Новости
«ОПТИМИЗМУС ГРАНДИОЗО»
«ОПТИМИЗМУС ГРАНДИОЗО»
«ОПТИМИЗМУС ГРАНДИОЗО»
Слово о Владиславском
Выражение, вынесенное в заглавие статьи, любил повторять доктор Иван Павлович из фильма «Романтики» (режиссер — Марк Донской, 1941). И хотя относилось оно к герою «Романтиков» — бесстрашному полярному летчику (его играл Даниил Сагал), подобный шутливый «диагноз» имело смысл «поставить» и доктору, самоотверженно, с неизменным душевным подъемом и верой в необходимость собственной миссии выполнявшему врачебный долг в суровых условиях крайнего Севера. Эти же слова стоило адресовать и исполнителю роли доктора – Владимиру Владиславскому, у которого эта роль, наверняка, была одной из любимых. Не только из-за ее принадлежности к разряду героических, а характерному артисту Владиславскому не часто выпадал шанс расширить рамки амплуа, но главное — из-за ощущающейся благодаря особой сердечной интонации очевидной симпатии Владиславского персонажу. Ведь Владимир Александрович и сам был настоящим подвижником своего дела, отдававшимся актерской профессии страстно, можно даже сказать истово, и совершенно бескорыстно. Однако артисту была, видимо, не чужда и некоторая доля честолюбия. Иначе не сменил бы он скромную родовую фамилию Ельник на красивый и очень театральный псевдоним, который ему удалось сделать еще и чрезвычайно звучным. Это тем более ценно, если учесть тот факт, что в послужном списке Владиславского преобладали роли небольшие, так называемого второго плана, и в каждой из них Владимир Александрович был заметен.
Уважать любую работу, умению с азартом «высекать искру» из любого по объему ролевого материала Владиславского, без сомнения, научила провинция, где он начинал свой долгий, более чем полувековой творческий путь. Дебютировав в 1912-м в одесской частной антрепризе Басманова, Владимир Александрович в течение тринадцати лет выходил на подмостки Киева и Житомира, Харькова, Владикавказа и Ростова-на-Дону. В 1925-м артист приехал в Москву, играл в театрах бывш. Корша, имени МОСПС, ГОСТИМе. А в 1933-м в роли Финка в «Дипломе» А.Бруштейн и Б.Зона Владиславский впервые появился на сцене Малого театра. И был тут же признан его старейшинами. После спектакля Варвара Николаевна Рыжова, Пров Михайлович Садовский и Александр Алексеевич Остужев зашли в гримерную артиста и произнесли заветную для любого новичка фразу: «Вы — наш!». Это и решило судьбу Владимира Александровича, до конца своих дней (а Владиславского не стало 5 октября 1970-го) украшавшего труппу Малого театра.
Именно там окончательно оформилось его невероятно позитивное мировоззрение, базировавшееся на искренней убежденности в том, что многое в судьбе артиста решает личная воля и трудоспособность. И биография Владиславского только подтвердила эту спорную, поистине раритетную для актерского мира точку зрения. Так как Владимиру Александровичу помог состояться не только редкий талант, но и отсутствие элементарной лени. Последнее объясняется eще и тем, что приверженец старой, сугубо реалистической школы игры, Владиславский не слишком доверял режиссуре, считая, что она «убивает актерскую инициативу». И сотрудничая с незабываемыми мастерами экрана и сцены (среди которых особо выделял Николая Синельникова, оказавшего наиболее серьезное влияние на развитие его индивидуальности, нe удивительно, что под руководством Синельникова Владиславский впервые заявил о себе как разноплановый артист, способный одинаково органично сыграть и Расплюева в «Свадьбе Кречинского» А.В.Сухово-Кобылина, и Любима Торцова в «Бедности не порок» А.Н.Островского), Владимир Александрович предпочитал надеяться исключительно на себя. Не уставал развивать собственную фантазию и пополнять «знания, эту фантазию питавшие».
Сегодня, когда читаешь материалы о Владиславском или авторские заметки самого Владимира Александровича, пересматриваешь фильмы и записи спектаклей с участием артиста, то невольно убеждаешься в том, что его воображение и впрямь почти не имело границ. Невысокого роста, довольно плотного сложения, импозантный и бесконечно обаятельный в процессе создания облика персонажа, Владимир Александрович не боялся едва ли не уродовать себя, изменяясь подчас, до неузнаваемости (чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на фотогалерею театральных ролей Владиславского). Отменный лицедей, он и внутреннюю линию поведения того, чей образ ему надлежало воплотить, выстраивал безупречно точно.
