Новости

«К 160-летию со дня рождения Г.Н.Федотовой»

УЧЕНИЦА ЩЕПКИНА, НАСТАВНИЦА СТАНИСЛАВСКОГО

В 2006 году исполнилось 160 лет со дня рождения одной из ведущих актрис Малого театра второй половины XIX века Гликерии Николаевны Федотовой. В течение 35 лет играя Катерину в «Грозе», эта актриса постоянно совершенствовала роль, добиваясь филигранной отделки и благородной простоты исполнения. Неслучайно о Федотовой писали не только как об артистке, наделенной мощным сценическим темпераментом, удивительной интуицией и поразительной искренностью, но и как о человеке, сочетающем свой природный талант с огромным трудолюбием. Никогда не полагаясь на «нутро «, она уделяла огромное внимание сценической технике: мимике, голосу, жесту. Того же актриса требовала и от партнеров. Федотова фактически была режиссером всех постановок, в которых участвовала. И вполне закономерно, что Станиславский, считавший Гликерию Николаевну своей наставницей, пригласил ее преподавать не только актерское мастерство, но и режиссуру в организованное им Общество искусства и литературы. Сама же актриса всю жизнь помнила уроки Щепкина, благословившего ее и предсказавшего большое будущее, когда ей не было еще и шестнадцати. А главному его завету — работать всю жизнь — она неизменно следовала до последних дней пребывания на сцене.

Ее воспоминания о детстве были скупы и отрывочны. Родилась в Орле в 1846 году. Родители умерли, и до шести лет девочка росла в маленьком, чистеньком доме дедушки, стоящем на берегу Оки, которую она очень любила. Ей нравилось наблюдать из своего окна за тем, как река летом мирно текла или широко разливалась и как зимой ее сковывал лед. Дедушка, служивший чиновником одного из присутственных мест, возвращаясь домой, нередко приносил ей гостинцы. И все же девочка чувствовала свое сиротство. Бывало ей, словно в тумане, являлся черноволосый человек в военной одежде -именно таким, по рассказам домочадцев, она представляла своего отца, не вернувшегося с Крымской войны.

Жизнь Гликерии переменилась самым неожиданным образом после того, как в их доме вместе с мужем поселилась необыкновенно красивая, великолепно одетая дама с удивительно прекрасными глазами. Она позволяла девочке играть золотыми монетами и казалась ей сказочной феей. Однажды Гликерия услышала, как дедушка сказал, обращаясь к этой роскошной даме: «Она сиротка, что из ее может здесь выйти!» А потом вдруг спросил у внучки: «Хочешь ехать в Москву?» — на что она, конечно, ответила утвердительно, хотя и представить тогда не могла, что в ее жизни наступил один из тех поворотных моментов, которые определяют всю дальнейшую судьбу. Богатая красавица, казавшаяся существом из другого мира, вдруг проявила к сироте такое неожиданное внимание и заботу, которых девочка была лишена.

Появление прекрасной дамы в жизни шестилетней Гликерии было таким же неожиданным, как и ее исчезновение. Передав девочку на попечение своей дальней родственнице, незнакомка больше не появлялась. Однако, так или иначе, а отныне местом обитания Гликерии стал уютный московский домик с садом, где росло множество маргариток, которые навсегда остались любимыми цветами актрисы. Девочку поручили няне Мавре Петровне, впоследствии до конца жизни не покидавшей свою воспитанницу, Гликерия рано научилась читать, а через год ее отдали в немецкий пансион на Чистых прудах. У нее появились многочисленные друзья, а самой любимой подругой была Женни Реймер. И когда через два года ее забрали из пансиона и отдали в Театральное училище, Гликерия так затосковала, что даже слегла. Она стала настойчиво просить о том, чтобы ее перевели туда же, куда и Женни.

