Новости
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ: «АКТЕРЫ ВСЕ СУМАСШЕДШИЕ, У НИХ КРЫША ЧУТЬ-ЧУТЬ ЕДЕТ»
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ: «АКТЕРЫ ВСЕ СУМАСШЕДШИЕ, У НИХ КРЫША ЧУТЬ-ЧУТЬ ЕДЕТ»
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ: «АКТЕРЫ ВСЕ СУМАСШЕДШИЕ, У НИХ КРЫША ЧУТЬ-ЧУТЬ ЕДЕТ»
Эксклюзивное интервью специального корреспондента КМ.RU Марии Богданчиковой. Фото Игоря Варнавского. Видео Владимира Шпомера. Монтаж Ольги Рыжовой
Эдуард Марцевич приходит в театр за два часа до начала спектакля. Говорит, что важно отряхнуть пыль не только с уличных ботинок – перед сценой надо отряхнуть пыль с души. Он служит в Малом театре почти 40 лет! С этим местом связана вся жизнь выдающегося артиста. Он пережил в Малом и взлеты, и падения не только как актер, но и как режиссер. Но никогда не изменял ему и оставался верен даже тогда, когда хотелось все бросить и уйти навсегда.
С народным артистом мы встретились у него «дома». Так он называет свою гримерку, которая до маленького светильника на старинном зеркале пропитана духом театра.
В детстве мой отец-актер сомневался в том, что я профпригоден
- Вы выросли в актерской семье. Как в детстве вами воспринимался театр? Ваш отец как-то направлял вас в актерское русло, или вы выбрали эту профессию, несмотря на то что у вас театральные корни?
- Отец не мог управлять, он через три года ушел из семьи, и я остался с матерью. Но дружба с театром, где он работал, продолжалась. Товарищи отца часто бывали у нас дома, и я бывал нередко в театре еще маленьким. Я помню, в дни войны, когда шла пьеса «Жди меня», я ходил по сцене и смотрел на бутафорские яблоки, трогал их, рассматривал. Желание быть актером передалось мне генетически. Мне было три года, когда я забирался на сундук и устраивал целые спектакли перед гостями матери.
- После войны вы с мамой переехали в Вильнюс и снова встретились с отцом. Почему он не хотел вас принимать в драмкружок, которым руководил?
- Наверное, боялся, потому что всегда хочется, чтобы твой ребенок имел искру Божью, чтобы мог стать достойным продолжателем рода, профессии. Я помню, какой-то чтец заболел перед самым концертом и не пришел, тогда отец увел меня в подвал Дворца связи (кружок находился там) и сказал: «Читай!» Я читал стихотворение военных лет Виктора Гусева «Такой народ не будет побежден». Он послушал и сразу сказал: «Ну давай, поезжай». И мы с папиной труппой поехали в какие-то колхозы, маленькие городишки… У меня было хорошее детство.
- За профпригодность своих сыновей Филиппа и Кирилла, которые также пожелали в свое время пойти в театральный, переживали?
- Я не хотел, чтобы они были актерами, во-первых, потому что это сложная дорога, полная неожиданностей, препятствий, конфликтов и преодоления чьей-то зависти. Во-вторых, актер должен быть волевым человеком. Отец говорил, что настоящий актер должен знать наизусть всего «Онегина» и «Горе от ума». Поэтому приходится много заучивать, помнить текст.
- Но ваши сыновья оказались упрямцами и все-таки пошли в актеры, вас не послушав.
- О, они ужасно упрямы. Но они не могли жить без актерства и варились в театральном соусе, потому что у нас дома был свой театр, они были свидетелями всех репетиций, а сами любили устраивать кукольный театр. Мы садились в маленькой комнатке, ставили ширму и играли басни Крылова «Волк и ягненок», «Лисица и виноград».
- А как это — «домашний» театр в квартире? Никогда о таком не слышала.
- Я окончил высшие режиссерские курсы в Литве у Юозаса Мильтиниса. Но по приезде в Москву, Малый театр, где я работал актером, он не разрешил мне ставить собственные спектакли, поэтому пришлось заниматься этим дома. В квартире мы собирали друзей-зрителей, они сидели на диване, стульях, причем вся мебель подыгрывала постановкам. Было здорово. После спектаклей шли долгие беседы до четырех утра.
В нашей профессии «священнодействуй — или пошел вон!»