Заурядного Лакея из «макулатурной» пьесы, произносящего единственную реплику: «Слушаюсь!», мог «назначить» старшим «по должности», попросить в помощь лакейчонка и в результате явить публике во всем подражавшего барину, чванливого, не в меру заносчивого субъекта. Рядового Продавца тканей из кино-хита пятидесятых годов прошлого века «Иван Бровкин на целине» (режиссер — Иван Лукинский, 1958-й) наделить такой недюжинной энергией, что неискушенным покупателям вроде молодых «целинников-былинников» просто невозможно было отойти от прилавка без покупки. «Зерном» роли отставного капитана Лаврова из «Адмирала Нахимова» (режиссер — Всеволод Пудовкин, 1946-й) сделать его подлинный, отнюдь не показной патриотизм и преклонение перед полководческим гением легендарного адмирала. За отталкивающими повадками типичного бюрократа сталинской эпохи, а иногда и вовсе обыкновенным шутовством снабженца Либермана из киноленты Александра Столпера «Далеко от Москвы» (1950) скрыть постоянную тревогу за оставшихся в блокадном Ленинграде жену и дочь и не успевшую эвакуироваться из Мариуполя родню. А Модеста Алексеевича из «Анны на шее» (режиссер — Исидор Анненский, 1954-й) представить весьма занятным существом с четкой, хоть и мало приятной, откровенно холопской, но все-таки твердой жизненной позицией, возводившей в абсолют материальные блага и карьерные интересы... Модест Алексеевич был сыгран Владиславским так ярко, «вкусно» (как, впрочем, и полагалось выходцу с солнечной Украины), с использованием целого ряда колоритных жестов, элементов мимики и речевых оборотов (одни только его многократно повторяемые на разные лады все эти «да-с» и «ну-с» чего стоили!), что явился своеобразной «визитной карточкой» артиста. И прочно закрепил за ним в зрительском сознании репутацию отличного комика. Но, думается, Владимира Александровича это нисколько не смущало. Комедию он действительно почитал более других жанров, вслед за Александром Николаевичем Островским считая ее «лучшим средством для достижения нравственных целей».
Поэтому, от природы наделенный тонким чувством юмора, Владиславский не стремился во что бы то ни стало развеселить публику, протестуя против примитивного, «утробного» смеха. Особенно в театре, где в основном использовался его комедийный, сатирический дар (хотя Государственную, ранее именовавшуюся Сталинской, премию в 1948-м он получил за серьезную, драматическую и сугубо положительную роль академика Абуладзе в спектакле Малого театра «Великая сила» Б.Ромашова). Недаром в череде сценических созданий Владиславского значились Земляника и Хлопов в «Ревизоре» Н.В.Гоголя, Дулитл в «Пигмалионе» Б.Шоу и Благое из «Доктора философии» Б.Нушича. И, конечно же, Чугунов из «Волков и овец» А.Н.Островского — коронная роль Владимира Владиславского, с которой артист не расставался в течение сорока лет. С 1927-го, еще с коршевских времен. А в 1935-м его Чугунов вышел уже на сцену Малого театра. Чугунова Владимир Александрович впоследствии играл в нескольких сценических редакциях классической пьесы. В соответствии с общим решением спектаклей его Чугунов был то человеком, признающим только «волчьи» законы, то оборачивался мелким жуликом. А то и вовсе оказывался едва ли не главным действующим лицом, держащим в своих цепких руках всю интригу рассказанной Островским истории. Мурзавецкую в Малом театре в разные годы играли Александра Александровна Яблочкина и Варвара Осиповна Массалитинова, Елена Николаевна Гоголева, Евдокия Дмитриевна Турчанинова и Вера Николаевна Пашенная, вносившие в партитуру роли свои неповторимые нюансы, и они естественно не могли не приниматься во внимание Владиславским. Так, рядом с Мурзавецкой-Массалитиновой его Чугунов ощущал себя «дрессировщиком, которого впустили в клетку с тиграми, только что привезенными из джунглей», подчас уставая от хитроумных приспособлений, предлагаемых героиней Массалитиновой. Мурзавецкая-Турчанинова была мягче, слабее, этаким «воском» в руках Чугунова. Мурзавецкая-Гоголева смотрела на Чугунова-Владиславского чуть свысока, и он при общении с ней неизменно соблюдал некую дистанцию. А Мурзавецкую-Пашенную артист называл «Кабанихой дворянской усадьбы», и удобнее всего ему было играть как раз с Пашенной.
Но данный случай составлял, скорее всего, исключение из правила. Потому что Владимир Александрович высоко ценил всех своих партнеров и партнерш, охотно высказываясь на страницах газет и журналов о корифеях Дома Щепкина. Он и сам по праву входил в эту блистательную когорту, будучи равным среди первых. Об этом никогда не забывают в Малом театре. Недаром его портрет украшает знаменитое Ермоловское фойе. Да и те, кому довелось участвовать с Владимиром Александровичем в одних спектаклях, о нем не забывают. И. когда есть возможность, они охотно делятся теплыми воспоминаниями о Владиславском — артисте и человеке. То Татьяна Еремеева в своих мемуарах обмолвится о его «никем не превзойденном Чугунове», то Евгений Весник в телевизионной передаче поведает о необычайной смешливости Владимира Александровича, которого было очень легко «расколоть» на сцене, а Юрий Соломин — о трогательной опеке, которую учинили над ним Владиславский и Николай Афанасьевич Светловидов, внимательно следившие за его первыми профессиональными шагами...
Но современная пресса, слишком занятая «медийными лицами» и скандалами, связанными со «звездами» нынешних и прошлых лет, имя Владиславского (а между прочим, именно на ушедший 2006 год «выпала» сто пятнадцатая годовщина со дня рождения артиста), встреча с искусством которого до сих пор способно доставлять нам подлинное наслаждение, вообще предала забвению.
Правда, Владимир Александрович и при жизни-то не был избалован вниманием критики. И это, как ни странно, в первую очередь задевало его коллег. В частности, Михаил Иванович Жаров в связи с 55-летним юбилеем профессиональной деятельности артиста писал к «Вечерней Москве» от 12.05.1967 года: «В истории советского театра есть много ненаписанных страниц, и я сожалею об одном таком белом листе: все еще нет труда об удивительном актерском подвиге моего товарища Владимира Александровича Владиславского».