Так, в августе 1856 года десятилетняя Гликерия, носившая тоща фамилию удочерившей ее помещицы Позняковой, оказалась в балетном классе Театрального училища. После тихого пансиона все ей здесь казалось непривычно суетным и шумным. Занятия продолжались до 12 часов, затем изучались научные дисциплины, а после пяти вечера всех занятых в спектаклях воспитанниц увозили в театр, где они выступали в детских ролях, изображали эльфов, пажей и крестьянок.

Особо любознательным ученицам также доставляло удовольствие, сидя на ступеньках лестницы, наблюдать за репетициями старших воспитанниц драматического класса, который вел В.А.Дмитревский. Но вскоре Гликерия перестала быть только зрительницей. Рослой и физически развитой девочке уже в 11 лет поручили роль со словами. Правда, выйдя впервые на сцену, она едва не лишилась чувств и не видела ничего, кроме черной пропасти зрительного зала, хотя он освещался масляными лампами, запах которых всегда был приятен и дорог актрисе, поскольку напоминал о самых первых, а потому самых ярких театральных впечатлениях. Хотя не все они были столь прекрасными и волшебными.

После того как вместо масляных ламп провели газ, в одним из балетных спектаклей за низкой декорацией положили трубку с отверстиями, из которых и шел свет Когда одна из танцовщиц слишком быстро перешагнула через эту трубку, пламя заколыхалось и мгновенно охватило ее легкий костюм. На глазах у Гликерии девушка буквально сгорела заживо. Спасти танцовщицу не удалось, она умерла в страшных муках. Эта жуткая сцена в потрясенном воображении юной воспитанницы невольно оказалась связанной с балетом, к которому она и так в последнее время все больше и больше охладевала. Возможно, в этом эпизоде ей почудился знак свыше, и тринадцатилетняя (ликерия твердо решила перейти в драматический класс В.А.Дмитревского, давно привлекавший и манивший ее.

***
С первых же дней занятий будущая актриса почувствовала, что наконец-то вышла на свою настоящую дорогу. Она вдруг ощутила себя взрослой, ей захотелось как можно больше знать и уметь. С особой жадностью Гликерия набросилась на книги, которые доставала везде, где только могла. Взахлеб читала Диккенса, Дюма, Тургенева... Вскоре она стала появляться в маленьких ролях на сцене Малого театра, получив возможность наслаждаться игрой знаменитых артистов и слушать их замечания и наставления. Едва ли не впервые выйдя на сцену в настоящей роли, Гликерия оказалась рядом с Михаилом Семеновичем Щепкиным в пьесе «Матрос» Т.Соважа и Ж.Делюрье. С тех пор и в других спектаклях великий артист следил за ее работой и бывало мучил свою ученицу, которая от страха репетировала порой в полуобморочном состоянии.

Другим ее учителем был Иван Васильевич Самарин, который окончательно поверил — в то, что из Гликерии может выйти настоящая драматическая артистка после того, как она поразила его своим эмоциональным чутьем и необыкновенной впечатлительностью во время работы над образом пушкинской Татьяны. А вскоре он доверил своей ученице роль Верочки в пьесе П.Боборыкина «Ребенок» где сам выступал в качестве бенефицианта. Гликерия не подвела, ее неоднократно вызывали на поклоны, о ее дебюте писали как об одном из блистательнейших. Однако Щепкин быстро охладил ее возможные восторги и иллюзии: «Бог дал тебе способности, но ты еще ничего не умеешь, — заявил он. — Не обращай внимания на этот успех, — все радуются на игру девочки, но если не пойдешь дальше, то этот успех скоро кончится. Данный тебе божий дар налагает на тебя большую ответственность. Пойми это и работай всю жизнь!»

