральных котурнов. И тем страшнее оно, засасывающее людей в трясину одного за другим. Какое название у этого зла? В конце концов обнаруживается с неопровержимой ясностью: деньги.
Именно деньги заставляют многих напрочь забыть нравственный закон, о котором помнит всё время, кажется, лишь убогий и косноязычный Аким. У Достоевского возник князь Мышкин с его детски незамутнённым взглядом на творящееся вокруг, а у Толстого — этот вовсе не притязательный мужичок, с трудом выражающий бередящие его мысли. Да ведь они по сути и просты до предела. Не обманывай ни в большом, ни в малом, не живи за счёт другого, не обижай других... Но как нужен кто-то в жизни, чтобы этим истинам следовал и про них напоминал!
Вы понимаете, что без явлений Акима, которого в соломинском спектакле глубоко и достоверно играет народный артист России Алексей Кудинович, без его вроде бы наивных, даже смешноватых для окружающих проповедей не произошло бы раскаяния-катарсиса, постигающего в финале заблудшего донельзя сына, готового уже и петлю себе на шею набросить от жуткого отчаяния при осознании того, что натворил.
Участникам трагических событий до поры до времени представляется, будто богатство в доме, не важно, какими средствами обретённое, всё оправдает и всё спишет. А вот ему, Акиму, не по себе. «Ты в богатстве, тае, как в сетях,- бросает он сыну в кульминационной сцене, завершающейся протестным уходом из этого дома. — В сетях ты, значит. Ах, Микишка, душа надобна!»
Кудинович проводит эту сцену тоже вроде бы как вполне бытовую, пафос его приглушён, однако тем самым впечатление не снижается, а даже усиливается. И все эти Акимовы оценки неправедной жизни — «скверность» , «пакость» , «кривьё» — словно выстрелы крайней тревоги посреди общего приноравливания к неправедности, привычки к ней и приятия ее.
Надо видеть, как еще в начале тревожно вглядывается Кудинович-Аким в лицо сына, солгавшего и не побоявшегося при этом крест на себя наложить. Надо видеть, как позднее, весь сжавшись и отвернувшись, сидит старик возле печки, пораженный гнусностью происходящего в сыновнем доме. А с каким искренним недоумением воспринимает он за несколько минут до этого откровения о грабительской сущности банковской системы, которые излагает ему Митрич — бывалый солдат, ставший теперь у разбогатевшего Никиты работником (сочный, колоритный образ создал в спектакле народный артист России Александр Потапов). По Толстому, здравым взглядом требуется поглядеть на многое из того, что несёт с собой капитализм, и тогда противоестественность считающегося нормальным станет очевидной.
Сегодня власть говорит о «правовом нигилизме» и необходимости уважать законы. Однако, во-первых, встаёт вопрос, насколько эти законы справедливы, а во-вторых, ни слова не говорится о нигилизме нравственном, который как раз по причине узаконенной несправедливости приобрел в нынешнем нашем обществе характер полного произвола. Ведь нравственные требования фактически отброшены, ликвидированы, сведены на нет. Их никто из властей предержащих и не упоминает вовсе!
Например, «назначенный» кандидат на президентскую должность, ставший теперь избранным президентом, о главной своей задаче сказал так: «Чтобы жить было не стыдно, а комфортно». Выходит, если комфортно (то есть удобно, богато), тогда и не стыдно? Но абсолютное большинство нынешних богачей должны бы ой как стыдиться этого своего богатства, нажитого самыми что ни на есть неправедными путями. Тут толстовский Никита невинным дитём покажется. Однако про стыд и совесть какого-нибудь Абрамовича смешно даже говорить.
Больше того! Не раз приходилось слышать от современных родителей: «Да надо ли сегодня воспитывать ребенка так, чтобы жил он по совести? Если по совести, затопчут». В общем, получается, что конец всем нравственным заповедям. Иные в ходу: «Не обманешь — не проживешь» , «Умри ты сегодня, а я завтра» , «Не пойман — не вор»...
Вот почему, идя на «Власть тьмы» , я думал: а дойдет ли до ума и сердца людей спектакль о нравственности в пору тотальной, воинствующей, циничной безнравственности? Напряженная тишина зрительного зала от начала до конца действия лучше всего ответила на мой вопрос. Точно так же было и в другой вечер.
Значит, еще не всё потеряно! И, значит, не зря поставил Юрий Мефодьевич этот свой спектакль — действительно, в высшей степени актуальный и нужный.
... Когда открывается занавес, в проеме сцены — распахнувшееся во всю высь небо, созданное вместе с крестьянским двором, избой и силуэтом деревни на горизонте художником Александром Глазуновым. Оно будет и над летней землей, и над зимней, над любовными страстями людей и душераздирающими их преступлениями. Когда-то великий философ заметил, что знает только два удивляющих его чуда в жизни — «звездное небо надо мной и нравственный закон во мне». Однако что ждет человека и человечество, общество и страну, вознамерившиеся этот закон отменить, поставив вместо него всевластие собственности, «комфорта» и чистогана?