- Могло ли так получиться, что вы уйдете навсегда из Малого театра и займетесь «лабораторной режиссурой», педагогикой, а на сцену больше не вернетесь?
- Я думал о том, чтобы создать свой театр, но ничего не вышло. К тому же мне посоветовали не уходить из Малого театра. Говорили, что придет время, когда мне дадут и там поставить спектакли. Так оно и вышло
- Теперь один из ваших сыновей работает в Малом театре, задействован в вашем спектакле (Эдуард Марцевич – режиссер спектакля «Не было гроша, а вдруг алтын». — КМ.RU). С ним вы Марцевич-отец или Марцевич-режиссер?
- Без сомнения, режиссер! В театре мы держим с сыном дистанцию. Он даже не хочет со мной репетировать дома. Только официальные репетиции. Это верно, потому что театр – это профессия, где не дело слюни разводить. К профессии нужно относиться серьезно. Как Щепкин говорил: «Священнодействуй — или пошел вон!» (Смеется.)
- Не могу не задать этот вопрос. Как вам в 22 года удалось заполучить роль Гамлета? Юрий Соломин рассказывал, что в студенческие годы вы не расставались с томиком Шекспира.
- Я болел Гамлетом, не спал неделями. Меня даже бромом лечили, чтобы только заснул. (Смеется). На втором курсе я показал фрагмент из «Гамлета» однокурсникам и педагогам. Не всем понравилось, правда. Учителя говорили: «Очень интересно, но ничего не понятно». И я забыл о Гамлете, снимался в кино, тем более что меня должны были взять после Щепкинского училища в Малый театр. Но Охлопков, режиссер театра им.Маяковского, предложил мне попробоваться на роль Гамлета и взял меня.
Число 14 для меня святое
- Так вы остались в театре им.Маяковского и на десять лет оттянули свой роман с Малым театром.
- Да, почти на десять лет. Михаил Царев тогда на меня очень обиделся, потому что я отбросил Малый театр. И, когда я пришел туда в 1969 году, мне достались не самые лучшие роли. Почти два года я играл в массовке, я не стесняюсь об этом говорить. Зато потом мне доставались такие яркие роли, что представить себе трудно. Число 14 для меня магическое. В 83-м году 14 апреля я сыграл в «Агонии» главную роль, 14 мая сыграл Фиеско, 14 июня сыграл царя Федора. Я вспоминаю, когда я первый раз сыграл Гамлета. И знаете, когда это было? 14 сентября в Нижнем Новгороде! 14 — число для меня святое. (Улыбается.)
- Можете назвать себя исключительно драматическим актером? Или вы предпочитали менять актерские амплуа?
- У меня много трагических ролей: и Гамлет, и царь Федор, и Войницкий из «Дяди Вани», что ни роль, то умираешь. Хотя с возрастом, когда начинаешь пробовать себя и в той картине, и в этой, раскрываешься по-разному. Как-то даже пахана сыграл. Лицедейство, разноплановость меня влечет. Ты в себе открываешь все больше и больше талантов. Я могу играть и Гамлета, и идиота Луку Лукича Хлопова из «Ревизора». Но сейчас я чувствую, что созрел для серьезной роли, хочется сыграть ответственный разговор с жизнью.
Вера – вот что соединяет меня с душой каждого зрителя
- Ваши потомки были священниками, а насколько важно для актера быть боголюбивым, и связана ли актерская профессия с верой?
- По-моему, не только для актеров, но и для любого человека важно верить в Бога. Хотя и лицедейство, и священнодействие с точки зрения церкви несовместимы. Но, выходя на сцену, я молюсь, обращаюсь к высшей силе. Я думаю, что это необходимо, потому что театр – это очень духовно. Не знаю, как в кино, но в театре без веры никуда. Когда актер выходит на сцену, ему нужно, чтобы его душа соединилась с душой каждого зрителя. Ведь что такое зал? Это тысяча душ, соединенных в одну, которая облокотилась на рампу и тебя рассматривает. Они должны поверить в эту магию, которую ты несешь, чтобы у них возникли слезы или хохот. И если ты циник, то публика никогда тебе не поверит.
- Эдуард Евгеньевич, как бы вы определили то, чем вы занимаетесь? Что значит быть актером?