Свой скромный вклад в устранение этой несправедливости попыталась внести
Майя Фолкинштейн
СТРАСТНОЙ БУЛЬВАР, 1О №6 2007
Слово о Владиславском
Выражение, вынесенное в заглавие статьи, любил повторять доктор Иван Павлович из фильма «Романтики» (режиссер — Марк Донской, 1941). И хотя относилось оно к герою «Романтиков» — бесстрашному полярному летчику (его играл Даниил Сагал), подобный шутливый «диагноз» имело смысл «поставить» и доктору, самоотверженно, с неизменным душевным подъемом и верой в необходимость собственной миссии выполнявшему врачебный долг в суровых условиях крайнего Севера. Эти же слова стоило адресовать и исполнителю роли доктора – Владимиру Владиславскому, у которого эта роль, наверняка, была одной из любимых. Не только из-за ее принадлежности к разряду героических, а характерному артисту Владиславскому не часто выпадал шанс расширить рамки амплуа, но главное — из-за ощущающейся благодаря особой сердечной интонации очевидной симпатии Владиславского персонажу. Ведь Владимир Александрович и сам был настоящим подвижником своего дела, отдававшимся актерской профессии страстно, можно даже сказать истово, и совершенно бескорыстно. Однако артисту была, видимо, не чужда и некоторая доля честолюбия. Иначе не сменил бы он скромную родовую фамилию Ельник на красивый и очень театральный псевдоним, который ему удалось сделать еще и чрезвычайно звучным. Это тем более ценно, если учесть тот факт, что в послужном списке Владиславского преобладали роли небольшие, так называемого второго плана, и в каждой из них Владимир Александрович был заметен.
Уважать любую работу, умению с азартом «высекать искру» из любого по объему ролевого материала Владиславского, без сомнения, научила провинция, где он начинал свой долгий, более чем полувековой творческий путь. Дебютировав в 1912-м в одесской частной антрепризе Басманова, Владимир Александрович в течение тринадцати лет выходил на подмостки Киева и Житомира, Харькова, Владикавказа и Ростова-на-Дону. В 1925-м артист приехал в Москву, играл в театрах бывш. Корша, имени МОСПС, ГОСТИМе. А в 1933-м в роли Финка в «Дипломе» А.Бруштейн и Б.Зона Владиславский впервые появился на сцене Малого театра. И был тут же признан его старейшинами. После спектакля Варвара Николаевна Рыжова, Пров Михайлович Садовский и Александр Алексеевич Остужев зашли в гримерную артиста и произнесли заветную для любого новичка фразу: «Вы — наш!». Это и решило судьбу Владимира Александровича, до конца своих дней (а Владиславского не стало 5 октября 1970-го) украшавшего труппу Малого театра.
Именно там окончательно оформилось его невероятно позитивное мировоззрение, базировавшееся на искренней убежденности в том, что многое в судьбе артиста решает личная воля и трудоспособность. И биография Владиславского только подтвердила эту спорную, поистине раритетную для актерского мира точку зрения. Так как Владимиру Александровичу помог состояться не только редкий талант, но и отсутствие элементарной лени. Последнее объясняется eще и тем, что приверженец старой, сугубо реалистической школы игры, Владиславский не слишком доверял режиссуре, считая, что она «убивает актерскую инициативу». И сотрудничая с незабываемыми мастерами экрана и сцены (среди которых особо выделял Николая Синельникова, оказавшего наиболее серьезное влияние на развитие его индивидуальности, нe удивительно, что под руководством Синельникова Владиславский впервые заявил о себе как разноплановый артист, способный одинаково органично сыграть и Расплюева в «Свадьбе Кречинского» А.В.Сухово-Кобылина, и Любима Торцова в «Бедности не порок» А.Н.Островского), Владимир Александрович предпочитал надеяться исключительно на себя. Не уставал развивать собственную фантазию и пополнять «знания, эту фантазию питавшие».
Сегодня, когда читаешь материалы о Владиславском или авторские заметки самого Владимира Александровича, пересматриваешь фильмы и записи спектаклей с участием артиста, то невольно убеждаешься в том, что его воображение и впрямь почти не имело границ. Невысокого роста, довольно плотного сложения, импозантный и бесконечно обаятельный в процессе создания облика персонажа, Владимир Александрович не боялся едва ли не уродовать себя, изменяясь подчас, до неузнаваемости (чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на фотогалерею театральных ролей Владиславского). Отменный лицедей, он и внутреннюю линию поведения того, чей образ ему надлежало воплотить, выстраивал безупречно точно.
Заурядного Лакея из «макулатурной» пьесы, произносящего единственную реплику: «Слушаюсь!», мог «назначить» старшим «по должности», попросить в помощь лакейчонка и в результате явить публике во всем подражавшего барину, чванливого, не в меру заносчивого субъекта. Рядового Продавца тканей из кино-хита пятидесятых годов прошлого века «Иван Бровкин на целине» (режиссер — Иван Лукинский, 1958-й) наделить такой недюжинной энергией, что неискушенным покупателям вроде молодых «целинников-былинников» просто невозможно было отойти от прилавка без покупки. «Зерном» роли отставного капитана Лаврова из «Адмирала Нахимова» (режиссер — Всеволод Пудовкин, 1946-й) сделать его подлинный, отнюдь не показной патриотизм и преклонение перед полководческим гением легендарного адмирала. За отталкивающими повадками типичного бюрократа сталинской эпохи, а иногда и вовсе обыкновенным шутовством снабженца Либермана из киноленты Александра Столпера «Далеко от Москвы» (1950) скрыть постоянную тревогу за оставшихся в блокадном Ленинграде жену и дочь и не успевшую эвакуироваться из Мариуполя родню. А Модеста Алексеевича из «Анны на шее» (режиссер — Исидор Анненский, 1954-й) представить весьма занятным существом с четкой, хоть и мало приятной, откровенно холопской, но все-таки твердой жизненной позицией, возводившей в абсолют материальные блага и карьерные интересы... Модест Алексеевич был сыгран Владиславским так ярко, «вкусно» (как, впрочем, и полагалось выходцу с солнечной Украины), с использованием целого ряда колоритных жестов, элементов мимики и речевых оборотов (одни только его многократно повторяемые на разные лады все эти «да-с» и «ну-с» чего стоили!), что явился своеобразной «визитной карточкой» артиста. И прочно закрепил за ним в зрительском сознании репутацию отличного комика. Но, думается, Владимира Александровича это нисколько не смущало. Комедию он действительно почитал более других жанров, вслед за Александром Николаевичем Островским считая ее «лучшим средством для достижения нравственных целей».
