Новости

АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВ: РОЛЬ ГРОЗНОГО Я ВЫХАРКАЛ С КРОВЬЮ

Ярославль посетил народный артист России, актер Московского Малого театра Александр Михайлов. Россия знает и любит его по фильмам «Мужики!», «Любовь и голуби». Он исполнил главную роль в оратории Сергея Прокофьева «Иван Грозный», премьера которой состоялась в стенах Спасо-Преображенского монастыря на фестивале «Преображение». Перед премьерой Александр Яковлевич успел пообщаться с журналистами. Он сразу предупредил, что на вопросы личного характера и о нижнем белье отвечать не будет. Тон взял серьезный. Присутствующим пришлось выслушать, по сути дела, целую лекцию по истории государства Российского, перед которой бледнеют выступления Эдварда Радзинского. Чего стоит, например, фраза «Аборт произошел от Троцкого». Александр Михайлов обладает такой мощной энергетикой, что у присутствующих даже не хватило духу его перебить. Все смотрели в просветленное лицо актера и дивились. Было заметно, что в его жизни, в душе произошел какой-то перелом.

- Александр Яковлевич, почему вы решили принять участие в этом спектакле? Ведь разница между театральным исполнением и исполнением на натуре огромная. Одно дело - играть в зале Малого театра, а другое - на свежем воздухе, в реальных исторических декорациях.

- Сразу оговорюсь, я человек суеверный. Я не ожидал пресс-конференции. Завтра мне предстоит очень серьезная работа, я безумно волнуюсь. Вот даже принял 50 граммов для храбрости. Трепет, который я испытываю перед тем, как выйти на сцену, ни с чем не сравним. Я должен погрузиться в образ, успокоиться, стабилизировать свое состояние. Поэтому все ваши вопросы я могу пропустить мимо ушей. И в то же время, как человек не без интеллигентности, не могу на них не ответить.

Передо мной огромная пачка текста, которую мне нужно выучить, не имеющая никакого отношения к трилогии Толстого. Это абсолютно другая вещь. Вариант Эйзенштейна. Много пришлось поработать с историческим материалом. Около ста мизансцен, которые мне первый раз показали и которые надо зубрить, зубрить до автоматизма. И сейчас я, разговаривая с вами, вас не вижу. Я уже давно там.

- Что для вас Иван Грозный?

- Для меня Иван Васильевич Грозный - величайший царь в истории Руси. Я сейчас не буду говорить о статистике, о трактовке Ивана Грозного Карамзиным, не буду вступать в спор ни с Валишевским, ни с прочими литературоведами, историками, философами.

Я процентов на 30 на интуитивном уровне понимаю, что это не просто великий, а супервеликий царь, первый помазанник божий. У нас сегодня кумир Петр I, который построил уникальный город Санкт-Петербург, открыл ворота в Балтийское море. Кстати, в середине XVI века задумался об этом и Иван Грозный, и он очень много для этого сделал. Но Петр I положил как минимум 250 тысяч душ только на постройку этого города, а при Иване Грозном за почти 50 лет царствования убиенны около четырех тысяч душ, и все они записаны в синодики, обо всех он молился. Я абсолютно уверен, что будет найдена библиотека Ивана Грозного, и тогда мы с полной уверенностью сможем сказать об уникальности его правления.

- Говорят, в актерской среде существует поверье, что на спектакле «Смерть Ивана Грозного» лежит проклятие. Шесть актеров умерли от прикосновения к Ивану Грозному.

- И последним был Евстигнеев. После фильма «Ермак» он больше ничего не сыграл. Я не буду говорить о трагедии Попова, Черкасова, отца Боярского. В своей книге «Личное дело» я прикоснулся к этой теме, но там лишь сотая часть того, что я знаю. Я погружен в XVI век, а в историю России погружаюсь около 38 лет. Я не хочу спорить ни с Радзинским, ни с масоном Карамзиным, которому неинтересно было восхвалять монархию на Руси. Я по сути своей ближе к монархизму. Это уникальное явление в истории государства. Что такое православная монархия? Некое временное триединство. Это когда сын в ответе за отца и трижды в ответе за своего сына. Царь не может обещать больше того, что может обещать для своего наследника, поэтому Николай Второй проиграл.

Ленин сказал: «Дам, дам, дам». Дьявол с синими ногтями, который до сих пор лежит между небом и землей и через полтора года будет вынесен из своей гробницы и захоронен по православному обычаю. А Николай Второй не мог сказать. Это моя боль, откровение, моя маленькая исповедь.

Чтобы убрать в трилогии Толстого слово «смерть», я пережил одну кому, две полостные операции, резекцию желудка, заворот кишок, потерял 20 килограммов, пережил полгода Склифа. И когда ко мне домой пришли руководители моего театра, я объяснил им, что напишу заявление об уходе, если не уберут слово «смерть». Потому что всякое слово становится материальным, если скажешь человеку миллион раз «свинья» - он захрюкает. И если я восстанавливался после репетиции в течение 5 - 6 часов, а на шестой премьере у меня пошла кровь из горла - полтора литра вышло, потом Склиф, то после того, как я вышел из больницы и из названия убрали слово «смерть», восстанавливаюсь за 12 минут максимум. При том что пару раз белье выжимаю, 2 килограмма теряю, но полностью восстанавливаюсь за считанные минуты.

