Новости

«К 160-летию со дня рождения Александра Павловича Ленского»

А.П.ЛЕНСКИЙ

Из воспоминаний М.Ф.Ленина

В моих воспоминаниях я уже не раз говорил об Александре Павловиче Ленском, чье имя для меня всегда останется священным.
Но это была такая исключительная личность, такой выдающийся деятель искусства, что о нем можно писать без конца.
Ленский предвидел и предвосхитил многое из того, что только в наши дни получило на театре права гражданства, что растет и развивается лишь в советское время.

Всю свою творческую жизнь А. П. Ленский посвятил принципиальной и последовательной борьбе за высокое реалистическое искусство, за культуру и мастерство актерского исполнения и режиссуры.
Поистине историческим документом является речь А. П. Ленского на Первом Всероссийском съезде сценических деятелей в 1897 г., созванном Русским Театральным Обществом и происходившим в стенах Малого театра. В тяжких условиях царского режима это было огромное событие.
На съезде, на котором собралось свыше тысячи делегатов, раскрылась во всей неприглядности ужасающая картина бесправной, голодной жизни провинциального актерства. И немудрено, что каждый из ораторов изливал годами накопившуюся скорбь, горе... Но А. П. Ленский в своей речи предъявил суровый счет не только властям и антрепренерам, а и самим артистам. «Опытным актером, — говорил он, — следует ли считать такого, который способен пойти на сцену без репетиций, не зная ни текста своей роли, ни содержания пьесы, и нести изумительную чепуху, не испытывая при этом вполне законного желания провалиться сквозь землю?»
«Не стыдно ли, не оскорбительно ли сознавать, — говорил А. П. Ленский на съезде, — что корпорация русских актеров — единственная в мире корпорация, не признающая образование благом для себя и своего искусства?»

«Возможно ли сильнее и грубее унижать свое дело, как унижает его сам актер, говоря своим отношением к нему, что для его искусства в сущности не требуется никакого искусства?»
В «Записке о состоянии и нуждах Малого театра», поданной в 1899 г. вновь назначенному Управляющему Московской конторой императорских театров В. А. Теляковскому, А. П. Ленский со всей остротой поставил основные проблемы театрального искусства: смену актерских поколений, выдвижение молодежи, репертуар, всемерное повышение качества спектаклей, создание единого ансамбля. А. П. Ленский писал Теляковскому: «Если найдутся люди, которые на Ваш вопрос: что ожидает в будущем наш Малый театр, — с безнадежным взором, беспомощно разведут руками, — не верьте им. Это или люди неопытные, или же люди с колоссальным самомнением, застывшие в сознании собственного величия и непогрешимости... Вы сомневаетесь — нужны ли спектакли молодых артистов. Да как же не нужны, если только благодаря им, Вы нашли для Малого театра Хлестакова в лице Васильева. Кто же раньше догадывался, что в нем сидит прекрасный Хлестаков, глядя, как он в продолжении четырнадцати лет кувыркался в пошлейших водевилях? Ведь ему было категорически заявлено, что он по его способностям, ничего, кроме водевилей и аксессуарных ролей, играть не может и не будет. Ошибка, положим, всегда возможна, но сколько, благодаря таким ошибкам, погибло даровитых людей?.. Сам Шумский долгое время изнывал от безделья и прослыл за бездарность, пока, наконец, потеряв терпенье от бесплодного ожидания, уехал в Одессу, пробыл там два года, вернулся, дебютировал и... стал, — шутка сказать, — стал Шумским!.. Мне могут указать на даровитых людей, выбившихся, благодаря случайности. Но зачем мне предоставлять случайности то, что может и должно делаться систематически? Вот почему, если даже все станут утверждать, что эти спектакли бесполезны, — я один буду стоять на своем: они нужны, нужны и нужны!»

А. П. Ленский вырастил и воспитал в Новом театре целое поколение молодых актеров и передал их Малому театру. Эта молодежь потом стала «старой гвардией» Малого театра, она создала ему славу, поддержала честь и достоинство своего учителя.
С любовью и вниманием относился А. П. Ленский (и это было в нем очень дорого!) не только к своим ученикам, но и к ученикам других преподавателей — О. А. Правдина, Н. К. Яковлева, Ф. А. Парамонова, постоянно занимая их в своих постановках.
Навсегда запомнились уроки вечно юного Александра Павловича в школе Малого театра.

Поздний вечер. На лестницах и в коридоре — напряженная тишина. Швейцар Григорий — живая летопись школы, поднявшись из раздевалки кверху, жадно вслушивается... — Александр Павлович разошлись, — шопотом докладывает он. — Нескоро пойдут теперь по домам.
Большой зал. Маленькая сцена. Человек тридцать юношей с разгоревшимися глазами. Сколько чаяний, надежд! Юный металл в голосах, задор в движениях. И среди этой молодежи — А. П. Ленский то плавный, изящный, неторопливый, то бурный, стремительный; взметнувшийся ввысь..., то глубоко лирический с чарующими, глядящими в душу, большими-большими глазами...