Театральное руководство было менее строгим к юному дарованию и хотело принять Гликерию на службу сразу после дебюта в январе 1862 года, однако это оказалось невозможным, поскольку молодой актрисе не исполнилось еще шестнадцати лет. Таким образом, официального зачисления в труппу Малого пришлось ждать еще пять месяцев. Однако они оказались для Гликерии столь насыщенными и бурными, что пролетели незаметно. Она продолжала выступать в спектаклях Малого и Большого театров. Щепкин, полностью взявший актрису под свое покровительство, не без гордости знакомил подающую большие надежды ученицу со своими знаменитыми друзьями. Вскоре после дебюта ей назначили жалованье, и она почувствовала себя настоящей артисткой, хотя еще продолжала учебу. И несмотря на то, что первые полученные Гликерией деньги у нее украли вместе с кошельком, она гордилась и радовалась своему новому положению.
Лето же и вовсе стало для молодой актрисы сплошным праздником. Она провела его в доме Щепкиных среди гостеприимных домочадцев и многочисленных гостей. На знаменитых обедах Щепкина собирались известные люди и талантливая молодежь. Серьезные разговоры об искусстве легко сочетались с веселыми играми юных воспитанников, резво бегавших в горелки и игравших в фанты. Гликерия просто купалась в атмосфере тепла и ласки, простоты и уюта, которые царили в щепкинском доме.

***
Еще весной во время одной из репетиций она заметила в театре белокурого молодого человека, которого раньше не видела. Он обратил на себя внимание прежде всего тем, что совершенно не был похож на актера, не заботился о своей внешности и выглядел несколько мешковатым и неуклюжим. Прической, манерами и костюмом кудрявый блондин больше напоминал студента. Он действительно не так давно оставил университет после студенческих волнений и собирался дебютировать в Малом. Возможно, одной из причин такого решения стало впечатление, которое произвела на него в «Ребенке» воспитанница Познякова. Потрясенный незнакомец поспешил попросить у классной дамы разрешения представиться молодой актрисе. Так Гликерия впервые услышала его имя — Александр Филиппович Федотов. Они нередко виделись за кулисами, а летом Федотов стал приезжать в дом Щепкина прежде всего потому что там была Гликерия.

С началом сезона у молодой актрисы появилось много новых ролей. Было счастье пребывания на сцене, успех у публики и похвалы даже таких высокопоставленных особ, как император Александр II. В ту зиму он со своим двором подолгу жил в Москве и нередко посещал театральные спектакли вместе с императрицей Марией Александровной, которая также благосклонно оценила игру молодой актрисы. Гликерия была приглашена в императорскую ложу, а после спектакля получила первый царский подарок — брошь с бирюзой. Успех закономерно увеличивал и количество ролей.

Между тем Александр Федотов, уже поступивший в Малый, уделял Гликерии все больше внимания и старался как можно чаше улучить момент, чтобы перекинуться с ней словами. Правда, это было не так просто: классные дамы очень строго следили за дисциплиной и выполнением установленных правил. Однако, несмотря на все запреты, молодым людям с помощью разнообразных уловок все же удавалось украдкой встречаться. Но их хитрости вскоре были раскрыты, и одна из искренне любивших Гликерию актрис, сделав Федотову выговор, попросила его не компрометировать молодую воспитанницу. С тех пор они лишь изредка могли видеться в доме Щепкина или писать друг другу письма.

Наконец, получив согласие Гликерии, Федотов решил отправить свою мать Варвару Владимировну к начальнику училища, чтобы просить для сына руки воспитанницы Позняковой. Все, включая Самарина и Щепкина, упорно отговаривали семнадцатилетнего жениха и шестнадцатилетнюю невесту от опрометчивого поступка — Гликерии еще как минимум год следовало продолжать учебу. Однако вопреки всему юная невеста уже чувствовала себя счастливой в доме будущего мужа, который ей было разрешено посещать по праздникам. Свадьбу сыграли в феврале 1863 года. Поскольку родных у Гликерии не было, к венцу ее повезли из училища, где юную невесту провожали нарядные воспитанницы. А на паперти ее встретил Щепкин и благословил со слезами на глазах. После венчания молодые с немногочисленными гостями отправились в маленькую квартирку, которую они сняли на Б.Дмитровке.

