Новости

Юрий Соломин нашел своих «Трех сестер» Когда я впервые услышал, что в Малом будут ставить «Трех сестер», меня охватило искреннее недоумение, и первый вопрос был: зачем? какая в этом нужда? Yтро.ru Максим РЕДИН

Юрий Соломин нашел своих «Трех сестер»

Когда я впервые услышал, что в Малом будут ставить «Трех сестер», меня охватило искреннее недоумение, и первый вопрос был: зачем? какая в этом нужда? Кто вообще осмелится ставить эту драму после Ефремова? Премьерный показ спектакля, к счастью, расставил все на свои места и дал ответы на все эти и многие другие вопросы, еще раз подтвердив, что Малый театр жив, полон сил и способен на многое.
Юрий Соломин намеренно отказался от каких-либо авторских интерпретаций пьесы, от привнесения чего бы то ни было чуждого самому ее духу. Режиссер попросту дал в полную силу высказаться самому Чехову, растворился в нем. В чем это выражается? Ну, хотя бы в том, что спектакль начинается и заканчивается отрывками из чеховских дневников в исполнении самого постановщика.
Каждая составляющая спектакля проработана с потрясающей скрупулезностью: сценический рисунок выверен до мельчайшей подробности, на сцене и листопад устраивается, и даже дождь настоящий идет, ну а господа офицеры одеты именно в такую форму, которую носили при Александре III, и т.д. Тысячи подробностей, переходов, ахов, вздохов, мыслей, тем не менее, не разваливают пьесы, а наоборот, будучи проникнутыми авторским поэтическим отношением, которое постановщикам спектакля удалось уловить, создают главное – то особое настроение, без которого чеховский театр вообще немыслим и исключительную важность которого в свое время подчеркивал В.И. Немирович-Данченко.
Соломин при работе над пьесой пошел путем испытанным в этих стенах: от актера. Именно поэтому очень трудно оценивать новую да и вообще любую постановку в Малом театре как какое-то «концептуальное целое». Собственно, о чем спектакль Юрия Соломина? О крушении дома Прозоровых под стихийным натиском жизни – да, о стремлении понять, почему это произошло (знаменитое – «о, если бы знать») – тоже да. Но прежде всего, на мой взгляд, это спектакль о каждой отдельной и неповторимой человеческой судьбе, о человеке. Для этой сцены важны, прежде всего, образы, характеры персонажей. И здесь актеры, которыми театр славится с самого своего основания, как правило, дают богатую пищу для размышления и оценок.
Несомненной актерской удачей спектакля следует признать работу Варвары Андреевой, очень точно передавшей внутреннюю динамику образа Ирины. Ее по-детски восторженное «в Москву!» в первом акте звучит так, что не остается сомнения: сестры преодолеют внутреннюю инерцию и выберутся из гнетущей их обстановки. От действия к действию эта уверенность затухает. Переломным и наиболее ярким эпизодом роли оказывается самый конец второго акта: рыдания Ирины, ее очередное «в Москву», полное надрыва – это уже крик человека, готового вот-вот расстаться с надеждой, но из последних сил хватающегося за нее.
С присущей этому образу сдержанностью и огромным внутренним напряжением играет Ольгу Алена Охлупина. Чувствуется, что ей любое проявление «неделикатности» рвет душу, но противостоять ей она не умеет, не может, не привыкла. Ей легче уйти, скрыть свою подавленность. Гораздо большая эмоциональность и открытость заложена Чеховым в образ Маши, которую играет Ольга Пашкова. Актриса находится, в принципе, на верном пути, однако нужные краски для некоторых моментов роли ей найти еще предстоит: «масло» должно переродиться в «акварель».
Не лишена внутреннего развития и Наташа в исполнении Инны Ивановой. Если в первом действии это обыкновенная провинциалка, конфузящаяся по поводу и без повода, то в конце она предстает живым воплощением всеподавляющей пошлости, от которой хочется скрыться, но которая неотступно преследует несчастных сестер, превращается в подобие ночного кошмара. То, какой представляет Инна Иванова свою героиню в первом действии, вполне объясняет, почему, собственно, Андрей Прозоров (Александр Клюквин) мог попасться к ней на крючок. Чего-то ему не хватало в окружении сестер, какой-то обманчивой простонародной бойкости, за которой, стоило лишь внимательнее приглядеться, оказалась пустота и заурядность.