Поэтому, от природы наделенный тонким чувством юмора, Владиславский не стремился во что бы то ни стало развеселить публику, протестуя против примитивного, «утробного» смеха. Особенно в театре, где в основном использовался его комедийный, сатирический дар (хотя Государственную, ранее именовавшуюся Сталинской, премию в 1948-м он получил за серьезную, драматическую и сугубо положительную роль академика Абуладзе в спектакле Малого театра «Великая сила» Б.Ромашова). Недаром в череде сценических созданий Владиславского значились Земляника и Хлопов в «Ревизоре» Н.В.Гоголя, Дулитл в «Пигмалионе» Б.Шоу и Благое из «Доктора философии» Б.Нушича. И, конечно же, Чугунов из «Волков и овец» А.Н.Островского — коронная роль Владимира Владиславского, с которой артист не расставался в течение сорока лет. С 1927-го, еще с коршевских времен. А в 1935-м его Чугунов вышел уже на сцену Малого театра. Чугунова Владимир Александрович впоследствии играл в нескольких сценических редакциях классической пьесы. В соответствии с общим решением спектаклей его Чугунов был то человеком, признающим только «волчьи» законы, то оборачивался мелким жуликом. А то и вовсе оказывался едва ли не главным действующим лицом, держащим в своих цепких руках всю интригу рассказанной Островским истории. Мурзавецкую в Малом театре в разные годы играли Александра Александровна Яблочкина и Варвара Осиповна Массалитинова, Елена Николаевна Гоголева, Евдокия Дмитриевна Турчанинова и Вера Николаевна Пашенная, вносившие в партитуру роли свои неповторимые нюансы, и они естественно не могли не приниматься во внимание Владиславским. Так, рядом с Мурзавецкой-Массалитиновой его Чугунов ощущал себя «дрессировщиком, которого впустили в клетку с тиграми, только что привезенными из джунглей», подчас уставая от хитроумных приспособлений, предлагаемых героиней Массалитиновой. Мурзавецкая-Турчанинова была мягче, слабее, этаким «воском» в руках Чугунова. Мурзавецкая-Гоголева смотрела на Чугунова-Владиславского чуть свысока, и он при общении с ней неизменно соблюдал некую дистанцию. А Мурзавецкую-Пашенную артист называл «Кабанихой дворянской усадьбы», и удобнее всего ему было играть как раз с Пашенной.
Но данный случай составлял, скорее всего, исключение из правила. Потому что Владимир Александрович высоко ценил всех своих партнеров и партнерш, охотно высказываясь на страницах газет и журналов о корифеях Дома Щепкина. Он и сам по праву входил в эту блистательную когорту, будучи равным среди первых. Об этом никогда не забывают в Малом театре. Недаром его портрет украшает знаменитое Ермоловское фойе. Да и те, кому довелось участвовать с Владимиром Александровичем в одних спектаклях, о нем не забывают. И. когда есть возможность, они охотно делятся теплыми воспоминаниями о Владиславском — артисте и человеке. То Татьяна Еремеева в своих мемуарах обмолвится о его «никем не превзойденном Чугунове», то Евгений Весник в телевизионной передаче поведает о необычайной смешливости Владимира Александровича, которого было очень легко «расколоть» на сцене, а Юрий Соломин — о трогательной опеке, которую учинили над ним Владиславский и Николай Афанасьевич Светловидов, внимательно следившие за его первыми профессиональными шагами...
Но современная пресса, слишком занятая «медийными лицами» и скандалами, связанными со «звездами» нынешних и прошлых лет, имя Владиславского (а между прочим, именно на ушедший 2006 год «выпала» сто пятнадцатая годовщина со дня рождения артиста), встреча с искусством которого до сих пор способно доставлять нам подлинное наслаждение, вообще предала забвению.
Правда, Владимир Александрович и при жизни-то не был избалован вниманием критики. И это, как ни странно, в первую очередь задевало его коллег. В частности, Михаил Иванович Жаров в связи с 55-летним юбилеем профессиональной деятельности артиста писал к «Вечерней Москве» от 12.05.1967 года: «В истории советского театра есть много ненаписанных страниц, и я сожалею об одном таком белом листе: все еще нет труда об удивительном актерском подвиге моего товарища Владимира Александровича Владиславского».