***
В пору медового месяца Федотовой поступило из театра предложение, которое ее одновременно и обрадовало, и напугало. Приехавший на гастроли из Петербурга актер Павел Васильев решил взять для бенефиса «Грозу» А.Н.Островского, где сам исполнял роль Тихона, а на роль Катерины настоятельно просил назначить Федотову. «Хотя я была уже замужней женщиной, но не перестала еще быть той же глупой, наивной девчонкой, — вспоминала позднее Гликерия Николаевна. -Тоска, стремления Катерины, ее греховные помыслы, ужас совершившегося греха, гнет окружающих, — инстинктивно я все это чувствовала, но передать, конечно, не умела. Меня никто не спрашивал, могу я или не могу, хочу я или не хочу играть эту роль, а просто велели выучить и привезли на репетицию... Впоследствии я больше всех других ролей любила Катерину и больше, и больше сживалась с этим дивным, трогательным образом. В последний раз я сыграла и простилась с бедной Катериной, когда мне было уже 52 года»

С каждым разом любимая героиня обретала новые черты и глубину переживаний. И если в начале в ней было больше порывистой экзальтации, то постепенно образ становился все более живым и достоверным, а самым сильным моментом спектакля оказалась сцена покаяния, в которой зрителей потрясала сила душевного страдания, приводящая Катерину не только к раскаянию, но и к гибели. Актриса постоянно искала дополнительные достоверные детали, особую мелодику речи, уделяла много внимания манере поведения своей героини. «Ее походка, сдержанные жесты, поклоны, знание старообразного, старорусского этикета, манера держать себя на людях, говорить со старшими, одеваться, носить платок и так далее — все это сразу переносило в далекое прошлое и воскрешало картины жестокого, старого русского быта» — вспоминала актриса Малого театра Е.Д.Турчанинова.

В мае 1863 года, когда спектакли закончились, молодожены поехали в отпуск за границу. Берлин ничем не удивил Федотову. Зато в Кельне, любуясь знаменитым собором, она испытывала наслаждение, смешанное со священным ужасом. Восторг вызвало и путешествие по Рейну: милые, нарядные маленькие городки и старинные замки, расположенные по его берегам. Из Германии Федотовы выехали в Париж. Они поселились недалеко от суетно-веселого Монмартра, но почти не бывали в своем удобном, прекрасно меблированном номере. Праздничный, нарядный город манил их своими знаменитыми музеями и многочисленными театрами...

Путешествие было похоже на сказку, но по возвращении в Москву супругов ждало печальное известие: во время гастрольной поездки по провинции скончался Михаил Семенович Щепкин. Для Гликерии это была невосполнимая потеря. Она прощалась с близким человеком и с родным домом, в котором видела столько внимания, участия и заботы. Вспомнились ей и последние встречи с учителем, когда он навещал молодоженов. Разве могла она предположить, что видела его в последний раз?!

***
К концу 60-х годов она становится ведущей артисткой Малого театра, играет очень много в пьесах как классических, так и современных. Правда, ее активная сценическая жизнь прерывается на целых два года. В 1870-м Гликерию Николаевну настигает тяжелая болезнь, которая едва не приводит актрису к гибели. Но преодолев все, в 1872 году Федотова возвращается на сцену. И если поначалу в ее работах преобладает тяга к сентиментальной мелодраматической патетике, то со временем ее все чаще привлекает более серьезный репертуар. Очень многое дает актрисе работа в спектаклях по произведениям А.Н.Островского. Федотова сыграла в 29 его пьесах, а некоторые роли, в частности Снегурочка и Василиса Мелентьева, были написаны специально для нее.
Василиса долгие годы оставалась в репертуаре актрисы. Драматург сам проходил с ней роль. Федотова была близка ему истинно русским складом своего дарования, глубоким пониманием особенностей национального характера. Поражало его и великолепное владение словом, которое было присуще Федотовой. Ее Василиса Мелентьева была женщиной страстной и волевой, хитрой и тщеславной, смелой и дерзкой. В игре актрисы не было ничего искусственно устрашающего, напротив, ее героиня выглядела на удивление живой и убедительной. Столь же достоверна была Федотова и в ролях совершенно иного плана. Так, в пьесе А.Н.Островского «Бешеные деньги» она с блеском и виртуозностью сыграла в разное время обеих Чебоксаровых — сначала дочь, а затем мать. Самоуверенная светская аристократка Лидия прекрасно сознавала силу и власть своей красоты и расчетливо пользовалась ею, а позднее старшая Чебоксарова столь же умело и ловко обращалась с поклонниками своей дочери.

