Новости

«К 120-летию со дня рождения Веры Николаевны Пашенной»

«ЖИВАЯ ПАШЕННАЯ»

ЦВЕТ ДОБРА И ЗЛА (окончание)

Зато в спектакле «Деньги», чем ласковее старалась казаться старуха Шарабаиха, тем чернее, страшнее выглядела эта темная, злая душа.

Пьесу А. Софронова «Деньги» ставил Б. Бабочкин. Он стремился предать всеобщему осуждению накопительство и алчность как самые вредоносные тенденции в душе человека.

Стяжательство, ненасытная жажда денег — вот суть души Шарабаихи — Пашенной. Хотя на первый взгляд мать Василия Шарабая — бригадира рыболовецкой бригады в Приазовье — кажется человеком достойным, уважаемым. А ведь ее Василий, занявшись браконьерством, давно работает не на колхоз, не на общество, а все больше на ту частную лавочку, которую организовала под прикрытием колхоза Прасковья Филипповна Шарабан. Сколько бы сын, человек работящий, ни добыл денег,— ей все мало! Деньги стали главным смыслом ее существования. Копить, копить, копить безостановочно, «округляя» сумму денег, припрятанных, рассованных по всему дому,— вот единственная всеподавляющая страсть Шарабаихи. Еще одно убедительнейшее создание Пашенной, отнюдь не утратившее сегодняшнего значения.

Страшная эта старуха! Страшная, благодаря силе обобщения, типизации и в то же время — предельной достоверности.
Зарождение корысти — процесс затяжной, по мнению Веры Николаевны. Корни его она искала в кулацком прошлом Шарабаихи. Но ведь и сегодня еще встречаются они в жизни, такие «накопители».
На первый взгляд Шарабаиха, хитрая и ловкая, казалась у Пашенной бабой безвредной, бесхитростной. Подумаешь, эка беда: малость жадновата старуха... Лишь постепенно актриса приоткрывала черное зло в образе героини. Зло человеческое, социальное, нравственное. Живучее... Образ оживал и вырастал, становясь монументальным.
Отжила ли такая монументальность свой век? И нужна ли она театру вообще?.. Сегодняшний театр порою нарочито отказывается от крупной лепки образов, считая эту манеру устаревшей, архаичной. Но, думается, с водою часто выплескивается и ребенок...

Монументальность — это ведь не помпезность. Это — сила. Монументально играет Е. Лебедев мещанина Бессеменова в Ленинграде, в спектакле, поставленном Г. А. Товстоноговым. Монументально играл Егора Булычева Б. Ливанов в спектакле МХАТа. А как монументальны — в истинном значении слова — нынешние, современные работы М. Ульянова!.. Монументальность плоха только тогда, когда «заменяет» мысль. И выбрасывать ее из театрального арсенала, значит быть уж очень бесхозяйственным...
Всегда интересно было, когда Пашенная создавала отрицательную роль, угадывать: как, за счет чего изображает актриса натуру подлую и низкую. Ведь неутолимая алчность Шарабаихи прикрыта повадкой, самой достойной, горделивой, истовой. Белоснежная накрахмаленная косынка аккуратно повязана вперед концами, сама вся в черном, как монашенка... Шарабаиха с достоинством кланяется, величаво движется. И вдруг в какие-то мгновения неожиданно обретает проворство, становится прыткой, ухватистой. А как надобность прошла — снова медоточивая речь, и звучат в голосе этакие кошачьи, мурлыкающие нотки. Шарабаиха всегда готова услужить, доставить удовольствие подольститься «нужному» человеку.
Нет, не только о вчерашнем дне напоминала героиня Пашенной в «Деньгах»: образ сохраняет доселе свое значение. Это сорняк живучий. Нынешние люди недаром решили от него навсегда избавиться. Но алчность похожа на скрытую болезнь, подобную раку: тот, кто заболел,— не излечится! Шарабаиха уже неизлечима. Умная Прасковья Филипповна, кстати сказать, сама отлично это понимает. Отсюда ощущение ее смутной неуверенности, телесной и духовной дряблости.