Свой скромный вклад в устранение этой несправедливости попыталась внести
Майя Фолкинштейн
СТРАСТНОЙ БУЛЬВАР, 1О №6 2007
Дата публикации: 13.06.2011
«ОПТИМИЗМУС ГРАНДИОЗО»
Слово о Владиславском
Выражение, вынесенное в заглавие статьи, любил повторять доктор Иван Павлович из фильма «Романтики» (режиссер — Марк Донской, 1941). И хотя относилось оно к герою «Романтиков» — бесстрашному полярному летчику (его играл Даниил Сагал), подобный шутливый «диагноз» имело смысл «поставить» и доктору, самоотверженно, с неизменным душевным подъемом и верой в необходимость собственной миссии выполнявшему врачебный долг в суровых условиях крайнего Севера. Эти же слова стоило адресовать и исполнителю роли доктора – Владимиру Владиславскому, у которого эта роль, наверняка, была одной из любимых. Не только из-за ее принадлежности к разряду героических, а характерному артисту Владиславскому не часто выпадал шанс расширить рамки амплуа, но главное — из-за ощущающейся благодаря особой сердечной интонации очевидной симпатии Владиславского персонажу. Ведь Владимир Александрович и сам был настоящим подвижником своего дела, отдававшимся актерской профессии страстно, можно даже сказать истово, и совершенно бескорыстно. Однако артисту была, видимо, не чужда и некоторая доля честолюбия. Иначе не сменил бы он скромную родовую фамилию Ельник на красивый и очень театральный псевдоним, который ему удалось сделать еще и чрезвычайно звучным. Это тем более ценно, если учесть тот факт, что в послужном списке Владиславского преобладали роли небольшие, так называемого второго плана, и в каждой из них Владимир Александрович был заметен.
Уважать любую работу, умению с азартом «высекать искру» из любого по объему ролевого материала Владиславского, без сомнения, научила провинция, где он начинал свой долгий, более чем полувековой творческий путь. Дебютировав в 1912-м в одесской частной антрепризе Басманова, Владимир Александрович в течение тринадцати лет выходил на подмостки Киева и Житомира, Харькова, Владикавказа и Ростова-на-Дону. В 1925-м артист приехал в Москву, играл в театрах бывш. Корша, имени МОСПС, ГОСТИМе. А в 1933-м в роли Финка в «Дипломе» А.Бруштейн и Б.Зона Владиславский впервые появился на сцене Малого театра. И был тут же признан его старейшинами. После спектакля Варвара Николаевна Рыжова, Пров Михайлович Садовский и Александр Алексеевич Остужев зашли в гримерную артиста и произнесли заветную для любого новичка фразу: «Вы — наш!». Это и решило судьбу Владимира Александровича, до конца своих дней (а Владиславского не стало 5 октября 1970-го) украшавшего труппу Малого театра.
Именно там окончательно оформилось его невероятно позитивное мировоззрение, базировавшееся на искренней убежденности в том, что многое в судьбе артиста решает личная воля и трудоспособность. И биография Владиславского только подтвердила эту спорную, поистине раритетную для актерского мира точку зрения. Так как Владимиру Александровичу помог состояться не только редкий талант, но и отсутствие элементарной лени. Последнее объясняется eще и тем, что приверженец старой, сугубо реалистической школы игры, Владиславский не слишком доверял режиссуре, считая, что она «убивает актерскую инициативу». И сотрудничая с незабываемыми мастерами экрана и сцены (среди которых особо выделял Николая Синельникова, оказавшего наиболее серьезное влияние на развитие его индивидуальности, нe удивительно, что под руководством Синельникова Владиславский впервые заявил о себе как разноплановый артист, способный одинаково органично сыграть и Расплюева в «Свадьбе Кречинского» А.В.Сухово-Кобылина, и Любима Торцова в «Бедности не порок» А.Н.Островского), Владимир Александрович предпочитал надеяться исключительно на себя. Не уставал развивать собственную фантазию и пополнять «знания, эту фантазию питавшие».
Сегодня, когда читаешь материалы о Владиславском или авторские заметки самого Владимира Александровича, пересматриваешь фильмы и записи спектаклей с участием артиста, то невольно убеждаешься в том, что его воображение и впрямь почти не имело границ. Невысокого роста, довольно плотного сложения, импозантный и бесконечно обаятельный в процессе создания облика персонажа, Владимир Александрович не боялся едва ли не уродовать себя, изменяясь подчас, до неузнаваемости (чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на фотогалерею театральных ролей Владиславского). Отменный лицедей, он и внутреннюю линию поведения того, чей образ ему надлежало воплотить, выстраивал безупречно точно.
Заурядного Лакея из «макулатурной» пьесы, произносящего единственную реплику: «Слушаюсь!», мог «назначить» старшим «по должности», попросить в помощь лакейчонка и в результате явить публике во всем подражавшего барину, чванливого, не в меру заносчивого субъекта. Рядового Продавца тканей из кино-хита пятидесятых годов прошлого века «Иван Бровкин на целине» (режиссер — Иван Лукинский, 1958-й) наделить такой недюжинной энергией, что неискушенным покупателям вроде молодых «целинников-былинников» просто невозможно было отойти от прилавка без покупки. «Зерном» роли отставного капитана Лаврова из «Адмирала Нахимова» (режиссер — Всеволод Пудовкин, 1946-й) сделать его подлинный, отнюдь не показной патриотизм и преклонение перед полководческим гением легендарного адмирала. За отталкивающими повадками типичного бюрократа сталинской эпохи, а иногда и вовсе обыкновенным шутовством снабженца Либермана из киноленты Александра Столпера «Далеко от Москвы» (1950) скрыть постоянную тревогу за оставшихся в блокадном Ленинграде жену и дочь и не успевшую эвакуироваться из Мариуполя родню. А Модеста Алексеевича из «Анны на шее» (режиссер — Исидор Анненский, 1954-й) представить весьма занятным существом с четкой, хоть и мало приятной, откровенно холопской, но все-таки твердой жизненной позицией, возводившей в абсолют материальные блага и карьерные интересы... Модест Алексеевич был сыгран Владиславским так ярко, «вкусно» (как, впрочем, и полагалось выходцу с солнечной Украины), с использованием целого ряда колоритных жестов, элементов мимики и речевых оборотов (одни только его многократно повторяемые на разные лады все эти «да-с» и «ну-с» чего стоили!), что явился своеобразной «визитной карточкой» артиста. И прочно закрепил за ним в зрительском сознании репутацию отличного комика. Но, думается, Владимира Александровича это нисколько не смущало. Комедию он действительно почитал более других жанров, вслед за Александром Николаевичем Островским считая ее «лучшим средством для достижения нравственных целей».