- Актеры все сумасшедшие… крыша должна чуть-чуть поехать, только чуть-чуть. (Смеется.) Я помню, Мильтинис так довел замечаниями, уколами своего актера Питера Найтиса, что тот схватил палку и бегал за ним по всему городу. Видите ли, проникнуть в чужую эпоху, прочувствовать персонажа, его характер могут только те люди, у которых есть дар, призвание, а они, как правило, очень отличаются от обычных людей.
КМ.ru, 21.3.2007
Эксклюзивное интервью специального корреспондента КМ.RU Марии Богданчиковой. Фото Игоря Варнавского. Видео Владимира Шпомера. Монтаж Ольги Рыжовой
Эдуард Марцевич приходит в театр за два часа до начала спектакля. Говорит, что важно отряхнуть пыль не только с уличных ботинок – перед сценой надо отряхнуть пыль с души. Он служит в Малом театре почти 40 лет! С этим местом связана вся жизнь выдающегося артиста. Он пережил в Малом и взлеты, и падения не только как актер, но и как режиссер. Но никогда не изменял ему и оставался верен даже тогда, когда хотелось все бросить и уйти навсегда.
С народным артистом мы встретились у него «дома». Так он называет свою гримерку, которая до маленького светильника на старинном зеркале пропитана духом театра.
В детстве мой отец-актер сомневался в том, что я профпригоден
- Вы выросли в актерской семье. Как в детстве вами воспринимался театр? Ваш отец как-то направлял вас в актерское русло, или вы выбрали эту профессию, несмотря на то что у вас театральные корни?
- Отец не мог управлять, он через три года ушел из семьи, и я остался с матерью. Но дружба с театром, где он работал, продолжалась. Товарищи отца часто бывали у нас дома, и я бывал нередко в театре еще маленьким. Я помню, в дни войны, когда шла пьеса «Жди меня», я ходил по сцене и смотрел на бутафорские яблоки, трогал их, рассматривал. Желание быть актером передалось мне генетически. Мне было три года, когда я забирался на сундук и устраивал целые спектакли перед гостями матери.
- После войны вы с мамой переехали в Вильнюс и снова встретились с отцом. Почему он не хотел вас принимать в драмкружок, которым руководил?
- Наверное, боялся, потому что всегда хочется, чтобы твой ребенок имел искру Божью, чтобы мог стать достойным продолжателем рода, профессии. Я помню, какой-то чтец заболел перед самым концертом и не пришел, тогда отец увел меня в подвал Дворца связи (кружок находился там) и сказал: «Читай!» Я читал стихотворение военных лет Виктора Гусева «Такой народ не будет побежден». Он послушал и сразу сказал: «Ну давай, поезжай». И мы с папиной труппой поехали в какие-то колхозы, маленькие городишки… У меня было хорошее детство.
- За профпригодность своих сыновей Филиппа и Кирилла, которые также пожелали в свое время пойти в театральный, переживали?
- Я не хотел, чтобы они были актерами, во-первых, потому что это сложная дорога, полная неожиданностей, препятствий, конфликтов и преодоления чьей-то зависти. Во-вторых, актер должен быть волевым человеком. Отец говорил, что настоящий актер должен знать наизусть всего «Онегина» и «Горе от ума». Поэтому приходится много заучивать, помнить текст.
- Но ваши сыновья оказались упрямцами и все-таки пошли в актеры, вас не послушав.
- О, они ужасно упрямы. Но они не могли жить без актерства и варились в театральном соусе, потому что у нас дома был свой театр, они были свидетелями всех репетиций, а сами любили устраивать кукольный театр. Мы садились в маленькой комнатке, ставили ширму и играли басни Крылова «Волк и ягненок», «Лисица и виноград».
- А как это — «домашний» театр в квартире? Никогда о таком не слышала.
- Я окончил высшие режиссерские курсы в Литве у Юозаса Мильтиниса. Но по приезде в Москву, Малый театр, где я работал актером, он не разрешил мне ставить собственные спектакли, поэтому пришлось заниматься этим дома. В квартире мы собирали друзей-зрителей, они сидели на диване, стульях, причем вся мебель подыгрывала постановкам. Было здорово. После спектаклей шли долгие беседы до четырех утра.
В нашей профессии «священнодействуй — или пошел вон!»
- Могло ли так получиться, что вы уйдете навсегда из Малого театра и займетесь «лабораторной режиссурой», педагогикой, а на сцену больше не вернетесь?