Перевоплощаясь из образа в образ, Александр Павлович показывает ученикам отдельные роли. С какой щедростью он передает им свой опыт, богатство «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет», чтобы снова искать, творить, толкать, вести вперед, только вперед эти взыскующие неискушенные души.
Объясняя ученику тот или иной кусок, А. П. Ленский иногда «проигрывал» одну из своих ролей, и это никогда не было повторением им созданного, — это был новый вариант и, наверно, еще более яркое дерзание. И когда однажды прочитал Александр Павлович монолог Уриэля Акосты: «Яд смертельный в моей груди» — мы были потрясены до глубины души. А вот на одной из ученических репетиций он играет сцену из «Бесприданницы», и перед нами во весь рост предстал «блестящий барин из судохозяев» — Паратов.

В школьных спектаклях А. П. Ленский никогда не удивлял режиссерскими тонкостями, трюками, он никогда не отвлекал внимания от исполнителей: сущность спектакля в них, к ним должно быть приковано внимание зрителей.
Упорно и настойчиво боролся А. П. Ленский за качество репертуара. Постановку пьес Островского и Салтыкова-Щедрина, Кальдерона; Гольдони и Бомарше ему приходилось отвоевывать у дирекции, которая считала нецелесообразным перегружать репертуар классикой, ссылаясь на то, что якобы у публики нет спроса на классику.
Больше всего хотелось А. П. Ленскому увидеть на сцене Малого театра пьесы А. П. Чехова. С какой энергией ратовал он за постановку «Дяди Вани»! Однако дирекция предложила автору явно неприемлемые переделки третьего акта. А. П. Чехов отказался их выполнить. И Вл. И. Немирович-Данченко сейчас же включил «Дядю Ваню» в репертуар Художественного театра.

А. П. Ленский был великий актер. В каждой роли он давал новое, оригинальное и глубоко правдивое истолкование. В Дудукине, например, Александр Павлович подчеркивал любезную старомодность провинциального мецената. И все было старомодно в его Дудукине — костюм и взгляды на жизнь. Потому вполне понятна и убедительна была сцена Дудукина с Кручининой во втором акте. А во всякой другой трактовке эта сцена кажется навязчивой со стороны Дудукина.
Помню одну деталь в игре А. П. Ленского — Лыняева. Лакей поднес ему кофе, и он взял чашку, — взял неуклюже, потому что был загружен вещами Глафиры: под одним локтем — накидка, под другим — зонтик. Оторвать руки нельзя. И эта неуклюжесть была так естественна, бытовая черточка была так тонко и верно наблюдена, что зрительный зал наградил актера бурными аплодисментами.

В пьесе Южина «Невод» он играл крупного бюрократа Светинцева. Это было воплощение самовлюбленной глупости. Светинцев Ленского был безукоризненно одет, выглядел красиво и внушительно, но глупость так и светилась во всем: в выражении глаз, в проборе гладко причесанных волос. Помню: А. П. Ленский — Светинцев показывался в глубине сцены и молча проходил анфиладу комнат. Находясь в это время на сцене, я наблюдал за зрительным залом и видел, как постепенно прояснялись хмурые лица, как появлялась на них улыбка, как это улыбка ширилась, по залу пробегал легкий смех и, наконец, по мере приближения Ленского к авансцене начинался хохот. А ведь Ленский не произнес еще ни слова! Такого эффекта он достигал только своей бесподобной мимикой.

Яркими красками рисовал А. П. Ленский образ Анания Глахи в «Измене» А. И. Сумба-това. Интонации, звучавшие тонким юмором, сменялись глубоким и страстным чувством коротких, но полных значения реплик. Глаза, такие выразительные, вдруг гасли, исчезали — точно искра костра ночью в поле...
Нравственному облику и художественной природе А. П. Ленского было присуще глубокое национальное чувство.
Его постановка «Снегурочки» могла возникнуть только в богатой душе художника, воспринявшим всем существом могучую русскую природу. Тут и печальная березка, и звонкая трель жаворонка..., тихие пруды и заводи..., тут и русская сказка о богатырях и ведьмах..., метели, вьюги..., тут и протяжная русская песня, и пастуший рожок на заре, и лихая пляска, вспыхнувшая, как вечерние зарницы..., и таинственная, манящая в даль дорога по которой вот-вот прогремит удалая русская тройка!
Его исполнение классических ролей всегда было проникнуто высокой гуманностью — вот почему так велик его Уриэль!

Даже противники А. П. Ленского как режиссера-новатора высоко ценили актерское мастерство Александра Павловича. Да и как не восхищаться его Городничим, Бобылем, Расплюевым, Коршуновым, Епископом Николасом в «Борьбе за престол» Ибсена, Калибаном в «Буре» Шекспира, фон Лютцем из «Старого Гейдельберга»!
Трудно назвать другого артиста, который загорался бы так непосредственно, как А. П. Ленский.