Образы военных также выстраиваются по принципу противопоставления: восторженному и трогательному Тузебаху (Глеб Подгородинский), благородному, чистому душой Вершинину (Александр Ермаков), очаровательным Федотику (Степан Коршунов) и Родэ (Дмитрий Жулин) приходится мириться с присутствием в своем обществе такого «типа», как Соленый, которого несколько утрированно играет Виктор Низовой. Особенно порадоваться хочется за Глеба Подгородинского. Его актерская судьба складывается на редкость счастливо, он много играет и играет разное – от Бомарше до Горького. От спектакля к спектаклю сценические образы становятся все более наполненными внутренним содержанием, юношеская порывистость сменяется сдержанностью мастера, которая как нельзя более кстати проявилась и в образе Тузенбаха.
Опостылевший муж Маши Кулыгин, каким его представляет Валерий Бабятинский, оказывается интересен такой необычной черточкой, как легкая самоирония: повторяя свои вечные латинские фразочки, он как бы подтрунивает сам над собой. Кулыгин очень хочет хоть чем-нибудь помочь Маше, но это выше его сил. Надо видеть то искреннее сочувствие, которое появляется на его лице, когда он на мгновение становится свидетелем прощания своей жены с Вершининым. И радуется он не тому, что соперник его уехал навсегда, но тому, что это, по его разумению, будет лучше прежде всего для самой Маши.
Есть в новом спектакле три несомненных актерских шедевра – старшее поколение актеров Малого театра дает своеобразный мастер-класс. Доктор Иван Романыч Чебутыкин у Эдуарда Марцевича становится не простым спившимся стариком. Актер наделяет своего героя большой душевной теплотой, неподдельным отцовским чувством по отношению к сестрам. Сколько горя и переживаний можно увидеть в глазах Чебутыкина-Марцевича, когда он возвращается после дуэли и приносит известие о гибели Тузенбаха.
До слез трогательно играет няньку Анфису одна из старейших актрис театра Галина Яковлевна Демина. Несмотря на «низкое» крестьянское происхождение, в ней столько же деликатности и чуткости, сколько и в самих сестрах. Как можно обидеть это божье создание, понять нельзя, и тем сильнее вскипает возмущение зрителя, когда Наташа требует выгнать несчастную няньку из дому. Будто ребенок радуется старая Анфиса, рассказывая, как ей теперь хорошо живется в гимназии с ее ненаглядной Олюшкой.
Полного перевоплощения достигает замечательный Алексей Кудинович, рисуя сочными мазками старика Ферапонта: и походочка шаркающая, и голос осипший, рухлядь, кажется, рухлядью. Вот уж поистине когда убеждаешься: нет маленьких ролей, есть маленькие актеры.
Оформление спектакля, выполненное Александром Глазуновым по большей части в теплых тонах, вполне созвучно и общему тону спектакля, который я бы также назвал теплым (в отличие, скажем, от холодного тона мхатовской постановки «Трех сестер», признанной в свое время эталоном современного прочтения этой пьесы).
Новый спектакль очень хорошо дает понять, в чем же, собственно, кроется традиционность Малого театра, который частенько упрекают в окаменелости, архаичности. Малый театр, и в этом в очередной раз убеждаешься, глядя «Трех сестер», впитал в себя как губка все лучшее, что было в других театральных школах и направлениях. Именно это обстоятельство позволило, хотя и с большим опозданием, прийти и чеховским пьесам в Малый. Пусть еще многому надо устояться в новом спектакле, но главное – то самое чеховское настроение – режиссер уловил и дал нам почувствовать. Оно захватывает и долго не отпускает не только нас, зрителей, но и самих актеров, выходящих на поклоны со слезами на глазах.
Нынешним спектаклем Юрий Соломин завершил цикл постановок больших пьес Антона Павловича Чехова на сцене своего родного театра, блестяще начатый в 1960 г. Борисом Бабочкиным («Иванов»). Дело теперь за водевилями: «Медведь», «Свадьба» и «Юбилей» уже приняты в Малом к постановке...