- Я думал о том, чтобы создать свой театр, но ничего не вышло. К тому же мне посоветовали не уходить из Малого театра. Говорили, что придет время, когда мне дадут и там поставить спектакли. Так оно и вышло
- Теперь один из ваших сыновей работает в Малом театре, задействован в вашем спектакле (Эдуард Марцевич – режиссер спектакля «Не было гроша, а вдруг алтын». — КМ.RU). С ним вы Марцевич-отец или Марцевич-режиссер?
- Без сомнения, режиссер! В театре мы держим с сыном дистанцию. Он даже не хочет со мной репетировать дома. Только официальные репетиции. Это верно, потому что театр – это профессия, где не дело слюни разводить. К профессии нужно относиться серьезно. Как Щепкин говорил: «Священнодействуй — или пошел вон!» (Смеется.)
- Не могу не задать этот вопрос. Как вам в 22 года удалось заполучить роль Гамлета? Юрий Соломин рассказывал, что в студенческие годы вы не расставались с томиком Шекспира.
- Я болел Гамлетом, не спал неделями. Меня даже бромом лечили, чтобы только заснул. (Смеется). На втором курсе я показал фрагмент из «Гамлета» однокурсникам и педагогам. Не всем понравилось, правда. Учителя говорили: «Очень интересно, но ничего не понятно». И я забыл о Гамлете, снимался в кино, тем более что меня должны были взять после Щепкинского училища в Малый театр. Но Охлопков, режиссер театра им.Маяковского, предложил мне попробоваться на роль Гамлета и взял меня.
Число 14 для меня святое
- Так вы остались в театре им.Маяковского и на десять лет оттянули свой роман с Малым театром.
- Да, почти на десять лет. Михаил Царев тогда на меня очень обиделся, потому что я отбросил Малый театр. И, когда я пришел туда в 1969 году, мне достались не самые лучшие роли. Почти два года я играл в массовке, я не стесняюсь об этом говорить. Зато потом мне доставались такие яркие роли, что представить себе трудно. Число 14 для меня магическое. В 83-м году 14 апреля я сыграл в «Агонии» главную роль, 14 мая сыграл Фиеско, 14 июня сыграл царя Федора. Я вспоминаю, когда я первый раз сыграл Гамлета. И знаете, когда это было? 14 сентября в Нижнем Новгороде! 14 — число для меня святое. (Улыбается.)
- Можете назвать себя исключительно драматическим актером? Или вы предпочитали менять актерские амплуа?
- У меня много трагических ролей: и Гамлет, и царь Федор, и Войницкий из «Дяди Вани», что ни роль, то умираешь. Хотя с возрастом, когда начинаешь пробовать себя и в той картине, и в этой, раскрываешься по-разному. Как-то даже пахана сыграл. Лицедейство, разноплановость меня влечет. Ты в себе открываешь все больше и больше талантов. Я могу играть и Гамлета, и идиота Луку Лукича Хлопова из «Ревизора». Но сейчас я чувствую, что созрел для серьезной роли, хочется сыграть ответственный разговор с жизнью.
Вера – вот что соединяет меня с душой каждого зрителя
- Ваши потомки были священниками, а насколько важно для актера быть боголюбивым, и связана ли актерская профессия с верой?
- По-моему, не только для актеров, но и для любого человека важно верить в Бога. Хотя и лицедейство, и священнодействие с точки зрения церкви несовместимы. Но, выходя на сцену, я молюсь, обращаюсь к высшей силе. Я думаю, что это необходимо, потому что театр – это очень духовно. Не знаю, как в кино, но в театре без веры никуда. Когда актер выходит на сцену, ему нужно, чтобы его душа соединилась с душой каждого зрителя. Ведь что такое зал? Это тысяча душ, соединенных в одну, которая облокотилась на рампу и тебя рассматривает. Они должны поверить в эту магию, которую ты несешь, чтобы у них возникли слезы или хохот. И если ты циник, то публика никогда тебе не поверит.
- Эдуард Евгеньевич, как бы вы определили то, чем вы занимаетесь? Что значит быть актером?
- Актеры все сумасшедшие… крыша должна чуть-чуть поехать, только чуть-чуть. (Смеется.) Я помню, Мильтинис так довел замечаниями, уколами своего актера Питера Найтиса, что тот схватил палку и бегал за ним по всему городу. Видите ли, проникнуть в чужую эпоху, прочувствовать персонажа, его характер могут только те люди, у которых есть дар, призвание, а они, как правило, очень отличаются от обычных людей.