Поэтому, от природы наделенный тонким чувством юмора, Владиславский не стремился во что бы то ни стало развеселить публику, протестуя против примитивного, «утробного» смеха. Особенно в театре, где в основном использовался его комедийный, сатирический дар (хотя Государственную, ранее именовавшуюся Сталинской, премию в 1948-м он получил за серьезную, драматическую и сугубо положительную роль академика Абуладзе в спектакле Малого театра «Великая сила» Б.Ромашова). Недаром в череде сценических созданий Владиславского значились Земляника и Хлопов в «Ревизоре» Н.В.Гоголя, Дулитл в «Пигмалионе» Б.Шоу и Благое из «Доктора философии» Б.Нушича. И, конечно же, Чугунов из «Волков и овец» А.Н.Островского — коронная роль Владимира Владиславского, с которой артист не расставался в течение сорока лет. С 1927-го, еще с коршевских времен. А в 1935-м его Чугунов вышел уже на сцену Малого театра. Чугунова Владимир Александрович впоследствии играл в нескольких сценических редакциях классической пьесы. В соответствии с общим решением спектаклей его Чугунов был то человеком, признающим только «волчьи» законы, то оборачивался мелким жуликом. А то и вовсе оказывался едва ли не главным действующим лицом, держащим в своих цепких руках всю интригу рассказанной Островским истории. Мурзавецкую в Малом театре в разные годы играли Александра Александровна Яблочкина и Варвара Осиповна Массалитинова, Елена Николаевна Гоголева, Евдокия Дмитриевна Турчанинова и Вера Николаевна Пашенная, вносившие в партитуру роли свои неповторимые нюансы, и они естественно не могли не приниматься во внимание Владиславским. Так, рядом с Мурзавецкой-Массалитиновой его Чугунов ощущал себя «дрессировщиком, которого впустили в клетку с тиграми, только что привезенными из джунглей», подчас уставая от хитроумных приспособлений, предлагаемых героиней Массалитиновой. Мурзавецкая-Турчанинова была мягче, слабее, этаким «воском» в руках Чугунова. Мурзавецкая-Гоголева смотрела на Чугунова-Владиславского чуть свысока, и он при общении с ней неизменно соблюдал некую дистанцию. А Мурзавецкую-Пашенную артист называл «Кабанихой дворянской усадьбы», и удобнее всего ему было играть как раз с Пашенной.
Но данный случай составлял, скорее всего, исключение из правила. Потому что Владимир Александрович высоко ценил всех своих партнеров и партнерш, охотно высказываясь на страницах газет и журналов о корифеях Дома Щепкина. Он и сам по праву входил в эту блистательную когорту, будучи равным среди первых. Об этом никогда не забывают в Малом театре. Недаром его портрет украшает знаменитое Ермоловское фойе. Да и те, кому довелось участвовать с Владимиром Александровичем в одних спектаклях, о нем не забывают. И. когда есть возможность, они охотно делятся теплыми воспоминаниями о Владиславском — артисте и человеке. То Татьяна Еремеева в своих мемуарах обмолвится о его «никем не превзойденном Чугунове», то Евгений Весник в телевизионной передаче поведает о необычайной смешливости Владимира Александровича, которого было очень легко «расколоть» на сцене, а Юрий Соломин — о трогательной опеке, которую учинили над ним Владиславский и Николай Афанасьевич Светловидов, внимательно следившие за его первыми профессиональными шагами...
Но современная пресса, слишком занятая «медийными лицами» и скандалами, связанными со «звездами» нынешних и прошлых лет, имя Владиславского (а между прочим, именно на ушедший 2006 год «выпала» сто пятнадцатая годовщина со дня рождения артиста), встреча с искусством которого до сих пор способно доставлять нам подлинное наслаждение, вообще предала забвению.
Правда, Владимир Александрович и при жизни-то не был избалован вниманием критики. И это, как ни странно, в первую очередь задевало его коллег. В частности, Михаил Иванович Жаров в связи с 55-летним юбилеем профессиональной деятельности артиста писал к «Вечерней Москве» от 12.05.1967 года: «В истории советского театра есть много ненаписанных страниц, и я сожалею об одном таком белом листе: все еще нет труда об удивительном актерском подвиге моего товарища Владимира Александровича Владиславского».