Максим РЕДИН, 30 января
Yтро.ru
http://www.utro.ru/articles/2004/01/30/273441.shtml

Дата публикации: 30.01.2004
Юрий Соломин нашел своих «Трех сестер»

Когда я впервые услышал, что в Малом будут ставить «Трех сестер», меня охватило искреннее недоумение, и первый вопрос был: зачем? какая в этом нужда? Кто вообще осмелится ставить эту драму после Ефремова? Премьерный показ спектакля, к счастью, расставил все на свои места и дал ответы на все эти и многие другие вопросы, еще раз подтвердив, что Малый театр жив, полон сил и способен на многое.
Юрий Соломин намеренно отказался от каких-либо авторских интерпретаций пьесы, от привнесения чего бы то ни было чуждого самому ее духу. Режиссер попросту дал в полную силу высказаться самому Чехову, растворился в нем. В чем это выражается? Ну, хотя бы в том, что спектакль начинается и заканчивается отрывками из чеховских дневников в исполнении самого постановщика.
Каждая составляющая спектакля проработана с потрясающей скрупулезностью: сценический рисунок выверен до мельчайшей подробности, на сцене и листопад устраивается, и даже дождь настоящий идет, ну а господа офицеры одеты именно в такую форму, которую носили при Александре III, и т.д. Тысячи подробностей, переходов, ахов, вздохов, мыслей, тем не менее, не разваливают пьесы, а наоборот, будучи проникнутыми авторским поэтическим отношением, которое постановщикам спектакля удалось уловить, создают главное – то особое настроение, без которого чеховский театр вообще немыслим и исключительную важность которого в свое время подчеркивал В.И. Немирович-Данченко.
Соломин при работе над пьесой пошел путем испытанным в этих стенах: от актера. Именно поэтому очень трудно оценивать новую да и вообще любую постановку в Малом театре как какое-то «концептуальное целое». Собственно, о чем спектакль Юрия Соломина? О крушении дома Прозоровых под стихийным натиском жизни – да, о стремлении понять, почему это произошло (знаменитое – «о, если бы знать») – тоже да. Но прежде всего, на мой взгляд, это спектакль о каждой отдельной и неповторимой человеческой судьбе, о человеке. Для этой сцены важны, прежде всего, образы, характеры персонажей. И здесь актеры, которыми театр славится с самого своего основания, как правило, дают богатую пищу для размышления и оценок.
Несомненной актерской удачей спектакля следует признать работу Варвары Андреевой, очень точно передавшей внутреннюю динамику образа Ирины. Ее по-детски восторженное «в Москву!» в первом акте звучит так, что не остается сомнения: сестры преодолеют внутреннюю инерцию и выберутся из гнетущей их обстановки. От действия к действию эта уверенность затухает. Переломным и наиболее ярким эпизодом роли оказывается самый конец второго акта: рыдания Ирины, ее очередное «в Москву», полное надрыва – это уже крик человека, готового вот-вот расстаться с надеждой, но из последних сил хватающегося за нее.
С присущей этому образу сдержанностью и огромным внутренним напряжением играет Ольгу Алена Охлупина. Чувствуется, что ей любое проявление «неделикатности» рвет душу, но противостоять ей она не умеет, не может, не привыкла. Ей легче уйти, скрыть свою подавленность. Гораздо большая эмоциональность и открытость заложена Чеховым в образ Маши, которую играет Ольга Пашкова. Актриса находится, в принципе, на верном пути, однако нужные краски для некоторых моментов роли ей найти еще предстоит: «масло» должно переродиться в «акварель».
Не лишена внутреннего развития и Наташа в исполнении Инны Ивановой. Если в первом действии это обыкновенная провинциалка, конфузящаяся по поводу и без повода, то в конце она предстает живым воплощением всеподавляющей пошлости, от которой хочется скрыться, но которая неотступно преследует несчастных сестер, превращается в подобие ночного кошмара. То, какой представляет Инна Иванова свою героиню в первом действии, вполне объясняет, почему, собственно, Андрей Прозоров (Александр Клюквин) мог попасться к ней на крючок. Чего-то ему не хватало в окружении сестер, какой-то обманчивой простонародной бойкости, за которой, стоило лишь внимательнее приглядеться, оказалась пустота и заурядность.
