Новости

«Звуковой архив Малого театра»

СЦЕНА ИЗ ИСТОРИЧЕСКОЙ ДРАМЫ А.Н.СТЕПАНОВА И И.Ф.ПОПОВА «ПОРТ-АРТУР»

Продолжаем публикацию аудиозаписей из комплекта грампластинок, выпущенных к 150-летию Малого театра…

Седьмая картина спектакля (4,4 Мб)

Генерал Стессель – К.Зубов

Вера Алексеевна – Е.Шатрова

Полковник Сахаров – В.Шарлахов

Князь Гантимуров – С.Конов

Генерал Фок – В.Савельев


Комментарий Е.Н. Гоголевой.


«ПОРТ-АРТУР»

Из книги Ю.А.Дмитриева «Академический Малый Театр. 1944-1995».


29 июня 1953 года Малый театр впервые показал публике пьесу И.Ф.Попова и А.Н.Степанова «Порт-Артур». (Пьеса написана на основании романа Степанова того же названия.)

Известно, что русско-японская война закончилась поражением России, в частности, Японии была сдана считавшаяся неприступной крепость Порт-Артур. Война показала экономическую отсталость России и при этом процветающие в стране бюрократизм, казнокрадство, произвол, откровенное предательство. Но вместе с тем война выявила подлинных героев, в самых трудных условиях отстаивавших высокие идеалы национального достоинства страны. Об этом говорилось в спектакле «Порт-Артур».

Ставили спектакль К.Зубов и П.Марков, оформлял Б.Волков, музыкальное оформление принадлежало Н.Н.Рахманову, танцы на балу у Стесселя поставил В.П.Бурмейстер.

Павел Александрович Марков издавна тяготел к режиссуре. И, вступив 1 февраля 1953 года на должность заведующего литературной частью Малого театра, он оговорил, что одновременно будет заниматься постановочной работой.
В спектакле «Порт-Артур» ведущим режиссером был К.Зубов. Марков помогал ему, работал с драматургами, способствовал усовершенствованию пьесы.

В процессе работы над спектаклем режиссеры особое внимание обратили на рядовых солдат, заботились о разработке их характеров, чтобы они давались в перспективе. Так, Филиппа Блохина играл Н.Рыжов, замечательный мастер создавать народные портреты. Этот персонаж отличался добродушием и какой-то медвежьей ухватливостью. Сразу становилось очевидным, он выходец из глухой деревни. Но по мере того, как развивалось действие, Блохин все больше не желал терпеть генеральский произвол. Артист сам написал сцену, одобренную авторами и режиссерами, в которой группа солдат-артиллеристов во главе с Блохиным вступали в конфликт с Фоком, генералом, пришедшим в армию из жандармерии. Генерал пытался арестовать любимого солдатами поручика Борейко, но против этого решительно выступали солдаты — бывший путиловский рабочий Иван Терешкин (К.Светлов), крестьянин Софрон Родионов (Б.Попов) и, конечно, Блохин. И вооруженный пистолетом генерал отступал перед безоружными солдатами.
В пьесе отсутствовал четкий сюжет, она состояла из ряда эпизодов, в которых так или иначе характеризовались события войны, и это, естественно, находило отражение на сцене.

Начинался спектакль с бала в резиденции коменданта Порт-Артура генерала Стесселя (К.Зубов). Его жена (Е.Шатрова) Вера Алексеевна казалась приветливой, по-детски радостной. И сам генерал поначалу представлялся мягкосердечным, радушным, простым. Играл военный оркестр. Казалось, все, здесь находящиеся, полны веселья, никто не хотел знать или делал такой вид, что война стояла на пороге, что сейчас больше, чем когда-нибудь, нужна бдительность. Впрочем, о какой бдительности можно говорить, когда вхожий в дом Стесселя капитан Сахаров (В.Шарлахов) в прямом смысле слова японский шпион, а с ним связана Вера Алексеевна. Сам же генерал находится у нее под каблуком.

Но вот за сценой раздаются залпы — война началась. И здесь зрители начинают с особым вниманием присматриваться к Стесселю, ведь именно на нем лежит полнота ответственности за оборону крепости. У Стесселя, каким его играл К.Зубов, была осанистая фигура, мужественное лицо, седые волосы, строгая бородка. Внешне он вполне походил на бравого боевого генерала. Но за этой внешностью скрывался сибарит и лицемер. Вот его зовет жена, и он чуть ли не •вприпрыжку, стараясь при этом сохранить грацию, направляется в ее сторону и застывает с полуоткрытым ртом. И сразу становилось ясно, что он целиком во власти супруги.
Прапорщик Звонарев (Е.Матвеев) попытался открыть глаза Стесселю на происходящие события, указать ему на факты очевидной измены, но это вызвало только бешеный отпор генерала.