Свой скромный вклад в устранение этой несправедливости попыталась внести
Майя Фолкинштейн
СТРАСТНОЙ БУЛЬВАР, 1О №6 2007
Слово о Владиславском
Выражение, вынесенное в заглавие статьи, любил повторять доктор Иван Павлович из фильма «Романтики» (режиссер — Марк Донской, 1941). И хотя относилось оно к герою «Романтиков» — бесстрашному полярному летчику (его играл Даниил Сагал), подобный шутливый «диагноз» имело смысл «поставить» и доктору, самоотверженно, с неизменным душевным подъемом и верой в необходимость собственной миссии выполнявшему врачебный долг в суровых условиях крайнего Севера. Эти же слова стоило адресовать и исполнителю роли доктора – Владимиру Владиславскому, у которого эта роль, наверняка, была одной из любимых. Не только из-за ее принадлежности к разряду героических, а характерному артисту Владиславскому не часто выпадал шанс расширить рамки амплуа, но главное — из-за ощущающейся благодаря особой сердечной интонации очевидной симпатии Владиславского персонажу. Ведь Владимир Александрович и сам был настоящим подвижником своего дела, отдававшимся актерской профессии страстно, можно даже сказать истово, и совершенно бескорыстно. Однако артисту была, видимо, не чужда и некоторая доля честолюбия. Иначе не сменил бы он скромную родовую фамилию Ельник на красивый и очень театральный псевдоним, который ему удалось сделать еще и чрезвычайно звучным. Это тем более ценно, если учесть тот факт, что в послужном списке Владиславского преобладали роли небольшие, так называемого второго плана, и в каждой из них Владимир Александрович был заметен.
Уважать любую работу, умению с азартом «высекать искру» из любого по объему ролевого материала Владиславского, без сомнения, научила провинция, где он начинал свой долгий, более чем полувековой творческий путь. Дебютировав в 1912-м в одесской частной антрепризе Басманова, Владимир Александрович в течение тринадцати лет выходил на подмостки Киева и Житомира, Харькова, Владикавказа и Ростова-на-Дону. В 1925-м артист приехал в Москву, играл в театрах бывш. Корша, имени МОСПС, ГОСТИМе. А в 1933-м в роли Финка в «Дипломе» А.Бруштейн и Б.Зона Владиславский впервые появился на сцене Малого театра. И был тут же признан его старейшинами. После спектакля Варвара Николаевна Рыжова, Пров Михайлович Садовский и Александр Алексеевич Остужев зашли в гримерную артиста и произнесли заветную для любого новичка фразу: «Вы — наш!». Это и решило судьбу Владимира Александровича, до конца своих дней (а Владиславского не стало 5 октября 1970-го) украшавшего труппу Малого театра.
Именно там окончательно оформилось его невероятно позитивное мировоззрение, базировавшееся на искренней убежденности в том, что многое в судьбе артиста решает личная воля и трудоспособность. И биография Владиславского только подтвердила эту спорную, поистине раритетную для актерского мира точку зрения. Так как Владимиру Александровичу помог состояться не только редкий талант, но и отсутствие элементарной лени. Последнее объясняется eще и тем, что приверженец старой, сугубо реалистической школы игры, Владиславский не слишком доверял режиссуре, считая, что она «убивает актерскую инициативу». И сотрудничая с незабываемыми мастерами экрана и сцены (среди которых особо выделял Николая Синельникова, оказавшего наиболее серьезное влияние на развитие его индивидуальности, нe удивительно, что под руководством Синельникова Владиславский впервые заявил о себе как разноплановый артист, способный одинаково органично сыграть и Расплюева в «Свадьбе Кречинского» А.В.Сухово-Кобылина, и Любима Торцова в «Бедности не порок» А.Н.Островского), Владимир Александрович предпочитал надеяться исключительно на себя. Не уставал развивать собственную фантазию и пополнять «знания, эту фантазию питавшие».
Сегодня, когда читаешь материалы о Владиславском или авторские заметки самого Владимира Александровича, пересматриваешь фильмы и записи спектаклей с участием артиста, то невольно убеждаешься в том, что его воображение и впрямь почти не имело границ. Невысокого роста, довольно плотного сложения, импозантный и бесконечно обаятельный в процессе создания облика персонажа, Владимир Александрович не боялся едва ли не уродовать себя, изменяясь подчас, до неузнаваемости (чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на фотогалерею театральных ролей Владиславского). Отменный лицедей, он и внутреннюю линию поведения того, чей образ ему надлежало воплотить, выстраивал безупречно точно.
Заурядного Лакея из «макулатурной» пьесы, произносящего единственную реплику: «Слушаюсь!», мог «назначить» старшим «по должности», попросить в помощь лакейчонка и в результате явить публике во всем подражавшего барину, чванливого, не в меру заносчивого субъекта. Рядового Продавца тканей из кино-хита пятидесятых годов прошлого века «Иван Бровкин на целине» (режиссер — Иван Лукинский, 1958-й) наделить такой недюжинной энергией, что неискушенным покупателям вроде молодых «целинников-былинников» просто невозможно было отойти от прилавка без покупки. «Зерном» роли отставного капитана Лаврова из «Адмирала Нахимова» (режиссер — Всеволод Пудовкин, 1946-й) сделать его подлинный, отнюдь не показной патриотизм и преклонение перед полководческим гением легендарного адмирала. За отталкивающими повадками типичного бюрократа сталинской эпохи, а иногда и вовсе обыкновенным шутовством снабженца Либермана из киноленты Александра Столпера «Далеко от Москвы» (1950) скрыть постоянную тревогу за оставшихся в блокадном Ленинграде жену и дочь и не успевшую эвакуироваться из Мариуполя родню. А Модеста Алексеевича из «Анны на шее» (режиссер — Исидор Анненский, 1954-й) представить весьма занятным существом с четкой, хоть и мало приятной, откровенно холопской, но все-таки твердой жизненной позицией, возводившей в абсолют материальные блага и карьерные интересы... Модест Алексеевич был сыгран Владиславским так ярко, «вкусно» (как, впрочем, и полагалось выходцу с солнечной Украины), с использованием целого ряда колоритных жестов, элементов мимики и речевых оборотов (одни только его многократно повторяемые на разные лады все эти «да-с» и «ну-с» чего стоили!), что явился своеобразной «визитной карточкой» артиста. И прочно закрепил за ним в зрительском сознании репутацию отличного комика. Но, думается, Владимира Александровича это нисколько не смущало. Комедию он действительно почитал более других жанров, вслед за Александром Николаевичем Островским считая ее «лучшим средством для достижения нравственных целей».