Образы военных также выстраиваются по принципу противопоставления: восторженному и трогательному Тузебаху (Глеб Подгородинский), благородному, чистому душой Вершинину (Александр Ермаков), очаровательным Федотику (Степан Коршунов) и Родэ (Дмитрий Жулин) приходится мириться с присутствием в своем обществе такого «типа», как Соленый, которого несколько утрированно играет Виктор Низовой. Особенно порадоваться хочется за Глеба Подгородинского. Его актерская судьба складывается на редкость счастливо, он много играет и играет разное – от Бомарше до Горького. От спектакля к спектаклю сценические образы становятся все более наполненными внутренним содержанием, юношеская порывистость сменяется сдержанностью мастера, которая как нельзя более кстати проявилась и в образе Тузенбаха.
Опостылевший муж Маши Кулыгин, каким его представляет Валерий Бабятинский, оказывается интересен такой необычной черточкой, как легкая самоирония: повторяя свои вечные латинские фразочки, он как бы подтрунивает сам над собой. Кулыгин очень хочет хоть чем-нибудь помочь Маше, но это выше его сил. Надо видеть то искреннее сочувствие, которое появляется на его лице, когда он на мгновение становится свидетелем прощания своей жены с Вершининым. И радуется он не тому, что соперник его уехал навсегда, но тому, что это, по его разумению, будет лучше прежде всего для самой Маши.
Есть в новом спектакле три несомненных актерских шедевра – старшее поколение актеров Малого театра дает своеобразный мастер-класс. Доктор Иван Романыч Чебутыкин у Эдуарда Марцевича становится не простым спившимся стариком. Актер наделяет своего героя большой душевной теплотой, неподдельным отцовским чувством по отношению к сестрам. Сколько горя и переживаний можно увидеть в глазах Чебутыкина-Марцевича, когда он возвращается после дуэли и приносит известие о гибели Тузенбаха.
До слез трогательно играет няньку Анфису одна из старейших актрис театра Галина Яковлевна Демина. Несмотря на «низкое» крестьянское происхождение, в ней столько же деликатности и чуткости, сколько и в самих сестрах. Как можно обидеть это божье создание, понять нельзя, и тем сильнее вскипает возмущение зрителя, когда Наташа требует выгнать несчастную няньку из дому. Будто ребенок радуется старая Анфиса, рассказывая, как ей теперь хорошо живется в гимназии с ее ненаглядной Олюшкой.
Полного перевоплощения достигает замечательный Алексей Кудинович, рисуя сочными мазками старика Ферапонта: и походочка шаркающая, и голос осипший, рухлядь, кажется, рухлядью. Вот уж поистине когда убеждаешься: нет маленьких ролей, есть маленькие актеры.
Оформление спектакля, выполненное Александром Глазуновым по большей части в теплых тонах, вполне созвучно и общему тону спектакля, который я бы также назвал теплым (в отличие, скажем, от холодного тона мхатовской постановки «Трех сестер», признанной в свое время эталоном современного прочтения этой пьесы).
Новый спектакль очень хорошо дает понять, в чем же, собственно, кроется традиционность Малого театра, который частенько упрекают в окаменелости, архаичности. Малый театр, и в этом в очередной раз убеждаешься, глядя «Трех сестер», впитал в себя как губка все лучшее, что было в других театральных школах и направлениях. Именно это обстоятельство позволило, хотя и с большим опозданием, прийти и чеховским пьесам в Малый. Пусть еще многому надо устояться в новом спектакле, но главное – то самое чеховское настроение – режиссер уловил и дал нам почувствовать. Оно захватывает и долго не отпускает не только нас, зрителей, но и самих актеров, выходящих на поклоны со слезами на глазах.
Нынешним спектаклем Юрий Соломин завершил цикл постановок больших пьес Антона Павловича Чехова на сцене своего родного театра, блестяще начатый в 1960 г. Борисом Бабочкиным («Иванов»). Дело теперь за водевилями: «Медведь», «Свадьба» и «Юбилей» уже приняты в Малом к постановке...

Максим РЕДИН, 30 января
Yтро.ru
http://www.utro.ru/articles/2004/01/30/273441.shtml

Дата публикации: 30.01.2004