А когда сестру милосердия Шуру (К.Г.Скоробогатова) выносили из боя (она тяжело ранена), Стессель даже радовался этому обстоятельству: появился повод покрасоваться, и он говорил какие-то напыщенные сочувственные слова.
Взятого в плен японского барона Танаки (В.Кенигсон) приводили на допрос к Стесселю, но фактически хозяином положения оказывался пленный. Он, зная о том, что в русском штабе есть шпионы, держал себя уверенно и даже нагло, соединяя стойкость фанатика с глубоким убеждением в своем превосходстве над противником. Хотя, надо признать, в предыдущей сцене, при свидании со своим агентом Сахаровым, артист излишне подчеркнуто играл злодея.

Прекрасно проводилась сцена чтения донесения царю. Усевшись в кресло и закрыв глаза, вслушиваясь в текст, Стессель приходил во все больший восторг от верноподданнической телеграммы, посылаемой государю. А потом, явившись на батарею, он с бранью набрасывался на артиллеристов за то, что они, утомленные боем, недостаточно лихо отдали ему честь.

Но вот Стессель растерялся: из Петербурга пришла телеграмма с приказом об его отставке. Однако вскоре он приободрился, решил, по совету жены, скрыть это от окружающих.
Спектакль ставился так, что эпизоды противостояли один другому: бал у генерала и артиллерийская батарея на позиции.

К сожалению, некоторые действующие лица оказывались охарактеризованы поверхностно, например прапорщик Звонарев; в начале он казался даже интересно мыслящим человеком, но чем дальше, тем очевиднее он превращался просто в рупор идей драматургов. И театру приходилось прикладывать немало усилий для превращения драматургических схем в живых людей. Сказанное касалось и поручика Борейко, одного из героев войны (В.Доронин). Да, он мог быть и пьян, и груб, и несправедлив, таким его сделала жизнь. Но он знал, что такое солдатская служба, и при споре с начальством стоял на стороне солдат. Он храбр и честен, за это его солдаты любили и ценили. Артист оказывался убедителен в утверждении Борейко, умевшего, при всей субординации, сохранять свое достоинство, стоять за своих подчиненных.

Адмирал Макаров, каким его показывал Н.Анненков, всегда сдержан, за этим ощущалась большая нравственная сила, ум. Адмирал никогда не бранился, но всегда и во всем проявлял беспощадную требовательность. Возможно, ему все-таки в каких-то случаях не хватало эмоционального начала. Скажем, китаец (В. Ф. Вилль), рискуя головой, приносил важные сведения, используя которые можно добиться хотя бы частичных успехов. Макаров и генерал Кондратенко (Г.И.Ковров) решали не выполнять приказ царского наместника на Дальнем Востоке Алексеева, рискуя при этом не только своим положением, но, может быть, даже жизнью. Кондратенко, поступая так, естественно, был взволнован, Макаров оставался даже в такой ситуации совершенно спокоен.
Макаров—Анненков сохранял простой тон, беседуя с солдатами и матросами, не столько приказывал им, сколько объяснял, советовал. Но тон становился адмиральским — властным и непреклонным, — когда он сталкивался с теми, кто мешал обороне крепости.

Что же касается Кондратенко—Коврова, то он был суховат, подтянут, и, наблюдая за ним, можно было с уверенностью сказать, что этот генерал прошел суровую солдатскую выучку.
Яркую характеристику великому князю Кириллу Владимировичу давал артист Б.Телегин: «Какая удручающая пустота и пошлость чувствуется за каждым его словом, за каждым поступком».

Но, к сожалению, подлинно значительных характеров в спектакле оказалось недостаточно, и причиной этому, в первую очередь, явился схематизм и рыхлость пьесы.

Кончался спектакль в большой степени декларативно: Борейко не подчинялся приказу сдать японцам батарею, а принимал решение взорвать ее. Зимние сумерки опускались на Электрический утес. Перед небольшой группой солдат Борейко рван приказ о сдаче крепости, и ветер разносил клочья бумаги. Все сильнее мела метель, и теперь в темноте едва различались силуэты защитников крепости. Но ветер не в силах заглушить последних слов Борейко: «Вам, русские солдаты, кровью своей напитавшие эту землю, вам, кого ждут грядущие бои, — от Родины слава».

Едва ли Борейко, каким он выведен в романе, в пьесе, да и в спектакле, при всей его храбрости, мог говорить о грядущих, по-видимому, классовых боях. При всех условиях он оставался кадровым офицером, человеком определенного социального закала. Он мог презирать Сахарова и Стесселя, но это не означало, что он переходил на революционный путь. И в этом заключалась неправда спектакля.