Поэтому, от природы наделенный тонким чувством юмора, Владиславский не стремился во что бы то ни стало развеселить публику, протестуя против примитивного, «утробного» смеха. Особенно в театре, где в основном использовался его комедийный, сатирический дар (хотя Государственную, ранее именовавшуюся Сталинской, премию в 1948-м он получил за серьезную, драматическую и сугубо положительную роль академика Абуладзе в спектакле Малого театра «Великая сила» Б.Ромашова). Недаром в череде сценических созданий Владиславского значились Земляника и Хлопов в «Ревизоре» Н.В.Гоголя, Дулитл в «Пигмалионе» Б.Шоу и Благое из «Доктора философии» Б.Нушича. И, конечно же, Чугунов из «Волков и овец» А.Н.Островского — коронная роль Владимира Владиславского, с которой артист не расставался в течение сорока лет. С 1927-го, еще с коршевских времен. А в 1935-м его Чугунов вышел уже на сцену Малого театра. Чугунова Владимир Александрович впоследствии играл в нескольких сценических редакциях классической пьесы. В соответствии с общим решением спектаклей его Чугунов был то человеком, признающим только «волчьи» законы, то оборачивался мелким жуликом. А то и вовсе оказывался едва ли не главным действующим лицом, держащим в своих цепких руках всю интригу рассказанной Островским истории. Мурзавецкую в Малом театре в разные годы играли Александра Александровна Яблочкина и Варвара Осиповна Массалитинова, Елена Николаевна Гоголева, Евдокия Дмитриевна Турчанинова и Вера Николаевна Пашенная, вносившие в партитуру роли свои неповторимые нюансы, и они естественно не могли не приниматься во внимание Владиславским. Так, рядом с Мурзавецкой-Массалитиновой его Чугунов ощущал себя «дрессировщиком, которого впустили в клетку с тиграми, только что привезенными из джунглей», подчас уставая от хитроумных приспособлений, предлагаемых героиней Массалитиновой. Мурзавецкая-Турчанинова была мягче, слабее, этаким «воском» в руках Чугунова. Мурзавецкая-Гоголева смотрела на Чугунова-Владиславского чуть свысока, и он при общении с ней неизменно соблюдал некую дистанцию. А Мурзавецкую-Пашенную артист называл «Кабанихой дворянской усадьбы», и удобнее всего ему было играть как раз с Пашенной.
Но данный случай составлял, скорее всего, исключение из правила. Потому что Владимир Александрович высоко ценил всех своих партнеров и партнерш, охотно высказываясь на страницах газет и журналов о корифеях Дома Щепкина. Он и сам по праву входил в эту блистательную когорту, будучи равным среди первых. Об этом никогда не забывают в Малом театре. Недаром его портрет украшает знаменитое Ермоловское фойе. Да и те, кому довелось участвовать с Владимиром Александровичем в одних спектаклях, о нем не забывают. И. когда есть возможность, они охотно делятся теплыми воспоминаниями о Владиславском — артисте и человеке. То Татьяна Еремеева в своих мемуарах обмолвится о его «никем не превзойденном Чугунове», то Евгений Весник в телевизионной передаче поведает о необычайной смешливости Владимира Александровича, которого было очень легко «расколоть» на сцене, а Юрий Соломин — о трогательной опеке, которую учинили над ним Владиславский и Николай Афанасьевич Светловидов, внимательно следившие за его первыми профессиональными шагами...
Но современная пресса, слишком занятая «медийными лицами» и скандалами, связанными со «звездами» нынешних и прошлых лет, имя Владиславского (а между прочим, именно на ушедший 2006 год «выпала» сто пятнадцатая годовщина со дня рождения артиста), встреча с искусством которого до сих пор способно доставлять нам подлинное наслаждение, вообще предала забвению.
Правда, Владимир Александрович и при жизни-то не был избалован вниманием критики. И это, как ни странно, в первую очередь задевало его коллег. В частности, Михаил Иванович Жаров в связи с 55-летним юбилеем профессиональной деятельности артиста писал к «Вечерней Москве» от 12.05.1967 года: «В истории советского театра есть много ненаписанных страниц, и я сожалею об одном таком белом листе: все еще нет труда об удивительном актерском подвиге моего товарища Владимира Александровича Владиславского».
Свой скромный вклад в устранение этой несправедливости попыталась внести
Майя Фолкинштейн
СТРАСТНОЙ БУЛЬВАР, 1О №6 2007
Дата публикации: 13.06.2011
Художественный руководитель Малого театра —
народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин
Партнеры
Информационная поддержка
Оценка качества услуг учреждений культуры