У Толстого грозно звучит: погибель.
Автор: Виктор КОЖЕМЯКО
Источник: Правда-КПРФ
Дата: 20.03.2008
Зачем Юрий Соломин поставил «Власть тьмы»
Эта пьеса Льва Толстого, ставшая первым его большим драматическим произведением, неразрывно связана с Малым театром. Написанная в 1886 году и выдержавшая почти десятилетний цензурный запрет, она ставится затем одновременно на нескольких сценах, причем в Малом спектакль посетил сам автор. А еще одно незабываемое событие — постановка здесь же «Власти тьмы» в 1956 году Борисом Равенских с потрясающей актерской работой Игоря Ильинского в роли правдолюбца Акима.
НО МОЖНО ЛИ СКАЗАТЬ, что сегодняшнее обращение Юрия Соломина к пьесе Толстого, вошедшей в историю родного театра, означает лишь дань художественной традиции? Ни в коем случае! Осмелюсь утверждать: выбор именно этого литературного материала для очередной своей режиссерской работы руководитель Малого сделал прежде всего по зову жизни, в которой мы нынче находимся и которая нравственным терзаниям классика более чем вековой давности придаёт необыкновенную, острейшую актуальность.
Толстой весь возрос на нравственности. Для него неписаный закон внутри человека не ниже, а зачастую гораздо выше того, который зафиксирован в правовых уложениях. Нарушив его — неписаный,- безоглядно жизнелюбивый крестьянский сын Никита постепенно утрачивает эту свою жизнелюбивость, полностью попадая под власть тьмы, то есть духовной смерти. Становится убийцей собственного едва родившегося ребёнка.
Это происходит в пьесе, и автору важно проследить, как оно в жизни происходит. В основу «Власти тьмы» , что не раз у Толстого бывало, положен жизненный сюжет — уголовное дело крестьянина Тульской губернии Ефрема Колоскова, которого Лев Николаевич посетил в тюрьме. «В деле этом,- рассказывал писатель,- имелось именно такое же, как приведено и во «Власти тьмы» , убийство ребёнка, прижитого от падчерицы, причём виновник убийства точно так же каялся всенародно на свадьбе этой падчерицы».
Падение через тёмные лабиринты души — ниже некуда! — есть падение нравственное. И покаяние в содеянном — тоже нравственный акт. Когда душа мучается, страдает и в конце концов не выдерживает страшной тяжести — прорывается в публичном признании, хотя, казалось бы, со стороны ничто к тому человека не понуждает.
Молодой актёр Алексей Фаддеев сумел психологически убедительно провести своего Никиту от разбитного и беззаботного парня до надорванного и обессиленного в безысходных внутренних мучениях страдальца. Сперва запнётся, когда будет убеждать себя, что нет ничего особенного «в неправде божиться». Потом помутнеет душой, когда запросит у него прощения умирающий Пётр (заслуженный артист России Владимир Носик), перед которым он сам куда виноватее. А потом вдруг — наверное, неожиданно для самого себя — буквально взвоет: «Ох, скучно мне, как скучно!» И не сможет запеть любимую песню про ласточку сизокрылую, не дастся она ему, не получится у него. Кстати, трогательная песня эта, найденная среди народных и в чём-то доработанная авторами спектакля, становится удивительно тонким, пронзительным его лейтмотивом.
Во зле у Никиты есть пособники или даже движители. Это и Анисья, которая во что бы то ни стало хочет женить его на себе, в талантливом исполнении Инны Ивановой; а самое главное — мать родная, Матрёна. Роль ее стала прямо-таки этапной для народной артистки России Ирины Муравьёвой. Дело не только в полном внешнем перевоплощении популярной актрисы, которая предстает перед зрителями совершенно неузнаваемой. Важно, что ее мастерское искусство позволяет очень впечатляюще передать бытовой, обиходный характер вселенского зла. Свои шуточки-прибауточки Муравьёва-Матрёна проговаривает абсолютно «между прочим», тогда как речь идёт о том, чтобы отравить человека. И «потрудиться» изъявляет желание — чтобы обмыть отравленного. А далее будет призывать «потрудиться» сына, когда замыслит умертвить и закопать младенца — внука своего.
Да, зло вот такое, вполне бытовое, без каких-то приподнятых театральных котурнов. И тем страшнее оно, засасывающее людей в трясину одного за другим. Какое название у этого зла? В конце концов обнаруживается с неопровержимой ясностью: деньги.
Именно деньги заставляют многих напрочь забыть нравственный закон, о котором помнит всё время, кажется, лишь убогий и косноязычный Аким. У Достоевского возник князь Мышкин с его детски незамутнённым взглядом на творящееся вокруг, а у Толстого — этот вовсе не притязательный мужичок, с трудом выражающий бередящие его мысли. Да ведь они по сути и просты до предела. Не обманывай ни в большом, ни в малом, не живи за счёт другого, не обижай других... Но как нужен кто-то в жизни, чтобы этим истинам следовал и про них напоминал!