Когда я перед спектаклем трижды не читаю «Отче наш», у меня отнимается левая рука и теряется голос. Я говорю это вам абсолютно искренне и знаю, что Иван Васильевич Грозный - это великий царь, который вернется на Русь, и очень скоро мы почувствуем это. Такая личность должна быть. Она помогает, и все святые помогают.

Мы многое потеряли благодаря дьяволу Ленина и его так называемой коммунистической идее. В манифесте компартии была фраза «Призрак бродит по Европе». И действительно, бродил по Европе и прописался в России этот призрак. А мы потеряли 300 миллионов людей с точки зрения геометрической прогрессии. Менделеев в свое время, занимаясь народоисчислением, записал черным по белому, что в России должно жить 475 миллионов, мы же сегодня имеем 140 миллионов. Это был самый страшный геноцид в истории человечества. Впрочем, я должен остановиться, если меня занесет, я слишком омрачу пресс-конференцию.

- А от ролей часто отказываетесь?

- К сожалению, да. Не хочу участвовать в кровосмешении. Случайно снялся в сериале «Веревка из песка» моего друга Михаила Туманишвили. Там была тема, которую вырезали, потом вернули, и я ради нее согласился сниматься. Но в целом ни в рекламе, ни в сериалах я не снимаюсь. Я ненавижу горы трупов, море крови. У меня аллергия. Да и нет подходящих ролей. Время стыдливых, нравственных фильмов прошло. Хотя я довольно критично отношусь к себе - когда-то у меня был пик, а теперь я уже неинтересен. А то, что предлагают, мне не нужно. Не имею права предать своих героев и себя. Я не хочу быть сопричастным чудовищному, дьявольскому наваждению, которое несет наше телевидение, даже телеканал «Культура». Передача «Культурная революция» возмущает меня до глубины души. Когда один из ведущих поднимает тему «Нужен ли мат в литературе?», мне хочется выключить телевизор, мне больно и стыдно от этих вещей.

- Александр Яковлевич, а какая цензура тяжелее - политическая, когда снимали спектакли, или денежная?

- Можно я отвечу образно? Я не люблю прямых вопросов. Сегодня время безобразно. Боря Моисеев, «татушки». Нас не догонят. Одну уже догнали - она забеременела. Эстрадное искусство у нас ниже пояса. Культивируется золотой телец, однополая любовь. Русской народной песни, нашей культуры на экране нет. Ее вырубают. А у нас уникальная культура. Если Америке 250 лет, то в этом году Малому театру тоже 250 лет. Не за себя больно, за детей, за внуков.

- Говорят, вы сами любите петь, читать стихи.

- Да, да, да! Это моя тайна. Это у меня от моей мамы. Я люблю петь, и когда мне бывает не очень хорошо, с удовольствием беру мою гитару, семиструнку. У меня цыганский строй - ре-си-соль. И хотя нот я не знаю, счастлив прикоснуться к нашей поэзии, романсам, русской народной песне. Я очень люблю сольные вечера. У меня недавно был творческий вечер в театре Гоголя. Когда я выхожу и меня спрашивают: «Что вам надо для выступления?» - отвечаю: «Ничего. Свечку, подсвечник, спички, два микрофона, и все». Я выхожу, просто зажигаю свечи, зал настраивается, и когда в живом пламени свечи я погружаю зрителя в свои примитивные пять-шесть аккордов, душа раскрывается.

Знаете, у меня не было ни одного провального вечера. Здесь я спокоен. Я один. Отвечаю только за себя. Как Высоцкий сказал: «Какой бы костюм и галстук я ни надевал, я все время перед зрителем стою голенький».

- Вы к нам еще вернетесь?

- Обязательно вернусь. Есть города, в которые надо возвращаться, и я обязан вернуться. 1000-летие - это великая дата, и вы увидите, что я здесь буду, потому что это моя Россия. У меня есть Забайкалье - моя маленькая родина и есть Бог. Человек я верующий. Не кликушествующий. Я никогда не буду иметь двойное гражданство, и то, что в стране происходит, - моя боль. Для меня Россия - это женщина с проседью в волосах, с пронзительными, чистыми глазами, жаждущая любви, но ее насилуют, насилуют и насилуют. Я был во многих странах - в Японии 6 раз, в проклятой стране Америке 7 раз - и нигде не чувствовал себя так уютно и хорошо, как в России. Впрочем, зачем же я вам это говорю, мои дорогие? Вы же все прекрасно понимаете. Только лишний раз через меня утверждаете свои же идеи. Поэтому ваша боль - моя боль. И храни вас Господь. А завтра мне предстоит тяжелый день.

На просьбу пожелать что-нибудь газете Александр Яковлевич отреагировал так: поставил размашистую подпись и, пристально взглянув на меня, произнес: «Чего желать? Я верю тебе. Смотрю в твои глаза и верю. Пиши что хочешь». И такой же размашистой, быстрой походкой вышел из зала.

Анастасия Соловьева
«Золотое кольцо», 29.08.2006