Однако одной из самых заметных работ Гликерии Федотовой в пьесах А.Н.Островского стала ее Отрадина -Кручинина в «Без вины виноватых» которую она впервые сыграла 15 января 1884 года. Наиболее сильна была актриса в те моменты роли, когда ей удавалось вызвать слезы сострадания к несчастной женщине, покинутой возлюбленным, и к убитой горем матери, потерявшей сына. Возможно, немалую роль здесь сыграли личные мотивы. «Чувства самой Гликерии Николаевны, вызванные пережитой в свое время семейной драмой, придали образу Отрадиной особенную полноту и яркость эмоциональной окраски, — отмечал биограф Федотовой Г.Гоян. — Для творчества большого художника личная драма не может пройти бесследно. Пережитые артисткой страдания и горе, передуманное в бессонные ночи, — все переплавилось, озарилось внутренним светом, и отлились новые, более совершенные формы сценического искусства».

В первом действии, когда Отрадина переживала крах своей любви, зрители плакали вместе с актрисой, которую переполняли отчаяние и негодование, убийственное презрение и острая тоска, нервная сила и душевный трепет. «Раскрывая тему страдающей женщины, Федотова, артистка яркого колорита и сознательного мастерства, с наибольшей удачей изображала бурное страдание, нервное потрясение, остромелодраматические ситуации, истерические сцены, захватывая зрителей силой эмоциональной напряженности, страстностью и остротой чувств» — писал знаток Малого театра Н.Г.Зограф. Наверное, неслучайно в большинстве отзывов об исполнении этой роли Федотовой фамилия Отрадина упоминается чаще, чем Кручинина. Вероятно, судьба актрисы Кручининой увлекала исполнительницу гораздо меньше, чем судьба женщины и матери Отрадиной.

***

Федотова действительно играла пережитое и прочувствованное ею самой, но по горькой иронии судьбы она, того не подозревая, сыграла и то, что ей еще только предстояло пережить. В 1909 году Гликерия Николаевна тоже потеряла сына. Но в отличие от своей героини, в конце концов вновь обретавшей насильственно оторванного от нее ребенка, Федотова утратила его навсегда. Александр Александрович Федотов, родившийся в 1864 году, был артистом, режиссером и педагогом Малого театра. Человек интеллигентный, образованный и неравнодушный ко всему, что происходит в театре, который был дорог ему с детских лет, он во всем поддерживал мать и всегда вставал на ее защиту.

А Гликерия Николаевна все чаще нуждалась в поддержке. Годы брали свое, она прекрасно понимала, что переход на возрастные роли неизбежен, но он давался ей нелегко, как почти любой актрисе, долгие годы блиставшей в амплуа лирических и мелодраматических героинь. В одних только шекспировских пьесах Федотова сыграла около двадцати ролей, среди которых — Корделия в «Короле Лире» Офелия в «Гамлете» Юлия в «Ромео и Юлии» Бианка и Катарина в «Укрощении строптивой», Оливия в «Двенадцатой ночи» Утрата и Паулина в «Зимней сказке» Порция в «Венецианском купце» Клеопатра в «Антонии и Клеопатре» Эмилия в «Отелло». .. Одной из лучших ролей Федотовой считалась шиллеровская Елизавета в «Марии Стюарт». Эта королева была прежде всего несчастной женщиной, болезненно переживающей неизбежное первенство даже поверженной Марии, а жестокий приговор, вынесенный Елизаветой сопернице, был лишь попыткой избавиться от мучавшей ее ревности.