КМ.ru, 21.3.2007
Дата публикации: 22.03.2007
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ: «АКТЕРЫ ВСЕ СУМАСШЕДШИЕ, У НИХ КРЫША ЧУТЬ-ЧУТЬ ЕДЕТ»
Эксклюзивное интервью специального корреспондента КМ.RU Марии Богданчиковой. Фото Игоря Варнавского. Видео Владимира Шпомера. Монтаж Ольги Рыжовой
Эдуард Марцевич приходит в театр за два часа до начала спектакля. Говорит, что важно отряхнуть пыль не только с уличных ботинок – перед сценой надо отряхнуть пыль с души. Он служит в Малом театре почти 40 лет! С этим местом связана вся жизнь выдающегося артиста. Он пережил в Малом и взлеты, и падения не только как актер, но и как режиссер. Но никогда не изменял ему и оставался верен даже тогда, когда хотелось все бросить и уйти навсегда.
С народным артистом мы встретились у него «дома». Так он называет свою гримерку, которая до маленького светильника на старинном зеркале пропитана духом театра.
В детстве мой отец-актер сомневался в том, что я профпригоден
- Вы выросли в актерской семье. Как в детстве вами воспринимался театр? Ваш отец как-то направлял вас в актерское русло, или вы выбрали эту профессию, несмотря на то что у вас театральные корни?
- Отец не мог управлять, он через три года ушел из семьи, и я остался с матерью. Но дружба с театром, где он работал, продолжалась. Товарищи отца часто бывали у нас дома, и я бывал нередко в театре еще маленьким. Я помню, в дни войны, когда шла пьеса «Жди меня», я ходил по сцене и смотрел на бутафорские яблоки, трогал их, рассматривал. Желание быть актером передалось мне генетически. Мне было три года, когда я забирался на сундук и устраивал целые спектакли перед гостями матери.
- После войны вы с мамой переехали в Вильнюс и снова встретились с отцом. Почему он не хотел вас принимать в драмкружок, которым руководил?
- Наверное, боялся, потому что всегда хочется, чтобы твой ребенок имел искру Божью, чтобы мог стать достойным продолжателем рода, профессии. Я помню, какой-то чтец заболел перед самым концертом и не пришел, тогда отец увел меня в подвал Дворца связи (кружок находился там) и сказал: «Читай!» Я читал стихотворение военных лет Виктора Гусева «Такой народ не будет побежден». Он послушал и сразу сказал: «Ну давай, поезжай». И мы с папиной труппой поехали в какие-то колхозы, маленькие городишки… У меня было хорошее детство.
- За профпригодность своих сыновей Филиппа и Кирилла, которые также пожелали в свое время пойти в театральный, переживали?
- Я не хотел, чтобы они были актерами, во-первых, потому что это сложная дорога, полная неожиданностей, препятствий, конфликтов и преодоления чьей-то зависти. Во-вторых, актер должен быть волевым человеком. Отец говорил, что настоящий актер должен знать наизусть всего «Онегина» и «Горе от ума». Поэтому приходится много заучивать, помнить текст.
- Но ваши сыновья оказались упрямцами и все-таки пошли в актеры, вас не послушав.
- О, они ужасно упрямы. Но они не могли жить без актерства и варились в театральном соусе, потому что у нас дома был свой театр, они были свидетелями всех репетиций, а сами любили устраивать кукольный театр. Мы садились в маленькой комнатке, ставили ширму и играли басни Крылова «Волк и ягненок», «Лисица и виноград».
- А как это — «домашний» театр в квартире? Никогда о таком не слышала.
- Я окончил высшие режиссерские курсы в Литве у Юозаса Мильтиниса. Но по приезде в Москву, Малый театр, где я работал актером, он не разрешил мне ставить собственные спектакли, поэтому пришлось заниматься этим дома. В квартире мы собирали друзей-зрителей, они сидели на диване, стульях, причем вся мебель подыгрывала постановкам. Было здорово. После спектаклей шли долгие беседы до четырех утра.
В нашей профессии «священнодействуй — или пошел вон!»
- Могло ли так получиться, что вы уйдете навсегда из Малого театра и займетесь «лабораторной режиссурой», педагогикой, а на сцену больше не вернетесь?