В галерее сценических созданий Пашенной это был еще один острый и крупный характер. Сознательно поднимала, выращивала актриса образ в рост общественной проблемы, показывая, как стремление к наживе вредит обществу.

...Сыграв «Деньги», Пашенная заинтересовалась творчеством А. Софронова. И он задумал пьесу, где роль старой коммунистки Колесовой писал специально для Веры Николаевны. Это была «Честность», театр и драматург готовили ее к открытию XXII съезда партии. Ставил спектакль Игорь Владимирович Ильинский.

Времени было в обрез, подготовка нового спектакля шла наспех, что волновало и тревожило всех участников, особенно Пашенную; она вдруг почувствовала себя нездоровой. Всякий день, уже с утра, начинала мучиться странным ощущением непривычной вялости, разбитости. «Словно ночь не спала. Словно воду на мне возили»,— сердито говорила Вера Николаевна. Сперва лишь появились, а потом уж открыто дали себя знать грозные симптомы неизлечимой страшной болезни, видимо, уже давно таившейся, незримо подтачивавшей здоровье актрисы.

Впрочем, тогда Вера Николаевна еще сопротивлялась. Преодолевая мучительную, «каменную», как говорила она, усталость, изнеможение, впервые в жизни тянувшие прилечь, закрыть глаза и ни о чем не думать, Пашенная все же не соглашалась признать себя больной. Она не уступала врачам ни одного дня и работала «как обычно», то есть много и без отдыха. Приходя из театра после спектакля, даже поздней ночью, усаживалась за свои записи: «Все равно сна нет».

При всей перегруженности и нездоровье Вера Николаевна не оставляла работу над книгой «Ступени творчества», уже давно ею задуманной. Книга эта вышла в свет после смерти великой актрисы.

В работе над рукописью обычно наступало успокоение. Но все равно отдыха не было, потому что ранними утрами Вера Николаевна все равно уезжала в театр репетировать. Таков обычный распорядок восемнадцатичасового рабочего дня. Внезапно он был нарушен, когда однажды Вере Николаевне сделалось совсем плохо. Врач «скорой помощи» необдуманно назвал страшную болезнь вслух: рак... Вера Николаевна сначала согласилась лечь в больницу, но от операции отказалась наотрез. А уже через несколько дней стала категорически требовать: «Выпустите меня отсюда». Она не могла и не умела, не привыкла быть без театра. Да и не хотела оставаться со своей болезнью с глазу на глаз. Она ведь знала, что приговорена, хотя вслух решительно отвергала страшный диагноз, оспаривала его и врачам делала только одну уступку: «Так и быть, утром до репетиции буду облучаться рентгеном. Если уж вы так на этом настаиваете».

Играя своих сильных, мужественных женщин, Пашенная сама никогда не притворялась мужественной. Была ею. Поэтому-то мы так им и верили.

Теперь мужество требовалось уже не для героинь, а для самой Веры Николаевны. Пока она могла работать, оно ей не изменяло. Только стало еще хлопотнее жить. Она встает до света ради нелегких процедур, которые, по сути-то, требовали строгого стационарного режима. Она категорически запрещает близким спрашивать о самочувствии и разговаривать о здоровье. Пунктуальная, как всегда, без минуты опоздания, подтянутая, аккуратно причесанная, она приезжает в свой родной Малый театр. Она приветлива и общительна с друзьями. По вечерам играет «Афродиту» и «Каменное гнездо», утром репетирует «Честность» и еще продумывает как режиссер «Грозу», которую хочет непременно успеть поставить.
Премьера «Честности» состоялась в Малом театре в день открытия XXII съезда партии. Едва лишь занавес открылся, делегаты съезда, увидев Пашенную, встали, как один человек, приветствуя актрису-коммунистку. Овация длилась несколько минут. И в тот же вечер болезнь была не только забыта, но словно даже преодолена! Вера Николаевна вдруг почувствовала себя лучше. Выносливость, выдержка, терпение, а главное, подъем духа — все здесь сказалось. Но была еще и главная причина: на сцене у Пашенной полностью выключалась какая бы то ни было мысль о недуге. Ей не требовалось призывать врачей на помощь, когда она находилась в стенах родного театра. Более того, казалась счастливой и здоровой...

Продолжение следует...