Вы понимаете, что без явлений Акима, которого в соломинском спектакле глубоко и достоверно играет народный артист России Алексей Кудинович, без его вроде бы наивных, даже смешноватых для окружающих проповедей не произошло бы раскаяния-катарсиса, постигающего в финале заблудшего донельзя сына, готового уже и петлю себе на шею набросить от жуткого отчаяния при осознании того, что натворил.
Участникам трагических событий до поры до времени представляется, будто богатство в доме, не важно, какими средствами обретённое, всё оправдает и всё спишет. А вот ему, Акиму, не по себе. «Ты в богатстве, тае, как в сетях,- бросает он сыну в кульминационной сцене, завершающейся протестным уходом из этого дома. — В сетях ты, значит. Ах, Микишка, душа надобна!»
Кудинович проводит эту сцену тоже вроде бы как вполне бытовую, пафос его приглушён, однако тем самым впечатление не снижается, а даже усиливается. И все эти Акимовы оценки неправедной жизни — «скверность» , «пакость» , «кривьё» — словно выстрелы крайней тревоги посреди общего приноравливания к неправедности, привычки к ней и приятия ее.
Надо видеть, как еще в начале тревожно вглядывается Кудинович-Аким в лицо сына, солгавшего и не побоявшегося при этом крест на себя наложить. Надо видеть, как позднее, весь сжавшись и отвернувшись, сидит старик возле печки, пораженный гнусностью происходящего в сыновнем доме. А с каким искренним недоумением воспринимает он за несколько минут до этого откровения о грабительской сущности банковской системы, которые излагает ему Митрич — бывалый солдат, ставший теперь у разбогатевшего Никиты работником (сочный, колоритный образ создал в спектакле народный артист России Александр Потапов). По Толстому, здравым взглядом требуется поглядеть на многое из того, что несёт с собой капитализм, и тогда противоестественность считающегося нормальным станет очевидной.
Сегодня власть говорит о «правовом нигилизме» и необходимости уважать законы. Однако, во-первых, встаёт вопрос, насколько эти законы справедливы, а во-вторых, ни слова не говорится о нигилизме нравственном, который как раз по причине узаконенной несправедливости приобрел в нынешнем нашем обществе характер полного произвола. Ведь нравственные требования фактически отброшены, ликвидированы, сведены на нет. Их никто из властей предержащих и не упоминает вовсе!
Например, «назначенный» кандидат на президентскую должность, ставший теперь избранным президентом, о главной своей задаче сказал так: «Чтобы жить было не стыдно, а комфортно». Выходит, если комфортно (то есть удобно, богато), тогда и не стыдно? Но абсолютное большинство нынешних богачей должны бы ой как стыдиться этого своего богатства, нажитого самыми что ни на есть неправедными путями. Тут толстовский Никита невинным дитём покажется. Однако про стыд и совесть какого-нибудь Абрамовича смешно даже говорить.
Больше того! Не раз приходилось слышать от современных родителей: «Да надо ли сегодня воспитывать ребенка так, чтобы жил он по совести? Если по совести, затопчут». В общем, получается, что конец всем нравственным заповедям. Иные в ходу: «Не обманешь — не проживешь» , «Умри ты сегодня, а я завтра» , «Не пойман — не вор»...
Вот почему, идя на «Власть тьмы» , я думал: а дойдет ли до ума и сердца людей спектакль о нравственности в пору тотальной, воинствующей, циничной безнравственности? Напряженная тишина зрительного зала от начала до конца действия лучше всего ответила на мой вопрос. Точно так же было и в другой вечер.
Значит, еще не всё потеряно! И, значит, не зря поставил Юрий Мефодьевич этот свой спектакль — действительно, в высшей степени актуальный и нужный.
... Когда открывается занавес, в проеме сцены — распахнувшееся во всю высь небо, созданное вместе с крестьянским двором, избой и силуэтом деревни на горизонте художником Александром Глазуновым. Оно будет и над летней землей, и над зимней, над любовными страстями людей и душераздирающими их преступлениями. Когда-то великий философ заметил, что знает только два удивляющих его чуда в жизни — «звездное небо надо мной и нравственный закон во мне». Однако что ждет человека и человечество, общество и страну, вознамерившиеся этот закон отменить, поставив вместо него всевластие собственности, «комфорта» и чистогана?
У Толстого грозно звучит: погибель.
Автор: Виктор КОЖЕМЯКО
Источник: Правда-КПРФ
Дата: 20.03.2008
Дата публикации: 20.03.2008
Художественный руководитель Малого театра —
народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин
Партнеры
Информационная поддержка
Оценка качества услуг учреждений культуры