- Я думал о том, чтобы создать свой театр, но ничего не вышло. К тому же мне посоветовали не уходить из Малого театра. Говорили, что придет время, когда мне дадут и там поставить спектакли. Так оно и вышло
- Теперь один из ваших сыновей работает в Малом театре, задействован в вашем спектакле (Эдуард Марцевич – режиссер спектакля «Не было гроша, а вдруг алтын». — КМ.RU). С ним вы Марцевич-отец или Марцевич-режиссер?
- Без сомнения, режиссер! В театре мы держим с сыном дистанцию. Он даже не хочет со мной репетировать дома. Только официальные репетиции. Это верно, потому что театр – это профессия, где не дело слюни разводить. К профессии нужно относиться серьезно. Как Щепкин говорил: «Священнодействуй — или пошел вон!» (Смеется.)
- Не могу не задать этот вопрос. Как вам в 22 года удалось заполучить роль Гамлета? Юрий Соломин рассказывал, что в студенческие годы вы не расставались с томиком Шекспира.
- Я болел Гамлетом, не спал неделями. Меня даже бромом лечили, чтобы только заснул. (Смеется). На втором курсе я показал фрагмент из «Гамлета» однокурсникам и педагогам. Не всем понравилось, правда. Учителя говорили: «Очень интересно, но ничего не понятно». И я забыл о Гамлете, снимался в кино, тем более что меня должны были взять после Щепкинского училища в Малый театр. Но Охлопков, режиссер театра им.Маяковского, предложил мне попробоваться на роль Гамлета и взял меня.
Число 14 для меня святое
- Так вы остались в театре им.Маяковского и на десять лет оттянули свой роман с Малым театром.
- Да, почти на десять лет. Михаил Царев тогда на меня очень обиделся, потому что я отбросил Малый театр. И, когда я пришел туда в 1969 году, мне достались не самые лучшие роли. Почти два года я играл в массовке, я не стесняюсь об этом говорить. Зато потом мне доставались такие яркие роли, что представить себе трудно. Число 14 для меня магическое. В 83-м году 14 апреля я сыграл в «Агонии» главную роль, 14 мая сыграл Фиеско, 14 июня сыграл царя Федора. Я вспоминаю, когда я первый раз сыграл Гамлета. И знаете, когда это было? 14 сентября в Нижнем Новгороде! 14 — число для меня святое. (Улыбается.)
- Можете назвать себя исключительно драматическим актером? Или вы предпочитали менять актерские амплуа?
- У меня много трагических ролей: и Гамлет, и царь Федор, и Войницкий из «Дяди Вани», что ни роль, то умираешь. Хотя с возрастом, когда начинаешь пробовать себя и в той картине, и в этой, раскрываешься по-разному. Как-то даже пахана сыграл. Лицедейство, разноплановость меня влечет. Ты в себе открываешь все больше и больше талантов. Я могу играть и Гамлета, и идиота Луку Лукича Хлопова из «Ревизора». Но сейчас я чувствую, что созрел для серьезной роли, хочется сыграть ответственный разговор с жизнью.
Вера – вот что соединяет меня с душой каждого зрителя
- Ваши потомки были священниками, а насколько важно для актера быть боголюбивым, и связана ли актерская профессия с верой?
- По-моему, не только для актеров, но и для любого человека важно верить в Бога. Хотя и лицедейство, и священнодействие с точки зрения церкви несовместимы. Но, выходя на сцену, я молюсь, обращаюсь к высшей силе. Я думаю, что это необходимо, потому что театр – это очень духовно. Не знаю, как в кино, но в театре без веры никуда. Когда актер выходит на сцену, ему нужно, чтобы его душа соединилась с душой каждого зрителя. Ведь что такое зал? Это тысяча душ, соединенных в одну, которая облокотилась на рампу и тебя рассматривает. Они должны поверить в эту магию, которую ты несешь, чтобы у них возникли слезы или хохот. И если ты циник, то публика никогда тебе не поверит.
- Эдуард Евгеньевич, как бы вы определили то, чем вы занимаетесь? Что значит быть актером?
- Актеры все сумасшедшие… крыша должна чуть-чуть поехать, только чуть-чуть. (Смеется.) Я помню, Мильтинис так довел замечаниями, уколами своего актера Питера Найтиса, что тот схватил палку и бегал за ним по всему городу. Видите ли, проникнуть в чужую эпоху, прочувствовать персонажа, его характер могут только те люди, у которых есть дар, призвание, а они, как правило, очень отличаются от обычных людей.