Однажды он настолько увлекся игрой молодого актера, что совершенно забыл о себе, забыл, что он на сцене.
В пьесе «Сын Жибуайе» ему дали нужную по ходу действия табакерку; табакерка оказалась тонкой художественной работы. Любитель всего прекрасного, Александр Павлович начал ее разглядывать с таким вниманием, что не заметил, как подняли занавес. Обратив внимание на затянувшуюся паузу, режиссер бросился к окну, у которого сидел А. П. Ленский.
— Что же вы, Александр Павлович? Начинайте!
Только тогда А. П. Ленский пришел в себя и начал текст.
Он был крайне требователен к себе и поэтому очень рано перестал играть свои лучшие молодые роли — Чацкого, Глумова, не желая выглядеть молодящимся стариком. А затем в этих же спектаклях он создал великолепные образы Фамусова, Мамаева.
Александр Павлович не монополизировал сыгранные им роли, не отгораживался от младших товарищей стеной неприступности, он вечно жаждал обновления труппы талантливыми актерами. Так, например, Александр Павлович «перетащил» от Корша В. А. Сашина, блеснувшего в Малом театре исполнением роли Шмаги в «Без вины виноватых».
А. П. Ленский обладал разносторонним дарованием во всех областях искусства. Как актер, он создал галерею поистине классических образов. Большой талант проявил он и как чтец. При чтении Александр Павлович никогда не менял голоса, давая характеристику действующих лиц лишь богатейшими интонациями.

Талантливы его живописные и скульптурные работы — пастель «Украинская ночь», бюст Анания Глахи, проект памятника Гоголю, мотивы гримов, макеты и рисунки к отдельным постановкам. Во всем этом прежде всего и больше всего сказывался его вкус, вкус и еще раз вкус.
Но хотя по его рисункам и макетам писались декорации, делалась бутафория, шились костюмы, он никогда не претендовал на соавторство с художниками.
Для А. П. Ленского как режиссера было характерно стремление в первую очередь выявить основную идею драматурга. Александр Павлович считал, что ни актер, ни режиссер не имеют никакого права на изменения или перестановки в тексте пьесы современных драматургов без согласования с автором. А к классическим произведениям он относился с благоговением.
Я уже писал о том, с какой любовью и юношеским увлечением была поставлена А. П. Ленским «Снегурочка» Островского. Мажорное чувство, праздничность прихода весны наполняли этот спектакль.

Леший в виде пня, ослепительно белоснежный гигант-Мороз, — все восхищало зрителя. А в сказочный мир вводили и солнечные краски и волшебные превращения: дерево, падавшее, чтобы преградить дорогу Мизгирю, то загоралось множеством светлячков, то вдруг превращалось в лешего, который схватывал Мизгиря.
В «Воеводе» и «Пучине» впервые ввел он освещение только одного действующего лица, в то время как вся остальная сцена тонет во мраке.
В его постановках гармонично сочетались элементы живописные и музыкальные, ритм и колорит. Каждый его спектакль имел свое особое художественное звучание, свое настроение.
Больше всего заботился он об ансамбле и убедительно доказывал, что ансамбль — это непреложный закон для каждого режиссера. «Для того, чтобы ансамбль стал явлением обычным, — писал А. П. Ленский, — недостаточно одного участия крупных артистических сил театра, как это полагают многие… Пусть каждый из участвующих в пьесе артистов создает свой, хотя бы необычайной яркости образ, все же это будет не ансамбль, а только богатый материал для него. Ансамбль создается другим столь же необходимым художником сцены, как и артист, и этот художник сцены — режиссер!

Возьмем для примера два состава артистических сил в смысле дарований и техники, т. е. труппу слабую и труппу сильную, и выясним, что может сделать каждая из них: без участия режиссера и при его участии. В исполнении слабой труппы без участия режиссера от пьесы получится нуль, но при активном участии его получится верное истолкование идеи пьесы, хотя и с бледным, мало определенным, плоским рисунком образов. Стало быть, уже получается некоторый плюс. Далее. В исполнении сильной труппы без участия режиссера от пьесы получатся обрывки впечатлений, моменты — моменты, может быть, очень сильные, даже захватывающие, с яркими выпуклыми образами, но все же только моменты, но не цельное впечатление, не общее настроение! И только при активном участии режиссера эта сильная труппа талантов даст тот мощный аккорд, который подчинит тысячную толпу зрительного зала единому настроению — настроению пьесы. Дать «настроение» пьесе — задача большая, требующая большого напряжения ума и таланта режиссерского».
Таким создателем спектакля-ансамбля и был Ленский — великий режиссер и мастер, гордость и слава Малого театра.