Новости

«Листая старые подшивки»

ОЩУЩЕНИЕ СВОЕЙ ПРАВОТЫ

Афанасий КОЧЕТКОВ отвечает на вопрос журнала «Театральная жизнь», «какое событие в своей творческой жизни на сцене Малого театра вы считаете главным и значительным?»...

Постижение природы чувств персонажа для меня (и по опыту знаю - для многих актеров) подобно некоему взрыву, который открывает эту природу и позволяет зажить ею. Если это происходят, образ рождается, если нет — события не произойдет. Актер будет ходить по сцене, грамотно произносить текст и имитировать нужные чувства.

Процесс репетиций должен быть направлен на то, чтобы подвести актера к этому взрыву, к интуитивному озарению. К сожалению, очень немногие режиссеры это понимают. Загодя выстроив для себя схему спектакля и образов, они ограничивают, сужают возможности актеров. А ведь без подлинности чувств не может быть и верной трактовки образа. Актер нередко корректирует режиссерскую трактовку, что часто служит поводом для конфликта.

Помню мои споры с уважаемыми режиссерами Б. И. Равенских и Л. Е. Хейфецем. У последнего, например, я играл в спектакле по роману Д, Гранина «Картина». Мой Поливанов - одиозная личность 30-х годов - представлялся режиссеру абсолютно отрицательной личностью, неким монстром, олицетворяющим кошмарные страницы нашей истории. Но когда я к концу репетиционного периода ухватил природу чувств этого человека, живущего своими отнюдь не бесчеловечными идеалами и действующего, как ему казалось, во имя них, - роль стала оживать и требовать каких-то иных, не только черных красок. Но режиссер в этих красках мне отказывал. Я спорил, отстаивал свою правоту. На одной из последних репетиций побывал автор Д. Гранин. Оказавшись свидетелем моих дискуссий с режиссером, он ничего не сказал. Но позже в своем интервью по поводу премьеры особо отметил неожиданный для него, но убедительный в нашей спектакле образ Поливанова.

Так уж случалось не раз, что именно в конфликте с режиссурой, не доверяющей актерскому нутру (смотришь иной раз спектакль по Островскому - так будто не русские, а заграничные актеры в них играют), рождалось ощущение своей правоты, а с ним и стремление сыграть живого во всех своих проявлениях человека.

«Театральная жизнь», 1998, №7