КМ.ru, 21.3.2007
Эксклюзивное интервью специального корреспондента КМ.RU Марии Богданчиковой. Фото Игоря Варнавского. Видео Владимира Шпомера. Монтаж Ольги Рыжовой
Эдуард Марцевич приходит в театр за два часа до начала спектакля. Говорит, что важно отряхнуть пыль не только с уличных ботинок – перед сценой надо отряхнуть пыль с души. Он служит в Малом театре почти 40 лет! С этим местом связана вся жизнь выдающегося артиста. Он пережил в Малом и взлеты, и падения не только как актер, но и как режиссер. Но никогда не изменял ему и оставался верен даже тогда, когда хотелось все бросить и уйти навсегда.
С народным артистом мы встретились у него «дома». Так он называет свою гримерку, которая до маленького светильника на старинном зеркале пропитана духом театра.
В детстве мой отец-актер сомневался в том, что я профпригоден
- Вы выросли в актерской семье. Как в детстве вами воспринимался театр? Ваш отец как-то направлял вас в актерское русло, или вы выбрали эту профессию, несмотря на то что у вас театральные корни?
- Отец не мог управлять, он через три года ушел из семьи, и я остался с матерью. Но дружба с театром, где он работал, продолжалась. Товарищи отца часто бывали у нас дома, и я бывал нередко в театре еще маленьким. Я помню, в дни войны, когда шла пьеса «Жди меня», я ходил по сцене и смотрел на бутафорские яблоки, трогал их, рассматривал. Желание быть актером передалось мне генетически. Мне было три года, когда я забирался на сундук и устраивал целые спектакли перед гостями матери.
- После войны вы с мамой переехали в Вильнюс и снова встретились с отцом. Почему он не хотел вас принимать в драмкружок, которым руководил?
- Наверное, боялся, потому что всегда хочется, чтобы твой ребенок имел искру Божью, чтобы мог стать достойным продолжателем рода, профессии. Я помню, какой-то чтец заболел перед самым концертом и не пришел, тогда отец увел меня в подвал Дворца связи (кружок находился там) и сказал: «Читай!» Я читал стихотворение военных лет Виктора Гусева «Такой народ не будет побежден». Он послушал и сразу сказал: «Ну давай, поезжай». И мы с папиной труппой поехали в какие-то колхозы, маленькие городишки… У меня было хорошее детство.
- За профпригодность своих сыновей Филиппа и Кирилла, которые также пожелали в свое время пойти в театральный, переживали?
- Я не хотел, чтобы они были актерами, во-первых, потому что это сложная дорога, полная неожиданностей, препятствий, конфликтов и преодоления чьей-то зависти. Во-вторых, актер должен быть волевым человеком. Отец говорил, что настоящий актер должен знать наизусть всего «Онегина» и «Горе от ума». Поэтому приходится много заучивать, помнить текст.
- Но ваши сыновья оказались упрямцами и все-таки пошли в актеры, вас не послушав.
- О, они ужасно упрямы. Но они не могли жить без актерства и варились в театральном соусе, потому что у нас дома был свой театр, они были свидетелями всех репетиций, а сами любили устраивать кукольный театр. Мы садились в маленькой комнатке, ставили ширму и играли басни Крылова «Волк и ягненок», «Лисица и виноград».
- А как это — «домашний» театр в квартире? Никогда о таком не слышала.
- Я окончил высшие режиссерские курсы в Литве у Юозаса Мильтиниса. Но по приезде в Москву, Малый театр, где я работал актером, он не разрешил мне ставить собственные спектакли, поэтому пришлось заниматься этим дома. В квартире мы собирали друзей-зрителей, они сидели на диване, стульях, причем вся мебель подыгрывала постановкам. Было здорово. После спектаклей шли долгие беседы до четырех утра.
В нашей профессии «священнодействуй — или пошел вон!»
- Могло ли так получиться, что вы уйдете навсегда из Малого театра и займетесь «лабораторной режиссурой», педагогикой, а на сцену больше не вернетесь?
- Я думал о том, чтобы создать свой театр, но ничего не вышло. К тому же мне посоветовали не уходить из Малого театра. Говорили, что придет время, когда мне дадут и там поставить спектакли. Так оно и вышло
- Теперь один из ваших сыновей работает в Малом театре, задействован в вашем спектакле (Эдуард Марцевич – режиссер спектакля «Не было гроша, а вдруг алтын». — КМ.RU). С ним вы Марцевич-отец или Марцевич-режиссер?