Казалось бы, Федотовой не о чем было беспокоиться. Гликерия Николаевна пользовалась в театре неизменным авторитетом. Как актриса, верная щепкинской школе, она безупречно владела мастерством и с удовольствием передавала его своим ученикам. И тем не менее в 1895 году Федотова, отличавшаяся крайней требовательностью к себе и неизменным чувством ответственности, решается просить предоставить двухгодичный отпуск без сохранения содержания для освоения новых для нее приемов актерской техники, необходимых ей для перехода на возрастные роли.

***
Отпуск был дан, однако вернувшись в театр по истечении оговоренного срока, Федотова вдруг почувствовала себя лишней. Недоумение и обида заставляют ее обратиться в Петербург к министру императорского двора, в подчинении которого были театры. «Всю свою жизнь, с детского возраста, я отдала Императорскому театру, где 35 лет добросовестно работала, неся на своих плечах репертуар и пользуясь неизменно милостивым вниманием государя императора Александра Николаевича.., — пишет Гликерия Николаевна. — Я не говорю уже о публике, всегда считавшей меня своей любимицей... С падением репертуара, давно уже начавшимся, я все более и более стала тяготиться необходимостью играть мало меня интересующие роли и стала просить Дирекцию отпустить меня на два года в отпуск... Теперь я нахожусь в самом странном положении. С одной стороны, я нахожусь на службе, так как мой отпуск окончился, а с другой, — я не получаю жалования и не участвую в спектаклях. Я уже не говорю, как оскорбительно мне, как женщине и как артистке с крупным именем, такое странное и невнимательное отношение ко мне Дирекции, на которую я работала всю жизнь, но такое поведение прямо ведет за собой крупные материальные убытки для меня. Здесь может быть только два ответа: или я не нужна совсем, и мой 35-летний труд Дирекция сводит на нет, или я имею право на оклад, равный окладу моих товарищей... Право, я ничем не заслужила такого бесчеловечного и жестокого отношения к себе».

Лишь по прошествии определенного времени Федотова смогла действительно вернуться в театр. Как и предполагала, она перешла на возрастные, часто острохарактерные роли. Сатирически заостренно сыграла алчную, лицемерную ханжу Мурзавецкую в «Волках и овцах» А.Н.Островского и не менее гротескно исполнила роль барственно-надменной, вздорно-капризной Звездинцевой в «Плодах просвещения» Л.Н.Толстого. Казалось бы, актриса вышла на какую-то новую дорогу в совершенствовании своего мастерства. Однако в 1905 году тяжелая болезнь вынудила ее уйти со сцены уже навсегда. Полученный на нервной почве подагрический неврит с ревматическими осложнениями, развивавшийся в течение нескольких лет, лишил ее возможности самостоятельно передвигаться и приковал к инвалидному креслу.

Первое время Гликерия Николаевна еще надеялась вернуться на сцену, той же надеждой снова увидеть свою любимицу жили и зрители. В те первые годы ее вынужденного затворничества сын исправно сообщал матери театральные новости, которыми она всегда живо интересовалась, радуясь успехам и переживая неудачи. Федотова по-прежнему стремилась жить жизнью Малого театра, хотя постепенно мрачные мысли о невозможности снова выйти на подмостки одолевали ее все больше и больше. «Теперь, когда я пользуюсь незаслуженным покоем, когда моя личная жизнь кончилась, я живу только прошлым, а в настоящем меня бесконечно волнуют несчастия, которые преследуют нашу родную сцену и моих дорогих товарищей; как горячо я чувствую мою неразрывную связь со всеми нашим товарищами, а в особенности с Вами, моя несравненная Мария Николаевна» — пишет она М.Н.Ермоловой. Возвращение на сцену не состоялось, но зато Гликерия Николаевна, перебравшись в любимую Федоровку, словно вернулась в свое детство на берега Оки. Только теперь она смотрела на ее переменчивые воды уже не любопытными глазами девочки-сиротки, а глазами великой актрисы и мудрой женщины, познавшей немало печалей и немало радостей...

Марина ГАЕВСКАЯ
«Культура», 15.06.2006