- Без сомнения, режиссер! В театре мы держим с сыном дистанцию. Он даже не хочет со мной репетировать дома. Только официальные репетиции. Это верно, потому что театр – это профессия, где не дело слюни разводить. К профессии нужно относиться серьезно. Как Щепкин говорил: «Священнодействуй — или пошел вон!» (Смеется.)
- Не могу не задать этот вопрос. Как вам в 22 года удалось заполучить роль Гамлета? Юрий Соломин рассказывал, что в студенческие годы вы не расставались с томиком Шекспира.
- Я болел Гамлетом, не спал неделями. Меня даже бромом лечили, чтобы только заснул. (Смеется). На втором курсе я показал фрагмент из «Гамлета» однокурсникам и педагогам. Не всем понравилось, правда. Учителя говорили: «Очень интересно, но ничего не понятно». И я забыл о Гамлете, снимался в кино, тем более что меня должны были взять после Щепкинского училища в Малый театр. Но Охлопков, режиссер театра им.Маяковского, предложил мне попробоваться на роль Гамлета и взял меня.
Число 14 для меня святое
- Так вы остались в театре им.Маяковского и на десять лет оттянули свой роман с Малым театром.
- Да, почти на десять лет. Михаил Царев тогда на меня очень обиделся, потому что я отбросил Малый театр. И, когда я пришел туда в 1969 году, мне достались не самые лучшие роли. Почти два года я играл в массовке, я не стесняюсь об этом говорить. Зато потом мне доставались такие яркие роли, что представить себе трудно. Число 14 для меня магическое. В 83-м году 14 апреля я сыграл в «Агонии» главную роль, 14 мая сыграл Фиеско, 14 июня сыграл царя Федора. Я вспоминаю, когда я первый раз сыграл Гамлета. И знаете, когда это было? 14 сентября в Нижнем Новгороде! 14 — число для меня святое. (Улыбается.)
- Можете назвать себя исключительно драматическим актером? Или вы предпочитали менять актерские амплуа?
- У меня много трагических ролей: и Гамлет, и царь Федор, и Войницкий из «Дяди Вани», что ни роль, то умираешь. Хотя с возрастом, когда начинаешь пробовать себя и в той картине, и в этой, раскрываешься по-разному. Как-то даже пахана сыграл. Лицедейство, разноплановость меня влечет. Ты в себе открываешь все больше и больше талантов. Я могу играть и Гамлета, и идиота Луку Лукича Хлопова из «Ревизора». Но сейчас я чувствую, что созрел для серьезной роли, хочется сыграть ответственный разговор с жизнью.
Вера – вот что соединяет меня с душой каждого зрителя
- Ваши потомки были священниками, а насколько важно для актера быть боголюбивым, и связана ли актерская профессия с верой?
- По-моему, не только для актеров, но и для любого человека важно верить в Бога. Хотя и лицедейство, и священнодействие с точки зрения церкви несовместимы. Но, выходя на сцену, я молюсь, обращаюсь к высшей силе. Я думаю, что это необходимо, потому что театр – это очень духовно. Не знаю, как в кино, но в театре без веры никуда. Когда актер выходит на сцену, ему нужно, чтобы его душа соединилась с душой каждого зрителя. Ведь что такое зал? Это тысяча душ, соединенных в одну, которая облокотилась на рампу и тебя рассматривает. Они должны поверить в эту магию, которую ты несешь, чтобы у них возникли слезы или хохот. И если ты циник, то публика никогда тебе не поверит.
- Эдуард Евгеньевич, как бы вы определили то, чем вы занимаетесь? Что значит быть актером?
- Актеры все сумасшедшие… крыша должна чуть-чуть поехать, только чуть-чуть. (Смеется.) Я помню, Мильтинис так довел замечаниями, уколами своего актера Питера Найтиса, что тот схватил палку и бегал за ним по всему городу. Видите ли, проникнуть в чужую эпоху, прочувствовать персонажа, его характер могут только те люди, у которых есть дар, призвание, а они, как правило, очень отличаются от обычных людей.
КМ.ru, 21.3.2007
Дата публикации: 22.03.2007
Художественный руководитель Малого театра —
народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин
Партнеры
Информационная поддержка
Оценка качества услуг учреждений культуры
